Читать книгу Харе фиглярить. Вымышленный дневник Наполеона на 1812 год - Евгений Валентинович Подолянский - Страница 1

Церемония венчания состоялась во дворце Тюильри. На новой императрице было платье серебряным, расшитым жемчугом, с очень завышенной талией, согласно моды того времени. Поверх была надета императорская мантия из пунцового бархата, расшитая золотом. Длинный шлейф мантии несли четыре королевы. Четыре дамы новой императорской фамилии: Каролина Бонапарт, королева Неаполитанская, жена Мюрата; Жюли Клари, королева Испанская – жена брата Наполеона, Жозефа; Гортензия Богарне, королева Нидерландов – дочь Жозефины от первого брака, удочерена Наполеоном; Екатерина Вюртембергская, королева Вестфалии – жена брата Наполеона, Жерома.

Помимо императора, императрицы и прочих августейших особ, помимо первых чиновников, маршалов и генералов на картине Жак-Луи-Давида должен был быть изображён ещё и Папа Римский Пий VII. Но святой отец очень долго не соглашался позировать. По двум причинам. Во-первых, потому как был весьма разозлён неприличным поступком Наполеона: во время коронации бывший артиллерийский капитан Бонапарт, торопясь поскорее стать императором, просто вырвал из рук Святого отца корону и поспешно напялил её себе на голову. И, во-вторых, из-за личной неприязни к самому живописцу, которого Папа называл якобинцем и кровожадным чудовищем, которое голосовало за казнь короля Людовика. Когда Папу заверили, что художник давно раскаялся и теперь Жак-Луи-Давид уже не якобинец, а кавалер Ордена Почетного легиона и первый живописец императора. Тогда Пий VII категорически потребовал: -Хорошо, я согласен, но тогда пусть пишет, стоя перед мольбертом на коленях! Давид, скрепя сердцем, коленопреклонённо принялся за изображение Папы, а когда закончил его, то признавался приятелям: – Удивительно, но встреча со Святым отцом дала мне понять, что я не очень раскаялся. Глядя на его высокопреосвященство, мне всё время хотелось крикнуть: «Да здравствует революция!»

На карикатуре показан Наполеон в роли пекаря, выпекающего новую аристократию из своих родственников и приближенных. Карикатура Джеймса Гилрея. Наполеон не раз обещал повесить художника Джеймса Гилрея, но это только подзадоривало художника на создание ещё более изощренных сатирических рисунков о французском императоре. Популярность карикатур в Англии характеризуется словами современника: «Пока на континенте сражаются с корсиканским бандитом, в Лондоне бьются за то, чтобы оказаться первыми в магазине (лавочка мисс Хамфрии) и увидеть новые карикатуры Гилрея».

Начиная с 1810 года активизировалась деятельность разведок на территории Российского государства, особенно французской и английской. Это один из признаков наступления больших международных перемен, возможно с применением военной силы. В российских архивных документах за 1810-1812 годы указывалось, что на территории России было выявлено и задержано 39 гражданских и военных лиц, которые занимались сбором разведывательных сведений.

Россия тоже активизировала разведку во Франции. В Париж был направлен полковник Чернышёв А.И.. После заключения Тильзитского мира в 1807 году между Россией и Францией Чернышёв был одним из курьеров по доставке переписки между обоими императорами. Наполеон имел высокое мнение о молодом русском офицере и совершенно не догадывался об основной роли полковника. А.Чернышёв сумел завести среди французской знати хорошие деловые и личные знакомства.

В начале апреля 1811 г. полковник Чернышёв направил Александру I сообщение, в котором сделал вывод о том, что Наполеон уже принял решение о войне против Рос- сии, но пока откладывает начало войны из-за неудовлетворительного положения его дел в Испании и Португалии. Он также привлёк к сотрудничеству несколько чиновников французского военного ведомства. Они добывали для него достоверные сведения о состоянии наполеоновской армии. В состав группы входил сотрудник французского военного министерства, Мишель.

Тайные сношения с Мишелем начались за восемь-девять лет до описываемых событий, служившим тогда в канцелярии по передвижению войск. Русские агенты почуяли в нем человека с подлой душой и продажной совестью. После нескольких успешно проведённых шпионских передач за денежное вознаграждение, Мишель оставался долгое время не у дел. Политические отношения между Россией и Францией начали охладевать, и вновь потребность в услугах Мишеля стала необходима. Мишель раньше императора ухитрялся знакомиться с секретнейшими данными, которые дважды в месяц в военном министерстве составляли в виде таблицы, в которой очень подробно указывались сила и размещение всех армий, всех корпусов до самых незначительных отрядов. Чернышев платил доставителю сведений более или менее крупные суммы, обещая при этом получение пенсии от царя. Тайная миссия Чернышева стала известна Наполеону.

В гостинице, где жил Чернышев, поселили, под видом жильца, наблюдателя, с поручением следить за флигель-адъютантом день и ночь. В отсутствие хозяина номеров был проведён поверхностный обыск, не давший результатов.

По прошествии нескольких дней было установлено, что Чернышев только что добыл таблицу, на которой была воспроизведена вся новая организация армии. Узнав об этом дерзком хищении, Наполеон пришёл в ярость, что ему изменяют самым недостойным и наглым образом. Дело шло уже не о какой-нибудь преступной неосторожности, имеющей случайный характер, а о том, что был какой-то негодяй, француз, который обо всем давал сведения будущему врагу и торговал своей родиной. С цель не обострять отношения с Государём, Наполеон уведомил все службы, министерство иностранных дел и полицию Парижа, не привлекать к делу русского полковника. Император решил отправить Чернышева в Петербург с секретным поручением непосредственно к самому Александру. Этим он решал тройственную задачу: содержимым письма в очередной раз старался усыпить бдительность царя, убрать агента из Франции и дать возможность соответствующим службам свободнее действовать в разоблачении шпионской "паутины".

Наполеон приказал герцогу Бассано привезти Чернышева в Елисейский дворец. В продолжение двух часов он, сохраняя любезность и кратко поясняя суть письма (о возможности встречи обоих императоров для разрешения накопившихся шероховатостей в отношениях двух государств), тем не менее, намеками дал понять полковнику, что ему известны все его проделки и что тому не удалось провести его. Император хорошо знал Чернышёва. Ещё свежа была в его памяти ужасная картина пожара в резиденции посла Австрии, когда этот русский офицер вынес из пылающего здания сначала на руках уже теряющую сознание его сестру, Полину Боргезе и затем бросился обратно за другой его сестрой, Каролиной, женой маршала Мюрата.

Только Чернышев покинул свою квартиру и отправился в Петербург, туда ворвалась полиция и приступила к обыску. Осматривая и роясь во всех углах апартаментов полковника, полиция нашла только клочки писем и разорванные лоскутки бумаги. В камине спальни лежала груда пепла от сожженной бумаги. Чтобы разрыть этот пепел, пришлось снять лежащий перед камином ковер. Под ковром нашли записку, которая соскользнула туда во время сжигания бумаг и спаслась от пламени. Её содержание: "Граф, вы осаждаете меня вашими просьбами. Могу ли я сделать для вас больше того, что делаю? Сколько неприятностей приходится мне переносить ради скоро уходящего вознаграждения? Вы будете приятно удивлены тем, что я дам вам завтра. Будьте дома в семь часов утра. Теперь десять часов. Я оставляю перо, чтобы добыть резюме расположения Великой армии в Германии на сегодняшний день. Формируется четвертый корпус, состав которого известен, но у меня нет времени дать вам подробности о нем. Императорская гвардия войдет в состав Великой армии. До завтра, в семь часов утра. М."

Предатель, подписавшийся буквой М, мог быть только человек, посвященный по служебному положению в тайны расположения войск. Найти Мишеля лучшим сыщикам полиции, привлечённым к расследованию этого, особой важности дела, не составляло большого труда. Вся шпионская агентура Чернышева была арестована. Их судили гражданским судом, чтобы допустить огласку шпионского дела, согласно которого союзница Франции, Россия, допускает столь ничтожные действия. Рассмотрение дела в суде было призадержено, чтобы дать возможность войскам Великой армии дойти до Вислы и занять там прочное положение, т. е. когда уже не нужно будет особенно заботиться о поддержании добрых отношений с Россией. Журналы оставались в неведении шпионского скандала, до поры до времени.

Высочайший Манифест о наборе рекрут с 500 душ по два человека (1812 г., марта 23(4 апреля)).

«Настоящее состояние дел в Европе требует решительных и твердых мер, неусыпного бодрствования и сильно го ополчения, которое могло бы верным и надежным образом оградить Великую Империю НАШУ от всех могущих против неё быть неприязненных покушений. Издавна сильный и храбрый народ Российский любил с всеми окрестными народами пребывать в мире и тишине, соблюдая свой и других покой; но когда бурное дыхание восстающей на него вражды понуждало его поднять меч свой на защиту Веры и Отечества, тогда не было времен, в которые бы рвение и усердие верных сынов России во всех чинах и званиях не оказалось во всей своей силе и славе. Ныне настоит необходимая надобность увеличить число войск НАШИХ новыми запасными войсками. Крепкие, о Господе, воинские силы НАШИ уже ополчены и устроены к обороне Царства. Мужество и храбрость их всему свету известны. Надежда Престола и Державы твердо на них лежит. Но жаркий дух их и любовь к НАМ и к Отечеству да не встретят превосходного против себя числа сил неприятельских!

Сего ради, хотя и с Отеческим соболезнованием о новой народной тягости, но с тем же Отеческим попечением приемля все возможные меры и предосторожности к охранению безопасности и благоденствия каждого и всех, повелеваем:

1. Собрать во всём Государстве с пяти сот душ шестой ревизии по два рекрута.

2. Набор начать во всех Губерниях со дня получения о сем Указов чрез две недели и кончить в течение одного месяца.

3. В приеме рекрут руководствоваться правилами, предписанными в Указе данном Правительствующему Сенату 1811-го Сентября 16-го дня.

4. Рекрут по сему набору принимаемых содержать в Губернских городах при гарнизонных полках и внутренних батальонах на том же основании, как содержатся и приготовляются рекруты в запасных Депо.

Распоряжение об успешном производстве и окончании сего набора в постановляемый срок, возлагается на попечение Правительствующего Сената.

В Санкт Петербурге. Марта 23-го дня 1812 года.

Александр.

Сибирским губерниям царский указ разрешал жертвовать вместо рекрут деньгами – по 2 тысячи рублей за человека, но осенью 1812 года – денежные пожертвования вместо рекрут были для Сибирских губерний отменены.

Киевской, Волынской и Лифляндской губерниям был определён набор 1 человека с 500, на которые, в тоже время, были возложены другие повинности по нахождению в них войск. Были увеличены меры наказания за членовредительство с целью уклонения от рекрутского набора. Рекрутскую повинность несла не конкретная семья, а община в целом. Прежде всего отправляли на службу пьющих, провинившихся перед "миром" мужчин.

