Читать книгу Живой замок. Свержение - Евгений Живенков - Страница 1

Густой дым вырвался с клубами пара, на мгновение закрыв собой серые, покрытые у подножья солью, четыре высокие башни. Запустив пальцы свободной руки в бороду, Адэр несколько раз провел ими от самого подбородка и до конца, который расположился у него на груди, расчесывая ее. Он уже привык к тому, что седые спутанные волосы, густыми клочьями спадающие вниз с его лица и шеи, постоянно мокрые. Они бы высохли, если бы он не покидал внутреннего замка, закрылся в одной из башен и согревал старые кости, сидя у пламени, но каждый день, выходя из каюты, он выбирал свежий морской ветер, отвергая тепло четырех стен, пропитанных запахом рыбы и пота.

Поднеся трубку ко рту, он втянул в себя немного услащенного дыма, после чего, закрыв глаза, выпустил его через нос. Этот табак с примесью неких трав, купленный им в порту королевства Нимарин несколько месяцев тому назад, не переставал удивлять его своим привкусом, но что более всего нравилось Адэру в нем – это сладкое послевкусие. Изредка он возвращался к той едкой дряни, что курят все моряки вокруг, чтобы почувствовать себя прежним, вновь молодым, когда стремление казаться грубым и дерзким брало верх над здравым разумом. В те годы он никогда не прикоснулся бы к чужестранному табаку и ни за что не надел бы поверх дырявой морской рубахи что-то еще, пускай бы ветер пронизывал своим холодом тело насквозь, а каменные башни обрастали льдом до самых своих зубчатых крыш. Тогда сердце его пылало, купаясь в горячих мечтах о новых землях, но годы идут на закат, и все меняется. Теперь морское дело в цепких руках Дорома, одиннадцатой правящей длани владыки Кримела, а значит, и самый могущественный корабль-крепость подчиняется лишь ему.

Поддавшись вперед, Адэр распрямил плечи, разминая затекшую спину, после чего, подтянув накидку повыше, вновь уперся лопатками в холодную доску. Позади гальюнная фигура в виде прекрасной девушки тянулась распростертыми руками к волнам, что разрезал собой острый нос корабля. Ей же доставались лишь брызги, что омывали ее оголенное тело, меж ребер которого виднелись острые клинки, направленные на тех, кто вознамерится напасть на плавучую крепость. Именно так мастер по дереву, что уже давно покинул мир живых, представлял себе Номину, воинственную богиню, что, слившись с Ланисерой в единый поток силы и света, спасла некогда человеческий род от тьмы, ужасных тварей и последующего многовекового рабства в объятиях зла.

Затянувшись, Адэр выпустил поток дыма, который тут же закрутило и развеяло ветром. Никто и никогда не видел, как выглядела Номина, лишь братья и сестры знали ее облик, поэтому, как и Ланисеру, во всех существующих королевствах каждый изображал по-своему, но та, что ведет их изо дня в день вперед, всегда нравилась Адэру больше всего. Он чувствовал ее позади, и она грела ему мысли, как давнишняя любовница, которая всю его молодость была рядом, но ее прелести всегда приходилось делить с другими моряками. Десятки лет тому назад он, словно стремясь быть ближе к ней, ближе к морю и новым землям, выбирался и подолгу сидел на самом конце гальюна, ловя лицом соленые брызги неизведанных вод.

Теперь чувствовать ее позади ему нравилось больше, всматриваясь в расходящиеся волны от кормы, окидывая взглядом серый замок, размещенный на огромнейшей палубе, и те воды, что они, беспрерывно идя на полном ходу, оставляли позади себя. Смотрел, словно погружаясь в те годы, что он уже прожил, что остались за плечами. Выпустив еще несколько клубов дыма, Адэр посмаковал его послевкусие, после чего в очередной раз поправил накидку, завернувшись в нее посильнее. Утро выдалось морозное, но почти безветренное, иначе туго бы пришлось стражникам, несущим караул на вершинах башен. Чувствовалась его прохлада и по табаку, что тянулся медленно и постоянно просил огня, то и дело норовя потухнуть.

