Читать книгу 15 шаров. Сборник рассказов - Евгений Олегович Гущин - Страница 1
ОглавлениеЛЯРВА
Вытерев слезы, Лиза зафиксировала лезвия болтореза на цепи и со всей силы раздвинула рукоятки. Цепь лопнула с громким щелчком. Лиза отбросила болторез, взятый из ящика отчима, и потянула на себя дверь. Повеяло свежим воздухом.
Вот и крыша. Лиза сняла рюкзак и вытряхнула школьные учебники и тетради. Дневник с особым наслаждением отправила в полет, проводив его средним пальцем. Из тайного отделения в подкладке рюкзака достала мятую пачку тонких сигарет и вытянула последнюю.
На краю крыши было ветрено. Лиза курила, изредка вытирая слезы, и смотрела на раскинувшийся под низким хмурым небом городок. Что за дыра. Она ненавидела каждое здание, на которое падал взгляд, каждый кирпичик! От заросшего сорняком стадиона, за которым устраивались стрелки, до облупленной больницы, где работала мама. Единственным светлым пятном в этом сером месиве была церквушка на окраине города.
А прямо во дворе находилось место, которое Лиза мечтала сжечь – средняя общеобразовательная школа №11. Гадюшник, который отравляет все существование. Неужели есть в этой жизни еще что-то, кроме скучных равнодушных учителей, глупых одноклассников, мечтающих только напиться на вписке и лишиться девственности? В ее жизни никогда не было ничего красивого. И больше не будет.
Последняя капля. Кто-то украл телефон в раздевалке. Свалили на Лизу, как на изгоя. Класснуха даже не стала разбираться, вызвала отчима, а он выпорол ее, не слушая сбивчивых оправданий. Мама работает в две смены, и ей вообще плевать на Лизу. Хватит. Теперь они все поймут, как ошибались.
Лиза выбросила окурок и забралась на парапет. Голова закружилась от высоты.
–Еще сигарета будет?
Лиза чуть не оступилась от неожиданности и обернулась. Позади, прислонившись к стене, стоял красивый молодой парень с пронзительными серыми глазами. Он был одет в странный однотонный балахон.
Лиза почему-то смутилась, что он застал ее за таким занятием. Все-таки прыжок с крыши – момент интимный. Она спустилась обратно с парапета.
–Эх, а надеялся, что будет сцена из Титаника, – усмехнулся парень, подходя к Лизе.
–Ты кто?
–Я… Скажем так, борец с паразитами.
–Ты как сюда забрался? Я тебя не видела.
–Прилетел. Как только тебя засекли.
–Ты обдолбанный что ли?
Парень не сводил глаз с ее головы.
–Как раскормилась, – прошептал он. – Неудивительно, что ты не выдержала такой тяжести.
Лизе стало не по себе и захотелось уйти. Она направилась к выпотрошенному рюкзаку.
–Я собираюсь тебе помочь, – сказал ей вслед парень.
–Себе помоги.
И тут она почувствовала, как он обхватил ее за голову. Лиза стала кричать и вырываться, но он держал очень крепко. Его руки были очень горячими, и все сильнее жгли ее кожу! И тут Лиза почувствовала, как внутри ее головы что-то шевелится.
Парень выкрикнул что-то на незнакомом языке и резко отпрыгнул от Лизы. Полыхнул свет, и за его руками из головы Лизы потянулся сгусток чего-то невообразимо черного. Ослабевшая девушка упала на колени и пыталась не потерять сознание.
Черная субстанция, которая будто испарялась и возникала вновь, оформилась в мерзкое существо, похожее на какой-то орган на четырех когтистых щупальцах, с огромным зубастым ртом во все брюхо. Оно плюхнулось на крышу, слившись с раскрошившимся гудроном, и вдруг ринулось на Лизу.
Парень метнулся наперерез. Из его рук били ослепительные лучи света. Он ударил существо и отбросил его в сторону, но оно с необычайной скоростью перевернулось и прыгнуло на голову парня, пытаясь обвить ее щупальцами и затянуть в себя.
В очередной вспышке Лиза потеряла сознание.
Когда она очнулась, парень лежал рядом, зажимая огромную рану со стороны сердца. Он молча смотрел в небо и улыбался.
–Очнулась? Умничка, – тихо сказал он. – Больше она тебя не потревожит.
–Что это была за тварь?
–Их называют лярвами. Это паразит, который цепляется к душе человека и питается черными чувствами. Человек растит свою лярву, пока она не разрушает его жизнь полностью. Их очень трудно обнаружить, и тебе повезло, что я наблюдал за тобой достаточно долго.
–Кто ты? Зачем наблюдал?
–Кто я – неважно. Ты все равно все забудешь. А наблюдал… любовался. Ты очень красивая.
–Нет. Не очень.
–Ты говоришь про тело. Мы не так видим людей. Для меня ты просто… свет.
Он закашлялся и застонал.
–Я умираю. Но это не страшно. Главное – не подцепи еще одну тварь. Делай добрые бескорыстные дела. Следуй мечтам. Люби. Они этого не выносят.
Последние слова он произносил уже почти неслышно. Крышу залило светом, и Лиза снова провалилась в беспамятство.
Она очнулась в больнице. Над ней рыдала мама, виновато стоял у двери отчим. Ей сказали, что на крыше она оступилась и ударилась головой о парапет. Голова и правда болела, но Лиза чувствовала себя необычайно радостно и спокойно.
Когда все ушли, Лиза увидела висящий на стене церковный календарь с ангелом. Его пронзительные серые глаза показались девушке очень знакомыми, но она так и не смогла вспомнить, откуда.
КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ «РАГНАРЕК»
Пробуждение было нелёгким. Организм с трудом отходил от принуждённого сна, близкого к смерти. Тишину разорвал робкий стук разогревшегося сердца, толкавшего почти вставшую кровь по венам. Судорожно втянули лёгкие спёртый воздух кабины. Лампочка в криогенной камере моргнула зелёным, но почему-то погасла. С шипением открылась крышка. А через двадцать минут Андрей открыл глаза.