Каждая семья ставилась в определенную очередь в зависимости от количества мужчин. Первыми предоставляли своего кандидата большие семьи. Хозяйства, где был один кормилец, чаще всего освобождали от набора. Рекруты должны были соответствовать требованиям по состоянию здоровья и возрасту. Возрастной ценз за 170 лет существования рекрутчины несколько раз менялся. Самых юных, с 15 лет, набирали при Петре I. А во время Отечественной войны 1812 года призывали мужчин до 37 лет. По подсчетам историков в начале XIX века до 90% русских солдат были выходцами из крестьянского сословия.

В напряжённый период с октября 1808 по ноябрь 1812 г. князь Куракин возглавлял русское посольство в Париже. Относительно намерений Наполеона и его правительства Куракин не обманывался. Он ясно видел, что Наполеон нисколько не расположен дружественно к Александру и что он только ждет благоприятных обстоятельств, успехов для своих войск на Пиренейском полуострове и неудач русских войск в войне с турками, чтобы напасть на Россию. Куракин в письмах к Александру I советовал заручиться заблаговременно союзом с Пруссией и Австрией, а если это невозможно, то хотя бы их нейтралитетом, затем примириться с турками и заключить союз с Швецией, а также вступить в соглашение с Англией. «Союз с Англией, – писал он, – еще важнее и очевидно, величайшая выгода для нас не только не отвергать его при настоящих обстоятельствах, а искать его, потому что, если несмотря на всю добросовестность, с какой Ваше Величество исполняли свои обязательства относительно Франции, она непременно желает напасть на Вас. Ваше Величество в праве, по всем законам человеческим и божеским, не обращать больше внимания на свои прежние обязательства и имеете право, по справедливости, пользоваться всеми средствами, которые могут помочь Вам и отразить нападение».

В отношении тактики, предполагаемой войны с Наполеоном, князь советовал Александру I: – «Лучшая система этой войны, по-моему мнению, это избегать генерального сражения и сколько возможно следовать примеру малой войны, применяемой против французов в Испании; и стараться затруднениями в подвозе припасов расстроить те огромные массы, с какими идут они на нас».

Император Александр через князя Куракина передал написанное собственноручно письмо Наполеону. В котором предлагал ряд уступок противной стороне, но настаивал в ультимативной, то есть безотлагательной форме, вывод наполеоновских войск из Пруссии и сокращение численности войск в Данциге.

Это был второй приезд Наполеона в столицу Восточной Пруссии, Кенигсберг. Первый раз он приезжал в июле 1807 года для заключения Тильзитского мира с Александром I. Этот мир был заключён после поражения России и Пруссии под Фринляндом в 53-х километрах юго-восточней Кёнигсберга. Прусский король, Фридрих Вильгельма III , организовал встречу своей жены, королевы Луизы с Наполеоном накануне заключения мира в надежде, что ей удастся своим очарованием и красотой смягчить участь Пруссии на предстоящем заключении мира. Может быть эта встреча и сыграла свою роль – Пруссия, сильно обрезанная, но осталась на карте мира. На переговоры, которые проходили на плоту посередине реки Неман, король Пруссии был не приглашён – Наполеон не простил Фридриха за то, что Пруссия имела неосторожность первой напасть на французские войска.

Наполеон I встречает королеву Прусскую в Тильзите 6 июля 1807 года. Слева от Наполеона стоит Александр I, между Наполеоном и Луизой – прусский король Фридрих -Вильгельм III. Это вымысел художника Жан-Шарль Тар-Дьё. Александра I не было, хотя он был неравнодушен к Луизе. Вероятно, художник поместил Александра, зная их взаимные чувства друг к другу.

«23 июня (пояснение от автора – по настоящему времени). Когда наши кавалеристы (6-го Польского уланского полка) еще отдыхали в своих биваках, на Кёнигсбергской дороге показалась быстро мчавшаяся почтовая карета, запряженная шестью рысаками, и сразу остановилась в самой середине нашего лагеря. Ее сопровождало лишь несколько гвардейских стрелков, на запыхавшихся лошадях, которые еле могли стоять от страшной усталости.

Дверца отворилась, и из кареты быстро вышел Наполеон в сопровождении герцога Иевшательского (пояснение от автора – Бертье, Луи-Александр- маршал, начальник штаба Великой армии): не было видно ни одного адъютанта, ни одного ординарца. Немного спустя, прискакал верхом генерал Брюйер (командир 1-й дивизии тяжелой кавалерии), один, без свиты. Наполеон был в своей форме гвардейского стрелка; он, по-видимому, очень устал от дороги, и черты лица его выражали заботу.

Он задал ряд вопросов относительно положения рус- ских войск. Продолжая задавать свои вопросы он выразил желание переодеться в польскую форму: было приказано не показывать русским ни одного французского военного. Из всего нашего платья более всего подошли императору сюртук полковника Паговского и его полицейская шапка. Всё это было делом лишь нескольких минут. Бертье также надел польскую форму. Немедленно привели лошадей. На одну из них сел Наполеон, на другую- Бертье. Они отправились в деревню Алексоту, которая находилась на расстоянии одной мили от отправного пункта и была расположена против Ковно, на пушечный выстрел от него. Император слез с лошади на дворе принадлежавшего одному врачу дома, окна которого выходили на Неман, и из которого можно было легко обозреть окрестности. От- сюда Наполеон великолепно ознакомился с местностью; его самого при этом не могли увидеть, так как лошади были тщательно спрятаны во дворе. Закончив эту разведку, Наполеон возвратился в наш лагерь».Из дневника офицера 6-ого Польского уланского полка Солтык.

Воззвание Наполеона к армии 10 (22) июня 1812 г.

«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы!

Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на ее произвол.

Россия увлечена роком. Судьба ее должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы.

Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесет с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы».

Как мы видим из текста прокламации Наполеона, он называет войну с Россией, второй польской войной. Почему? Действительно, Наполеон считал, что данная война будет не «Русской», а «Второй Польской». Он рассчитывал, что закончит эту войну в Смоленске и Минске. По планам, имевшимся тогда у императора Франции, предполагалось дать русским войскам несколько победоносных сражений (ориентировочно два) и завершить кампанию, не углубляясь далеко в пределы России. Он хотел ограничить свои действия территорией бывшей Речи Посполитой, называемой в то время Польшей.

Окунёмся ненадолго в историю польского вопроса. В 1794 году потерпело поражение восстание, поднятое поляками под руководством Тадеуша Костюшко против разделов Польши Россией, Австрией и Пруссией. После подавления восстания войсками Александра Суворова из Варшавы несколько тысяч поляков, в основном из дворян, эмигрировали во Францию. В конце 1796 года лидеры польских эмигрантов сделали предложение Директории сформировать особый польский корпус. Директория дала согласие и поручила Наполеону, который находился в Италии, включить польские подразделения в состав Цизальпинской армии. В 1797 году было создано два польско-итальянских легиона общей численностью до 15 тыс. солдат. Командовал легионами генерал Ян Домбровский. Эти части имели польское обмундирование с французскими кокардами. На знаменах была надпись – «Свободные люди – братья».

Зимой 1806/07 гг., казалось, заря свободы восходит над Польшей. Император Наполеон разбил Пруссию и, преследуя прусские и русские войска, вступил в Варшаву. Вместе с ним шли итальянские поляки под командованием генерала Яна Домбровского. Других, кроме Наполеона, союзников в Европе в своих национальных порывах поляки найти не могли.

В 1807 году по Тильзитскому миру между Россией и Францией из польских земель, которые отошли во время разделов Речи Посполитой к Пруссии, было образовано Великое Герцогство Варшавское, которое находилось под протекторатом Франции. Наполеон обнадёживал поляков восстановлением независимости, но говорил, что её ещё нужно заслужить. Сформированные им польские войска в 1808 году он отправил на завоевание Испании, где они показывали преданность Наполеону, ревностно подавляя сопротивление испанского народа французскому владычеству. Надо учитывать, что эти военные походы закаляли польский легион, наращивали их боевой опыт.

После победы Наполеона над Австрией в 1809 году территория Герцогства была увеличена с 103 тыс. км² (число жителей – 2,6 млн. чел.) до 155 тыс. км² (4,3 млн. чел.).

В состав государства вошли польские территории, утраченные во время раздела Речи Посполитой, с Краковом, Люблином, Радомом и Сандомиром. 23 декабря 1809 года (4 января 1810 г.) французский посол Коленкур и глава МИД России граф Румянцев подписали в Петербурге соглашение по польскому вопросу. Французская сторона соглашалась никогда не восстанавливать Польшу и не способствовать этому. Кроме того, Варшавское герцогство, созданное французами в 1807 году за счёт земель Пруссии и расширенное в 1809 году с помощью территорий Австрии, не могло больше увеличиваться. Александр ратифицировал договор сразу, а Наполеон отказался это сделать.

Наполеон предполагал после разгрома русской армии, на выгодных для себя условиях, заключить мир и возродить Великое Княжество Литовское. Оно должно было закрепиться на захваченных территориях. Созданные им эти два княжества: литовское и варшавское, значительно уменьшили бы влияние России на Европу. Этим планировалось и завершить данную войну.

Дополнительно к прокламации было издано несколько приказов, способствующих утверждению дружеских отношений с местным населением, проживающим там, где должно быть создано княжество.

Дневные приказы по французской армии были следующего содержания: «Повелевается во всех корпусах соблюдать строжайшую дисциплину, и ни мало не притеснять славную Польскую нацию, толико (столько) лет стенящую (стонущую) под железным правлением России, и, наконец, обратившую на себя человеколюбивое внимание Наполеона, который предпринимает войну сию единственно с тою целью, дабы исторгнуть Поляков от ига Российского, и дать им владетеля из своего дома, способного привести Польшу в состояние, сравниться с великою нациею, даровавшей ей свободу».

12 (24) июня 1812 года «великая армия» Наполеона перешла реку Неман – западную границу Российской империи.

Александр I выражал решимость сражаться с Наполеоном до конца. Так, 4 июля 1812 года, уже после вторжения армии Наполеона, российский император писал шведскому королю Бернадоту: «Раз война начата – мое твердое решение не оканчивать ее, хотя бы пришлось сражаться на берегах Волги».

Россия имела большую армию, но не могла быстро мобилизовать войска из-за плохих дорог и обширной территории. Удар армии Наполеона приняли на себя войска, размещенные на западной границе: 1-я армия Барклая и 2-я армия Багратиона (под Гродно в Волоковыске), всего 153 тысячи солдат и 758 орудий. Еще южнее на Волыни (северо-запад Украины) располагалась 3-я армия Тормасова (до 45 тыс., 168 орудий), служившая заслоном от Австрии.

Каков был национальный состав армии Наполеона видно на карте выше по тексту. Общая численность армии противника составляла 591500 человек.

Войска Армии Наполеона были набраны по всей Европе.

Большую часть составляли немцы Рейнского союза (порядка 100-120 тысяч солдат) – вюртенбергцы, саксокцы, баварцы, вестфальцы. Следующими по численности были поляки. Великое герцогство Варшавское выставило примерно 95-100 тысяч (сюда же добавляются и так называемые литовские полки, которые Наполеон начал формировать, уже вторгнувшись в Россию). И если поляки были надёжной опорой Наполеона, то литовцы не очень рвались служить, и использовались в основном, как полицейские, ландверные полки. Кроме этого, в Великой армии находилось много итальянцев. Королевство Италия выставило 23 тысячи солдат, которые входили в основном в 4-й пехотный корпус вице-короля Италии Эжена Богарне. Порядка 11 тысяч штыков выставило королевство Неаполь, королём которого был зять Наполеона, Иоахим Мюрат. Также союзники, Пруссия и Австрия, выделили корпуса численностью до 40 и 20 тысяч, соответственно. И ещё по мелочи – швейцарцы, испанцы, португальцы, хорваты.

После занятия французскими войсками г. Вильно, Александр I послал к Наполеону генерала Балашова (Балашёва) с предложением провести переговоры, в случае если французская армия вернется назад, за Неман. Наполеон ответил Балашову: «Неужели Вы думаете, что я привел свои войска только посмотреть на Неман? Напрасно надеетесь на своих солдат, они были когда-то непобедимы, а теперь, как сами знаете, мои войска побьют их». Рассчитывая подписать мир в Москве, французский император спросил у Балашова: «А по какой дороге можно пройти в Москву?». «Есть много дорог, – ответил Балашов, – Карл XII шел туда через Полтаву!». После отъезда Балашова из Вильно все отношения между русским и французским правительствами прекратились.

24 июня. Рассвет раннего утра. «Император слез с лошади на возвышениях Понемуни и сам распоряжался организацией переправы. 13-й полк лёгкой пехоты имел честь первым высадиться на правом берегу. Переправа производилась на двух или трех лодках, на которых последовательно перевезли несколько отрядов. Я сел на одну из первых лодок, так как император дал мне специальное поручение занять деревню, расположенную как раз против места переправы, собрать сведения и привести ему нескольких жителей».

«Глубокая темнота, благоприятствуя нашим действиям, оставляла нас всё же в неизвестности относительно того, имеем ли мы или нет перед собой неприятельскую армию. Нигде не показывалось, насколько можно было видеть, ни одного патруля, ни одного конного разъезда.

Только после того как на правый берег успело высадиться около сотни человек, послышался издали шум галопирующих лошадей. На расстоянии ста, приблизительно, шагов от нашего авангарда остановился взвод русских гусаров, которых мы узнали, несмотря на ночную тьму, по их белым султанам. Командовавший взводом офицер сделал несколько шагов в нашу сторону и закричал по-французски: «Кто идет»? «Франция»– ответили вполголоса наши солдаты. «Что собираетесь вы здесь делать?» -продолжал русский, обращаясь к нам все время на правильном французском языке. «Увидите, чёрт возьми!» – решительно ответили наши стрелки. Офицер, вернувшись к своему взводу, скомандовал сделать залп, на который никто с нашей стороны не ответил, и неприятельские гусары ускакали полным галопом.

Я немедленно вступил в соседнюю деревню. Жители её высыпали из своих домов и, стоя на порогах дверей, поднимали руки к небу и благословляли нас. Они видели в нас своих освободителей. Они бросались к ногам наших солдат и обнимали их колени, плача от радости. Все хотели следовать за мной, посмотреть на французскую армию, но я взял с собой одного лишь деревенского войта." (Войт- главный, избираемый представитель деревни, типа русского старосты). Из дневника офицера 6-ого Польского уланского полка Солтык.

«Не успел император перейти реку, как в воздухе пронесся какой-то глухой шум. Вскоре начало темнеть, поднялся ветер, и до нас донеслись раскаты грома. Это угрожающее небо и окружающая нас пустынная местность, где мы не могли найти убежища, нагнали нас уныние. Многие из тех, кто раньше был охвачен энтузиазмом, испугались, видя в этом роковое предзнаменование. Им представлялось, что пламенеющие тучи скапливались над нашими головами и спускались на землю, чтобы преградить нам вход в Россию». Французский генерал Филипп Поль де Сегюр.

Вот как описывает очевидец перехода реки Неман доктор армии Наполеона Д.Роос: «…мимо нас двигались отряды пехоты, кавалерии, артиллерии и обозы. Это зрелище было чрезвычайно красиво, и различие наций, рода оружия, цветов одежды и военная музыка со всех сторон делали его красочным и шумным. Порядок был образцовый, войска принаряжены, как к параду; все выглядели бодро, однако не весело, и никто не пел. Мы также, подвигаясь вперед, остановились на возвышенности близ берега Немана и были застигнуты здесь страшною грозой с её громовым ревом и проливным дождем. Последний промочил нас до костей. Интересное и красивое зрелище представляли во время грома и дождя все возвышенности и долины, наполненные войсками, ожидавшими совершенно тихо и спокойно конца грозы. Когда дождь прошел, всё опять пришло в движение. Потянулись полки за полками. Под вечер и до нас дошла очередь, и мы, перейдя мостки, очутились в той земле, где осталось большинство из нас. Это было недалеко от Ковны, близ того места, где Вилия впа- дает в Неман».

Парадное шествие под музыку интернациональной армии Наполеона мне напомнило картину Питера Брейгеля «Слепые ведут слепых».

Первый удар противника, после форсирования Немана был нанесён в направлении; Ковно-Яново-Вилкомир, где дислоцировался отдельный корпус ген.-лейт. графа Витгенштейна, квартировавшего в Кейданы. «Получил я уведомление… что неприятель сделал переправу на нашу сторону выше Ковны в шести верстах. Сие известие дошло до меня поздно и уже через 12 часов по переходу неприятеля. Равно узнавши, что неприятель тянется к Янову левым берегом Вилии в больших силах, и также строит мост на оной возле Ковна; тот час послал я нарочного к ген.-лейт. Уварову и просил его, дабы он с вверенным ему кавалерийским корпусом держался как можно в Вилькомире до моего туда прибытия с войсками…и завтрашнего числа отправлюсь… в Шаты"– из рапорта Военному министру.

Первый организованный бой с начала войны, был предпринят отрядом 1-го корпуса графа Витгенштейна в Девельтово под Вилькомиром. Так как это был первый бой, остановлюсь на его описании подробнее.

Для прикрытия главных сил 1-го корпуса и для наблюдения дорог, ведущих из Шат и Янова к Вилькомиру в Девельтово в 6 верстах от Вилькомира был расположен арьергард под командованием ген.майора Кульнева в составе двух егерских полков, четырёх эскадронов гусарского полка, трёх сотен донских казаков и 6 орудий. 16(28) июня один из разведывательных разъездов доложил о приближении крупных сил противника со стороны Шаты. Генерал Кульнев приказал выдвинуть два орудия вперёд и когда кавалерийская колонна неприятеля появилась на дороге, выйдя из леса, дал команду открыть огонь. Прозвучал первый артиллерийский выстрел в этой войне – и он был наш, русский. Неприятельские войска, не имевшие при себе артиллерии, приведены были в беспорядок и скрылись в лесу. Генерал-лейт. Уваров, командир 1-ого кавалерийского корпуса выделил Кульневу в поддержку драгунский полк. Пехотный корпус графа Витгенштейна продолжал переправу своих частей через р. Свенту в Вилькомире. В полдень противник, получив поддержку и намерение отобедать уже в Вилькомире, предпринимает атаку. Кульнев чередуя артиллерийскую кананаду и кавалерийские атаки сдерживает противника в течении двух часов. Получив информацию о завершении перехода корпуса через Свенту он отходит в Вилькомир под прикрытием атак кавалерии на открытой местности и пехоты в кустах. Затем пройдя город, успешно переходит Свенту и ружейным огнём пехоты из-за заборов уже с левого берега реки обеспечивает переход реки оставшимся частям.

Известие о переправе неприятелей через Неман пришло в Вильну ночью с 12 (24) на 13 (25) июня. Ковенский городничий, Бистром, дал знать о форсировании Немана первый, прежде, чем пришёл доклад по военной команде.

Император Александр в то время находился на балу в загородном доме генерала Бенигсена. Министр полиции Ба- лашов (даже википедия даёт два варианта – Балашёв) тихонько доложил Государю доставленную из Ковно весть. Царь павелел Балашеву сохранять в тайне грозную весть, оставался на балу еще около часа, а потом провел в трудах оставшуюся часть ночи.

Призвав к себе государственного секретаря Шишкова, Государь велел ему теперь же написать приказ войскам о вступлении неприятеля в наши пределы. После длительного военного совещания, Александр I приказал 1-ой армии отступать к Свенцянам, а 2-ой армии Багратиона и корпусу Платова решительно действовать во фланг неприятеля.

Приказ Государя 17(29) июня был доведён до войск: «Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши, но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовы к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия.

Французский император нападением на войска наши при Ковне открыл первый войну. Итак, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего, как, призвав на помощь Свидетеля и Заступника правды всемогущего Творца небес, поставить силы Наши против сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество и свободу. Я с вами. На зачинающего Бог!»

13 (25) июня поздним вечером Государь призвал явиться к себе генерал-адъютанта Балашова (он же Министр полиции), по прибытии которого, сказал ему: «Я намерен тебя послать к императору Наполеону. Хотя впрочем, между нами сказать, Я и не ожидаю от сей посылки прекращения войны, но пусть же будет известно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем войну не мы».

Государь прочёл ему письмо, которое надлежало ему доставить Наполеону. Отпуская адъютанта, он поручил сказать Наполеону, что «если он намерен вступить в переговоры, то они сейчас начаться могут, с условием одним, и непреложным, чтобы армии его вышли за границу. В противном же случае ГОСУДАРЬ даёт слово – покуда хотя один вооружённый француз будет в России, не говорить и не принять ни одного слова о мире».

Между тем войска Наполеона быстро двигались к Вильне. 13 (25) Мюрат и Даву достигли Жижмор, куда на следующее утро перенесена была главная квартира. 14 (26) неприятель достиг Иеве, a 15 (27) кавалерия Мюрата имела уже ночлег у Рыконты. На следующий день, после незначительной сшибки французских гусар с нашими лейб-казаками, Наполеон занял Вильну.

Вступление Наполеона в Вильну было торжественно. Улицы и площади наполнились народом, многие из домов были украшены изысканными коврами, во всех окнах домов были видны нарядные с букетами цветов женщины, восторженно встречающие проходящие мимо колонны французской гвардии.

Генерал-адъютант Балашов, отправляясь в ночь с 13-го на 14-е июня, к рассвету прибыл вместе с двумя казаками и трубачом в селение Рыконты, где уже находился неприятель. У трубача входило в обязанность исполнять соответствующие аккорды в видимости противника, означающие приближение парламентёров. Балашов был препровождён к Мюрату. Мюрат, окружённый большой свитою и красовавшийся в изысканном неармейском костюме, встретив адъютанта Государя, первым начал разговор. «Очень рад Вас видеть и познакомиться с вами генерал! Кажется, здесь всё предвещает войну». Балашов на прекрасном французском изящно парировал укол маршала:-«Действительно, Ваше величество, кажется, Император Наполеон желает вести её».

