Читать книгу Янтарь и злато Феокриста - Евгений Владимирович Мошков - Страница 1

… у пера янтарный стержень, а нити из простой рыболовной лески. Метафорично… Я со всем остервенением заглотил наживку, что уже двадцать лет гниет в этом проклятом особняке. Старомодный инструмент письма вгрызается в кожу, втягивает жизненную силу, чтобы потом вновь отдать её. Год за годом моя кровь сохнет на пергаментах, оставаясь единственным ключом к избавлению.

На листок падает нервная, чем-то до глубин естества запуганная, дрожь четверки свечей. Я бы открыл старые шторы, снял с потрескавшегося окна всю бахрому! Но за всей этой пылью не улица. Во всяком случае, не настоящая. И не день солнца сгорает там, по ту сторону теней жизни, а простая лампа накаливания. Сколько ещё сидеть здесь?..

Скрипнул стол, кончик янтаря погрузился в смолу чернил и заскользил по пергаменту. Колдовство… Едва коснусь, буквы полезут алые – то настоящая кровь! Моя кожа усыхает, складываются морщины, а листок восстанавливает чистейшую белизну с новой строкой. Всякий раз в пальцы проникает жгучая боль, как стрекающими клетками морской твари. Под эпителий к нервным окончаниям, в глубь мышц и до стертых костей…

Я не знаю, чего от меня хотят. Пытался сбежать, срывая древнюю паутину и разнося покосившийся сруб! Но лишь Она способна выпустить меня на свободу. Только лишь в Её воле прекратить это.

Закончил, настроил радио. Последняя связь с внешним миром… Меланхолия тягучего джаза уймет боль, прогонит жажду изловить мучителя и порвать его в клочья кровавых ошметков! Всё равно палач ускользает, только попадется на глаза. А ненависть, желание отомстить за все страдания смертью и стенаниями, зря перегораживает путь к спасению. В ненависти нет свободы, ярость не принесет избавления.

Что-то не так получилось… Перечитаю четверостишие, забравшее ещё несколько лет жизни:

Почему Ей не нравится? Достаточно абстрактное представление всех трудов, что легли на дно бесплодной тишины. Каждая прописная буква и мне, и листку – ранение! Сочится кровь, стекает в трещины трухлявого стола. Но одна из свечей потухла… Значит, у меня ещё три четверостишья на попытку исполнить волю мучителя. Затем наказание…

Вы заключали когда-нибудь договор с дьяволом? Такие дела плохо заканчиваются, не так ли? Моя ситуация куда как хуже… Дьявола можно понять, он преследует конкретные цели. Абсолютное зло, что чистейший свет или непроглядная тьма, пусто и легко воспринимается. Но я в ловушке сил, обладающих ещё большим могуществом, при этом подвластных лишь одному понятию – искусства! И оно столь невообразимо, высоко и низменно одновременно, что мой ум просто не способен утолить его влечений. Неужели я навек здесь, взаперти?..

Разум, лишенный рассудка; беспробудный танец без единого движения – вот мой палач, мучитель и та самая Она…

Черт… Нужно писать дальше, хоть не имею желания. Только ожидая конца, пусть одного и того же, но всё же – Эпилога. Я могу и не дожить до финала, тогда всё начнется с начала.

Ещё четыре строки под треск радио и аромат старенькой трубки, что пыхтит сухим табаком:

Снова потухла свеча, у меня ещё две попытки исправить “произведение”. Я всегда чувствую, как рядом появляется Она и легонько, едва слышно, задувает огонек… Готов поклясться, что ощущаю и девичью ладошку у себя на плече. Внутренним взором останавливаю момент вьющихся золотых кудрей, а периферия улавливает рукав свадебного платья. Она рядом, всегда… Когда сплю, стоит у кровати и смотрит. Когда забиваю трубку, где-то на границе взора разминает табачную смесь. Когда настраиваю радио, сквозь помехи шепчет мое имя – Сакрос… Феокрист…

– Пошла к черту, тварь! – с дури, поддавшись выжженным нервам, я отшвырнул тяжелый стол в стену.

Мебель ударилась о брус, разлетелась в щепку и подняла облака вековой пыли. В этой дымке, на самое мгновение, проскочила нежная фигурка… Только блеснула фарфором и скрипнула суставами, после чего радио само переключилось. Не пострадало от падения? Ха! Как всегда, если до моих ушей надо что-то донести!

Свежие новости, женский голос сообщает: «Сегодня утром на Шутовской улице произошло радостное событие! Владелец сети мануфактур, годами не встававший с постели от неизлечимого заболевания, смог сам выйти из поместья. Родственники сообщают, что больной не только идет на поправку, но и выглядит на десятилетия моложе…»

Меня обуял кровавый кашель, а с головы упало несколько седых волос. Тяжело дышать, сердце стучит неровно…

– Верни мне молодость, ублюдок!.. – только прохрипел я приемнику, с удара ноги разворотив его в дребезги.