Ощущения были крайне неприятными. Тело ломило, конечности еле двигались, периодически накатывались тошнота и слабость, страшно хотелось есть. Но двигаться пока было нельзя. Организм оправлялся от шока, проверял своё состояние, испуганный неестественной остановкой, продлившейся более чем три года. Андрей подвигал руками и ногами, осмотрелся. Глаза ещё не привыкли к темноте, но в свете, идущем из камеры, Андрей заметил первую неполадку. Побарабанил по погасшей лампочке на установке. Видать, проводок отошёл. Надо будет починить. Здесь важна любая мелочь, что-то упустил – и ты уже никогда не проснёшься. Такие случаи уже бывали, когда из-за халатности или по неосторожности люди оставались навсегда замороженными в капсулах. Кого-то сжигали, а кого-то оставляли в надежде на то, что наука что-нибудь придумает. Но в её нынешнем состоянии… Пустые надежды. Андрей не мог себе представить, каково это – вечно находится в крио-сне. Пустота… Здесь она ощущалась как одно мгновение, в течение которого ты куда-то падаешь, а затем просыпаешься в камере. Но если ты заморожен навсегда… Что тут можно ощущать?
Мысли текли неспешно, пока Андрей растирал себе руки и ноги. Вскоре он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы встать. Ухватился одеревенелыми пальцами за края капсулы, поднапрягся и вылез наружу. После обволакивающей тело плёнки, принимающей температуру тела, окружающий воздух казался холодным. Андрей стоял, покачиваясь, и осматривался. Пару минут назад всё было совсем по-другому. Для него. А вот на самом деле вокруг минули уже три года. За это время лампочки в коридоре погасли, лишь одна слабо моргала вдалеке, около кабины пилота. Оттуда же шёл противный запах, кисло-тухлый, довольно стойкий. Андрей подметил, что всё вокруг было покрыто толстым слоем пыли, хотя система контроля воздушной среды должна содержать корабль в идеальной чистоте. Значит, очередная поломка. Но всё потом. Сейчас Андрею хотелось узнать лишь одно, но сделать это мешало своё же тело. Оно пока плохо слушалось, восстанавливало свои нервные связи и отлаженные мозговые команды. Но скоро пойдёт. Вот дали о себе знать мочеиспускательные рецепторы, но рефлекс на удержание, слава богу, работал. Андрей решился попрыгать, устоял, а затем неуверенной поступью, держась за стены, двинулся к кабине пилота. Дверь с каким-то механическим лязгом открылась перед ним. Его взору предстала обычная картина. Приборная панель завалена всяким мусором, вроде кипы бумаг, на которых он вёл расчёты, внутренности очередного электронного планшета, тюбики из-под питательной смеси, грязных тарелок из-под еды. Дорогие кончено, настоящее стекло, продать бы мог за бешеные деньги… Но это память… Самое неприятное – на кресло вылилась кружка рыбьего жира, которым медики советовали заправляться перед каждым погружением в крио-сон. Но Андрею не хватило сил допить эту жуткую гадость, купленную за месячную зарплату у контрабандиста. Так и оставил на приборной доске. Растяпа…
Всё недовольство мгновенно исчезло, едва он увидел сквозь мутное окно космос. С самого раннего детства, с того момента, когда впервые вылетев к звёздам на отцовском флагмане Андрей увидел космос, до сегодняшнего дня, когда он вышел из крио-камеры, он не мог устать от этого зрелища. Глубокий, гипнотизирующий чёрный вакуум, сияющий мириадами цветов, звёзд, видений. Полный неукладывающихся в уме тайн, откровений, загадок.
С сожалением оторвав взгляд от глубин космоса, Андрей открыл потайное отделение в приборной доске и бережно вытащил оттуда свёрток. Развернул и осмотрел. Кажется, всё в порядке. Отлично. По его прикидкам, эта штука тянула на три тысячи листов. Сумма астрономичская. На «Свалке» с руками оторвут, ведь это – самый настоящий очиститель воды, найденный им в последней ходке к Альдебарану.
Андрей – диггер, Копатель, искатель артефактов. На старом, разбитом корабле он рыскает по бывшим местам обитания человека в поисках чего-то стоящего. Совершает отчаянные межзвёздные перелёты, собирая всякий хлам и продавая на барахолке, чаще всего за гроши. Но вот попалось что-то стоящее, на месте гибели крейсерского флагмана в Альдебаране. Уцелевший очиститель, который, возможно, спасёт целый район на «Свалке».
Андрей бережно упаковал и спрятал свёрток обратно. Сейчас это самое дорогое, что есть на его корабле. Диггер снова бросил взгляд в космос и замер. Впереди Земля. Родная. Голубеет. Он одним движением смахнул всё на пол, накрыл какой-то тряпкой жирное кресло и принял управление в свои руки. Месяц назад корабль вынырнул из гиперпространства и набирался энергии. Теперь – очередь капитана вести корабль курсом на родную планету. Точнее, не прямо на неё, а чуть ближе. На «Свалку».
Смотреть на это ржаво-коричневое сооружение было больно. Это – последнее место обитание человека, его резервация, как вида. Сорок лет назад, подумать только, всего сорок, состоялся контакт человечества с иноземной цивилизацией. Это было пиковой точкой в истории, ибо было и последней. В полгода иноземцы покорили землян, разрушили города, сократили численность до десяти миллионов и забросили на новую орбитальную станцию. Флот пытался сопротивляться, в решающей битве погиб отец Андрея на своём флагмане, остатки по всей Галактике догнали и добили… Человечество, брошенное без любых надежд на станции, погрузилось в анархию и войны. И постепенно вымирало. Раз в год пришельцы доставляли с Земли воду, еду и лекарства, видимо, имея планы на оставшихся в живых. Но всего это катастрофически не хватало. Валютой стали служить листы бумаги, оцениваемые по своей чистоте и качеству. С утратой культуры книги превратились лишь в сборище денег, которые гуляли по всем человечеству, со всеми написанными на них тайнами прошлого. Которые уже никто не мог прочитать…
Никто не запрашивал разрешений на стыковки, лишь на орбите Земли в сторону приближающегося незнакомца повернулись инопланетные пушки. Одно лишнее движение – и тебя разнесёт по свету. Что делали инопланетяне на Земле, никто не знал…
Андрей пристыковался. Достал очиститель, облачился в комбинезон, проверил оружие и вылез наружу. В нос ударил запах дешёвого курева и мочи. У ближайшей стены грелись у горящего в бочке огня три оборванца. Стена была изрисована проклятиями, какими-то загогулинами… Кто как мог, так и писал. Правда, кроме него никто этого и не поймёт.
