Читать книгу Треугольник короля - Евгений Евгеньевич Асноревский - Страница 1

Мечислав уже довольно долго шатался по центру города, поглядывая на здания. Это был обычный рабочий день, обеденное время которого Мечик проводил, изучая свой любимый город. Гродно стал ему родным, хотя родился он в небольшом городке неподалёку.

Старые, кривые улочки, величественные костёлы – в это всё трудно было не влюбиться. Мечик и не пытался противиться обаянию города. Уже в первый приезд он знал, что хотел бы жить здесь, среди всей этой красивой старины, которая не пугала человека своим величием, хотя подобное можно было сказать, к примеру, о Фарном костёле, но всё же нет – и он был Мечику своим, как друг детства, с которым связывают годы мелких шалостей и грубых проступков, радостей и обид. Гродненская старина умиротворяла горожан, добродушно улыбаясь им миловидными фасадами с маленькими балкончиками над каменным тротуаром.

Вот уже несколько лет блестящий выпускник одного из польских университетов, магистр исторических наук – пан Мечислав, трудился, не покладая рук, совсем не по своей специальности. Работать приходилось не головой, а руками и, хотя, в сущности, Мечик ничего не имел против такой работы, в глубине души копошилась обида ни то на себя, ни то на кого-то ещё…

Чтобы философствовать, впрочем, у Мечислава было не очень много времени. Парень уже успел обзавестись женой и маленьким ребёнком, и оба этих родных и близких ему человека, разумеется, требовали самого пристального внимания, которое Мечик с удовольствием отдавал им, не забывая при этом и о своём творчестве.

Творить же Мечислав мог не только исторические заметки, но и картины. Историк действительно неплохо рисовал. Такая одарённость, безусловно, ещё больше способствовала желанию Мечика работать своим разумом, а не мускулами.

Во внешнем облике этого молодого, двадцати с лишним лет от роду, человека, была заметна опрятность.

Характер пана Мечислава был не самый спокойный, хотя этот добрый по натуре парень не был лишён рассудительности и обладал способностью сдерживать горячие порывы своей души, в те моменты, когда она звала его к активным действиям. Разум подсказывал Мечику, что активные действия не всегда нужны и что вот так вот просто взять и дать нерадивому балбесу по физиономии – не всегда лучшее, пусть даже и очень желанное, решение.

Не смотря на невозможность зарабатывать своей любимой специальностью – историей, хоть сколько-нибудь приличные деньги, Мечислав не бросал своих занятий на ниве Клио, а просто делал это в свободное от основной работы время.

Так и теперь, в свой обед, молодой человек бродил по городу и подмечал то, что ему было нужно для заметок, которые он публиковал в исторических журналах. В разработке у историка было сразу несколько статей, кроме того прогулки по Гродно зачастую вдохновляли его на новые идеи для исторических трудов, и поэтому он не спешил возвращаться на работу, а всё бродил и бродил среди прохожих, снующих по своим делам, как обычно в такое время, немного спешащих и угрюмых.

Мечислава сильно удручало то, что в его любимом городе уже давно довольно безалаберно относились к историческому наследию. Мечик был активным критиком действий городской администрации, разрушающей старинные ансамбли улочек и площадей города. Стараясь хотя бы зафиксировать на фото, уничтожаемых людьми молчаливых свидетелей прошлого, Мечислав не раз корил себя, если не успевал к какому-нибудь домику со своим фотоаппаратом раньше, чем к нему успевали разношёрстные группы рабочих с бульдозером. Поэтому он с большим вниманием продолжал бродить по старому центру, вглядываясь в знакомые кварталы и, с внутренним трепетом, представлял себе очередные работы по улучшению городской инфраструктуры, которые через раз сводились к разрушению горячо любимого им красивого белорусского города.

Теперь он шёл по улице Советской, которая выглядела совсем не по-советски. В одном из закоулков, открывающихся глазу с этой улицы, несколько человек в робах копали яму.

