Читать книгу Случайностей не бывает - Евгений Енин - Страница 1

Схема Чёрной ветки метро-3:

Красносельская (частично) – Щедро-Ядовая – Хованщина – Малюты Скуратова – Загробская – Гнилая Речка – Умертвинская-Ямская – Кагановича – Конечная.

Артём сел в вагон на Кропоткинской и сразу уткнулся в телефон.

Wi-Fi, раздаваемый от щедрот московского метрополитена, формально был, стартовая страница с новостями из жизни мэра грузилась, а страница из журнала Maxim – нет. Так что одним глазом он поглядывал в экран, одним – вокруг. Вдруг что-то поинтереснее Maxim’а обнаружится.

Пока обнаруживалась смесь из бомжей и мамочек с детьми, едущих с ёлки, судя по одинаковым коробкам в руках детей.

Ближе к Чистым прудам мозг постучал Артёму в изнанку лба и предложил угадать, что не так. Артём оглянулся. Вагон был, проще сказать, пуст. Он сам, спящий бомж в одном конце и целующаяся парочка в другом. Внимания на окружающее пространство они не обращали никакого, как и Артём до этой секунды.

На Красных воротах вышла парочка.

На Комсомольской выскочил внезапно проснувшийся, будто его шилом укололи, бомж.

Артём включил в телефоне камеру и сделал панораму пустого вагона. Москва, метро, центр, день, каникулы – и никого! Это достойно Instagram’а. Впрочем, Wi-Fi пропал окончательно.

На Красносельской пассажиров было, как всегда, мало, они стояли у открытых дверей, смотрели в вагон, но ни один не зашёл. Они как будто не были уверены, что его видят.

– Хорошо, что выходить на следующей, – подумал Артём.

В пустом вагоне он почувствовал себя неуютно.

Колёса громыхнули, вагон качнулся, свет погас. Так бывает. Правда, как-то он надолго погас. Секунд на пятнадцать. И как-то сильно качнуло, как на кочку наехали.

Артёму показалось, что включившийся свет стал желтее и тусклее.

Поезд ехал медленнее, чем обычно, и всё никак не мог доехать до Сокольников.

Наконец он начал тормозить.

Из динамиков раздался скрежет, шуршанье, что-то похожее на звук смываемой в унитазе воды, и гнусавый голос объявил:

– Дроавая.

Артём завертел головой. Вместо квадратных серо-голубых мраморных колонн и шахматного пола за стёклами вагона он увидел круглые колонны, стилизованные под сосновые стволы с коричневой корой, и дощатый пол. Хотя если пол деревянный, то и колонны могут быть не стилизованными, а просто сосновыми.

На стене, обитой некрашеными и не очень оструганными досками, белой краской криво написано название станции: «Щедро-Ядовая».

– Что это? – прошептал Артём.

Вариантов у него не было. Как не было и такой станции.

Двери закрылись с отчётливым скрипом, которого раньше он не слышал, и поезд вошёл в тоннель.

Артём сидел с открытым ртом. Всё, что он смог придумать – это то, что между Красносельской и Сокольниками отрывают ещё одну станцию. Внезапно. И она такая пока, недоделанная. В лесах.

Но сейчас точно должны быть Сокольники.

– Анщина! – прохрипели динамики.

Этого быть не могло. Две новые станции на таком отрезке не могли поместиться.

На этой стены были кафельные, как на Сокольниках, но кафель не светлый, а сурьмяного цвета, и не только на стенах, но на полу и на колоннах. Поверхности пёстрые от серых квадратов на месте выпавших плиток. Станция походила не на только что построенную, а на давно закрытую.

В Артёме было столько адреналина, что мысли не помещались. Он вскочил и изо всех сил смотрел на станцию в открытые двери, пытаясь увидеть вместо неё Сокольники.

Двери скрипнули, и поезд проехал название станции.

«Хованщина».

– Едущая Юты Атова, – пробулькали динамики.

В перегоне Артём так и не сел, стоял у дверей, готовый выскочить, как только увидит знакомую станцию.

На Малюты Скуратова колонн не было вообще, на перроне каким-то образом росла густая трава, и были протоптаны жёлтые глиняные тропинки.

– Так, – Артём заставлял себя думать, – свет погас надолго. Допустим, это не свет погас, а я потерял сознание. Ну плохо мне стало. А поезд уехал… Куда он мог уехать? Ладно, ухал в Новую Москву, там роют метро, и это новая ветка. А почему людей нет? Почему в новостях не объявляли про новую ветку? А, ну допустим, она не открыта ещё, поезд для испытаний ездит, а меня просто не заметили, когда я сознание потерял. Но трава-то откуда?!

Следующей станцией была Загробская.

И на ней в вагон зашёл мужик в бежевом плаще. Кивнул Артёму, сел, развалившись посередине дивана, вытянул в проходе копыта. Почесал рог. Небольшой.

– С ёлки едет, актёр, – подумал Артём и отвернулся.

На Гнилой речке зашли готы. Бледные лица, длинные чёрные волосы. Красные глаза. Длинные ногти. Акриловые.

Артём подумал, что парни должны быть на всю голову готами, чтобы ногти клеить. Один заметил, что Артём их рассматривает, и улыбнулся ему. Блин, они ещё и зубы нарастили.

Артём пытался совместить в голове ещё не открытую ветку с перевозкой по ней пассажиров странного вида. Не получалось. Тогда он начал разрабатывать теорию о галлюциногенах, подсыпанных в пиво приятелями в общаге, откуда он и ехал. Может быть, он никуда не едет, а сидит, вперившись в стену, и смотрит это кино? Мысль была уютная. Что такое сутки-другие бреда по сравнению с бредовой реальностью?

На Умертвинской-Ямской мужик с копытами вышел.

На Кагановича зашёл пенёк.

Артём пытался заставить себя поверить, что его одногруппники могли где-то достать наркотики, но это было выше его сил. Они и пиво-то купить не могли, он с собой принёс.

Он начал вспоминать всё, что знает об условиях содержания в сумасшедших домах и уже решил, что они должны быть весьма гуманными, когда гнусавый унитазный голос объявил:

– Конечная, поезд дальше не идёт, а ну, пошли все из вагонов, чтоб вас люди задрали!

Артём вышел вслед за пеньком. Станция была выложена кирпичом. Местами выщербленным. У оснований кирпичных колонн пробивалась травка. На стене белыми круглыми камнями было выложено название.

«Конечная».

Между колоннами висел светящийся короб с названиями станций. Их подчёркивала чёрная полоса. Это что, чёрная ветка? Свет в коробе мерцал, как может мерцать свеча или масляная лампа.

– При чём здесь Каганович? Какой ещё Каганович? – бормотал Артём просто чтобы не закричать.

Ближе к лестнице, куда указывала стрелка на ещё одном коробе с надписью «ВЫХОД В ГОРОД. К проспекту Такого Лешего, Управлению всего, Бестиарию, улице Олгой-Хорхоя», стоял работник метро. Ну, по крайней мере, в похожей форме, насколько можно понять со спины.

– Слушайте! – начал Артём, возмущённым тоном, собравшись предъявить претензии по поводу неучтённого куска метрополитена, но переключился на жалостливый, решив, что ругаться с галлюцинацией глупо, а с живым человеком вредно. – Извините, здравствуйте, я…

Работник метро обернулся, закончил вытирать платочком лоб, сунул его куда-то в бороду, надел рогатый шлем с красной буквой М и вопросительно приподнял левую бровь.

– Н-ну?

– Я…

Что говорить дальше, Артём не знал. Перед ним стоял очевидный гном. И, что пугало больше всего, Артём хорошо понимал, что это гном. Не актёр с ёлочного спектакля на тему Нибелунгов, а именно гном. Вот знал – и всё.

Гном хмыкнул, стукнул ногтем по телефону, который Артём, оказывается, всё ещё держал в руке, и закончил за него:

– Я потерялся. Да?

– Да!

Артём признался в этом, как признаётся вор на допросе в полиции, в надежде, что ему сейчас объявят срок и отправят в знакомую тюрьму, то есть жизнь станет снова понятной и вообще наладится.

– И хочешь знать, где ты?

– Хочу!

– В метро! Уха-ха! – расхохотался гном, решив, что это он сейчас пошутил. – Ну правда, мил-человек, в метро ты, не обижайся, это метро-пять. Добро, так сказать, пожаловать.

С Артёма можно было рисовать знак вопроса.

– Вот есть у вас метро, – гном, приобняв его за талию, повёл к скамейке, – есть метро-два, правительственное. А это – метро-пять.

– А…

– А про метро-три и метро-четыре даже не спрашивай, – лицо гнома стало строгим, – даже и не думай про них, целее будешь.

– А…

– Где ты? Тут, – уверенно и даже с некоторой гордостью ответил гном на незаданный вопрос. – Это, – он описал рукой полусферу, – Тут. Не понял? Ну где ты? Это вопрос. Тут. Это ответ. Наша Родина. – Лицо гнома стало торжественным. – И твоя теперь тоже.

– Так я же… Я хотел… э-э-э… домой…

Артём почти плакал. Не то чтобы он никогда не думал об эмиграции, но не всерьёз, не так внезапно и не сюда. Не Туда.

– Мало ли, чего ты хотел. И вообще смотреть надо было, куда поезд идёт. Объявляли же…

– Да я же…

– Ты на Кропоткинской сел?

– Да.

– Солнце было или тучи?

– Тучи.

– Бабка в зелёном пальто выходила, где «вход» написано?

– Э-э-э, может быть.

– А Дед Мороз у входа стоял?

– Нет.

– Нет? А, ну правильно, сегодня же вторник… А мужик с фиолетовым чемоданом в вагоне ехал?

– Н-не помню.

– Ну так смотреть надо было. Тебе большими буквами написали: поезд идёт Туда.

– А…

– А то, что ты не смотришь вокруг, это твоя проблема. Я таких растерянных Тут каждую неделю встречаю. Хотя обратно: если человеку Тут делать нечего, он сюда и не попадёт. Всю жизнь будет ждать, а не пройдёт ли бабка в зелёном пальто через не ту дверь. Или ещё что.

– А…

– Нет, это на всех станциях по-разному. Где бабка в среду, где Дед Мороз трезвый тридцать первого, где просто лист в нужное место на асфальт упадёт. Но в особое время и непременно жёлтый. Это как код в сейфе набирать, совпали циферки, щёлк, Тут тебе и открылось. Ну, это я так, знаю немного, это не моя работа, объяснили мне просто. Ну всё, – гном встал и поднял Артёма под локоть, – некогда мне с тобой, ты это, иди давай!

– Куда?!

Артём почти успокоился, загипнотизированный способностью гнома отвечать на незаданные вопросы, а теперь снова был готов удариться в панику, представив, что ему придётся отправиться куда-то дальше, чем Туда.

Ему и это путешествие психику на всю жизнь сломало.

– К чёрту в печь! – Гном почти крикнул это, выпучив глаза. – Эй, эй, стоять! – Он подхватил начавшего падать без сознания Артёма. – Спокойно! Шучу я. На лестницу, по тоннелю направо, потом тоже направо и до домика такого, с башенками. Там вывеска, «Регистрация и распределение». Это про таких, как ты. Давай, топай, может, увидимся ещё. И это, погоди. – Гном придержал Артёма за лямку рюкзака. – Телефон свой можешь выбросить, не работают они Тут. Давай его лучше сюда, я сам выброшу. – Он вытянул телефон из руки даже не заметившего этого Артёма. – Теперь шагай, да не туда, вон выход!

Артём пошёл, переставляя деревянные ноги.

– Тут не работают, а где-то работают, – пробормотал гном с буквой М на шлеме, перебирая ещё несколько телефонов, вынутых откуда-то из бороды.

* * *

Наверху светило солнце, и был не январь. Или не московский январь. И не Москва это была. Расовое и национальное разнообразие людского потока, привычное для москвича, сменилось разнообразием видовым. Люди, гномы, эльфы, лешие и так далее. Люди не в большинстве.

– Полный комплект, – отметил про себя Артём, уже не пугаясь, но удивляясь своей способности понимать, кто перед ним.

– Простите, а вы не подскажете?..

Он хотел спросить дорогу у человека, что было, конечно, проявлением видизма, но остановился тролль. На полторы головы его выше и в два раза во всех местах шире.

– Простите, я это не вам, – слабым проговорил Артём.

Тролль приподнял правую бровь.

– Э, нет, конечно же, вам. Вы не подскажите, как пройти…

– Если я просто покажу, тебя устроит? – спросил тролль голосом таким глубоким, что внутри него гуляло собственное эхо.

– Э, да…

Тролль показал.

Узловатый палец гуманоида заканчивался таким когтем, что Артём едва сдержался от того, чтобы побежать в сторону, противоположную указанной.

А ещё он очень хотел пить, но в голову лезли мысли о козлах.

Возле входа в дом с башенками под вывеской «Регистрация и распределение» стояла ведьма и кричала кому-то внутрь:

– Да, сейчас, я новенького оформлю и пойдём. Не уходи без меня! – Она обернулась, словно почувствовав приближение Артёма. – Ну сколько можно ждать тебя! Второй этаж, четырнадцатый кабинет, с лестницы налево, я докурю сейчас и приду. Ой, подожди, чуть формальность не пропустила. – Ведьма ухватила Артёма за рукав. – От имени администрации приветствую вас Тут!

