Читать книгу Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква "Д" - Евгений Валентинович Подолянский - Страница 1

Оглавление

Родом из армянской семьи на Кавказе пройдя по конкурсу, не имея профессионального образования, был принят хористом Тифлисского театра. Затем Владикавказ, Бердянск, Ставрополь, Ростов и, наконец, в 1876 году Москва, Народный театр Танева. Где играл роли фатов, простаков и комиков. Но успех к нему пришёл, когда он стал исполнять цыганские песни, романсы. Вот в этом амплуа, поющего цыгана, публика рыдала, женщины кричали «Ура» и чепчики бросали в воздух. Но голос певца, как шампанское из початой бутыли – искрящая, триумфальная по началё, затем сходящая на нет. И уже сипящий, старческий голос и сопутствующее этому – забвение и бедная старость. Незавидная участь многих, по зрелости «звёзд» искусства, в наступающей и неизбежной старости.

Род Давыдовых хотя и считается русские древние корни. Но если исходить, что родословная ведётся по мужской линии рода, то оказывается, что он имеет глубинные корни из логова Большой орды. В 15 веке, когда в Московии правил Московский Великий князь Василий Тёмный, дед Ивана Грозного, из Белой орды прибыл знатный мурза (аристократически титул тюркских ханств, принц) Минчак. В то время Великий Московский князь ещё за царя над собой считал Казанского хана. Мурза Минчак был принят князем с должными почестями. Какие главные цели были для прибытия на дальнейшее жительство мурзы, восток – дело тонкое, не известно. Но он не только обосновался в Москве, но и принял святое крещение Православной вере и оставил после себя четырёх сыновей: Давыд – дал начало рода Давыдовых; Увар – род Уваровых; Оринко – род Оринкиных; Злоба – род Злобиных. Денис Давыдов был двенадцатым коленом с начала рода Давыдовых. Особенностью рода было полное отсутствие царедворцев в рядах знатного рода. Это были служивые дворяне на военном поприще.

В 1793 году во время смотра полка, которым командовал отец Дениса Давыдова, графом А.В.Суворовым был примечен резвый мальчишка Денис и он в шутку изрёк : «Ты выиграешь три сражения». Денис долго не ждал свершения предсказание будущего генералиссимуса, и в тот же вечер выколол детской саблей глаз своему дядьке, проколол шлык (головной славянский убор) няне и, напоследок, отрубил хвост дворовой собаке.

Детство поэта закончилась и началась военная служба. Первая кампания против Наполеона, окончательное присоединение Финляндии, боевые действия в Молдавии против турок и как венец лихих воинских сражений героя очерка – Отечественная война 1812 года. У меня написана книга « Харе фиглярить», на основе вымышленного дневника Наполеона I. В ней в хронологическом порядке рассматривается весь 1812 год. Есть в моей книге материал о боевых непосредственных командирах Дениса Давыдова – Багратионе ( война с Наполеоном) и Кульневе ( война в Финляндии). Наш герой не обойдён своим вниманием ни кинематографом, ни в литературе. Знаем его в первую очередь как командира одного из первых партизанских отрядов времён Отечественной войны 1812 года. Отступление 2-ой армии под командованием князя Багратион, в подчинении которого был Д.Давыдов, через леса и болота юга Белой Руси (да, и !-я армия Барклая де Толли придерживалась той же тактики) вызывала слухи среди офицеров о возможности заключения мира Государя с Императором. Хотя находясь ещё в Вильне, на момент перехода Наполеоном границы Российского государства, царь поклялся в противостоянии вероломному противнику, если придётся, до берегов Тихого океана. Но, всякое может быть. Ведь отступаем и практически без боя. И уже вся Белоруссия под врагом. Смоленск бездарно уступили врагу. Не ровен час, попросим мира, а там обяжут участвовать русскую армию в наполеоновской военной авантюре – поход в Индию. Харе, мол, ненавистным англичанам там «снимать сливки» с богатого, благодатного Индийского полуострова. Ну, нет уж! Наотступались, надо действовать! Вокруг с детства знакомые места, где он с упоением читал свои первые книжки о подвигах Суворова в Италии – Бородино, Семёновское, речка Колочь, где удил рыбу по закату солнца, будучи мальчишкой. Давыдов обращается к князю Багратиону с дозволением ему организовать партизанский отряд из своего полка, который будет не в лоб сражаться с противником, а «перпендикулярно» – внезапно из засады. «Эх, был бы должностью пониже, сам бы первым с этим горячим, как я, офицером поскакал на коне из засады с шашкой на перевес бошки срубать супостату» – подумал про себя князь. Соизволение командарма незамедлительно последовало. А дальше – смотрите фильм.