Одним из больших интересов Мечислава была археология. Знания молодого человека в этой дисциплине были поистине обширными. Ещё в годы первых курсов университета, он активно совершенствовал свои навыки, обгоняя программу и удивляя преподавателей. Позднее Мечик любил осматривать траншеи, вырытые рабочими на улицах Гродно. В них почти всегда можно было найти что-то интересное для археолога. Сырая земля, её вид и запах, уже обещали Мечиславу уйму открытий и он легко находил удивительные вещи там, где другие прохожие видели лишь комья грязи, противно липнущие к чистой, ещё пахнущей свежей кожей и офисом, обуви. Рабочие частенько с недоумением смотрели на неизвестного им молодого человека, изучающего плоды их труда, но мало кто интересовался: что же понадобилось ему здесь и зачем нужно разглядывать, и перебирать кучи земли, выкинутые на обозрение прохожих большими лопатами – шуфлями, как их называли сами труженики городского хозяйства.

Мечик не стал сворачивать, чтобы посмотреть на яму рабочих в закоулке, так как видел её в прошлый раз. Историк продолжил двигаться вперёд.

Дойдя до конца улицы, он повернул в сквер на месте разрушенного главного католического храма Гродно – Фары Витовта, и, пройдя мимо какой-то парочки занимающей, как обычно, скамейку у края сквера, свернул на улицу Замковую, направляясь в сторону гродненских королевских резиденций. Перед ним маячила высокая пожарная башня, смахивающая на средневековую оборонительную, с фигурным флюгером и бутафорским пожарником на верхней площадке.

Перейдя дорогу рядом с украшенным гербом Гродно особняком аристократов Хрептовичей, Мечислав направился к деревянной статуе великого князя Витовта, подаренной много лет назад литовцами, и, дойдя до нее, свернул налево в Новый замок. Позади остались ворота замка с фигурами каменных сфинксов, вот уже больше двухсот лет охранявших вход в королевскую резиденцию.

Свернув направо, Мечислав оказался на обрыве над мирным течением Немана, откуда открывался прекрасный вид на Старый замок и Коложскую церковь. Внизу, по набережной, двигались крошечные фигурки людей. Солнце светило ярко и его тепло можно было легко почувствовать, подставив лицо с зажмуренными глазами под наполнявшее всё пространство сияние. Облака – широкие, покрытые невероятно сложными разводами, в просвете которых и горел яркий солнечный шар, заслоняли собою почти всё небо, и, казалось, висели низко над искрящимися зеленоватыми волнами реки, открывая в дали размытый голубой дымкой пейзаж, который изображал высокие холмы- горы над лесом.

Полюбовавшись этой картиной, Мечислав продолжил свой путь. Пройдя вдоль выходившего к обрыву правого крыла королевского дворца, он свернул налево, выйдя к полукруглому дворцовому эркеру.

Здесь копошились пятеро рабочих. Ещё столько же сидело на ступеньках перед дворцом, а один облюбовал для себя декоративную чашу, уже изрядно облупившуюся от времени. Бригада вела раскопки, вероятно с целью ремонта водопроводных труб. Весело улыбающиеся, сидящие без дела рабочие, дружно покосились на Мечислава.

– Здравствуйсте, господа, – заметив их внимание, сказал Мечик.

– Господа вот давеча все в Париж уехали, – ответил рабочий с лицом Витовта на картине Яна Матейки «Грюнвальдская битва». – А мы вот тут землю роем.

Остальные сидевшие люди сдержанно засмеялись.

Историк ничего не имел против шуточек рабочих и уже давно привык к ним.

Строитель – весьма философская специальность. Отдых после тяжелой физической работы, на куче строительных отходов, с чашечкой дешёвого, растворимого кофе, размешанного чем-то вроде гвоздя – вот она чудесная реальность строителя, о которой Мечислав знал не понаслышке. В такие моменты человек бывает открыт и философичен до крайности, даже если всё ещё трезв.

– Я вообще-то историк, посмотрю немного, что тут в земле может быть.

– Да-да, пожалуйста, – вежливо ответил некий тип, судя по более опрятному виду, и зачем-то одетой белой каске, являвшийся бригадиром.

