Читать книгу Выбор пути - Евгений Щепетнов, Евгений Владимирович Щепетнов - Страница 1

Как я оказался в этой глухомани? Ох, сложный вопрос… сам себе удивляюсь! Тверская область, один из ее райцентров, и один из ОМВД, каких по стране множество и множество, похожих друг на друга, как две капли воды.

Никогда не думал, что стану участковым. Да и вообще – чтобы я вдруг оказался в ментах?! Да скажи мне кто-нибудь в моем веселом детстве и юности, что Васька Каганов вдруг станет ментом – да я бы ему в глаза плюнул! Но вот стал.

А что было делать? Служил я связистом в одной из частей на востоке нашей необъятной родины, ездил на «урале»-кунге, напичканном радиоаппаратурой, и случилось так, что в один прекрасный момент осточертела мне воинская служба. Ну так осточертела – что просто и выразить словами нельзя, а только матерными выражениями!

Рассказывать долго, да и вспоминать кое-что не хочется. Тупость моего непосредственного начальства, плюс постоянные придирки, плюс… много чего плюс. Такого, что… только близкому другу расскажешь, да и то – погодишь.

Ни семьи не завел, ни детей – к двадцати семи прожитым годам. Родни у меня нет – мама умерла, когда я еще учился в военном училище, и родила она меня, даже не знаю от кого. Незаконнорожденный – так нас таких почему-то называют. Непонятно только, что такого незаконного в рождении ребенка…

Отца она мне так и не назвала. Сказала, что пришла ей пора рожать, вот она и родила. Ну как в фильме «Остров» – там одна дурочка пришла в монастырь к местному «святому» за благословением на аборт. И тот ее погнал оттуда чуть ли не пинками, а напоследок сказал, что мальчик у нее будет – «золотой»! Утешение на старости лет. Ну вот я и есть этот самый «золотой» мальчик-утешение.

Только утешить маму мне на старости лет не пришлось. Нашли маму зимой в сугробе мертвой, с разбитой головой. Какая-то мразь стукнула ее по голове ради жалких грошей, которые могли быть в ее сумочке. Она возвращалась поздно, была учительницей в нашей школе, во вторую смену. Ну вот и…

Убийцу не нашли. И мне кажется – особо и не искали.

Может потому после увольнения я и пошел в участковые? Подсознательно мечтая найти убийцу своей матери. Вернее так – не в участковые, а в полицию, никогда не думал, что окажусь в участковых.

А почему все-таки тут оказался? Да по одной простой причине: другого места для меня не было. В опера меня не взяли, в патрульную службу тоже, для следователей нужно юридическое образование, а участковый… это участковый. Тут хватит и военного училища.

Так я и стал старшим лейтенантом полиции, участковым ОМВД одного из районных центров Тверской области. Какого именно райцентра? Да какая разница… говорю же – все они похожи, как близнецы-братья, видел один – значит, видел все.

Вообще-то я начал попытки устроиться в полицию в самой Твери, но из Твери меня направили в районный центр, где с распростертыми объятиями и приняли на должность сельского участкового уполномоченного. Чему я по большому счету и не противился.

Начальник отдела полковник Климушкин так расписал мне прелести сельской жизни, что я не больно-то и сопротивлялся – дают дом в деревне Кучкино – пусть и не со всеми удобствами, но большой и теплый, дают УАЗ-«хантер» с некоторым количеством горючего на месяц, выделяют оргтехнику в виде компьютера, принтера и даже старенького сканера – чтобы вовремя составлять бумаги. Живи, служи, радуйся! Вокруг – леса! Речки! Озера! Дыши свежим воздухом! Лови рыбу! Охоться!

Народ доброжелательный, преступлений совершается мало – не жизнь, а малина! И до Москвы всего двести километров, захочешь посмотреть на Ленина – съезди, одним днем обернешься! Чем не жизнь?

Почему мне надо было именно Ленина смотреть – не знаю, но в остальном Петр Михайлович Климушкин был очень убедителен. Честно сказать, после моей «бурной» службы мне вдруг очень захотелось забиться в глухой сонный уголок и переждать, пересидеть некий период моей непутевой жизни.

Мамин дом я продал, кое-какие деньжата у меня водились, зарплата участкового вполне себе недурная, а в такой глухомани… в общем – умереть с голоду я не опасался. Ну а там – видно уже будет.

Год после увольнения из армии я пытался найти себя в жизни, искал подходящую работу, поскитался по фирмам (даже в Москве пробовал работать), и сделал для себя вывод – нечерта мне делать в больших городах. Не для меня они.

Как уже говорил – по инерции попробовал устроиться в Москве, но тут же улетел оттуда ясным соколом, поняв, что мне там ничего по большому счету не светит. Нужных знакомств у меня нет, да и Москва мне не нравится своей безумной суетой и показной деловитостью. Злой город, высасывающий из человека все соки и не дающий взамен ничего, кроме злости и осознания собственной никчемности.

То ли дело участковый в провинции – царь и бог, власть и карающий орган! По крайней мере – так мне это представлялось на первых порах.

Итак, мне двадцать семь лет, я прошел все комиссии, получил удостоверение полицейского с указанием звания и должности, простажировался около полугода у старшего участкового Микрюшкина Семена Афанасьевича, получил в гараже райотдела потрепанный уазик без опознавательных знаков полиции (просто зеленый, как все военные уазики), и в середине мая отправился в деревню Кучкино, где мне теперь предстояло жить и работать, обслуживая два с лишним десятка деревень, в которых общим числом живет несколько тысяч жителей.

Опорный пункт полиции располагался тут же, в том доме, в котором я собираюсь жить – пристроен к нему сбоку и сложен из красного кирпича, в отличие от старого бревенчатого дома, возрастом как минимум сотню, а то и побольше лет.

Кучкино эдакий «недорайцентр». Тут живут около тысячи человек, и если бы это село было поближе к райцентру – то Кучкино точно бы сделали одним из районов райцентра. Но… не райцентр. Отсюда до райцентра двадцать километров отвратительной, мерзкой дороги, стыдливо именуемой грейдером. В насыпанной на дорогу глине намертво впечатаны угловатые булыжники, по которым только и ездить на машинах подобных моему убогому «хантеру», отрыжке двадцатого века, по какому-то недоразумению выпускаемому и по сей светлый день. Как его не назови, он все равно останется уазиком, ломающимся тогда, когда тебе этого больше всего не хочется.

Но другого транспорта для меня нет, так что придется работать с тем, что мне послала судьба. В конце концов – я не белоручка, в машинах разбираюсь вполне недурно и могу починить многие из неисправностей такого вот чудного аппарата.

А еще – все-таки участковый, и хреновый я участковый, если не смогу найти какого-нибудь «Кулибина», навести с ним мосты дружбы и припрячь обслуживать мой видавший виды, дребезжащий всеми сочлениями пепелац. За какие-нибудь бонусы к нелегкой жизни мастера-ремонтника.

Вообще, в разговоре с начальником отделения участковых майором Мироновым, он мне почти впрямую намекнул, что дельный сельский участковый как сыр в масле катается и обеспечен не хуже, чем какой-нибудь приличный предприниматель. И что если я проявлю смекалку – все у меня будет хорошо.

Так-то я не дурак. И в «гешефтах» кое-что понимаю. И если не знаю, то догадываюсь, как сельский участковый может «проявлять смекалку». И это не только легкие натуральные поборы с населения, в виде масла-мяса за то, что не увидел кое-какие мелкие прегрешения, не только «крышевание» мелкого сельского бизнеса, но и например – открытие своих торговых точек в виде магазинчиков и ларьков. На чужое имя, разумеется.

Только вот не хочется мне этого. Покоя хочу. А денег мне и так хватает. Оклад, плюс за звание… Форму выдают, обувь выдают, а гражданская одежда у меня есть. Много ли мне надо? Одиночке?

А дом мне понравился. Я его как увидел, так сразу и полюбил – огромный двухэтажный домина с пристройкой из красного кирпича! Было в этом доме что-то такое… эпичное, что-то… исконное! Такие дома строили на севере России – первый этаж хозяйственный, верхний этаж жилой. Тут, наверху – кухня, холодная веранда, две или три комнаты с русской печью, или даже с двумя печами.

