Читать книгу Последний контакт 3 - Евгений Ильичев, Евгений Юрьевич Ильичев - Страница 1

Часть 1 – "Прорыв"

Ночь – время особенное. Большинство людей ночью предпочитают спать, такова физиология и циркадные ритмы людей. Ночью замедляются многие обменные процессы, продукция одних гормонов останавливается, выработка других усиливается. Организм пытается восстановить силы, а мозг, утомившись за день, требует сна, дабы иметь возможность обработать и отфильтровать накопленную информацию.

Бесспорно, все эти прописные истины верны, но только с одной оговоркой – верны они на Земле и только для людей простых гражданских профессий. На худой конец эти физиологические особенности учитываются на маленьких гражданских звездолетах и пассажирских лайнерах, где для удобства пассажиров используется штатная система имитации светового дня и ночи. В случае же с огромным межзвездным крейсером или любым другим военным кораблем никакие циркадные ритмы, никакие потребности экипажа в смене дня и ночи не работают и никак не учитываются. Экипажи военных кораблей живут своей особенной жизнью, и называется эта жизнь служба. А если точнее – вахтенная служба.

Варвара Касаткина, будучи дочерью боевого офицера, знала о том, что распорядок жизни на военных кораблях в корне отличается от такового на гражданских судах. И до поры до времени, этот факт ее никак не смущал, поскольку тут, на «Прорыве», она была лицом гражданским и уставу не подчинялась. В ее обязанности как научного сотрудника входило лишь то, к чему ее обязывал трудовой договор. Никаких вахт она не несла, ни в какие караулы не заступала и никак, по сути, в жизни корабля не участвовала. Системы жизнеобеспечения своей каюты она настроила таким образом, чтобы не чувствовать дискомфорта, который испытывают другие члены экипажа, несущие на корабле вахту в три смены. Для них на корабле не было ни дня, ни ночи, ни какого-либо иного времени суток. Были лишь часы вахты, личное время и часы отдыха. Закоренелых вояк таким распорядком не напугаешь, человек быстро привыкает к любым условиям. Что им до смены дня и ночи? Когда не вахта, тогда и ночь. Хотя, правды ради, само понятие суток на корабле все же имелось. Отмерялись эти сутки по внутреннему корабельному времени и ничего общего с земным временем не имели. Человек не может существовать без такой житейской условности, как время.

В общем, часы бодрствования экипажа и научного руководителя полета Касаткиной, частенько не совпадали. Именно поэтому, Варвара редко пересекалась с одними и теми же членами экипажа в свои рабочие часы. Ей было неудобно жить в ином ритме, и подстраиваться под ритм жизни корабля Варвара не желала. Офицерам МЗК «Прорыв», в свою очередь, было до фонаря ее желание спать ночью, а работать днем. У них своих забот хватало.

Так, собственно, и жили. Но сегодня, именно в эту глухую ночь, Касаткина впервые задумалась о том, как все-таки важен был устав во флоте. Особенно он был важен в боевом походе, когда в любой момент, в любую секунду на корабле могли произойти события, способные привести к гибели всего корабля, события обязывающие экипаж к незамедлительному осуществлению мероприятий по борьбе за живучесть.

«Да, – размышляла Касаткина, выбравшись из своей каюты, – как-то я не подумала, что ночью будет также многолюдно, как и днем. Интересно, тут вообще бывает иначе?»

И действительно,«глухой» эта ночь была исключительно для одной Варвары Сергеевны. Остальные же члены экипажа несли службу так же, как и днем. В одном только в жилом отсеке научнику Касаткиной на пути попались подряд три матроса и один заспанный офицер. Видимо, он был только с вахты, или же напротив, никак не мог проснуться перед очередным дежурством – тут уже Варвара не разобралась. В любом случае, выходило так, что осуществить задуманное можно было в любое время суток, не обязательно было дожидаться ночи. Хотя, нет, начальник медслужбы Ратушняк, скорее всего тоже не подчинялся внутреннему распорядку. Где-то Касаткина слышала о том, что внутреннему распорядку могут не следовать начмед корабля, командир и старший помощник – у этой троицы было свое особое расписание, которое, к слову, и врагу не пожелаешь. И Кольский и Сорокин, и Ратушняк могли понадобиться в любую секунду – обстоятельствам плевать на их желание поспать, поесть или, пардон, сходить в гальюн. Но устав регламентировал любые мелочи, даже полное отсутствие командования на корабле. В таких случаях за все на корабле отвечал дежурный офицер.

Что же, если так, то это было Касаткиной на руку. Лишь бы никто не прилип со своими очередными ухаживаниями. Тут все было сложнее – как-никак женщин на корабле было раз, два и обчелся.

От недостатка мужского внимания, научный руководитель полета Касаткина не страдала. Правда, за последние два месяца этот вопрос существенно сгладился. Во-первых, во время массового психоза пострадало и, к сожалению, погибло немало людей. Командир и весь офицерский состав тщательно замалчивали масштабы трагедии, но по косвенным признакам, по разговорам матросов, сержантов и старшин, в личных беседах с офицерами МЗК, Касаткина могла предположить, что пострадало никак не меньше трети экипажа. Большая их часть уже вернулась в строй, как-никак с момента бегства «шара» прошло уже два месяца, однако невосполнимые потери все же имелись, что не могло не отражаться на общем моральном духе всего экипажа. Ситуация усугублялась и тем, что все люди, пережившие психоз, помнили о том, как именно вели себя в то время. Они узнали о себе самих, о своей психике такие нюансы… В общем, не каждый мог после такого спокойно жить и работать. Многие из пострадавших до сих пор посещали корабельного психиатра Портнову, хотя она пострадала не меньше, и по мнению Касаткиной сама нуждалась в помощи. Каким образом психолог так быстро пришла в норму Варвара так и не поняла. Ходили слухи, что во время массового психоза Портнову не только избили и порезали, ее еще и зверски изнасиловали, после чего пытались придушить. Девушка выжила лишь каким-то чудом. Сама Портнова разговаривать на эту тему не желала и предпочитала захлебываться работой. Благо работы для нее на «Прорыве» было предостаточно – многие принимали специфическую седативную терапию, борясь с навязчивой и изнуряющей бессонницей, другие нуждались в антидепрессантах, иные же не могли прийти в себя без непосредственного вмешательства психиатра Портновой. Кстати, ходили слухи, что девушка творила чудеса и своими «особыми» беседами могла привести любого человека в относительную норму за два-три сеанса. Впрочем, часть ее пациентов так и не оправились от шока и были временно отстранены от несения службы. Находились они либо в лазарете, либо на самоизоляции в собственных каютах.

Саму Касаткину массовая истерия и психоз никак не коснулись – если не считать нескольких попыток изнасилования, одна из которых, чуть было, не увенчалась успехом. Касаткину передернуло от воспоминаний. Ей даже пришлось остановиться на короткое время и прижаться лбом к холодной переборке. Память вновь перенесла ее к событиям двухмесячной давности. Сама того не желая, Варвара вновь ощутила на себе руки того вахтенного матроса, который сопровождал ее в каюту, а после заперся с ней и начал домогаться. Тогда Касаткиной повезло, обезумивший матрос не позаботился о том, чтобы выключить все системы внутренней связи в ее каюте. Варваре удалось незаметно включить селектор, а после еще и время потянуть. Страшно было представить, чем могла бы закончиться та история, не обрати тогда внимание на горящий огонек вызова командир БЧ-5 Павленко. Именно ему Варвара звонила последнему, и именно до него ей удалось дозвониться по селектору во время нападения.

В общем, Павленко тогда спас девушку, тут и говорить не о чем. Но то, как он смотрел на нее после… Варвара помнила, каким был этот взгляд. Вышедший победителем из короткой схватки с обезумевшим матросом офицер выглядел не многим лучше несостоявшегося насильника. Он стоял тогда в ее каюте такой суровый, такой грозный. Тяжело дыша, с разбитой губой, в потрепанном мундире он жадно разглядывал полуголую Касаткину – к его появлению матросу удалось зайти слишком далеко. Варвара тогда предстала перед этим суровым офицером в самом соблазнительном амплуа – она была беспомощна и напугана. Что может возбуждать мужчину сильнее? Обиженная и почти поруганная, вся в слезах, в изодранной форме научного сотрудника, по сути, лишь в одном нижнем белье она представляла собой тогда легкую добычу для Павленко. Он никогда не возвращался к той минуте в разговорах с Варварой, так что его мысли в тот миг для девушки остались тайной. Но его глаза, в них она увидела все. Да он жаждал ее, да он ее вожделел. И, по сути, ему стоило лишь захотеть, и она стала бы его жертвой. Так же, как стала бы жертвой того грязного матроса, не вмешайся Павленко. Тогда Варвара понимала все – Павленко подвергся тому же искушению, которому сдался и вахтенный матрос. Но в отличие от него, Павленко устоял.

– Оденьтесь, Варвара Сергеевна. – Сказал он тогда, через силу выдавливая слова. Говорил он еле слышно, голос его дрожал, не то от возбуждения, не то от адреналина, руки не находили себе места и то сплетались в жесте замка, то принимались нервно бегать по растрепанному мундиру, поправляя его. – Запритесь и не выходите из каюты до особого распоряжения. – Мужчина еще раз окинул взглядом соблазнительную Касаткину, до боли закусил разбитую губу, развернулся на одних каблуках и медленно вышел из ее каюты.

Чего ему стоили эти слова? Через что он прошел внутри себя? Как устоял? Варвара до сих пор не нашла ответов на эти вопросы.

Так, она опять отвлеклась. Разозлившись на саму себя, Касаткина стряхнула резким движением головы наваждение и двинулась дальше по коридору. Как бы она не храбрилась, какой бы сильной себя не считала, те события не могли не оставить в ее психике травмирующих следов. До тех злополучных событий, до всего, что происходило тогда на «Прорыве», до самого полета, Варвара считала, что хорошо знает людей. Она ошибалась. Горько ошибалась. Как оказалось, большинство людей сами себя не знают. Не знают своих слабостей, не знают своей силы, не знают на что способно их подсознание. И самое ужасное для Касаткиной крылось в том, что все эти выводы о слабости человека, в равной степени, касались и ее саму.

Следующие два месяца своей жизни Варвара Сергеевна Касаткина провела в тщетных попытках принять для себя новую реальность. Ей буквально пришлось заново учиться доверять людям. Ну как доверять? В основном, все усилия сводились к тому, чтобы попросту не шарахаться от каждого шороха. В общем же, ко всем людям на «Прорыве» Касаткина отныне относилась с настороженностью. И в первую очередь, к Павленко, что было странным – он-то как раз устоял и своих демонов одолел. Но где была гарантия, что в следующий раз он вновь обуздает свои чувства? А в том, что этот «следующий раз» непременно настанет, Касаткина почему-то не сомневалась.

Девушка собралась с духом, выкинула из головы отвлекающие мысли и двинулась дальше. Ее путь пролегал через жилой отсек, где находились каюты младшего офицерского состава и кубрики матросов, затем транзитом через камбуз и продсклад к медицинскому отсеку.

Избавиться полностью от воспоминаний не удавалось, девушка шла медленно, то и дело хватаясь руками за стены и кремальеры переборок. Каждый шорох, каждый резкий звук заставляли ее хвататься за стазер, с которым она вот уже два месяца не расставалась. Варвара спала со стазером, с ним же ела, с ним же работала, даже в гигиенатор с ним ходила. Вот и сейчас она могла идти вперед, только поглаживая шершавую, прорезиненную поверхность его рукояти. Раз за разом воображение подкидывало ей ужасные картины несостоявшегося насилия. И почему эти картины так сильно ее будоражат? Неужели на самом деле она настолько слаба? И, кстати, будоражат они ее, или все-таки возбуждают?

Вопрос был отнюдь не праздным – перспектива близости с матросом была отвратительна Варваре, а вот то, как смотрел на нее Павленко… Мммм, сколько же волнующих снов у нее было на эту тему. Вот и сейчас, представляя их вероятную близость с Павленко, она начала испытывать возбуждение. Потянуло где-то внизу живота, участилось сердцебиение, дыхание стало сбивчивым, на лбу появилась легкая испарина.

– Да соберись ты уже, дура! – зло процедила сквозь зубы Касаткина, когда обнаружила саму себя, замершей в переходе между отсеками. Она сделала шаг, еще шаг, миновала пару комингсов и перешла в соседний отсек, где тут же наткнулась на очередного припозднившегося офицера-связиста.

– Варвара Сергеевна… – поприветствовал девушку офицер. Касаткина вздрогнула от неожиданности. Офицер заметил испуг девушки, сам густо покраснел, кивнул, застенчиво улыбнулся и двинулся в жилой отсек.

– Добрый вечер. – Зачем-то бросила Касаткина вслед молодому офицеру, медленно убирая руку со стазера. На самом деле она не имела привычки заговаривать с малознакомыми членами экипажа – эти слова сорвались с ее губ, скорее от испуга.

Варвара тут же осеклась: «Какой, к черту, вечер? Ночь же на часах!»

Так, нужно собраться. В таком состоянии, исполнить то, зачем она направлялась в медицинский отсек, будет трудно.

На камбузе царило привычное оживление. Тут почти всегда было многолюдно. «Прорыв» не так давно вновь перешел к трехсменному графику несения вахты и процессы пополнения складов, приготовления пищи и заступления на дежурство нарядов практически не прекращались. Камбуз жил своей жизнью. Гремела металлическая посуда, шипели краны, натужно гудели миксеры и шинковальные аппараты, отовсюду слышалась болтовня матросов и коков, витали запахи кухни. От них в пустом желудке Касаткиной призывно заурчало. В последние сутки она почти ничего не ела – столь велико было напряжение перед предстоящим злодеянием, на которое она решилась. Только сейчас девушка поняла, что добровольный отказ от пищи был не так уж необходим, он даже скорее мешал ей сейчас. Но не могла же она просто забить на свою миссию и свернуть в раздаточную. Соблазн был велик, тем более что почти всех коков Варвара знала в лицо, и никто из них не осмелился бы выпроводить ее с камбуза, попроси она чего-нибудь съестного. Напротив, Касаткина всегда была желанной гостьей на камбузе. Мужчины – что с них взять? Каждый норовил угодить красивой девушке и изгалялся, как мог.

Касаткина на минуту заколебалась.

«А что, это мысль» – улыбнулась она идее только что посетившей ее светлую голову и уверенно вошла в варочный цех. Откуда-то из недр цеха сквозь клубы пара к ней уже спешил дежурный кок. Варвара узнала парня, его, кажется, Саша звали.

– Привет. – Улыбнулся молодой мичман, вытирая о белую фланку мокрые руки. – Какими судьбами? Я думал, ты по ночам дрыхнешь, как все гражданские.

Касаткина улыбнулась коку в ответ и демонстративно потянулась, изобразив усталость. Также она не забыла провести рукой по волосам и вложить в свою улыбку ту обворожительную невинность, с которой девушки на Земле флиртуют с мужчинами, навсегда изгнанными ими во френдзону.

– Работы было много, вот, решила разжиться харчами. До утра, боюсь, не дотяну.

Саша просветлел. Ни один порядочный мужчина не упустит возможности предстать перед красивой девушкой спасителем.

– У меня как раз есть кое-что для тебя.

– Ммм, – Касаткина игриво облизнула губы, мгновенно набросив на себя образ наивной девчушки, – это твое «кое-что» звучит крайне заманчиво.

Коку такая игра была по душе. Естественно, никаких иллюзий на счет Касаткиной он не строил – не по Сеньке была шапка. Но упустить возможность разбавить свои скучные поварские будни легким и ненавязчивым флиртом был не в состоянии.

– Я сейчас, – подмигнул он девушке и вновь скрылся в клубах пара. На минуту Касаткина осталась в варочном цеху одна.

Она огляделась по сторонам. Камбуз, как камбуз. Он почти ничем не отличался от таких же на Земле. Будучи дочерью офицера, Варвара не раз посещала работу отца. Любящий генерал естественно не упускал возможности подкормить ненаглядное чадо и частенько таскал дочь вот на точно такие же камбузы. Если сильно абстрагироваться от текущих реалий, можно было даже представить себя там, на Земле. Та же обстановка, те же запахи, те же звуки. Вот-вот и из клубов пара выйдет не заспанный кок, а ее отец. Он улыбнется дочери, потреплет ее по голове тяжелой, шершавой ладонью и вытащит из-за пазухи яблоко или апельсин. Касаткина улыбнулась своим мыслям. Как раз в этот момент из клубов пара выскочил Саша, разрушая своим появлением хрупкую иллюзию дома. Завидев улыбку на лице девушки, он расплылся в такой же глупой улыбке и протянул Касаткиной сверток.

– Вот, – час назад испек. – Горделиво изрек мичман.

Девушка не стала менять выражения лица. Пусть порадуется парень. Старался все-таки. Она приняла из рук мичмана сверток, наклонилась к нему и втянула носом чудесный аромат.

– Ой, как пахнет… Саша, – девушка распахнула глаза пошире и уставилась на кока, – а что это?

– Шарлотка. – Он приосанился, задрал нос и пояснил. – Не поверишь, вот самому захотелось, страсть как. Пока матросня «взлетку» драила, накрутил тесто, яблок нарезал и вот… – Он аккуратно развернул сверток, обнажая румяную корочку пирога. – Смотри, какой! Как дома.

Касаткина вдруг отстранилась.

– А ты чего же мне его весть припер, глупый? Я же просто перекусить… Куда мне столько?

– Да мне не жалко! – Парень засмущался и даже побагровел лицом.

– Ну, уж нет! – запротестовала Касаткина. – Ты себе пёк, а мне и кусочка хватит. Тащи нож.

– Варвара Сергеевна, – замялся, было, парень, – ну не обижайте, я себе еще испеку. А это вам. – Эти его переходы с «ты» на «вы», всегда казались Касаткиной до безобразия милыми. – Возьмите, –продолжал умолять парень, – мне очень приятно будет. А потом, скажете, как вышло.

Касаткина лукаво посмотрела парню в глаза, глупо, по-девичьи хихикнула и сдалась.

– Еще чего, потом… – она отломила добротный кусок от пирога руками, и тут же запихнула его себе в рот. – Я тебе прямо сейчас скажу, – с набитым ртом пробубнила она, – пирог – что надо!

Счастью кока, казалось, не было предела. Он расплылся в еще более глупой улыбке, радостно, совсем по-детски наблюдая, как красивая девушка уплетает за обе щеки его творение.

– Вкусно?

– Не то слово, Саш! Ты просто чудо! Спасибо – не дал девушке погибнуть голодной смертью.

Касаткина проглотила кусок, улыбнулась коку еще раз и, послав парню на прощание воздушный поцелуй, убралась из варочного цеха.

«И вовсе мне не стыдно, – подумала Касаткина, минуя транзитом холодный коридор продсклада. – Парням на службе и без того несладко. Пусть хоть капельку эмоций получают. От меня не убудет, лишний раз улыбнуться, а им приятно».

Так, держа в руках сверток с пирогом, Касаткина добралась до своей цели. Медицинский отсек был на крейсере помещением обособленным. В отличие от большинства проходных отсеков, медицинский, как впрочем, и реакторный, и моторный отсеки, был изолирован и имел лишь один вход. Он также оснащался собственными замкнутыми системами водоснабжения и вентиляции. Такая компоновка отсека позволяла в кротчайшие сроки изолировать его от остальных помещений крейсера, что в свою очередь было продиктовано санитарно-эпидемическим режимом. Кто знает, какие инфекции могут вспыхнуть на корабле в боевом походе?

Несмотря на поздний час, в медицинском отсеке также встречались бодрствующие люди. Первой на пути Касаткиной повстречалась медсестра. В последние недели Варвара часто посещала лазарет и уже довольно хорошо знала персонал. В частности, сейчас на дежурстве была Лена, девушка нелюдимая и до безобразия хамоватая. Было ли такое поведение медсестры продиктовано последними событиями или же такой Лена была всегда, Касаткина не знала, но девушку эту как-то сразу невзлюбила. Допустим, как и все девушки на крейсере, (да и чего греха таить, как и некоторые молодые парни), эта медсестра пострадала от сексуальных домогательств со стороны спятившей команды. До какой степени она пострадала, никто, разумеется, не знал – о таких вещах предпочитали не говорить, но факт оставался фактом – все девушки на корабле, так или иначе, стали жертвами домогательств. Но и она, Варвара Касаткина, тоже пострадала! Это же не сделало из нее полную суку! Или сделало? В общем, девушки как-то сразу невзлюбили друг друга. Касаткину спасало лишь ее особое положение на крейсере. Звание научного сотрудника давало всяко больше привилегий, нежели должность медсестры. Может, потому Лена и говнилась, кто знает?

Под эти мысли, Варвара прошла мимо сестринского поста и кивнула заспанной медсестре. Та встрепенулась, при виде научника и встала.

– Вы чего так поздно? – безо всякого приветствия накинулась на Касаткину Лена.

– Не спится.

– И что? – девушка смотрела на Касаткину с вызовом. Ее появление в столь поздний час, да еще и в ее дежурство, явно медсестре не нравилось.

– Вот, – Варвара протянула руку со свертком, – обещала задержанному презент. Исполняю обещание.

Медсестра Лена демонстративно поглядела на настенные часы и перегородила собой проход в изолятор.

– И что, до утра это никак не ждет? Вы же в курсе, что часы посещения…

– Мне плевать на часы посещения. – Холодно оборвала хамку Касаткина. Она терпеть не могла такого к себе отношения. – Вы в курсе распоряжения капитана Кольского. Я имею право работать с задержанным тогда, когда посчитаю нужным. Сегодня мне нужно оценить его когнитивные способности в разные фазы сна.

Медсестра знала о распоряжении начальства, а потому нехотя уступила дорогу. Проводив Касаткину ненавидящим взглядом, она прошипела ей вслед:

– О вашем визите будет доложено начмеду.

– Да хоть президенту докладывайте по дальней связи… – буркнула в ответ Касаткина, даже не оборачиваясь. Понаберут же по объявлению!

Выйдя из этой скромной перепалки победительницей, Касаткина гордо прошествовала к отсеку с изоляторами. Открыла переборку, вошла в хорошо освещенное помещение и первым делом наткнулась на вооруженного матроса из числа приставленных к задержанному охранников. Матрос, естественно дремал, но успел проснуться от звука открывающейся переборки и даже встать по стойке смирно. Убедившись, что к нему пожаловало гражданское лицо, он расслабился и кивком поприветствовал Касаткину. Касаткина тоже кивнула охраннику и спросила, переводя взгляд на дверь одной из палат:

– Спит?

– Вы же сами знаете, – подавляя зевок, ответил матрос, – он никогда не спит.

Варвара кивнула и даже слегка улыбнулась матросу.

– Ну, ты же понял, о чем я…

– Да понял, понял. Не спит он. Лежит на спине, как всегда. Глаза открыты, как всегда. За последние… – он поглядел на наручные часы, – …два часа не двигался.

– Значит, отдыхает. Это мне и нужно было знать. – Касаткина кивнула на электронный замок. – Открывай.

– Простите, – строго ответил матрос, красноречиво покосившись на сверток в руках Касаткиной, – с посторонними предметами не положено.

– Это простой пирог. Кормить же парня не запрещено.

– Все равно не положено! – заупрямился матрос. – Распоряжение…

– Да знаю я все распоряжения. Мне нужно втереться к нему в доверие, я должна его разговорить как-то, раз уж офицерам юстиции не удалось.

– А что, до утра это никак не подождет?

– Вы тут все сговорились что ли? – вышла из себя Касаткина. – Я, как и вы, человек подневольный. У меня есть четкий приказ – работать с этим… – тут она немного запнулась. Варвара и сама еще не знала, как лучше называть задержанного. Она определилась на автомате, не потому, что приняла взвешенное решение, нет. Она просто доверилась интуиции. – … с этим человеком. И у меня возникла идея поговорить с ним именно ночью. Поработать с его фазами сна.

– Так он же не спит!

– Не спит, как мы, – поправила матроса Касаткина. – Энцефалограммы показывают, что его мозг все же меняет ритмы, сообразно нашим привычным фазам сна. То, что он при этом глаза не закрывает, уже частности. Так, служивый, не выводи меня из себя, открывай, быстро! Иначе утром придется объясняться с капитаном.

Для пущей убедительности Касаткина притопнула маленькой ножкой и состряпала, как ей казалось, максимально суровую гримасу на лице. Такие вот маски она придумывала и репетировала заранее перед зеркалом, поскольку знала, что обладает кукольной внешностью, из-за которой никто толком не воспринимает ее всерьез. Не всегда, разумеется, эти меры помогали Касаткиной, но сейчас ее напускная суровость, кажется, сработала. Матрос заколебался.

– Но я должен хотя бы проверить, что там у вас.

– Господи! – Касаткина картинно закатила глаза, развернула пирог, отломила от него добротный кусок и протянула его матросу. – На, пробуй, вымогатель, шарлотка это.

От угощения матрос, естественно, не отказался. За весь полет он так и не удосужился завести полезных знакомств на камбузе. Приходилось довольствоваться уставной пищей, а она, хоть и была отменного качества, все же преследовала одну единственную цель – удовлетворить суточную потребность организма космонавта в белках, жирах, углеводах и незаменимых микроэлементах. При таких вводных, пище достаточно было быть просто пищей. Чаще всего это были гомогенизированные смеси, которые изредка заменялись каким-либо «твердым» продуктом из разряда запеканки или омлета. «Чтобы не забыть, как жевать» – шутили матросы и давились очередным несъедобным подобием пудинга.

Простым смертным банальная жареная с луком картошка (а на продскладе «Прорыва» имелись и такие продукты), после двух-трех месяцев полета могла показаться пищей богов. Чего уж говорить о таком изысканном блюде из натуральной муки, яиц и яблок, как шарлотка. Касаткина все эти нюансы знала заранее, и весь разыгранный ею спектакль, был направлен именно на такой исход.

«Кушай, кушай, мальчик, – удовлетворенно думала Касаткина, глядя, как матрос не мешкая ни секунды, запихал кусок предложенного пирога себе в рот. – Спать крепче будешь».

Минутой ранее, еще до того, как вступить на порог медсанчасти, она вколола в тот самый кусок пирога снотворное, коим разжилась еще два месяца назад. Первые дни после массового психоза, она могла спать только так, а потому майор Ратушняк, начальник медслужбы, регулярно выдавал ей препарат «под роспись», даже не подумав, что девушка задумает попридержать излишки до лучших времен. И вот, эти самые «лучшие времена» для Касаткиной настали. Ей позарез нужно было поговорить с пленником тет-а-тет, без посторонних ушей. А для этого ей нужно было устранить охранника. Именно поэтому, пирог, приготовленный, золотыми руками кока Саши, оказался сегодня, как нельзя кстати.

Касаткина смотрела на жующего матроса и буквально каждой клеточкой своего тела ощущала чувство стыда. Её первоначальный план подразумевал именно нападение на матроса исподтишка и оглушение стазером.