Читать книгу Люди (и) идиоты - Евгений Вячеславович Манкос - Страница 1

I. Люди

Случилась эта история незадолго до выпускных лет, во время летних каникул, которые мы проводили небольшой, но веселой компанией. Нас было четверо: сам я-рассказчик, наша одноклассница, мой друг Алеша и его брат Антон. Последнему исполнилось тогда 18 лет, он уже поступил в МГИМО, строил себе жизнь и хотел найти любовь, потому что одиночество выносить не мог. Он всегда был человеком, ведущим за собой, весьма лёгким на подъем, от чего часто происходили забавные случаи. Например, однажды на одной обыкновенной для него тусовке загородом, он поспорил с кем-то, что прыгнет в детский бассейн с крыши дачного дома. И ни секунды не промедлив, Антон, под овации и крики друзей, залез на мощеную крышу трехэтажного коттеджа, разбежался, и, поскользнувшись на краю, с криком полетел вниз. Безусловно, спор был выигран, приз в виде утешительных трех тысяч рублей получен, но закрытый перелом руки, смещение тазобедренной кости и сотрясение мозга все же говорят об этом персонаже намного лучше любых слов. Очевидно, что он обожал находиться в центре внимания, поэтому и находился с нами во время поездки не только из соображений безопасности и ответственности за младшего брата. Что же касается внешности, то обделен ею он не был точно. Лицом пошел в мать, а все остальное перенял от отца, что в совокупности дало почти модельную фактуру: среднего роста и спортивного сложения тела. Волосы его были черные, длинные – он всегда ходил с желтой резинкой на голове. Нос же походил на греческий идеал нашего времени, а глаза блестели зелено-голубым цветом, ровно, как и у брата, только чуть более темным. И, разумеется, наш восемнадцатилетний господин пользовался успехом у противоположного пола, ибо был не только красив, но и умен, как мы можем понять по его обучению в престижном институте Москвы, пускай и на платном курсе. Антон имел некое незримое превосходство над братом. Хоть и было оно не существенным по отдельности, но ощущалось при общении, чувствовалась неуверенность со стороны Леши, да и разница в один-два года все же виднелась.

У каждого из нас были свои собственные цели и планы, в том числе и у нашего юного авантюриста.

Нашу одноклассницу звали Екатериной. Миниатюрная, милая особа с длинными, пушистыми, русыми волосами, которые всегда пахли ее любимыми цветущими хризантемами. Зеленые глаза всегда излучали луч бесконечно яркого света, а лицо олицетворяло беззаботного и наивного ребенка с искренней улыбкой. Семья Кати была не полная, но любви всегда хватало сполна. Несмотря на отсутствие мужского воспитания, мать и родная бабушка справились с нелегкой ношей: Мать, судя по рассказам, все время работала, пытаясь прокормить семью, а с внучкой оставалась Лариса Ивановна – женщина резкая, строгая, но справедливая. Бабушка часто рассказывала ей истории из своей молодости, пекла что-то домашнее и обожала Катю неимоверно. Поэтому девушка эта была неестественно добра, умна не по годам и даже несколько хитра. Но я до сих пор не понимаю, как ее рассудительность могла вязаться с эмоциональным и вспыльчивым характером. Но при этом, Катерина совмещала в себе то милое и застенчивое создание, которое никто никогда не замечал в школе, кроме нескольких таких же отшельников, как и она сама. Разумеется, Катя не могла подозревать о том, что будет происходить с ней в те роковые моменты истории, повлиявшие в итоге на несколько судеб сразу. А на ее особенно.

Мой друг, Алеша, парень хрупкого телосложения, но достаточно высокого роста. Он рассказывал, что кровь в нем текла ядреная, яркая- Абхазская. Отсюда и свойственный, горящий взгляд, выраженные черты лица и уже сформировавшаяся растительность. Волосы на голове у него были кудрявые, что немного мешало общему восприятию его резкого образа, а русская половина от матери заставляла в сумме оборачиваться четырнадцатилетних девочек на улице. Этот молодой человек был весьма искренним, ранимым и упорным, в нем были заложены и лидерские качества – даже проигрывая в детстве с огромным счетом, Алеша никогда не сдавался, подбадривая товарищей по команде. Но самой главной его бедой в то время была любовь к Кате. Несмотря на все качества характера, все же никак не решался рассказать о своих чувствах русской красавице. Основным препятствием был страх стать отвергнутым – некий замкнутый круг. А сама Катя была обособленной от всех, если мы говорим о страсти и мимолетных чувствах. Она умела, будто бы закрывать какую-то дверь, не впуская в себя ничего лишнего или, по ее мнению, опасного для ее настоящего и будущего.

Я всегда подначивал Алешу, потому что понимал – ему срочно нужно изъясниться с ней наедине. В ином случае, он рисковал упустить свой, вероятно, последний шанс на счастье с прекрасной и неповторимой девушкой. Ваш покорный слуга имел похожий опыт в своей жизни- похожей внутренней борьбы, в которой проиграл в итоге, отчего мучаюсь, бывает, до сих пор. Отсюда и активное желание поддержать товарища в трудном любовном начинании.