Маршал, не зная нынешнего нахождения Императора, объяснил, где находится квартира штаба корпуса Даву и мило улыбнувшись, рысью ускакал со свитой к разноцветной толпе, стоявшей в конце улицы.

Даву встретил парламентёра с угрюмой, недружелюбной гримасой на лице. «Отдайте мне письмо, я его сам передам Императору» – проскрипел французский маршал. На ответ Балашова, что ему велено Государём передать пакет лично в руки Наполеону. Маршал, не меняя тональности в голосе, возразил: «Всё равно! Вы здесь не у себя, делайте то, что от вас требуют». Балашову пришлось смириться с требованиями недружелюбного маршала.

Только 18-го июня(30) поступило приказание отправить его к Наполеону в Вильну. Его привезли на квартиру Бертье, и в следующий же день, Наполеон, прислав за ним своего каммергера, графа Тюреня, принял нашего генерала в своем кабинете. По иронии, комната оказалась той же, в которй Александр I пять дней назад давал ему поручение. Обстановка комнаты была та же. На своем месте стоял стол в стиле Людовика XVI и мебель красного дерева. Только император был другой.

Любопытное освещение беседы Наполеона с Балашевым (он же Балашов) дает французский историк Вандаль. По его словам, французский император решил принять русского посла для того, «чтобы поощрить на будущее время посылку новых парламентёров, и поддержать, несмотря на войну, возможность последующих свиданий между монархами, чтобы Александр при первом же смятении своей души, после одного или двух проигранных сражений, знал, куда ему обратиться для капитулирования и передачи мирных и покаянных предложений. В то же время желая, приблизить другими способами этот момент беспомощности, он решил проявить пред Балашевым безграничную уверенность в себе, непоколебимое доверие к своим силам. Предполагая испугать русского видом своих сил и средств, он решил придать своей вежливости тон подавляющего превосходства».

Ниже по тексту приведу некоторые цитаты из аудиенции, данной Наполеоном Балашову в Вильно. «Со времени Петра I, с того времени, как Россия – европейская держава, никогда враг не проникал в ваши пределы, а вот я в Вильне, я завоевал целую провинцию без боя. Уж хотя бы из уважения к вашему императору, который два месяца жил в Вильне со своей главной квартирой, вы должны были бы ее защищать! Чем вы хотите воодушевить ваши армии, или, скорее, каков уже теперь их дух? Я знаю, о чем они думали, идя на Аустерлицкую кампанию, они считали себя непобедимыми. Но теперь они наперед уверены, что они будут побеждены моими войсками». «Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона. Беннигсен не годится: как он себя вел под Эйлау, под Фридландом! Я слышу, что император Александр сам становится во главе командования армиями? Зачем это? Он, значит, приготовил для себя ответственность за поражение. Война – это моё ремесло, я к ней привык. Для него это не то же самое. Он – император по праву своего рождения. Он должен царствовать и назначить генерала для командования». "После того как Александр был побит при Аустерлице, после того как он был побит под Фридландом, – одним словом, после двух несчастных войн, – он получает Финляндию, Молдавию, Валахию, Белосток и Тарнополь, и он еще недоволен».

«Я сделал большие приготовления, и у меня в три раза больше сил, чем у вас. У вас пехоты 120 тысяч человек, а кавалерии от 60 до 70 тысяч. Словом, в общем меньше 200 тысяч. У меня втрое больше».

На прощание с генералом Балашовым, Наполеон распорядился:– «Готовы ли лошади для генерала? Дайте ему моих, ему далеко ехать», намекая на значительное отступление русских армий за время исполнения Балашовым парламентских функций.

После убытия генерала Балашова из Вильно, Наполеон, подытоживая свою встречу с парламентёром Александра пишет в своих записках:– «Несколько дней спустя по моем вступлении в Вильну, император Александр прислал ко мне своего генерал-адъютанта Балашова… и требовал, чтобы мы возвратились за Неман…, решившись победить или умереть, но не вступать в переговоры, пока хоть один вооруженный иностранец будет попирать землю русскую. Эта решимость – величественна. Я приобрел уже столько выгод, что, казалось, должно было опасаться раздражать меня подобным предложением. Я дал почувствовать Балашову, что мне нельзя добровольно отказаться от плодов моих действий и возвратиться неуверенным в заключении мира… Для меня важно было достигнуть Двины, тогда мне удобнее было бы вступить в переговоры и требовать гарантий. Я приписывал поступок Александра желанию выиграть время, чтобы соединить рассеянные русские силы… Нашлись наивные люди, которые предполагали, что, приехав неделею раньше, Балашов успел бы восстановить мир, что русские отступили бы за Двину, а я за Неман, что город Вильна был бы объявлен нейтральным, и что новые соображения произвели бы новый переворот во вселенной. Все эти фразы очень звучны… Но разве можно предполагать, чтобы русские решились очистить Литву, когда 400.000 врагов стояло на берегах Немана? Какая держава, не потерявшая еще чувства собственного достоинства, решилась бы оставить свои области для исполнения нашей прихоти, – и какие при этом области? Ту самую Польшу, из-за которой началась война и которая восстала бы, видя, что русские очистили ее, чувствуя себя слабыми… Александр очень хорошо знает, чего требует от него слава, благо государства и память Екатерины, великой бабки его, чтобы решиться на подобное действие… Как бы то ни было, но возвращение Балашова в Дриссу не только не водворило мира, но, напротив, казалось, подало знак к самой упорной войне».

В день начала войны, князь Багратион, не зная, что она уже развязана в 4 утра Наполеоном, представляет Военному министру свои рассуждения о месте вероятного нанесения удара противником: «Я не могу думать иначе, как неприятель до сих пор делает одну лишь демонстрацию, и что его точное стремление не должно быть на те пункты, где его более ожидаем (моё дополнение- Гродно-Ковно). Его выгода непременная разделить наши силы и он, по мнению моему, будет стараться воспользоваться сим, как имел честь докладывать выше, у Устилуга, Влодавы и Бреста. … Неприятель не может не видеть, что при действительном впадении его в границы наши, чем он ближе будет к морю, тем более рискует быть отрезанным и истребленным. Из чего заключить следует, что сосредоточие сил неприятельских между Гродно и Ковно есть не что иное, как желание отвлечь наши силы от пунктов настоящих его стремлений».

Князь Багратион до последнего шанса быть поддержанным Государём, предлагал нанести упреждающий удар его армией и корпусом ген. Платова по направлению Белосток-Варшава. При непосредственной поддержке 3-ей армией, наносящей удар Брест-Варшава.

Но согласно военной доктрине, разработанной до начала войны, в случае нанесения первого удара по 1-ой армии, 2-ой армии предстояло отступать по направлению: Слоним-Несвиж-Минск-Борисов.

Князь Багратион, командующий 2-ой армией, получив весть о начале войны, в очередной раз уточняет с Военным министром путь своего отступления. В рапорте от 26 июля (14 июля по стар.ст.) он выкладывает свои расчёты: «Я считаю долгом поставить для соображений вашего высокопр-ства следующее примечание моё на пространство к пунктам предписанного мне отступления. Неприятель имеет от Ковно до Вильны 102, от Вильны до Минска 200 верст, от Минска до Борисова 75, итого 377. Если же от Вильно возьмёт путь по прямой дороге весьма удобной для переходу войск, оставя Минск вправе, то имеется до Борисова 321, следовательно менее моего тракту 18 верст. Ибо от Волковыска (от автора – находился штаб 2-ой армии) до Слонима 59, до Несвижа от Слонима 100, а от Несвижа до Минска 105, а от Минска до Борисова 75, а всего 339». Из расчётов князя понятно, что выход на Минск и Борисов подразумевает его армии бой, а возможно и крупное сражение ещё до объединения обеих армий.

Особенное внимание Наполеона при въёзде в Вильну привлекла Замковая гора ( изображена на рисунке выше по тексту). Несмотря на крутой подъем, он быстро взобрался на лошади на её вершину и около четверти часа любовался городом с того места, где четыре столетия тому назад основатель города Гедимин следил за движениями крестоносцев, угрожавших неожиданным нападением на Вильну.

Замковая гора (Гедеминиса) имеет свою легенду. В 1323 у Литвы появилась новая столица – Вильна. Согласно преданию, однажды Гедиминас охотился у подножия горы на месте слияния рек Вильни и Нярис. Убив огромного тура, он со своими дружинниками решил заночевать на горе. Во сне ему приснился одетый в железные доспехи волк, который выл, как сто волков. Призванный для истолкования сна верховный жрец Лиздейка пояснил, что Гедеминису на этом месте следует построить город – столицу государства и, что слава об этом городе разнесется по всему свету. Гедиминас прислушался к совету жреца. Был построен город, который получил свое название от реки Вильни. Сюда и перенес свою резиденцию из Тракая Гедиминас.

В XIV-XV вв. Великое княжество Литовское было реальным соперником- Орде и крестоносцам. Литовские князья Гедимин (1316-1341) и Ольгерд (1345-1377) всего за несколько десятилетий объединили вокруг своего молодого государства осколки Западной и Южной Руси – Полоцк, Минск, Киев (1362), псковские, смоленские, черниговские земли. Великое княжество Литовское и Русское (да, именно Русское) простиралось от Балтики до Черного моря. Был у Литовского княжества ещё один враг – Московия. Кто будет Русью, решил Иван III.

В состав Великого княжества Литовского к концу XV в. входило большое количество земель, которые ранее являлись частью Киевской Руси. Присоединение этих территорий, было одной из основных задач Ивана III. Между тем, в это время ухудшилось положение православного населения Литвы. Это было связано с Польско-Литовскими Униями и проникновением католичества. В таких условиях часть православных князей, ранее подчинявшихся великому князю литовскому, стала переходить вместе со своими владениями в подданство Ивана III.

Среди них были князья Воротынские, Одоевские, Трубецкие и другие (в основном имевшие земли по восточным границам Литвы в верховьях реки Оки). Эти переходы вызвали первую русско-литовскую войну 1487 – 1494 г. Война принесла победу России. Великий князь литовский Александр был вынужден признать переход князей в русское подданство.

Однако вскоре вспыхнула новая война (1500 – 1503). Дело в том, что на сторону Ивана III перешли и другие православные князья (среди них даже внук Дмитрия Шемяки). Крупнейшее сражение этой войны произошло в июле 1500 года на реке Ведрошь в Смоленской земле. В этой битве литовские войска были полностью разгромлены русскими. В плен попал даже сам командующий литовским войском гетман князь Константин Острожский. В результате этих двух войн в состав России были включены Чернигово- северская земля и восточная часть Смоленской земли с городами Чернигов, Новгород-Северский, Брянск, Вязьма и другими.

Иван четвёртый Грозный понимал, что взаимодействие с Европой России через враждебно настроенное Великое княжество литовское затруднено, начал в 1558 году самую длинную в истории России войну, длящуюся 25 лет.Поводом войны послужил отказ ливонцами выплачивать дань. По договору 1503 года, который завершил русско-ливонскую войну в царствование Ивана Третьего, ливонский орден обязался платить ежегодную дань Московскому государству за владение городом Юрьев (Дерпт,Тарту). Но дань не выплачивалась. Когда Иван Грозный указал, что за пятьдесят лет пора уже вернуть деньги, Ливония отказалась. Этот отказ Иван Васильевич воспринял как призыв к войне. Предлог войны был найден. Не предполагалось только , что война затянется на четверть века.