Андрей направился прямиком к главарю местной секции. Северо-западный сектор считался оплотом цивилизации на «Свалке» – здесь детей учили читать и писать, существовала культура. В остальных секторах в первые годы после Переселения было просто не до этого. Или не нашлось нужных людей. В любом случае, здесь была своя экономика и умные торговцы. Большего и не нужно было.
Андрей настороженно двигался по ржавой шаткой лестнице, не видевшей ухода уже много лет. Та опасно шаталась, кренилась туда-сюда, угрожая отрезать единственный путь наверх. Странно – одна лестница на весь сектор, а никто даже и не почешется починить.
Опасный отрезок пути был преодолён, и на следующем этаже Андрей свернул в тёмный закуток, в котором скрывалась грубо сколоченная деревянная дверь – непозволительная по нынешним временам роскошь. Внимательно осмотревшись, диггер постучал. Пару минут ничего не было слышно, затем по ту сторону двери что-то зашуршало, завозилось, звонко прогремело и снова смолкло. Затем в узкой приоткрытой щелочке настороженно моргнули два глаза.
–Ааа, это ты, – буркнул торговец. – Никого не привёл?
–Нет, я один.
Дверь приоткрылась чуть пошире, ровно настолько, чтобы в неё можно было протиснуться. Андрей аккуратно пролез внутрь и услышал, как сзади тут же захлопали замки. С этой стороны двери оказалась металлическая решётка, так громко лязгнувшая недавно.
Внутренне убранство помещения оказалось весьма уютным. Комната просторная, всё занавешено пестрыми тряпками, коврами, заставлено мебелью. На столе под светящейся лампой блестели смазкой детали какого-то оружия, рядком стояли консервные банки. Где-то за стенкой тихонько тарахтел генератор, отчего лампочка под потолком давала неяркий, но ровный свет. Здесь всё было налажено и жилось хозяину квартиры по нынешним временам довольно богато. Тот ещё раз, уже спокойно, осмотрел посетителя с головы до пят и указал на диван.
–Падай, – бросил он и исчез в маленькой подсобке. Оттуда послышалось журчание воды. Через минуту торговец снова появился в комнате, вытирая руки довольно чистым полотенцем.
–Ну, что ты мне принёс? – спросил он, небрежно кидая тряпку на стол и подсаживаясь к Андрею. Диван жалобно заскрипел.
–Это… очень редкая вещь, – раздельно произнёс диггер. – И я хочу быть уверен…
–Слушай сюда, – дёрнулся торговец. – Никто на «Свалке», слышишь, никто, не может сказать, что нечестно веду дела. Спроси кого хочешь – Прохор никого никогда не кидал!
Андрей помолчал, глядя в ощерившееся лицо Прохора, и кивнул.
–У меня есть очиститель воды, – тихо проговорил он.
В комнате повисло молчание. Было слышно, как сипло дышит торговец.
–Парень, а у меня ядерная боеголовка в ящичке, – прохрипел тот. – Бросай шутки шутить…
Андрей без лишних слов достал из внутреннего кармана плаща свёрток, бережно положил его на столик перед диваном и развернул. В комнате снова повисло молчание. Сглатывая, торговец косился на блестящий серебром маленький цилиндр с небольшим углублением сбоку.
–К сожалению, ресурс почти исчерпан, – нарочито мрачно проговорил Андрей, наслаждаясь произведённым эффектом. – Его хватит лишь на три года непрерывного использования…
–Даа, в наших масштабах совсем не то, – не отрывая взгляда от очистителя, пробормотал Прохор. – А… а эта штука действительно работает?
–Проверь, – пожал плечами диггер. Похоже, за эту вещь торговец отдаст всё, что угодно.
Тот суетливо вскочил и трясущимися руками стал искать чистую чашку. Что-то вроде этого попалось ему на краю умывальника, он жадно схватил её, набрал воды из-под крана и кинулся назад. Поставив чашку в углубление, ожидающе посмотрел на диггера. Ничего не происходило.
–Я не знаю, – снова пожал плечами Андрей.
Прохор перевёл потяжелевший взгляд на кружку с плавающими в ней кусками ржавчины и каких-то белёсых хлопьев, как вдруг устройство слабо завибрировало и засветилось мягким голубым светом. Торговец во все глаза смотрел на воду, пока свет не стал бить слишком больно. Секунд через десять он резко погас и всё стихло. Трясущимися руками Прохор вынул кружку и сунул нос внутрь. А затем, благоговейно придерживая её кончиками пальцев, опрокинул в себя. Выпил до дна, обтёр края пальцем и облизал.
–Чистая…
Прохор, поминутно поглядывая на очиститель, накрыл на стол. Там появилась бутылка странного жёлтого напитка, пара банок консервов, мясо и гвоздь программы – живой плод растения под названием «помидор», кусты которого под тщательным присмотром Прохора теснились у него под лампой.
–Ну, как тебе? – потирая руки, довольно спросил он. – Коньяк этот долго берёг, но, думаю, ничего уже приятнее не будет.
С этими словами он откупорил бутылку таинственного «коньяка». Напиток был неприятен на вкус, но согревал изнутри, прибавляя какого-то внутреннего настроя. Аккуратно надкусывая свою половинку помидора, Андрей вдруг подумал, как хорошо всё-таки жить. Что может быть лучше? Даже в таких условиях ещё не всё потеряно, жизнь всё-таки складывается гораздо лучше, чем у некоторых. Карман туго набит деньгами, очиститель вот-вот начнёт работу, неся чистую воду людям станции, впереди куча неизведанных систем и планет, а пока в голове приятная пустота и на губах кисловатый привкус незнакомого овоща. Разморенный приятными мыслями, Андрей не заметил, как уснул. Снились ему почему-то бескрайние просторы родной планеты, до горизонта засеянные кустами помидоров и ящиками с коньяком.