II. Предыстория

После окончания 10 класса, Катька, будучи нашим общим другом, для кого-то товарищем, а для кого-то любовью с младшей школы, предложила поехать в Санкт-Петербург на несколько дней. Была это ее давняя мечта, еще с самого детства: увидев фотографию летнего Зимнего дворца, она тут же решила для себя, что рано или поздно окажется там. Мы с удовольствием согласились на эту авантюру. Я – из-за страсти к архитектуре, истории и прекрасным видам, Алеша, по причинам нам очевидным, а Тон (это было его прозвищем, которое он получил еще в школе за свои пререкания с преподавателями) всегда хотел поиграть на своей любимой гитаре на Невском проспекте, привлекая взгляды девиц всех наций и возрастов, прикованных к одинокому, юному и талантливому музыканту…

Алексей никому ничего не рассказывал, ну, почти ничего и никому: «Я тону в ней, но каждый раз выползаю сухим из воды, понимаешь? Будто бы мне кажется это все…Но я знаю точно, что я готов встать на колени ради нее, готов целовать прелестную ручку, говорить глупости вечно, шутить и краснеть! Она прекрасна! Но главного сказать и в мечтах своих не могу – боюсь». – Рассказывал мне мой товарищ во время нашей душевной пьянки накануне поездки. Если мы пили с ним вдвоем, то это всегда оборачивалось разговорами о вечном и больном.

Я чувствовал в нем эту нить неуверенности и страха уже достаточно давно, порядка нескольких недель. Но на его же счастье, понимал его глубину переживаний только я, его лучший друг и человек, хорошо предугадывающий характер и личность людей. (Как мне казалось тогда).

Всю жизнь Алексей представлялся мне открытым и радостным парнем, но в тот период сомнений, во время которого он большую часть времени сидел дома, лишь единожды приехав ко мне с бутылкой бренди, что-то невообразимое вдруг начало отталкивать от любого общения и контакта с ним, будто на его месте появилась другая, более томная личность, погруженная в свои размышления о будущем и насущном. В одиночестве он начал писать стихи, в надежде на то, что однажды сумеет их прочитать своей возлюбленной в ночи, находясь под одним одеялом, которое бы согревало их души, как согревали бы истинные строчки о любви. Редактируя их, он присылал мне примеры, ожидая критики и исправлений. Но я пытался объяснить то, что не важны строгие правила стихосложения, когда речь идет о таких серьезных чувствах. Привожу одну из последних его работ, не скорректированную мною:

Хочу построить башню до небес,

Хочу на самый пик взобраться,

И словно ангел над младенцем, вооружившись лунным светом,

Вести тебя сквозь темные леса,

.Хочу прижать к груди,

Хочу услышать запах хризантем, почувствовать твою заботу,

Не знать обид, несчастья, горя, слез.

Хочу избавить душу вечного калеки

От истязающего чувства боли, от смерти в омуте из грез .

Я эгоист! Но я люблю. Люблю душой и сердцем смелым,

Готов ради Тебя, моя царевна, успех Геракла повторить.

Мальчишкою в тебя влюбился и сам себе я сразу слово дал –

Я защищу, я не предам!

Я одарю тебя любовью и заботой,

Опорой буду, другом, мужем,

Я разделю с тобой любую непогоду, я дом построю,

Чтобы фасады в цвет твоих бездонных глаз.

Ты так прекрасна, милая моя,

Прошу, взгляни, дай знак, позволь понять, что я достоин,

Разве не видишь ты, что болен?

Неужто я безвременно угас…

Разве не чувствуешь ко мне любви той,

Что с детства ангелы в своих сонетах внушают юным сорванцам…?

Да будет так, моя царевна,

Я ждал, я жду, я буду ждать,

Прошу, запомни мое кредо,

Прошу, позволь себе не забывать…

.

Я все же считаю, что это самое успешное его стихотворение. В первую очередь, с точки зрения истины и эмоциональности, вложенной в эти строчки. Они пропитаны болью, любовью и страхом! Прелесть ведь, не так ли?

Что касается Вашего рассказчика, то он не столь лиричен в проявлении своих чувств. Я предпочитаю больше практичность и расчетливость, что позволяет сразу понять и очертить свое будущее с тем или иным человеком. Но все мы люди, поэтому это является, скорее, идеалом, к которому я стремлюсь. По секрету, это я сказал для ловкого словца. На самом же деле, я тот еще заядлый романтик…