По лестнице Артём поднимался с ощущением ведьминского поцелуя на губах. Домой, не вообще, конечно, а вот прямо сейчас, ему не хотелось.

В комнате, куда Артёма провела ведьма, она подсунула ему лист бумаги и распорядилась – Пиши: я, Артём Столетов, по прибытии полагающийся мне набор заблудшего получил. Число, подпись. Число любое ставь, у нас тут время относительное.

В набор заблудшего, как оказалось, входили приветствие, ведьмин поцелуй и добрый совет. Первые два пункта он получил сразу на входе, третьим они с ведьмой Еленой, можно Леной, занимались прямо сейчас, в четырнадцатом кабинете на втором этаже.

– Сам посуди, проще вас таких шустрых собрать в одном месте, объяснить, что к чему, ну и к делу пристроить. Чем ловить по всему Тут. Причём, ноги ловить отдельно, голову отдельно. – Лена показала ноги отдельно, голову отдельно. – А что ты вздрагиваешь? Тут тебе не Москва. Толкнул старушку и – хлоп, ты уже прыгаешь во французский ресторан своим ходом. Наступил на ногу дяденьке, дяденька бздынь тебя мечом – и пополам. Или наоборот, способного к магии занесёт, он увидит орка и спалит его с перепугу. А у орка семья, дети.

Ведьма Лена сидела, положив ноги в босоножках на дешёвый канцелярский стол, и заполняла какие-то бумаги, положив планшет на колени. Одета она была в стиле «королева дискотеки», что диссонировало с унылой коричневой пустотой кабинета. Артём постоянно отвлекался.

– Кстати, лови! – Лена бросила ему ручку.

Плохо бросила, метра на полтора в сторону. Но он поймал. Как – не понял.

– Угу…

Ручка выдернулась из его пальцев и перелетела назад в руку Лены.

– Пишем: способности к магии присутствуют, уровень средний. Значит, так! – Лена направила ручку ему в грудь и сказала очень серьёзным тоном. – В общественных местах разрешено только усиление. Ну там, поднять больше, побежать быстрее, поймать, как сейчас. Левитировать над дорожками для левитации. Только! Это чтобы такие, как ты, нормальной нечисти на голову не падали. Поймёшь, там знак такой, человечек на метле. И пятна приметные на асфальте, это от мозгов. Против тутошних магию не применять! Кроме случаев самозащиты. Ква-ква, да, я именно об этом. Но советую до этого не доводить, лучше сразу беги. Дома разрешена домашняя магия и любые эксперименты, не разрушающие здание. Только дверь не запирай, чтобы труп вынесли, пока не завонял. Понял? Распишись. Вот здесь, где «техника безопасности» написано. – Лена ткнула в бумажку фиолетовым ногтем, оставив на бумаге порез. – От меня совет. – Вдьма щёлкнула жвачкой так, что заложило уши. – Пока курсы не пройдёшь, не пытайся даже. Самозаколдуешься, твоя страховка не покроет.

Лена универсальным жестом провела пальцем по горлу.

Артём невольно потрогал своё.

– На, полистай, пока я заполняю. – Ведьма придвинула ему по столу брошюру.

На обложке была нарисована стрелка, указывавшая на остров в синем море с избушкой на курьих ножках и пальмой. Весёленьким шрифтом было написано: «Вы – Тут!»

Из брошюры, кстати, потрёпанной, Артём понял, что это самое Тут и на самом деле тут. Не где-то там, а тут же, где Москва. Разница, если грубо, в одну старушку в зелёном пальто. Там она не вошла в метро, а тут вошла. Весь мир дальше по своим рельсам поехал, а ты в тупичок Тут покатился. Чистая случайность.

Но если понимать, какие последствия может вызвать блуждающая пенсионерка, её где-то можно придержать, а где-то, наоборот, заставить пойти, куда не собиралась, заманив распродажей кефира.

Главное, почувствовать, что именно здесь и сейчас случиться не должно. Это может быть и взрыв атомной бомбы, но чаще это совершенные мелочи. Посмотрел кто-то на часы, а не должен был по космическому плану. Или окурок бросил. Непременно мимо урны. Значит, проход Туда отрыт. Или ещё куда. Лишь бы это понимать, и выбирать нужное течение событий.

Но ждать, пока всё совпадёт, можно годами. Поэтому случайности надо обеспечивать и старушек с окурками организовывать. Этим и занимается Отдел случайностей департамента Общего обеспечения Управления всего. В просторечии – случайники.

Лена выдернула из его пальцев брошюру, сунула взамен ту самую ручку, а под неё – планшет с бланком, озаглавленным «Согласие на трудоустройство».

Вот ему, Артёму, и придётся начинать свою карьеру младшим случайником. Окурки подкладывать и старушек заманивать.

– Эй, подождите. – Артём обращался к ведьме на Вы, на всякий случай, может ей лет двести, хотя он надеялся на двадцать. – Какие окурки? Какие случайники?

– Случайник, дорогой мой, это ты, причём младший. Окурки – какие скажут. Давай, расписался и полетел, мне пора уже.

Артём понял, что цвет волос, ногтей и платья у Лены опять поменялись.

– Подождите, а с чего вы вообще решили, что я буду Тут работать? Окурки со старушками собирать. Я, может, домой хочу. И требую себя отправить.

Теперь цвет поменяли глаза ведьмы.

– Домой? Отправим тебя, дорогой. Непременно. В течение недели.

– А-а-а где я эту неделю буду жить?

– Ты не понял. Отправка начнётся прямо сейчас. Займёт неделю. Сначала мы левую ногу отправим…

Ведьма потянулась к левой ноге Артёма, он, слегка взвизгнув, отодвинулся вместе со стулом.

– Потом левую руку…

Артём спрятал обе руки за спину, ведьма перегнулась через стол, вытянув пальцы, странно похожие на когти.

– Так что жить ты вообще не будешь! – заорала она.

Артём ударился затылком о стену.

– Да расслабься ты! – Ведьма села на место. – В том смысле, что я час потратила, и если зря, убить тебя мало. Ты что, серьёзно домой засобирался?

Ведьма то ли случайно, то ли нарочно сделала какое-то движение, от чего её грудь стала для Артёма заметно больше.

– Э-э-э, нет, – промямлил Артём.

– Вот и славно.

Лена протянула ему планшет с бумагами.

– Вот здесь распишись, вот ордер на квартиру, где жить будешь. Служебная. Адрес там написан. Вот направление на обучение. Завтра в десять чтоб здесь был, на первом занятии. Очень не советую опаздывать. Давай, красавец, мне пора.

Не то чтобы Артём всерьёз надеялся, но целовать в честь окончания инструктажа ведьма его не стала.

* * *

Обучение Артёма началось в том же домике с башенками и вывеской, написанной готическим шрифтом – «Регистрация и распределение». Только пришёл он не в кабинет номер четырнадцать, а в кабинет номер двенадцать, напротив, как было указано в направлении. Такой же унылый, пустой и коричневый, как четырнадцатый, только ноги и прочие подробности ведьмы его не украшали. Наоборот, его портил внешний вид и запах преподавателя, Табачного Духа, клубом дыма висевшего посередине комнаты.

Табачный Дух был духом давно снесённого магазина «Табаки» (до революции «Колониальные товары») и представлял из себя нечто среднее между Шерлоком Холмсом, Иосифом Сталиным и Уинстоном Черчиллем в самых популярных их изображениях. Запах его мог меняться от дорогого вишнёвого трубочного табака до вони дважды погашенных окурков, в зависимости от настроения. Которое, например, катастрофически портилось, если его ученик не мог понять разницу между привидением, призраком и духом места.

Войдя, Артём сморщился и помахал рукой, в которой был зажат листок с направлением на курсы, фактически, покусившись на жизнь наставника.

Получил в нос струю дыма, как потом объяснил Табачный Дух, боевого, махорочного.

Шагнул вперёд, ничего не видя слезящимися глазами. Поскользнулся на жабе.

Упал.

Ударился рукой о стол, головой о стул, всем остальным об пол.

Пришёл в себя, сфокусировав глаза на дымной роже: нос Холмса, улыбка Сталина, щёки Черчилля.

– Ты зачем упал? – спросил Табачный Дух, приблизив своё лицо, на котором под моноклем Черчилля появились сталинские усы.

– Я… Я нечаянно, – слабым голосом на всякий случай оправдался Артём.

Вдруг он пол собой сломал.

– То есть случайно? – вкрадчиво спросил Табачный Дух.

– Случайно, – легко согласился Артём.

– А связь между мной и тем, что ты тут валяешься, а к твоей подошве прилипла жаба, видишь? – улыбнулся Табачный Дух Артёму, как Сталин детям.

– Ну что вы! Нет-нет, – запротестовал Артём, отчаянно задрыгав ногой, стряхивая то, что он, лёжа, не видел и не хотел почувствовать под подошвой, встав.

Что жаба не сама припрыгала, Артём догадался по блеску монокля в хитром глазу, но сказать побоялся.

– Вот! А жабу я положил.

– А она всегда была жабой? – предположил Артём худшее.

– Кто ж его знает, кем она была в прошлой жизни? – удивился Табачный Дух. – Я её уже дохлую нашёл. Вывод! – Он ткнул указательным пальцем правой руки в потолок, легко до него дотянувшись. – Случайностей не бывает!

Табачный Дух сложил руки на груди, повернулся к Артёму спиной и провозгласил, слегка откинув голову назад:

– Пошёл вон, теоретическая часть курса окончена.

– Чего?

Артём примерно минуту назад перестал понимать, что происходит.

– Вон пошёл. – Дух развернулся к нему. – Гуляй иди. Обдумывай увиденное. Потому что я, – он ткнул пальцем глубоко внутрь своей груди, – гениальный педагог. У нас с тобой по плану вон, – он кивнул на стол, где лежала стопка книг высотой сантиметров пятнадцать, – и три часа теории случайности с одним перерывом. А здесь, – он хмыкнул, – накурено. А я тебе всё наглядно путём проведения научного опыта объяснил. Не бывает случайностей. Просто мы не видим, кто положил жабу. Теперь понял? Всё, иди. Вот это с собой, прочитаешь. – Дух черенком дымной трубки показал на лежащую отдельно тонкую книжку. – Завтра будем учиться жаб подкладывать.

Артём скривился и ещё раз попытался очистить ботинок о перекладину стула.

– В фигуральном смысле! Ну и раз уж начал, возьми в кладовке совок и прибери тут. Кладовка в конце коридора. Мне, – снова хмыкнул Табачный Дух, – не с руки.

После чего сунул вытянувшийся указательный палец в щель между дверью и косяком и втянулся в неё весь, демонстрируя свою бесплотность.

* * *

Что Дух соврал, Артём понял только когда убрал останки жабы, а потом то, что натошнил, убирая останки жабы. Если бесплотность не помешала Табачному Духу притащить сюда земноводный труп, она не помешала бы и утащить его. Но жаловаться на несправедливость было некому, кроме ведьмы Лены в соседнем кабинете, которой пожаловаться Артём никогда бы не решился.

Никаких заклинаний для уборки в «Чёрт знает» он так и не смог добыть. Поэтому выбросил кишки в корзинку для бумаг, ушёл, понял, как это будет вонять завтра, вернулся, ещё раз прибрал то, что натошнил, донёс кулёк, свёрнутый из предпоследней страницы брошюры про случайности до уличной мусорки. Выбросил, понял, что кулёк протекал, но не стал прибирать то, что натошнил, а пошёл домой.

Вспомнив о доме, Артём сразу повеселел, несмотря на обжабленные руки. Своей квартиры, даже комнаты, у него не было никогда, он жил с родителями в «двушке», чему ни он, ни родители рады не были. Места в институтской общаге ему, с московской пропиской, не давали. И когда Артём с ордером на заселение нашёл по адресу дом и понял, что ему досталась не койка в общежитии, и даже не комната в общежитии, а целая отдельная однокомнатная квартира, он тихо взвыл от счастья.

Жить ему предстояло на первом этаже двухэтажного бревенчатого дома, на два подъезда по три квартиры в каждом. Домов выше пяти этажей Артём Тут вообще пока не заметил.

Тут напоминало провинциальный городок, с пятиэтажной застройкой центра, быстро нисходящей до двух-трёх этажей в основной части, и одноэтажной разбросанной окраиной. Но только всё это располагалось, вытянувшись, вдоль многополосного проспекта, вроде Кутузовского в Москве.

Крайние его полосы были пустые, они предназначались не для езды по ним, но для полётов над ними. Ступы, мётлы, садовые скамейки, стулья, табуретки, кровать со спящим кем-то, кресло, рядом с которым летел горящий и дымящийся торшер – это то, что Артём разглядел на нижнем слое. Выше слои двигались гораздо быстрее, он опознал колесницу, запряжённую бегемотами, и вполне современный истребитель, летевший гораздо тише, чем ему положено, с печально вращающимся деревянным пропеллером.

Левее пустого полётного ряда шёл ряд верховой и гужевой. Если так можно о нём сказать: лошади Тут были не основной тягловой силой. Артёму показалось, что тутошние запрягали или садились верхом на всё, что могли поймать и всунуть ему в рот трензель. Или прибить, если всовывать было не во что.