Диван оказался очень удобным, и просыпаться очень не хотелось. Но звонок на отцовских часах был неумолим, и Андрей с трудом сел. Очистителя на столе уже не было, зато, когда он обернулся, то увидел шесть доверху заполненных пластиковых бутылок. Прохор времени зря не терял.
Сам он озабоченно морщил лоб, решая, за сколько продавать бутылку воды. С одной стороны его гложила жадность и жажда наживы, с другой ещё осталось что-то человеческое.
–Думаю, по восемьдесят листов за бутылку, – неуверенно сказал он. – Не очень дорого.
–Пятьдесят, – зевнул Андрей. – Не скупись, Прохор, народ потянется толпами, ты и за пятьдесят здесь богачом станешь. Или мне забрать…
–Ты что, нет нет, – испуганно пробормотал торговец. – Ты прав, можно и за пятьдесят.
–Проверять буду, смотри у меня, Прохор, – пригрозил диггер. – Где мои деньги?
–Всё приготовил, лежат у входа, – лаконично ответил торговец. – Куда ты теперь? У меня, может, чего-нибудь присмотришь?
–Нет, спасибо, мне в двенадцатый сектор. Хотя, знаешь, кинь мне пару бутылок воды… за счёт заведения.
Прохор помрачнел, но воду дал. В конце концов, главное, чтобы он совсем не опустился и продавал её за приемлемую цену. Даже на краю гибели у человека проявляются самые низкие его пороки. Алчность и жажда власти, а вода – это сильное оружие власти – могут привести к печальным последствиям.
–Ну, спасибо тебе, удачи, – вежливо попрощался диггер с отвернувшимся к очистителю Прохору.
Тот отмахнулся.
Что ж. Андрей сунул воду в торбу на плече, а проходя мимо стола, не удержался и прихватил ополовиненную бутылку коньяка. На тумбочке около выхода лежала папка, туго набитая листами, связанными в пачки. Андрей пересчитал их и остался приятно доволен – торговец явно не поскупился и положил в конверт три с половиной тысячи бумажек. Очень неплохая ходка. Теперь – к старому другу, за закупками.
Двенадцатый сектор находился на три этажа выше. К счастью, лестницы, ведущие туда, были в хорошем состоянии, поэтому Андрей быстро пробрался наверх. Задержался он лишь на одиннадцатом этаже – там было проведено электричество и под потолком висели довольно яркие лампочки, в отличие от остальной базы, где всё освещалось огнём. Диггер провёл взглядом по проводу, скрывающемуся за углом, и с сожалением подумал, что неплохо было бы достать где-нибудь большой источник энергии. Такой, чтобы хватило на всю станцию. Тогда бы люди смогли нормально читать…
Двенадцатый был освещён куда хуже, но здесь было опрятнее. Надписей на стенах мало, вот мимо проехал старый робот с тележкой для отходов, а люди ходили опрятно одетые и не чумазые. В общем, и здесь кто-то пытался наладить культурную жизнь.
Андрея интересовала лавка с экзотичным названием «Рагнарек», хотя сейчас мало кто знал, что оно означает. Владел магазинчиком старый друг диггера – пожилой серб, в молодости, ещё до Пришествия, эмигрировавший в Россию. Тогда он подрабатывал своеобразной нянькой в семье Андрея, приучил мальчика к литературе и своими интересными рассказами привил несколько очень полезных навыков. Потом паника, войны, эвакуация сначала за город, а затем ссылка в космос. Навсегда. Во всей этой суматохе друзья потеряли друг друга. Но судьба, видимо, всё-таки существует, ибо первую свою добычу с космической ходки Андрей принёс именно Драгану. Сейчас русский серб прочно обосновался в двенадцатом секторе, ведя крупные сделки. Его бизнес был основан на диггерах, людях, которым был открыт путь в дальний космос. Пришельцы не пускали лишь на родную Землю, на Луну же Копатели летали регулярно. Все космические зонды и спутники были разобраны подчистую. Постепенно число этих людей сокращалось – профессия была рисковая, а летали лишь люди, сохранившие с былых времён свои корабли и навыки. В нынешних условиях собрать что-нибудь рабочее было невозможно. Каждый диггер был у Драгана на вес золота, он знал их по именам и постоянно чем-нибудь помогал. Но, к сожалению, остальные представители человечества ценили этих отважных пилотов не столь высоко. Сколько уже ребят погибло от руки какого-нибудь бомжа, жаждущего получить дармовую банку консервов!
Драган тепло приветствовал Андрея, сразу пригласив того внутрь. Закрыв дверь на замок, он включил свет и обвёл рукой уже знакомоё помещение. Всё строго, обычные столы, стулья, табуретки. Чистота и порядок. Книжная полка на всю стену. Телевизор. Квартира этого старика стоила как корабль Андрея.
–Я продал очиститель Прохору! – с порога сказал он.
–О, значит, ты всё-таки отыскал его! – радостно воскликнул Драган. – Ну, рассказывай же! Он был там, где я тебе обещал?
–Ну, его отнесло немного в сторону, но в целом точнее быть не может, – кивнул Андрей. – Как ты здесь, сидя на базе, сумел его найти?
–Секрет фирмы, – белозубо улыбнулся старик. Он наверно ещё и зубы чистит. – Что ж, отлично, теперь я смогу с Прохором провести о-очень интересную многоходовку…
Старый торговец по праву мог считаться тайным королём всей станции. Он вёл здесь свои непонятные никому игры, спутывал клубки интриг и торговых сделок. Помимо этого непостижимым образом находил и давал диггерам координаты редчайших артефактов, уже имея на них свои планы на станции. Зачем ему сейчас понадобился очиститель у Прохора, Андрей никак не мог понять. Но и спрашивать об этом не имело смысла.
–Проходи, мой мальчик, проходи, – засуетился Драган, накрывая на стол. – У меня для тебя есть хороший заказ, но сначала мы с тобой отметим этот!
На столе появились разные яства, которых Андрей в глаза не видел, да и названий не знал. Помимо фруктов и овощей на маленьком блюдечке лежали два кусочка настоящего хлеба, который, по слухам, выращивался где-то в верхних секторах. Как оказалось, это не миф. Старик, видя нетерпение диггера приступить к трапезе, пригласительным жестом обвёл стол.
–Прошу, – с улыбкой сказал он.