– Нам земли не жалко, – вставил «Витовт», вызвав у рабочих кривые ухмылки.

Мечислав опустится на корточки и принялся рассматривать кучи земли перед его лицом. Один из всё время копавших рабочих между тем вылез из траншеи, подошёл к бригадиру и попросил закурить. Оставшиеся отдыхать рабочие вернулись к обсуждению какого-то фильма, недавно показанного по телевизору. Один из них пристально вглядывался в значок с гербом «Погоня» на груди историка.

Мечислав тем временем копался в земле. Интерес к раскопкам в самом центре города всегда был максимальным. Отсюда, с этих холмов, жители города смотрели на окружающий мир… Столетиями на этом месте жили люди. Что касается пространства за эркером Нового замка, то здесь молодого человека привлекала возможность увидеть в раскопках фундаменты саксонской часовни восемнадцатого века, служившей для молитвы королю и разрушенной в двадцатом веке. Траншеи рабочих были прокопаны как раз в том месте, где должны были скрываться эти фундаменты.

Взрыв хохота заставил Мечика поднять голову. Двое рабочих затеяли дуэль на лопатах, остальные секундировали им. Один из строителей отходил в сторону молодого историка и, приблизившись к нему в плотную, отскочил в сторону как раз в момент рубящего удара лопатой, который сделал его противник – пожилой человек с чёрными глазами и седыми смешно зачесанными волосами. Лопата просвистела в воздухе и попала совсем не туда, куда метил тот, кто держал её. Мечик закрыл глаза.

– Эти рабочие просто как циркачи. В жизни не видел таких весёлых копателей, – сказал сам себе Мечислав. И тут же опустил голову, потому что его рука, в тряпичной строительной перчатке, шарящая в куче земли, нащупала некий вытянутый предмет. Смахнув землю, попавшую на его наручные часы, которые показывали три часа дня, историк взглянул на то, что было в его руке. Всмотревшись, он сперва не поверил глазам. Это была небольшая металлическая капсула с изображением каких-то завитков, не очень хорошо видных на потемневшей поверхности. Над этими завитками помещалась корона. Немного оправившись от удивления, он подумал, что уже видел этот рисунок.

– Так это же… – историк удивлённо поднял брови.

На капсуле была изображена монограмма короля Станислава Августа Понятовского, точно такая же, как на стене его гродненского дворца. Три латинских буквы «S A R», означающих фразу на латинском: «Stanislaus Augustus Rex».

«Станислав Август Король», – подумал Мечик.

Но самым удивительным Мечиславу показалось, что капсула, похоже, была сделана из серебра. Материал потемнел, но в свежей царапине, нанесённой лопатой рабочего, не заметившего, что он выкинул на поверхность, проступал светлый метал.

Пожалуй, это было не совсем правильным действием, но молодой историк сунул капсулу под рубашку и, поднявшись на ноги, быстрым шагом удалился, не оборачиваясь на всё ещё дурачащихся рабочих.

Пролетая по улицам, Мечислав чувствовал, как сердце колотится в груди. Иногда он заглядывал под рубашку, чтобы убедиться, что он ничего не придумал, и ему действительно удалось найти столь ценный артефакт.

Выронив на пороге дома ключи, он стремительно нагнулся за ними и, нащупав их слегка дрожащими пальцами, резко выпрямился, выдохнул, сказав себе, что нужно успокоиться, вскинул голову, а затем резко вставил ключ в замок. Ключ легко провернулся и Мечик вошёл в дом. Тепло и знакомый запах своего дома сразу успокоили его, но невероятная находка продолжала жечь руки. Шершавая, потемневшая поверхность капсулы была приятной на ощупь, но главное, конечно, то, что внутри. Что же может быть спрятано в капсуле из драгоценного метала, с монограммой последнего правителя Речи Посполитой?

Поднявшись на чердак дома, историк поискал инструменты, которые могли понадобиться для работы с капсулой. Неожиданно он бросил всё и просто сел на хромой старый стул, доставшийся ему от прадеда, и пристально вгляделся в капсулу. На ней был ещё один, теперь еле заметный знак. Что-то вроде креста и розы. Никаких надписей видно не было, но закрыта капсула была крышкой с маленькой ручкой в виде коровьей головы.