Артём постоял у обочины, глазея на ездовых собак, ездовых зайцев, крупных, размером с пони, ездовых ежей. В тележку гнома были запряжены сразу две фантастически бодрые ездовые бабки. За ним ехала старушка в одноколке, которую тянули три табуретки. Их обогнала какая-то кикимора верхом на скамейке. Кикимору, как стоячую, сделала маленькая, лет пяти девочка на трёхколёсном велосипеде. Один белый бантик развязался и бился на ветру. Артёму показалось, что девочка ему улыбнулась, и он напугался по-настоящему.

На ближних к середине дороге полосах двигалось то, что Артём определил, как «стимпанк» и классифицировать даже не пытался. Впрочем, человеческие машины тоже попадались. Хотя и были серьёзные сомнения, что ехали они на бензине. Например, от бензина не бывает выхлопа в виде радужных пузырей. А старая «копейка» неожиданно уронила вполне коровью лепёшку.

Под проспектом, называвшимся Такого Лешего, шла линия метро, формально относящаяся к московскому, та самая Чёрная ветка, на которую Артём соскользнул.

Насколько далеко он жил от центра, Артём пока не понял. По московским меркам, две станции метро – это рядом. По провинциальным, может быть и окраина. Но в провинции метро не бывает.

Квартира была без излишеств: диван, раскладывающийся в кровать, пустая тумбочка и пустая полка над ней, на кухне – стол, две табуретки, шкафчик с набором посуды на двоих из совершенно разнобойных чашек и тарелок.

Плита оказалась газовой, но горел в ней не пропан: огонь был красным, с оранжевым отливом.

Самовар играл роль электрического чайника. В том смысле, что кипятил воду без засыпки в него дров, чего Артём сделать бы и не сумел: он не представлял, как разжигать настоящий самовар.

Замка на двери, как и на прочих дверях, которые он успел Тут увидеть, не было. Чтобы войти первый раз, он показал двери ордер на заселение, как сказала ему Лена. Чувствовал себя идиотом, но сработало: в двери что-то щёлкнуло, и она открылась. Потом он просто брался за ручку и поворачивал её после щелчка.

Войдя, Артём вымыл после жабы руки, подумав, как хорошо, что вода из крана, а не из колодца, и рухнул на диван, раскрыв оставленную Табачным Духом книжку.

Через пару часов он заснул с чётким осознанием того, что дохлая жаба – это не самая плохая вещь на свете.

И был совершенно прав.

* * *

Приделанную к косяку гильотину Табачный Дух объяснил тем, что сразу понял: Артём парень толковый, не дурак, и далеко пойдёт. За порог – точно пойдёт. Где и выяснится, дурак или нет. И если дурак, проще Тут его диетический труп скормить больным крокодилам, чем наверху тем же крокодилам в московском зоопарке. А при их работе, если дурак, чей-нибудь труп образуется непременно, чего ждать-то?

За первый час второго занятия Артём понял, что Табачный Дух, как положено духу, бесплотный. Он проверил это пальцем, тихонечко пошевелив им внутри Духа, пока тот заполнял журнал присутствия, за что получил ещё одну струю едкого дыма в нос. Но это не мешало Духу поднимать вещи куда тяжелее скрепки. Артём спросил – как, Дух вместо ответа пожал дымными плечами. А в начале второго часа Артём понял, что ему начинает нравиться новая работа.

– Садись, – Табачный Дух поставил к столу стул, переставший быть частью гильотины, – смотри.

Он встал с другой стороны стола, в центр положил скрепку, руки расставил по краям столешницы и посмотрел в глаза Артёму с таким выражением, как будто эта скрепка была его сыном, только что окончившим школу с отличием. Артём честно посмотрел на скрепку, слегка выпучив от усилия глаза.

– Ну?

– Э-э-э… Что?

– Видишь?

– Вижу, – не стал отрицать Артём.

– Где лежит?

– Вон там, – показал бровями Артём, не решаясь совать пальцы в окрестности скрепки.

– А должна?

– Что должна?

Артём оторвал взгляд от скрепки и посмотрел на Духа с настороженностью. Его опыт жизни Тут говорил, что от скрепки можно ожидать чего угодно, от танцев на столе до попытки продать его в рабство.

– Лежать где должна?

– Э-э-э… не на столе? – предположил Артём.

– На столе! – начал раздражаться Табачный Дух. В кабинете запахло костром. – Где на столе? В каком месте?

Артём задумчиво протянул палец и сдвинул скрепку на пару сантиметров вправо. В Табачного Духа ударила небольшая молния, запахло жжёными тряпками.

– Ты нарочно? – больше изумился Дух, чем обиделся. – Или наугад?

– Н-н-наугад, – признался Артём, чьи волосы слегка вздыбились, наэлектризовавшись.

– Ф-у-у, я уж испугался, что ты, это, гениальнее меня. Ладно, объясняю. Постарайся запомнить хоть что-то.

Артём запомнил вот что. В тутошней реальности, как и в реальности наверху, в Москве, у каждой вещи есть правильное место. Не постоянное, если вещь гвоздями не прибита, а разное место в разное время дня и года. Но каждый раз правильное. У человека тоже есть правильное место и ещё правильные действия. Соответствующие правильному расположению вещей и положению дел. Можно двигать скрепку по столу, пока стол не сотрётся в опилки, но каждый раз она будет оказываться в том месте, где и должна быть в этот момент. А где не должна быть – это надо уметь видеть.

– Вот смотри. – Табачный Дух осторожно сдвинул скрепку сизым дымным черенком призрачной трубки. – Видишь, воздух дрожит, как над горячим асфальтом. Да ты не прямо, ты боком смотри. Да не так, не голову наклоняй, глаза скоси.

Артём скосил глаза так, что чуть не увидел своё ухо. Но не задрожало ничего, кроме самого Артёма, от напряжения. На косые глаза навернулись слёзы.

– Смотри, – шипел в ухо Дух, как окурок в луже. – Смотри!

И то ли Артём убедил себя от отчаянья, то ли правда увидел, как над скрепкой показалось едва заметное марево.

– В-в-вижу! Вижу! – восторженно зашептал он, как прозревший слепой над могилой святого.

– Это она не на месте лежит. Теперь постарайся почувствовать, где она должна быть.

Артём для виду пощурился на стол секунд пятнадцать. Он просто помнил, где лежала скрепка, там была чернильная почеркушка, и осторожно, ногтем сдвинул её на место.

– Молодец! Молодец!

Лица Духа замелькали, меняя друг друга. Победил Черчилль. По большей части.

– А теперь давай посмотрим, где её не должно быть.

Таких мест на столе оказалось с десяток. Над каждым дрожал воздух, или Артёму просто казалось. В какой-то момент, устав, он начал показывать наугад и пару раз попал пальцем куда надо. Артём предложил отметить эти места, с маревом, карандашом, но они двигались, появлялись, исчезали, каждый раз надо было их высматривать заново.

– Теперь давай поиграем в шашки. Двигай её сюда, – показал Дух черенком место на потёртой столешнице.

Артём, если честно, ничего такого в показанном участке стола не видел, но скрепку послушно сдвинул. Стул под ним затрещал, зашатался, левая задняя ножка подломилась, и Артём упал спиной на пол, успев подтянуть голову к груди, чтобы не базнуться затылком. Дух смеялся, крутясь у потолка, как первый человек над первым анекдотом.

Артём понимал: это законная месть за молнию, поэтому молча поднялся, отнёс обломки стула в угол, сходил в коридор за другим. Не садясь, положил палец на скрепку и резко сдвинул её на край стола.

– Стой! – заорал Дух, выбивая скрепку из-под его пальца. – Артемиус, это же мощные силы.

Удар у Духа тоже был мощный, чуть палец не вывихнул.

– Ты видел, куда двигаешь?

– Ну… нет…

– Болван! – Дух влепил ему подзатыльник. – Всем зданием могли в метро-три провалиться.

– А что тако… – вспомнил Артём разговор с гномом, но даже не успел договорить, Дух шикнул:

– Даже не спрашивай!

Он подобрал скрепку, положил её в центр стола, присмотрелся и сдвинул на другой край.

Из коридора послышался грохот, треск, испуганный визг и дикий крик:

– Какая сволочь бросила этот сейф?

– Упс, – чуть смутился Табачный Дух, – Это я тебе показываю, чем может кончиться, видишь?

Артём не видел, разумеется, сквозь стену, зато слышал: кончиться могло плохо.

– Угу, – на всякий случай он виновато склонил голову.

И – надо же – увидел скошенными глазами лёгкую рябь примерно посередине столешницы, ниже от центра.

– А это что?

Он осторожно показал.

– Хм. Это, Артемиус, по всей видимости, фикус.

– Какой ещё фикус?

Табачный Дух молча сдвинул скрепку на указанное место. На голову Артёму упал горшок с фикусом.

* * *

– Он говорит, что удивлён тем, как у тебя получается, – прошептала ему в ухо ведьма Лена, осторожно промокая ссадину под волосами салфеткой.

Ссадина тут же затягивалась. Лежащий на полу Артём со стоном поднял голову, пытаясь осмотреться. Ведьма придержала его под шею, взъерошив волосы, чтобы вытряхнуть из них сухую землю.

– Что?..

– Ты делаешь успехи, – улыбнулась Лена. – Только осторожнее.

От её улыбки голова Артёма сразу перестала болеть.

– Я же тебе говорила: Тут – не Москва. Всякое бывает. Это, – она подобрала с пола упавшую вместе с Артёмом скрепку, – его прошлый ученик. Андрей. Его тоже я оформляла. – Ведьма взглянула на скрепку со вздохом. – Высокий такой был. Симпатичный.

Артём приподнялся на локте, на всякий случай застонав, стараясь, чтобы его шея осталась в ладони Лены.

– А-а-а… Можно его… Обратно?

Он подвигал пальцем в воздухе, как будто передвигая скрепку по столу. Глаза Артёма горели искренним интересом и озабоченностью. Он мало чего в жизни хотел, как возможности расколдовать эту скрепку. Почему-то он видел в ней себя.

– Можно, конечно. – В комнату вплыл Табачный Дух со стаканом воды в руке. – На Южном полюсе в день осеннего равноденствия две тысячи сорок третьего года, в момент, когда в Москве на улице Земляной вал сдохнет хомяк чёрного цвета, в Стоунхендже турист уронит фотоаппарат, в австралийском штате Новый Южный Уэльс пойдёт дождь и будет идти ровно столько же времени, что дождь в Сиэтле неделей раньше, при условии, что Маргарет из Йоркшира научится кататься на доске, и непременно на Бали, и ещё при чёртовой куче условий!

К концу перечисления голос Духа становился всё громче, а на слове «куча» стакан в его руке лопнул, осколки искрами брызнули в стороны, а вода полила сухой корень фикуса.

Корень пошевелился.

– А я ему говорил: «Не трожь оглоблю». Кричал даже. А он: «Лошадка, лошадка». Дурак, в общем.

Дух взял из пальцев Лены скрепку, потёр о свой бок, как будто мог вытереть земляную пыль о дым, и положил на стол. Всё ещё лежащий на полу Артём пообещал себе никогда-никогда не делать того, чего Дух не разрешает.

– Ты иди, Леночка, – сказал Табачный Дух. – Мы тут сами приберёмся. Ведьма потянула Артёма за шею, помогая сесть.

– Ой, Душик, ну ты посмотри, какой он бледный. – Она ещё раз осторожно отряхнула Артёму волосы. – Человек же. Они же такие хрупкие…

Артём слегка покраснел и попытался подставить под ладонь ведьмы щёку вместо макушки.

– … дохнут постоянно, не пойми почему, – продолжила Лена.

Артём вздрогнул и отдёрнулся от её руки.

– Ну ладно. Ты как, в себе? – Она заглянула в глаза Артёма.

Артём был скорее в ней, но утвердительно кивнул. Ему показалось, что, закрывая с той стороны дверь, она глянула на него в щёлку.

– Вот такая у нас работа, – медленно произнёс Табачный Дух, поглаживая скрепку призрачными пальцами, – захватывающая. Так, бывало, захватит, что только хрусть. Да ты не бойся, – угадал Дух вопрос по открытому рту Артёма, – у нас несчастные случаи не часто бывают. Ты, главное, думай, перед тем, как сделать, глядишь, большая часть тебя и доживёт до старости. Слу-у-ушай! – Глаза Духа загорелись. – А чего ждать-то, мучиться?

Артём начал от него отодвигаться.

– Да ты не бойся, – Табачный Дух схватил его за руку, – может, сразу к нам, к духам? Я гильотинку-то обратно соберу, это недолго. Стой-стой-стой, ты подумай сам, болеть нечему, помереть не можешь… Стой, не пролезешь ты в эту форточку!.. Девушки тебя не интересуют – это же какая экономия… Осторожно, ты эту дверь будешь сам чинить!.. Ладно, всё на сегодня, и завтра не опаздывай! Там ступеньки, смотри под ноги, мы с тобой завтра наверх попробуем выйти, на практическое занятие. Не опаздывай! – крикнул Дух, выглянув в коридор в сторону уже закрывающейся входной двери дома с башенками.

Табачный Дух вернулся в кабинет, задумчиво осмотрелся.