Внизу, на первом этаже – хлев, дровяник, ну и все остальное, нужное для хозяйства. Тут ведь какая штука – зимой на северах бывает так холодно, что лучше бы на улицу и не выходить. Даже туалет внутри, на втором этаже – чтобы честно́й народ не поморозился, лютой зимой выходимши по нужде!

Приусадебный участок большой, можно даже сказать – огромный. Соток шестьдесят, не меньше. Хоть картошку сажай, хоть еще чего – случись апокалипсис, так и не пропадешь.

Честно сказать, к сельскому хозяйству у меня никакой тяги нет, и никогда не было, но сам факт обладания возможностью…

Дом этот стоял на балансе местной администрации и предоставлен под опорный пункт полиции и для проживания участкового по распоряжению главы местной администрации. Как мне было заявлено – ежели пожелаю, так дом может быть приватизирован на мое имя. Все равно он никому не нужен и только лишь постепенно разрушается, как всегда и бывает с домами, лишенными хозяина.

Кто тут был хозяином, то есть кто именно построил этот дом – я не знаю. Спрашивал, это уж само собой – но из сослуживцев никто не знает. Кстати, не особо говорят и о том, что случилось с моим предшественником – участковым Калинкиным. Говорят – год продержался в Кучкино, запил, и был благополучно уволен по собственному желанию. Почему благополучно? Потому что избежал увольнения по «дискредитации». Захочет – сможет потом восстановиться в органах.

Я второй по счету участковый на этом месте. Решили, что будет опорный пункт в Кучкино – вот опорный тут и появился. А кому здесь работать? Неженатому, молодому, без семьи. Те, что с семьей – в такую глухомань не стремятся.

Как и чем люди тут живут? Само собой, во главе угла домашнее хозяйство. Коровы, свиньи и всякое такое. Опять же – лес кормит. Грибы-ягоды, их здесь море разливанное! По крайней мере – мне так рассказывали. Грибы и ягоды сдают на приемные пункты, платят сборщикам вполне недурно – жить можно.

Ну и само собой – фермер, куда же без него! Самохин Игорь Владимирович, бывший, и последний председатель здешнего совхоза, почившего в бозе много, много лет назад. Вместо совхоза на его руинах возникло фермерское хозяйство, которое исправно снабжает рабочими местами большинство окрестного населения. Эдакий новый помещик, царь и бог здешних краев.

Впрочем, когда мне рассказывали о кучкинском «барине», говорили о нем вполне себе уважительно. Зарываться он не зарывается, дела ведет по справедливости, а то что фактически подмял под себя всю округу – так особо никто и не жалуется. В селе без жесткой руки нельзя – народ сразу разбалуется.

Самохину около шестидесяти, тут у него дом, жена. Дети (сын и дочь) давно в Москве, вроде как фирмы у них свои. Но по слухам – не так уж и свои. На папенькины деньги созданы и ему же прибыль приносят.

Я с ним еще не встречался, только предстоит, но меня сразу предупредили, чтобы я с этим самым Самохиным отношения не портил. От него много чего в деревне зависит – может помочь, может и нахрен послать.

А еще – он в дружеских отношениях (кто бы мог подумать?!) и с начальником РОВД, и с районным прокурором, и много еще с кем из тех, кто в этой жизни совсем даже не простой человек.

Обычная ситуация, чего уж там… не дурак, разбираюсь. И в конфликт с Самохиным влезать не собираюсь – если только не коснется чего-нибудь особо нехорошего. Ну, например, напьется этот самый Самохин и начнет своих односельчан отстреливать, приняв их за ворон или зайцев. Но это вряд ли – судя по моей информации, Самохин в чем-то подобном точно не замечен. Не запойный он, и не дурной.

Итак, середина мая – все цветет и пахнет, я заглушил движок уазика, остановившись на поросшей свежей травкой площадке возле ворот дома, и с минуту сидел, прислушиваясь, как в недрах двигателя что-то позвякивает, побулькивает, переливается и шипит. Да, это вам не мерседес. Зато и застрянет там, куда мерседес даже не доедет.

Ключи от дома мне выдали в РОВД. Два ключа – один от калитки в воротах, на которой висел здоровенный ржавый замок, и второй от собственно входной двери, украшенной таким же точно замком, только чуть поновее. Видать лучше сохранился потому, что над крыльцом имелся навес, укрывающий входную дверь от всевозможных проявлений непогоды.

Представляю, что тут делается зимой, когда злостная метель заметает все дороги… Глушь! Полная оторванность от мира! Но почему-то эта мысль меня не пугала, скорее наоборот – вот так спрятаться от мира и сидеть бирюком, глядя в окно на то, как бесчинствует метель. Ни тебе начальства, ни тебе подчиненных-идиотов, вечно треплющих нервыи ломающих аппаратуру. Лежи у печки, читай книжки, благо что я накачал этих самых книжек воз и маленькую тележку. Всегда любил читать книги, особенно фантастику, только вот не всегда удавалось это делать. В юности – книжки были дорогие, после – не было времени, суета заедала. А вот теперь…

В доме пахло «пылью веков». Такой неуловимый, хмм… странный запах. Даже и не скажешь, из чего он сложился – немного копоти из русской печки, водрузившейся посреди кухни, немного запахов еды, впитавшихся в бревенчатые стены, немного запаха курева – прежний жилец видимо курил, в отличие от меня, и мой нос сразу ощутил табачную вонь. Каких только запахов здесь не было, и мне предстояло максимально избавиться от них от всех. И сделать это можно было только одним способом – как следует вымыть и пол, и стены. Проветрить помещение, и… заполнить своими запахами, такими же прилипчивыми и стойкими.

Нет, я не курю. Но люблю сготовить что-нибудь вкусненькое, еще – хороший одеколон люблю (типа «Богарта» или ему подобного). Шампуни хорошие люблю. Мыло душистое. И вообще – люблю чистоту и порядок, как вообще-то и положено нормальному связисту.

Перво-наперво разгрузил уазик, забитый под самую крышу. Расставил кухонные девайсы – микроволновку, без которой уже как-то и не представляешь свою жизнь, газовую плиту на две конфорки, питающуюся от газового баллона (Как без газа? А в этой глухомани газ не скоро еще появится, если вообще появится когда-нибудь). Вещи, продукты – все по местам, все по коробкам. Бежать в магазин пока не нужно – с голоду не помру. Картошка, тушенка – все есть. Ну а там договорюсь насчет молока, мяса и всякого такого.

Закончив с обустройством себя молодого, отправился в опорный пункт полиции, собственно ради чего мой еще не старый организм в этой местности и оказался.

Тут никаких неожиданностей – грубо сложенное в три кирпича одноэтажное сооружение, напоминающее бункер, решетки на окнах, стальная дверь, вделанная в бетонные косяки. Крепкая штука, точно. Так просто туда не проникнешь. Другой вопрос – зачем туда проникать? На кой черт кому-то из людей стремиться попасть в опорный пункт полиции, в котором нет ничего, кроме столов, стульев и плакатов, призывающих к мирной жизни в правовом поле?

Впрочем – народу все нужно, даже казенные столы и стулья. Да и наложить горячую кучу посреди ненавистной «мусарни» – это ли не предел мечтаний гордого борца с «кровавым режымом»?

В деревнях едва ли не половина мужиков или «сидели», или «сидят». И статьи разные – от «крадуновских», до самых настоящих убийств. Так что можно ожидать всего, чего угодно.

Кстати, обнаружил, что из помещения опорного пункта есть выход в основной дом – в хлев. То есть из него имеются два выхода – наружу, на улицу, и типа задний ход. Зачем? Наверное, чтобы можно было войти в опорный и зимой, когда занесет. Только вот какой тогда смысл в него заходить, если никто не сможет войти снаружи?

Некоторые загадки лучше и не пытаться разгадать. Только мозги зпкипят. Хотя… если хорошенько подумать – а дрова-то для печи опорного пункта где находятся? Тоже в хлеву! То есть – в дровянике под домом. То есть скорее всего это просто хозяйственный выход – например, за теми же дровами.

Печка, кстати, в опорном хорошая – долгого горения. Заложил дров, разжег, они и тлеют тебе часов пять, а то и больше. Тепло хорошо отдают. Такая же печка стоит и в доме наверху, поблизости от русской печи, имеющей скорее эдакое декоративное значение. Вроде как антураж. Топить само собой выгоднее экономную железную печь долгого горения, а не здоровенную каменную гробину. Хотя… настоящая печь конечно же приятнее. Пока дрова на нее имеются.

