Читать книгу Они написали убийство. Детектив про женскую дружбу - Евгения Ивановна Хамуляк - Страница 1
ОглавлениеГлава 1. Женская дружба
Ольгу Головешкину и Ольгу Голяшкину считали лучшими подругами и даже сестрами с самого детского сада. Оно так и было. Не смотря на внешнее отличие и разные фамилии, девочки походили друг на друга как близнецы. Именно по этой же причине происходили разнообразные конфликты, где порой педагогическому составу приходилось разнимать мнимых близняшек, с кулаками, зубами и даже матными словами выяснявшими свои дружеские отношения: кто кого умней, красивей, добрей и главное, кто станет королевой мира, а кто вице-мисс. С детства это являлось главной целью обеих Олек, желавших мировой славы во что бы то ни стало. Но к счастью конфликты, драки и претензии на престол отходили на задний план быстро. Обе Ольги шли на мировую, потому как не могли прожить друг без друга и дня.
Это был тот редкий случай женской дружбы, который не могли разлить, сломать, распилить ни огонь, ни вода, ни медные трубы, ни зависть, ни счастье. Ни даже мужчины.
Став взрослыми их пути несколько разошлись, хотя девушки поддерживали отношения, и в любой критический момент названивали друг другу, не смотря на тысячи киломметров дистанции. Ольга Голяшкина, или как ее звали ОГа, от сокращенного имени и фамилии, а так же за неимоверно длинные ноги, сначала не поступив в школу полиции, а потом не закончив институт журналистики, удачно вышла замуж и улетела искать счастья и славы за океан.
Ее тезка с прозвищем Головешка, имевшая не менее длинные ноги, но к ним еще сообразительную голову, с отличием закончила журфак и осталась на родине, пытаясь добиться мировой славы традиционным путем, поступив свободным обозревателем на работу в столичный журнал по «женским глупостям». Так его про себя прозвала новоиспеченная амбициозная журналистка, в душе мечтая о карьере политического обозревателя или на крайний случай криминального или даже военного журналиста. Но выскочив на третьем курсе замуж за однокурсника Володю Анашкина, будущего блестящего журналиста-политолога, и рождение на четвертом курсе сына Вити, временно остановили далекоидущие и претендующие на мировое господство планы Ольги, немного потонувшей в быту, но не оставившей надежды покорить звездный небосклон.
– Какашкина, мне плохо, – жаловалась Ольга Голяшкина, сидя в пентхаусе на Манхетане, полчаса назад поругавшись со своим мужем, биржевиком Джефри Кури, толстым, но добродушным янки, который по слухам знал, что будет твориться с биржей в ближайшие несколько лет, потому являвшимся одним из самых влиятельных людей в округе, добывая большие деньги одними лишь взглядами и намеками, неизменно раздавая их за обедами-полдниками-ужинами-поздними ужинами, потому имея внушительные побородок и живот, заработанные, что называется, на вредном производстве.
Раньше большие деньги Джефри складывал в банк, так как не знал на что еще их тратить, ведь к сорока годам заимел все блага человечества, от несколько люксовых машины до домов и квартир в Испании, Англии и на Бора-Бора. Но встретив Ольгу Голяшкину, студентку юрфака, и сделав ее Голяшкиной-Кури, он решил эту проблему. Русская жена, красавица и умница, от которой Кури сходил сума, называя не иначе как «Майя вайфи!» сумела найти применение их общим теперь деньгам.
Кури завидовали и в то же время жалели всем миром, ведь с появлением «этой русской», так звали между собой Ольгу коллеги Джефри, парень сначала бросил нюхать, потом пить, затем лишился перекусов традиционной американской едой, от которой развивался диабет, сел на диету из борща и салатов из капусты, похудел и похорошел, достаточно в рамках дозволенного природой. А под конец нарастил себе волосы из собственной задницы на всю голову, превратившись в волосатого классного толстяка, у которого все путем.
– Крыса! – крикнула в трубку Ольга Головешкина. – Ты охренела! У меня четыре часа утра! Ты завтра не могла позвонить?
– Мне плохо, Головешка, если ты меня не спасешь, потом будешь всю жизнь жалеть, – не обратив внимания на крики подруги, продолжала Ольга. – Джеф хочет остаться в этих гребанных каменных друнглях еще на год, а меня здесь не принимают. Хоть об стенку расшибись, им нафиг не нужны мои… дела, – неопределенно выразилась Ольга Голяшкина-Кури, профессиональная йогиня, мастер тай-чи, мастер чайных церемоний, хиропрактик и наследница шаманского круга шестого уровня.