Во второй половине XYII века западнорусское дворянство почти поголовно совращено было в католичество. В губерниях с русским или смешанным русско-литовским и белорусским населением со второй половины XVII века появилось до 327-ми костелов и католических монастырей (кляшторы): Виленской губернии – 114, Гродненской – 43, Минской – 55,Витебской – 91 и Могилевской – 24. Причём некоторые костёлы были преобразованы из православных церквей. Все эти костелы в большей или меньшей мере были средствами окатоличивания и ополячивания местного населения.

Польские власти всяческими средствами противодействовали православным духовным лицам сноситься со своим епископством. Дальше – больше. В 1732 году, определены были следующие узаконения: церковь католическая не должна терпеть рядом с собою других вероисповеданий, православные лишаются права избрания в депутаты на сеймы, в областные суды и в особые коммиссии. Ограничения доходили до абсурда -православным священнослужителям торжественные похороны были воспрещены вовсе и они должны были хоронить мертвых только ночью, в сёлах не должны были иметь колокола при церквях.

Православие устояло в литовско-русских землях благодаря совокупности трех причин: стойкости русского населения и особенно крестьян, заступничеству России и внутреннему разложению шляхетского общества, ускорившему падение Польши.

Все дворяне не католики образовали в 1767 году в Слуцке союз и, требуя равноправности и терпимости вероисповеданий, обратились за помощью к России. Императрица Екатерина II приняла союз под свое покровительство и потребовала от Польши обеспечения веротерпимости для некатоликов. Был заключён Репнинский (князь Репнин был русским посланником в Варшаве) договор, ослабивший тяготы православных на территории Литвы и Белоруссии.

Вспыхнула так называемая барская (город Бар в Подолии) конфедерация, волновавшая Польшу целых четыре года, вовлекшая Россию в войну с Турцией и усмиренная наконец русскими войсками во главе с А.В.Суворовым. Целью этой конфедерации было сохранение всех древних прав и привилегий, которыми обладала римокатолическая шляхта и в первую очередь, лично судить своих крестьян. По окончании войны с Турцией, Россия согласилась на давние и настойчивые предложения Пруссии разделить Польское государство и произвела в 1772 году этот раздел, так называемый первый раздел Полыши между Пруссией, Австрией и Россией.

В результате первого раздела Российскому государству отошли Восточная Белоруссия и польская часть Лифляндии. Затем последовали второй и третий раздел. Во второй раздел – центральная Белоруссия с Минском и правобережная Украина (1793 г.). И третий раздел в 1795 году – западная Белоруссия, Литва (Вильна!), Курляндия (Эстония) и Волынь.

В Дрездене Наполеон собрал огромный запас провианта. Были созданы семнадцать фуражных батальона для перемещения продуктовых запасов вслед за армией. За армией шло 1500 четырехконных сухарных фур, несколько тысяч одноконных повозок, и громадные фуры на волах. И всех этих средств было достаточно для двухмесячного провианта на 200 тыс. человек. Остальной провиант Наполеон рассчитывал переправить по Висле и Неману и, наконец, надеялся на местные средства.

Для фуражировки лошадей во время маршевых перехоходов каждому кавалеристу выдали по серпу и по косе на двадцать человек.

Наполеон, получая жалобы от депутаций местного населения об имевшем место мародёрстве от военных, издаёт жёсткие приказы по войскам о суровом наказании за бесчинства мародёров.

Из дневников врача армии Наполеона Д.Рооса: «…виновные (в мародёрстве) подлежали смерти и поэтому в Вильне и около него происходили казни. На третий или четвертый день после того, как мы покинули этот город, мы встретили дивизию кирасир, выстроенных четырехугольником. Внутри его мы увидели четырех солдат, копавших землю. На наш вопрос, что это означает, нам ответили, что военный суд приговорил их за сделанные ими бесчинства к смертной казни. Они будут расстреляны и должны заранее сами себе вырыть могилы».

Первое, что можно прочитать из воспоминаний офицеров армии Наполеона, с чем столкнулась армия – нехватка продовольствия. Накопленные запасы продовольствия доставляли на волах, которые перемещались со скоростью, уступающей даже пешему ходу пехоты. Войска по ходу марша встречали безлюдные, брошенные избы. Неприятный запах внутри избы заставлял многих ночевать под открытым небом. Дожди и ночное похолодание не способствовали этому для многих оккупантов с юга Европы. Российские просторы и расстояния не дали русскому воинству сосредоточиться всем в месте наступления Великой армии, но и создало проблемы противнику с доставкой провианта. И второе, извечная проблема России – это дороги. Проливные дожди, сменившие изнуряющую жару, привели дороги в состояние болота. Если местный житель мог отложить свою поездку до наступления благоприятной погодной обстановки, то служивый живёт по приказу, который не отменяется из-за состояния погоды.

В отличие от британской армии, где каждый рядовой готовил себе пищу в собственном котелке, и русской армии, в которой готовили сразу на ротную артель, французы объединялись в небольшие товарищества по пять-восемь человек, имевших общий большой котелок.

Собравшись у костра, солдаты садились вокруг котелка и сообща ели из него. За тем, чтобы каждому досталась более-менее равная доля, бдительно следили. Считалось неприличным есть второпях, обгоняя боевых товарищей. Гвардейцы имели собственные тарелки, так что, приготовив кашу или похлёбку, сразу распределяли её по отдельным порциям.

Офицеры получали несколько рационов рядовых. Лейтенант – 1,5, полковник – три, маршал империи целых 24. Конечно же, съесть столько одному человеку было не под силу, поэтому причитающуюся порцию можно было забрать звонкой монетой и купить на неё всё необходимое. К примеру, хорошего вина, копчёного мяса – или вообще заказать ужин в ресторане.

Из воспоминаний Фабер дю Фора: «3-й армейский корпус форсированными маршами дошел до Милятуи, где, наконец, ему дан был отдых, чтобы дождаться, пока подтянутся многочисленные группы отставших. Не прошло двух недель с начала кампании, а голод был уже таким сильным, что шесть фунтов хлеба стоили по четыре экю, или один альбертсталер, – это вынуждало солдат извлекать выгоду из всего, только чтобы добыть сколько-нибудь денег для покупки необходимого. Предметом открытой торговли становились даже конские шкуры».

В день солдату французской армии полагалось 550 грамм белого или серого хлеба, 240 грамм рыбы, 200 грамм солонины, 30 грамм риса и 60 грамм сушёных овощей. Запивать всё это можно было четвертью литра самого дешёвого вина и одной шестнадцатой литра крепкого спиртного, в качестве которого использовали что придётся. Чаще всего -привычные европейцам ром, бренди или кальвадос.

По ходу повествования книги я буду часто в качестве иллюстраций использовать рисунки немецкого художника Фабера дю Фора. В звании лейтенанта он прошёл с Великой армией Наполеона всю Русскую кампанию в составе корпуса маршала М. Нея. Он носил с собой книгу для записей, в которую заносил свои наброски и заметки, выполненные карандашом, чернилами или акварелью. Художник использовал каждый свободный от службы момент, чтобы зафиксировать карандашом, или тем, что было под рукой, свои впечатления.

Из воспоминаний художника Фабера дю Фора: «29 июня 3-й армейский корпус выступил из Евы и к полудню прибыл в Киргалешки на берегу Вилии, вода в которой значительно поднялась из-за непрекращающегося дождя. Мост через реку был сожжен, пришлось разбить бивуак на берегу и ждать, пока он заново не будет наведён.30-го, к полудню, мост был готов, и 3-й армейский корпус начал переправу на противоположный берег. Непрерывный проливной, дождь превратил наш бивуак в болото. Земля раскисла, и идти по ней было почти невозможно. На другом берегу мы вскоре наткнулись на многочисленные холмы с отвесными склонами, приходилось карабкаться на них, чтобы выйти к Судерве, но преодолеть эти препятствия удалось с большим трудом. Когда колонна взобралась на эти высоты, и туда с невероятными трудностями удалось втащить несколько пушек и фургонов, причем приходилось запрягать в два раза больше лошадей, то эта дорога в результате оказалась так разбита, что колеса проваливались по оси и даже глубже. Пришлось искать другую дорогу, которая по тем же причинам скоро пришла в такое же состояние.

Пало несколько сотен лошадей, и их трупы в грязи обозначили первые два лье продвижения 3-го армейского корпуса на его пути к Вилии. Этот первый переход нанес такой ущерб конному парку, что в Вильне из-за отсутствия лошадей для перевозки пушек пришлось оставить 12-ю батарею и половину резервной артиллерии».

27 июня по н.ст. войска под началом Жерома Бонапарта, преодолев речку Лососянку вторглись на территорию России и на следующий день вошли в Гродно. К этому времени ген. Платов покинул город и находился в Ищолне, выполняя предписание Государя следовать через Лиду на Сморгонь с целью соединения со своей 1-ой армией.

После Тильзитского мира в Западной Германии было образовано Вестфальское королевство, править которым стал Жером. В 1807 Наполеон устроил его брак с принцессой Екатериной Фредерикой (1782-1835), дочерью короля Фридриха Вюртембергского (королевство в Германской империи). Вестфальский королевский двор разместился в Касселе, где Жером зажил в роскоши и блеске, совершенно не интересуясь проблемами своих подданных и выполняя все разорительные для страны требования Наполеона. Пренебрегая супругой, он окружил себя сонмом любовниц и пустился в безудержный разгул. Подданные немцы прозвали его "веселым королем". Какие-либо средства, появлявшиеся в казне, немедленно пускались на королевские развлечения.

Когда Жером вошёл в оставленный генералом Платовым город Гродно 30(18) июня, то его образ жизни, к которому он привык до войны, ничем не изменился. Он разместился во дворце вице-губернатора Максимовича, который покинул город вместе с генералом Платовым. Здесь шли непрерывные праздники и балы. Как вспоминал польский улан Петр Лаговский, «любимой забавой этого короля было купаться, роскошно отдыхать и танцевать». Танцы и вино занимали почти все время Жерома Бонапарта в Гродно. Пробыв в городе пять суток, он упустил возможность навязать Багратиону сражение. Его брат, император Наполеон, был очень недоволен и раздражен подобными выходками Жерома.

Уже в июле 1812 года Жером был отстранён от должности и отправлен его старшим братом, Императором Наполеоном, в его владения. Но за то недолгое время, что Жером Бонапарт пробыл в России, он успел получить от русских ехидное прозвище "король Ерёма"– намёк на распутство и халатное отношение к долгу, к поручению, а может просто – производная от его имени- Жером.

Согласно предвоенного плана в случае превосходящих сил противника генералу князю Багратиону было предписано выходить с войском на соединение с первой армией по направлению: Новогрудки – Слоним – Несвиж – Минск – Борисов. Следуя плану отступления, князь в Зельве 30 июня получает именной приказ от Государя следовать по направлению через Новогрудок на Вилейку.

