Читать книгу Изоляция Застолья - Евгений Константинов - Страница 1

«Дружище! Вокруг моего острова создай большое зеро. И лодку, чтобы ловить рыбу… – закрывшись в ванной комнате, Серега Костиков читал через увеличительное стекло очередное послание Владислава Мохова, написанное в тетрадке величиной с ноготь большого пальца…

– Без фруктового сада обойдусь. Но к моему острову должен примыкать пляж, можно тот, что уже есть в Застолье. Если пообещаешь все это сделать, назову кодовое слово. По нему получишь у известного тебе мужика ключ от моей потаенной квартиры.

Она – на Сретенке, в соседнем подъезде моего дома. Двухкомнатная. Через стену – моя офиц. кв., в которую есть замаскир. дверь. Приватизирована, коммун. усл. перечисляются со спец. счета.

Как только переправишь в нее Застолье и сделаешь для меня остров и все остальное, я назову код еще одной банковской карточки, с которой можно снять деньги. Решай быстрее. Полагаюсь на твое слово, которое ты всегда держишь!

Это мое послание сразу сотри, нет, лучше страничку вырви. Не светись с мобильником.

Твой друг, Влад».

Что и говорить, очень даже неплохой вариант предлагал Сереге его уменьшившийся до размера мизинца приятель. С тех пор, как инкассатор Сергей Костиков, увлекающийся лепкой из пластилина, обнаружил в себе чудесную способность «оживлять» созданные собственными руками миниатюрные творения, прошел почти месяц.

А началось все с композиции «Застолье», в которой два пластилиновых мужчины и одна женщина вдруг начали двигаться. Серега не мог слышать, что говорят живчики, но, общаясь с ними языком жестов, стал лепить для них продукты, предметы обихода, комнаты для каждого и тоже все это «оживлять».

Как же интересно было наблюдать за поведением живчиков! Свою тайну он открыл лишь Владу Мохову – владельцу московского ресторана и миллионеру. Восхищенный увиденным, тот надавал скульптору кучу советов: расширить композицию; добавить в нее новых живчиков; чтобы они сами себя обеспечивали продуктами, слепить корову, свиней, кур, огород, фруктовый сад. У Сергея все получилось, но он никак не ожидал, что Мохов задумает сделать на его таланте «пластилиновый» бизнес.

Затею миллионера он не поддержал, и тогда упрямый Влад Мохов начал его шантажировать, за горло взял. Но, как говорится, за что боролся, на то и напоролся: вместе с послушными своему создателю живчиками, скульптор «подставил» Мохова, который уменьшился и оказался на территории Застолья.

Многое случилось с московским инкассатором Сергеем Костиковым всего за несколько весенних дней. И влюбиться он успел, и потерять свою любовь; и копию самого себя слепил из пластилина, а потом оживил; и инкассаторскую машину, на которой Серега работал, ограбили, водителя убили, напарника тяжело ранили; но, благодаря живчикам Костиков помог следователю Клюеву, который вел это дело, найти и грабителей, и похищенные ценности…

Очень сильно изменилась жизнь Сереги Костикова, благодаря пластилиновому хобби и откуда ни возьмись появившейся способности к оживлению своих творений. Разросшаяся композиция «Застолье» с шестнадцатью живчиками стала занимать большую половину обеденного стола и, хоть и разбиралась на отдельные платформочки, с трудом помещалась в нижнее отделение серванта. Он же планировал еще больше увеличить ее пространство и добавить в Застолье новых персонажей. Вот только в его однокомнатной квартире сделать это было проблематично.

Серега продолжал лепить, не имея возможности противиться потоку фантазии. Да и пальцы того требовали. Но пока что он сознательно старался сделать что-то, не требующееся композиции Застолье. Слепил участок железной дороги – со шпалами и рельсами, и с положившей на рельсы голову девушкой – якобы это Анна Каренина. А потом не удержался и добавил хулиганистости – пристроил сзади к самоубийце похотливого мужика, мол, ей-то все равно помирать, почему бы напоследок не порадовать проходившего мимо грибника. Назвал композицию «Анна Каренина и находчивый грибник».

Слепил Серега и деревенский туалет, а рядом с ним – пьяного писающего парня. Зайти в туалет парень постеснялся, потому что в нем была кошка, выгонять которую он не стал. Еще одна композиция получила название «Пошла Дуня за водой». Здесь в центре был опять-таки деревенский колодец, в котором девушка в сарафане собралась набрать воду, и как раз в это время к ней сзади подскочил добрый молодец, задрал сарафан и… В общем, хулиганские композиции лепил Серега Костиков. Для души. Застолье – другое дело. К Застолью он пока ничего добавлять не спешил – места не хватало.

В принципе, можно было бы, отказывая в жизненном пространстве себе самому, приобрести еще один стол и развернуть композицию Застолье вширь и длину. Но посвящать его кого-либо в тайну живчиков скульптор не собирался, впрочем, как не собирался становиться отшельником и не пускать к себе домой друзей и знакомых, которых у Сереги Костикова было много – другой бы позавидовал.

Он поддерживал отношения с друзьями школьными и армейскими, с друзьями по даче в Подмосковье и с троюродными братьями, а уж, сколько было просто хороших знакомых среди рыболовов и охотников – и не сосчитать.

Вот и сегодня к Костикову нагрянули сразу трое друзей-приятелей – приехали навестить больного. Серега сильно простыл в тот самый день, когда помогал капитану милиции Клюеву в разоблачении грабителей инкассаторов. Одним из гостей как раз и был Юрий Борисович Клюев, приехавший к нему домой в Коньково вместе с их общим знакомым Игорем Акимовым, который работал в рыболовном журнале и писал книги. Третьим гостем был тоже рыболов и охотник Максим, работающий в солидном страховом учреждении.

Гостей Костиков сегодня не ждал, как раз наоборот – собирался в одиночестве понаблюдать за жизнью в Застолье. Проснувшись и попив чайку, скульптор одну за другой выставил платформочки на стол и собрал композицию воедино, когда раздался телефонный звонок. Старый приятель Игорь Акимов, узнав, что Серега дома один и никого не ждет, даже не спрашивая приглашения, пообещал вскорости навестить «болезного».

Пришлось в спешном порядке убирать Застолье обратно в сервант, но прежде, обратив внимание на настойчивые призывы уменьшенного Мохова, Серега забрал у него крохотную тетрадь, с помощью которой они общались. Сразу прочитать послание скульптор не успел, – позвонил Максим, сказал, что у него есть к нему дельце, но это потом, а сначала с жаром принялся рассказывать, как поохотился в прошедшие выходные. Серега его прервал, мол, по телефону подробности охоты слушать не в кайф, а дельце обсуждать – тем более не стоит. И раз уж к нему едет Игорь Акимов, тоже охотник, пусть приезжает и он.

Оказалось, что Игорь заявился не один, а с Клюевым. Максим тоже не заставил себя долго ждать. Пока гости накрывали на стол, Серега все-таки уединился в ванной комнате, чтобы прочитать полторы странички, написанные Владом. Как знал приятель, что предложение по поводу потаенной квартиры очень актуально…

– Сколько тебя можно ждать, Шуба! – воскликнул Игорь, когда Серега вернулся в комнату, где стол, недавно освобожденный от композиции «Застолье», оказался заставлен тарелками с закуской, бутылками и наполненными стаканчиками. – Борисыч совсем нас заинтриговал в плане твоих подвигов. Говорит, расскажет только в твоем присутствии, как ты грабителей вычислил.

– Никого я не вычислял, – нахмурился Костиков. Не дай бог, капитан растрезвонил, что преступление было раскрыто исключительно благодаря устроенному им «эксперименту» с участием живчиков.

– «Вычислил» – на самом деле слово неверное, – Борисыч незаметно для других подмигнул Сереге, мол, не волнуйся, все в порядке. – На самом деле Шуба не вычислил, а включил свою память. Начальник нашего РУВД подполковник Заводнов сильный психолог. Мы с ним сюда приехали, Завод провел коротенькую беседу с наводящими вопросами, и Шуба вдруг все вспомнил. Он ведь после полученного удара по затылку и падения потерял сознание всего на несколько мгновений. Некоторое время не мог двигаться, зато все видел и узнал убийцу, которым оказался зам. начальника инкассации Лисавин.

– И смог это доказать? – Акимов, написавший десяток детективных и фантастических романов, недоверчиво посмотрел на Костикова.

– Оказалось, что ничего доказывать не надо, – капитан тоже смотрел на хозяина квартиры, словно давая понять, чтобы тот до поры до времени помалкивал. – Шуба взял да и позвонил Лисавину по мобильнику. А Лисавина в это самое время его подельник запер в бане на дачном участке. Запер, баню поджег и с похищенными ценностями – тю-тю. Мобильник-то он у Лисавина предусмотрительно отобрал, но у того еще один был, только без денег на счету. Сам Лисавин позвонить и сказать, что заживо сгорает, не мог, зато на вызов Шубы ответил, и адрес подельника назвал. Ну и буквально через час мы вместе с Шубой этого подельника, между прочим, бывшего инкассатора и повязали…

– И потом стали это дело прямо на улице отмечать, – подхватил Серега, – и так наотмечались, что я простуду подхватил, и теперь вот на больничном прохлаждаюсь.

– Зато справедливость восторжествовала! – провозгласил Максим, поднимая наполненный стаканчик. – А здоровье мы сейчас поправим.

– Как тебе официальная версия? – вновь подмигнул капитан скульптору, чуть погодя, когда Игорь и Максим принялись о чем-то дискутировать.

– Очень ловкая версия, – согласился Серега.

– Ее наш Завод подогнал, – уважительно сказал Клюев. – Главное, благодаря такой версии, все лишние вопросы отсекаются. И подполковник Заводнов – крутой психолог, и ты – несмотря на травму, нашел в себе силы собраться и вспомнить важное, и все мы – оперативно приняли единственное верное решение. Наверняка, Завода в звании повысят, и я – в шоколаде, и тебе какую-нибудь благодарность объявят.

– А я вот, как писатель интересуюсь, – прислушавшись к их разговору, сказал Игорь Акимов. – С какого такого перепугу наш Шуба, пусть и потерпевший, удостоился столь великой чести, что сам начальник РУВД к нему домой пожаловал?

– Он к нему не как к потерпевшему пожаловал, – возразил Клюев, – а как к скульптору. Шуба для подполковника Заводнова на заказ очередную пластилиновую нетленку создал.

– О! – встрепенулся Максим. – Как раз по поводу композиций я и собирался с тобой поговорить.

– Борисыч… – вздохнул Серега. – Ну, кто тебя просил трепаться!

– Что ты, как девочка, все пионеришься со своим пластилином? – обратился Акимов к скульптору. – Раз спрос есть, давно бы уж начал зарабатывать на своем хобби. Если бы мне за мои нетленки нормальное бабло платили, я бы в три раза больше писал. Километрами бы бумагу изводил.

– Если бы, – хмыкнул Серега. – Как скажет Борисыч, сослагательное наклонение у нас не котируется.

– В том-то и дело, что здесь никаких сослагательных! – обратился ко всем сразу Максим. – Есть конкретные люди, готовые приобрести у Сереги его пластилиновые композиции. Купить за хорошие деньги!

– По правде говоря, я бы и сам у него кое-что приобрел, – сказал Клюев.

«К примеру, свою собственную копию, а до кучи еще и Любку-лыжницу», – подумал Серега.

– Юрий Борисович, в очередь, – постучал по столу Максим. – Серега, я на полном серьезе. Мужики, я же фотки его хулиганских скульптурок сотрудницам в офисе показал, так они все поголовно кипятком изошли. Пристали – почем продает? А одна – чуть ли не слезами. Хочу, говорит, эксклюзивный подарок своему мужику сделать, а он у нее француз, кстати, очень крутой наш клиент. Говорит, никаких денег не пожалею, если скульптор то, что надо слепит…

– А чего она хочет-то? – опередил Серегу с вопросом Акимов.

– Баню она хочет! Русскую баню, в которой бабы с мужиками вместе моются. Вениками друг друга хлещут и все остальное…

– Ха! Молодец твоя сотрудница, – просиял Акимов.

– Наш человек, – кивнул Клюев. – Я бы с такой фантазершей с удовольствием в баньку сходил.

– А ты, скульптор, что скажешь? – спросил Максим.

– Прикольно, – Сереге и в самом деле понравилась идея. И почему сам не додумался…

– Ну и за сколько гульденов ты бы взялся слепить на заказ русскую баню? Назначь цену!

– Хорошо, назначу! – решительно сказал скульптор, мысленно согласившись, что в самом деле «пионерится, словно девочка».

– Каждая фигурка – сто баксов. Плюс антураж – в зависимости от объема – но не меньше пятидесяти зеленых.

– Хорошая цена, – почесал затылок Акимов.

– Нормальная, – сказал Борисыч. – Я бы…

– Другими словами, – прервал капитана Максим, – если заказчица захочет, чтобы было четыре человечка и, допустим парилка, то ей это обойдется в полштуки зеленых?

– Минимум. Ей же для полноты картины захочется видеть разные черпачки, шайки-лейки, мыло-мочалку-простыни, – идея нравилась Сереге все больше и больше. – А где парилка, там и предбанник, там и стол с пивом и воблой. Если твоей заказчице бабла не жалко, могу, хоть целиком баню слепить. Дело лишь во времени.

– Время – бабки, – Акимов взял на себя роль разливальщика.

– О времени и о бабках ты, Серега с ней напрямую договаривайся. Чтобы в испорченный телефон не играть.

– Ей надо, пусть она со мной и договаривается, – Серега поднял наполненный стаканчик. – За что пьем?

– За твой талант! – провозгласил Клюев.

– Согласен, – одновременно сказали Акимов и Макс.

– Черт с вами…

– Другими словами, – закусывая маринованным огурчиком, возобновил разговор Максим, – ты готов с заказчицей или даже с заказчицами встретиться?

– Да готов уже, готов, – Серега представил себе, как после создания композиции «Русская баня» оживит ее персонажей.

– Значит, договорились?

– Я свое слово держу!

– Замечательно! – хлопнул в ладоши Максим. – Я на минуточку отлучусь, а вы пока разливайте.

– Следующий тост за мной! – заявил Серега. – И когда Максим вернулся из ванной комнаты, начал толкать речь:

– Только, Макс, и остальные присутствующие, прошу без обид. Вот существуют люди разных профессий…

– Завел пластинку… – обреченно вздохнул Игорь, но Клюев тут же махнул рукой, мол, не мешай человеку говорить.

– У тебя, Игорь, в моем понимании, очень замечательная профессия. Ты книги пишешь, люди их читают, ненавидят отрицательных героев, переживают за положительных, ставят себя на их место… Читатели благодарны тебе, что им есть чем заполнить свой досуг. У меня профессия – инкассатор. Не исключаю, что профессия туповатая, и, возможно, в недалеком будущем в связи со всякой там банковской компьютеризацией, вообще отомрет. Но сегодня кто-то же должен деньги перевозить, и никуда от этого не деться…

– Ты – человек опасной профессии, – Акимов приподнял наполненный стаканчик, намекая, что пора бы его осушить.

– Еще более опасной профессии человек – наш общий друг Юрий Борисович Клюев, за которого я и предлагаю поднять этот тост!

– За него! Ура!