Встретив веселого толстого американца на первом курсе Ольга решила, что легче добиться мировой славы в свободной и продвинутой Америке, чем за пыльной партой закошмаренного журфака замытарившейся деревянной России, ползущей позади поравоза всего цивилизованного сообщества. В Америке же имелось целое явление, которое четко и ясно обозначалось как «американская мечта» или по-русски говоря, «из грязи в князи». И так как молодожен Джефри Кури был сказочно богат, девушка решила «искать себя» не через тернии к учебникам, а там, куда юбка понесет.
Юбку Оги понесло в эзотерику, туда шли все без высшего образования и без определенного места заработка, так как намечался бум в атеизме, а значит, хорошо продавалась магия и волшебство, субстанции хоть и не физические, но лакомые и желанные. Ольга, что называется встала на свои лыжи: красивая русская девушка с идеальной фигурой, прекрасным лицом и замашками Снежной королевы, в короткий срок освоила йогу в лучших ретритах Бали и Индии, научилась изгонять духов и восстанавливать чакры с передовыми гуру-бабами-шаманами Мексики, Южной Америки, Австралии и везде, куда летали самолеты с бизнес и элит-классами… Ее кабинет, а у Оги имелось отдельное пространство для медитаций и выхода в астрал, был увешан разнообразными дипломами.
Короче за пару лет брака и поисков себя резюме заслуг перед эзотерикой, наукой скользкой, сомнительной, но очень прибыльной у Ольги было расписано на пять страниц мелким шрифтом.
Однако набрав багаж знаний и готовая к тому, чтобы им делиться за определенную плату, Ольга столкнулась с проблемой расизма на родине мужа. Ее коллег по ауре, в подписчиках которых ходило людей в разы меньше, чем у нее, приглашали на тв, радио, крутые закрытые вечеринки, где устраивались массовые медитации с автограф-сессией. А ее светлую прорицательницу современности, родом из Славии, предков древних кривичей и вятичей, игнорировали всем миром.
И только связи Джефа позволяли входить почти во все желанные двери, но не в качестве приглашенной звезды, а в качестве участницы. Это сильно било по самолюбию молодой женщины, ведь она мечтала добиться успеха сама, своими мозгами, упорством, своим недюженным талантом и харизмой. Был еще один фактор, заствляющий Огу торопиться с покорением звездного небосклона.
По договоренности с мужем, он отказывался от всех вредно-аморальных американских зависимостей и утех, а также от соко-выжимательной работы, требующей продать душу и тело дьяволу, живущему на одной из известных стрит, чтоб через пять лет брака, наконец, завести долгожданное потомство. У Ольги оставалось полтора года до даты зачатия.
– Будь я африканкой или … хоть китайкой, меня б уж разрывали на части си-сис-пи-сбиэны и би-би-би-каки-лены. Но белых русских красивых баб им не надо, понимаешь?! Иначе как толстые американки будут индетифицировать себя со мною? Им нужны страшные уродливые желательно… – Ольга понизила голос до еле слышимого герца и стала оборачиваться по сторонам, в поисках неслышимо ступающих Розы или Аданны, чернокожих служанок.
Ольга Головешкина на расистких росказнях подруги отключилась.
– Коза, не спи! – разбудила ее американская подруга, почувствовав, что на том конце трубки ей больше не внимают. – Говорю, мне нужна твоя помощь.
– Сходи к своему психологу! – прорычала русская спящая подруга с закрытыми глазами.
– У меня больше нет психолога, – еще мрачнее ответила Ольга. – Квинси умер, не перенес операцию по смене пола.
– Сходи к коучу! – хрипло посоветовала Ольга, уже нажимая на кнопку отбоя телефонного разговора.
– Так он мне и посоветовал обратиться к тебе! Ты ж у нас журфак закончила! Ты можешь написать книгу! – и чувствуя, что скоро услышит звонки прерванного разговора, Ольга Кури прокричала, – триста тысяч деревянными и роялти с продаж. Семь процентов. Ты второй соавтор. Ты пишешь, я продаю.
Русская Ольга не нажала на отбой. Американская Ольга коварно улыбнулась.