Пружинки, проводки, куски дерева… Всё это вернется в исходное состояние, достаточно моргнуть. А мне нужно передохнуть. Я бы этого мануфактурщика пустил на мелкие куски, лентами сдирал бы кожу и ткани! Вырвал бы его жадное сердце! Но здоровье, отданное другому, точно не вернуть. Урод и не знает, чья боль питает его бестолковую, жалкую душонку…

Подхожу к окну, раздвигаю золото занавесок и кружева тюли. Они такие театральные… Как стащили из какой-нибудь оперы. Увы, за стеклами один и тот же концерт: расписные и яркие бутыли домиков, совершенно одинаковые внутри; бесцельно снуют прохожие – дядьки в пиджаках при статусной обуви, их игрушечные женщины, что давно продали себя и рассудок; бездомные, нищие, дети и старики… Все в одном суповом наборе, искусственное давно не обманывает меня своим внешним, и я отчетливо вижу содержание. Оно безразлично мне, ведь… как и снаружи, это постановка.

Миниатюра Шутовской улицы с десятками марионеток. Игра пространства, света и зеркал наделяет реалистичностью, однако электрический свет от лампы выдает весь гадкий умысел.

Гадкий умысел шута…

Раздался стук в одну из дверей. Скорее, пара громких ударов… Наверное, там выход на свободу. Увы, я не могу вышибить эту преграду. Любую другую, но не эту! Её защищает некая магия и мне плевать, какая именно. Не пускает, вот и всё свойство мерзкого заклятия.

А я обернулся, почувствовав пристальный взгляд. Он вонзился в затылок, что острый кинжал промеж шейных позвонков… Стол на месте, радио и свечи тоже. Намек, что пора возвращаться к делу?

Но я не буду собой, если не попробую ещё раз. Подошел к запертой двери. Как межкомнатная фанера общежития батраков… Пальцем проткну! И всё же – нет. Удар с ноги сотряс весь чулан, на краткий миг можно уловить разлетающиеся щепки. В доске, без нарушения целостности, образовалась дыра. Так же, на долю секунды. Дверь на месте, ничего ей не будет от грубой физической силы. Я словно ребенок, не способный преодолеть простейшего препятствия!

У меня всего две свечи в запасе. Ненавижу поэзию… Нет, духом воспринимать высокие тона – приятно, правда! Даже самому писать! Но!.. Не из нужды. И не так, когда любое творение обречено на бессмысленное исчезание в пустоте моей темницы.

Однако, таков уговор: я отворяю мучителю шедевр и обретаю свободу! А всякая строфа, пусть и не принятая Ею, позволит отвлечься и заняться немного любимым делом. Или прогуляться по особняку.

Так… Вторая забивка табаком. Потрескавшийся бриар, верный в своей резьбе, провожает ароматы на вкусовые рецепторы – дым льется напитком, успокаивает и напоминает, что он же с удовольствием и убьет меня. Курить вредно, да… Не так, как насильственный труд, конечно! Или пытка, присваивающая наше трудовое наследие; голод или надрыв под стремлением вырваться из всей этой агонии. Но вредно. Кто ж спорит?!

Ах, ты тупая дрянь… Думаешь, не слышу? То, как готовишься задуть очередную свечу? Как мягкая поступь подбирается со спины?

Я не поэт, твою же мать! Что опять не так?! Почему тебе нравится скрежет моих зубов, падение оторванных локонов и удары стопой о гнилые половицы? Рифма… примитивная, детская и банальная. Структура? Глупая, излюбленная плаксивым юнцом на коленях перед Невестой! Но я душу излил, тварь!..

Дряхлый старик, запертый в яслях… Резчик табачных трубок, занятый мазней собственной кровью по осточертевшему пергаменту! Вот, кто я здесь. Это не мое место, но мною оно занято.

У меня скрипят шарниры пальцев, уже проступил подшипник за порванную кожу. Да, и я тоже… Живой разум, мыслящее самосознание – марионетка из фарфора, кости и плоти! С каждой неудачей, с очередным дурным стихом, Она заменяет часть на деталь от куклы. А сырье, что пускают на запасные детали? Вон, в углу валяется.

Десяток кукол, покрытых копотью и сажей, пылью, трещинами. Стараются моргать так, чтобы я не заметил… Выглядит жутко и, если увижу, могу и доломать игрушки. Да и нравится мне это… Как настоящие, словно живые! Кто осудит? Приговор давно вынесен, со мной просто нечего делать.

В целом… Три четверостишья, неудачных. То есть, двенадцать строф. У меня есть право пройтись или посидеть в мастерской немного. Жаль, чтобы я там не сделал – останется в особняке. Труд, который мне так дорог, возможно произвести лишь в холостую! Не это ли ужас любого творца, что приходит еженощно?