Багратион получил первые сведения о присутствии войск Даву на пути своего следования 3 июля (21 июня) от еврея, который сообщил, что французы занимают местность в районе деревни Трабы. Сначала этому известию не было придано значения, потому что оно не подтверждалось донесениями Платова. который по расчетам Багратиона, должен был уже выйти на Вильно – Минскую дорогу.

Но вскоре было получено донесение генерала Дорохова, которое удостоверило верность показаний еврея. Подтверждение наличия противника в районе деревни Вишнево подтвердил и курьер от Платова.

Отряд генерала Дорохова численностью около 4 тыс. человек как и Платов входил в состав первой армии и искал возможные пути соединения с армией Барклая де Толли. Ища возможность обойти противника с целью выйти на Вилейку, Дорохов вывел свой отряд в район Воложина. Багратион уведомил Дорохова, что он идет к нему на присоединение и предписал ему удерживать Воложин, и начал переправу через Неман в районе Николаева. Большая часть армии уже находилась на правом берегу Немана, когда вдруг были получены известия, что противник занял Слоним и Зельву, a кавалерия Жерома, прибывшая со стороны Гродно, показалась y местечка Липнишки, в 25-ти верстах к северо-западу от переправы войск Багратиона через Неман.

Багратион приказал закончить переправу и вернуться.

План Императора Наполеона был на волоске от исполнения. Расколоть и по очереди разбить. В условиях того времени, когда у командующего нет ежечасно возможности согласовать свои действия с соседней армией, принять унизительное для своего воинского самолюбия судьбоносный приказ на отступление – золотого стоит. Стремительная переброска дополнительных сил противника по хорошей дороге Вильно-Минск обеспечило бы неминуемую победу Наполеону. Плюс к этому – действия, ещё не снятого со своей должности старшим братом, Жерома в тылу Багратиона.

Под населённым пунктом Мира князь Багратион немного утолил своё ущемлённое в Николаеве воинское самолюбие. Но об это позже.

Потерянное переправой через Неман время, заставило Багратиона дать команду об ускоренном передвижении войск. Только в Несвиже после изнурительного марша, сопровождаемого непрерывным дождём, армия Багратиона и отряд Дорохова получили необходимую передышку. Генерал Платов получил приказ задержать в районе Мира авангардные части противника.

После неудачной попытки армии князя Багратиона выйти через Николаев (4 июля, 22 июня по старому стилю) на соединение с первой армией, командующий второй армией в своих рапортах Государю, начиная с Тимковичи (под Несвижем), настойчиво просит предпринять армией Барклая де Толли решительного боя с противником. «Простите, Августейший Монарх, смелости, с каковою дерзаю предлагать Вам сию спасительную и единственную по мнению моему меру против наглого стремления неприятеля – и уверению, что напав с твердым предприятием, без сомнения уничтожены будут его надежды, родившиеся от отступления» – пишет князь Багратион из Тимковичи.

Первый этап войны для 1-ой армии, от начала войны до выхода её из Дрисского лагеря, это полоса непрекращающегося отступления с незначительными стычками арьергарда разного уровня с авангардом или разведывательными разъездами противника.

Из рапорта Военного министра Государю от 16(28) июня: «С 3-м и 4-м корпусами выступаю я отсель сего числа в 4 часа по утру…в три марша к Свенциянам,…где может быть дано будет генеральное сражение Наполеону». Подтекст рапорта – получить соизволение Государя, как главнокомандующего, на проведение генерального сражения в районе Свенциян. Но его не следует. За всем стоит Фуль (Пфуль) Карл Людвиг Август, барон, российский военный деятель, генерал-лейтенант армии (1808).

Пфуль(Фуль) Август – учитель военному делу императора Александра. Будучи военным теоретиком, оторванным от боевой практики войск, считал, что не генеральное сражение, а изнуряющий противника на незнакомой местности маневр, решает исход военных действий. Он в 1811 был привлечён к составлению стратегического плана войны с наполеоновской Францией. Предложенный им план оборонительной войны, сводился к следующему взаимному действию двух армий: – одна (1-я Западная) должна была, опираясь на Дрисский лагерь, сдерживать противника, а другая (2-я Западная) действовать ему в тыл. Однако уже в начальный период боевых действий с французами выяснилось, что армии как шары на наклонной поверхности стали разбегаться в разные стороны в условиях реальной местности и действий противника. Стало очевидно, что его стратегический план ведения войны не соответствует сложившейся обстановке и может привести лишь к разгрому обеих армий, причём, по отдельности.

Окончательно несостоятельность плана Пфуля стала очевидна, когда основные силы 1-ой армии находились в детище Фуля – Дриссе, а войска 2-ой армии за 300 вёрст в Слуцке.

Командиры корпусов 1-ой армии по приказу своего командарма стягивают свои войска в район Свенцяны. Только 6-ой корпус 1-ой армии, дислоцирующийся в начале войны в районе Лиды к моменту сбора основных сил армии у Свянциян не смог выйти в район ему предписанный командармом. Корпус с незначительными боями с противником в районе Ошмяны форсированным маршем выдвигался на соединение со своей армией.

Барклай де Толли командует своим корпусам прекратить временно отступление 1 июля и оставаться до особого приказа в районе Свенцян, чтобы транспортным обозам дать возможность углубиться в тыл армии. Возможно, что он ещё не потерял надежду получить изволение Государя на генеральное сражение в районе Свенциян. Это сражение дало бы реальную поддержку в стремлении 2-ой армии осуществить план по соединению с 1-ой армией через направление Николаев- Вилейка. Но стратегия ведения войны согласно плана Пфуля перевесила, и распоряжения на проведение решительного сражения в районе Свенцяны от Государя не поступило. В начале июля командармы 1-ой и 2-ой армий получают приказ на отступление в район Дрисского лагеря.

Наполеон принял боестолкновения с русскими (6 корпус первой армии) в районе Ошмяны, как выход головы армии Багратиона в этот район. Он приказывает своему младшему брату, Иерониму Бонапарту, срочно выйти с войсками из Гродно и двинуться за армией Багратиона. Маршал Даву усиливает свои силы, следующие в направлении на Минск, в районе Ошмяны. Именно наличие этих воинских частей противника поставило войска Багратиона в условия срыва выход армии князя через Николаев на соединение с 1-ой армией.

Марш отступления корпусов 1-ой армии от Свенцян до Дриссы ни чем не примечателен. Из рапортов командиров корпусов всё обыденно однообразно – видели противника то там, то сям; преследовали неприятеля; отступили.

9 июля 1-ая армия полностью вошла в лагерь при Дриссе. Опытные вояки, осмотрев дрисский лагерь, нарекли его гробом для армии. За спиной лагеря протекает река Дрисса, имеющая в этом месте ширину от 200 до 500 метров. Наличие трёх мостов не успокоило их. Большое течение реки и её излучина в сторону наступающего противника вызывала горькую усмешку вояк. В случае явного превосходства сил противника и необходимости отступить – сгорят все под огнём противника и вода реки не поможет. От самого укрепрайона в сторону реки идёт длинный пологий уклон вниз, а для каждого артиллериста известно, что спускать орудие по склону труднее, чем его поднимать, особенно в условиях необходимости отступать под огнём противника. Наличие леса по левому флангу лагеря давало возможность противнику незаметно подойти к лагерю. Большое количество оврагов на территории лагеря затрудняло бы взаимодействие подразделений, обороняющихся во время боя.

Приближалась дата празднования исторической Полтавской битвы, почитаемой на Руси с времён императора Петра I. 26-го июня (8 июля по н.ст.) Государь, в канун исторической Полтавской победы Петра Великого, известил Главнокомандующего 2-й армией, что последует скоро бой согласно генерального плана барона Пфуля. В этот же день был написан приказ, имевший целью поднять дух русской армии, несколько упавший от беспрерывных отступлений. В этом приказе предвещалась скорая встреча с врагом. Приказ 27-го июня по старому стилю был обнародован войскам.

«Русские воины! Наконец, вы достигли цели, которой стремились. Когда неприятель дерзнул вступить в пределы Нашей Империи, вы были на границе, для наблюдения за оной. До совершённого соединения армии Нашей, временным и нужным отступлением удерживаемо было кипящее ваше мужество остановить дерзкий шаг неприятеля. Ныне все корпуса первой Нашей армии соединились на месте предназначенном. Теперь предстоит новый случай оказать известную храбрость и приобрести награду за понесённые труды. Нынешний день, ознаменованный Полтавской победою, да послужит вам примером. Память победоносных предков ваших да возбудит к главнейшим подвигам. Они мощною рукою разбили врагов своих; вы, следуя по стезям их, стремитесь к уничтожению неприятельских покушений, за Веру, Честь, Отечество и семейства вашего. Правду нашу видит Бог и ниспошлёт на вас Свое благословение».

Но планируемого сражения при Дрисском лагере не произошло. Был собран военный совет, на котором было высказано предположение, что неактивность войск Наполеона и личное его нахождение ещё в Вильне вызвано намерением Императора обойти 1-ую армию с правого фланга, оставив её в Дрисском лагере безучастной. На этом совете были Аракчеев(главный начальник Императорской канцелярии), князь Волконский (флигель-адъютант императора Александра I), Пфуль, Кляузевиц (адъютант Пфуля), Толь(генерал-квартирмейстера 1-й армии) и адъютант князя Волконского, Орлов. Волконский категорически поставил вопрос перед бароном Пфулем, что следует пред-принять в случае обхода неприятелем лагеря? Пфуль запальчиво ответил ему, чуть не перейдя на свой родной язык, что все это есть результат неисполнения его планов Барклаем, и он теперь ничем помочь не может. В комнате, где проходило совещание, установилась долгая тишина. Император Александр всё слышал, находясь в соседней комнате, ему стала очевидность опасности сложившейся ситуации. Скрип стула из соседней комнаты вывел его из состояния тяжёлых мыслей. Он встал с кресла и широким, решительным шагом направился к двери. Войдя в помещение совета, он прямо с порога глухим голосом объявил свой приказ о выходе войск из лагеря в направлении на Витебск.

Вследствие изменения первоначального плана действий, войска 1-й Западной армии, за исключением 1-го пехотного корпуса, оставленного у Покаевцев для охранения пути к Петербургу, двинулись 3(15) июля двумя колоннами вверх по правой стороне Двины в направлении на Полоцк.

Оперативную задачу 1-го пехотного корпуса ген. Витгенштейна была чётко определена приказом командарма за №464 от 4(16) июля: «Ваше сият-ство с вверенным вам корпусом присоединив к оному запасные батальоны и эскадроны отрядов кн. Репнина и Гамена, остаетесь отделены для действий против того неприятельского корпуса, который быть может перейдет Двину у Динабурга и вообще для прикрытия всего края от Двины до Новгорода. Операционная ваша линия суть от Дриссы, через Себеж, Псков к Новгороду. Хотя и дается вам сие отступное движение, но оное должны вы делать в таком только случае, когда будет действительно иметь превосходящего в силах против себя неприятеля. В противном же случае предоставляется совершенная воля перейти на левую сторону Двины, действовать с решительностью наступательно и разбивши неприятеля, возвратиться обратно на правый берег Двины. 1-я армия в состоянии будет в случае надобности вас подкрепить, но далее в.с. будете действовать уже одни. Направление 1-й армии будет из Полоцка на Витебск или Невель".