– Какую книгу-то? – переспросила журналистка, почесав сплющенную грудь, на которой остались следы от лифчика, потому что вчера Оля забыла его снять, упав на кровать в беспробудный сон в чем была. Витя заспопливил и пришлось потрудиться, что б усыпить его.
– Короче, крыса, слушай сюда, – деловым тоном, зная, что подцепила подругу на интересную задачу и на деньги, проговорила Ольга Кури. – Джеф должен остаться еще на год в своей дранной… э… Эмэрикэ, – с акцентом выговорила йогиня. – Меня отпускает в свободное плавание на год-полтора.
– Что б ты какахой плавала от русского берега к американскому? – хихикнула Ольга, просыпаясь-таки в четыре утра от делового предложения.
– У нас договоренность, в августе ровно через восемнадцать месяцев заделать первого Кури, наследника престола. А пока у меня есть это время, чтоб прославить мою фамилию так, что б каждый третий, а лучше каждый первый на планете знал и любил Ольгу Голяшкину-Кури, гуру в области… во многих областях, – Ольга отодвинула локон от голубых глаз, моргнувших забором из черных ресниц. – Тебя ждет много работы. Через восемнадцать месяцев контракт на серию книг «беременность и йога», «роды и оргазм в ассанах». Планируется создание собственного бренда в одежде для женщин, беременных женщин, деток. Есть наработки по прафюмерному бизнесу и возможно, свой стиль в дизайне интерьера. Но чтоб фамилия Голяшкина стала продавать саму себя, как зачетка на пятом курсе, нужно стрельнуть! Лучшее и самое быстрое – это написать книгу-бестцеллер.
Ольга Головешкина все-таки растягнула лифчик и сняла его, он мешал слушать и понимать планы подруги.
– Вообщем издатель говорит, расходятся, как горячие пирожки на вокзале с нищими и бродягами, либо мемуары истерзанной тираническим режимом русской души, либо детектив с убийством. Желательно с участием русской мафии. По поводу первой темы у меня ни идеи! – Ольга развела руками и засмотрелась на маникюр с длинными ногтями, которым легко было разделать тушку зайца. – И по поводу русской мафии… тоже ни ши-ша наработок. Хотела было засесть напридумывать про 90-е, но как-то не натурально выходит. Да, было тяжело, но жили, старались, верили. А здесь такое не пройдет. Им надо, чтоб прям Гулаг! Чтоб страсти! Оторванные ноги, кипяток в глаза… А это не мой стиль, меня воротит только при упоминании живодерств, ведь я эколог третьего уровня, – Ольга расстроенно надула губы. – Тогда мой коуч Вини сказал, найди голодного русского журналиста, предложи ему золотую гору, он тебе и русскую мафию и тиранический режим, и если надо японских нинзя и с африканскими шаманами в одну кашу заварит.
– И ты вспомнила меня, моя ты золотая, – разулыбалась Ольга, почесывая обе груди, соскучившиеся по свободе от тиранических чашечек лифчика.
– Да!, – растаяла Ольга, вдруг вспомнив, что не видела подругу целую вечность, хоть и была на связи чуть ли не каждый день все эти года. – Головешка, а ведь мы с тобой с твоей или моей свадьбы не виделись! Как так могло произойти? Как мы это допустили?
– Не знаю, – тоже впала в ностальгию Ольга без лифчика, припоминая этот факт.
– Вини говорит, надо ехать в Россию, там написать бестцеллер от лица американской подданной. С продажными русскими издателями и деньгами Джефа это будет сделать проще простого. Русские читатели любопытные до жизни инстранщины должны расхватать книгу как горячие пирожки, – повторяла мудрые слова, в которые верила Ога-Голяшка. – Потом с этим бесцеллером вернуться назад, перевести его и презентовать от революционно настроенной дисседентки. Эти катируются на рынке наравне с африканскими и прочими… – Оля обернулась, удостоверилась, что никого нет и назвала слово, за которое обычно подают в суд за рассизм и нетолерантность. – Таким образом, я убью сразу два зайца, русского и американского. На китайский и индийский рынок мы выйдем автоматически, но позже.
– Поэтому, Головешка, жди меня и я вернусь, – подытожила она и не услышала крика радости. – Курица, ты меня вообще слышишь!? Я еду домой, готовь салаты!
Наконец послышался запоздалый, но счастливый крик Головешкиной-Анашкиной, который окончательно разбудил мужа и заодно двухгодовалого сына, спавшего рядом в кроватке.