– А вот за профессию страхового агента я пить не стану, – продолжил Серега, когда все набросились на закуску. – Лично к тебе, Макс, сам знаешь, как отношусь, мы – друзья, не разлей водой. Еще из страховых агентов мне очень даже по душе Юрий Деточкин. А всех остальных страховщиков и сотрудниц-страховщиц я в принципе никогда не уважал и уважать не буду.

– За что такая немилость? – поинтересовался Клюев.

– А какую пользу страховые агенты приносят стране?

– Борисыч, ты разве никогда Серегину теорию не слышал? – развел руками Акимов.

– Лично я сто раз слышал, – сказал Максим. – Только не очень-то его теория убедительна.

– Для тебя, Макс, все кроме денег неубедительно.

Вот Борисыч с преступностью борется. Чем ворья и бандюков меньше, тем у него совесть чище. При этом прекрасно понимает, что не было бы преступников, тогда бы и профессия его ментовская отмерла. Но он все равно борется, потому что изначально против людей с черным нутром. И я тоже против, и писатель наш Игорь Иванович… – Серега выжидающе посмотрел на Максима.

– Намекаешь, что мне преступники по душе?! – отреагировал тот.

– Тебе по душе трусы. Чем больше вокруг трусов, тем страховой компании выгодней, ведь так?

– Почему трусов-то! Люди хотят быть застрахованы от всяческих бед…

– Не надо передергивать, Макс! Никто не хочет, чтобы с ним и с его близкими беда случилась. Просто одни люди живут спокойно, прекрасно понимая, что в любой момент все что угодно может произойти, а когда произойдет, готовы сами с проблемой справиться, а не в страховое агентство бежать, которое тебя же за твои деньги еще и надует. Для тебя же какой клиент самый выгодный? Правильно – который наследников не имеет. Зато застраховал свое имущество от всяких там стихийных бедствий, а потом взял, да и в одночасье от какого-нибудь инфаркта копыта отбросил. И кому в таком случае его денежки достанутся? Правильно – тебе и твоему страховому агентству. И чем больше будет таких вот клиентов, тем лично тебе, твоему карману выгоднее. Тебе вообще очень выгодно, чтобы в стране жили не герои, а трусишки зайки серенькие. Которые по поводу и без повода по сторонам оглядываются – абы чего не случилось. Которые готовы свою задницу застраховать – как бы на ней прыщик не вскочил. А кто в наше время готов в первую очередь свою задницу застраховать? Скажи-ка, Макс! Кого сегодня в армию по некоторым особым соображениям могут не взять, а? В первую очередь – твоих клиентов, Макс, большинство из которых не под тем цветом знамени марширует…

– Шуба, ты чего раскипятился-то! – прервал затянувшийся монолог Клюев. – У меня машина тоже застрахована…

– И у меня, – поддакнул Акимов. – И, между прочим, моя тачка застрахована как раз у Макса.

– Страх и в ванне, – усмехнулся Серега. – Это не мои слова, а великого Терри Пратчетта. Надеюсь, от стихийных бедствий не застраховались?

– Мы не настолько богаты, чтобы оплачивать еще и стихийные бедствия…

– Каждый, добровольно страхующийся – трус. Ты, ты и ты – трусишки зайки серенькие…

Повисшую злую паузу нарушил звонок в дверь.

– Кого еще черт принес? – нахмурился Серега.

– Открывать пойдешь, или сначала за трусишку ответишь? – спросил Клюев.

– Да иду уже, иду.

Вслед за хозяином квартиры, словно притянутые магнитом, последовали гости. И когда входная дверь открылась, одновременно издали что-то нечленораздельное, но радостно-восхищенное. И было отчего – на пороге стояли две довольно привлекательные девушки, у одной из которых в руке была бутылка виски, у другой – торт.

– З-з-дравствуйте, – растерялся Серега Костиков. – Вы, наверное, квартирой ошиб…

– Нет-нет, не ошиблись, – пролез к дверному проему Максим. – Шуба, это те самые сотрудницы, которые хотели с тобой пообщаться по поводу пластилинового творчества. Проходите, девочки, проходите. – Это – Татьяна Юрьевна…

– Можно – просто Таня, – пышная брюнетка переступила порог и, стрельнув глазками, протянула Костикову бутылку.

– А это – Дарья… не помню отчества…

– Можно – просто Даша, – мило улыбнулась рыжеволосая обладательница торта. – Извините, если прервали ваше мужское…

– Очень даже вовремя прервали, – выхватил у нее из рук торт Акимов и сунул в свободную руку Сереге. – Меня зовут Игорь, этого стройного товарища – Юрий Борисович…

– Просто Юра, – тут как тут оказался капитан милиции. – Если бы не прервали, у нас бы тут такое началось!

– Мужчинские разборки? – вскинула брови Таня.

– Какие могут быть разборки среди друзей! – воскликнул Максим. – А в присутствии таких прекрасных дам говорить мы будем лишь о творчестве. Проходите, сотрудницы, проходите…

Нормальные оказались сотрудницы – вмиг развеяли напряженную атмосферу в квартире Сереги Костикова. И выпивали с удовольствием, и на не очень пристойные шутки адекватно реагировали. Ну а когда скульптор предоставил на общее обозрение некую часть своих рукотворных композиций, началось вообще что-то феерическое. Такого восторга Серега просто не ожидал. Особенно порадовали зрителей три последние по времени сделанные композиции: «Анна Каренина и находчивый грибник», «Туалет занят» и «Пошла Дуня за водой». В плане исполнения Сереге и самому они нравились больше всех остальных, но тут еще и комментарии посыпались:

– А рельсы-то, рельсы! – восхищался Акимов. – И на шпалах каждый костыль обозначен, и щебень разбросан очень достоверно…

– И главное, у грибника сигарета в зубах! А корзинку-то он уронил, и грибочки рассыпались: беленькие, подосиновики и лисички, лисички! – визжала от восторга Татьяна Юрьевна.

– Вы лучше к антуражу туалета приглядитесь, – говорил Клюев. – Там же на каждой доске – трещинки, типа рассохлись! А внутри и сидушка очень натуральная, и бумага нарезаная в специальной штучке, и календарь на стене… А какие у кошки усы растопыренные!!!

– Лично я больше всего от колодца с Дуней кайфую, – многозначительно изрекал Максим. – Именно к такому колодцу я в детстве ходил за водой.

– Я, возможно, ошибаюсь, – последней решила высказаться Даша, – но мне кажется, что и Анна Каренина, и Дуня – вылитые Мерлин Монро, а находчивый грибник, писающий мужик, и тот, который к Дуне у колодца пристроился очень похож на нашего скульптора.

– Точно, Шуба! – воскликнул Акимов. Это ж ты!

– Он!

– Нет, – возразил Максим. – У грибника во рту сигарета, а Шуба некурящий.

– Все равно похож.

– А почему – Шуба? – спросила Даша.

– Это я его так прозвал, – словно хвастаясь, сказал Акимов. – Было время, он зимой на подледную рыбалку в шубе ездил и однажды, при помощи этой шубы, человека спас.

– Как это?

– Рыболов старенький на последнем льду в полынью провалился, а вылезти не мог. Серега поближе подполз, шубу с себя снял, сам за один рукав держался, за другой дедок ухватился. Так и вытащил его на твердый лед. Шуба у нас герой!

– Да ладно тебе, Игорь Иванович. Меня тоже из полыньи вытаскивали. Рыбалка – самый опасный вид спорта.

– Почему – спорта? – удивилась Даша.

– Подожди, подруга, – вклинилась между ней и Серегой Татьяна Юрьевна. – У меня к господину Шубе серьезный разговор. Конфиденциальный.

– Максим Николаевич сказал, ты в курсе моей просьбы? – без обиняков спросила она Серегу, когда они уединились на кухне. – Сможешь за неделю управиться?

– Смотря сколько должно быть персонажей, смотря какой антураж, – Сереге не очень понравилась ее настырность. Такой – палец в рот не клади.

– Я постараюсь объяснить ситуацию. Француз мой, – весь такой пафосный, считает себя крутым ловеласом. Пусть считает. Для меня главное удержать его, как клиента. Он через полторы недели к себе во Францию уматывает, а когда обратно прилетит, зависит от того, будет ли у него здесь в России интерес не столько по бизнесу, сколько в плане развлекухи. На женском фронте естественно…

– Естественно, – кивнул уже довольно поддавший Серега. Татьяна Юрьевна, кстати, тоже была не совсем трезва.

– Я вот что придумала. Уже в Шереметьево перед самым вылетом вручить ему сувенир, который типа не кантовать, а – в ручную кладь. Чтобы была такая коробочка из-под торта, красиво упакованная, которую он откроет только у себя дома. Откроет, а там миниатюрная баня, в которой он – главное действующее лицо, а вокруг – готовые исполнить любую его прихоть голые девушки…

– Помимо француза, сколько должно быть баб? – недовольно спросил

– Пять. Лучше – шесть…

– Перебор! В плане на ограниченном пространстве парилки тесновато им будет. Надо помывочное отделение добавлять, а это подразумевает бочки с горячей и холодной водой, всякие там шайки-лейки.

– Добавляйте! – идея с помывочным отделением Татьяне пришлась по душе. Но, чтобы девушек было не меньше пяти. Леон должен как бы оказаться в настоящем цветнике. Чтобы вокруг и брюнетка, и блондинка, и толстая, и худенькая, типа на любой вкус…

– Лысую лепить не стану!

– Не надо лысую…

– А позы?

– На ваш мужской вкус. Но чтобы обязательно… – Татьяна изобразила толику стеснения. – Сергей, у меня есть одно серьезное условие, – помимо меня баню никому не показывайте. За это я готова заплатить дополнительно.

– Желание заказчика – святое.

– В таком случае в композиции должны присутствовать две… лесбиянки.

– Да без проблем, – хмыкнул Серега. – А француз – натурал, или…

– Да-да-да. То есть, как там на самом деле – неважно, но изобразить его необходимо именно, как натурала. Причем, с мужскими достоинствами желательно не мельчить.

– Понятно, – вновь хмыкнул Серега. – А образы брать из моего воспаленного воображения, или имеются фото действующих лиц?

– Главных действующих образы имеются, – в руках у Татьяны появилось несколько сложенных вдвое листов формата А 4 с напечатанными на принтере черно-белыми фото. – Вот это Леон…

– Что-то на льва совсем не похож, – не смог сдержать скептической улыбки Серега. – Типичный ботан…

– Шуба, – терпеливо вздохнула Татьяна, – для тебя это имеет значение?

– Мне – по-барабану…

– Вот и слава тебе! Держи – эта, светленькая – его, так сказать, любимая любовница. А вот эти – лесбиянки…

– Опа! – теперь улыбка у Сереги вышла удивленно-восхищенной. – Так это же ты и твоя подруга Даша!

– Конечно, – не моргнув глазом, согласилась Татьяна. – Причем, в композиции доминировать должна именно я. Еще две девицы-красавицы – на твой мужской вкус… Итак, – цена вопроса?

– Считаем, – Серега принялся загибать пальцы перед самым носом заказчицы. – Шесть действующих лиц – по сто баксов каждое лицо, плюс антураж – парилка и помывочное отделение со всякими там прибамбасами – двести баксов, плюс – за срочность и конфиденциальность… итого, мадам, с вас всего-навсего ровно тысяча американских гульденов.

– Договорились, – не моргнув глазом, согласилась заказчица…

К пиршественному столу Серега вернулся несколько ошарашенный. По правде говоря, ему и внешне, и по поведению приглянулась рыжеволосая Даша. Нет, в отличие от Акимова, записывать себя в ее ухажеры он не стал, просто было приятно на нее глядеть и слушать. И вдруг – лесбиянка. Что ж, бывает…

– Ну, как, договорились? – поинтересовался Максим, протягивая Сереге и Татьяне Юрьевне две наполненные рюмки.

– В цене сошлись, теперь дело за скульптором, – Татьяна казалась и довольной, и слегка озабоченной одновременно.

– Не бойся, Шуба свое слово всегда держит, – сказал, оказавшийся тут как тут Акимов.

Чокаясь с ним, Серега прикинул про себя, что грех было бы слово не сдержать, – как-никак, за работу, выполненную его пальцами за три-четыре дня, будет заплачена сумма, примерно соответствующая его месячной зарплате. Побольше бы таких заказчиков!

* * *

В плане заказа Татьяны Юрьевны радовало, что все персонажи, то есть один мужчина и пять девушек должны быть голыми. Лепка фигурок в одежде занимала гораздо больше времени. Взять хотя бы рубашку: воротник, карманы, пуговицы, манжеты – все это необходимо обозначить. Те же пуговицы следовало сделать одинаковыми и расположить на равном расстоянии друг от друга. Та же обувь и, следовательно, носки либо чулки, колготки и каждому персонажу – по паре! Процесс изготовления не сложный, но время, время…

Но, как представлял себе Серега, самым трудоемким окажется создание двух помещений – парилки и помывочной. Точно так же, как в последних композициях дольше всего он трудился не над людьми, а над железнодорожным полотном, деревенским туалетом, колодцем. Здесь тоже стены обязательно нужно сделать из «бревен», соответственно и пол, и полки, и камни, на которые будет выплескиваться вода для пара, должны выглядеть натурально и соответствовать заданному масштабу.

К созданию помещений, бочек и остальных причиндалов Серега решил приступить потом, в первую очередь – персонажи. Француз Леон носил пижонские усики и обладал внушительным носом, к тому же Татьяна просила не обделить его величиной мужских достоинств – работа над этим персонажем в плане соответствия с прототипом будет самой легкой.

С Татьяной – сложнее, ведь в первую очередь необходимо угодить заказчику, то есть, ей. Никакого шаржа, прическу сделать более пышной, фигуру – идеальной, грудь можно увеличить, но не переусердствовать. А как быть с ее подругой-лесбиянкой Дашей, которая внешне гораздо привлекательней. Слепишь ее такой же, а завистливой заказчице, которая по задуманному сюжету доминирует, это не понравится. С другой стороны основное здесь именно ее доминирование, тем более, над такой рыжеволосой красавицей.

Так, любимая любовница у нас блондинка, на мордашку – типичная кукла Барби, значит, надо ей и ноги от ушей вылепить. И еще двух развратниц можно подобрать на мой вкус, при этом одну толстенькую, другую наоборот. О! За худенькую вполне может сойти Катя Жайворонок из ресторана «Фазан и сазан»…

Если Татьяне Юрьевне вдруг не понравится творение его пальцев, и она откажется выкупать заказ, пожалев денег, то ничего страшного. Можно будет присоединить баню к Застолью и «оживить». Там копия Кати с копией своей подружки Машки встретится и, кстати, с Владом, которого она с таким рвением разыскивала. Прикольно будет понаблюдать.

В таком случае пышненькой в бане пусть станет копия Марины Савельевой из универсама, в котором работала Вика. Они тоже подруги, тоже при встрече будет, о чем поболтать.

Обмозговывая все это, Серега, не выходя из-за стола, одну за другой слепил шесть голов будущих персонажей композиции «Русская баня». Порядком устал, зато сделал самое важное: все пластилиновые лица получились довольно похожими на свои прототипы; в чертах у француза Леона, Татьяны Юрьевны, Даши, Барби, Кати и Марины Савельевой имелась своя неповторимая изюминка. Остальная работа уже не требовала такой миниатюрности; доделывать фигурки, и весь антураж можно было в расслабленном состоянии, хоть бы и попивая пивко, либо что-то покрепче.