«18-го вечером мы приблизились к русскому лагерю у Дриссы и к его окопам. При непрерывном приближении к главным окопам, необычно высоким и снабженным большим количеством бойниц, у многих, вероятно, сердце забилось удвоенным или утроенным темпом. Чем ближе мы подходили, тем тише становились все; не слышно было ни звяканья оружия, ни покашливания; ни одна лошадь не заржала. Казалось, что и лошади умеют ходить на цыпочках. В любое мгновение ждали мы громового приветствия из этих окопов и их жерл и тихо подвигались к ним. Вдруг туман, застилавший нам глаза, рассеялся, тишина сменилась шепотом и затем хохотом; за огромными окопами не было ни одной пушки, ни одного солдата. Наверху бродил мужичок, которого раньше приняли за солдата, а посланные патрули скоро принесли известие, что русские на заре покинули свой лагерь и эти окопы». Из воспоминаний врача французской армии, Роос.

Казачья кавалерия атамана Донских казачьих войск генерала от кавалерии М.Платова дислоцировалась в начале войны под Гродно и входила в состав левого крыла первой армии Барклая де Толли.

Получение приказа от государя Александра, с требованием перемещения через Лиду на соединение с первой армией стало неисполнимо после выхода войск маршала Даву из Вильно на Минск. Князь Багратион предложил ему временно войти в состав его второй армии. М.Платов обеспечивал своими молниеносными и неожиданными атаками отход основных сил. Кроме этого он обеспечивал своевременными разведывательными данными штаб второй армии князя П.И.Багратиона. Командующему 1-ой армии не хватало маневренного корпуса Платова, о чём он неоднократно в своих рапортах Государю с сожалением докладывал.

Платов в своей тактике ведения боя часто использовал традиционный казачий тактический прием – "вентерь" (заманивание противника с последующим его окружением). Использование тачанки в годы гражданской войны в России было прообразом тактики "вентерь". Место для сражения в районе Мира генералом Платовым было выбрано не случайно. При подходе к Мир со стороны Новогрудок по обе стороны дороги находятся лесистые холмы. На них в качестве засады Платов расположил по сотне казаков. В самом Мире под прикрытием домов перед мостом через реку был выставлен полк В.А. Сысоева, выделенный князем Багратионом из состава армии в помощь Платову. Свои главные силы Платов сосредоточил в роще между Мир и деревней Симаково. Заманивающая сотня казаков размещалась перед деревней Пясечка.

Утром 27 июня (9 июля) 1-й эскадрон 3-го польского уланского полка из 29-ой бригады генерала К.Турно, обнаружив казаков в районе деревни Пясечка, напал на него. Отступающая к Мир казачья сотня втянула в наступление все три вражеских эскадрона. Одновременный удар казаков из засад и с деревни Симакова привёл к окружению полка противника. Вырвавшиеся из окружения остатки полка спешно отошли к Кареличам.

Подкреплённый новыми войсками бригады генерала Турно, противник предпринял новую атаку. Но казаки снова заставили неприятеля отступить.

На карте боя при Мире 9 июля (27 июля) видим замок Радзивиллов. По легенде именно предок рода Радзивил- лов посоветовал могущественному князю Гедеминесу по- строить город Вильно на том месте, где ему приснился железный волк, воющий как сто волков. За ценный совет, и не только, князь повелел отмерить главному предку Радзевиллов столько земли, пока будет слышна охот- ничья труба. На самом деле Радзевилл получил намного больше земельный удел, от Слуцка до Мира.

Среди многочисленных членов рода Радзевиллов были рыцари, воеводы, гетманы, маршалы, сенаторы и даже первый кардинал Литвы. Это был богатейший род Вели- кого княжества литовского. Где огромные богатства- там бытуют невероятные легенды. По одной из них- сущест- вовал подземный туннель между замком в Мире и не- свижским замком Радзевиллов. Якобы по нему могла про- ехать карета, запряжённая тремя лошадьми.

В 1811 году владелец радзевилловских земель Доминик со своей семьёй ухал в Варшаву, где на свои личные деньги экипировал и возглавил польский кавалерийский полк, принимавший участие на стороне Наполеона во вре- мя Отечественной войны. Этот факт показателен своим отношением литовской и польской знати к Российскому государству, к которому по юрисдикции в 1793 году пе- решли их земельные владения. Хотя они оставались хо- зяевами своих владений, но потаённо им претило рос- сийское правление, имея глубокие исторические корни другого происхождения.

В начале двухтысячных годов я ехал на поезде Полоцк- Молодечно и был случайным свидетелем разговора мо- лодого человека с девушкой. По задаваемым взаимным вопросам было понятно, что они не были знакомы до этого момента. Один вопрос юноши меня удивил: "ты ка- толичка или православная?" Этот вопрос так поразил ме- ня, что я больше не слышал ни слова их разговора да- лее. Нет, улышал её ответ- "католичка" и увидел широ- кую, довольную улыбку юноши. Мои мысли стали "шара- хаться" от одного моего заключения к дугому выводу, от одного факта к другому. Как после почти века насажде- ния атеизма и необычайно продвинутого начала двад- цать первого возможен такой бытовой, естественно про- звучавший вопрос? Я смотрел на проносящиеся в окне белорусские леса, нащупывая ответ на поставленный са- мому себе вопрос. Конечно я помнил, что предполагае- мые зарубежные западные жёны российских императо- ров принимали православие. Но это было века назад.

Амбициозная, прямо говоря, оккупационная внешняя по- литика российской государственной власти в 18 веке за- ложила основу этому вопросу. Никто не спросил народы Литвы и Белоруссии о желании жить под управлением российской власти. С её крепостным правом, с её искон- ным, врождённым пренебрежением к народу. Естествен-но, следом за властью начинается интенсивная экспан- сия основной её религии на территорию Белоруссии- пра- вославия.

Распространение католичества в Литве и Белоруссии началось задолго до Крещения Руси в 998 году как со сто- роны Византии так и со стороны скандинавских стран. Распространение православной константинопольской ве- ры по территории Белоруссии началось с Полоцка, где был построен Софийский собор в 1044 – 1066 годах по рас-поряжению Полоцкого князя Всеслава Чародея. Истори- ческаю участь Белой Руси сложна из-за своей немного- численности населения, а от сюда, невозможности про-тивостоять двум своим соседям: Польше и Московскому государству, позднее России. Церковная уния Белоруссии по-своему содержанию перевешивала то на сторону Поль-ши, то на сторону Московского княжества (государства). В 1596 году польская каталическая уния утвердилась на Белой Руси на 243 года. Единственной православной епар- хией только с 1633 по 1792 годы была Могилевская (Бело- русская) епархия с кафедральным центром в Могилеве на Днепре.

Вера накладывает свой отпечаток на быт, нравы народа и конкретного человека. Поменять веру можно, но это не определяет, что завтра человек это свершивший, поменя- ется сам. Отсюда и вопрос молодого человека к девушке. Даже, если молодые люди пренебрегут разностностью своих вер, это не означает отмену мнения своего старше- го поколения, а иногда и категорического "нет" из уст ро- дителей.

Командующий 2-ой Западной армией князь Багратион направил к Миру дополнительную помощь Платову. На 10 июля отряд Платова имел 2500 регулярной кавалерии, до 5000 казаков, 1000 егерей, а также 12 орудий 2-ой Донской артиллерийской роты.

Прибывшее подкрепление расположилось южнее деревни Озерски и в районе дороги Мир-Несвеж с 12 пушками. Последний укреплённый район являлся основным, и главновное его назначение было не дать возможность прорыва неприятеля в сторону отдыхающих после длительного марша войск князя Багратиона. По тому, как быстро пришло подкрепление Платову можно судить о чрезвычайной близости хвоста армии Багратиона от противника. Медлительность действий войск младшего брата Наполена, Жерома Бонапарта , была на руку действиям 2-ой армии князя Багратиона. Скоро за его медлительность он перейдёт в подчинение маршала Даву. На что Жером обидится и вообще покинет театр военных действий.

Утром 10 июля 4-я легкая кавалерийская дивизия польского графа Рожнецкого в составе 28-ой и 29-ой легких кавалерийских бригад под началом генерала Дзевановского и генерала Турно соответственно (всего шесть уланских полков), подошла к Миру и заняла его, казаков там уже не было.

Платов на следующий день намеревался повторить маневр, так удачно прошедший накануне. Он расположил большую часть казаков скрытно влево от большой дороги за домами деревни Симаково, и основную часть за холмами, находящимися южнее деревни, рассчитывая увлечь противника отступлением частей, занимавших большую дорогу и заставить его войти в деревню. Горя желанием отомстить за последние неудачи, Рожнецкий, не хотел ни с кем делиться лаврами и лично разгромить отряд Платова. Он не стал дожидаться прибытия артиллерии, которая шла с дивизией Каменьского, и отклонил совет генерала Дзевановского не торопиться с дальнейшим маршем.

В пяти верстах от Мира, миновав деревню Симаково, следовавший во главе колонны 15-й польский уланский полк обнаружил казачьи посты на опушке леса. Рожнецкий не знал, что силы Платова значительно увеличились. Он выстроил свои полки в боевую линию эскадронных колонн и двинулся через лес за деревней Симаково на холм. Начался бой. Казаки то наседая, то отступая, втягивали поляков на основные силы Платова, находящиеся за опушкой холма. Но Рожнецкий не втянулся в ловушку, подготовленную ему Платовым. Свежа была в памяти конфузя вчерашнего дня. Он приказал приостановить бой.

Атаман Платов, видя, что поляки не дают себя выманить, решил предпринять общую атаку. Бой, с переменным успехом, длился с трех до шести пополудни. Ситуацию коренным образом изменил, подошедший отряд генерала Кутейникова, рассредоточенный между деревнями Озерски и Подлесье и прикрытый двумя высокими холмами от противника. По приказу Платова (он досконально изучил заранее местность предстоящего боестолкновения) генерал Кутейников обходным броском неожиданно нанёс с тыльной северо-восточной стороны из-за холма у деревни Озерски поражающий удар по дивизии польского графа Рожнецкого.

Вот как описывает атаку вахмистр 7-го полка дивизии Рожнецкого Дмоховский: «Полки так смешались в пыли на распаханном поле, что столбы пыли казались одним, поднявшимся до небес, облаком. Не могли узнать друг друга. Все кричали: ура! ура! Одни звали: назад! другие: вперед! Наконец, разобрались, но в сомкнутых колоннах не могли ни стрелять, ни рубиться, а только, не тратя времени, били по-мужицки кулаками по бокам и по затылку, и то не прежде, чем ветер немного развеял пыль».