«Первоклассное светило русского музыкального мира, взошедшее к нам, впрочем, с запада. Своё музыкальное образование окончил и свою известность славного виолончелиста упрочил господин Давыдов первоначально заграницей. В Петербург он водворился лишь с шестидесятых годов и – будем льстить себя уверенностью – навсегда (мне, как представителю более поздней эпохи известно, что остался и даже похоронен на Введенском кладбище города Москвы). Что касается национальности, то, кажется, виолончель нашего маэстро – космополитка. Она «поёт» и «говорит» на всех языках. По своему редкому искусству, г. Давыдов в праве должен был бы титуловаться Орфеем, но он предпочел звание директора петербургской музыкальной консерватории и императорского солиста. А, вместо того, чтобы, подобно Орфею, пленять con amore (любовно) лирическую природу своей игрою, даёт концерты в Большом театре и извлекает своим чародейским смычком такие сборы, которые мифическому Орфею показались бы в свою очередь мифом». Вл. Михневич, «Наши знакомые».

Не только национальность было трудно определить однозначно известного драматического актёра, но и узнать его возраст. Эта последняя особенность представителей Мельпомены русской, подчёркиваю – русской, сцены была характерна не как для актёров как для актрис. Гримёры театра заслуженно отрабатывали свою зарплату на сто. Безусловно, «состарить» молодого актёра проще для сцены. «Омолодить» -может только виртуоз-гримёр. С походкой? Здесь проблема. Менялись театры у Далматова, а желание скрыть свой возраст у актёра сохранилось, включительно, до Императорского Александринского театра. Тайну своего возраста актёр донёс до самой могилы. «Существуют только молодость и старость, лет не существует» – отвечал любопытным до этого Василий Пантелеймонович. «А когда Вы будете праздновать свой юбилей?» – шли на хитрость назойливые любопытные. «Никогда. Я не так наивен, чтобы выдавать тайну моего возраста за серебряный портсигар, который мне торжественно поднесут в день моего юбилея» – парировал актёр. Причуда? Специально задуманная актёром интрига? Не знаю. Но это реальный факт.

Владимир Иванович был полиглотом, в полном смысле этого слова. В своего отца, эта способность у маленького Володи открылась в детстве и имела наследственное начало. Знал 12 языков, и если бы была необходимость, с лёгкостью бы освоил следующий иностранный язык. Это позволяло ему с уверенностью определить родину происхождения любого слова, слышанного им в обиходной речи. Впервые услышанное слово, где бы он ни был, он записывал, упомянув и смысловое его значение, на отдельной карточке. Этот почин им был положен ещё со времён его службы во флоте после окончания Петербургского морского кадетского корпуса, продолжен во времена исполнения им обязанности врача-хирурга во многих военных кампаниях и вообще был своеобразной формой личного хобби по всей его жизни. Особенно плодотворно в этом плане было время, проведённое им по службе в Оренбурге и в Хивинском походе 1839-1840 годов. Обилие разного воинского люда, в особенности казаков, с Урала, Дона, Сибири, да и местных: оренбургских и астраханских, необыкновенными темпами обогатило его коллекцию карточек. Во время похода из Оренбурга в сторону Узбекистана (первый поход, неудачно сложившийся для русского казачьего воинства) пришлось использовать верблюда всецело для перевозки тюков с карточками Даля. Поэтому, когда А.С. Пушкин прибыл в Оренбург по причине сбора исторических данных о ходе Пугачёвских бунтов для своего нового, задуманного им литературного творения, и посетил жильё Даля, воскликнул: «Да Вам милейший Владимир Иванович настала пора браться за словарь казацкого языка», увидев гору исписанных листков размером в четверть площади кабинета хозяина. «Берите шире, уважаемый Александр Сергеевич, – русского» – ответил Даль, слегка покраснев от смущения. Милый мой читатель, не ищите эту речь в чьих либо воспоминаниях или записках. Это придумка моя. Но факт, встречи Пушкина с Далем в Оренбурге, неоспорим. Это была не первая их встреча. Первая встреча состоялась в Петербурге, на которой Даль преподнёс поэту экземпляр только недавно изданной книги «Русских сказок». Последняя встреча состоялась в квартире на Мойке тоже в Петербурге – у последнего ложа смертельно раненого поэта.