Кстати сказать, насчет дров я не волновался. Обещали за счет казны привезти столько дров, сколько мне надо и еще больше – в лесах ведь живем, в конце-то концов. Напилить? Запросто. У меня есть бензопила «Хускварна» – специально купил по совету того же старшего участкового. Колун есть, топор есть – а дрова колоть я люблю. Прекрасная разминка!

В юности, и потом в училище я занимался боксом – звезд с неба не хватал, но как следует засадить прямым в челюсть – это всегда-пожалуйста. И сейчас стараюсь физическую форму поддерживать. Мало ли… вдруг преступников придется задерживать! Или пьяного дебошира уронить. Так что у меня даже боксерский мешок есть.

Надо будет подумать – куда его приделать. На улицу? Так там дождь вымочит. Домой? Тоже как-то стремно… посреди комнаты – боксерский мешок висит, не эстетично, однако! В хлеву, наверное, повешу. Благо что там скотиной уж и не пахнет – так давно там скот держали, что даже и запах повыветрился. Постучать по мешку – дело святое!

Обычно я, когда стучал по мешку, представлял себе морду того, кто в настоящий момент жизни нанес мне моральную травму. Например – комбата, отличавшегося прескверным характером и абсолютным недержанием мата. И при этом – ни черта не разбиравшемся в технике. Ну и так далее – постучишь по мешку, нанесешь ему травмы, несовместимые с жизнью, и на душе становится легче. И не убил никого, не сел в тюрьму. Это ведь классно, не правда ли?

Вроде как у японцев – были на предприятиях эдакие комнаты-бесильни: там развешаны портреты начальников, приделаны к боксерским грушам. Побил грушу, поплевал в портрет – и пошел себе на рабочее место ковать капиталы! Сбросил напряжение и ненависть!

Не знаю, правда ли это, или чья-то придумка – но вот слышал о таком, да и все тут. За что купил, за то и продаю.

Есть у меня и гантели, и даже скамья для занятий – ну чтобы фигура была не как у мешка с картошкой, а как у нормального Тарзана, на которого клюют все нормальные Джейн.

Только вот не везет мне с невестами, и сам не знаю почему. Ростом не вышел? Так нормальный рост – 185. Рост, как рост. Не низок, ни высок. Рожа кривая? Нет, не кривая – рожа, как рожа. Говорят, похож на киноактера… как там его этого демона? Тьфу! Из головы вылетело… а! Мэл Гибсон! Вот! Вспомнил! Только у Гибсона глаза голубые, а у меня зеленые. А так – тоже шатен, и морда смазливая – как мне говорили те, кому я не нравился. Симпатичный – как мне говорили те, кому я нравился. Например – жена комбата…

Ну да, да – трахал жену своего командира! И он узнал об этом! И меня гнобил! И пришлось мне уволиться. Чего уж перед собой-то изображать святую невинность… был такой грех. Или скорее – грехи.

Или не грех, если у нас любовь была? Любил я ее, и сейчас люблю… Любила ли меня она? Или был я для нее только лишь развлечением, отдушиной в тесном мирке забытого богом гарнизона? Может быть и так, хотя думать хочется совсем другое.

Не знаю, вот и все! Ну не знаю я! Не умею мысли читать. А слова… слова были правильные: «Люблю! Мой любимый!» – и все такое прочее. Вот только как речь заходила о том, чтобы послать подальше своего майора и зажить крепкой ячейкой общества – тут же на попятную: «Мы должны подождать! Это не такое простое дело, с бухты-барахты решать нельзя! Мы должны быть уверены в своих чувствах!». А когда майор нас все-таки накрыл – сразу визг, что это была секундная слабость, и что это я, негодный такой, виноват в ее падении. Так на нее наехал, что она не смогла сопротивляться моей смазливой мордашке! Заставил! Отвратительно… До сих пор как вспомню – мороз по коже. Хорошо хоть комбат побоялся меня физически покарать – плечи у меня соответствующие росту, а он вот им совсем даже не вышел…

Почему я не строил свою судьбу, окучивая какую-нибудь из свободных, незамужних девиц? Почему обязательно замужнюю, да еще и жену своего командира? Да когда же любовь спрашивала, кого надо любить?! Вот влюбился я в эту проклятую ведьму, да и все тут! Приворожила, чертовка!

Кстати – мне и вправду говорили, что Танька меня каким-то образом приворожила. Мол, она рыжая, да и в родне у нее ведьмы были, так что ничего удивительного нет. Только я в эту мистическую чушь не верю. Во всех этих экстрасенсов, колдунов-аферистов. Я бы их сходу сажал, мерзавцев! Деньги сосут с народа, и ни черта никому не помогают! Мошенники проклятые!

Но хватит об этой чуши. Моя жизнь не предполагает ни малейшей мистической составляющей. Я не какой-то там малограмотный идиот, бегающий к бабкам-знахаркам и колдунам-лекарям! Для лечения есть нормальные больницы с нормальными врачами, а всему остальному место в книжках жанра фэнтези. И только так.

Уазик загнал во двор, благо что двор был большущим, видать когда-то сюда въезжали лошадиные упряжки, и может быть даже не одна. Что там какой-то уазик, сразу потерявшийся в углу возле бани?

Кстати, посмотрел и баню. Удивился. На удивление добротное сооружение – крепкая, явно не так давно подновленная печь с вмазанным в нее огромным котлом, свежие, не успевшие потемнеть лавки, поленница дров рядом, у входа в пребанник – все, как полагается! Очень даже приличное сооружение. Похоже, что его реанимировал мой предшественник, вероятно любивший попариться в такой вот русской бане. Я не особо истовый любитель всевозможных бань, но почему бы и не попариться? Тем более, что мыться-то где-то надо, не только из летнего душа за заднем дворе!

Да, был и летний душ, и тоже устроен скорее всего моим предшественником. Сделано хорошо, надежно, здоровенный бак на крыше, выкрашенный черной краской – по уму сделано, как надо.

И все-таки странно – чего не хватало этому мужику? Какого черта он отсюда уехал? Все наладил, отремонтировал, построил, и… в бега! Впрочем мне ли это говорить? Я-то какого черта ударился в бега, уволившись со службы? У всех свои обстоятельства…

Но да ладно. Первым делом – пойду знакомиться с главой администрации, как там бишь его звать? Эмм… записано…Танюшкин Семен Васильевич. Тьфу! Это надо же такую фамилию заполучить! Нет, бывают фамилии и гораздо хуже – я в сети такие фамилии видел, их даже выговаривать стремно – получается матерно. Но Танюшкин?!

Ох как не нравится мне такая фамилия! Напоминающая о том, чего хотелось бы забыть. Влез в самую что ни на есть глухомань, и на тебе – глава администрации с фамилией Танюшкин!

Бросил на сиденье уазика кожаную папку, без которой немыслим ни один участковый (для солидности, чего уж там), выехал со двора и отправился искать главу администрации – надо же знакомиться? С фермером сведу знакомство потом, когда настроение появится.

Честно сказать, настроения для этого не было никакого. Вот недолюбливаю я новую крестьянскую аристократию, ранее метко именуемую «кулаками», и ничего с собой не могу поделать. Мама была ярой коммунисткой, вот и во мне зреют гроздья гнева: «Взять все, и поделить!». Шучу, конечно… но и правда этих «новых кулаков» недолюбливаю. Генетическая память?

Мама была не из богатеев, это точно. Про свою родню ничего не знала – детдомовская. Вроде как откуда-то из деревенских была ее мать и моя бабка. Куда делась, что с ней сталось – мама мне не рассказала. Потому что сама не знала. Почему не знала? Это вопрос к ней. Только теперь уже и не спросишь…

Тихо в деревне (когда заглушишь движок!). Только где-то далеко лает собака, да каркает ворона, пристроившаяся поклевать свежего лошадиного дерьма. Видать недавно кто-то проехал на телеге с лошадью – след отпечатался на влажной глине дороги возле извечной грязной лужи. Кстати сказать – лошадь в таких местах уступает первенство только трактору-воровайке с кузовом впереди кабины, а может и превосходит по значимости. Трактор-то нужно кормить соляркой, солярку купить или украсть, а вот лошадка вполне себе обходится подножным бесплатным кормом. Да и проходимость у нее не хуже трактора.