Пол засыпан землёй, частично превратившейся в грязь, осколки глиняного горшка, осколки стакана, валяющийся в центре комнаты стул, обломки стула в углу, в другом углу верёвки и блоки: детали гильотины с лезвием из косы. Фикус успел отползти в угол.

– Позанимались, – констатировал Дух.

Он подлетел к столу, присмотрелся, сдвинул скрепку влево. Ничего не произошло. Нахмурился, присмотрелся, кивнул. Чуть-чуть выдвинул ящик стола. Исчезала грязь, осколки, сломанный стул, целый стул. Дух положил скрепку в ящик, задвинул. Подобрал успевший уползти в угол фикус за лист, вылетел в коридор. Дверь захлопнулась сама.

Вытирая со лба холодный пот, из щели между оконной рамой и стеной выполз паук. За ним, нервно оглядываясь, вылезла взъерошенная муха. Из кабинета напротив послышался крик Лены:

– Домой? Ты домой захотел? После того, как полтора часа бумаги заполняла? Да я прямо сейчас тебя домой отправлю! Сначала левую ногу!..

* * *

Спал Артём плохо.

Ему снилось, что он заскакивает в вагон метро между закрывающимися дверьми, которые оказываются острыми, как лезвия косы, и его разрубает пополам. Одна половина едет в человеческую Москву, другая остаётся на перроне, становясь призрачной и дымной. И он понимает, что это он остаётся. А та половина, что уезжает и машет рукой через стекло – это какая-то жуткая тварь, которая в его теле займёт его место и в институте, и дома, у родителей.

А ведь перед сном он хорошенько себя выгулял. Даже набегался.

Домой пошёл пешком. Пользоваться метро он опасался. Смешно для коренного москвича, но Чёрная ветка как-то его нервировала. Другого общественного транспорта Тут не было, но можно было, во-первых, полететь, во-вторых, на чём-нибудь поехать. Или на ком-нибудь.

Летать Артём опасался и решил прокатиться верхом. На чём-нибудь. На лошадях он ездить не умел, но Тут можно взять напрокат диван или кресло. Ещё вчера он заметил стоящую у обочины нечисть с уздечками и хомутами в руках и решил, что это вроде стоянки такси. Боялся подойти, да. Он же Тут почти ни с кем не успел пообщаться, а те, с кем успел, пугали его до заикания. Но надо же начинать нормальную тутошнюю жизнь. Бытовую. Когда Артём летал на Гоа, он тоже потел перед тем, как подойти к местным и арендовать мопед, но смог же, даже с его английским.

Артём миновал киоск, где торговали мухоморами и какими-то маленькими грибочками. На газоне возле киоска сидел домовой, держал в пальцах каждой руки по такому грибочку, и о чем-то с этими грибочками спорил. Даже скандалил.

Артём выбрал такую траекторию, чтобы, если что, сделать вид, что он не специально идёт арендовать средство передвижения, а просто гуляет мимо, глазея по сторонам. Приблизился, замедлился, попытался понять, на чем же здесь можно поехать. Высокий леший поднял руку с уздечкой и вопросительно посмотрел на Артёма. Надо было начинать.

– А я тут, это…

– До Гнилой Речки докинешь?

– Что? Простите…

– До Гнилой Речки, двести.

– Э-э-э… Мне до Умертвинской-Ямской, – назвал свою станцию метро Артём. – Не знаю сколько.

Он заискивающе улыбнулся.

– Ладно, пусть Умертвинская. Сто?

– Окей, сто.

Цен Артём не знал, оставалось только поверить.

– Ну, иди сюда.

Артём подошёл. Леший, прежде чем опешивший Артём успел что-то сказать или сделать, накинул ему на голову уздечку, сунул в разинутый рот трензель, и…

Дальше Артём помнил плохо. Как во сне: вокруг что-то мелькает, сливаясь в цветные полосы, в ушах свистит ветер, он несётся, куда-то сворачивает, через кого-то перескакивает, ему что-то кричат, но он слышит словно через воду: замедленные глухие звуки: «Стооооооооооооооооойййййййййййскоооооооооотииииииииинааааааааааа».

Пришёл в себя на лавочке, недалеко от станции метро. Рубашка мокрая, в боку кололо, лёгкие как песком засыпало. Из нагрудного кармана торчал уголок купюры. Рубли здесь ходили наравне с долларами, евро, золотом и клятвами.

Артём вытащил бумажку. Сто рублей. Как и положено провинции, Тут всё было сильно дешевле, чем в Москве. Решив даже не думать о том, что это сейчас было, Артём сунул сотню обратно в карман и пошёл домой. Мышцы ног побаливали.

Умылся, почистил зубы купленной на сотку зубной щёткой. Местного производства, с деревянной рукояткой и свиной щетиной. Зато зубная паста не нужна, начинаешь водить по зубам, из неё лезет пена. Продавец в киоске сказал, что хватит на месяц. Импортные щётки, то есть из Москвы, пены не давали и стоили гораздо дороже.

Лёг, чувствуя, что засыпает, но соседи сверху устроили скандал. Судя по доносившимся сквозь сон обрывкам фраз, над ним жили торшер и поганка.

– Ты свои споры по всему району разбросала, – кричал Торшер.

– А ты свою вилку в любую розетку готов воткнуть! – отвечала поганка.

– Странно, какие розетки?! Тут же нет электричества, – сквозь сон подумал Артём, а потом ему приснились метро, двери, и выспался он плохо.

Да ещё встал раньше, чем надо: без будильника боялся проспать, волновался перед первым выходом наружу.

* * *

На работу – это он первый раз так подумал – Артём шёл пешком, по правой стороне тротуара, подальше от проезжей части. Табачный Дух встречал его на крыльце, ровно под вывеской «Регистрация и распределение».

– Ты это, не обиделся? – вместо приветствия спросил он.

– Нет, ну что вы, – сказал чистую правду Артём.

Обижаться на что-либо было трагически поздно.

– Ну, внутрь заходить не будем, там нам делать нечего. Айда в метро, по дороге тебя проинструктирую.

До Конечной было минут десять ходьбы. Инструкции Табачного Духа сводились к выяснению вопроса, хочет ли Артём жить.

– Вот ты скажи мне, ты жить хочешь?

– Да.

– Нет, ты мне серьёзно скажи.

– Да.

– Подожди, ты не спеши, ты подумай хорошо, потом отвечай.

– Да.

– Что «да»?

– Хочу.

– В каком виде?

– Хочу… Ой! – Артём спал на ходу и споткнулся на ровном месте, вспомнив гильотину. – Ну это, как сейчас чтобы.

– Молодец, правильный ответ! А хочешь жить, хоть на том свете, хоть на этом, – меня слушай.

– Угу.

– Руки никуда не суй. В карманы сунь. Что в карманах?

Артём показал скатанную в шарик обёртку от жвачки.

– Выбрось. Вот, возьми.

Дух непонятно откуда достал конверт, без марок и надписей. В нём лежала электронная карточка для прохода в метро и один жёлтый металлический жетон с буквой М.

– Это чтобы здесь, – показал Дух на жетон. – Когда у вас ими пользоваться перестали, наши всё забрали.

У вестибюля, стеклянного, как на московских окраинах, Дух придержал Артёма за плечо.

– А сейчас запоминай. Утро. Солнце. Слева киоск, вениками для мётел торгует. Видишь?

– Ага.

– Открыт. На газоне леший, обожравшийся грибов, видишь, валяется?

– Не вижу, – забеспокоился Артём.

– Правильно, потому что его там нет. Ванька! – заорал Дух. – Ванька! Ну куда делись, тащи дрова эти.

Из-за киоска появился, очевидно, Ванька, тянущий за ноги мохнатого лешего.

– Левее, левее. Всё, бросай. Через пять минут можешь забрать. Артемиус, глянь на него внимательно.

Артём скосил глаза. Воздух над лешим дрожал, как будто леший был хорошенько раскалён на спрятанной за киоском печке.

– Вывод?

– Не должно его тут быть.

– Правильно! Не должно. А он есть. Чем и обеспечивает переход. Он у нас на зарплате. Грибы – бесплатно, за счёт фирмы. Всё, пойдём… Стоять! Ну куда ты лезешь, мертвец ты ходячий?

Артём замер в крайне неустойчивой позе.

– Если ты войдёшь в метро через «Вход», ты знаешь, куда приедешь? Вот сейчас, когда леший там валяется?

– М-м-м? – ртом Артём решил на всякий случай тоже не шевелить.

Табачный Дух конспиративно оглянулся.

– В метро-три. Только я тебе этого не говорил. А нам надо в обычное метро. Значит, заходи через «Выход».

* * *

– Не брал я твой телефон. И тебя первый раз вижу!

Это был гном, встретивший Артёма Тут, и сейчас этот гном врал и не пытался сделать вид, что не врёт. Артём жалобно посмотрел на Духа. Дух пожал плечами и отвернулся – мол, сами разбирайтесь.

Про телефон Артём вспомнил, только увидев и узнав этого гнома с буквой М на шлеме. А в Москве без телефона как? Придётся покупать новый. Но денег с собой у него на телефон не было. И паспорта не было, кредит не оформить. И не забрать гном здоровее Артёма раза в два. Это не считая секиры с двумя лезвиями на ремне.

Артём начал закипать.

Не то чтобы у него никогда ничего не отбирали, включая телефоны. Но чтобы обидчик ему после этого попался, один и средь белого дня, это первый раз. И что с ним делать? Тут даже полиции нет…

От злости Артём покраснел, запыхтел, зубы его сжались, глаза сощурились.

О-па!

Над шлемом гнома определённо висело марево. Артём чуть повернул голову влево – вправо. Точно, шлем как нагретый. А вторая точка? Артёму повезло, а гному нет. За его плечом Артём увидел скамейку, на скамейке кружку, с нарисованным синим гномиком. Над кружкой поднимался пар, и этот пар еле заметно подрагивал. И первый раз Артём почувствовал то, о чем Дух столько раз говорил, но у него ещё ни разу не получалось. Он почувствовал, что было на месте, а что – нет. Артём молча обошёл гнома, схватил кружку, быстро вернулся к удивлённо обернувшемуся мошеннику и поставил кружку на его широкое плечо.

Шлем покатился по мраморному полу, звеня и подпрыгивая. Артём проводил его взглядом, нашёл глазами Табачника и первый раз увидел, как Дух бледнеет. От цвета дыма горящей сырой еловой ветки до еле заметного дымка листка папиросной бумаги.

– Ты-ты-ты как его? Ты-ты-ты зачем его? Ты-ты-ты куда его? – заикался Табачный Дух.

– Туда куда-то, – неопределённо махнул рукой Артём, сам не ожидавший такого результата. – Вот! – Он показал на то место, где стоял гном. – Вот! – радостно повторил он, найдя себе что-то вроде оправдания.

На мраморном полу лежал его телефон. С треснувшим после падения с высоты гномьей бороды экраном.

– Вот, – согласился Дух. – Да-а-а… Ну ты…

Он медленно провёл взглядом по пустому перрону.

– А! Ха!

Дух подплыл к колонне и поковырял пальцем отклеившийся край какой-то рекламы. Что-то вроде «Гарантируем бессмертие. В случае неудачи оплачиваем похороны».

– Хм. Повезло тебе, Артемиус. Очень повезло. А Федьке повезло ещё больше. Хотя он этого ещё не знает.

– А-а-а куда я его это? – рискнул спросить Артём.

– Судя по всему, Руанда. Гора Вирунга. Заповедник горных горилл.

– Ой…

Артёму стало как-то нехорошо.

– Но! – Поднял указательный палец Табачный Дух. – С ограничением по времени. Видишь? – Тем же пальцем он показал на отклеившийся уголок объявления. – Завтра утром вернётся. Тело, так обязательно вернётся. Не менее, чем на девяносто процентов, – сказал Дух уверенным, хотя и дрогнувшим разок голосом.

Из тоннеля подул ветер, по потолку скользнул жёлтый свет прожектора поезда метро. Оставшуюся минуту они молчали. Кое-кто боялся напоминать о своём существовании.

Вагон, в который они зашли, был пуст.

Артём сел у дверей, как он любил, потом пересел к Табачному Духу, сидевшему ровно посередине скамьи, покрытой старым, потрескавшимся и заплатанным кожзаменителем. Это был самый старый вагон метро, который Артёму приходилось видеть. Панели – деревянные, с облезшим лаком. Поручни с непривычными изгибами.

На следующей станции, Кагановича, никто не вошёл. На станции Артёма, Умертвенской-Ямской, вошла старая ведьма. Артём подумал, что в Москве он бы ни за что так не подумал. Ну бабка и бабка. Что-то цепляет глаз, вроде высоких армейских ботинок, видных под краем юбки, но мало ли кто как в Москве одевается. А, ну ещё зубы нетипично для старух целые и белые: ведьма им улыбнулась.

На Гнилой Речке вошли два человека, в смысле – человека. Куртка, пуховик. Здесь в них жарко, для Москвы в самый раз. На Малюты Скуратова, удивив Артёма, вошли сразу пятеро школьников. По крайней мере, от московских школьников они ни возрастом, ни одеждой, ни рюкзаками, ни наушниками в ушах не отличались. Артём вопросительно посмотрел на Духа.

– Оборотни. Гимназисты-оборотни. Есть в Сокольниках гимназия, где большей частью тутошние учатся. Ну лучше у вас в Москве образование, чем Тут, что поделать, – пожал плечами Дух.