Андрей уминал за обе щёки, но, похоже, Драган рассчитывал не только на это. Лишь сейчас диггер заметил, что со старым другом твориться что-то странное. Он иногда бледнел и как-то грустнел, глядя в одну точку, о чём-то серьёзно задумывался. Пару раз нерешительно открывал рот, словно не зная, как сказать что-то… Андрей приумял свой пыл и завёл с Драганом неспешную беседу. Но тот не желал раскрываться. Наконец, парень решил спросить в лоб:
–Что-то случилось? Ты какой-то странный. Расскажи.
–Я… не знаю как сказать, – мучительно, словно разрываясь внутренне, сказал Драган. – Я понимаю, что мы должны быть сильными, верить в светлое будущее… Но я не могу. Посмотри, куда мы катимся… Для чего всё это? Глупое копошение муравейника… сгорающего. Человечество ничего не сможет вернуть. Ты помнишь? Ты же наверняка помнишь! Какая у нас была культура, какая наука! Настолько необъятный мир был создан человеком! Сколько всего охватил его разум! И сколько уже не сможет постичь… А помнишь книги? Помнишь музеи, театры… вашу Красную площадь? Тысячелетняя история обратилась в прах. Всё загублено в одночасье какими-то чертями… Может это и была обещанная кара Господня…
Драган смолк, тяжело дыша, как после длинного забега. Андрей медленно жевал. Он мало что помнил, да и считал глупым плакать по тому, что уже безвозвратно утеряно. Но поддержать старика нужно было. Видно, что эти мысли очень долго не дают ему покоя.
Но тот, похоже, не хотел говорить. Тяжело кряхтя, он встал и направился в другую комнату.
–Доедай пока, я тебе запишу информацию о следующем заказе, – тихо сказал Драган. – И купишь у меня, что тебе надо.
Андрей покидал «Рагнарек» с тяжёлым осадком на душе. Единственный близкий человек очень сильно сдал за последние годы. Естественно, Драган проводил куда больше времени на станции, общался непосредственно с её обитателями, видел в динамике весь упадок расы человеческой. Но ведь другие держались… Почему так происходит? Ведь совсем недавно пожилой серб с редким оптимизмом смотрел в будущее, верил во что-то… Хотя при чём тут окружение? Вот сейчас диггер идёт по загаженному третьему сектору, везде больные и бедные, наркотики, проституция… Однако всё это не заставляет его думать, что всё кончено. Ведь он же продолжает путь, снова отправляется в космос искать что-то… Ведь правду говорят, все проблемы не вокруг нас, а внутри.
От мрачных мыслей Андрей отвлёкся, когда почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Обернувшись, он увидел полулежащего старичка со странным разрезом глаз и чётко очерченными скулами, держащегося за живот и что-то протягивающего. Андрей не понимал ни слова из того, что бормотал китаец, но взял у него из рук старую книгу с плотной бумагой. Это оказался альбом с фотографиями. Наполненный высшего качества бумагой, стоимость которого приравнивалась к большим апартаментам на станции… Но хранивший память. Старичок продолжал умоляюще тянуть руки, что-то лопоча, но видя, что его не понимают, вырвал альбом из рук Андрея, раскрыл на нужной странице и ткнул в изображение. Там он стоял, совсем молодой с красивой женщиной, на фоне падающей со скал воды… Старику нужна была вода. Больше памяти и чего бы то ни было ещё.
Андрей достал из кармана бутылку воды и всучил её старику. А затем, поколебавшись, отдал ему альбом и, не смотря, как китаец неверяще прижал его к груди, быстрым шагом пошёл прочь. С тоской во взгляде. А ведь в чём-то Драган прав…
Андрей улёгся в крио-камеру и почувствовал, как защитная плёнка оплела его тело. Корабль вибрировал, наращивая энергию для прыжка к далёкой системе. Его ждали останки флагмана его отца и портативный реактор с неиссякаемой энергией… Ещё не всё потеряно. Человечество выживет везде. Из праха старого мира появятся ростки нового… Жизнь наладится, и люди снова будут править. Но до этого ещё много времени…
Камера с шипением закрылась и Андрея сморил сон. Датчик энергии на панели переключился на зелёный, и корабль в мгновение ока превратился в блестящую точку, неотличимую от других звёзд, отправившись в новое многолетнее путешествие. К светлому будущему…
АПЕЛЬСИН
–Эй, пингвинята, ловите!
Перевязанный бечёвкой мешочек взрыхлил снег совсем рядом с Анукой. Секунду она колебалась, но затем решительно подбежала, вцепилась в него и кубарем понеслась в родную юрту. Дети, крича кто от огорчения, кто от радости, толпой бежали следом. Повозка с веселыми бородачами с юга, гостившими на стоянке, с гиканьем уносилась вдаль по ледяной равнине.
Анука влетела в юрту и кинулась к матери. Заглядывавшие внутрь разгоряченные мордашки разочарованно вытягивались и исчезали.
Мама развязала мешочек и радостно вскрикнула. Внутри лежали чуть подмерзшие, но сладко пахнущие яркие апельсины. Анука сейчас же сбегала за друзьями. Они сели кружком и достали первый апельсин.
Она помнила все в подробностях. Морщинистая блестящая поверхность, лучащаяся оранжевым теплом, была туго стянута сухой пуговкой завязи. Яркий шарик был с одной стороны чуть-чуть желтоватым, потому что не дозрел, а с другой – коричневатым, потому что побился. Он пах так волнующе-необычно, что пощипывало нос – какой-то морозной сладостью. Перед взором сразу всплывали зеленые деревья, солнце, море – только то, что она смутно себе представляла или изредка видела на картинках, сидя в холодной юрте посреди тундры. Его так приятно было перекатывать в руке. Мама ногтем надковырнула мягкую кожуру, поддела её и потянула. Апельсин ответил облачком кисловатых брызг, быстро осевшим на пол. Юрта наполнилась нежным ароматом. Анука тихо смотрела, как мама сложила из кожуры горку и бережно, с еле слышным потрескиванием, разделила плод пополам и раздала каждому по дольке.
Она медленно прокусила тонкую кожицу и почувствовала, как брызнул на язык солнечный, кисло-сладкий сок. Анука посмотрела на дольку и увидела, что та состоит будто из маленьких оранжевых капелек. Она стала аккуратно отрывать их и есть каждую по отдельности.