Кстати сказать, а я бы на лошади поездил. Нет, не на телеге, конечно – верхом! Так и представляю себя в полицейской форме верхом на горячем жеребце! Сапоги начищены, сверкают под солнцем, как и мой вороной жеребец, а на боку у меня… сабля! Почему сабля? Сам не знаю. Но сабля! Казацкая такая, настоящая! Как можно на коне, в форме и без сабли? Это непорядок!

Я тихо хихикнул, толкнул дверцу уазика и вышел перед магазином, на вывеске которого красовалась надпись «Маркет». Снова усмехнулся – маркет, видишь ли! Футы-нуты! Чего не «Супермаркет»?!

В магазинчике было прохладно и пахло подгнившими яблоками. А еще – свежим хлебом, который привозили сюда из райцентра (когда дороги не заметало). За прилавком женщина лет пятидесяти – ничем не примечательная, женщина как женщина, таких в селах центральной России каждая вторая. Увидела меня – запнулась, говоря с покупательницей, но потом снова углубилась в работу: укладывала в сумки хлеб, сахар, конфеты и все то, что хотела получить покупательница – пожилая женщина, можно сказать старушка неопределенного возраста. Тоже не особо чем примечательная – ну старушка, и старушка, в платочке и вязаной кофте по погоде.

– Здравствуйте! – жизнерадостно поприветствовал я аборигенов – Я ваш новый участковый! Василий Михайлович Каганов, старший лейтенант полиции! Прошу любить и жаловать!

– Здравствуйте! – ответила продавщица, а старушка совсем ничего не ответила. Отвернулась от прилавка, посмотрела мне в глаза и вдруг негромко так, но вполне разборчиво пробормотала:

– Сын третьей незаконнорожденной в роду. Незаконнорожденный.

И тут же, требовательно и жестко:

– Родился с зубами? Мамкину сиську небось до крови кусал?

– Эээ… мм… – информативно промычал я, не найдясь – что сказать (Кстати, точно – мама говорила что я с зубами родился – резцами. И хлопот ей от них было предостаточно).

– Точно, с зубами! – торжественно заклеймила старуха – Тогда может и удержишься. Хотя… не сможешь, духа у тебя мало. Силы мало! А без силы… но да что тебе говорить – теленок ты, и больше никто. Жаль тебя… мордочка вон какая… смазливенькая! Погибель бабская. Смерть девичья. Но на тебе – крест безбрачия. Только и можешь, что чужих баб портить, а настоящая, хорошая девка за тебя не пойдет. На роду тебе написано – с чужими бабами кувыркаться и через то беду себе наживать! Ладно, сейчас ты ничего не понимаешь, но это даже и лучше. Участковый…Василий Каганов! Видали мы участковых… Смотри Васька, против света пойдешь – плохо будет! Совсем плохо! И не трогал бы ты его… не разворачивай, не смотри! Наживешь проблем, ох, наживешь! Хотя… что я говорю – все равно ничего не изменишь. Так уж суждено. Что суждено, то и сбудется.

Бабка собрала сумки с продуктами и не оглядываясь вышла из дверей магазина. А я остался стоять – ошеломленный и будто оплеванный.

– Что это такое было-то? – неуверенно спросил я у продавщицы, застывшей за прилавком, и та недоверчиво помотала головой:

– Баба Нюра. Знахарка наша.

– Знахарка?! Это типа экстрасенса, что ли? – хмыкнул я, и криво усмехнулся – не верю я этим экстрасенсам! Аферисты чертовы!

– И не чертовы – поджала губы продавщица – Баба Нюра с чертом-то никогда не ведалась. Светлая она. И провидит, и лечит. До района-то двадцать верст, не наездишься! А она и порошков даст, и травкой попотчует – получше всякого врача! И от запоя лечит!

– Ну, если от запоя, тогда да… – ухмыльнулся я.

– А что вы смеетесь? – немного обиделась продавщица – Для наших очень даже актуально! Мужики спиваются! Делать-то нечего, зимой особенно – вот и спиваются. Если бы не баба Нюра…

– Как это нечего? А работа по хозяйству? А заготовки всякие? Неужто в деревне и делать нечего?

– А вот так и нечего – вздохнула продавщица – Да и хозяйств особых-то и нет. Свиней щас уже перестали держать – невыгодно. Коровенки, да, это есть. Молоко-то надо? Масло опять же… Заготовки? Да… грибы, ягоды… картошка опять же. Но то летом-осенью! А зимой что делать? Бухать только, да телевизер смотреть! А в телевизере чего смотреть? Ерунду всякую кажут! Скукота! Вот и бухают по-черному! И запои бывают. Хотя и летом запои бывают, чо уж там… И вот баба Нюра спасает. Пошепчет, порошочков даст, мужик и завязал бухать. А вы говорите – аферистка! Какая же она аферистка, побойтесь бога!

Мы помолчали. Я не хотел противоречить новому своему «контакту», чтобы не рассердить и не прервать тонкую нить общения, хотя и остался при своем мнении – ишь, развели тут мракобесие! Женщина же о чем-то задумалась, о своем видать, наболевшем, потому что лицо ее сразу постарело и возле губ пролегли горестные складки.

– А как вы тут с фермером вашим живете? Не обижает? Как с ним дела?

– Фермер-то? – очнулась женщина, и невольно оглянулась на дверь – Игорь Владимирович-то? Да чего с ним… ничего с ним. Дела – это у него, а у нас делишки. Этот магазин – его. И промтоварный рядом – тоже его. И еще по селам – тоже его магазины. Тут все его. Какие с ним дела? Работаем мы на него, и не жалуемся. А чего жаловаться? Деньги платит. Невеликие деньги, так больше-то тут работать и негде. Зато вовремя отдает. Вот так вот… А вы в колдунском доме живете, да?

– В каком?! Каком доме?! – у меня едва челюсть не отвисла.

– В колдунском! – кивнула женщина – А что, вам не сказали? Домина-то ваш с прошлым! Он пустой стоял почитай лет… ой, и не знаю сколько! Сорок? Пятьдесят? Я еще девчонкой совсем была, а он пустой стоял. А потом его администрация взяла на учет как пустующий, хотели продать, а никто не покупает. Кому нужен колдунский дом? И его сдали под пикет, под участкового. Говорили же главе – не к добру это! Не будет толку с такого дела! Так не послушал. Пристройку сделали под пикет, все такое. Скважину пробурили, ну чтобы вода-то была, а то только в колодец надо было ходить, обустроили все. Самохин тоже помог, Владимирыч – выделил денег спонсорских, помог. Когда есть свой милиционер, так чего ж плохого? Мало ли что случись… на днях вот Варьки Катиной муженек забуянил – так она от него по всей деревне бегала! Обещал ей глаз подбить, чтобы не смотрела куда не надо. А куда ей смотреть? На то, как он свой пузырь допивает, что ли?

– Догнал? – хмуро поинтересовался я.

– Кого? А! – поняла продавщица, имени которой я так и не спросил – Варьку-то? Неа. Она как припустилась, и прям к Самохину! И давай рыдать! Тот вышел, поговорил с Валеркой-то, тот и утихомирился. Владимирыч умеет с народом говорить!

– Так почему дом-то колдовской? – перевел я разговор на нужные рельсы – с чего вдруг?

– Бредни это все бабские! – раздался со спины густой мужской баритон, и я чуть было не вздрогнул – Придумали, что жил в этом доме еще до войны один дедок. Промышлял знахарством и все такое. А потом помер вроде как. Ну и всех делов! Здесь любят этой чушью мозги забивать – места-то глухие, народ дурковатый. Давай знакомиться? Насколько понимаю, ты Василий Каганов, новый участковый. Ваш начальник полиции звонил мне, говорил. Он приезжает иногда ко мне – на охоту, или рыбки половить.

– А вы Самохин Игорь Владимирович?

– А как догадался? – усмехнулся Самохин, выглядевший как некая копия былинного богатыря – седая борода лопатой, широкие плечи, здоровенные, перевитые синими венами кисти рук.

Небось подкову ломает! – подумалось мне, и потому пожимал я его протянутую руку осторожно, не дай бог сожмет как следует! В кашу превратит!

Однако вопреки ожиданиям, пожал руку Самохин аккуратно, без эдакого стремления некоторых сильных людей «пережать» нового знакомого, устроить локальное доминирование и тем приподняться в своих глазах. Нет – нормальное пожатие крепкого, видавшего виды мужика. Смотрит внимательно, пристально, будто желая проникнуть взглядом мне в мозг и прочитать мысли, но никакой недоброжелательности от него не исходит. Легкая настороженность и любопытство, и только лишь.