Вагон постепенно наполнялся. Справа Артёма прижал толстый дядька с сильно волосатыми пальцами. Фавн, как понял Артём, сложил руки на животе, и, похоже, сразу заснул. Вагон тряхнуло, на мгновение погас свет, как это иногда бывает.

– Красносельская, – сказал такой знакомый Артёму голос, – следующая станция Комсомольская.

Гимназисты встали к выходу. Им нужно было пересесть на встречный поезд.

– Ну что, дома? – Дух подмигнул Артёму.

Тот хотел уже радостно сказать: «Да!», но запнулся и промолчал.

Кажется, насчёт дома у него появились варианты.

* * *

Они третий час сидели в засаде у станции Чистые пруды.

Ну как сидели…

Дух висел, периодически подлетая к курильщикам, стоявшим недалеко у входа в метро, и втягивая в себя порцию дыма. В разные части своего дымного тела. Курильщики ничего не замечали, думали, ветер дым сдул.

Артём присел на скамейку, но быстро замёрз, было примерно минус три. Он стоял, ходил кругами, стучал ногой о ногу, пока Дух не отпустил его в ближайшую кофейню греться. Телефон с треснувшим экраном работал, в кофейне имелся Wi-Fi, и как наблюдатель Артём оказался потерян минут на сорок, пока Табачный Дух не выклубился из пара над кофемашиной, оглянулся, нашёл Артёма и заорал ему в ухо:

– Рядовой тупой Артемиус! А ну, марш на пост!

Артём вздрогнул так, что на него посмотрели.

Уходя из тепла, он думал, что надо как-то сгонять домой за зарядником. Тут электричества не было, и у него осталось меньше двадцати процентов. И вообще, вещи надо перевезти. Трусы там, носки. Сколько можно носить одно и то же. Но сейчас Табачник его точно не отпустит.

– О, смотри, вон наш пошёл!

Только они вышли, Табачный Дух показал полупрозрачным черенком трубки метровой длины на человека в сером пальто с серым лицом.

– Привет, невидимка! – Он пустил в его сторону серию дымных колечек.

Человек вздрогнул, поднял воротник пальто, и прибавил шаг.

– Смотри, Артемиус, но не учись! Это он пошёл воровать.

– Как воровать? У кого?

– Да не пугайся ты, дело житейское. Многие наши у вас подворовывают. Ну как подворовывают… Подбирают.

– Так давайте это… Ну, полицию вызовем.

Дух приставил палец к виску Артёма, и повертел, причём конец пальца вылез из уха с другой стороны

– С ума сошёл от переживаний? Для начала никакая ваша полиция никого не заметит. И не увидит.

– Чары? – шёпотом спросил Артём. – Заклятие невидимости?

Дух удивлено на него покосился.

– Да на кой табак такие траты? Просто не захотят. Вон туда посмотри.

Табачный Дух показал на дорогу. По дороге шёл слон. Или мамонт. В общем, или волосатый слон, или лысоватый мамонт. На спине кто-то сидел, но Артём не смог рассмотреть, кто. За ним, в полосе, по которой шёл слон, образовалась небольшая пробка, машины гудели и пытались втиснуться в соседние ряды.

– Думаешь, что они видят?

Артём отрицательно потряс головой в знак того, что он догадался: видят они не слона.

– Что?

– Откуда я знаю? Бетономешалку, грейдер или просто затор. Им зачем напрягаться? – Дух пожал плечами. – Объехал и всё. А если увидел? Этакую халабундию? – Дух показал на удаляющуюся корму слономамонта. – Это же надо остановиться, поглазеть, сфотографировать, потом позвонить в зоопарк, потом в ГАИ, потом дома рассказать, потом всю жизнь вспоминать. Во!

Табачный Дух показал руками, как много хлопот принесёт признание самому себе в том, что видишь зимой в Москве на проезжей части то ли слона, то ли мамонта.

– А этот? – Артёма слегка передёрнуло от холода, и он, не вынимая рук из карманов, кивнул туда, куда ушёл названный вором серый человечек.

– Да это так, мелочи. Ну бывало же, терял что-то?

Артём кивнул утвердительно.

– Ну вот, это они. Подбиратели наши. Берут, что плохо лежит. На столе с краю, или завалится что-то в диван, или из кармана торчит, так, что вот-вот выпадет. В общем, если есть шанс потерять. Вот они этот шанс и претворяют.

Артём попытался вспомнить, что он терял. Кроме носков. Книжки терял библиотечные. Ой, да много чего. Плеер терял, деньги терял. Думал, в кошельке шестьсот рублей, уверен был, когда предложил заплатить за Лиду в институтском кафе. А там оказалось четыреста. Артём поставил в памяти красную галочку размером с пятиэтажку: подбирателям отомстить.

– Так это… Нехорошо же, – сказал он Духу, покраснев от воспоминаний.

– Ты, главное, с них пример не бери. Мы-то с тобой честная нечисть.

Артём даже согрелся от удовольствия. Дух сказал: «Мы, нечисть». Значит, записал человека в свои. Хотя если человек, например, Артём скажет «нечисть», например, эльфу, в мире станет на одного Артёма меньше. Потому что видизм.

Вдруг Дух схватил его за плечи. Артём не переставал удивляться тому, как, казалось бы, бесплотное существо, может быть таким сильным.

– А сейчас смотри и учись. Видишь девушку в лыжной куртке, синей? Присмотрись.

Воздух над плечами и головой девушки чуть дрожал.

– Видишь? Давай работать.

Дух вытащил откуда-то из себя бумажку.

– Так, наряд-заказ. Скворцова Яна. Глаза карие, волосы, м-м-м, разные могут быть. Помочь соскользнуть на Чёрную ветку. Там её встретят.

Девушка приближалась.

Курка скорее сноубордическая, чем лыжная, вместо шапки капюшон, джинсы, зелёные кроссовки с буквой N.

– Симпатичная, – автоматически отметил про себя Артём, когда она подошла ещё ближе.

– Ищи вторую точку, – зашипел Табачный Дух ему в ухо.

Артём лихорадочно завертел головой. Он разволновался и ничего подходящего не мог заметить.

– Давай, давай, – шипел Дух, глядя куда-то в сторону.

Артём посмотрел туда же. Ага! У заборчика, огораживающего газон, валялся выброшенный мимо урны синий «Единый проездной». Только руками не махал. Дух заметил, как изменилось лицо Артёма.

– Молодец. Теперь давай, совмещай объекты.

– Как?

– Как хочешь! Придумай. Ты случайник на задании или баран на шашлыках?

Лицо Духа полностью захватил Сталин с улыбкой типа: «Или мы вас расстрэляем».

Если на один конец шкалы поставить парней, которые легко подходили к девушкам на улицах, а на другую – Артёма, то они бы оказались в разных галактиках. Артём очень боялся, что покраснеет, и девушка будет над ним смеяться. От самой мысли, что он может покраснеть, он краснел мгновенно. И сейчас почувствовал, как от инфракрасного излучения его щёк вокруг начал таять снег. Он шагнул назад. Дух сильно толкнул его в спину.

– А ну, пошёл!

– Это не я, это не я, это он, – бормотал Артём, бежавший к проездному.

Он и правда представил, что не Артём Столетов подойдёт сейчас к девушке по имени Яна Скворцова, а трёхсотлетний разумный клуб дыма, которому терять на этом свете нечего, на том – тем более, а краснеть он не мог технически.

Нагнулся, схватил проездной, побежал за объектом.

– Подождите, девушка, стойте!

Яна остановилась и обернулась. Брови удивлённо поднялись.

– Вот, вы потеряли. Выпал. Там, – Артём махнул куда-то назад, и сунул синий билетик ей в руку.

И хотя Яна помнила, что ничего не теряла, и вообще, у неё была пластиковая «Тройка», а не бумажный «Единый», она машинально сомкнула пальцы на том, что ей протягивал незнакомый парень.

Артём пролетел три метра, Яна – три с половиной, всё-таки она была легче. Артём ударился головой о бордюр, Яна – об урну. Артём потерял сознание через три сотых секунды после соприкосновения, Яна – через две сотых. Вспышку успели заметить оба.

От грохота оглохли все в радиусе десяти метров.

От вспышки ослепли все, кто смотрел в их сторону.

Кроме Табачного духа.

Его просто сдуло.

Очнулись Артём и Яна в той же последовательности, что теряли сознание. И почти с тем же промежутком. И оба, с первой искрой сознания попытались уползти в разные стороны.

– О, хорошие рефлексы! Стоять! – рявкнул Табачный Дух, хватая их за ремни. – А то свалитесь.

Свалиться они могли со спины сильно волосатого слона, шагавшего по проезжей части Петровского бульвара в сторону Тверской. Спина его была покрыта чем-то вроде толстой мягкой зелёной попоны. На голове слона сидела обезьянка в красном, шитом золотом жилете, красных шароварах и бирюзовой феске.

– Это Бимбо, дух старого зверинца ещё с Пресненских прудов, – представил Табачных дух обезьянку. Мы с тех пор и знакомы. Зоопарк переехал, а Бимбо в духи подался. – Это, – он похлопал по спине слона рукой, – Махараджа, слон-призрак.

Артём тоже потыкал рукой в попону.

– Ну да, твёрдый призрак, – кивнул Табачный Дух. – Я же тебе его показывал, он по Чистопрудному шёл.

– М-м-мамонт? – уточнил Артём.

Обезьянка застрекотала.

– Слон, – перевёл Дух. – Акклиматизировался просто. Холодно, – показал он на голые деревья. – Стоять!

Яна снова попыталась уползти в сторону слоновьей попы и гудящих за ней машин. Машины гудели как будто издалека: уши Артёма были заложены после… чего, собственно?

– Привяжи!

Дух протянул Артёму конец верёвки, Артём привязал её непослушными пальцами за ремень Яны, и теперь она тихо, безуспешно и беспрестанно пыталась ползти, как игрушечный солдатик на батарейках.

– Что это было? – Артём смог наконец задать этот вопрос, не заикаясь.

– Буххх! – Табачный Дух изобразил пальцами расцветающий цветок.

– Ага, – согласился Артём, – а подробнее?

– Ты дал ей билетик. Буххх! Вы валяетесь, как пьяные гномы в пятницу вечером. Я пару секунд пытаюсь понять, где дерево, а где я, и угадываю не с первого раза. Хватаю вас за шкирки. Тащу сюда. Вот, как-то так.

Табачный Дух не иронизировал, а последовательно излагал события. Факты. Артём понял, что в это же время Дух над чем-то напряжённо думает.

– Ясно. То есть не ясно. Этот буххх, что, часто у вас так?

– Нет, – коротко сказал Дух. – Никогда раньше.

К медленно идущему слону пристроилась полицейская машина. Рявкнула сирена. Обезьянка застрекотала на неё, оскалив зубы. Машина выключила мигалку и быстро набрала скорость.

– Дух, что-то случилось?

Вопрос прозвучал странно из уст человека, только что чуть не сломавшего головой бетонный бордюр, а теперь сидящего на слоне-призраке, но Дух его понял.

– Посмотри на неё внимательно, – Дух кивнул на Яну, которая устала уползать и лежала, свернувшись калачиком, обняв колени руками.

Артём глянул искоса. Воздух дрожал.

– А теперь хоть на тот фонарь, – показал Дух.

Воздух над фонарём дрожал.

– Посмотри на неё и на дом, – показал Дух.

Воздух заметно дрожал над вывесками, портившими первый этаж.

– И что это значит? – не понял Артём.

– Вспомни скрепку. И место, где её быть не должно. Сколько мест было?

– Ну, несколько.

– А тут всё! – почти крикнул Дух, и обвёл рукой окружающее пространство. – Всё вокруг!

Артём молча на него смотрел, ничего не понимая.

– Она тут нигде не должна быть. От неё вся Москва ваша дребезжит. От этой, как её… – Дух достал из себя бумажку, – Скворцовой Яны. Глаза карие. Чужая она здесь. Или это всё для неё чужое.

Он выпустил бумажку из рук, и она улетела к бибикающим машинам. В этот момент Скворцова Яна, глаза карие, резко распрямилась, ударив Артёма в грудь обеими ногами в зелёных кроссовках, отчего тот почти упал со спины слона, чудом уцепившись за край попоны, а сама принялась наощупь распутывать узел, завязанный на её ремне. Будь узел спереди, она бы успела. А так Дух дёрнул верёвку, и она влетела в него, как подсечённая рыба в коптильню и закашлялась почти до тошноты.

От начала до конца Тверской на спине медленно идущего слона происходило то, что Яна потом назвала «дурдом на выезде».

Попробуйте рассказать психически здоровому человеку, что он едет на спине слона-твёрдого-призрака под управлением обезьяны-духа, с ним общается разумный говорящий клуб дыма при поддержке парня с шальными глазами, оба управляют случайностями, живут в вымышленном городе, куда ездят на несуществующем метро. При этом рассказать так, чтобы психически здоровый человек в это поверил и остался психически здоровым человеком.

Сначала Яна слушала, зажмурившись и не заткнув уши только потому, что её руки держали Дух и Артём. Потом она открыла один глаз, потом другой, но в её глазах плескалось безумие. Когда все, – и убеждающие и убеждаемая, – порядком устали, случилось то, что, по мнению Артёма, должно было размазать остатки разума Яны по поверхности слона.

Бимбо застрекотал, трагически закрыв маленькой ладошкой глаза, показывая, что больше он не вынесет ни слова о скрепке, которая на самом деле Андрей, а Махараджа закинул на спину хобот, нащупал капюшон Яны, поднял её, перенёс к морде, так, чтобы он мог смотреть ей в глаза, и спросил трубным насморочным голосом:

– Тебе ещё раз повторить?

– Нет. Спасибо. Я. Всё. Поняла, – сказала Яна, ставя после каждого слова точку.

Махараджа вернул её на попону.

– Ну и что мы будем делать? – спросила она совершенно спокойно.

– Вы отправитесь Туда, – пояснилДух.

Яна помотала головой:

– Нет, Никотиныч. Мы. Идём. Вместе.

Артём уже понял: когда Яна говорила с точками, спорить было бесполезно. Помочь мог Махараджа – не красноречием, а хоботом. Но он слушался только Бимбо, а Бимбо в первые же пять минут после того, как Яна пришла в себя, был накормлен жвачкой, поглажен, пощекочен, поцелован и пребывал в состоянии влюблённости.

Табачный Дух, привыкший к тому, что его почтенное мнение возрастом в триста лет окружающими принималось к исполнению точно и молча, всё ещё пытался спорить, каждый раз выкашливая дым, когда Яна называла его «Никотинычем».

– Послушайте, девушка, мы не экскурсоводы. Мы вас Туда провожать не обязаны, нам за это не платят, между прочим. Я вам ещё раз повторяю, отпустите моего помощника и проследуйте к ближайшей станции метро. И вы приедете Туда самостоятельно, мы же вам столько раз объясняли…

Схватить Табачного Духа Яна не могла, поэтому в заложники был взят Артём, которого Яна крепко держала за лямку рюкзака.

– Никотиныч, вы меня, между прочим, взорвали, и вы мне оба теперь должны по гроб жизни. – Яна посмотрела на Табачного Духа. – И за гробом тоже, ты, дым над водой. Так что давайте, ведите в это своё Куда. Пока я тебя не проветрила, как уборщица курилку.

– Да не Куда, а Туда, – устало повторил Дух. – И прекратите меня так называть. Это… это невежливо!

– Как называть?

– Как вы называете.

– А как я называю? Табачный Дух?

– Нет!

– А как?

– По-другому!

– Как?

– Иначе!

– Как?

– Никотиныч! – взвыл Табачный Дух, тем самым приклеив себе эту кличку на следующие триста лет.

В конце концов, договорились так: Яна перестаёт называть его Никотинычем, перестаёт путать Куда и Туда, слушается Духа во всём, а за это они берут её с собой и по дороге отвечают на вопросы.

Нарушения правил в этом не было – Яна и так должна была оказаться Там. Но никогда ещё случайники никого Туда не провожали, они же не группа захвата и не эскорт-служба. Они отвечают за то, чтобы случай случился, а дальнейше их не касается. Но раз в триста лет что-то бывает первый раз.

Слон был поцелован в хобот, обезьяна – в морду, Артём на всякий случай придержан за рюкзак, и расширенный отряд случайников отправился в сторону Белорусской.

– То есть нами управляют всякие колдуны? – допытывалась Яна, перекрикивая шум подходящего поезда.

– Почему колдуны? – удивился Табачный Дух.

– Ну как… Понятно же, что, если одни колдуют, а другие нет, те, кто колдует, будут главными. Трах-тибидох, – Яна показала, как будто выдёргивает волосок из бороды, – вот тебе золото, вот ты царь, или глава корпорации какой-нибудь. Мне теперь вообще многое понятно стало.

Яна прищурила глаза вдаль, как сыщик, раскрывший убийство.

Черты Сталина и Черчилля в лице Табачного Духа распихал Холмс.

– Вот глупости, – махнул Дух рукой. – Ничего тебе не стало понятно.

Поезд с противоположной платформы уходил, грохоча, Артём придвинулся поближе, ему было интересно. Он, если честно, так и решил, что все сильные мира сего, то есть мира его, это волшебники. Потому что кто сильный, тот и власть.

– Там, – показал Дух пальцем вверх, – Ой, в смысле пока ещё здесь, по-настоящему колдовать не получается. Не знаю, почему. Если у нас, к примеру, колдун, хоть человек, хоть нечисть, пол-леса спалить может, у вас он так, сигарету прикурит. – Дух щёлкнул пальцами. – Вот мы у вас что можем? Только чуток случай подпихнуть, который и так на ребре шатается. Вот ты, – он повернулся к Яне, – тот билетик видела?

– Видела, – нахмурилась Яна.

– Подумала: вдруг его потеряли, а не выбросили? Вдруг на нём есть ещё поездки?

– Ну да, – призналась Яна, – мелькнула мысль.

– А чего не подняла?

Яна задумалась.

– Спешила, наверное. А он далеко валялся.

– А могла бы с той стороны тротуара идти?

– Ну наверное… Могла, конечно.

– Во-о-от! Ничего такого, что не могло случиться, не случилось. А мы только дунули да плюнули. Так что здесь сильно не расколдуешься. Ни золота, ни царства не наколдуешь. Только бытовуха всякая. Мороженку хочешь? Мороженку можно.

– Ну вот, – разочаровалась Яна в том, что сама придумала, – я уже представила, что в Кремле волшебники сидят.

– Кто-то сидит, – согласился Дух, – но так, по мелочи, консультанты, советники. А если по-большому, то вами управляют ваши. Им колдовать не надо, у них телевизор есть. Так что вы с собой сами, без нас справляетесь.

Подошёл поезд.

С Белорусской они доехали до Театральной, перешли на Охотный ряд.

Яна продолжала выжимать из Табачного Духа информацию, как смолу из сигареты, и уже знала о тутошних делах почти столько же, сколько Артём узнал за всё время его новой жизни.

Он слушал их в пол-уха и в этот раз смотрел не в телефон, а внимательно по сторонам. И ещё – на Яну, украдкой. Он хотел заметить, как из вагона выходят лишние пассажиры, и угадать, кто из вошедших поедет с ними Туда.

Сначала смотрел на лица, но подумал, что если у какой-то нечисти вместо лица морда, то в Москву она приедет в маске. Стал смотреть на ноги. Ни копыт, ни мохнатых лап не заметил. Подумал, что каждый день, когда жил в Москве, видел кучу людей, которые с виду нечисть нечистью. И теперь непонятно, это московские фрики, или тутошние плохо маскируются.

Вот за день, перед тем, он попал Туда, по вагону, где он ехал, прошли ряженые, колядовали. С лицами, разрисованными гуашью. Или с ничем не разрисованными мордами? Или мужик стоял на перроне с кружкой чая. Артём ещё подумал: куда он её денет, когда допьёт? Или девушки, которые косят под эльфов, с зелёными волосами, они косят, или они на самом деле?

Перед Комсомольской Артём отметил, что народу в вагоне меньше не стало. Даже как-то прибавилось. Он хотел спросить у Духа, но тот увлечённо объяснял Яне, откуда Тут берётся горячая вода. Артём думал, драконы нагревают. Оказалось, свои драконы только в богатых домах, за городом, а для всех воду в трубах через вулкан прогоняют.

На Комсомольской не вышел никто, насколько он мог увидеть. Зато человек десять вошли. Дух уже агитировал Яну вступать в дружные ряды случайников.

Что характерно, даже в плотно заполненном вагоне никто Духа не касался, и внутрь него не вставал. Со стороны это, видимо, выглядело как сумасшедшая девушка, которая активно общается с полутора квадратными метрами пустого пространства.

Перед Красносельской вагон тряхнуло, свет погас на несколько секунд и снова включился желтее и тусклее, слегка подрагивающий, как от свечей. Но если первый раз, соскальзывая Туда, Артём был в вагоне один, сегодня утром кроме него и Духа в вагоне было не больше десятка не-человек, то сейчас ехал полноценный час пик.

– Дух, – позвал Артём.

– Да подожди ты, – отмахнулся Дух, – а потом она мне говорит: «Вам как существу бесплотному служебное жильё не полагается». А я ей: «Милочка, сейчас я сяду вам на колени, и вы получите представление о том, что такое полновесная бесплотность».

– Дух!

Артём ткнул внутрь него рукой, что действовало на Духа, как дёрганье за рукав на человека.

– Да чего тебе?

– Приехали. То есть проехали. Красносельскую проехали.

Дух всмотрелся в темноту за окном, обернулся, поднял брови, обернулся, поднял брови ещё выше. Снова посмотрел за окно. Прищурился на Артёма.

– Это не я, – на всякий случай оправдался он.

– Ну так и не я, – буркнул Дух.

– А что случилось? – заинтересовалась Яна.

– Как-то тесновато, – нахмурился сказал Дух.

– Да ну, нормально, – не поняла его Яна.

– Народу много, – попытался объяснить Артём. – Людей, – уточнил он.

– А кого ты хотел найти на красной ветке в середине дня? – начала Яна иронизировать, но споткнулась. – Ой, ну да. У вас же не метро, а труповозка. А что, он же не живой, – Яна показала на Табачного Духа в ответ на недоуменный взгляд Артёма.

Дух, не меняясь в лице, положил руку ей на шею и слегка сжал.

– Живой, живой, извиняюсь, – прохрипела Яна.

Пошли станции Чёрной ветки.

На остановках Яна прилипала к окну, на перегонах продолжая выжимать Табачного Духа. Но тот отвечал без прежнего энтузиазма, лицо его оккупировал задумчивый Шерлок Холмс.

– Это не наши, – сказал Табачник после Хованщины. – Это люди, у нас отродясь столько людей сразу не жило.

– Но это же Чёрная ветка. Как они сюда попали? – спросил Артём. – Может, как я, случайно?

– Артемиус, ты нудный и глупый, сколько раз повторять, случайностей не бывает. Ну, давай ещё посмотрим.

Яна их забот не знала, и пыталась увлечь Духа в разговор о том, как разные виды нечисти воспринимают друг друга.

– Не реагируют, – сказал Дух.

– Как это? – не поняла Яна.

– Не реагируют, – повторил Дух Артёму, отвернувшись от Яны. – Люди не реагируют. А должны, если они сюда, как ты попали.

Поезд отъезжал от Малюты Скуратова к Загробской

– Э-э-э, да.

Артём хорошо помнил, как он сам метался по вагону, попав на Чёрную ветку первый раз.

– Ой, точно, – Яна тоже сообразила, о чём речь. – А что они такие пришибленные? – Прошептала она.

– Я не знаю, – сказал Дух таким тоном, спрашивать ещё что-то мог только самоубийца.

Через пять минут громкая связь пробулькала с хрипеньем:

– Следующая Конечная, поезд дальше не идёт, давайте, готовьтесь все на выход, чтобы я потом никого не ждала-стояла!

Из динамиков послышался звук смываемой воды и поезд начал тормозить.

– Давай проведём маленький эксперимент. – Дух потыкал пальцем в ближайшую спину. – Выходите?

– А? – как будто проснулся обернувшийся пассажир. – Что? А где…

– Конечная, – подсказал Дух.

– А? Да-да-да, выхожу, – крайне неуверенно сказал пассажир, испуганно озираясь. – А что за…

– Конечная, – ещё раз любезно подсказал Дух. – Станция. Это после Кагановича.

– Кагановича, да… – Пассажир выдохнул с облегчением, как будто это называние всё объясняло. – Да, выхожу, конечно, – сказал он уже твёрже.

Глаза у него при этом оставались стеклянными.

За окнами замелькали колонны и стены из красного кирпича.

Но их мешала рассмотреть стоящая на перроне толпа.

Поезд остановился, двери открылись со скрипом, которого на московском участке этой красно-чёрной ветки и в помине не было. Стоящие на перроне молча смотрели на стоящих в вагоне. Затем, шаркая подошвами, люди на перроне потеснились. Прибывшие начали выходить, заполняя образовавшиеся в толпе на перроне пустоты. Наконец в вагоне остались только Табачный Дух, Артём и Яна. И Артёму, и Яне выходить было страшновато.

– Пошли, – бросил Табачный дух и возглавил их короткую процессию.

Двери состава со скрипом закрылись, и он, набирая скорость, скрылся в тоннеле.

Артёму явственно послышалось «Чух-чух».

– Эй, эй, сюда! – раздался крик.

В нише под лестницей прятался работник тутошнего метрополитена, гном Фёдор. Шлема с рогами и красной горящей буквой М на нём не было. Форменного кителя и штанов – тоже. Их заменяли юбочка из травы и бусы из каких-то плодов. Секунд пятнадцать случайники молча любовались открывшейся картиной. Потом Дух скосился на Яну и закрыл ей глаза ладонью, что мало к чему привело: он всё-таки был почти прозрачный. Гном медленно закипал.

– Килт! – наконец, крикнул он, тыча пальцем в юбку. – Килт! Килт!

Глаза его при этом были выпучены, рот брызгал слюной, а судя по общему виду, Фёдора мучили неприятные воспоминания.

– Федя! – Дух упёрся носом в нос гнома. – Мне без разницы, как назовут твою юбку. Ты из норки своей лучше выползи и расскажи мне, что тут происходит.