Донельзя довольный собой Серега Костиков отправился в магазин прикупить в первую очередь именно пива: не балтийской трешечки, а, как минимум экспортной семерки, либо вообще – бельгийского «писающего мальчика». Со спиртным тоже не хотелось стесняться – водку можно усугублять, когда в карманах пусто, а сегодня – конечно же, коньячок. Вместо колбасы – буженинка, вместо ржавой воблы – соленая семга, а до кучи еще баночку красной икры – гулять, так гулять! Захотелось расслабиться и, в конце-то концов, понаблюдать за живчиками в Застолье. Соскучился.

– Русский матрос задать умеет правильный вопрос… – в абсолютно приподнятом настроении напевал вслух Серега Костиков песню своего тезки Чижа, поднимаясь в лифте на двенадцатый этаж.

– Ру-у-усский матро-ос…

– Задам тебе я правильный вопрос, – продолжил за Костикова кто-то, оказавшийся за спиной, когда он вышел из лифта и направился к двери своей квартиры.

– Артур Арутюнянович? – остановился Серега. – Тебе известен репертуар моего любимого Чижа?

– Я поклонник его группы.

– И я тоже…

– Катя Жайворонок? – не переставая улыбаться, Серега повернулся к двум работникам ресторана «Фазан и сазан». – А почему сегодня встреча у лифта, а не в квартире?

– Мы похожи на взломщиков?

– Как сказать, как сказать… – Серега улыбнулся еще шире и встряхнул набитыми деликатесами пакетами. – Что встали! Заваливайтесь в гости, мне в одиночку все равно это все не сожрать и не выпить.

– Сергей, ты это серьезно? – спросила Катя, в то время как на лбу Артура появились озабоченные морщинки.

– Держи уже пакет, а то порвется, – поторопил Серега, и Катя, послушно подскочив, подхватила двумя руками наиболее объемистый, с виду потерявший надежность пакет.

– Артур, что как не родной! Давай, проходи, – звякнув ключами, Серега распахнул дверь. – Не стесняйтесь, гости дорогие, вам все здесь хорошо знакомо.

– Мне – не знакомо, – сказала Катя.

– Возможно, возможно, – Серега едва ли не сиял. – Правда, Артур одно время почему-то был уверен, что у меня дома побывала твоя подруга Маша…

– Я в тот раз… ты понимаешь, о чем речь. В тот раз я заставил Машку спрятаться вот здесь, – Артур подошел к гардеробу и постучал по дверце. – После разговора с тобой ушел, а она так и не появилась, словно сгинула, испарилась.

– Так открой дверцу. Может, в прошлый раз не заметил, и она до сих пор там прячется, – говоря это, Серега аккуратно убирал в коробочки из-под пластилина слепленные сегодня головы, к которым ни Артур, ни Катя не посчитали нужным присмотреться.

Как только стол освободился, Катя с одобрения хозяина квартиры принялась выставлять на него бутылки и закуску. Буженина, семга быстро и грамотно были порезаны тоненькими ломтиками, красная икра – намазана на бутерброды, коньяк и три баночки «писающего мальчика» открыты. Так, по-деловому обычно накрывают стол давние приятели, приехавшие, к примеру, поздно вечером на рыболовную базу, а времени на сон, чтобы не пропустить утренний клев, остается совсем мало. Только на рыболовной безе в самом фаворе водка, соленые огурцы, сало да наспех сваренные пельмени, а здесь, в простой московской квартире…

По-деловому же, молча чокнувшись, выпили по первой; Катя – вместе с мужчинами. Начинать разговор Серега не спешил – с видимым наслаждением закусывал, цедил пивко. Вновь разлил коньяк по стаканчикам.

– Смотрю, с финансами дела наладились, – сказал, наконец, Артур, у которого совсем недавно Серега занимал деньги, чтобы расплатиться за ужин в ресторане.

– Ну да. Мои пластилиновые творения вдруг оказались востребованы богатенькими клиентами, заказы посыпались. Влад Мохов, как в воду глядел, считая, что на них можно бизнес сделать.

– Это те, которые в серванте фигурки? – вскочив с места, полюбопытствовала Катя. – Можно посмотреть?

– Только руками не трогай, а еще лучше – вообще стекло не открывай.

– Ух, ты! – остановившись напротив серванта, Катя даже в ладоши захлопала. – Какие есть… откровенные!

– Самые откровенные уже раскупили, – нескромно преувеличил Серега. На самом деле накануне вечером он продал сотрудницам страхового агентства всего две композиции: «Туалет занят», за которую Татьяна Юрьевна, не скупясь, выложила на стол две бумажки достоинством по сто долларов каждая; и «Зазевавшийся охотник», которая очень приглянулась Даше. Вообще-то, когда Даша стала предлагать ему деньги, Серега почувствовал себя очень неудобно, но, раз уж начал продавать, то посчитал правильным не терять имидж…

– И почем нынче уходит пластилин? – скептически спросил Артур, поднимая рюмку.

– Пока задешево. Одна фигурка – всего-навсего сто баксов.

– Хм, – удивился Артур. – Неплохой бизнес.

– Эксклюзивный.

– Серега, у тебя талант, – Катя произнесла слова, которые он слышал уже сто раз. А вот сказанное затем Артуром он предпочел бы не слышать.

– Не далее, как сегодня мне о его таланте рассказывал господин Гидаспов, – со значением произнес совладелец ресторана «Фазан и сазан».

– Неужели Вильгельмыч проявился? – не моргнув глазом, откликнулся Серега.

На самом-то деле сердечко у него екнуло. Он и фамилию-то эту слышал раза три и столько же – слегка режущее слух отчество того самого «хитрого» человека, фигурку которого слепил по просьбе подполковника Заводного. На самом деле от таких «хитрых» людей, которых узнал во время службы в армии, он предпочел бы держаться подальше, а лучше – вообще о них не знать. Но фамилия «представителя организации, название которой лучше не произносить» застряла в голове, он даже полез в интернет и узнал, что возникла она от названия реки Гидасп, на которой еще до нашей эры Александр Македонский разгромил индийское войско…

– Да, Дмитрий Вильгельмович, – кажется, Артуру не понравилась реакция Сереги. – Старый друг моего отца.

– Бывает…

– Он назвал тебя человеком… способным на очень многое.

– А какое ему до меня дело? – с удивлением произнес Серега. Перед его мысленным взором возникло фото Гидаспова – впалые глазницы, узкий аристократический нос, полоска усов над растянутыми в ухмылочке тонкими губами, очень острый подбородок. Хороший типаж, его копию Серега слепил довольно быстро…

– Господин Гидаспов в серьезной конторе служит. Вот я к нему по поводу исчезновения двух людей и обратился.

– Артур Арутюнянович, а как же наш уговор? Я держу рот на замке по поводу… – Серега мельком взглянул на Катю, – некоторых твоих связей, а ты впредь не связываешь меня с Лысым и Машкой.

– Вообще-то тот, так называемый, уговор с моей стороны был вынужденным. Ты начал меня пугать, шантажировать…

При этих словах Катя оторвалась от созерцания пластилиновых композиций и расширенными глазами уставилась сначала на своего начальника, потом на Серегу, который в ответ не смог сдержать улыбки, хотя тут же ее сбросил.

– Не надо было до меня докапываться, Артур Арутюнянович…

– Да не называй ты меня по отчеству! – зло стукнул тот кулаком по столу.

Катя тут же отвернулась к серванту, Серега же выпил рюмку коньяка и взялся за бутерброд с икрой. Артур последовал его примеру и после недолгой паузы продолжил.

– Знаешь, Сережа… У меня такое… ощущение, что ли… Мы ведь совсем недавно познакомились, а кажется, я знаю тебя с раннего детства. Словно мы в одном дворе выросли, в одном классе учились. И еще – такое чувство, или, как бы, невозможное предвидение, что мы рано или поздно, но в любом случае подрались бы с тобой на дуэли. Именно на дуэли, по-честному, с соблюдением джентльменских правил…

– Вполне возможно, – кивнул Серега. – И я даже могу представить, на какой почве возникла бы дуэль.

– Подкалываешь, что ли? – нахмурился Артур.

– Нет-нет, я на полном серьезе. У меня похожее чувство возникло, просто ни в словах, ни в мыслях его не сформулировал. У меня в детстве, как раз был сосед-ровесник, можно сказать, друг. Только одна беда – мажор. Ох, и как же я его порой пи… мутузил за эту мажористость.

– У меня тоже был друг сосед, в музыкальной школе учился, на аккордеоне играл. И я его тоже… мутузил. Не часто, но, чтобы обязательно носяру в кровь разбить…

– Я, между прочим, тоже музыкальную школу закончил, правда, по классу баян.

– Ну а я с раннего детства был, как ты выразился, мажором. Жаль, что мы не в одном дворе росли.

– Согласен. Поубивать бы друг друга не поубивали, но…

– Разуму друг друга научили бы… – закончил мысль Артур.

– Например, выполнять свои обещания, – продолжал гнуть свое Серега.

– Дотошный ты человек, – констатировал Артур.

– Да уж не дотошней тебя, – парировал Серега.

– При этом ты со своим талантом…

– А ты со своим баблищем…

– У вас словесная дуэль, что ли? – вмешалась Катя.

– Не твое дело! – вновь пристукнул кулаком по столу Артур. – Короче, проясняю ситуацию. И для тебя, Катя, тоже. Инкассаторское дело официально закрыто, преступники изобличены. В плане Лысого и Машки – по-прежнему ничего нового. Но просто так люди исчезнуть не могли. Произошло что-то необычное. Я это давно подозревал, а Дмитрий Вильгельмович мои подозрения только усилил.

– В чем конкретно усилил? – вскинул брови Серега.

– В отношении тебя, Сережа…

В разговоре возникла пауза. Серега разводил руками, не зная, как реагировать – возмутиться ли вселенской несправедливостью, покрутить ли пальцем у виска, рассмеяться… Как всегда, лучшим выходом из создавшейся ситуации оказался процесс наполнения рюмочек.

– Другими словами… – нарушил молчание Серега после того, как все трое выпили. – Другими словами, ты, Артур Арутюнянович, несмотря на все свое баблище, на всю свою индивидуальную мажористость, оказался бессилен в поисках своего сбежавшего совладельца. И в этой бессильной злобе ты натравил на меня человека из организации, название которой не принято называть вслух. Ай, молодца! Катя, после всего, что сейчас услышала, ты все равно продолжаешь боготворить своего начальника?

– Катя тут ни при чем? – заскрипел зубами Артур.

– Скажи еще, что она лишний свидетель, – усмехнулся Серега.

– Может, и лишний…

– Мальчики… – пискнула Катя, – я ничего не слышала, ничего не видела…

– Заткнись! – рявкнул Артур. – И собирайся! Уходим.

– А как же на посошок? – Серега изо всех сил казался выглядеть добродушно-расслабленным.

– На посох – выпьем обязательно, – Артур завладел бутылкой и разлил по рюмкам остатки коньяка. – И я в плане угощений в долгу не останусь. Отвечу по-взрослому и достойную поляну накрою. Но только и ты, Сережа, будь добр, прояви талант и отыщи мне Лысого.

– Артур, Арутюнянович, не надо называть меня Сережей – не твоя прерогатива, – Серега поднял наполненную стопку. – И твоего Лысого я в гробу не видел, понятно.

– Может быть, в гробу ты его и не видел, – Артур взял со стола две наполненных рюмки и одну протянул Кате. – Но где-то все-таки видел, ведь так?

Прежде чем ответить, Серега Костиков позволил себе чокнуться с Артуром и Катей, опрокинуть рюмочку и, вместо того, чтобы закусить, пощипать себя за усы. Только после этого, улыбаясь, сказал:

– Знаете что, гости дорогие, проваливайте-ка вы в… свои уютные семейные гнездышки. А я расслабиться хочу.

На самом деле речь не могла идти о какой-то расслабухе. Зубовный скрежет, на прощанье хлопнувшего дверью Артура, стоял у Сереги в ушах все время, пока он укладывал платформочки композиции Застолья в старые коробки из-под обуви. Пока между стенок коробок укреплял платформочки кусочками пластилина – чтобы не болтались при перевозке, пока укладывал эти коробки в хозяйственную сумку и перекладывал полотенцами – для большей стационарности…

Этот зубовный скрежет стал последней каплей в плане решения перевезти Застолье в потаенную квартиру Владислава Мохова. Причем, перевезти сейчас же. Прежде чем начать сборы, Костиков выудил на свет божий живчика-Влада, узнал у него кодовое слово, по которому известный человек должен был передать ему ключ от потаенной квартиры, а также получил дополнительные инструкции и выслушал пожелания, которые обязался исполнить.

Серега вышел из подъезда в сгущающиеся апрельские сумерки и теперь сам скрипнул зубами – в это время стоять бы с ружьем на опушке подмосковного леса и дышать весной, в ожидании летящего на любовные игры, хоркающего лесного куличка. Услышал, увидел вальдшнепа – радость, выстрелил по нему – охота состоялась, подстрелил и нашел – счастье!!!

Но сейчас, счастьем оказалась бы ничем глобально не нарушаемая поездка из одного уголка вечерней Москвы в другой. Только об этом думал Серега Костиков, преодолевая турникеты метро «Коньково» и выходя на станции «Сухаревская», неподалеку от которой жил «секретный» мужик и находились официальная и потаенная квартиры Владислава Мохова.

К счастью, поездка ничем не нарушилась, не прервалась; «секретный» мужик дверь открыл, словно поджидал, согласно кодовому слову, ключ от потаенной квартиры Костикову выдал, сама квартира оказалась на указанном месте, и ключ к двери подошел.

Не сказать, что Серега был уж очень пьян, но действовал он, словно в тумане, как бы на автомате. Завалился в квартиру, проверил, все ли в порядке с электричеством и сантехникой, после чего в большой комнате выставил на стол одну за другой платформочки композиции Застолье, собрал их в единое целое и, ничего не объясняя жаждущим общения живчикам, убрался из квартиры прочь.

Ну, не хотел он с ними общаться, мозги для этого в правильном русле не работали. Хотелось домой, выпить пива и спать, спать…

* * *

– Алло, Костиков, привет! Это ты, Костиков? Алло!

– Скоросчётова, ты когда-нибудь дашь мне выспаться?

– А ты, во сколько спать-то ложишься Костиков? Время обедать, а ты все спишь! Так ты же, вроде, в больнице лежал. Лежал? Сейчас со здоровьем все в порядке, а, Костиков?

– Сейчас я на больничном, мне покой требуется…

– Покой нам только снится, Костиков. А помнишь, ты говорил, что нам с тобой одни и те же сны снятся? Тебе что сегодня ночью снилось?

Ему ничего не снилось. Накануне, вернувшись домой из потаенной квартиры, Серега засел на кухне и тупо усугублял водку, запивая пивом. Усугублял до тех пор, пока окончательно не слиплись глаза, и он не вырубился на кухонном диване. А пока пил, неизменно думал о переехавшем Застолье и о хитром человеке по фамилии Гидаспов, из-за которого, собственно, этот спешный переезд и состоялся.

К Застолью Серега привык, можно сказать, прикипел. Одно дело, когда знаешь, что живчики под боком, в сумерках серванта, что в любой момент есть возможность извлечь их на свет божий и включиться в жизнь детишек, сотворенных собственными пальцами. Совсем другое – осознавать, что Застолье и населяющие его живчики где-то далеко, в изоляции от своего создателя. Никодим и Федот, Зинаида и Тимофей, Лысый и Машка, Марго, Ниночка, Тамара, Степан, Борисыч, Любка, Боярин, Фуфел, Вика и, конечно же, Шуба – все они были дороги Сереге Костикову. Без них он натурально скучал. Наверное, так скучают родители, впервые отправившие ребенка на все лето в деревню к бабушке.