– Я вас прокачал! – усмехнулся я, отпуская широкую ладонь.

– Книжки читаешь? – ухмыльнулся Самохин – Или кино смотрел? «В августе 44-го»! Ну, прокачать меня было легко, правда, Нин? Кто еще тут у нас такой наглый, кроме меня?

– Да ты не наглый, Владимирыч! – хихикнула продавщица – чего на себя наговариваешь?

– Наглый, наглый! – хохотнул Самохин – Ладно, не о том речь. В общем – рад был познакомиться, Василий Каганов! Фамилия-то у тебя какая… царская! Не то что моя!

– Имеете в виду – от кагана пошел? Царя ордынского? – ухмыльнулся я – Да чушь это все. Непонятно кто дал фамилию, с потолка. Мама-то моя детдомовская, так что и неизвестно, какого рода.

– Владимирыч, знаешь, что ему баба Нюра наговорила? – встряла продавщица – Говорит, он незаконнорожденный сын третьей в роду незаконнорожденной женщины! Во!

– Опять свое мракобесие распространяет? – поморщился Самохин – Вот же баба Нюра! Неймется ей! Ты не слушай, Василий… тут у нас по округе таких чудны́х полным-полно! Знахарки, кликуши и всякая такая ерунда!

– Постойте! – спохватился я – Так что там с домом-то связано? Почему колдунский?!

– Если так интересно – это тебе Нина расскажет. Она всю эту чушь собирает. А мне некогда, труба зовет. Будет время – заходи, поболтаем за жизнь. Если чего нужно для работы – скажешь мне, чем могу помогу.

– Кстати, а на кой черт вам тут понадобился опорный пункт полиции? – вдруг вырвалось у меня – Вы и сам, насколько я слышал, неплохо управляетесь с нарушителями порядка. Полицейский-то тут зачем? Или это чья-то инициатива со стороны?

– Ох, Нина! Болтушка! – Самохин укоризненно помотал головой – Ну все разболтает, находка для шпиона! Да нет, Василий… тут все сразу. Во-первых, с какой стати я лично должен порядок наводить? А власть тогда на что? Она меня охранять должна! И других охранять! А если бы и правда этот дурак догнал свою женушку, да башку-то ей и набил? И что тогда? Ну и вообще – почему я должен разбираться, чья корова потраву на огороде навела, и надо ли эту корову тогда искоренять в возмещение ущерба? Да и вообще народ приструнить – а то расслабляются! Побухивают не в меру! Опять же – приезжие у нас тут бывают, рыбачить на озера приезжают, иногда ведут себя неправильно. Вот власть и нужна. Мы всегда поможем, ежели чего, но кто-то должен и возглавить! Не так ли?

– Шериф. Вам тут нужен герой-шериф! – брякнул я даже не задумываясь, и Самохин довольно хохотнул:

– Точно! Шериф! Вот ты и получил погоняло – Шериф! Теперь пристанет – не отлепишь! Ладно, ушел я – пойду погляжу, как там Костян с трактором возится, а то ведь мерзавец сейчас под брюхом и уснет. Пока не пнешь – как следует работать не будет! И все здесь так – без пинка – никуда!

Самохин резко развернулся и стремительно исчез за косяком приоткрытой двери. Ну а я воззрился на продавщицу, довольно поблескивающую глазами. Ну как же – сейчас все расскажет! А если не расскажет прямо сейчас – лопнет от переполнявшей ее информации!

– Ну так что там насчет колдунского дома? – нажал я на спусковой крючок, или вернее будет сказать – повернул барашек крана.

– Этому дому лет двести! Или триста! Только он не гниет, и не портится! Как заколдованный! – затараторила продавщица – А жил в нем колдун, звали которого то ли Ерофеич, то ли Еремееич – щас уж и не вспомнить. Мне мама о нем рассказывала, а ей – ее мама. И вот был этот колдун таким старым, таким древним – что уже никто и не помнил, когда он в том доме поселился. Говорили – пришел откуда-то из лесов, и стал тут жить. И прознали люди, что он колдун. Как прознали – не знаю. Прознали, да и все тут! Стали к нему обращаться – кто какую настойку от лихоманки просил, а кто чего похуже… например – любовный приворот. Или наоборот – отворот. Вообще, боялись его, бабушка рассказывала. Нехороший у него был взгляд. А еще – один глаз голубой, а другой – черный. Говорят, так бывает у колдунов, которые и на светлую сторону смотрят, и на темную. Ну то есть и дурное колдовство творить могут, и белое тоже творят. А если колдун на темную сторону уйдет, так у него оба глаза черные делаются! Ну так бабушка рассказывала, я ничего не прибавляю, все как есть говорю. Вот этот колдун в доме-то и жил. Ну в том, где вам жить отвели! Баба Нюра говорила, мол, ерундой занимаемся, не выдержит участковый, или помрет, или сопьется – но ее ни кто не слушал. Вот и получилось! Вначале-то шустрый парнишка был, важный такой ходил, а потом…

Продавщица осеклась, взгляд ее метнулся в сторону и снова упал на меня. И теперь в этом взгляде было что-то вроде брезгливой жалости, будто смотрела она на больного человека, к которому и прикасаться-то противно – настолько он вонючий и гнойный, но и жалко – человек же все-таки!

Мне вдруг стало не по себе. Даже мороз по коже прошел, как если бы ледяным ветерком потянуло. Видать настыло здание магазина за холодную зиму, вроде и весна, а стужа все не отпускает. Да и немудрено – здание-то старое-престарое, прикидываю – кирпичей в шесть толщиной эти стены! Не нынешней постройки, да и не советской – вон, кирпич какой старинный, да и раствор не на цементе. Больше напоминает кладку кремлевских стен. Интересно, откуда здесь взялось такое старое кирпичное здание? Кучкино убогая деревенька в глухомани! Кто тут станет строить такие здания?! И кстати, похоже, что эта постройка всего лишь часть какой-то большой постройки. То, что сохранилось. Когда подъезжал, мне показалось, что за магазином что-то вроде остатков фундамента.

– А что за фундамент за магазином? – прервал я тягостное молчание – Что тут раньше было?

– Ой! Да вы не знаете?! – обрадовалась продавщица, явно довольная тем, что тема поменялась – Да это же бывший господский дом! Тут помещики когда-то жили. Щас уж фамилию их никто и не помнит, но то, что господский дом был – это точно! Их в революцию раскулачили. Или нет, не раскулачили… тьфу! Забыла, как это называется. В общем – всех поубивали.

Продавщица заговорщицки понизила голос, наклонилась ко мне:

– Говорят, у них десять девушек было, господских дочек! Когда дом-то подожгли, их всех вытащили наружу и снасильничали – всей деревней! Ну… всеми мужиками. А потом утопили в господском пруду – вон там, дальше, где щас Владимирыч карпов разводит. Ну и вот – они в русалок превратились. Иногда берут, и топят людей!

– За ногу утаскивают, что ли? – усмехнулся я.

– Ну, за ногу или не за ногу, или еще за какое место – поджала губы продавщица – а время от времени тонут там люди. И куда деваются потом – никто не знает. Прошлый год утоп один приезжий. Они на берегу шашлык жарили, с девками плясали. А потом девка бежит – мол, утоп ее парень! Вызывали из города водолазов, искали, но так и не нашли. Там вроде как на дне бревна, лесины всякие, да и вода мутная. Пруд этот, или озеро – как назвать не знаю, он вообще у нас странный. То прозрачная вода, а то мутная сделается. Вообще ничего не разглядишь. Ну вот и не разглядели. А позапрошлый год девка утопла – Катька Федюнина. Купалась, и вдруг – рраз! И пропала! Но эту нашли. Говорят – сердце слабое у нее было, инфарк ее шарахнул. Инфарк – дело такое, щас идешь вроде здоровый, а потом рраз! – инфарком тебя жахнуло. Вот! Так вот – говорят, что девки, когда их насильничали и топили – прокляли деревню-то нашу. И всю округу прокляли. Ничо хорошего тут не будет теперь! Мужики спиваются, бабы топятся – ничо хорошего.