– Они приехали, – доложил Фёдор.

– Умеет, стервец, формулировать, вот что значит старая школа, – даже в такой ситуации не мог не восхититься Табачный Дух. – Ладно, давайте разбираться.

* * *

Яна решила, что станет случайником ещё на Красных воротах, до того, как Табачный дух начал расписывать ей все полагающиеся приятности: служебная квартира с оплаченной коммуналкой, зарплата сто граммов золота в месяц, можно на счёт в «Сбербанке», и похороны с залпом из кремневых ружей после смерти или исчезновения.

Не в случае смерти, а после. С тем, что все мы умрём, Яна была согласна, насколько смерть случайника может быть преждевременной, думать не хотела, тем более, перед глазами висел пример того, что смерть Тут не фатальна. Тут смерть – это способ избавиться от проблем с комарами, например.

В Москве Яна, как и Артём, была студенткой. В остальном сплошная разница. С родителями у неё были хорошие отношения, насколько вообще могут быть хорошими отношения с родителями у девушки её возраста. Чему немало способствовало то, что жила она в своей квартире, доставшейся от бабушки. Ездила на маленькой, но своей машине – донашивала мамину. Парень у неё был, даже двое, она сейчас выбирала, кого подпустить поближе, кого отодвинуть, но не прогнать, оставить про запас. И подруг было хоть отбавляй, и училась она хорошо, и будущая специальность, психолог, ей по-честному нравилась. А ещё она два раза в год ездила за границу, на родительские, конечно деньги. Только хобби у неё были такие, что не одного парня она на этом потеряла: скалолазание и дайвинг.

Но в ту секунду, когда, сидя на спине твёрдого слона-призрака по имени Махараджа, она поверила в то, что ей рассказывал разумный клуб дыма, которому поддакивал смешной парень, Яна решила, что она побывает Тут. Точка! А когда узнала, что можно жить, так сказать, на два города и бросать родителей и подруг навсегда не обязательно, её судьба, а заодно судьбы оказавшихся в зоне поражения Духа и Артёма изменились, как упавший на асфальт арбуз. Она будет с этими прикольными ребятами. Точка! Пока, по крайней мере, не осмотрится, и, может быть, не найдёт другое занятие. Мнение ребят её мало интересовало: сформирует, какое нужно, её этому учили.

При мысли о том, что полчаса на метро, и она, натуральным образом, окажется в сказке, Яна тихонько, так, что слышала только она, повизгивала от счастья и мелко-мелко переступала с ноги на ногу. Не забывая вытягивать из Никотиныча информацию. Про себя она, конечно, продолжала звать его так.

И вот, на тебе, приехали! Вместо сказки какая-то матрица, только люди не одинаковые. И пузатый, почти голый мужик, который думает, что он гном.

Яна начала мысленно формулировать диагноз и намечать пути вывода пациента из бредового состояния, для практики перед экзаменом.

Голый мужик тем временем рассказывал, что люди стали прибывать на станцию сразу после того, как он сам здесь появился. При этом поведать, куда он исчезал с рабочего места, отказывался категорически, только вздрагивал, краснел, и старался стоять от Артёма подальше.

Из каждого поезда выходило человек пятьдесят. Что уже было совершенно необычно. Обычно чужие, заблудившиеся, или перенаправленные, как Яна, прибывали даже не по одному в день, а реже. Гном попробовал провести свою обычную разъяснительную беседу, заодно попытав счастья с чужими телефонами, но прибывшие от него шарахались и отходили в сторону, в разговоры не вступая. Но и наверх с перрона не уходили. Так и стояли. А поезда всё прибывали и прибывали. Гном уже сообщил начальству, но начальство пока никаких распоряжений не передавало.

И вдруг раздался зычный голос:

– Расступитесь. Расступитесь, прошу вас. Фёдор, где вы? Фёдо-о-ор!

Со стороны входа на платформу, откуда послышался крик, по толпе пошла рябь.

– Федька, мать твою ведьму, быстро сюда! – рявкнул другой голос.

Это пожаловало начальство. Красневший всё это время Фёдор, наконец, побледнел и попытался прикрыть свой килт руками. Весь.

Сквозь толпу протискивались: вежливо, высокий тонкий леший в костюме и очках, это он звал Фёдора на «вы», и, энергично пихаясь, тролль в форме метрополитена. Тролль был начальником станции Конечная, леший – всей Чёрной ветки тутошнего метро.

– О, – удивился леший, когда они дотолкались до подножия лестницы, – Табачный Дух, и вы здесь, очень к месту ‒ мы как раз обсуждали ваше возможное участие в этом, э-э-э, недоразумении с нашим общим руководством. А это, видимо, ваш новый ученик. Кстати, не помню, выражал ли вам соболезнования по поводу прежнего ученика. Многообещающий был молодой человек, жаль. А это что за прелестное создание? Ой, прошу вас, не так решительно.

Прелестное создание сначала обомлело от того, что видит настоящего лешего и тролля, потом поразилось своей способности понимать, кто перед ней, но быстро пришла в себя, и принялась ощупывать первую попавшуюся ей осязаемую нечисть ‒ чтобы лучше запомнить. Ведь тут явно что-то пошло не так ‒ вдруг её погонят обратно в Москву?

– Не обращайте внимания, Иосиф Грабович, это создание, как вы изволили выразиться, и не создание вовсе, а так, издержки нашей работы. – Дух оторвал пальцы Яны от тонких деревянных рук лешего: она проверяла, как они гнутся.

– Ты что здесь устроил!? – вдруг заорал тролль в лицо Фёдора, как будто тот лучше слышал носом. – Ты что себе позволяешь?!

– Это килт! – заорал Фёдор в ответ, словно всё это время набирал воздух для крика.

– Кто все эти люди!? – проорал тролль и запнулся, опустив глаза. – Федя, ты это чего? – тихо спросил он, наконец, обратив внимание на его внешний вид.

– Это килт! – проорал Фёдор на той же ноте.

– Ты меня со своей юбкой знакомишь? – изумился тролль.

– Это килт, – всхлипнул гном.

– Афанасий Кремниевич, голубчик, давайте вы потом обсудите с вашим подчинённым его, э-э-э, отклонения, – прервал их леший. – У нас есть дела и поважнее. Полюбуйтесь1 – Он показал на толпу, запрудившую перрон, рукой, как дерево могло бы махнуть веткой. – И что нам со всем этим делать? А ведь это зона, прежде всего, вашей ответственности, каменный вы наш.

– Так точно! Я тебе! – Тролль втихаря погрозил кулаком гному, которому и так было плохо. – Вот, Иосиф Грабович, приглашённые консультанты.

Тролль показал на случайников, как будто он их всех только что вытащил из своего кармана.

– Н-да, действительно… Любезный Табачный Дух, что вы можете по поводу этого всего предположить?

– Я могу предположить, Иосиф Грабович, что поезда надо остановить, и это надо было сделать ещё пару сотен человек назад. А то они скоро здесь помещаться перестанут.

– Меня не здесь было, – всхлипнул гном, – я не видел.

– С вами мы потом разберёмся, – даже не глянул на него леший. – Что ж, вы правы. – Афанасий Кремниевич, дорогой Шпат, передайте моё распоряжение: движение остановить…

– В Москве, – подсказал Табачный Дух.

– Да, ещё на московском участке. Пусть что-нибудь придумают. Что там было, в прошлый раз, с драконами? Ремонт? Ну, пусть опять будет ремонт. Да побыстрее, между прочим, ещё один поезд прибывает.

– Слыхал, олух!? – заорал на гнома тролль. – А ну, метнулся лёгкой посылочкой!

– Вы бы поговорили с ним потом, – тихо сказал леший, глядя на раскачивающуюся на бёдрах бегущего гнома травяную юбку.

– Так точно!

Не успел гном убежать, Табачный Дух был уже в толпе прибывших. Артём и Яна не отставали.

– Гражданин, вы на какой станции сели? А вы? А вы?

Прибывшие отвечали. Вяло, но отвечали.

– Артём, обрати внимание. Этот, этот, этот. – Дух коснулся плеч. – Присмотрись. Что видишь?

Артём очень старался. Но был вынужден признать: никакого дрожания над плечами или головами он не заметил.

– Дойди до конца платформы. Но быстро.

Артём рысью пробежал туда-обратно. Но не заметил ничего, на что стоило бы обратить внимание.

– Вывод? – спросил Дух, когда Артём, чуть задыхаясь, развёл руками.

Артём помотал головой. Не было у него выводов.

– А то, что они, как рыбы снулые, не считается? – вмешалась Яна. – Может, их каким-то газом отравили.

– Это не газ, – отмахнулся Дух. – Вспоминай, Артемус, о чём мы говорили. Объект оказался Тут. – Дух вытянул руку на пару метров и подтащил поближе стоящего к ним спиной парня в красном пуховике. Парень так и пятился, не сопротивляясь. – И характерного для перемещённого объекта дребезжания реальности на границе соприкосновения с ним мы ‒ что?..

– Не видим, – с первого раза угадал Артём.

– Не видим, – согласился Дух. – А это значит ‒ что?

– Что мы… Что вы… Что я…

– Артемиус! Дело не в том, что ты долго не проживёшь, а в том, что тебя никому жалко не будет. Пня такого.

Стоящий в отдалении леший, кажется, что-то услышал, и нахмурился в сторону Духа.

– Нет-нет, это мы не про вас, Иосиф Грабович, это мы рабочие вопросы обсуждаем, – крикнул Дух. И добавил уже шёпотом. – С дебилом с этим. Ну?

– Да не могу я понять, почему они вообще все здесь оказались, – занервничал Артём, как на экзамене.

– Ну. так верно же! Указанных объектов, – Дух повернул парня в красном пуховике лицом к ним. Парень смотрел куда-то вдаль. – Указанных объектов вообще тут быть не должно. А они есть. В этом и проблема.

– Никоти… В общем, а почему тогда этот трясётся? – спросила Яна, глядя в толпу.

– Что? – одновременно воскликнули Дух и Артём.

– Ну, вон тот. Трясётся, или как вы там говорите. Дрожит, дребезжит.

– Где? – снова спросили они хором.

– Вон башка торчит, дядька метра два ростом. Ну, в шапке с ушами.

Дух увидел, на кого она показывала. Посмотрел на дядьку. На Яну. На Артёма. Спросил:

– А ты видишь?

– Да, – присмотрелся Артём. – Я только по краю платформы на них смотрел, в толпу не заглядывал, вот и пропустил. Извините, – наклонил он голову.

– Ерунда. Я тоже не заметил. Но мы, Артемиус, во-первых, имеем исключение, которое подтверждает правило. Этот человек должен быть здесь. Один из всего этого зомби-первомая. Кстати, сбегай потом к Фёдору, пусть примет прибывшего. А во-вторых, наша новая знакомая не перестаёт удивлять. А что, раньше ты никогда такого не видела? Ну там, у вас, наверху.

– Может, и видела, я не присматривалась. А что вы так на меня смотрите, я заболела, что ли?

– Увидеть одного прибывшего по назначению в толпе непонятно как здесь оказавшихся – это не болезнь. Даже я бы собой погордился, если бы первый увидел. ‒ Дух смотрел на Яну задумчиво.

– Да он просто далеко стоял, я не заметил! А так я бы тоже мог! – Артём почувствовал, что начинает завидовать и ревновать.

– Не суть. Ты на неё внимательно теперь посмотри. Совмести её с прибывшими. А потом с платформой.

Артём прищурился.

– Да-а-а… И что это значит?

– А это значит, Артемиус, что мы должны были сразу это заметить, но были отвлечены известными событиями. А оно вон как.

Дух стал похож на расстроенного бульдога, его лицом завладел Черчилль.

– Эй, чего вы? – встревожилась Яна. – Вы вообще обо мне говорите? У меня что, тушь размазалась? Я скоро умру?

Исключительно мимикой Дух показал «Кто знает?»

– А ну-ка быстро говорите, что случилось! – потребовала Яна.

Она и правда начала пугаться.

– То же самое, что в Москве, ‒ сказал Табачный Дух, глядя не на неё, а на Артёма. – Не совпадает. Она и здесь чужая.

* * *

– Итак, Фёдор, вы утверждаете, что вы гном.

– Гном, – сглотнул Фёдор.

– А что заставляет вас так думать?

Фёдор внимательно осмотрел свои руки, опустил взгляд ниже, увидел юбку из уже увядающей травы, попытался взбить её попышнее, чтобы уменьшить прозрачность, но стало только хуже. У Яны появилась возможность узнать, что Фёдор носит трусы с котятами.

– Ну, как-то так вот …

В доказательство того, что он гном, Фёдор показал ладони. Ладони были самые обыкновенные, даже не мозолистые, чего невольно ждёшь от гнома.

– И это всё, что вы можете сказать? То есть, показать?

Фёдор задумчиво приподнял грязную босую ногу.

– Так, хватит с нас анатомии. С анатомией всё у вас нормально. А когда вы осознали себя гномом?

– Года в три, – грустно признался Фёдор.

– А как реагировали окружающие, когда вы сообщали им, что вы гном?

– Били, – прослезился Фёдор.

– Били? – оживилась Яна. – Кто вас бил?

– Тролли… В детском саду…

– Вас били тролли? Да вы что! – Яна черкнула что-то в блокноте. – А за что они вас били?