Они молча ели апельсины и, погрузившись в это переживание, витали в обрывках образов далеких земель – с песчаными пустынями и оазисами, пальмами, носорогами или жирафами, веселыми и добрыми людьми, собирающими спелые тяжелые апельсины со всех деревьев. А снаружи еле слышно завывал ледяной ветер, несущийся по этой безжизненной пустой земле куда-то далеко-далеко…
Вечером пришел папа и съел все кожурки.
ВЫБОР
Она стояла около спуска в метро и в растерянности сжимала в руке деньги. Свежая, чистая, приятно пахнущая и никогда доселе не виденная пятитысячная купюра, бумажка, способная превратить её жизнь в сказку, которую ей рассказывал Прохор. Она любила Прохора. Каждый вечер он ждал их под мостом около тёплого костра, каждый вечер они, грязные и тощие, в мешковатой одежде располагались вокруг костра на старых матрасах и газетах и слушали Прохора. Они считали общий заработок, собранный, вернее, выпрошенный за день, и отдавали Прохору. За это он всегда предоставлял им место и хоть какое-то пропитание. А иногда он рассказывал про свою прошлую жизнь. Жизнь, овеянную ароматом домашней еды, мыла, чистого постельного белья, звучащую смехом из телевизора, стука посуды в раковине на кухне… Про жизнь, полную домашнего уюта и счастья. И денег. Ей было очень тяжело поверить, что всё это существует на белом свете, ей были знакомы только вонючий поток автомобилей, гам толпы, крики отца-алкоголика и звон монеток по дну жестяной кружки. Но в рассказах Прохора жизнь там была волшебной и внеземной. Прохору было около тридцати, и двадцать пять из них он жил там. Он каждое утро вставал в своей постели, надевал чистую одежду, завтракал тёплой, божественно вкусной едой, такой как яичница и чай, и ехал на работу, где ему каждый месяц добрая пожилая женщина выдавала пачку бумажных денег. И он не считал это ничем выдающимся, наоборот, каждый вечер проклинал свою бедную жизнь. И вот судьба показала ему, что он ошибался.
Каждый раз после этих воспоминаний под мостом зависала странная тишина. Все смотрели на Прохора. Тот, в свою очередь, неподвижными глазами следил за языками пламени в бочке, лицо его кривила горькая усмешка, и он уносился далеко-далеко…
Сейчас же она могла вернуть ему надежду. Пять тысяч рублей… Такой гигантской суммы они не наскребали даже за год. Эта прямоугольная бумажка с красивым городом на картинке являлась пропуском в мир людей. На них можно было одеться и наесться. Почему же она не прячет суетливо их в грязный передник, а с тоской мнёт их в руке и смотрит вслед пожилому мужчине с чемоданчиком в руке? Она же ведь знает, что такое случается только раз в жизни, что один раз из кошелька выпадет пятитысячная купюра, пока мужчина достаёт мелочь для милостыни и не замечает этого… Он сейчас придёт домой, к своей семье, поужинает и спокойно ляжет спать. Он живёт той жизнью. Наверняка у него полно таких денег.
Сейчас мужчина стоит в очереди за билетиком в метро. Он то и дело поглядывает на часы, видно торопясь куда-то. Она смотрит то на него, то на деньги в руке, такие близкие и могущественные… У неё всего несколько секунд для выбора… Подошла его очередь.
Мужчина купил билет и поторопился вниз, к поезду. Задержали на работе, к сынишке на день рождения за подарком едет. Уже и деньги с книжки снял и подарок выбрал.
Вдруг его кто-то дёргает за рукав, он нетерпеливо оборачивается. Она всунула ему в руку бумажку и с тихим плачем убежала. Через несколько секунд она растворилась в толпе…
PAPERS, PLEASE
–Ваши документы, пожалуйста.
Я взял просунутые в щель бумаги и привычно уткнулся в них. Смена только началась, а я уже чувствовал усталость. Раздражала мигрень, раздражала полоска утреннего солнца, расчеркнувшая стол, раздражал гомон людей за шлагбаумом. Они снова притащились сюда, в надежде пересечь границу и спастись от войны и грабежей.
–Где разрешение на въезд?
Кудрявая женщина лет сорока пяти с усталыми глазами и золотым зубом обреченно пробормотала:
–Мне ничего не сказали про разрешение. За визу кучу денег содрали. Неужели мне нельзя?
–Правила изменились, – бесстрастно ответил я, и влепил в паспорт кроваво-красный штамп «Во въезде ОТКАЗАНО».
Сначала было трудно, но через несколько месяцев я научился отказывать семьям с маленькими детьми, растяпам, которых обманули в бюро составления документов, больным, нуждающимся в операции в Плештине, родственникам, спешащим на похороны и много кому еще. Правил и инструкций было по горло, но одно я выучил наизусть: нарушаешь регламент – оказываешься на улице.
А я не хотел оказаться на улице. Плештина уже не та, что раньше. Страна обеднела, идеология расцвела. Любой официальный документ, выступление или эфир новостей начинались и заканчивались неизменным «Слава великой Плештине!». На улице становилось все больше полиции, на границах – запретов и колючей проволоки, в холодильниках – все меньше еды.
–Ваши документы, пожалуйста.
Когда меня выкинули с завода, я подумал, что это конец. Работы не было. Мы ютились с женой, ее родителями и пятилетним сыном в крохотной комнатушке на окраине. Чтобы снизить плату, пришлось отказаться от отопления. Через месяц сын схватил воспаление легких. Днем я бегал по городу в поисках денег и лекарств, а ночью мрачно смотрел на отсыревший потолок и обдумывал, на сколько еще хватит заначки. А где жить потом?
«Въезд РАЗРЕШЕН».
–Следующий!
Поэтому за предложение одной знакомой пропихнуть меня за барыш в будку таможенника я ухватился руками и ногами. Сначала было легко и даже интересно. За каждого проверенного платили десятку. Я чувствовал, что делаю важное дело, охраняю границу от контрабандистов и преступников. Но с каждым месяцем требования все ужесточались. На границе стало беспокойно, у соседей началась война, к иностранцам стали относиться очень настороженно – враги наверняка пытались бы заслать диверсантов. К постоянно меняющимся требованиям к паспортам, прививкам, визам, разрешениям на въезд прибавлялись все новые и новые бумажки. В Плештине многое разрушалось и ветшало, но не бюрократия. Она цвела.
–Ваши документы, пожалуйста.
Высокий молодой парень протянул мне паспорт, визу, личную карту, разрешение на въезд. Я внимательно проверил даты, штамп места выдачи, фотографию. Взял разрешение.
–Цель визита?
–К родным в гости.
–Продолжительность?
–Три недели.
Все совпадало. Я осмотрел печать министерства на разрешении, сравнил ее с образцом, просветил водяные знаки. Взял личную карту.
–Прошу, встаньте на весы в правом углу комнаты.
–Что? Зачем? – нахмурился человек.
–Регламент предписывает записать ваш вес, – заученно пробубнил я.
Парень осмотрелся, будто колеблясь, и медленно пошел к весам. Я взглянул на данные в его личной карте, на цифру, появившуюся на экране, и ударил по кнопке охраны. Упала решетка, зазвенела сирена. Прибежавшая охрана утащила сопротивляющегося парня в подсобку.
Расхождение в семь килограмм. Контрабанда или оружие. Вот мерзавец.
–Ваши документы, пожалуйста.
Я тут привык ко всякому. К скандалам, истерикам. К арестам. Мне угрожали пистолетом, брызгали в лицо какой-то дрянью. Один раз разбили окно и забросили внутрь гранату, и я успел мысленно расцеловать сына и жену до синяков, пока не понял, что чека не выдернута.
Всякие террористы и радикалы тоже расплодились в последнее время. На границе часто стреляли. Было страшно работать тут за такие гроши, но постепенно привыкаешь ко всему.
–Пройдите на весы, пожалуйста.
Десять килограмм расхождения.
«Сколько же можно», – подумал я, занося руку над тревожной кнопкой.
И тут услышал судорожный шепот.
–Любые лекарства бесплатно, только пропустите.
Моя рука замерла и медленно опустилась на стол.
Мне не хватало денег на лекарства для сына. Стоять в очереди по карточкам можно было целый месяц. А ему становилось все хуже.
–У меня безобидные лекарства. Да, их отобрали бы. Но там ничего плохого! Помогите мне, а я в долгу не останусь.
Я постучал пальцами по столу. Затем взял его паспорт и кинул в ящик для изъятий.
–Ваш паспорт изымается для более подробной проверки, но все документы действительны. Вот вам виза с печатью, на КПП вас пропустят. В шесть часов вечера ждите меня за пропускной, я выдам вам паспорт.
Я опустил зеленый штамп на бумажку и протянул ее в окошко. Мужчина радостно схватил ее и быстро скрылся.
День стал клониться к вечеру. Бесконечные лица, которых я не запоминал, одни и те же вопросы. Цифры, цифры, графы, фотографии.
Передо мной появилась женщина, с грудным ребенком на руках и мальчиком постарше, тревожно осматривающим колючую проволоку.
–Ваши документы, пожалуйста.
В щель пролез паспорт и два свидетельства о рождении.
–Где разрешение на въезд?
Я устало поднял глаза и увидел, как женщина набрала в грудь воздуха.
–Простите, как вас зовут?
–Служащий номер двадцать семь.
–Нуу… а имя?
–Вам достаточно знать мою служебную идентификацию. Прошу вас максимально оперативно выполнять мои требования. Где разрешение на въезд?
–Уважаемый служащий двадцать семь, – сказала женщина напряженно, покрываясь красными пятнами. – Я вас очень прошу, как человека… Просто умоляю… Наш дом там разбомбили, нам просто некуда идти. Есть только родственники в Плештине. Ради детей, я вас прошу…
–Я не могу пустить вас без разрешения. Есть правила. Вдруг вы шпионка, давите на жалость? Нужен документ.
–Шпи…что? – поперхнулась от сдерживаемых слез женщина. – Да пустите хотя бы их, я останусь тут! Какая я шпионка! Прошу вас!
–Я не могу. Есть правила.
«Во въезде ОТКАЗАНО».
Я протянул ей паспорт с отказом, смотря в сторону. Она не брала долго, и я сидел, как попрошайка, с протянутой рукой. Я потряс бумажкой, и та, наконец, выскользнула.
Я посидел, глядя недвижимо в старый, в махрушках и потертостях стол. Поковырял ногтем поверхность. Почти с радостью поднял глаза на следующего человека.
Все нормально. Есть правила. Их нужно соблюдать. Я не должен был помогать этим людям.
Они для меня чужие. И я для них – чужой.
Скорее бы конец смены.
–Ваши документы, пожалуйста.
1812
Ночь была тихая и необычайно звёздная. Егор лежал, облокотившись на бруствер, и смотрел на небо. Спать совсем не хотелось. Было то странное состояние, когда в голове нет ни единой мысли. Порой по полю стелился уже осенний ветерок, но здесь, за укрытием, было не холодно. Егор чувствовал полную безмятежность. Крепко обхватив себя руками и собрав складки одежды так, чтобы было потеплее, он ощутил приятную свежесть чистого парадного белья. Последний раз он надевал его, когда выдавал замуж дочь. Егор не ощущал себя. Вокруг только редкий шёпот товарищей, далёкий топот кавалерийского разъезда и шелест листвы. И бесконечный небосвод до горизонта… Особые мгновенья. Егор понимал, что его жизнь ничего не значит. Ничтожность по сравнению с титанической глубиной.
И он был прав. В наступающем дне уже не было места жизни тысячам таких как он.
Забрезжил далёкий рассвет. Звёзды уже помутнели, где-то за лесом заалела тонкая розовая полоса. Егор потянулся, встал и выглянул из-за бруствера. Из сумерек уже проступали очертания далёких верхушек деревьев, освещенных блеклым светом. По полю стелился туман. Воздух был по осеннему чист и свеж. Егор глубоко вздохнул.
Глухие разрывы и удары послышались за перелеском слева. Позади уже суетились люди. Кто-то ещё крепко спал, кто-то, полуоблоктившись, протирал глаза, кто-то разминался и нервно проверял оружие. Метрах в пятидесяти в направлении деревеньки Бородино проскакал на резвом коне гусар в офицерской форме. Ротный командир прибежал из-за соседнего редута, прочистил охрипшее горло и громко поторопил всех. На ходу оправляясь и отряхиваясь, отряд построился для защиты позиций.
Небо уже было кроваво-красным. Лес впереди был наполовину охвачен золотым сиянием. Артиллерия всё грохотала, откуда-то справа послышались уже наши пушечные выстрелы. Всё вокруг шевелилось, двигалось, блестели лафеты пушек и наконечники знамён. Кто-то хрипло матерился, командиры спокойно зачитывали получаемые приказы, позади слышался топот десятков лошадей.
Противник появился из тумана, резко и неожиданно. Сине-бело-красные знамёна, броская синяя форма. Они бежали прямо на укрепления, уверенно и быстро. Впереди всех скакал с оголённой саблей и что-то кричащий по-французски молодой офицер. Послышались команды и хлопки выстрелов, обзор заволокло дымом. Все молча и сосредоточенно делали отработанные движения. Егор тоже выстрелил и начал перезаряжать ружьё. Послышалась трескотня впереди, и вдруг вокруг зажужжало, засвистело, справа послышался шлепок, вскрик, хрип, кто-то упал, полетела земля и щепки деревянного бруствера.. Егор уже ни о чём не думал, он судорожно забивал шомполом пулю. Пороховой дым вперед немного рассеялся, и он увидел, что французы уже ворвались на бруствер. Они были в двадцати шагах и неслись в рукопашную. Вскинув ружьё, он выстрелил прямо в грудь ближайшего к нему врага, которого, как куклу откинуло назад. Это было последнее, что он помнил. Потом начался ад. Французы ворвались в порядки русских войск, завязался штыковой бой. Кричащие от бешенства массы столкнулись с яростной ненавистью. Они напирали друг на друга, кололи, резали, забивали. Обычные люди, в обычной обстановке с улыбками пожавшие бы друг другу руки, что-нибудь обсудившие бы, даже не зная языка… На Егора нёсся мужчина лет тридцати, с сильным, волевым лицом. На шее болтался выпавший крест. Глаза были налиты кровью, рот искажён в яростном крике, штык занесён над головой… Они были примерно одного возраста. Наверное, у него тоже была дочь. Он был очень силён, похоже, и просто снёс бы не успевшего перехватить ружьё Егора, но в последний момент его задел полетевший кубарем товарищ, которого оттолкнули слева. Егор бросился на него и несколько раз воткнул штык, в плечо, в шею, в голову. Брызнула кровь, француз неуклюже остался лежать в позе, в которой пытался защититься. Одурев от произошедшего, слыша повсюду яростные крики, визг, он бросился на следующего врага. Рядом на траве лежал и неуклюже размазывал слёзы по лицу молодой солдат с распоротым животом. Где-то рядом разорвалось ядро, затем второе. Послышался звук трубы, и французы, прикрывая друг друга, побежали назад.
Странная одурь владела головой. Егор ошалело смотрел по сторонам, чувствуя, что сознание не поспевает за поворотом головы. Туман уже рассеялся, но его место занял пороховой дым, неравномерно застилающий поле. Слева всё ещё взрывались ядра, впереди, по отступающим французам била русская артиллерия. Ядра сносили людей как ветер бумагу, кровавые брызги разлетались во все стороны. Далеко на левом фланге, между двумя лесочками разворачивался для атаки французский эскадрон гусар. Он был ярко освещён поднимающимся солнцем. Вокруг кричали раненые. Никто ничего не говорил.
Скоро французы снова пошли в атаку на укрепления, уже с поддержкой кавалерии. Кони неслись, раздувая ноздри, прямо на русские ряды. Массивные, жилистые тела породистых животных врезались в людей, отбрасывая их далеко в стороны уже искалеченными, всадники рубили направо и налево, гарцуя среди взмытых вверх штыков. Пехота стреляла в упор, снова ворвавшись на флеши. Снова кровь, ярость, борьба. Снова всё словно в беспамятстве. Вокруг падают люди, кони, все громко кричат. И эта атака отбита.
Егор отошёл назад и сел на землю. Усталость сковывала тело. Над соседними укреплениями взмыл французский флаг. Южные флеши потеряны. Перед его взором – ковёр из мертвых. Осенний ветерок покачивает траву у их лиц. Кровь впитывается в землю.
Но нет страха. Нет отчаяния. Егор знал, что ни он, ни солдаты вокруг не уйдут, даже если этот кошмар будет длиться вечно. Все они решили это для себя ещё вчера, перед сном. Кто-то одел парадное бельё, кто-то помолился за семью. Москва, родная деревня, широкая степь… Потерять это страшнее смерти. Никто не сдастся.
Один полк пошёл в атаку по приказу из штаба, но его прямо у всех на виду расстреляли из пушек, спрятанных за лесом. Падали целыми рядами, кто-то легко раненный судорожно вскакивал на ноги, но его тут же убивало наповал следующим залпом.
Слева треск ружей, крики гусар. Атака. Флеши снова наши. Впереди из леса выходят ровные цепи французов, подводятся пушки, начинается контратака. Вспышки, взрывы, разлетающиеся конечности… Дым, французы бегут, стрельба, перезарядка, стрельба, штыковая… Егор почувствовал резкую боль в животе и рывок вверх. Штык вошёл прямо под рёбра. Ноги стали ватными и подкосились. Жгучая, невыносимая боль, будто в животе горит огонь. Вокруг шум, суета, бой. Кто наступил ему на руку, но Егор этого не почувствовал. В ушах странно зазвенело, так, что уже не было слышно ничего вокруг…
Егору тепло. Он сидит на печке, закутавшись в старую шубу. Печка греет ровно, по-домашнему. Избу заливает неровный свет лампады. Мать, ещё молодая, сидит за столом, чинит скатерть, сестрёнка в углу шепчется с куклой. За окном метель, ранний зимний вечер. В сенях шум, открывается дверь, и входит окутанный паром, раскрасневшийся от работы отец. Раздевается, что-то рассказывает, достаёт из печи еду. Течёт неторопливый разговор. Егор постепенно засыпает…