– Опять врешь, Нина Петровна? – за спиной молодой женский голос, мелодичный такой. Я оглянулся – женщина лет тридцати, не красавица, но… про таких говорят: «приятная». Голубые глаза, стройная фигура. Одета можно сказать «по-городски» – джинсы в обтяжку, ветровка, облегающая крепкую грудь.

– И ничего не вру! – запальчиво бросила продавщица – Просили меня рассказать, вот и рассказываю! А ты вечно не в свое дело лезешь, Машка!

– Про призраков успела рассказать? Про барабашек и домовых? – улыбнулась женщина и провела по коротко стриженой «под мальчишку» голове ухоженной, совсем не деревенской рукой – Вы ее послушайте, она и не такое вам напоет! Вместе с бабой Нюрой. Одна – местная ведьма, другая – просто болтушка, все сплетни собирает.

– Да какие сплетни?! – продавщица так разозлилась, что теперь чуть на месте не подпрыгивала – Если ты сама чего-то не видела и не слышала, это не значит, что ничего такого нет! Если ты учительница, так не щитай, што умнее всех! Ишь, обтянула задницу, и ходишь, мужиков смущашь! Так бы и врезала тебе по твоей заднице!

– Да чего? – «Машка» внимательно оглядела «низы», демонстративно пожала плечами – Задница, как задница. Товарищ старший лейтенант, посмотрите, у меня что, плохая задница? Она вас смущает?

Я нарочито демонстративно осмотрел предложенный мне объект, и тоже пожал плечами:

– Да вроде нормально все. Пропорции соблюдены. Все на месте. (Попка и правда была хороша. Про таких говорят: «фитоняшка»!).

– Видишь, теть Нин, а тебе не нравится. Тебе ведь какую нужно задницу – чтобы у земли, чтобы ноги толстые, короткие, а руки длинные, чтобы удобно было воду на огород таскать! Чтобы крепко на земле стояла! Идеал!

– Тьфу на тебя! – в сердцах сплюнула продавщица – Ведь была девка как девка, а в город уехала, совсем испортилась! И зачем сюда вернулась – только парней наших с ума сводить! Да детишек учить не тому, чему надо! А потому они неслухами делаются и в город убегают!

– В город они убегают от безнадеги – с горечью заметила «Машка» – Ловить тут нечего, вот и убегают. Как будто там их кто ждет. Кроме неприятностей.

– Скорее, скорее во двор! Они нас ждут! – задумчиво пробормотал я, совсем забыв, где нахожусь, но «Машка» меня услышала:

– Я тоже люблю этот мультик. Философский, правда? «Котенка с таким именем во дворе ждут одни неприятности!» Умели делать мультики в советское время, мне кажется – сейчас уже разучились.

– Наверное… – задумчиво протянул я, и слегка запнувшись, спросил – Можно узнать, как вас зовут? Я новый участковый, Каганов Василий. (Я именно так и сказал – «Василий». Почему-то не хотелось добавлять отчество, когда представляешься такой женщине…)

– Как меня зовут? – весело рассмеялась девушка, и я понял, что ей поменьше, чем тридцать лет. Просто когда она не смеялась, то выглядела старше, как будто ее придавили не очень счастливо прожитые годы – Всяко зовут. И частенько – матерно. Правда, теть Нин? Ладно, ладно, не обижайся, Нина Петровна. Тетка ты хорошая, мама тебя уважала. Только болтаешь лишнего иногда. Не по делу. И веришь во всякую бабкину чушь. А так – хорошая женщина, честная.

– Ладно тебе, Машулька… – Петровна явно сменила гнев на милость – Мы с твоей мамкой подругами были. Я так плакала, так плакала когда она померла! Чуть сердце не остановилось! Жалко, что ты ее не застала. Машенька наша учительница, товарищ участковый. И директор школы. Школа начальная, у нас тут учителей раз, два, и обчелся. До третьего класса, потом в интернат уезжают, в район. Вот она, да еще Лилия Карловна их учат. Лилия Карловна русский язык и литературу, письму, в общем, учит, а Машенька арифметике, ну и всяко еще, чего положено. Хороша девушка, только вот не повезло ей… муж гавнюком оказался, и она…

– Нина Петровна! – глаза Маши едва не метали молнии – Ну что ты все выбалтываешь, как программа «Время»?! У тебя хоть что-то держится?! Теть Нин!

– А что там все-таки с домом… моим? – не удержался я – Что там за барабашки? Что, взаправду полтергейсты всякие?

– Да ну что вы слушаете? – поморщилась Маша – прежний участковый от скуки допился до белой горячки. Вот и виделось ему всякое! И слышалось! Чушь все!

– Маша атеистка, не верит ни в бога, ни в черта – укоризненно помотала головой Нина Петровна – А зря! Аукнется ей это все! Ох, церковь не работает. Закрыли, как старый поп помер. Молодые не хотят в эту глухомань ехать. Теперь и святой воды не найдешь, в район за ней надо ехать! Охохонюшки… вот времена пришли!

– Теть Нин, не кликушествуй – нахмурилась Маша – Времена, как времена. Не хуже и не лучше других. Зато тут тихо, спокойно, и ничего… совсем ничего не происходит. Так надоела эта грязь снаружи! В городе! Василий, вы телевизор смотрите?

– Сейчас? Сейчас я не смотрю! – я оглянулся, будто искал экран телевизора – А вообще, бывает. Почему бы и нет? Я люблю хорошие сериалы. Игру престолов, например. И новости посмотреть – чем плохо?

– Все плохо! Все! Они воняют! Все – воняют! – лицо Маши искривилось и застыло в судороге, выражая невероятное отвращение – Врут! Все врут! И ты врешь! Вы все – врете!

Маша выбежала из магазина, а я так и замер, хлопая глазами – да что это было?! О господи… куда я попал?!

– Она так-то нормальная – грустно бросила Нина Петровна – Ей муж изменил с ее лучшей подругой, мне рассказывали. Она их застала прямо в супружеской кровати. Маша взяла нож и… в общем – подруга выжила. Муж нет. Маша с собой покончить хотела, вешалась, а веревка оборвалась. Тогда она руки порезала. Только когда она вешалась и упала, кто-то милицию вызвал. Соседи снизу – они скандальные у них были, мне Людка Курихина рассказывала у нее родня в том подъезде живет. Ну и вот – вызвали, а дверь-то в квартиру и открыта! Машка ее закрыть забыла, когда туфли чужие-то увидала у порога. Зашли милиционеры, а там кровища! Мужик Машкин голый, порезанный, истыканный, и баба эта – Машка ее двадцать раз тыкнула. Только мы, бабы, живучие, вот эта сука и выжила. А потом и Машку нашли – она в ванной лежала, в кровище вся. Ну ее конечно в больницу, потом в психушку, а потом и признали невменяемой. Вот такая история.

– И как же она тогда учит детей?! – едва не ахнул я – Она же сумасшедшая!

– Но-но! Никакая она не сумасшедшая! – возмутилась продавщица – Так, немножко повернутая, дак кто щас нормальный? А детей она любит. Всегда хотела детей, да вот бог не дал. Теперь чужих учит. Владимирыч ей подсобил с устройством, вот теперь тут и живет, дома. Одна. Мамка-то у нее в лесу замерзла, ночью. Как так случилось – никто и не знает. Только ушла ночью в лес и замерзла. Машка как раз в больнице была, в психушке, не похоронила. Теперь вот страдает по мамке. А то что я ее ругаю… так это для порядка. С задницей у нее и правда все в порядке, еще как в порядке! Только вот мужиков смущает, да. Одинокая, мужики-то подопьют, и начинают мечтать, как она их под бок к себе пустит. Ну и начинается… дома скандалы, жены-то слепые, что ли? Опять же – начинают жен своих ругать, мол, разожрались, нет бы как Машка быть такой вот стройной. А кому это понравится? Чтобы тебе в нос чужой бабой тыкали, да еще и одинокой! У нас ведь как щитается – баба одна живет, значит – примет любого мужика! Значит – гуляща! Но это же дурь!

– И что, у нее никого нет? – неожиданно для себя спросил я, и тут же устыдился вопросу. Чего Петровна подумает? А подумала она то самое.

– И ты туда же! Эээ… мужики, одно слово! – поджала губы, сделалась сердитой – покупать-то чего будешь?

– Вообще-то я с обходом. Надо же с населением знакомиться – построжел и я – Опять же, хотел спросить где тут администрация. Надо главе представиться, официально.