– Малыш, все хорошо, – нежным голосом увещевала сына Ольга, укладывая опять на бочок, приговаривая нелепицы, должные успокоить Витеньку. – Это просто одна дурная корова разбудила твою маму. Сейчас мама ей начистит рога и все будет хорошо. Спи, родной, завтра в садик. Там машинки, вертолеееетиииикиии-иии, кубиииикииии…
Головешкина больше не могла спать, ее мозг заработал на полную катушку. Поэтому она вышла на кухню и там продолжила разговор.
– Во-первых, не семь, а пятнадцать процентов роялти. Русские голодные, но не настолько, что б работать даром. Во-вторых, поточнее поставь задачу. В-четвертых, сроки и бюджет. В-третьих, когда встречать?
Оказалось бюджет такой, что Агата Кристи с Конан Дойлем перевернулись бы в гробу. С таким размахом можно показаться и на телевидении в разных неудоборимых, но смотримых читателем и зрителем программах, где талантливая молодая русская дамочка расскажет, как выйти замуж за олигарха и стать успешной. Кстати, американская мечта «выбить из грязи в князи» полностью совпадала с русской мечтой в этом плане, выйти замуж предпочитательно за американского олигарха, решив все задачи разом.
Сроки стояли самые, что не на есть кратчайшие. Написать надо было позавчера, отредактировать и издать вчера, создать команду по продвижению сегодня, что на завтра проснуться знаменитыми.
Ога обещала вылететь через неделю. Через неделю должен был быть готов бестцеллер в черновике и уже назначена встреча с издателем. Джефри звонил «своим людям» из посольства, которые знали всех издателей в профиль и анфас, ибо они все проходили переподготовку в одном заведении.
– Вот оно, – подумала Головешкина, наконец почувствовав жар в сердце и холод по спине, не зря, значит, она сидела в декрете и строчила всякие глупости про помады. – Терпение и труд все перетрут, – одеваясь приговаривала она, собираясь засесть за компьютер, чтоб не терять драгоценного времени и начать писать бестцеллер.
Но проблема обнаружилась сразу же: кого собственно надо убивать? Ведь мемуары жертвы режима отпадали сами собой. С властью у четы Головешкиных-Анашкиных все было в порядке, точнее, власть своими действиями давало ежедневную работу журналисту-добытчику, который трудился сразу на два издательства, провластное и контравластное. Обнаружив, что и то и другое имеет одно тело и две, а может, и больше голов.
– Власть всегда была и будет от черта. Плевать на нее. Каждый человек должен думать о себе и о родине, где родина – это семья и друзья. – говорил Володя Анашкин, политический обозреватель не с мировой, но достаточной славой, мечтой которого было покупка домика на Камчатке, родине его предков, где он проводил каждое лето в походах и постройках разных шалашей, лодок, сетей, в охоте и рыбалке… Ольга мечтала подсобить в его мечте, потому как помимо мировой славы и богатства, разделяла привязанности мужа к природе и сама обожала охоту, рыбалку и особенно собирание грибов и ягод, коих на Камчатке водилось видимо-невидимо.
Если написать бестцеллер да при возможностях и связях Оли и ее янки, убивались зайцы не только четы Голяшкиных-Кури, но и Головашкиных-Аношкиных.
Проблема была только в одном, кого убить кроме зайцев?
Глава 2. Кого убить, кроме зайцев?
После завтрака Оля перезвонила подруге и озадачила ее этим вопросом.
– Убивай кого не жалко, – с благородного плеча разрешила Ога, будущая обладательница бестцеллера. – Главное, чтоб там была русская мафия, продажные полицейские, любовь, секс и … – маникюр опять привлек внимание молодой женщины. – И все! Других вводных не было.
– Ладно, – вздохнула тяжело Анашкина Ольга и стала думать, кого бы такого убить, чтоб русским и американским читателям понравилось и они скупали бы тиражи книги, как горячие хотдоги и пирожки.
Проблема оказалась более сложной, чем предполагалось в начале. Дело в том, что Ольге Головешкиной с детства было жаль всех и вся. По этой причине она прогуливала уроки литературы, когда изучали «Му-му» и «Каштанку». Ей было трудно представить мотивы главных героев, способных на подобную жестокость. Ей становилось жалко и жертв и самих мучителей, не знающих настоящей любви.