– За то, что я гном, – захныкал Фёдор.

– Это они вам говорили, что бьют, потому, что вы гном?

– Да-а-а….

Фёдор практически рыдал.

– И ещё что я грязный, тупой и сопливый-й-й-й…

– Итак, в результате регулярных избиений, которые пациент перенёс в раннем детстве, он пришёл к выводу, что является гномом, – диктовала Яна сама себе и быстро писала в блокноте.

Она загнала Фёдора в закуток под лестницей в город и вовсю готовилась к экзамену. Гном был отдан ей на растерзание после того, как вернулся, передав приказ лешего остановить движение, и отправил высокого мужика в «Регистрацию и распределение».

Мужик держался молчаливо, задумчиво, но, в отличие от прочих прибывших, взгляд имел ясный, и, поглядев на начальственную нечисть, только кивнул, как будто был уверен, что рано или поздно встретит лешего и тролля, и вот это наконец случилось. С гномом он ушёл молча, вопросов «где» да «что», как Артём, не задавал. Про телефон гном его не спрашивал.

Поезда прибывать перестали, но пока это был единственный результат. Прибывшие находились в ступоре, шевелиться, отвечать на вопросы и реагировать на тычки и щипки перестали. Но стоило ждать, что они «разморозятся», и тогда проблема выйдет на поверхность в буквальном смысле и в большом количестве. И никто не мог предсказать, когда это произойдёт, завтра или через минуту.

А помрут все здесь, так тоже мало приятного.

* * *

– Мы не можем этого допустить, – в который раз повторял леший. – Голубчики, вы только представьте, что будет, если вся эта, э-э-э, я не побоюсь сказать, толпа выйдет Туда? И столкнётся с, э-э-э, непривычными для них обычаями, традициями, и, не побоюсь сказать, технологиями? Для них это будет шок! И что будет потом, если, как утверждает уважаемый Табачный Дух, их здесь быть не должно? Им придётся вернуться! И – раз, два, три – тысяча человек побежит в, э-э-э, полицию с одинаковыми рассказами? Такого никогда не было! Люди наверху не смогут этого, э-э-э, переварить!

– До того, как вернуться, им в живых как-то придётся остаться, – мрачно проговорил тролль. – Если они столкнутся с обычаями и традициями наших ребят в пятницу вечером, а сегодня у нас пятница, технология им одна останется: в мясорубку и на корм драконам.

Яна вопросительно посмотрела на Духа.

Все они сидели в кабинете начальника станции, Афанасия Кремниевича. Кроме Духа. Дух висел. Он наклонился к Яне.

– У вас есть рабочие окраины?

– Ну, есть.

– Там как в пятницу вечером? Пьют, дерутся?

– Ну, бывает, наверное, – поёжилась Яна, представив какое-нибудь Бирюлёво в районе овощебазы.

– А на Красной площади у вас в это же время как, тихо?

– Тихо, конечно, там же Кремль, охрана с автоматами.

Яна показала охрану с автоматами.

– Ну вот, представь, что у вас там, на окраинах сплошная Красная площадь по сравнению с тем, что здесь бывает.

– Ну вы даёте! – восхитилась Яна.

Зато поёжился Артём. Он представил, как провожает Яну вечером домой, а к ним подходят три пьяных тролля. Интересно, кстати, от чего они пьянеют.

– Скипидар, метиловый спирт, – подсказал Дух. – Да ты на Афанасия с таким ужасом смотрел, легко было догадаться, о чём думаешь, – хихикнул он.

– Ну, значит они не должны отсюда выйти, – продолжил леший. – Пока мы не справимся с этим, э-э-э, кризисом. Какие будут предложения?

Начальник Чёрной ветки оглядел собравшихся.

Артёму с Яной быть в кабинете начальника станции не полагалось, но Дух настоял, сказал: полезно для процесса начального профессионального образования.

– Да какие проблемы, – отхлебнул тролль то, что он пил вместо чая, с сильным аммиачным запахом, заваренное в стальной сеточке. – Я вызову дежурного дракона. Поставим у входа, и пусть попробуют выйти. Первый десяточек, хе-хе, обуглится, остальным сразу гулять расхочется.

– И ещё пара сотен погибнет в давке, – тихо сказал Дух.

– Ну нет, – поморщился леший, ‒ у нас больше года несчастных случаев не было, а вы, дорогой Афанасий Кремниевич, этакое предлагаете! А отчитываться мне, между прочим, не вам, эта вся история уже дошла, э-э-э, до Управления всего. И руководство операций возложено на меня, между прочим. А я до сих пор не могу понять, чем я руковожу.

Леший подпёр голову тонкой рукой, зашевелил длинными пальцами в зеленоватых волосах.

Противно зазвонил телефон.

Звук был такой, как если бы две ржавые железяки шкрябались друг о друга. Все вздрогнули. Артём с Яной одновременно хлопнули ‒ он себя по карману, она по своему рюкзаку, но их телефоны здесь не работали. Работал стоявший на столе у лешего старинный, чёрный аппарат с круглым номеронабирателем и шнуром в тканевой оплётке, уходящим в стену.

Артём заметил, что часть шнура у стены болталась и дребезжала, как ложечка в стакане в купе несущегося поезда. Звонили явно не с соседней станции.

– Ох, ты ж в дракона твою ведьму головой, – тихо выругался тролль.

* * *

Этот телефон предназначался для связи с Москвой, руководством московского метрополитена. Связь установили давно, ещё когда московский метрополитен носил имя Кагановича и состоял из одной красной Сокольнической ветки, появление которой и привело к строительству Чёрной ветки, а она была прорыта силами тутошних гномов с привлечением гигантского червя-мутанта Олгой-Хорхоя, выписанного из Средней Азии.

Вот из-за этого червя всё и случилось.

Опыта перемещения таких огромных масс, как этот червь, длиной в пять поездов метро и толщиной в три, Тут ни у кого не было. Пока червь рыл Чёрную ветку, проедая её под землёй, он слегка дребезжал, и тот же Табачный Дух устал предупреждать начальство о том, что червь перенесён некачественно, и он Тут нестабилен.

Однажды червь задрожал так, что лопаты выравнивающих стены тоннеля гномов зазвенели об их зубы, и соскользнул обратно, в тот мир, где была Москва и совсем ещё короткое метро из одной красной линии.

Мало кто знает, что фантастически быстрые темпы строительства метрополитена имени Кагановича и некоторые странности в географии тоннелей и станций связаны с гигантским среднеазиатским песчаным червём Олгой-Хорхоем. Например, строительство кольцевой линии изначально не планировалось, а она стала результатом погони за ним в толще земли.

Труднее всего было найти приманку, за которой червь следовал бы, проедая тоннели в нужном направлении. Перепробовали всё ‒ от живых слонов и мёртвых кротов до огромных слитков золота и ковшей с кипящим чугуном. Но совершенно случайно выяснилось, что червь сходил с ума от чернозёма с дачи товарища Ягоды, начальника Народного комиссариата внутренних дел. Причём земля с соседних дач его совершенно не интересовала, как будто ровно по забору вкус её кардинально менялся. Землю на вкус пробовал лично товарищ Каганович, в большом количестве, под присмотром товарища Сталина, но разницы так и не нашёл.

А то, как удалось помещать приманку перед червём в ещё не проеденном тоннеле, является тайной тутошнего Управления всего, без права доступа для кого бы то ни было.

После того, как червь был сначала пойман, потом укрощён и использован в целях народного хозяйства СССР, его вернули обратно в Казахстан. Для перевозки пришлось привлечь драконов, что вызвало среди москвичей изрядный переполох. Но газета «Правда» успокоила население, объяснив невиданное зрелище испытаниями новых секретных боевых самолётов с гибкими фюзеляжами и изменяемой геометрией крыла.

Впрочем, вырывавшиеся из драконьих пастей струи пламени, заметные на фотографиях, сделанных иностранными корреспондентами, навели молодого немца Вернера фон Брауна на мысль о создании реактивного самолёта. И уже через год на полигоне в Куммерсдорфе первый самолёт был относительно успешно испытан.

Казалось бы, всё завершилось благополучно, и оставалось, не торопясь, провести отделочные работы в готовых тоннелях тутошнего и московского метро. Но однажды ночью несколько отрядов НКВД попытались проникнуть Туда.

* * *

Генрих Ягода, тогда второй человек в СССР после Сталина, оставшийся без дачи, и не способный это простить, приказал доставить в Москву всех сибирских шаманов, которых смогла найти его могущественная и вездесущая организация, тайная полиция НКВД. Набралось около полутора сотен, и однажды в полнолунье они собрались возле станции Сокольники и начали камлать. После трёхчасового битья в бубен и поедания мухоморов им удалось совместить в пространстве Москвы два тоннеля двух веток, Чёрной и Красной. По соединённому тоннелю Туда устремились отборные отряды бойцов НКВД, вооружённые самыми современными на тот момент немецкими автоматамиМП-40.

Но Тут трёхчасовой взлом, конечно же, заметили, и встретили нежданного врага достойно. Из тутошних погиб всего один дракон, и тот от переедания. А случайно оставшимся в живых чекистам был предложен выбор: их отправляют в сибирскую тайгу, или они навсегда остаются Тут, но соблюдают все тутошние законы. В тайгу захотел только один сержант, родом из-под Минусинска. Остальные, все пятеро, долго ещё писали в Москву издевательские письма, адресуя их товарищу Сталину, пока в сорок первом году не началась война, и они не попросились на фронт. После долгих споров их отпустили и даже забросили в тыл врага, как они хотели, но оттуда уже никто не вернулся.

А Ягоду Сталин через два года расстрелял. И больше попыток проникнуть Туда из Москвы не было, а о том, что мир сложнее, чем кажется, знали только верховный правитель страны и два-три самых доверенных его помощника. И – обязательно – начальник московского метро.

* * *

После этой истории, которую Тут принято называть «червивый кризис», и была установлена прямая телефонная связь между двумя метрополитенами. Сначала связь установили между Кремлём и Управлением всего. Но Тут государства в нашем понимании не существовало, государственной службы тоже. Сейчас худо-бедно наладили дисциплину и делопроизводство, а в те дни в Управлении всего работали волонтёры, иначе называемые бездельниками, которые могли неделями там не появляться. Просто потому что не хотелось.

Однажды ночью товарищ Сталин решил в сотый раз позвонить и спросить об эликсире, продляющем жизнь, вдруг именно сегодня каким-то чудом согласятся ему продать хотя бы один пузырёк. Он уже был готов отдать не просто половину страны, а большую часть. Трубку взял пьяный гоблин, завалившийся в неохраняемое Управление просто переночевать. Ну они и поговорили.

После этого телефоны и переставили в кабинеты начальников метро, там и Тут. Во-первых, потому что метро – это дело серьёзное, и уже тогда у Чёрной ветки был начальник в кабинете и в мундире. Во-вторых, этот телефон у Сталина надо было отобрать, иначе он не был способен говорить и думать о чём-то другом, кроме бессмертия для себя и членов Политбюро. А для членов Политбюро не было кошмара страшнее, чем бессмертный Сталин и они рядом с ним навеки.

С тех пор телефонную линию использовали всего восемь раз. Все восемь раз звонили из Москвы. Один раз начальник московского метро перепутал аппараты, один раз новый начальник не поверил тому, что ему рассказали, один раз мастер менял аппараты и проверил, работает или нет. Оставшиеся пять раз никто из тех, кто знал, о чём речь, вспоминать не хотели.

И вот телефон зазвонил в девятый раз.

– Гоблин лешему в дупло, – ещё раз ругнулся тролль, – ой, простите, Иосиф Грабович.

– Да ничего-ничего, – проговорил явно не расслышавший леший.

Проскрежетал уже третий звонок, а он смотрел на чёрный аппарат, сжимая и разжимая пальцы, не решаясь снять трубку. На четвёртом звонке бросился к телефону, как прыгнул в холодную воду.

– Алло! – торжественно произнёс леший, как научил его предшественник. – Начальник Чёрной ветки тутошнего метро Иосиф Грабович Ракитский у аппарата.

Все собравшиеся в его кабинете постарались придвинуться поближе к столу, на котором стоял телефон. Но расслышать смогли только какое-то бульканье в трубке. Кроме Табачного Духа, который, как бы невзначай, воткнул в корпус телефона как бы случайно вытянувшийся палец.

– Не может быть, – сказал леший деревянным голосом и побледнел настолько, насколько вообще лешие способны бледнеть.

* * *

По всей Москве происходило что-то странное.

Сотни, тысячи, десятки тысяч человек вдруг почувствовали, что мир стал как-то тесен. Что их словно сжимает. Нет, стены вокруг них не сдвинулись. Но так, наверное, могло бы чувствовать себя варёное яйцо, сжимаемое в намыленной руке, если бы оно могло что-то чувствовать. Или зубная паста, выдавливаемая из тюбика. Десятки тысяч человек вдруг почувствовали, что должны пойти к метро. Если бы кого-то из них остановили и спросили: «Зачем?», никто бы не смог объяснить. Их просто выдавливало из этого мира в сторону ближайшей станции метро, как пасту выдавливает из тюбика. Но кто же в Москве останавливает мирно идущего человека и спрашивает: «Куда ты идёшь?», даже если глаза этого человека видят то, чего здесь нет.