– А чего – администрация? По улице поехал, вот где красная табличка и флаг, то и администрация. Только нет главы сегодня. Уехал он, в Тверь подался. Дочка у него там учится, вот ей продуктов и повез. Приедет через неделю, делов-то! А я щас закрываюсь, обед у меня! Ежели ничего брать не будешь – так я закроюсь пока. Домой пойду.

– Нина Петровна, так чего там насчет барабашек-то? – попробовал я остановить продавщицу, но она отмахнулась:

– Не знаю ни про каких барабашек! Вранье все! Сам узнаешь… только поздно будет. Вы, молодые, ничему не верите, все у вас хиханьки, да только под юбки девкам заглянуть! Тьфу одно! Все, освободите помещение, у меня обеденный перерыв!

Я ничего больше ей не сказал. Вышел из магазина и не обернулся на грохот захлопнувшейся за спиной двери. Загрохотал железный засов, висевший до того на одной петле косяка, все, Нина Петровна забаррикадировалась. Мда. И чего она так рассердилась, когда я спросил про Машу? Я так-то ничего плохого в виду не имел…

Ну да… «Чего вы имели в виду? А вот чего имею, то и введу!» Себе-то чего врать? Попка Маши так и не выходит из головы!

Зашибись – «ее попа у него в голове!» Ха! Нет, не скажу, чтобы у меня не было ни одной женщины, кроме предавшей меня Таньки – были, я же нормальный парень! Только вот вспомнить никого не могу. Так… попки, попы, задницы – и больше ничего! Вместо лиц – светлые пятна. Не запомнились, да и все тут. И не задержались. Больше одной-двух встреч как-то ничего и не получалось. Или сами отпадали, или я просил больше не приходить. Даже проститутку пробовал – но тут уже просто противно. Представишь, сколько у нее до меня было, и сколько будет после – и тошно становится. Это как чужие грязные носки надеть – вроде и тепло, но все время кажется, что в них что-то шевелится. Насекомые.

В общем, всколыхнула у меня в душе какие-то струнки эта самая ненормальная Маша. Как крючок в душу запустила, и подтягивает, подтягивает… Ладно, посмотрим, как дальше будет. Начну работать, работа затянет – не до «машек» будет.

– А вы наш новый участковый? – три женщины, две взрослые, примерно за сорок, одна молоденькая, почти девчонка.

– Ваш новый участковый – кивнул я, и важно поправил кобуру с пистолетом – А что, какие-то проблемы?

– Да никаких проблем! – широко улыбнулась та, что повыше – Это хорошо, что теперь у нас милиция есть! А то вот на днях один разбуянился, ну сладу не было! А теперь – есть кому разобраться!

– Не милиция, а полиция! – поправил я, и достав из кармана визитку, подал ее женщине – Вот мой телефон. Звоните, если какие-то проблемы будут. Чем могу – помогу.

– Хорошенький какой! – улыбнулась та, что пониже, и ее черные глаза впились в меня взглядом – Неженатый?

– Неженатый – улыбнулся я – И не собираюсь! По крайней мере, в ближайшее время!

– И на часок не подженитесь? – продолжила женщина, и все три закатились со смеху. Развлекаются они, понимаешь ли!

– Часок маловато будет – серьезно заметил я – вот два часа, это куда ни шло! Все трое хотите поджениться?

– Шустрый какой! – хохотнула высокая – Ишь, всех троих! Небось не хватит сил, на троих-то! Ладно, пойдем мы. Главное, товарищ милиционер, со скуки тут не спейтесь. Ваш коллега тут почудил… бывало выйдет на крыльцо, и давай из своего пистоля по воронам шмалять! И кричит – нечего за мной подглядывать! Вроде как вороны за ним шпионят! Хи хи хи… Белочку как поймал, так его отсюда и убрали. А тоже – молодой был, интересный, до девок охочий!

Женщины пошли по дороге, хихикая и оглядываясь на меня, а я полез на сиденье УАЗа. Честно сказать, желание знакомиться с населением на сегодняшний день у меня пропало напрочь. Переизбыток информации, что ли. Голова просто ватная – столько сегодня услышал, столько пришлось узнать – мозг спекается! Ну ее к черту, эту службу! Сегодня понедельник – через неделю мне в отдел: получать ЦУ, они же «ценные указания», бумаги, которые нужно исполнить, а в случае приступа сексуального возбуждения у начальства – готовить вазелин для исполнения наказания. Мент, которого регулярно не дрючит непосредственное начальство – суть махновец, которому только бы спать, жрать, напиваться и дрючить одиноких баб, живущих на его «земле». В этом, конечно, была своя сермяжная правда, но… не до конца. Не до него, ага.

В общем – завел я свой уазик, развернул его, и покатил «домой». Нет – домой. Потому что этот двухэтажный дом, который волею судьбы стал моим пристанищем на ближайшие несколько лет. Или станет? Ох, наслушался всякой ерунды, теперь и сам весь «на измене». С этими деревенскими пожалуй поверишь во всякую мистическую чушь.

Ничего мистического во дворе я не увидел. Ну кроме, разве, особо крупного куста чертополоха, выросшего возле сарая. Ну красавец, ей-ей! Колючие листья растопырил в стороны, будто охраняя логово людоеда, розовые цветы пышными бутонами по всем рукам-веткам – красотища!

Почему мистическое? Чего такого мистического я увидел в этом чертополохе? Да какого ж хрена он так вымахал и расцвел в середине мая?! И это тогда, когда период цветения у него июль-август!

Откуда знаю период его цветения? Да знаю, и все тут. Где-то прочитал. Сначала-то как увидел и не понял ничего – ну цветет колючая пакость, и пусть себе цветет. Мне-то что? А сейчас, когда наслушался всякой мистической дряни от односельчан, стал обращать внимание на такие вот странные отклонения от нормы.

Ладно. Потом разберемся. И с отклонениями. И с чертополохом. На всякий случай у меня есть и триммер, работающий на бензине. Знал, куда еду, сразу приготовился бороться с травой. Ну не косой же мне бурьян рубить?! И нанимать кого-то тоже стремно… В общем – поддался порыву, да купил, благо что деньжонки кое-какие имеются. Не ахти какие, но семь сотен тысяч («Деревянных», конечно, я же не Абрамович, а Каганов!) у меня имеются. Можно было бы даже машину купить, что-нибудь вроде «Нивы», но на кой черт? Пусть транспорт служебный дают, сельскому участковому полагается. Так что уазик мне очень даже в тему.

Пошел дальше, в огород. Вернее – в сад-огород – посмотреть, что там и как. Не люблю, когда сад донельзя запущен. Все-таки внутри меня есть крестьянская жилка, хочется порядка среди плодово-ягодных. Опять же – я так-то груши люблю. Да и компот из свежих яблок уважаю. Ну и малины можно с кустика поклевать – я что, не от мира сего? Такой же человек, хоть и участковый! Хе хе…

Сад не впечатлил. Видно было, что прежний хозяин что-то тут попытался сделать, вырубил штук пять старых деревьев – вон они, в стороне валяются, стволы толстенные – но ничего особо дельного не произвел. Сорняк растет – просто стеной. Уже поднялась молодая поросль, не такая, как чертополох, но очень даже крутая. Вырастет – будет образцом садового сорнячества. Вот где пригодится мой триммер! Он даже не триммер, а сучкорез, полупрофессиональный – тут только такой и нужен, уж больно много толстенного, в большой палец толщиной сорнякового сухостоя. Такой леской не возьмешь, только диск наподобие диска циркулярки!

Вот я какой настоящий садовод! Все-то инструменты у меня есть!

А что, привыкаю. Все-таки не в городе вырос, кое-что в огородничестве понимаю! Огурцы-помидоры выращу, если понадобится!

Вообще-то глупо покупать огурцы, если живешь в селе. Да и где покупать? В магазин их точно не привезут – селяне засмеют. У каждого дома такие огороды, что можно на рынок возить эти самые овощи! Что они и делают. Можно было бы и у них прикупить, но… вот стремно как-то покупать у соседей, тем более участковому. Тут или на халяву, или никак. Иначе какой я участковый? Уважать не будут.

Хотя за что им меня пока уважать? Ну… хотя бы за форму! Я представляю законную власть, так что давайте уважать! А кто не уважает, тот пожалеет. Мелок участковый, да за ним власть стоит, а власть… это власть!