– Так-так, – прошептал себе под нос Мечик. – Голова вола, это кажется герб Понятовских.

Было похоже, что крышка просто вставлена в капсулу и никак не крепится снаружи. Хранение в ненадлежащих условиях сделало своё дело и состояние капсулы было довольно таки плохое. Молодой человек слегка подёргал за голову вола – крышка не поддалась. Присмотревшись, Мечислав заметил, что рогатая ручка вырастала из небольшой короны.

– Это точно герб Понятовских, – громко вслух сказал сам себе Мечик.

Застыв на несколько секунд, молодой человек попробовал крутить ручку против часовой стрелки. Крышка не поддавалась. Сжав губы и глубоко вдохнув, историк ещё раз попробовал покрутить ручку. На этот раз он услышал резковатый треск и крышка, на удивление легко отделившись, осталась в левой руке Мечислава. Капсула была открыта!

Почему-то именно в этот момент Мечик вспомнил, что так и не вернулся на работу, и просто на просто будет иметь прогул, но это его совершенно не тронуло. Он вздрогнул от звука сигнала производимого соседским автомобилем, подъехавшим к дому напротив. Машинально подняв голову, он посмотрел в окно, но тут же снова опустил глаза и плавно развернув к своему лицу капсулу, той стороной, где только что была крышка, пристально взглянул внутрь.

– Да, – сказал Мечислав, пощёлкав языком и слегка улыбнувшись.

Капсула не была пустой. Надев чистую перчатку, которую Мечик выудил из ящика с инструментами, он осторожно, двумя пальцами, достал из серебряной ёмкости её содержимое. В руке исследователя оказалась маленькая коробочка из красного дерева, судя по виду – великолепно сохранившаяся. Отложив драгоценный пенал на стол, молодой человек решил заняться капсулой. Он быстро приготовил щадящий содово-соляной раствор для очистки серебра и, погрузив в него свою добычу, вернулся к пеналу.

– Надо будет всё же проверить хромпиком это серебро. Хотя, я и так уверен… – заметил себе Мечик.

На крышке красовался вызолоченный герб Понятовских – вол повёрнутый влево. Осторожно открыв крышку, историк достал что-то небольшое, похожее на скруток бумаги.

– Да это же пергамент, – удивлённо проговорил Мечислав. – В Гродно? В восемнадцатом веке? Если это, конечно, действительно привет из восемнадцатого века, – добавил он, прищуриваясь на свет соседского окна, где горела яркая люстра, так как уже наступил вечер.

Осторожно развернув пергамент с помощью своего любимого, служившего ему уже, казалось, тысячу лет, карандаша, молодой человек увидел польский текст написанный красными чернилами, великолепным, каллиграфическим подчерком.

«Rycerz Salsinatus złożył swoje imiona w trójkąt. Umieść wybranych według imion na miejscach ich w dniu przybycia rycerza na świat mapa gwiazd jego słońcem wskaże na słońce w imion trójkąt. Odpowiedź w imionach wybranych złożonych razem otrzymasz. Na Poszukiwanym znajdziesz ją w wyznaczonym dniu»

Мечик свободно владел польским и поэтому быстро, тем самым карандашом, который использовал для того, чтобы развернуть свиток, он записал на валявшимся тут же клочке бумаги перевод:

«Рыцарь Salsinatus имена свои в треугольник сложил. Поставь избранных по именам на места их в день прихода рыцаря в мир звёздная карта его солнцем на солнце укажет в имён треугольник. Ответ в именах избранных сложенных вместе получишь ты. На Искомом найдёшь его в день назначенный»

Усмехнувшись, Мечислав постучал тупым концом карандаша по столу.

– Да уж…

«Перевод с польского получился китайским – ничегошеньки не понятно…» – промелькнуло в голове Мечика.

– И что дальше? – спросил он себя вслух. – Написать Вике, – ответил сам себе историк.