Несколько дюжих парней в доспехах и темно-синих накидках, что подчеркивали их покорность владыке Кримелу, выкатили из трюма на палубу крепко сколоченную, дубовую бочку с маслом. Оно предназначалось для ламп, что были установлены на высоких штырях вдоль обоих бортов корабля. Несколько висело на носу, несколько на корме по ту сторону каменной крепости, и неисчислимое множество закреплено на канатах, что свисали от башен к бортам. Быстро перебирая руками, парни тем самым не столько проявляли свое желание работать, сколько стремились поскорее с этим покончить, чтобы вновь вернуться к пламени, разожженному в крепости. Их стальные нагрудники и кольчуги накалялись холодом, и накидки, бьющие по плечам, ничего не могли с этим поделать. Смотря, как оба они, еще не докатив бочку даже до середины палубы, начинают постукивать зубами, Адэр нахмурился, и очередная затяжка вышла слишком сильной даже для него. Рывками дым стал покидать его легкие через рот и нос, сразу же, как только он закашлялся.

– Поглотит тебя мрак, Дорома! – просипел он, закрывая рот тыльной стороной руки и вновь кутаясь в свою накидку.

С тех пор как одиннадцатая правящая длань взяла власть над кораблем-крепостью, многое изменилось. Здесь появилось множество стражников и воинов, не смыслящих ничего в морском деле. Но стерпеть их еще можно было, особенно в холодное время или момент шторма, ведь, закрывшись в крепости, они не показывали оттуда носа. Однако, когда липкие пальцы сухопутного лорденка стали касаться устройства корабля, это стало многим поперек горла, будто рыбная кость или тот дым, что мгновением ранее, наконец, выкашлял из себя Адэр.

Дернув себя за бороду, он сплюнул в сторону, мельком подумав о том, что уже более десяти лет драить палубу не входит в его обязанности, а значит, и волноваться за это не стоит, однако внутри нечто все же неприятно зашевелилось в этот момент. Сейчас он больше думал и злился из-за подвесных ламп, которые появились по приказу Дорома. Никому ненужные, они лишь требовали постоянной мороки с маслом, которое занимало много места в трюме и заставляло регулярно возиться с лампами, на что плевать в солнечный, теплый день, но уже совсем не до шуток в мороз и тем более в ветер.

Сплюнув на всякий случай еще раз, Адэр попытался затянуться, но понял, что зелье потухло. Осмотрев трубку, он перевернул ее и, взяв за чашу, выбил остатки табака наружу, после чего вынул два мешочка. Из одного он достал щепотку купленного им в Нимарине зелья и, засыпав его в табачную камеру, плотно утрамбовал, поковыряв большим пальцем, что за годы пожелтел от этого занятия, как и сами зубы старика от извечного курения. Оставшись довольным проделанным трудом, из второго мешочка он щипцами аккуратно вынул небольшой черный уголек, после чего положил его сверху на утрамбованное зелье. Прикрыв трубку рукой, Адэр подул на него, от чего тот раскалился за мгновение, заставив табак испускать струйки дыма. Проворно сняв уголек, старик закинул его обратно в мешочек и тут же начал пыхать трубкой, раскуривая сладостное зелье. Добытая им некогда крошка с хвоста саламандры тешила его в такие моменты, избавляя от мороки возиться с огнем и порождая любовь к мелочам. За годы путешествий даже самый глупый и бесталанный моряк обрастает своим запасом различных вещей, что кажутся диковинкой для сухопутных детишек, которые зовут себя воинами. Опыт, память, жизнь. Все эти кривые шутки, изломы речи, амулеты и свисающие с шеи зубы подводных тварей. Старые клинки, сплетенные в косы бороды, черные узоры на выбритых черепах и глупые приметы. Все это зарождается на волнах и должно быть погребено пучиной, ведь лишь ее глубина может упокоить истинного моряка. Земля и песок не справятся с этой целью – им не под силу.