Ухмыльнулся, пошел дальше по саду – туда, где в углу, у забора, виднелся старый, потемневший сруб колодца. Интересно, колодец этот самый фунциклирует? Готов напоить усталого участкового сладкой водой, или туда дряни всякой накидали, чтобы «мусора» подавились?

Колодец не был готов напоить ни меня, ни кого-то еще. Сруб покосился, прогнил, ворот без ручки, цепи тоже нет – давно уже поперли в «трудоночь». Это мой друг детства Яшка так называл сеансы сельского воровства: «Трудоночь». Селянин никогда не упустит возможности попереть что-то некрепко прибитое. А крепко прибитое оторвать, но все равно упереть. Это не менталитет такой, это инстинкт на уровне муравья. Тащи в муравейник все, что можешь утащить – когда-нибудь это тебе может пригодиться.

Впрочем – частенько это приводит к совершенно противоположному результату. Власть дремлет, дремлет… а потом кааак… наедет! И поедет грустный селянин далеко-далеко от родных мест. В вагончике с зарешеченными окнами. Но это так… издержки бытия. Кто об этом думает, когда тащит? Менты-то по определению дураки! Разве они догадаются, кто же это постарался и упер? Да и живем одним днем – главное, чтобы на выпивку хватило! А там и трава не расти!

Да, насчет травы – может прямо сейчас и заняться? А что – три часа дня, солнце светит, птички поют, чего бы и не поработать? Ветерок охлаждает, солнышко греет – лепота!

Сказано – сделано. Достал триммер, собрал – здоровенная штука, надо сказать. В собранном виде едва в салон помещается. Залил в бачок бензина, шприцом добавил красного масла – один в пятидесяти – подкачал, чтобы бензин заполнил прозрачную кнопку подкачки, и… рывок шнура! С первого толчка завелся! Ррррр! Славься китайское машиностроение! Умеют делать вещи! Некоторые вещи.

Хотя китайцы ли – эти самые, с Тайваня? Вот материковые – те да, махровые китайцы. И делают всякую хрень. А тайваньские другое дело. У них вещи качественные. Но может это мне просто кажется.

За два часа я скосил траву перед домом, обкосил сарай, или лучше назвать его амбар – строение, в которое можно спокойно загнать камаз с прицепом, обкосил часть деревьев и почистил тот угол, где торчит сруб колодца. Мало сделал? Так только кажется! Приходилось – то оттаскивать всякие палки, почему-то перевитые проволокой (только искры летели, того и гляди диск запорю), то сгребать в кучу срубленную траву (старые деревянные грабли нашел в амбаре), то есть – делать надо все тщательно, хорошо, или не делать совсем.

Кто-то назовет меня педантом – пусть я педант, но после меня остается что-то вроде английского газона и радует глаз. И пусть так оно все и будет. Я приведу этот чертов дом в порядок! Запустили хозяйство, колдуны хреновы! Или кто там они? Экстрасенсы? Чуму на их дома…

Не сказать бы, что так уж сильно устал – триммер во время работы висит на плечах, на сбруе, но все-таки слегка утомился. Опять же – впечатления переполняют. Так что я пошел к уазику, содрал с заднего сиденья покрывало, которое постелил туда чтобы прикрыть потертую обшивку, разложил возле колодца и с удовольствием растянулся возле колодезного сруба на пригорке, глядя в голубое небо и наслаждаясь ощущением грубой ткани, гудящих здоровых мышц, запахом цветущих яблонь и вишни, что притулилась за углом дома, похожая на розовое облачко из цветов. А может это и не вишня, а черешня? Не знаю… думать лень. Плывут в небе облака, солнце склонилось к горизонту, но еще греет, чувствую его лучи. Два часа на солнце – сгорю, наверное. Ну и плевать… мне хорошо и сонно.

Повернул голову, взгляд уперся в сруб колодца. И чего меня к нему так тянет? Сам не пойму. А вот тянет, и все тут! Хочется заглянуть туда, покричать, услышав эхо: «Э-ге-гей! Аууу…»

Вот было бы дело, когда б из колодца выглянуло черное нечто и завопило: «И уходите отсюда! Это МОЙ КОЛОДЕЦ!» Мультик такой был, советских времен. Правильно говорит Маша – советские мультики самые лучшие, самые добрые…

В бок что-то уперлось, что-то жесткое – торчит из земли под покрывалом. Я запустил руку под ткань и нащупал что-то твердое. Что-то, сидящее в земле – типа кусок древесины. Но не дерево – по ощущениям, что-то вроде свертка. Плотно сидит! Надо за лопатой сходить.

Сходил. Кстати, лопату с собой привезл – с железной ручкой лопата, на все случаи жизни – и покопать, и от врага отмахаться. Если уж инструмент, так только хороший.

Обкопал предмет, аккуратно поддел лопатой. Сердце даже слегка ворохнулось – а может клад? Дом-то старый! Почему не быть кладу?! Разбогатею!

Нет, ну так-то я не особо с претензиями – яхты с футбольное поле, личные самолеты – это не мое, но от хорошей машины и красивого дома я бы не отказался. Почему бы и нет? Много чего хорошего накупил бы, имей я приличные деньги.

Что понимаю под приличными деньгами? Честно сказать – и сам не знаю. Миллион долларов? Пять? Десять? Для меня это такие же абстрактные цифры, как к примеру «световой год». То есть расстояние, которое свет пролетает за один год. Недостижимые и непостижимые цифры.

Это был сверток, и похоже что из старой, закостеневшей от времени кожи. А может и не кожи, а чего-то иного, только мне на то плевать. Главное, что внутри.

Сходил за ножом. Острый у меня нож, хорошего металла – купил у одного «Самоделкина». Мужик ножи кует – не хуже, чем дамасская сталь. Узор видно – специфический такой узор, как изморозь. Красиво! И чертовски остро.

Покрытие свертка даже этому ножу поддавалось с трудом, но все-таки поддавалось. Ощущение было таким, что сверток пропитали чем-то вроде смолы, окостеневшей от времени. Честно сказать, меня даже потряхивало от возбуждения – клад! Ну кто не мечтает о кладе, какой мальчишка?! А в каждом взрослом нормальном мужике до самой смерти сидит пацан, мечтающий о приключениях и сокровищах!

Наконец, верхний слой свертка поддался, открыв… открыв еще один слой. Это была бумага – навощенная, толстая, желтоватая. Я сдернул скорлупу кожаного слоя, уцепился за краешек бумаги и стал развертывать то, что находилось в свертке. Оборот, другой, третий, четвертый, и…

Это была фигурка. Простая деревянная фигурка, вырезанная с тщанием, с множеством мелких подробностей. Бородатый крепенький старичок, который смотрел на меня темными зрачками глаз. Не знаю, как резчик добился такого эффекта, но ощущение было таким, будто этот старичок буквально впился в меня взглядом и не отпускает, завораживает, пронизывает этим самым взглядом. Сам не знаю почему – но мне вдруг стало не по себе. Будто напугался.

Еще как раз как следует оглядел фигурку, и вдруг заметил тонкий-претонкий шов, линию, опоясывавшую фигурку на уровне пупка. «Матрешка»? Внутри еще фигурки?

Взялся обеими руками, попробовал разъять статуэтку по шву… точно, верхняя часть фигурки начинает выползать из нижней. Подумалось – а может не матрешка, может там что-то хранится – типа бриллианты для пролетариата? Хе хе… ага, с куриное яйцо! «Куллинан», мать его за ногу! В деревне Кучкино! Фантазер хренов…

Чпок! Статуэтка разъединилась, и в лицо мне поднялось облако зеленой пыли! Да такой пыли, что я громко трижды подряд чихнул, так, что аж слезы полились! И кроме этой чертовой пыли больше в статуэтке ничего, абсолютно ничегошеньки не было. Облом-с!

Я снова соединил статуэтку, взял ее обеими руками и посмотрев в глаза, сказал сказочному старичку-боровичку:

– И что теперь? Обманул, мерзавец? Где сокровища, где обещанный клад? Врунишка ты, а не колдун! Врунишка!

Темные, очень темные глаза. Они притягивают, они заглядывают в душу… хочется раствориться, хочется успокоиться в этих глазах…

Сон… мне так хочется спать! Спать… спать… спать…

Я прижал статуэтку к груди, откинулся на покрывало и меня тут же накрыла чернота глубокого сна. Или не сна?