Но изолировать Застолье Костиков был вынужден. Лучше поскучать, чем допустить, чтобы живчики оказались в руках таких людей, как господин Гидаспов. По словам Артура, хитрый человек заинтересовался его талантом. И если Артура в плане исчезновения Лысого и Машки можно было водить за нос, то заинтересованности Гидаспова Серега по-настоящему испугался. И за живчиков испугался, и за себя самого…

– Мне вообще такие сны никогда в жизни не снились, – продолжала тараторить в мобильник Скоросчётова. – Представляешь, Костиков, я раньше никогда во сне запахов не чувствовала, а сегодня ночью впервые почувствовала. Необычные такие запахи. Ты в своих снах запахи почувствовал, Костиков?

– Люба, блин…

– А я чувствовала, Костиков. Представляешь, я несколько последних снов видела, будто в одном месте нахожусь, а сегодня – на новом месте. Костиков, ты тоже это в своем сне видел?

– Люба… какие сны… Я вчера – в хлам… А ты мне про сны… Отстань, а?

– А, знаешь, знаешь… – не унималась Скоросчётова, – мужик-то в моем сне, которого все Фуфелом зовут, – очень даже ничего. Во всех отношениях очень даже ничего. Понимаешь, о чем я тебе гутарю, а, Костиков?! Я-то женщина незамужняя, разведенная, покинутая, брошенная…

– Скоросчётова, блин!!! – не выдержал Серега. – Скажи мне напрямую. В своем сегодняшнем сне ты с Фуфелом трахалась?

Разговор с бывшей одноклассницей оборвался точно так же, как прерывались два предыдущих – в трубке ненадолго повисло молчание, затем послышались короткие гудки. Слава, тебе, Господи! Может, удастся еще поспать?

Но какой теперь сон! Серега, оторвался от дивана и первым делом заглянул в холодильник. И вновь – слава тебе Господи – баночка пива порадовала озабоченный взгляд скульптора. Но одновременно с характерным «пшиком» открываемого пива, опять зазвонил мобильник. Выключить его, что ли?!

– Шуба, это Селиванов, – голос был знакомый, но фамилия… – Ты как сам?

– Пока не сдох, – Костиков – убей, не мог узнать, с кем говорит.

– Ты в курсе, что Боярин из комы вышел?

– Есть, значит, бог…

– Этого я не знаю. Только завтра Скворцу – девять дней. Так что мы собираемся сначала Боярина навестить, потом Скворца помянуть. Подтянешься?

– Фуфел, ты, что ли? Не узнал, блин! Подтянусь обязательно. Ты скажи, что там по деньгам для родных Скворца? У него, кажется, сын сиротой остался…

– Не шебуршись, Шуба. Инкассация по полной программе баблищем покойнику ответила.

– Понятно. Завтра во сколько и где встречаемся?

На изготовление пяти женских фигурок Серега потратил почти столько же времени, сколько на одну мужскую. Наверное, потому, что прежде он не лепил мужиков даже с голым торсом, тем более, совсем без одежды. Приделать телам головы было делом техники. Девушки получились очень даже эротичные, а вот француз скульптору не нравился категорически, даже смотреть на свое творение не хотелось. Но Серега нашел выход: быстренько слепил белую простыню и завернул в нее мужика, – совсем другое дело.

Теперь можно было приниматься и за антураж. Кстати, специально для подобной композиции у него давно был припасен прямоугольный отрезок ДСП, соответствующий по площади двум типичным платформочкам Застолья. Выставив на стол сразу несколько коробок пластилина, закупленных три недели назад Владиславом Моховым, скульптор взялся за лепку.

Для начала покрыл деревяшку дощатым полом, затем разделил напополам стеной из ровных бревен: одна половина – парилка, другая – помывочная.

Вдоль противоположной от входа стены сделал скамьи в три яруса. В одном углу парилки появилась печурка со всеми соответствующими деталями: дверцами топки и поддувала, баком для воды, дымоходом, каменкой, наполненной аккуратными камнями… На полу, перед выдвижным зольным ящиком, – как положено, металлическая пластинка, вдруг, пока дрова подбрасываешь, искорка упадет. Тут же притулилась кочерга – чтобы дрова помешивать. Конечно же, сделал деревянную бадью и к ней – черпачок, чтобы водой на раскаленные камни брызгать. Ну и веники – какая же без них баня!

Для помывочного отделения в первую очередь слепил две большие бочки – для горячей и холодной воды и к последней – деревянную лестницу. Слепил и две деревянные лавки, – как раз на них планировал разместить Татьяну Юрьевну с подругой Дашей. А француз Леон пусть наслаждается дополнительными бонусами русской бани непосредственно в парилке… Впрочем, о расстановке действующих лиц можно будет посоветоваться с заказчицей. А можно и не советоваться…

Как всегда, время лепки летело для скульптора с бешеной скоростью. Он настолько погружался в созидание пластилиновых композиций, что забывал про другие дела, про еду, даже про пиво. Серега заканчивал лепить третью шайку, когда позвонили в дверь.

На пороге стоял Клюев – в гражданском и – о счастье! – с целой упаковкой «Балтики экспортной» под мышкой.

– Борисыч, ты – человек! – расплылся в улыбке Серега. Которая слегка потускнела, когда из-за спины капитана появился его непосредственный начальник, подполковник Заводнов.

– Здравия желаем, Владимир Иванович! – тем не менее, радостно воскликнул Костиков. – Проходите, гости дорогие, проходите!

«У меня здесь медом, что ли намазано? – говоря это, подумал Серега. – Хорошо хоть без товарища Гидаспова пожаловали».

– А мы к тебе, скульптор Шуба, – тоже улыбаясь, протянул для пожатия руку подполковник. – С хорошими, можно сказать, новостями.

– Это прекрасно, Владимир Иванович! Давайте ваш портфель, плащ, а разуваться не надо…

«Может, вслед за Застольем самому перебраться в потаенную квартиру Мохова? И живчики будут рядышком, и никто своими непрошенными визитами от работы отвлекать не будет!»

– Да-а-а… – Заводнов, который, в отличие от Клюева, был в кителе, прошел в комнату и по-свойски уселся за рабочий стол Костикова. На этом самом месте он сидел в прошлую субботу, когда Серега пудрил ему мозги, что, благодаря «уникальному эксперименту», узнал о нахождении грабителей инкассаторского маршрута, убеждая срочно ехать в деревню Лисавино их ловить…

– О-о-о! Это, что же, очередной твой эксперимент? – подполковник с интересом принялся рассматривать маленькую незавершенную русскую баню и ее будущих персонажей. – А бабы-то, бабы – все, как на подбор, красавицы! Особенно вот эта – брюнетистая. Что скажешь, Юрий Борисович?

– Мне больше толстенькая нравится, – склонившись над столом, резюмировал капитан, и поинтересовался у скульптора:

– С фоток лепил или по памяти?

– Борисыч, а зачем ты столько пива притащил? – вместо ответа, спросил Серега.

– Как думаешь, Шуба, зачем приходят в гости с пивом и воблой?

– С воблой?

– Да, товарищ капитан! – чуть повысил голос Заводнов. – Почему мы до сих пор пивной путч не начали?

– Ставить некуда, – товарищ подполковник.

– Секундочку, я стол освобожу…

Шуба принялся убирать коробки с пластилином, недостроенную баню и шесть фигурок в нижний отсек серванта, которые еще вчера полностью занимали платформочки Застолья. Заинтересованный взгляд Борисыча, брошенный в сумерки серванта, не заметить было сложно. Как же вовремя композиция с ее обитателями оказалась перемещена в потаенную квартиру!

Клюев сноровисто разложил на столе газеты, на которых, оказались извлеченные из портфеля три копченых леща, поблескивающих чешуей, и с десяток крупных, икряных воблин. При виде которых Серега, расставлявший на столе пивные кружки, чуть слюной не подавился.

– У нас, скульптор Шуба, сегодня есть повод пивной путч устроить, – сообщил Заводнов, глядя, как капитан отрывает голову лещу.

– Это хорошо, – вполне искренне сказал Серега, принимаясь за воблу. – А то я вчера так назюзюкался…

– Ха-х! – Заводнов взял на себя труд открыть банку пива и перелить пенящийся напиток в кружку. Чистку рыбы подполковник, похоже, полностью доверил товарищам ниже его по званию. – Слышь, Юрий Борисович! Скульптор Шуба назюзюкался. Пан Зюзя тоже постоянно назюзюкивался, а, Шуба?

– Любил он это дело, – Серега нахмурился и открыл банку «Балтики экспортной».

Глядя на него, Клюев отложил леща, вытер пальцы газетой и тоже взялся за пиво. Подполковник, капитан и сержант запаса сдвинули кружки с ползущей через край пеной. Выпили и набросились на такую аппетитную рыбу. Вкусно! А на душе как-то горько…

– Да-а-а… Кто из нас это дело не любит! – изрек подполковник, смакуя спинку леща.

– Я больше всего икру люблю, – сказал Клюев.

– А я – ребра, – Серега открыл еще одну банку, но переливать пиво в кружку не стал, выпил так. – Только я, товарищи милиционеры, сейчас очень сильно об одном жалею…

– Ты это о чем? – нарушил Клюев повисшую паузу.

– О Пане Зюзе я. О покойном заместителе начальника инкассации Вячеславе Васильевиче Лисавине, – Серега скрипнул зубами. – О несправедливости нашей жизни я…

– Может, все-таки уточнишь?

– Могу и уточнить. Этот говнюк Лисавин взял, да и по своей прихоти пристрелил насмерть двух ни в чем не повинных человек! Которым, кстати, завтра девять дней будет, и инкассаторы собираются их поминать. И еще двух человек – покалечил, хотя тоже мог убить, хорошо, рука дрогнула. А сам, Вячеслав Васильевич, Пан Зюзя гребаный, видите ли, трагически погиб! Типа, ужас-то, какой, человек живьем сгорел!

– Ну-у-у… так оно и есть, – сказал Заводнов с не донесенной до рта кружкой. – Бог его покарал и поделом…

– Его, Владимир Иванович, не бог покарал, а подельник, – возразил Костиков. – А должен был карать не подельник и не бог, а люди. И карать на порядок жестче.

– Куда ж еще жестче? – обмакнул в пиво седые усы Владимир Иванович.

– Туда! – неожиданно для гостей выкрикнул Костиков. – Кто, в первую очередь, виноват, что Лисавин, Пан Зюзя гнидой вырос? В первую очередь – родители. Они его таким холили-лелеяли-выпестовали. Таким, что ни семьи, ни детей, в свои годы не заимел, зато возмечтал обогатиться за счет жизни других людей. При этом сына Сереги Скворцова сиротой оставил! Пана Зюзю надо было не по-быстрому в бане живьем сжигать, а уничтожать долгой и мучительной смертью. Но прежде – не менее долгой и мучительной смертью надо было на его глазах уничтожить его же родителей.

И чтобы все это показывалось по центральному телевидению, с подробными комментариями. При этом процесс казни надо бы освещать во всех деталях. Чтобы гнида видела, как его батюшку с матушкой, к примеру, раскатывает асфальтоукладчик – начиная с ног. Только, чтобы асфальтоукладчик ехал медленно-медленно, чтобы раскатываемые родители перед тем, как подохнуть, успели осознать, какого ублюдка они вырастили, чтобы успели и его проклясть, и себя самих. И, чтобы народ, который все это наблюдает, кое о чем задумался и прикинул – позволять ли дитяткам кошек за хвост дергать или все-таки лучше научить их своими руками кормушки для птичек мастерить…

– Ты чего разошелся-то, Шуба? – округлил глаза Клюев.

– Да – то! Какой смысл вам, ментам, объяснять? Ты лучше меня все прекрасно понимаешь и даже знаешь. Так что, молчал бы лучше в своих погонах!

– Скульптор Шуба, ты обидеть, что ли норовишь? – изумился Заводнов.

– Чего завелся-то, Серега? Вроде бы, трезвый?

– Трезвый, блин! – Костиков внезапно вскочил, убежал на кухню и вернулся с бутылкой водки, которая, судя по «запотеванию», хранилась в морозилке.

– Я не знаю, какой там у вас повод…

– Погодь, скульптор Шуба, погодь, – не дал продолжить подполковник и обратился к младшему по званию сослуживцу, – Юрий Борисович!

– Есть, товарищ подполковник! – Клюев метнулся в коридор к портфелю. Вернулся с пузатой бутылкой коньяка. Судя по всему, совсем не дешевой.

– В таком случае, Борисыч, сходи уж и за лимоном, – по-хозяйски сказал Серега. – А я пока рюмки достану.

– Да-а-а, – вздохнул подполковник Заводнов, – никакой субординации…

– Вот-вот, субординация хренова, – скривился Серега. – Такая, блин, эта важная штука, ваша субординация!

– Отставить! – рявкнул подполковник. Даже на стуле подпрыгнул. – Скульптор Шуба, Сергей Михайлович, с цепи, что ли сорвался?!

– С цепи? Вы сначала набросьте на меня эту цепь… Хотя… небось уже набросили, а, товарищ подполковник? Вместе с товарищем Гидасповым набросили?

– Э! Э!!! Шуба, ты, чего, в самом деле, взбеленился-то? – вернувшийся из кухни Клюев, поставил на стол блюдечко с нарезанными дольками лимона. – Мы к тебе – по-человечески, а ты нас за наши погоны готов чуть ли не с дерьмом смешать…

– Извините, мужики! – схватился за голову Серега. – Лично вас вообще ни в коем разе обидеть не хотел. Просто на душе чего-то муторно.

– Надо выпить, – авторитетно сказал Заводнов. – Тем более, у нас повод есть. Юрий Борисович…

Клюев немедленно распечатал коньяк и наполнил рюмки.

– А повод отметить очень даже важный, – Заводнов поднял рюмку. – По проверенным источникам – за успешное и своевременное раскрытие известного присутствующим преступления, меня представили к очередному званию.

– Вы этого заслужили, Владимир Иванович, – Серега потянулся к нему своей рюмкой, но Заводнов остановил его жестом.

– Не только я! Но и капитан наш, Юрий Борисович многое заслужил. А так же и ты, скульптор Шуба. Вас отметили, – Заводнов поднял указательный палец, – отметили сверху!!! По проверенным данным вы оба в недалеком будущем будете награждены почетными грамотами!

– А-а-а-а-а! – зашелся от смеха Костиков. – В недалеком будущем… Почетными, блин, блин, блин грамотами! А-а-а… гы-гы-гы-гы… Борисыч… ты счастлив?

– Да, ладно, Серега, не ерничай, – потупился Клюев.

– А-А-А!!! Не ерничай, блин! Гы-ы-ы-ы… Владимир Иванович… гы-гы-гы, вы-то сами… гы-ы-ы… Нет, я не могу… Лучше выпьем, пока не расплескал…

– Выпьем! – серьезно молвил Заводнов.

– Выпьем, товарищ полковник, – поддержал Клюев. – За ваше очередное заслуженное звание!!!

– Давайте… – утер выступившие от смеха слезы Серега

Чокнулись, выпили, закусили.

– Здесь, скульптор Шуба, такое дело, – немного погодя сказал Заводнов. – Я про твой уникальный эксперимент…

Подполковник замолчал, глядя на Костикова, который тоже молчал, сосредоточенно сдирая чешую с очередной воблы.

– Эксперимент, благодаря которому мы бандитов обнаружили… Ценности государству вернули… С тебя и других невинных людей все подозрения сняли…

– Я сам такого эффекта не ожидал, – сказал, Серега. – Жаль, повторить не удастся.

– Почему не удастся? – вскинул седые брови Заводнов. – С теми-то пластилиновыми копиями удалось!

– Случайно, – Серега вгрызся в воблу.

– Шуба, – обратился к нему Клюев, – А те твои экспериментальные людишки сейчас в каком состоянии? Хочется на них взглянуть.

– Взглянуть не получится. А в каком они состоянии – понятия не имею. Во всяком случае, когда я их продавал, все свои уникальные способности людишки растеряли и стали обыкновенными пластилиновыми фигурками.

– Ты и их продал? – удивился Клюев. – Когда успел? Я же только позавчера в покупатели к тебе напрашивался.

– Борисыч, у тебя все равно бабла бы не хватило, – пожал плечами Серега. – А вчера богатенький покупатель нашелся. Мне же срочно деньги понадобились. Кредитор потребовал долг вернуть. Так что…

– Эх, Шуба, Шуба, – в сердцах махнул рукой Клюев и взялся за коньяк.

– Кому хоть продал-то? – словно бы невзначай поинтересовался Заводнов.

И тут Серега непроизвольно сделал «ход конем»:

– Да есть у меня один знакомый собиратель, которому бабло девать некуда. Борисыч, я тебе о нем рассказывал. Артур Арутнянович Новиков, – говоря это, Серега смотрел не на Клюева, а на подполковника, – скажет ли ему что-то это имя? Однако Заводнов на упоминание Арутюняновича не отреагировал, возможно, – лишь внешне.

– Вот этот Новиков все скопом у меня и купил за неплохие зелененькие тугрики. Не веришь – можешь убедиться – вчера нижнее отделение серванта было битком пластилином забито. Теперь там пустота.

– Да видел уже, видел…

– И за сколько продал? – не отставал Заводнов.

– Не скажу, Владимир Иванович. Хотя, вашей зарплаты, даже – двух зарплат на мою пластилиновую фигню не хватило бы. Борисыч может подтвердить – позавчера две девчонки за две мои новые поделки триста зеленых отвалили…

– Не понял? – вновь вскинул седые брови подполковник. – Сколько же тогда «Три охотника» стоят?

– Борисыч, у меня цены стабильные. Помнишь? Озвучить сможешь?

– Одна фигурка – сто баксов, антураж – от пятидесяти, – принялся загибать пальцы Клюев. – Итого, Владимир Иванович, если перевести на рубли, подарок, который вы сделали товарищу генералу, по шкале скульптора нашего Шубы стоит порядка десяти тысяч рублей. И это – без шуток, поверьте.

– Ни себе фига! – выдал подполковник и в очередной раз вскинул брови, чем заставил и капитана, и сержанта улыбнуться. – Получается, скульптор Шуба, Сергей Михайлович, я перед тобой в долгу? Особенно, если учесть, что еще одна звездочка на моих погонах – твоя заслуга!

– Все нормально, Владимир Иванович. Я почетную грамоту на самом видном месте повешу, – Сереге стало весело.

– Да-а-а… Я даже не знаю, как теперь к тебе подъехать с, как мне казалось, очень заманчивым предложением…

– Владимир Иванович, – обратился к подполковнику Клюев. – Мы с Сергеем Костиковым друзья. Пришли к нему в гости, он нас радушно принял – все по-людски. Я бы даже сказал – по-товарищески, по-дружески. Чего тут вола за хвост тянуть!

– Да, надо выпить, – решительно кивнул подполковник. А когда выпили и закусили, посерьезнел:

– Ту такое дело, Сергей Михайлович. Маньяк в нашем округе появился. Нападает в подъездах на молодых девушек. И вот же сволочь, бьет по позвоночнику чуть пониже шеи, тем самым парализуя жертву, и в таком вот жутко беспомощном состоянии ее насилует, при этом напевая песенку: «Ты меня никогда не увидишь, ты меня никогда не забудешь…» А потом уходит, ничего из ценностей не забирая, но оставляя молодую-красивую валяться на полу в подъезде – мало того, что изнасилованной, так еще и парализованной…

– Господи, – закрыл глаза Серега. – Есть же уроды жизни. А вы еще против ужесточения смертной казни…

– Видимо, у маньяка-песенника фишка такая, – продолжил за начальника Клюев. – Оставлять жертву живой, чтобы она, парализованная, сознавала, что это был ее последний секс, что никто на нее в таком состоянии, когда ни руками, ни ногами не пошевелить, впредь не позарится. Разве что сам песенник. Ведь он же, скот, прежде чем уйти, напоследок, как бы обещал только что изнасилованной жертве, мол, жди меня, и я к тебе когда-нибудь вернусь. Только очень жди…

– Ублюдок!

– Мы должны его найти, скульптор Шуба, – сказал Заводнов. – Есть надежда, что с твоей помощью…

– Объясните, пожалуйста, товарищ подполковник – с какой-такой моей помощью? Предлагаете караулить в подъездах…

– Предлагаем вновь задействовать твой уникальный эксперимент, – сказал Клюев. – Чтобы ты сделал пластилиновую копию этого маньяка и, возможно, она… подскажет…

– Борисыч! У тебя с головой все в порядке? Соображаешь, о чем говоришь?

– Погоди, Шуба! Ведь ты же слепил не только копию Лисавина, которая навела нас на прототипа, но и меня самого в пластилине скопировал! И от моей копии умудрился узнать, какие именно «Ессентуки» предпочитает некий хитрый человек.

– Борисыч, то был уникальный эксперимент, другими словами – неповторимый. В то время у меня, сам знаешь, что с травмированной головой происходило. Сейчас я сам в произошедшее не верю. А верю в то, что настоящая правда – это придуманная версия со звонками по мобильнику. Только так, иначе крыша может поехать! На-ка вот, держи…

Серега сунул Клюеву масляную икру, а сам, оставив спинку воблы на потом, принялся обгладывать ребрышки.

– Да-а-а… Но крыша – крышей, а маньяк – маньяком. Моей внучке – недавно семнадцать исполнилось. Как представлю, что и ее кто-то вот так подстережет в подъезде, врежет по позвоночнику, чтобы парализовало девочку, потом станет насиловать…

– Вот-вот, – продолжил за подполковника Серега. – А когда поймают насильника, над ним будет самый гуманный суд в мире, который признает его невменяемым и выдаст абсолютно дебильный приговор, благодаря которому ублюдок, искалечивший жизни десяткам людей, будет отдыхать на всем готовеньком в какой-нибудь психической больничке. И дожидаться освобождения, чтобы после выхода подстеречь в подъезде еще чью-то внучку, дочку, невесту…

– Ладно, скульптор Шуба, ладно! Согласен я с тобой, мягкие у нас законы в отношении всякой мрази. Но законы они и…

– В задницу такие законы! – вновь перебил подполковника Костиков. – Вы же нормальный человек, Владимир Иванович. И вы первый наплюете на все эти дебильные законы, когда беда коснется лично вас. Ведь, правда? Правда?!

– Да, правда, правда, скульптор Шуба. Если, не дай бог, такая беда случится, своими собственными руками удавлю ублюдка!

– Я – тоже, – мрачно сказал Клюев.

– И тем самым – вы нарушите закон, которому служите в своих погонах? – горько усмехнулся Костиков.

– В задницу такие законы, – сказал подполковник.

– В очень глубокую задницу, – поддержал его капитан.

Помолчали. Попили пивка, закусывая лещом и воблой. Допили коньяк. О чем было говорить – о предстоящем получении почетных грамот?

– А скольких он уже… того? – наконец спросил Серега.

– Четверых, – ответил Клюев. – Первая умерла. Не рассчитал удар. Судмедэксперты сказали, что он ее уже мертвую насиловал.

– Пока теплая, – вставил Заводнов.

– С тремя остальными был аккуратней… Они в сознании, общаться могут, но – ни ногой, ни рукой. И пойдут ли на поправку – неизвестно.

– Фоторобот?

– У него всегда на голове черный женский чулок. Видимо, надевает его перед самым нападением, – сказал Борисыч. – Рост – средний, щуплый. Черные ботинки, джинсы, опять-таки черная курточка – в Москве каждый третий так одевается. Говорил без акцента, именно по-московски. Единственная примета – татуировка между большим и указательным пальцами на правой руке – в виде двух букв «Т» и «Ё».

– Хм, у меня есть знакомый писатель-фантаст с фамилией Тё – кореец. Кстати, Борисыч, меня с ним Игорь Акимов в Питере познакомил. Только совсем не щуплый, и говорит далеко не по-московски.

– В жаргоне тюремно-лагерного блатного режима аббревиатуры ТЁ нет, – сказал Клюев. – Скорее всего, эти две буквы – начало клички. Какой-нибудь Тёплый, Тёмный…

– Или Тёртый… – Серега открыл еще одну банку пива. – Ну, что ж, придется вечерами дежурить в подъездах, и просить у подозрительных мужиков прикурить. Авось маньяк этой своей наколкой засветится.

Якобы маньяка-песенника Серега Костиков лепил с себя самого. Не полностью, а только голову с натянутым на нее женским чулком. Чулок был Машкин. Серега не помнил, почему он оказался у него в гардеробе, в смысле, почему не выбросил его вместе со вторым чулком и с остальной одеждой уменьшенной работницы ресторана «Фазан и сазан». Наверное, просто проморгал.

Лепил, особенно не стараясь и абсолютно не веря, что уменьшенная копия «оживленного» маньяка по своей сути окажется копией маньяка настоящего. Тем не менее, две микроскопические «Т» и «Ё» темно-синего цвета сотворил добросовестно и, вооружившись увеличительным стеклом, приделал их между большим и указательным пальцами правой руки маньяка-песенник. Не с первого и не со второго раза, но удались буковки, хоть и был скульптор к тому времени очень даже нетрезв.

Оно и понятно – за работу над фигуркой Серега принялся, не успела захлопнуться дверь за гостями-милиционерами. По въевшейся привычке, когда фигурка была готова, скульптор придумал пластилиновому маньяку имя-отчество – Арутюнян Артурович. А потом и кличку добавил – Тёртый. Такой вот неожиданный ход, понятный лишь одному Костикову, в отношении «бильярдного шара» Артура.

Оживлять Тёртого собрался не здесь, а в потаенной квартире на Сретенке и обязательно – на территории Застолья. Но прежде чем оживлять, необходимо будет переговорить кое с кем из живчиков – с тем же Борисычем, Никодимом, Фуфелом, Боярином, да даже и с Владом! – объяснить им расклад в плане нового персонажа. Своей копии, то есть, Шубе объяснять ничего не надо – сам все знает-чувствует.

Серега очень сомневался, имеет ли вообще смысл задуманный «уникальный эксперимент». Но считал, что просто обязан хотя бы что-нибудь сделать. Хотя бы слепить из пластилина фигурку, мысленно подразумевая, что это копия того самого маньяка. А вдруг сработает…

В эту ночь Сереге Костикову вновь ничего не приснилось. Может, оно и к лучшему.

* * *

На следующий день, в пятницу проснулся с абсолютно свежей головой. Собрался позвонить Фуфелу и еще раз уточнить, во сколько и куда именно приезжать, чтобы проведать Боярина. Но тут ему позвонил Джон Большой, водитель начальника инкассации Матвейчикова и сказал, чтобы Серега не дергался, и что, где-то через час за ним кто-нибудь заедет и заберет.

Заехал за Серегой не кто иной, как Бугор, но не на Волге, а на новеньком бронеавтомобиле забравшись в который, Серега увидел еще двух водителей – Краснова и Фуфела. Обменялись рукопожатиями.

– Что, бояре, едем навещать главного Боярина? – бодро обратился Серега к коллегам по работе.

– А заодно и помянуть моего бывшего сменщика, покойного Скворца, – невесело, сказал Краснов.

– И заодно, – тоже посерьезнел Серега, – помянуть и мою бывшую, любовь Викторию Ким. Ты же ее помнишь, Фуфел?

– Как не помнить! Ровно за сутки до своей смерти в моей машине водкой грелась…

– Кстати, грелась вместе с Бояриным, – напомнил Серега.

– И с Паном Зюзей, – хмыкнул Фуфел. – Эх, знать бы…

– Между прочим, – чуть погодя, сказал сидевший за рулем Бугор, – этот самый Лаврик некоторое время со мной на одном маршруте работал. Хорошо, не в мою смену тогда подставился, урод! Теперь двумя годами не отделается.

– Бугор, а броневик за тобой постоянно закрепили? – Серега решил перевести разговор на другую тему.

– Постоянно, – ответил за него Краснов. – Как и меня. Будем теперь по очереди Хорошевский маршрут катать.

– Нормально, – сказал Серега. Хотя, ничего нормального в этом не было. Бугор был последним водителем, с которым Сереге хотелось бы работать. Впрочем, он почти уже решил для себя, что, выйдя после закрытия больничного листа на работу, сразу попробует перевестись на другой маршрут, попросит Александра Петровича. Желательно – на утренний, обслуживающий сберегательные банки. В этой просьбе начальник инкассации отказать ему просто не сможет.

Александр Петрович Матвейчиков подъехал на Волге к воротам больницы имени Боткина одновременно с броневиком Бугра-Краснова. Привез начальника Джон Большой. Оказалось, что навестить Боярина приехало довольно много коллег: сумочник дядя Миша Хлепатурин, водители Джон Маленький, Чечен, Овец, инкассаторы Гаврилыч, Тороп, Радио, Негодяев, Пух, Слива, даже две кассирши, работавшие в банке – пожилая Лидия Нестеровна, среди других кассирш – самая вредная и придирчивая, и совсем молоденькая Танечка – с букетом цветов… Целая делегация собралась у входа в Боткинскую.

– Господа! – провозгласил Матвейчиков, – Я все выяснил. Сейчас дружною толпой выдвигаемся на территорию больницы в парк. Либо Боярина к нам спустят, либо сам спустится.

Толпа дружно двинулась по чистым тротуарам больницы, но Костиков задержался, отвечая на телефонный звонок.

– Шуба, ты со своими травмами и простудами совсем, что ли охоту забросил? – выпалил Максим.

– Ничего я не забросил, Макс, просто, сам понимаешь…

– Нет, ты мне твердо скажи, хочешь поехать на охоту или?

– Глупейший вопрос, Макс. Конечно хочу!

– Сегодня вечером готов?

– Сегодня… – замешкался Серега. Он хорошо себе представлял, чем закончится посещение больного. С другой стороны, сколько можно пить, лучше и в самом деле, не напиваться, а вернуться домой в нормальном состоянии, собрать охотничьи причиндалы и махнуть с Максом на вечерню зорьку. Наверняка, он уже что-то спланировал, «все схватил».

– Можно и сегодня. А какой расклад?

– Отличный расклад, Шуба! Заезжаем за тобой часиков в шесть и выдвигаемся, куда бы ты думал? В твой любимый Истринский район, на охотничью базу к нашему старому знакомому егерю Мих Михычу. Заселяемся, оформляем путевки, и – вечером на вальдшнепа, а утром – с подсадной. И так – двое суток. Что скажешь?

– Шикарно! Но как…

– У меня, как всегда, все схвачено, Шуба. Не переживай…

– А по деньгам?