III

В день отправления в долгожданное путешествие к северному городу нашей необъятной и прекрасной России, мы договорились встретиться около метро 1905 года из-за моей любви к одной замечательной достопримечательности в том районе. Римско-католический Кафедральный собор Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии – ах, как же красиво это звучит! – Всегда оказывал на меня неизгладимое впечатление высоты, силы, власти и, если быть честным, какого-то страха неизвестности, страха бездны. Я знаю одну печально известную историю этого места, которая произошла в июле 1938 года, буквально, накануне второй мировой войны: Государственная борьба СССР с религией была деспотична, трагична и недальновидна, что отразилось и на этом соборе: тогдашний настоятель церкви был расстрелян, все церковное имущество разграблено, а сама церковь закрыта. После начала Великой Отечественной войны, собор пострадал от бомбардировок, что навсегда оставило след в его архитектуре. И только в конце двадцатого века, храм восстановили в ранге, после шестидесятилетнего перерыва. Но сейчас, глядя на фактуру величественности, нельзя было и подумать о том, что всего лишь 30 лет назад это место было пристанищем отвергнутых и безутешных. Ночью же, когда московское освещение зданий выходит на авансцену, от данного вида невозможно оторвать взгляда, пусть это несколько неправильно, если брать в расчет правила и церковную этику. Меня это не сильно волновало, я приходил за душевным покоем, а не за покаянием тусклому образу.

Встреча была назначена на 15:00 часов, так как поезд отправлялся в 19:07, необходимо было собраться и прибыть на нужное место заранее, дабы точно не опоздать и не рисковать. На Ленинградском вокзале все, кроме меня, были впервые. Мне довелось однажды там находиться во время отправления на детские сборы в подростковом возрасте. Не любил я это место… Ленинградский напоминал слияние хаоса и отчаяния, атмосфера отталкивала с самого первого взгляда и обстановки вокруг, даже несмотря на чувство исторического величия и монументальности. Но веселый и живой разговор Кати с Антоном меня приободрил и заставил отвлечься и прислушаться к их бурному обсуждению. Молодой человек активно пытался доказать свою теорию о бесполезности человеческого бытия, ведь люди существуют напрасно, потому что быт и жизнь их автономна, и никто не задумывается ни о чем совершенно. На что Екатерина резко парировала тем, что аргументом является она сама. Она действительно интересовалась жизнью вокруг, это было правдой, но она задавала вопросы о жизни поверхностного характера, которые едва ли могли раскрыть всю суть происходящего с нею. Да и многие ли способны на такой, возможно, подвиг? Но несмотря на это, спустя пятнадцать минут, Тон немного успокоил свой пыл, понимая, что убедить горячую девушку сегодня не удастся, да и вряд ли он считал ее серьезным противником.

Алексей же, устремленный в свои мысли, шел позади всех, лишь изредка поглядывая вслед на людей, которые впервые познакомились друг с другом час назад, отчего и пытались узнать друг друга получше. Мой товарищ это понимал, но душа его страдала громко, это было заметно, хоть он и старался не показывать этого окружающим.

Зайдя в нужный нам павильон и проверив все необходимые документы, мы отправились на 6 путь, с которого и началось наше путешествие. Поезд под кодовым названием «Мегаполис» выглядел потрепано временем, но до сих пор внушал предвкушение приятного времяпрепровождения в пути. На платформе было не так людно, как я себе представлял, что помогло лучше рассмотреть ожидающих: Многие находились в какой-то суматохе: судорожно доставали паспорта и билеты, проверяли свой багаж в надежде, что они не забыли дома самый красивый комплект нижнего белья, а кто-то и вовсе решил перекусить перед дорогой местной шаурмы…Отчаянные люди, должен сказать. Но один пассажир, стоящий поодаль, меня заинтересовал…

На вид ему было около 45 лет, лицо его выражало проверенную опытом уверенность, пройденное временем несчастье и труд вылились в морщинистый лоб, а годы жизни оставили неизгладимый отпечаток в его взгляде – уверенный, спокойный, но будто бы пустой. Одет он был невзрачно, на голове весьма удачно сидела кепка, стилистически походившая на те, что были популярны в 20-ы годы прошлого века, плащ же напоминал героя романа знаменитого писателя Артура Конан Дойля, лишь дополняя образ вдумчивого детектива того времени. Мне удалось познакомиться с ним совершенно случайно. Когда мы с ребятами шли к своему купе, я обратил внимание на этого мужчину еще раз: он шел впереди и раньше занял свое место, положил вещи и резко сел. Взгляд его упал на меня, благодаря чему я смог переглянуться с ним. Да и не знакомство это было, а так…что позже и заставило меня вернуться к этому интересному персонажу. Что-то было в этом взгляде, что-то притягивающее, что-то приятное. Наконец заселившись в наш четырехместный номер, мы быстро разложили свои вещи, чтобы настроиться на определенную волну совместной длинной поездки. Вдоволь наговорившись, Екатерина и ее теперь новый знакомый отвлеклись от разговора между собой на другие, более актуальные для нас темы. Например, на подготовку своих мест к ужину, продумыванию более тщательного плана путешествия и к последующему сну. Только Леша выбивался из компании. Я, ощутив, что он не в своей тарелке, решил задать ему самый нелепый вопрос, который только мог тогда возникнуть у меня в голове, ведь мы пили сегодня вместе и я прекрасно знал, что он не выспался: