Читать книгу Ни с тобой, ни без тебя - Евгения Халь - Страница 1
Оглавление1 глава Таких, как ты, не бывает
Все, что видим мы, – видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей – не видна.
Омар Хайям
"Если бы меня кто-то спросил, согласна ли я пережить все это еще раз, то я, не задумываясь ни на минуту, ответила бы:
– Да!
Сегодня не принято идти за любимым на край света. В чудесных женских романах, которые я так люблю, героиню сами находят прекрасные рыцари, банкиры, оборотни, вампиры. Но я – не типичная героиня. Я пошла за своим любимым сама.
Он ворвался в мою жизнь, полностью перевернул ее и исчез без следа. Как торнадо или ураган. Но я знаю: ураганы всегда возвращаются. И в этом они похожи на мужчин.
Мужчины … наша жизнь и смерть, боль и радость, благословение и проклятие. Мы, современные женщины, все можем. В горящий пентхаус войти, "Ламборджини" на ходу остановить. Мы одного не можем – сказать тихо и просто:
– Любимый мой, жизнь моя, душа моя, дышать без тебя не могу и не хочу.
Кто –то из читателей сейчас поморщился:
– Фи, пафос! Не сыпь мне сахар на варенье, автор, – и с этими словами закрыл мой блог.
Ну что же делать? Значит, это не мой читатель. А мой останется и дослушает эту историю.
Мы, современные женщины, разучились растворяться в любви, растворяться в Нем – единственном. Ждать с замиранием сердца это чувство. Переживать его в полную силу, не считая, не выгадывая, не требуя ничего взамен.
Любимый мой, таких, как ты, просто не бывает! Мы с тобой вряд ли проживем долгую и счастливую жизнь. Нас не похоронят в одной могиле. Но если бы это случилось, то на могильном камне я бы написала: "Ни с тобой, ни без тебя".
из блога Веры Бахревой "Дневник незнакомки".
Восточный Йемен, пустыня Руб–эль –Хали, граница с Саудовской Аравией
А́ми Росс дочитал блог Веры Бахревой и закрыл ноутбук. Его длинные сильные пальцы погладили матовую серебристую крышку. В ярком свете ночной лампы блеснул на безымянном пальце огромный перстень, украшенный затейливыми буквами, которые ежесекундно меняли свой узор, складываясь в причудливые надписи.
Откуда же ты взялась, девочка? Таких, как ты, просто не бывает!
В эпоху всеобщей фальши и погони за деньгами, в эру продажности и скупого расчета – как получаются такие самородки? Столько лет любить незнакомца, которого видела лишь раз в жизни много лет назад. Любить так откровенно и самозабвенно!
Вера Бахрева… она бежит от прошлого, не знает будущего, и только он, А́ми, прожженный циник и профессиональный убийца, который сам себе не принадлежит – смысл ее жизни.
Ами подошел к бару, взял стакан, наполнил его белым "Чинзано". Подцепил из вазы со льдом несколько кусочков и бросил в стакан. Залпом выпил, не чувствуя вкуса. Буквы на кольце полыхнули алым и сложились петлей.
– Молчите! – резко сказал он. – Я все знаю!
Буквы погасли и свернулись клубочком, словно напуганный громким голосом котенок.
Женщины… как много их было в жизни Ами! Молодых и не очень. Продажных и тех, что называют себя порядочными. А разница между ними только в возрасте и цене: порядочные стоят намного дороже. Менялись эпохи, вспыхивали и угасали королевства, гремели революции, а женщины оставались такими же: знали себе цену и искусно набивали ее в тех случаях, когда бог при их создании был невнимателен и рассеян. Торговали молодостью, красотой, умом, слабостью – всем, что можно выгодно продать. Все его женщины от него чего –то хотели: славы, денег, тихой гавани. Ластились к нему гибкими кошками, играли, подпускали к себе и тогда наступал момент истины – из мягких подушечек лап показывались коготки и женщина называла свою цену.
Ненавистный момент! Гадостный и мерзкий. В его ушах еще звучал манящий, чуть хрипловатый женский голос, который умолял:
– Еще, Ами, еще! Только не останавливайся.
А реальность уже вступала в свои права, требуя открыть кошелек, подключить связи, протолкнуть, помочь, защитить, посодействовать, спрятать, спасти. Или просто купить: кареты, дворцы, бриллианты, меха, автомобили, жизнь, свободу, карьеру. Все зависело лишь от эпохи.
И тогда он научился платить заранее и учил этому других.
– Как только женщина снимает трусики, нужно сразу начинать платить, – говорил он молодняку, размешивая лед в бокале с неизменным "Чинзано".
В ответ раздавался взрыв смеха. Молодые и рьяные мужчины еще упивались собственными сказками о мужской силе, способной очаровать женщину, покорить ее, заставить покорно выполнять свою волю.
Ами терпеливо пережидал взрыв смеха и добавлял:
– Простите! Оговорился. Начинать платить нужно до того, как она сняла трусики.
Как –то он, Ами, пришел к старому раввину –кабалисту из Иерусалима. Старик перешел все границы дозволенного: мелкие демоны и джинны, попавшиеся в его ловушки, и ставшие покорными рабами, исчислялись десятками. Раввин грустно посмотрел на него – в миндалевидных глазах мелькнули понимание и печаль. Ами дал ему немного времени перед смертью, чтобы осознать переход от этого мира к следующему.
Старик подошел к узкому окну. За ним громадой возвышалась Западная Стена Храма, которую крестоносцы, занявшие город, почему –то называли Стеной Плача. Горели костры, бросая блики на белые иерусалимские камни. Упоительно пахло жаренное мясо, щедро приправленное баснословно дорогими специями, что продавались в Европе на вес золота. Звенели мечи, пригвождая к камням последних врагов, тщетно пытавшихся спрятаться в узких переулках Иерусалима.
– Запомните, – глухо произнес старик, – этот мир держится не на мудрости. Только две вещи в нем важны: шпи́ц и хари́ц – выпуклость и впадинка, мужчина и женщина. На них стоит мироздание. Магия, что происходит между ними – это единственная сила, способная перевернуть вселенную. Если бы бог так не задумал, то он бы все перекроил заново. Но он этого не сделал, правда? Вместо этого он запутал нас своими умными книжками. У бога вообще есть чувство юмора, поверьте мне, молодой немолодой человек! Жаль, что я не понял этого раньше, проведя всю жизнь в строгом воздержании, читая мудрые книги и рисуя ловушки для демонов.
– Великий Омар Хайям понял это еще до тебя, –произнес Ами. – Как-то он сказал мне:
Я спросил у мудрейшего: "Что ты извлек
Из своих манускриптов?" Мудрейший изрек:
"Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далек".
Глаза незваного гостя налились клубящейся тьмой, рассеченной надвое вертикальным золотистым зрачком.
–Прощай, старик, –Ами направил на него руку с перстнем…
…Но эта девочка, Вера, сводила Ами с ума! Не давала покоя. Каждую запись в ее блоге он ждал сутками, неделями, иногда даже и месяцами. А потом многократно перечитывал, запоминая наизусть. Никто и никогда не любил его так искренне, ничего не требуя взамен, не зная, кто он, откуда и жив ли вообще.
Она была напрочь лишена всех тех способностей, которыми обладала ее сестра –близнец Марина. Потому что она, Вера – вторая. Арабы не зря говорят:
– До́рра – мо́рра. Вторая – горькая.
Они так говорят о второй жене, но принцип работает всегда и везде, где есть первые и вторые. Горькая, потому что она всегда будет позади. Не такая блестящая, как старшая сестра, не такая талантливая, обычная – каких миллионы. От силы своего древнего рода она не унаследовала почти ничего, кроме одного: способности любить. Девочка –любовь, утонувшая в чувствах, как в море. Она и не знает, что именно этот ее талант – растворяться в любви – единственная причина, по которой она еще жива.
…Буквы на кольце вспыхнули ослепительно белым светом и сложились в надпись: "Альё́н". Это означало, что его вызывал Верховный. Ами вышел из маленького коттеджа, пересек пограничный поселок, расположившийся у входа во Врата.
Пустыня Руб-эль-Хали – Пустая четверть, самая жаркая и самая безжизненная в мире, сегодня разбушевалась не на шутку. Шара́ф – песчаная буря огромными пригоршнями швыряла массы раскаленного песка, пытаясь вырваться за пределы установленной богом границы.
Красный песок стоял в воздухе, не давая вздохнуть. Горячий ветер почти сбивал с ног. Ами подошел к Вратам, охранники расступились, освобождая дорогу. Он слегка задержался возле створок, образованных двумя водопадами цвета индиго. По краям пронзительно –синей водной глади виднелись уродливые черные подпалины, оставшиеся после недавней попытки взлома Врат.
– Черт бы побрал этих джиннов! – в сердцах бросил Ами.
– А лучше бы их оседлали инкубы с суккубами! – глухо хмыкнул охранник из –под белого платка, закрывавшего нижнюю половину лица, и хитро подмигнул, смаргивая песок с ресниц. – Эти до смерти затр… авят!
– Слишком много радости перед смертью, – мрачно возразил его напарник. – Пусть лучше умирают девственниками.
– Это да, – хмыкнул первый. – Своих баб у них, джиннов, почти не осталось. Все джиннии внутри Ирема заперты. А человеческие женщины их пыла не выдерживают. Это только в сказках "Тысяча и одна ночь" чуть ли не каждая посреди дороги отдавалась ифриту, а на самом-то деле у них с людьми физическая несовместимость. Оттого и бесятся они, джинны, то есть. От длительного воздержания, значит.
Оба охранника загоготали.
Ами ступил за Врата и с наслаждением вдохнул чистый прохладный воздух. По зеленой аллее он прошел ко дворцу Верховного – тот ждал его в саду.
Верховный сидел под оливковым деревом, потягивая ледяной шербет из манго. Безмолвная прислуга поставила еще один хрустальный бокал с шербетом на серебряный столик, сделанный в виде раскрытых крыльев и украшенный замысловатой вязью чеканки.
– Угощайся, Ами, – предложил Верховный.
По искусной чеканке пробежали алые искры, столик сложился, между крыльями появился крошечный джинн в огненно-красных шароварах, взял бокал и протянул его Ами, церемонно поклонившись.
– Я смотрю: у тебя новая игрушка в коллекции, – Ами кивнул на столик. – Джинны подарили в знак почтения?
– Никто не идеален, – улыбнулся Верховный. – У каждого свои слабости. Я люблю красивые вещи и рабов – нелюдей. Ты…
Ами бросил на него быстрый взгляд и опустил глаза.
– А что любишь ты, Ами Росс?
– Тишину и покой, – ответил Ами, прихлёбывая шербет. – А еще когда ты сразу приступаешь к делу вместо того, чтобы ходить вокруг да около.
– Кстати, о джиннах. Наш с тобой любимый ифрит Эльнар появился в Москве.
– Быть этого не может! – Ами с досадой отодвинул бокал. – Я бы знал. У меня там много местной нелюди на прикорме.
– Ну, значит, ты это упустил. Ифрит – он ведь высший джинн, не мелочь безродная, поэтому может перескакивать из тела в тело. Если он не пользуется магией, вычислить его невозможно. Он недоступен для наших обычных поисковых магических систем. А он – хитрый лис, там, в Москве, даже простенькие заклинания не использует для маскировки. Зато правдоподобно и талантливо изображает богатого бизнесмена из Эмиратов. Деньги швыряет направо и налево. А щедрые подношения – лучшее прикрытие. Поэтому при моей нелюбви к джиннам в целом я еще как-то готов терпеть низших, – Верховный щелкнул по носу крошечного джинна, тот тихо ойкнул и закрыл голову руками.
Верховный удовлетворенно хмыкнул и продолжил:
– Но высших джиннов, ифритов, я бы изничтожил всех.
– Звучит заманчиво, – Ами взял бокал и отхлебнул шербет. –Но договор о равновесии нужно соблюдать
– Нужно, – согласился Верховный. – Но … – он перегнулся через столик и понизил голос, – нет такого договора, который нельзя обойти. Ты бы побольше времени и сил уделял агентам-людям. От них иногда больше толку, чем от нелюди.
– Ты прав, – Ами одним глотком допил шербет и встал. – Я лечу в Москву. На самолете. Через портал не пойду, чтобы ифрит меня не засек. Да и местная российская нелюдь тоже. Меньше знают – крепче спят. Только сначала через Эль -Махру проеду, потолкую кое с кем.
Он вышел через Врата в поселок, достал из кармана телефон и набрал номер Рона.
– Да, босс! – его помощник Рон немедленно снял трубку.
Ами удовлетворенно кивнул. Рон – верный, быстрый, ловкий и абсолютно безотказный. Его можно было поднять среди ночи и попросить слетать в Париж, а оттуда на Аляску. Бывший боец израильского спецназа, он умел, когда нужно, превращаться в живое оружие. Но главное: он умел ценить добро и платить верностью за помощь, которую ему смог когда –то оказать только Ами, и никто другой. У Рона было только два недостатка: непреодолимая слабость к женскому полу и невероятная болтливость. Если первый недостаток Ами понимал и принимал, то со вторым боролся, как мог. Хотя получалось плохо.
– Рон, ты у отца?
– Босс, а где же мне еще быть? Мы тут как раз супчик из бараньей ноги варим. Такой, знаете, супчик выходит – просто пальчики…
Ами закатил глаза, мысленно сосчитал до трех и решительно перебил болтуна:
– Бери машину и быстро ко мне. Я пока билеты закажу на Москву.
– Москва? – радостно вскричал Рон. – Ой, какие там женщины! Это же просто халва вместе с рахат-лукумом! – он восхищено зацокал языком.
– А по дороге проедем через Эль-Махру.
– Ууу… – разочарованно протянул Рон. – Опять к этим злобным бабам? Ладно, как скажете. А можно я сначала супчик доварю? И поем заодно? Тут у меня и лепешки горячие подоспели как раз в тандыре. Тандыр – шикарный, кстати, получился. Мы его с отцом вырыли сами, по бокам камнями выложили…
– Нет, нельзя!
– А если хорошо подумать? – в голосе Рона послышались нотки мольбы.
– Тогда точно нет.
– Понял, босс! – вздохнул Рон. – Уже выезжаю.
Москва, ресторан при отеле класса "люкс" "Империя Палас"
… – Мое сердце вспыхнуло от вашей красоты, – медовым голосом прошептал шейх и крепко прижал ее к себе.
Вера задохнулась от жара, которым пылало его тело. Голова ее закружилась, веки налились тяжестью. Густой ватный сонный морок навалился на девушку. Ноги подкосились, но шейх крепко держал Веру в объятьях, слегка приподнимая. Ее ноги едва касались пола, и если бы не шейх, она бы упала. Он что-то шептал – Вера не понимала.
Шейх поднял Веру на вытянутых руках, крепко поцеловал в губы и швырнул в фонтан. Тело сковало страхом. Еще миг – и она захлебнется.
– Нет! – крикнула Вера.
И в этот момент в далеком Синеморске вздрогнул от плохого предчувствия огромный белый кот.
За день до этого, Восточный Йемен, провинция Эль-Махра
Джип осторожно и медленно двигался по деревне Ямс -эль -Бахр в провинции Эль -Махра.
– Дикий народ! – возмущался Рон, ловко лавируя между ребятней, которая играла прямо на проезжей части. – Ну почему во всех арабских деревнях дети всегда играют на дороге? Сколько лет это вижу, но никак привыкнуть не могу! – он осторожно объехал стайку черноглазых босоногих детей, которые увлеченно возились в пыли, не обращая ни малейшего внимания на автомобиль.
Зато взрослые провожали их внимательными взглядами. Мужчины глядели равнодушно, держа за оттопыренной щекой кат – острые зеленые листики, похожие на лавровый лист.
Ами улыбнулся. Послеобеденное время в Йемене так и называлось: "час оттопыренных щек". Эта страна веками жила по своему собственному укладу, не поддаваясь соблазнам большого мира. Словно бог законсервировал ее навсегда по особому рецепту. Подъем в пять утра, работа до полудня, потом сытный обильный обед, чье богатое меню не могло обойтись без знаменитого йеменского мясного супа всевозможных видов, который здесь называли просто " шурпа" – "суп". А потом долгие часы "оттопыренных щек". Мужчины часами жевали этот природный транквилизатор, придающий бодрости, излечивающий от многих болезней, и, главное, многократно увеличивающий мужскую силу.
– Какие у них бабы злые! Как цепные собаки, – Рон поморщился под пристальным взглядом женщины, которая наклонилась к машине и буравила глазами незнакомцев.
– Да не злые они, а властные. Что ты хочешь, Рони? Эль-Махра – единственная провинция во всем мусульманском мире, где царит матриархат. Здесь мужчины и пикнуть не смеют. Но что интересно: они вполне довольны своей жизнью. Невесты из Эль-Махры во всем Йемене ценятся. За них даже выкуп платят в два, а то и три раза дороже. Потому что умные, самостоятельные и хозяйственные.
– Не понимаю, как такое вообще могло получиться, – пожал плечами Рон. – Матриархат в арабской стране!
– Ничего удивительного. Большинство из этих женщин не совсем люди. Оттого и власть не только захватили, но и сохранили. Притормози здесь.
Машина остановилась возле большого и богатого – по йеменским меркам – дома. Сложенный из терракотового и белого кирпича, он напоминал пряник и резко выделялся среди простых беленых домиков. Роскошный сад окружал дом. Возле кустов с ярко-розовыми цветами играла девочка лет десяти. Ами и Рон вышли из машины и пошли к дому по кирпичной дорожке. Девочка обернулась, смерила непрошенных гостей внимательным взглядом и вдруг запела. Неожиданно сильный для ребенка и чистый голос разнесся далеко по всей улице. Едва услышав пение, местные мужчины быстро скрылись в домах, закрывая уши руками. Рон замер, зачарованно глядя на девочку. Затуманенный взгляд, счастливая улыбка, медленные, словно во сне, движения – он сделал к ней шаг и опустился на колено, покорно склонив голову.
Ами досадливо поморщился и резко вскинул руку вверх.
– Штика́! – выкрикнул он.
Буквы на огромном перстне вспыхнули и сложились в заклятье молчания. Кляп из красных букв сорвался с кольца, метнулся к девочке и мгновенно залепил ей рот.
– Не смей трогать мою дочь! – раздался гневный вопль.
Из дома выбежала женщина лет тридцати. Она схватила девочку на руки, сорвала с шеи кулон в виде серебряной раковины и швырнула в Ами. Из травы внезапно поднялась морская волна и окатила его с головы до ног. Кляп на лице ребенка исчез. Девочка заплакала.
– Успокойся, До́рра! – Ами поднял руки вверх. – Я пришел с миром.
– И поэтому напал на мою дочь, полукровка?
– Она зачаровала моего помощника. Посмотри на него, – Ами указал на Рона, который продолжал стоять на одном колене посреди двора со счастливой улыбкой на лице. – Ты бы следила за ней получше. В ее возрасте уже пора знать, что нельзя прилюдно, да еще и при чужих, использовать силу.
Ами с силой хлопнул Рона по плечу и тот заморгал, словно просыпаясь ото сна.
– Ладно, – проворчала женщина. – Ты прав. Прости! Идите в дом.
– Прости? – возмутился Рон, поднимаясь на ноги. – Да она меня зазомбировала. Босс, вы видели? Вот мокрая мелкая ведьма!
Девочка мстительно усмехнулась и показала ему язык. Она была очень довольна собой и не скрывала этого. Мать дернула ее за ухо и хлопком пониже спины отправила в дом.
Ами и Рон последовали за ребенком.
– Кофе? – спросила хозяйка дома.
Руки Дорры еще дрожали от гнева, но законы гостеприимства требовали накормить и напоить гостя, даже если он – враг. Убить его можно там, на улице, но не в доме. Священен гость, если переступил твой порог.
– Нет, спасибо, – ответил Ами за двоих.
Рон бросил быстрый взгляд в сторону плиты, на которой остывал ароматный суп в огромной кастрюле. И с нежностью посмотрел на большие лепешки, сложенные горкой на столе. Ноздреватые, с подпаленными боками, они были щедро посыпаны до черноты зажаренным луком и сушеным з́атаром – чебрецом.
Дорра проследила за его взглядом и сказала:
– Тогда суп с лепешками. Все еще горячее. Только приготовила.
– Я бы от супчика не отказался, – Рон смешно задвигал кончиком носа, как голодная мышь, что учуяла сыр. – У меня такой же дома остался. Сварить успел, поесть – нет.
– Садитесь за стол, – Дорра достала из шкафчика над плитой две деревянные миски.
До краев налила в них густую, цвета охры, похлебку из бараньей ноги и поставила перед гостями. Аромат хавайджа – сложной смеси куркумы, зиры, перца, имбиря, кардамона и гвоздики поплыл по дому. Дорра пододвинула гостям лепешки, налила себе кофе, села за стол рядом с гостями и приготовилась ждать, пока они доедят, и лишь потом приступят к разговору. Но ждать пришлось недолго.
Ами из вежливости съел пару ложек супа и надкусил лепешку.
– Прости, Дорра, – Ами отодвинул миску. – При всем моем уважении, у меня нет времени на соблюдение традиций.
– Прощаю, – Дорре и самой не терпелось узнать, зачем он приехал. – Я сразу поняла, что ты не обедать ко мне пришел.
– Ифрит Эльнар что-то задумал. Зная его, думаю, что он снова попытается захватить Врата.
– Я не имею к этому никакого отношения. И мои сестры тоже, – быстрее, чем следовало, сказала Дорра, и опустила глаза, рассматривая кофейную жижу в чашке.