– С тебя вообще ни копейки. Я – угощаю. Главное, будь в норме. Ага?

– Буду!

Петр Тереньев по прозвищу Боярин вышел из здания больницы самостоятельно, хотя и в сопровождении донельзя хмурой медсестры. Не вприпрыжку, конечно, и не быстрым шагом, но вполне уверенно приблизился к толпе сослуживцев, с рукой на перевязи и пластырем в области виска. Приблизился, не скрывая счастливой улыбки на заметно осунувшемся лице.

– Бояре!!! За что такая честь по мою грешную душу?

– Иди сюда, кровопроливец! – Матвейчиков соизволил обнять больного. – Господа, прошу обратить внимание! Вот это самый человечище уже второй раз на нашей очень опасной работе пролил кровушку, защищая собственной грудью государственные ценности!!!

– Да я-то, что? Я, как говорится, долг свой выполнял, – еще сильнее расплылся в улыбке Боярин.

Тут как тут оказалась ветеранша банковской службы Лидия Нестеровна, а с ней и Танечка, вручившая кровопроливцу букет роз, и чмокнувшая его в щечку. Лидия Нестеровна последовала ее примеру, при этом гораздо крепче прижав Боярина к своей выдающейся груди – под общий восторг остальной толпы. Тот аж зарделся.

– Шуба! – воскликнул Боярин, высвободившийся из объятий ветеранши и бросился в объятия Костикова. – Ты же мне каждую ночь снишься!

Оторвав Серегу от себя, Боярин буквально впился в него взглядом:

– Каждую ночь и по несколько раз! У меня вообще сложилось такое чувство, – Боярин посмотрел на окружившую их двоих толпу. – Что именно благодаря Шубе, видя его в своих снах, в которых мы вместе в каком-то непонятном месте водку пьем, я каким-то образом из комы вышел…

– О! Краснов!!! – разглядел он среди других водителя Хорошевского маршрута. – А помнишь ли ты, что бутылку водки мне проспорил?

– Так! – вмешалась строгая медсестра. – Никакой водки!!! Кто у вас здесь старший?

– Я, – с вашего позволения, – как пионер, поднял руку начальник инкассации.

– Только не надо общих избитых больничных фраз, – Матвейчиков в успокаивающем жесте показал ей открытую ладонь. – Моим инкассатором по инструкции пить водку запрещено. И они эту инструкцию очень строго соблюдают. Я прав, инкассаторы?

– Да, да, конечно! – отозвалась толпа. – Нам по службе не положено. Мы вообще эту гадость не пьем…

– Если больной выпьет хотя бы каплю…

– Больной – не выпьет! – словно гвоздь забил, уверил Матвейчиков. – А если выпьет – уволю!

– Тогда – ладно, – смилостивилась медсестра. – Но, на вашу ответственность.

– Самой-собой.

От Сереги Костикова, все еще остававшегося в объятиях Боярина, не ускользнула манипуляция Матвейчикова, что-то сунувшего в руку медсестре. Денежка, конечно же, перекочевала. Вот и хорошо, что перекочевала. А Петрович – человек – этого не отнять.

Боярину и в самом деле не налили даже полстопчки. Да он и не просил, все прекрасно понимая. Хотя, образно говоря, ручьем текли слюнки у Боярина, глядевшего на выпивающих сослуживцев.

Для начала, помянули Сергея Скворцова. Был человек, молодой, хороший, общительный парень, со своей не злой зацикленностью все делать по-рас-че-ту. И не стало парня. Какой бы расчет он себе не планировал, вмешалась другая сила, все в одноминутье похеревшая.

Помянули и Викторию Ким, работницу универсама «Детский сад», случайно попавшую под руку убийцы. Того самого, с которым все присутствующие вместе работали, с которым многие ни раз и ни два пили водку, вели душевные разговоры… И, тем не менее, рука которого не дрогнула, нажимая на спусковой крючок пистолета, наставленного на своих же коллег-инкассаторов.

Ну и за здравие, конечно же, выпили. В первую очередь – за Боярина. Во-вторую, – за Серегу Костикова, которому досталось поменьше, но все равно – не дай бог каждому.

Они постоянно были рядом, словно привязанные, не отходили ни на шаг друг от друга – Боярин и Костиков. При этом Костиков опрокидывал одну дозочку за другой, а Боярин, проглатывая слюнки, но – по-честному, на них лишь смотрел и к алкоголю не прикасался.

Рядом была и вся остальная толпа, начиная от начальника инкассации и заканчивая сумочником дядей Мишей Хлепатуриным и ветераншей-кассиршей Лидией Нестеровной, постоянно лезшей к Боярину обниматься. Боярин обнимался, даже целовался и с Лидией Нестеровной, и с Танечкой, но среди всех остальных ему в первую очередь был важен напарник – Серега Костиков.

– Я никак не могу этого объяснить, – говорил Боярин, когда оставался с Серегой более-менее наедине. – Со мной никогда такого не было. Мне даже просыпаться не хочется – так во снах душевно и хорошо. Я словно в каком-то выдуманном мире очутился. В котором все по-честному. Шуба, ты меня понимаешь?

– Очень хорошо понимаю. Самому такие сны снятся. А кто еще, помимо меня, тебе снится?

– В основном, незнакомые люди, но каждый раз – одни и те же, что характерно. И на первом месте – женщина! С большой буквы – Женщина. И, вроде бы, она постарше меня, чуть ли и не моя школьная учительница, не знаю уж, по какому предмету, может, классная руководительница. Которая в меня без памяти влюблена!

– Хороший сон, – Серега усугубил очередную дозочку.

Вокруг мелькали приятели-сослуживцы. Серега уже был пьян, но Боярин вцепился в него словно клещ и не отпускал.

Клещи кусали Серегу Костикова дважды: оба раза во время весенней охоты, и оба раза – в область живота, под резинку штанов. И оба раза Серега не сразу просекал фишку, что это именно клещи, а не просто какая-нибудь болячка, и выдирал их чисто рефлекторно. И потом, на трезвую голову приходило осознание, что клещи-то могли оказаться энцефалитными, либо готовыми наградить нерадивого охотника загадочной болезнью Лайма. И приходил страх – вдруг на ровном месте подцепишь дрянь, типа, этой самой загадочной болезни Лайма. Но все, слава богу, обходилось, и ни чем подобным Серега Костиков до сих пор не заразился. А тут – Боярин вцепился в него именно, как клещ.

– Ты, пойми, Шуба… – вновь и вновь повторял Боярин, словно находился в состоянии довольно серьезного подпития. – Я-то, как раз не против именно таких отношений, только, где я могу найти такую училку-мамочку, чтобы быть у нее, как у Христа за пазухой, чтобы всё, ты понимаешь – всё-всё-всё, что мне так в этой жизни нужно!

– Понимаю, Боярин, понимаю, – безуспешно пытался от него отцепиться Серега. – Давай, дружище, выздоравливай, и найдешь себе, кого захочешь.

Серега вдруг четко осознал, что фигурку преподавательницы, Маргариты Николаевны, с которой сошелся в Застолье Боярин, он лепил с образа директорши универсама «Детский сад». С образа строгой такой директорши, державшей всех своих сотрудниц, в том числе и Викторию Ким, в черном теле.

– Слушай, Боярин, а ты ведь наверняка не только во снах, но и реальной жизни свою Марго встречал? – спросил он в лоб напарника по маршруту.

– Откуда знаешь ее имя? – отшатнулся Боярин. – Я же тебе не называл, никому не называл!

– А, может, мне точно такие же сны снятся. В которых и ты, и твоя Марго… Не думал об этом?

– Это… как?

– Откуда я знаю – как! Может, во всем Пан Зюзя виноват? Тебя покалечил, меня покалечил, людей убил, сам подох, а перед смертью наградил нас способностью одинаковые сны видеть.

– Я тоже сегодня во сне вас обоих видел, – сообщил возникший рядом Фуфел.

– Вот – еще один, – сказал Серега. – А какая-нибудь женщина тебе снилась? Допустим, с именем Люба?

Фуфел нахмурился, ничего не ответил и отошел в сторону.

– А мне, кажется, в палату пора, – глядя ему в спину, сказал Боярин. – Устал, чего-то.

* * *

Домой Серега вернулся в заметном подпитии. Хорошо еще не стал догоняться вместе с разошедшимися Красновым, Фуфелом, Торопом и другими. Они сказали, мол, неплохо бы – по пиву, и Серега не стал возражать, но выбрал момент и по-английски ретировался.

Шел третий час дня, а вечером предстоял выезд на охоту, и чтобы быть в нормальном состоянии, Серега быстренько убрал в рюкзак ружье и соответствующие причиндалы, сапоги, кое-что из запасной одежды, и завалился спасть, поставив будильник ровно на шесть. Именно в это время обещал за ним заехать Максим, который, наверняка, задержится.

На удивление начальник отдела престижной страховой компании позвонил даже раньше, чем договаривались. Велел Сереге выходить из подъезда минут через десять, – они как раз подъедут, и пообещал некий сюрприз. Благодаря армейской привычке, Серега был скор на подъем, да и вещи собраны. Еще раз проверил, на месте ли охотничий билет и разрешение на оружие, заглянул в холодильник, где после вчерашнего прохлаждалось пяток баночек пива, прихватил три из них и покинул квартиру.

Не заставивший себя ждать Максим, подкатил к подъезду на служебном джипе, за рулем которого сидел его личный водитель, Витёк. Сюрприз ждал Костикова в салоне – на просторном заднем сидении джипа вольготно расположились две девушки, прототипы композиции «Русская баня», работу над которой он почти закончил: рыженькая Даша и та самая белокурая «Барби», которую, как, оказалось, звали Юля. Судя по всему, настроение у девушек было приподнятое.

– Ой, а мне ваши пластилиновые композиции Танька и Дашка показывали, – тут же защебетала Юля. – Неужели, своими собственными руками сделали?

– Своими собственными пальцами.

Серега напряг мозги: Татьяна Юрьевна недвусмысленно позиционировала себя и Дашу в «розовом цвете». Если так оно и есть, то зачем Максим пригласил блондинку и рыжую, составить компанию мужикам-охотникам?

– А микроскопом пользовались?

– Юленька, ну, каким микроскопом? – обернулся с переднего сидения Максим. – У Сереги глаза, знаешь, какие зоркие!

– На самом деле иногда приходится браться за увеличительное стекло, – сказал скульптор.

– Но пластилин – он же мягкий, может расплавиться, – продолжала донимать его Юля. – Если его на окне под солнцем оставить…

– А зачем пластилин – на солнце? – вмешалась Даша. – Под солнечными лучами и краски на картинах выцветают, а уж пластилин…

– Все правильно, – улыбнулся Серега. – Я ведь еще до армии лепить любил. А, спустя несколько лет, нашел в кладовке коробку с теми фигурками – так они не то чтобы расплавились, а наоборот, затвердели. Правда, некоторые как бы полиняли, то есть, один цвет приобрел оттенок соседнего. Но тогда пластилин фигового качества был – и к пальцам прилипающий, и очень быстро «линяющий». Собственно, поэтому я быстро лепку забросил. Сейчас – абсолютно другое дело, пластилин в продаже очень качественный.

– И сколько времени вы тратите на одну фигурку?

– Юля, а давай, перейдем на «ты»?

– Для этого тяпнуть надо, – сказал Максим.

– Кстати, я с утра уже неплохо тяпнул.

– Он у нас на больничном, ему можно. А мы с вами, девочки, пашем как волы с утра до позднего вечера…

– И тем самым приносите стране неоценимую помощь, – усмехнулся Серега.

– Да, – с серьезным видом кивнула Юля, – нам, знаете, как приходится…

– Юленька, лучше не продолжай… – прервал ее Максим. – Серега таким образом над нами иронизирует. Не конкретно над нами, а над страховыми организации в глобальном масштабе.

– Почему?

– Все, Юленька, переходим на другую тему. Шуба, а с чего это ты с утра в одинаре наквасился?

– При чем здесь шуба? – удивилась Юля?

– Это у Сергея прозвище такое, – шепнула Даша подруге. – Я тебе потом расскажу.

– Какой там, в одинаре! – сказал Серега. – Мой напарник Боярин из комы вышел, вот мы к нему в Боткинскую больницу большой инкассаторской толпой и нагрянули. Заодно и покойников помянули. Сегодня как раз девять дней.

– Вы должно быть в курсе, – обратился ко всем в машине Максим, – что на прошлой неделе инкассаторов ограбили? Так это как раз нашего Шубу грабили. Серегу и напарника ранили, а водителя инкассаторского и кассиршу из магазина – расстреляли почти в упор.

– Насмерть? – обернулся к Сереге водитель.

– Еще бы не насмерть, – ответил вместо него Максим. – Шуба чудом в живых остался. Так потом еще и умудрился убийцу узнать и ментам его сдать.

– Кошмар, – округлила глаза Юля.

– А я и не знала, – сказала Даша. – Думала, вы такой бледный, потому что простудились…

– Это он потом простудился, когда вместе с ментами убийц ловил. А сначала Шубе дубиной черепушку проломи.

– Не проломили, Макс, что ты все выдумываешь!

– Шуба у нас – личность героическая.

– Макс, предлагаю сменить тему! У меня, между прочим, с собой три баночки пива имеются.

– У нас, между прочим, целый ящик пива. Правда, в багажнике. Зато – «Бавария». Витёк, приткнись обочине…

– Можно хоть тут выскочить, все равно встали.

Они и в самом деле встали в пробке, и Максим неторопливо вышел из машины, достал из багажника четыре бутылки пива и, вернувшись на свое место, порадовал ими, расположившихся на заднем сидении пассажиров. Пиво оказалось холодным и хорошим.

– Как думаешь, – спустя некоторое время, обратился Максим к водителю, – надолго застряли?

– В пятницу вечером на МКАДе такое постоянно, но если впереди нет серьезной аварии, то… Нам главное до Новой Риги доползти, там – задержек быть не должно.

– А если все-таки авария… – хмыкнул Серега, – то охотиться на вальдшнепа будем прямо на Кольце.

– Кстати, слышали историю? – обратился к пассажирам Витёк. – Буквально на днях, один мужик, москвич, поехал на охоту, вот так же – на вечернюю зорьку. Только на электричке. Пришел на платформу – малолюдную, но в черте города. Смотрит, на березе две вороны раскричались. Мужик, недолго думая, расчехляет двустволку, заряжает и дуплетит по каркушам. Одну замочил, вторая, сначала улетела, но тут же вернулась и стала над подстреленной подругой кружить. Мужик вновь ружье зарядил, замочил и вторую. Тут его менты и повязали.

– Мужик – наш человек, – посмеявшись, сказал Серега. – Но при таком раскладе штрафом не отделается…

– Наверняка, еще и ружье конфискуют, – согласился Максим.

– Какие же вы, мальчики, все-таки, кровожадные, – деланно вздохнула Юля. – Вороны жили себе, поживали, горя не знали, а тут…

– Вороны – разносчики болезней, истребители других мелких птиц, яиц, и вообще они, как волки – вне закона, – проявила осведомленность Даша, чем порадовала охотников.

– Все верно, – сказал Серега. – Между прочим, я за свою охотничью практику пристрелил ворон, наверное, десять.

– Больше, Шуба, гораздо больше. Вспомни, хотя бы, как мы под Весьегонском на острове ворон истребляли…

– Убийцы!

– В данном случае – грамотные охотники, – возразила подруге Даша.

– Юля, а ты, случайно под зеленым знаменем не маршируешь? – кажется, этим вопросом Серега вызвал у блондинки напряжение мозговых извилин. – Я в плане того, что мы все-таки на охоту едем, где – нет вегетарианству. Питаемся исключительно мясом добытой дичи.

– Сергей, вы завтра удивитесь, сколько наша защитница ворон за один присест шашлыка скушает, – улыбнулась Даша.

– Я шашлык очень-очень люблю. А еще мне Максим рассказывал, что мясо этого… который с длинным носом…

– Вальдшнепа, – подсказала Даша. – В переводе с немецкого, вальдшнеп – лесной кулик. Давно укоренилось мнение, что чем мельче по размеру дичь, а к такой дичи как раз относится вальдшнеп и тот же рябчик, тем она вкуснее.

– Хочу болотную дичь! – воскликнула Юля.

– Это гаршнеп и бекас – болотная, а вальдшнеп и рябчик дичь боровая.

– Даша, откуда такие познания?

– К сожалению, они только теоретические, – смутилась рыжеволосая красавица. – Просто у меня дедушка – страстный охотник, он мне с раннего детства про разных птичек и зверушек рассказывал. Даже на стрелковый стенд меня вывозил – по тарелочкам стрелять.

– Жаль, я без такого дедушки вырос, – вздохнул Серега и хлопнул по плечу Максима. – Начальник, мы все стоим и стоим, а пиво-то закончилось.

– Это у тебя закончилось, но не в багажнике…

Они простояли, не продвинувшись ни на метр, часа полтора, видимо, впереди, в самом деле, была авария. Наконец, пробка более-менее рассосалась, Витёк свернул со МКАД на Новорижское шоссе, которое тоже оказалось забито машинами, но не так сильно.

На прошлой неделе Костиков вместе с Клюевым и Заводновым мчался по этой же дороге по направлению к деревне Лисавино на задержание грабителей. Сейчас время тоже поджимало, тем более что ехать предстояло намного дальше. Витёк повернул джип с Новорижского на бетонку; в Манихино надо было повернуть налево, на Волоколамское шоссе; далее – через Истру, перед Новоиерусалимским монастырем – направо, по направлению к гидроузлу, перегораживающему Истринское водохранилище. Максим то и дело поглядывал на часы – не хотелось опоздать на вечернюю зорьку. С таким темпом передвижения опоздание становилось все реальнее.

Серега порывался, было, позудеть в своей манере, мол, слишком много развелось частных автомобилей, мол, лучше бы их повсеместно запретить, зато глобально расширить общественную транспортную сеть, с помощью которой решить проблемы перемещения… Но всякий раз мысленно останавливал себя, зная, что в данном аспекте разубеждать владельцев частных автомобилей абсолютно бесполезно.

– Макс, а если позвонить твоему «схваченному» Мих Михычу и объяснить ситуацию? – предложил Серега. – Подтвердить под честное слово, что в любом случае приедем на базу и за все заплатим, но только после охоты. В этом случае мы спокойно успеваем, куда нам надо.

– Позвонить-то можно. Но, ты же знаешь, Мих Михыча! Начнет вилять, говорить, что так дела не делаются, вдруг проверка нагрянет…

– А ты с егерем сразу поведи разговор, что, мол, на вальдшнепиную тягу опаздываем и не знаем, как быть – повернуть ли в соседнее Одинцовское охотхозяйство, где охота ничуть не хуже, и тоже с егерями связи имеются, или все-таки остановиться у старого знакомого. Мих Михыч ведь не знает, что никаких связей у нас там нет, и проверить не сможет. Но он же не дурак, прекрасно понимает, что никакая проверка к нему не нагрянет, и очень хорошо сознает, сколько из-за нашего отсутствия потеряет в заработке.

– Не потеряет, а не приобретет, – сказал Максим. – Пяти поселенцев на двое суток лишится, к тому же две его личные подсадные окажутся не востребованы, да и всяческие дополнительные услуги, в плане бани и остального некому будет оказать. Очень много не приобретет. Ты прав, Шуба, звоню Мих Михычу…

– А я, девушки, могу с вами, на что угодно поспорить, что ваш начальник обязательно все дела с егерем утрясет.

– Конечно, утрясет, – тут же откликнулась Даша. – Он в нашей организации самый крутой начальник отдела.

– Максим Николаевич любого уболтает, – поддержала подружку Юля.

Минут через пять выяснилось, что Максим действительно егеря уболтал, все утряс, и теперь им не надо терять драгоценное время для заезда на базу, оформления путевок и тому подобного, а можно сразу ехать охотиться,

– Мих Михыч и в самом деле не дурак, вошел, что называется, в положение, – сказал довольный Максим. – Выделил на нашу компанию три двухместных домика. Пообещал включить обогреватели. И главное – сказал, что отберет для нас двух самых лучших подсадных. Витёк, ты уж извини, подсадных на ночь в твой домик поселят.

– Да, пожалуйста.

– Максим, – вдруг встряла Юля. – А подсадные, это… такая… партия проституток?

Возникшая на несколько секунд тишина в салоне джипа, нарушилась взрывом хохота. Смеялись все, кроме растерявшейся блондинки. Витёк даже был вынужден вильнуть к обочине и остановить машину.

– Макс, а ведь она права… – утирая слезы, сказал Серега. – Подсадные самые, что ни на есть особы легкого поведения, только денег не берущие!

– Если без денег, значит не проститутки. Таких девиц по-другому называют, – попыталась реабилитироваться Юля, чем вызвала новый приступ общего смеха.

– Деви-и-иц… – стонал на переднем сидении Максим.

– Юля, ты просто не в курсе, а мальчикам дай только поржать, – наконец, решила прояснить ситуацию Даша. – Охотники называют подсадными – уток. Они этих уток специально подсаживают на воду, чтобы плавали и крякали и своим кряканьем подзывали селезней, в которых охотники стреляют.

– А-а-а, – стукнула себя по лбу блондинка. – Так подсадная – это та самая пластилиновая утка, которая…

– ЮЛЯ! Ты хоть что-то запоминаешь? – у Даши в руках оказалась сумочка, из которой появилась на свет божий пластмассовая коробочка, содержащая пластилиновую композицию «Зазевавшийся охотник» – ту самую, приобретенную у Костикова.

– Я же только сегодня показывала! – Даша открыла коробку и аккуратно извлекла из нее платформочку – с затаившимся в шалаше охотником, который выставил в небо ружье, не замечая крякового селезня, плавающего в луже буквально у него под ногами.

– Вот этот – весь такой разукрашенный в брачный наряд – кряковой селезень. Он тоже утка, только – мужик. А утка-баба – вся такая невзрачненькая, серенькая. Зато крякает эротично, подзывая к себе кавалеров, чтобы потомство завести.

– Все равно, что петух и курица, – вставил Серега.

– И охотники… – продолжила короткую лекцию Даша, – еще в древние времена придумали такую штуку: весной, в самый разгар брачного периода привязывать к ноге домашней уточки веревку и высаживать ее на воду, чтобы она подманивала селезней. Охотник в это время прятался неподалеку в шалаше, и как только озабоченный селезень подлетит, он его – ба-бах, и – на жаркое. Это и называется – охота с подсадной. Врубаешься?

– А-а-а… Так бы сразу и сказали! – обрадовалась Юля.

Серега, не был уверен, что блондинка поняла все правильно, ну и бог с ней. Его все больше интриговала ситуация в плане расселения «по трем двухместным домикам». С Витьком понятно – водитель будет ночевать в обществе двух посаженных в корзинки крякуш, которые по ночам, кстати, ведут себя довольно тихо, спать не мешают. Оставались два домика для двух мужчин и двух женщин – интересно было бы узнать, как эта четверка будет расселяться?

– Шуба, а помнишь, как ты свою сбежавшую с ногавки Дарью Дмитриеву вернул? – обернулся с переднего сидения Максим.

– С ногавки? – округлила глаза Юля.

– Дарью Дмитриевну? – переспросила Даша.

– Я всем подсадным уткам имена даю, – улыбнулся Серега. – В ту охоту, а дело было на реке Медведица, моей подсадной уточкой была Дарья Дмитриевна – именно так звали одну из главных героинь романа «Хождение по мукам» Алексея Толстого.

– Я знаю. В честь этой героини мой папа – Дмитрий – меня и назвал, – тоже улыбнулась Даша.

– Молодец твой папа, хорошее имя. А ногавка, Юлечка, это такое приспособление из кожи или материи в виде петли, затягивающейся на ноге утки. К ногавке привязывается веревка, а к другому ее концу груз, который опускается на дно, чтобы утка плавала, словно заякоренная.

– Завтра у вас будет возможность увидеть все это собственными глазами, – сказал Максим.

– Да. А в тот раз у моей подсадной уточки ногавка порвалась – егерь бракованную подсунул. И вот, сижу я себе в шалаше в ожидании шваркающего селезня, вдруг смотрю, Дарья Дмитриевна поплыла вдоль берега все дальше от меня и дальше…

– А потерять подсадную утку – мало, что позор охотнику, так за нее еще и приличный штраф придется заплатить, – вставил Максим.

– Да-да. Но беда даже не столько в этом, сколько в том, что охота только началась, и тут вдруг такой облом. Некоторые охотники в подобных случаях сбежавшую подсадную сразу же и пристреливают – утка-то все равно вскоре погибнет потому что у нее крылья подрезаны и она летать не может. А так – хоть и позор, но все-таки дичь.

– Какие же вы все-таки убийцы, – вздохнула Юля.

– Я бы предпочел называть нас добытчиками, – возразил Серега. – Так вот. Плывет моя Дарья Дмитриевна все дальше и дальше, я болотные сапоги до самого верха раскатал и за ней. Подзываю ее ласково, типа, утя-утя-утя, не торопись, типа, подожди папочку. Ну и с протянутой рукой, типа хочу ей хлебушка подбросить, захожу в воду, все ближе к ней и ближе, насколько глубина позволяет. И, главное, Дарья Дмитриевна больше не убегает, типа поверила, что я ее кормить собрался. Короче, я каким-то немыслимым образом к ней прыгнул и умудрился схватить. Промок, конечно, зато подсадная в руках. Не опозорился.

– А что же дальше? – спросила Даша.

– Дальше – самое интересное, – сказал Максим.

– Это точно, – согласился Серега. – Интересное – в раскладе. Вот представьте себе. Апрельское утро. Только-только рассвело. Я – на маленьком острове. Макс – на соседнем островке, до него не добраться и даже не докричаться. Да если и докричаться – чем он может помочь? Мобильники – не ловят. Егерь приедет забирать часа через три, не раньше. В руках у меня утка вырывается, а сам я – весь мокрый. Надо хотя бы одежду выжать… Офигетительная ситуация.

– Я себе представляю, – сочувственно сказала Даша.

– В общем, я, конечно, справился. Дарью Дмитриеву засунул в рюкзак, который завязал, чтобы не сбежала. Разделся-разулся, воду из сапог вылил, выжался, побегал, поприседал, чтобы не околеть. Ну и повезло, что мужик по реке на моторке ехал, может, браконьер, может, тоже охотник, не знаю. Но на мои призывы и махания руками откликнулся, подплыл, меня с острова забрал и на берег доставил. Нормальный мужик, спасибо ему, а то бы я, как минимум воспаление легких заработал. Ну а по берегу я уже самостоятельно до базы дошел. И там – водка, тепло… А Макс, изверг рода человеческого, в то время пока я отогревался, двух кряковых селезней замочил.

– Да, хорошая тогда была охота, – сказал Максим.

– А завтра что-то подобное может произойти? – спросила Даша. – Я про охоту – в плане добычи.

– Хотелось бы. Все-таки тогда была охота на Медведице. А Тверская область и ближнее Подмосковье – две большие разницы. Так, ладно… – Максим переглянулся с водителем и достал из бардачка пластиковую пол-литровую бутылку виски. – На горизонте славный город Истра, а мы до сих пор ни в одном глазу. Девочки?

Ни Даша, ни Юля не стали строить из себя цацек и вперемешку с охотниками испили прямо из горлышка сорокатрехградусную жидкость. Закуской послужила шоколадка – все из того же бардачка. Пока закусывали, миновали Истру и перед Новоиерусалимским монастырем повернули направо. Серега, знающий эти места, как свои пять пальцев, вовремя подсказывал водителю, где и в какой ряд перестроиться, где можно прибавить газку, а где лучше не разгоняться. Настроение у всех было прекрасное.

Вечерело, и пора было определяться с конкретным местом охоты, выбирать которое Максим предложил Сереге – как бы местному. На самом-то деле, у Костикова хоть и была дача – непосредственно в черте города, хоть и проводил он в школьные годы в этих местах по одному летнему месяцу, хоть частенько и рыбачил, и даже охотился на реке, название которой по-церковному звучало Йордань, но вальдшнепиных мест в округе он не знал. Потому как за лесным куличком всегда выезжал либо в Тверскую область, либо под Звенигород, где дачи и дома имелись у его друзей.

Впрочем, обнаружить место, где предположительно должен был лететь на вечерней зорьке вальдшнеп, большой проблемы не составляло: опушка березовой рощицы, просека, полянка – вот что любил обследовать длинноносый лесной куличок в поисках такой же длинноносой подруги. И таких мест, несмотря на многочисленные дачные застройки – что под Звенигородом, что под Истрой, да и вообще во всем Подмосковье, все еще хватало.

Новоиерусалимский монастырь и три моста через Йордань-Истру остались позади, когда Серега попросил Витька повернуть налево, по направлению к селу Бужарово, раскинувшегося на пригорке, и затем ехать мимо деревушек все дальше и дальше, в глухомань.

– Вон там место – самое оно! – показал Серега на выемку леса за широким полем. – Видите – это как бы природный разлом, пограничная полоса, где, наверняка и овражек имеется. Там вальдшнеп стопудово полетит.

– Витёк, сворачивай! – скомандовал Максим, и водитель тут же послушался, благо перпендикулярно основной дороги в поле были проложены бетонные плиты.

– Я предлагаю здесь остановиться и до леса пешком дойти, – сказал Серега. – Поле сырое, застрянем – легко.

– Проедем, – возразил Максим.

– Да тут пройти-то всего ничего.

– Нормальная дорога, скажи, Витёк?

– Пока по плитам едем, – нормальная… Оп-па!

Машина больше не ехала. Кажется, плиты закончились или резко повернули. Так или иначе, заглохнувший внедорожник погрузился в жидкую массу, причем, перед – заметно глубже, чем багажник.

– Кажись, приехали, – сказал Витёк.

– Рекомендую передние двери не открывать, – посоветовал Серега. – Затопит.

– Ты прав, – согласился Витёк, опустивший ветровое стекло и высунувшийся в окно. – Конкретно на брюхо сели.

– Лучше бы я был не прав, говоря, что до леса пешком надо идти, – Тоже высунулся в окно Серега. – Давайте, чтобы не рисковать утонуть, через мою дверь на волю выбираться.

Сначала он сам, потом Даша с Юлей, а за ними и Максим с Витьком покинули машину, которая и в самом деле основательно села на брюхо.

– Без трактора не обойтись, – констатировал водитель, глядя на пустынную проселочную дорогу, от которой они успели отъехать на сотню метров. Какого-нибудь населенного пункта, насколько хватало глаз, не наблюдалось, да и был ли в ближайшей деревушке трактор?