Все мы знаем, как в кинематографе некоторые новые фильмы кладут на полку и судьба некоторых так и не появиться ни на экранах телевизоров, ни на экранах кинозалов. Причины этому разные. И стареют они, покрываются пылью, и судьба их не меняется к лучшему с годами. Приблизительно такая судьба была первой законченной оперы композитора – «Эсмеральда» по роману Вальтера Скотта «Собор Парижской богоматери». Автор не понимал, чем история молодой, несчастной, парижской девочки претит дирекции Императорских театров довести оперу до сцены. Проходит год, три, пять – и судьба постановки оперы на сцене не подвигается ни на йоту. На дворе начало пятидесятых. Друг композитор, М.И. Глинка, закончивший постановку своей оперы «Жизнь за царя», разводит руками и пожимает плечами – мистификация, судьба -находит он единственный ответ. Проходит ещё год. Даргомыжский хлопотал, просил о каком-то хоть решении – всё безрезультатно. Оперу не делают публичною. Конечно, композитор не бездействует в это время, сочинят мелкие музыкальные произведения – романсы, пьесы. Рука на более серьёзное, крупное не поднимается. Довлеет страх очередного фиаско. Хотя в голове уже витаю музыкальные образы новой оперы «Русалка». Уже очередная опера Глинки «Руслан и Людмила» звучит на сцене Императорского Мариинского театра, а его «Эсмеральда» по-прежнему молчит уже восьмой год. За это время он даже предпринял поездку заграницу, махнув на всё рукой и с желанием подальше удалиться от назойливых вопросов знакомых – «Ну, как опера? По-прежнему!? Ах! Ах!». Знакомство с различными заграничными музыкальными деятелями временно уводило его от горьких дум о судьбе «Эсмеральды, и как отмечает сам композитор – благотворно сказалось на его душевном состоянии. Появился скептицизм к своему крупному музыкальному первенцу. За границей музыкальный талант Даргомыжского был признан. Появились положительные отзывы о музыкальном таланте Даргомыжского в ведущих газетах Европы. И, возможно, это заставило дирекции. Императорского театра взять с полки запылившуюся партитуру оперы композитора и начать её постановку на сцене театра. Прошло восемь лет до этого долгожданного исхода оперы с полки на сцену. Пусть не в столице, а в Москве, но это был долгожданный, очень долгожданный, почин. Оперу «Эсмеральду» поставили на сцене московского театра в декабре 1847 году, и имела большой успех. Но только в 1851 году оперу поставили на сцене Александринского театра столицы. Некоторые зрители шли на оперу вновь и вновь. Принятие оперы публикой был очевиден. Даргомыжский, ободрённый успехом, устремляется к дирекции театра с законченной оперой «Торжество Вакха» – и, не поверите, история повторяется – очередную оперу не допускают к постановке её на сцене. Мистификация на лицо. В пору такой обречённости тронуться умом. Кантаты новой оперы «Русалка» вмиг смешались в голове, стремясь разрозненными кусочками в разные, отдалённые извилины головного мозга. Автора даже закачало и бросило в жар. «Чертовщина! Неужели опять нужны годы?! Неужели опять эти унизительные уговоры?!». И такому обороту можно найти ответ. В целом та эпоха в музыкальной жизни характеризуется ростом популярности водевиля. Даже Глинка со своими народными операми стал сдвигаться со сцены. Что уж говорить о Даргомыжском.

Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква

Подняться наверх