Уже который час они неспешно разрезали собой волны, в то время как по левой стороне, почти впритык к борту проносились высокие черные скалы. Магия и мощь корабля-крепости не позволяли волнам погубить его, рывком выкинуть на огромного каменного гиганта, что, нацеленно выпятив грудь, позволял мощным потокам воды разбиваться об нее на мириады соленых капель, стекающих с заостренных скал обратно в океан. Адэр, видевший за жизнь множество вещей более впечатляющих и необычных, все равно чувствовал некое величие этих скал. Возвышающиеся не просто над бортом, а даже над вершинами четырех башен, они были устрашающе огромны. Есть предметы, которые отдают запахом вековой давности. Они стары, это видно с первого взгляда. Есть вещи, что еще старше предыдущих, они вызывают некий трепет, словно пришедшие к нам с тех пор, когда траву к земле приминали не только босые ноги людей, а и богов. Однако есть то, что словно делило одни и те же мгновения с богами, но боги давно мертвы, а оно существует до сих пор, и, глядя на него, приходит понимание, что будет существовать еще столько же. Увидит рождение новых вершителей судеб, а после переживет и их. Именно такие чувства вызывали эти скалы своим видом у Адэра. В последнее время он курил не так много, как раньше, но в это промозглое утро проникающий в легкие дым не давил на них, и он, докуривая, забивал трубку по новой. Возможно, эта молчаливая атмосфера, наполненная холодом и той тенью, что отбрасывают собой на палубу скалы, подбивала его к этому. Возможно, она, а может, просто настал такой час. Он не знал и не хотел в этом копаться, просто курил и размышлял, выпуская из себя потоки дыма, словно отрывки мыслей, которые тут же подхватывал собой ветер и, разбавляя такими же чужими помыслами, оставлял их невидимыми, унося куда-то вдаль, где их жадно поедала вечность.

Двое парней, наконец, установили бочку у одного из бортов, и пока один ковырял небольшим топориком крышку, второй переминался с ноги на ногу, выдыхая клубы пара на собственные замерзшие руки. Послышался странный, неуместный звук, который заставил Адэра дрогнуть всем телом, но нисколько не привлек внимание двух воинов в синих накидках. Вороний крик. В этих краях нет ворон, и старик прекрасно это знал. Он перевел взгляд на трубку, лишь вскользь успев задуматься над тем, что, возможно, выкурил слишком много, но тут же о палубу ударилось живое подтверждение тому, что слух его не подвел. Черный комок обледенелых перьев с глухим звуком встретился с толстыми палубными досками и проехался по ним еще добрых шагов двадцать, пока не остановился. Уж это не могло не привлечь внимание воинов, которые сразу позабыли о масле, переведя взгляд на мертвую птицу. А она была именно таковой, в чем Адэр убедился, лишь приблизившись к ней. Накидку и трубку он оставил на носу корабля, позабыв о них.

– Даже птицы мрут от холода, а мы должны возиться с этим треклятым маслом! – с паром выдавил из себя один из парней, что тоже склонились над черным комком.

Изломанные крылья, как и сама голова существа, были вывернуты под неестественным углом. Растрепанные перья торчали в разные стороны. Их покрывала тонкая корка льда.

– Здесь не бывает воронья, – ответил Адэр, поддев существо своим острым кинжалом.

– И откуда тогда взялась птица? – спросил второй, худощавый парнишка, почти что юнец.

– Откуда тогда взялась… – негромко повторил старик и сразу сам себя одернул, отшвырнув замерзшего ворона в сторону одного из бортов корабля, после чего развернулся к воинам владыки Кимела. – Чего встали, масло замерзает! Хотите катать бочки целый день, синие крысеныши?

Тот, что был постарше, горделиво отвернулся, скривившись лицом, и отправился к бочке. Он явно был верным псом своего короля и его одиннадцатой длани, но юнец был иного покроя. Выждав паузу, он негромко произнес:

– Нет, капитан Адэр, – после чего тоже удалился.

Старик проводил его взглядом, стараясь запомнить голос и лицо. На корабле, не считая его людей, было две с половиной сотни воинов, и лишь единицы признавали в нем капитана. Каждого из них он старался запомнить, дабы знать, кому не стоит резать глотку, если трения между его моряками и воинами перейдут черту. Под стать синим крысенышам девять десятков его пропитанных солью и потом парней относились так же к Орвенну, лорду, возглавляющему воинов на этом корабле-крепости. Он подчинялся напрямую указаниям Дорома, и именно он говорил из раза в раз, какая новая цель их маршрута. Адэр в свою очередь вел корабль, подчиняясь ему, но делая это с крепко сжатыми зубами.

Иногда он ложился спать с мыслью о том, что будь он моложе, уже давно устроил бы резню и свержение Орвенна. Сухопутным червям, облаченным в сталь, нет места на корабле, и эту мысль разделял каждый из его людей. Однако старика из раза в раз останавливали его мудрость и смирение, которые пришли с годами. Он любил своих парней, каждого из девяти десятков, даже самых криворуких, таких как Одноглазый Крайк, что регулярно продолжает надевать по ошибке чужие сапоги, за что уже дважды был подвешен за ногу на верхушке одной из четырех башен. Адэр понимал, что они уступают числом, и если быть схватке с носителями синих плащей, то понесут потери, а видеть кого-то мертвым из своих ребят он не желал.