– А вдруг в округе мобильная связь отсутствует…

– Не пугай, Шуба, – Максим схватился за телефон. – Сейчас до Мих Михыча дозвонюсь, он должен выручить…

Повезло, дозвонился. Еще больше повезло, что егерь отозвался на просьбу с пониманием. Трактор, правда, не обещал, но уверил, что лично приедет на УАЗике, который – зверь. Правда, никак не раньше, чем часа через полтора.

– Черт! Через полтора часа как раз вальдшнеп должен полететь, – озабоченно почесал голову Максим. – А Мих Михыч, наверняка, еще и задержится… Пока цеплять будем, пока вытаскивать, пока до места дойдем… вся тяга закончится.

– Так зачем вам УАЗик ждать? – понимающе сказал Витёк. – Идите за своими вальдшнепами, а мы с егерем и вдвоем справимся.

– Вот и отлично! – воскликнул Максим, не успел договорить водитель. – Обязательно справитесь. Забей-ка на всякий случай в свой мобильник номер Мих Михыча и выходи на дорогу его встречать. А мы уж дальше до леса как-нибудь сами добредем…

– Да, конечно, конечно, – с завышенным энтузиазмом кивал на его слова Витёк. – Вы для того сюда и приехали, чтобы охотиться, а не машины из грязи вытаскивать. Я все прекрасно понимаю.

– Ну… все равно, как-то… – замялась Даша. – Получается, что мы оставим нашего водителя одного в чистом поле…

– Дашенька, во-первых, сейчас на улице ни дождя, ни холода не предвидится, да и стемнеет еще не скоро; во-вторых, Витёк – взрослый человек, и ничего с ним здесь, в ближнем Подмосковье за полтора часа не случится…

– И в самом деле – даже и не думайте обо мне переживать…

– А нам, впятером… – продолжил Максим, – нет никакого смысла здесь торчать, и пропустить вечернюю зорьку, из-за которой, собственно, сюда и приехали.

– Конечно, – с согласия начальника Витёк начал доставать из багажника рюкзаки и чехлы с ружьями. – Вы лучше не теряйте времени, а то и в самом деле скоро вальдшнеп полетит.

– Так, – сказал Серега, принимая у него свой рюкзак. – Витёк надо тебе самому еще раз позвонить Мих Михычу. Связь проверить, уточнить, правильно ли он понял куда ехать, и когда именно будет на месте.

– Верно, – согласился Максим, натягивая на ноги болотники. – Звони, Витёк. А вы, девочки, не стойте, разбирайте сапоги по размеру.

Дальше по полю, на всякий случай, не пошли – мало ли еще какие-нибудь замаскированные ямы обнаружатся, или, вдруг у самого леса окажется глубокая канава, через которую не перебраться. Вернулись по плитам на дорогу, добрели до опушки и вдоль нее – до той самой «пограничной полосы», издалека приглянувшейся Костикову. Там и в самом деле оказался неглубокий овраг, поросший невысокими березками и елочками.

Исходя из охотничьего опыта, и Максим, и Серега были просто уверены, что лесной кулик обязательно здесь полетит. Опять же из опыта тяга должна была начаться не раньше, чем через час. Ружья охотники, конечно же, собрали и снарядили сразу – мало ли. После чего расположились вместе с девушками вокруг старого разлапистого пня, на который Максим выставил бутылку виски, Серега – две банки пива и четыре металлических стаканчика, а девушки – легкую закуску: вареные яйца, соленые огурчики, редиску, бутерброды. Все выглядело очень даже аппетитно, а после того, как Максим, поговорив по мобильнику, сообщил, что егерь уже выехал вытаскивать застрявший джип, настроение у всех еще больше поднялось.

Выпили, закусили, поболтали. На улице было не жарко, но и не холодно, к тому же, безветренно. Запахи весеннего леса радовали своей неповторимой свежестью, птицы – щебетанием, лягушки – кваканьем. Пришли бы сюда пораньше, можно было и костерок развести…

– Не пора ли по местам разбредаться? – спросил через некоторое время Костиков.

– Шуба у нас любит погулять. А я лучше во-он у того симпатичного пригорка встану.

– А нам – куда?

– Юлечка, в своих коротеньких сапожках, ты в любом случае со мной оставайся, а Даша…

– У меня сапоги повыше, можно я с Сергеем?

– Пойдем. В крайнем случае, я тебя перенесу…

Ему и в самом деле пришлось переносить Дашу через разлившийся ручей.

Можно было бы остаться и на этой стороне, но, опять же, исходя из опыта, можно было предположить, подбитый вальдшнеп упадет на противоположный берег, поэтому Серега посчитал нужным перейти ручей заранее. Очень правильно сделал, что сначала в одиночку проверил глубину – наступив на корягу, едва не окунулся в ледяную воду. Оставил ружье и рюкзак на другом берегу, вернулся за девушкой и потащил ее туда же на закорках. Кажется, обнявшая, вцепившаяся в него изо-всех сил и почти переставшая дышать легенькая Даша, перепугалась, и это было очень трогательно.

Интересно, благополучно ли сложится обратная переправа, когда стемнеет? Правда, у Сереги имелся с собой фонарик, которым Даша станет подсвечивать.

Но сейчас думать об этом уже не оставалось времени. Переправившись без приключений, он попросил напарницу прибавить шагу, чтобы побыстрей отыскать подходящее для охоты место. Вскоре старая лесная дорога вывела их на большую поляну с порослью невысоких березок в центре.

– Если уж вальдшнеп не потянет по-над этими березками, то не знаю, – негромко сказал Серега. – Место просто отличное.

– А как он тянет? – еще тише спросила Даша. – Дедушка рассказывал, вальдшнеп какие-то особые звуки издает…

– Ну, если потянет классически… – взяв девушку под податливый локоток, Серега прошел с ней немного в сторонку и встал примерно посередине между березовым молодняком и высокими деревьями, спиной к лесу.

– А классическая тяга – самая прелесть. То сначала мы услышим эти самые звуки: резкое такое попискивание и, так называемое, «хорканье», чем-то похоже на нечастое поросячье хрюканье. Порой бывает непонятно, где он, откуда вылетит – слева, справа, из-за спины. Приходится во все стороны головой крутить. И вот тут-то очень может пригодиться вторая пара глаз, в данном случае – твоя, или моя, когда сама будешь с ружьем стоять…

– Сергей, ты доверишь мне ружье? – не веря своим словам, спросила Даша.

– А что тут такого? Сама же говорила, что на стрелковом стенде по тарелочкам стреляла.

– Одно дело тарелочки на стенде, другое – охота.

– Не бойся. Все у тебя получится. Особенно под моим руководством, – Серега говорил все так же тихо, глядя, в основном, в небо, но и на Дашу, нет-нет, да и бросал взгляды. Она определенно нравилась ему все больше и больше.

– Кстати, летящий вальдшнеп кажется гораздо крупнее тарелочки. Он по сравнению с другими лесными пичугами, типа пеночками и разными там дроздами, вообще вороной кажется…

– Так вот. Если я, к примеру, буду высматривать вальдшнепа слева, а ты, стоя за моей спиной, вдруг увидишь его, летящим с другой стороны, то желательно мне об этом сказать. Но ни в коем случае не кричать типа: «вальдшнеп», «вон он», «летит»… и тому подобное, из-за чего я, как дурак, начну крутить головой в разные стороны и профукаю птичку. Ты должна сказать четко, к примеру: «справа», «слева», «за спиной». Такая подсказка может оказаться очень своевременной, понимаешь. Потому что, как правило, летит вальдшнеп очень быстро, опоздаешь его увидеть, даже один выстрел сделать не успеешь. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Даша. – Только у меня есть такой недостаток… я с детства и до сих пор путаю право и лево. То есть фактически не путаю, просто случается, – думаю и вижу, что надо повернуть направо, а говорю – налево.

– Это беда… – вздохнул Серега.

– Беда. Я поэтому и водительские права получить никак не могу. Хотя мне дедушка и машину по наследству оставил, и за рулем я нормально себя чувствую… Другая бы на моем месте давно бы с этой проблемой справилась, а я считаю, что, если уж получать права, то только по-честному.

– Ну, так и не получай свои права. А тачку продай. У меня вот тачки нет, так она и…

– Вон он! – все время поглядывавший на небо Серега, вдруг резко вскинул ружье, и грохот выстрела заставил замолкнуть щебетавших вокруг птичек.

– Это вальдшнеп мелькнул? – с придыханием спросила Даша.

– Он. Только уж слишком далековато, – Серега улыбался. – Я, скорее, для очистки совести стрелял.

– То есть, стрелять было бесполезно?

– Ну, во-первых, своим выстрелом я дал понять Максу, что тяга уже началась, и чтобы он варежку не разевал. А, во-вторых, существует такой посыл: если выстрелил по вальдшнепу, считай, охота состоялась!

Вместо использованного патрона он дослал в патронник еще один и, поставив ружье на предохранитель, протянул девушке:

– Как и договаривались, – следующий выстрел за тобой.

Кокетничать Даша не стала, прекрасно понимая, что здесь, в сумерках лесной поляны, это абсолютно неуместно. Ружье взяла правильно – видимо, дедушкина школа, так же правильно приложила приклад к плечу и, прицелившись в небо, держа палец на спусковом крючке, плавно повела стволом.

– Все грамотно делаешь, – похвалил Серега. – Теперь становись на мое место, снимай ружье с предохранителя… так, все правильно…

Где-то неподалеку позвучал выстрел, вслед за ним еще – канонадой – три или четыре…

– Вот и Макс разговелся, – прокомментировал Серега. – В таких случаях говорится: «С полем!»

– Он подстрелил? – спросила Даша, сжимая ружье и глядя в небо.

– Сомневаюсь, – сказал Серега. – Хотя, все может быть. Ты лучше не отвлекайся, сосредоточься, слух напряги. Вальдшнепы – такие проныры, могут и без всяких хорканий откуда-нибудь сбоку выскочить, только их и видели…

С ружьем наизготовку Даша простояла минуты три, пять, десять… Щебетание птичек вокруг становилось все тише и реже, сумерки сгущались все сильнее, но вальдшнепа больше не было ни видно, ни слышно. И ружье Максима тоже молчало, хотя где-то вдалеке выстрелы все-таки раздавались…

– Расслаблять не надо, – прошептал Серега. – Такое бывает частенько: самые нетерпеливые разведчики свой первый облет сделали, а все остальные чуть позже могут валом повалить.

– Я и не рассла…

– Вальдшнеп! – на полуслове прервал охотницу Серега. И тут же, спохватившись, что крикнул совсем не то, чему наставлял Дашу:

– Слева от тебя! На березки налетает, – он вдруг сорвал со своей головы вязаную шапку и подбросил ее высоко вверх. Чем, кажется, ввел девушку в еще большее заблуждение. И все-таки она выстрелила по пролетавшему мимо вальдшнепу. Промахнулась. А длинноносый куличок, вместо того, чтобы испугаться грохота и спасаться за верхушками берез, почему-то вильнул к тому месту, куда упала шапка, замедляя полет, подставляясь под еще один выстрел. Но Даша почему-то опустила ружье, а вальдшнеп, видимо поняв, что перепутал шапку с самочкой, вновь вильну и был таков.

– Почему больше не стреляла! – в сердцах крикнул Серега. – Патрон, что ли перекосило?

Словно в ответ ему со стороны Максима послышался дуплет и после короткой паузы – еще один выстрел. Серега уже выхватил из рук Даши ружье и передернул затвор. Целый патрон выскочил из патронника, – значит, никакого перекоса не было.

– Почему еще-то не стреляла? – потряс Серега ружьем перед растерявшейся Дашей. – Здесь еще целых четыре патрона оставалось.

– Но он же падать начал. Я подумала, что попала… – часто-часто заморгала девушка, и Сереге показалась, что она вот-вот заплачет.

– Глупышка, – он с нежностью прижал Дашу к своей груди. Потом чуть отстранил и поцеловал в щеку. – Это вальдшнеп так на мою шапку отреагировал. У охотников такая хитрость – подбрасывать шапки, будто это самка его так подзывает.

– Я не знала…

«Хорр, хорр»… – вдруг раздалось где-то в вышине, и в следующее мгновение Серега, отскочив от девушки и вскинув ружье, уже вертел головой на триста шестьдесят градусов.

– За твоей спиной! – очень вовремя подсказала Даша. Серега крутанулся на месте и отдуплетил по вынырнувшему из-за кромки леса вальдшнепу. Тот вздрогнул, сложил крылья и, по плавной дуге перелетев через головы охотников, шлепнулся на землю метров в пятнадцати от них.

– Есть! – заорал Серега и побежал к трофею. Но не добежал, вновь услышав хорканье.

Этого вальдшнепа и он, и Даша увидели издалека. Тот неторопливо летел по-над самыми березками, отчетливо показывая на фоне угасающей зорьки свой длинный клюв. Эта была та самая классика, и Серега понял, что промахнуться по налетающей прямо на него мишени просто не имеет права. Не промахнулся!

– Есть! Есть! – теперь уже закричала Даша и, подражая Сереге, рванулась к упавшей птице.

Серега быстро подобрал первый трофей и тоже побежал ко второму. На самом деле бежать было очень желательно, даже необходимо. Случалось, что всего лишь подраненный вальдшнеп успевал затаиться в каких-нибудь кустиках и, несмотря на все поиски, так и оставался не найденным.

Даша опередила опытного охотника и теперь с любопытством и некой толикой сожаления разглядывала красавца-вальдшнепа.

– Теплый, – сказала она подошедшему Сереге. – А какие глаза большие! Черные-черные.

– Ты – молодец, – похвалил он. – Очень вовремя и грамотно на первого указала!

Серега потянулся к девушке, чтобы поцеловать, она улыбнулась и вместо щечки подставила губы.

– Но они такие маленькие, – чуть позже вздохнула Даша.

– Зато – вкусные-е! – Серега не удержался и вновь прильнул к ее губам. Она ответила на поцелуй, крепко к нему прижалась.

– Добыть вальдшнепа – счастье, – переведя дыхание, сказал Серега. – Добыть двух – счастье двойное. А поцеловать после этого такую замечательную девушку уже не просто счастье… Это…

Слова были лишними. Ружье и только что добытая дичь оказались на земле. Где-то в сгущающихся апрельских сумерках дичь, еще не добытая, тянула и хоркала, где-то далеко и не очень далеко звучали выстрелы, но Сереге и Даше до всего этого уже не было никакого дела…

* * *

Мобильник зазвенел в самый неподходящий момент – во время обратной переправы через ручей, когда Серега с сидевшей у него на закорках Дашей только-только вступил в бурлящий поток. От неожиданности он даже пошатнулся, но, слава богу, восстановил равновесие и переход продолжил – было бы неправильным в завершение великолепной, небывалой охотничье-любовной зорьки искупаться в мутной ледяной водичке…

– Однажды у меня был случай, – игнорируя непрекращающиеся звонки и продолжая неторопливое продвижение к берегу, бодро рассказывал Серега, – Точно в такой же день пришли втроем – я, Гурий и Слава охотиться на вальдшнепа. Только не под Истрой, а под Звенигородом – там тоже есть места очень симпатичные. И такой же ручей, по-весеннему полноводный течет. Но переправы, похожей на эту, нигде нет, и глубина везде в лучшем случае – выше пояса, к тому же течение бешеное… А нам на другой берег в любом случае надо – здесь вальдшнеп никогда не тянул, а там, на полянке под названием Зимняя – гарантированно…