Хотя сражение длилось почти до десяти вечера, но исход его уже был ясен. Сражение под небольшим белорусским городком Мир было одним из первых, завершившихся победой войск Российского государства в войне с полчищами Наполеона.

Платов в рапорте после завершения баталии сообщал князю Багратиону: «Поздравляю Ваше Сиятельство с победою и с победою редкою – над кавалериею. Что донес Вам князь Меньшиков, то было только началом. После того сильное сражение продолжилось часа четыре. Грудь на грудь; так что я приказал придвинуть гусар, драгун и егерей. Генерал-майор Кутейников подоспел с бригадою его и ударил с правого фланга моего на неприятеля, так что из 6 полков неприятельских едва ли останется одна душа, или, быть может, несколько спасется, а Вашему Сиятельству описать всего не могу – устал и лежачий пишу на песке». Напомню, что генералу Платову в это время шёл 61-й год.

Население местных деревень попряталось в погреба и на чердаки на время боя. Из их рассказов говорилось, что "казаки много стреляли из луков". И это не случайно. Для выполнения очередного выстрела из пистолета или ружья уходило не менее одной минуты для средне подготовленного кавалериста. Как правило, в сухую погоду заряжали оружие заранее перед боем. Использование лука позволяло применять его в любую погоду и с достаточно высокой скоростью стрельбы.

Казаки для быстрого ориентирования в незнакомой местности брали с собой расторопных, знающих хорошо здешнюю местность мужиков.

Отношение к раненым противной стороны было разное. После боя под Миром "подобрала одна старуха раненого поляка – всё стонал – и взяла к себе в избу. Пришёл казак, снял с него башмак, a там много денег было. Так один что ли золотник дал старухе и сказал: «На тебе, бабушка, чтобы было на что похоронить». С другой стороны, даже враги отмечают гуманность русского солдата. Когда они после отступления от Романово 14 июля н.с. на следующий день возобновили марш в сторону Слуцка, то обнаружили в часовне, близ которой проходил накануне бой, своих раненых хорошо перевязанных и снабжённых всем необходимым.

Интересно, на примере доклада князя Багратиона о победе генерала Платова под населённым пунктом Мир военному министру увидеть время доставки почты курьером.

Рапорт князя Багратина: Ген. от инф. кн. Багратион ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, 28 июня 1812 г. из Несвижа. (10 июля по новому стилю).

"…через адъютанта моего князя Меньшикова, бывшего в сем деле, получил денесение ген. от кав. Платова, что бригада польских улан, состоящая из трех полков под командою ген. Турно, вышедшая на рассвете 27-го числа из Мира, после нескольких часов весьма упорного сопротивления, была совершенно разбита, обращена в бегство. Преследуя и поражая бегущего неприятеля, взяты в плен подполковники Радзилинский и Суминский, несколько офицеров и много рядовых, а бригадный генерал Турно едва спасся с небольшим числом улан от трех полков оставшихся. С нашей же стороны убитых и раненых не более 25-ти человек. Доводя до сведения ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА первый подвиг в сию кампанию войск под моим начальством состоящим, я буду иметь счастие вслед за сим всеподданнейше донести о всех обстоятельствах дела сего».

Дубликат рапорта Багратиона от 28 июня (старое исчисление) был отправлен Военному министру. 3 июля (ст. исч.) «по повелению главнокомандующего армией г. ген. от инф. воен.мин. и кав. Барклая де Толли объявляется: Сейчас получено из 2-й Западной армии приятное известие о новом успехе оружия нашего. Там при местечке Мир ген. Платов с казаками своими истребил совершенно три целые полка неприятельской кавалерии. Теперь ваша, храбрые воины, очередь наказать дерзость врага, устремившегося на отечество наше. Время к тому уже наступило. Мы перешли Двину не для того, чтобы удалиться от него, но для того единственно, чтобы, завлекши его сюда, положить предел бегству его, чтобы Двина была гробом ему".

Из вышесказанного следует, что рапорт от Багратиона был получен накануне, т.е. 2 июля (ст. исч.). Значит от Несвижа до города Дрисса (ныне, Верхнедвинск), где в это время находилась штаб квартира 1-ой армии, рапорт князя находился в пути пять суток. С учётом необходимости обхода войск маршала Даву и возможности наткнуться на разведывательные разъезды противника курьером, путь посыльного составлял приблизительно 450 километров. Следовательно, скорость перемещения курьера была порядка 100 км. в сутки.

Генерал Ферстер получает от командующего 2-ой армией приказ, изучить дорогу от Бобруйска до Борисова (обход Минска с востока). Значит, Багратион планировал выйти на соединение с 1-ой армией по этому пути. Выход на Минск из Несвежа стал уже не возможен. Начали поступать в Несвеж обозы с имуществом из Минска, высылаемые губернатором из столицы губернии. Беженцы сообщили, что по их убытии из Минска, авангард противника попадал в поле зрения минчан.

Дорога Слуцк – Свислоч была ближе для достижения Борисова, но из-за своей скудности не была взята в расчёт. После Слуцка до Бобруйска других дорог, чтобы организовать обход противника не было. Из информации начальника от нженерии Ферстера о состоянии дороги Слуцк-Бобруйск следует, что она местами требует восстановления плотин и местами, проходя мимо болотистой местности, позволяет проходить только в линию дороги. Пропуская способность войск была очень низкая, поэтому войска Багратиона входили в Бобруйск в течении четверо суток.

Основные силы противника после боя под Романово были перекинуты в направлении Минска для усиления сил маршала Даву.

16 июля, по новому стилю, Наполеон, имея информацию о том, что 2-ая Западная армия Багратиона, растянувшаяся по тракту Слуцк-Бобруйск, и временно не представляющая никакой угрозы, выходит со своей старой гвардией из Вильно в направлении главных сил русских войск – 1-ой Западной армии.

В заключении темы о выборе пути прорыва 2-ой армии для соединения с 1-ой приведу слова Барклая де Толли в рапорте Государю от 20 июля (н.ст.) из Остервляны. «Та малая часть неприятеля, которая заняла Борисов в ту же почти минуту могла быть опрокинута авангардом 2-ой армии, ежели б она взяла направление свое из Несвижа не на Бобруйск, но на Игумен. Впрочем ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ самим все обстоятельства известны, и потому удерживаюсь от всех дальнейших по сему предмету рассуждений".

Многое вскрывается после этих слов Военного министра. На стороне Багратиона -лучшее знание обстановки в районе Несвиж. Но с другой стороны – полный выход целой армии из реальных боевых действий на театре войны почти на 10 дней. И это должно было быть очевидно командарму. Из текста Барклая де Толли понятно, что эта тема обсуждалась с императором Александром ранее. Князь упрашивает Государя дать разрешение на сражение 1-ой армии, а сам отдаляется от театра боевых действий, уходя в лесистые болотистые дебри Белоруссии. И измотав почти месячным маршем свои войска, соединяется наконец с 1-ой армией под Смоленском.

Когда Барклаю де Толли стало очевидно, что Багратион следует в Слуцк, он приказывает (19 июля по н.ст. получен приказ ) Платову выдвигать свою кавалерию по маршруту Слуцк-Бобруйск-Могилёв. Со Слуцка Платов переходит опять в прямое подчинение 1-ой армии. Уже 20 июля, выйдя из Бобруйска, Платов обнаруживает команды противника. Из рапорта князя от 20 июля Государю видим, что Багратион полон надежд занять Могилёв. Из сведений полученных от пленных, он получает информацию о намерении Даву упредить его в захвате Могилёва (фактически в это время основные силы Даву уже заняли Могилёв). Состояние войск в том же рапорте он оценивает следующими словами: «Moгу сказать, что одно непомерное желание в людях драться, поддерживает до коле их силы, но лошади не только под артиллерией, обозами, даже и под кавалериею, сколь ни хороши были при начавшихся движениях, и сколь невыгодное имели продовольствие, но уже приходят, в изнурение и я начинаю бояться за людей, что бы не потерять доброй готовности, и того более, чтобы при подобном теперешнем марше, не начали изнемогать в силах своих». И это результат полного нежелания Багратиона выходить армией на дорогу Несвиж-Игумен. Да, дорога петляет из-за болот и далеко не идёт в сравнение с дорогой Вильно-Минск. И Жером своими войсками поджимал бы не менее как под Мир. И Даву врезал бы в авангард войск князя. Но тогда бы и Барклай де Толли не отступал, а нанёс бы удар по противнику в направлении подходящего Багратиона. Оба командарма ожидали начала решительных действий друг от друга – и в отсутствии оных – один отступал, другой искал менее проблемный путь для соединения армий.

Мои рассуждения упредили ход дневника, вскоре я вернусь в хронологию, согласно дневника, как костяка книги.

На военном совете в Дрисском лагере нахождение Наполена с начала войны в Вильне расценивали как тонкий военный расчёт – дождаться момента наибольшего расчленения русских армий и связав их действия отвлекающими боями, силами войск, в основном находящимися в Вильне, осуществить обходной удар или в направлении Санкт-Петербурга или в сторону Москвы.

Поэтому одним из решений на совете было – выведение 1-го корпуса в составе 1-ой армии в особый статус, как отдельного корпуса, с задачей перекрытия возможного нанесения удара по направлению на столицу.

Задержка Наполеона в Вильно на самом деле была вызвана необходимостью решения польского вопроса, тем более на фоне наречения им войны, польской.

29 июня (11 июля) в кафедральном костёле в Вильно произошёл торжественный акт воссоздания унии Литвы с Польшей, тем самым соглашения о разделах Речи Посполитой от 1795 года были признаны утратившими силу. Выдержка из вступительной речи: «До настоящего исторического момента всё слагалось на нашу гибель. Зато теперь всё идет к нашему восстановлению. Польша должна существовать!.. Мы восстановляем Польшу на твердыне права, данного нам природой, на объединениях наших предков, на святом праве, признанном всем миром, которое было купелью рода человеческого… Несмотря на продолжительную отторгнутость, жители Литвы, Белой Руси, Украины, Подолии и Волыни – наши братья. Они поляки, как и мы, они имеют право пока звать себя поляками».

После сейма члены конфедерации чинным нестроевым шагом направились к своему спасителю, Императору Наполеону. Чтобы придать моменту соответствующую торжественность, один из офицеров охраны Наполеона, наблюдавший из окна второго этажа за толпой ряженых мужиков, вдруг свернувшей с улицы в сторону парадного подъезда дворца Император, дал команду караульному открыть дверь. Дежурный доложил Императору о приходе очередной депутации. Наполеон, стоящий у массивного стола, на котором была разложена на половину сложенная карта, даже не оглянулся на доклад вошедшего.

Кивнув головой, он дал понять офицеру, что он свободен. Последнее, что увидел дежурный, по-строевому разворачиваясь для выхода из помещения, резкое движение руки Императора в сторону карты, и палец, слегка прогнувшийся от соприкосновения со столом, воткнутый в карту. Император, с довольной улыбкой, вытянувшись по-военному, некоторое время смотрел на карту, затем, резко развернулся и пошёл к двери.