Читать книгу Проклятье красавицы. Я четвертая - Евгения Смирнова - Страница 1

Пролог

Еще в детстве мама рассказывала мне, что в ночь моего рождения разразилась жуткая гроза. Гром гремел так, что стекла в окнах родильной палаты звенели, заглушая крики рожениц. Ветер вырывал деревья с корнем, ломал урны и скамьи во дворах, срывал с крыш домов огромные пласты шифера. Оборванные провода струились в его порывах, извергая смертоносные искры. Все живое спряталось по своим норам, в предчувствии большой беды. А потом родильный зал наполнился моим оглушительным криком и все в миг стихло. Глушащая тишина.

Первой меня на руки взяла старенькая акушерка. Она посмотрела на малышку и сказала, что за весь свой полувековой опыт не держала на руках ребенка прекраснее, чем я. Уставшая и измученная долгими родами мама, только и могла, что слабо улыбнуться ей. Тогда акушерка поднесла младенца к роженице и приложила к ее груди, чтобы я впервые смогла испить материнского молока. Об этом самом первом мгновении нашего знакомства мама всегда вспоминает с каким-то особым трепетом. Глаза. На маму смотрели глаза ее прабабки. Красавицы и ведьмы, как называли женщину односельчане. Глаза, которые не унаследовал еще ни один из ее потомков. Я была первой.

И с того самого момента, когда я пришла в этот мир, меня стали бояться и любить все, кто встречался на моем пути. Красавица. Это слово следовало за мной неотступно, где бы я не появлялась. И мне казалось, что я самый счастливый ребенок на этой Земле. А потом мне исполнилось двенадцать. И в ночь своего двенадцатого дня рождения, когда на моей простыне впервые расплылось алое пятно, я увидела сон. Сон, в котором была ОНА. Прапрабабка. Красавица. Ведьма. Сон, о котором я не решалась рассказать никому и после которого я стала бояться ночи. Бояться заснуть и снова увидеть ЕЕ глаза. Глаза ведьмы. Мои глаза.

Я была проклята с момента своего рождения. Проклята ЕЕ красотой.

Я стала долгожданной, появление которой ОНА терпеливо ждал целый век. Наследница силы, которой мне не суждено было обладать.

Я стала четвертой.

Часть 1.

«Доктор Алла»

***

– Сегодня было последнее судебное заседание?

– Да. Я выиграла. Они сполна ответили за то, что посмели сотворить со мной.

В большом мягком кресле, в котором можно только полулежать мне удобно и спокойно. Я люблю бывать в этом кабинете. Жаль нельзя чаще, но доктор говорит, что раз в неделю достаточно.

– Я рада.

Молодая женщина с ярко-каштановыми волосами и в толстых линзах очков что-то записывает в свой рабочий блокнот.

– Ну так что, Алла Дмитриевна? – нерешительно спрашиваю я.

Женщина поворачивается ко мне и стягивает свои увесистые очки.

– Я уже говорила вам, Белла, что вы абсолютно здоровы. Разве что небольшое переутомление. При ваших травмах это просто чудо.

Тяжело вздыхаю.

– Ясно.

– Мне кажется, – продолжает женщина, – что вас расстраивает этот факт. Или я не права?

– Сама не знаю, – честно отвечаю я.

Она вопросительно смотрит на меня.

– Понимаете, – решаю объяснить, – если я здорова, то значит вы мне не сможете прописать никакого лекарства, чтобы избавиться от этих… снов.

– Белла, – снисходительно говорит доктор, – сны – это лишь наша проекция…

– Я помню, – перебиваю, – вы мне уже объясняли и ни раз.

– Вот и хорошо, что вы помните, – мягко улыбается она.

Наш сеанс подошел к концу уже пол часа назад. Мне пора уходить.

Встаю. Поправляю свой и без того безупречно сидящий костюм.

– Вы придете на следующую консультацию? – спрашивает женщина.

Киваю.

Это мой пятый по счету психолог за последний год. И каждый из них нагло заявляет мне, что я абсолютно здорова. Но ведь это не так!

Сумасшествие.

Это страшное слово преследует меня с самого детства.

Может все-таки доктор поторопилась? Может сеансов, которые у нас были, недостаточно, для точного диагноза?

– Тогда я вас жду в среду к двенадцати дня.

– Хорошо.

Надеваю шубу и ищу в сумочке ключи от машины.

– Белла, – снова голос доктора Аллы, как я ее называю, – давайте в среду попробуем новую методику.

– Какую? – с интересом смотрю на нее.

– Мы вернемся с вами в тот день, когда вы впервые увидели этот сон.

Молчу.

– Если, конечно, вы захотите, – добавляет доктор Алла, озадаченная моим молчанием.

– Я подумаю, доктор, – говорю я и выхожу.

Зима.

На дороге вязкий грязный снег. В машине тепло и пахнет сигаретами с ароматом вишни. Тихо играет радио. Часы на приборной панели показывают без десяти шесть. Опаздываю. Приоткрываю окно и высовываю голову в сырость зимнего московского вечера. Глухо. Объехать пробку не удастся, а на шесть у меня назначена встреча в клубе.

Зачем-то сигналю, тут же получаю в ответ несколько возмущенных гудков и закрываю окно своей новенькой иномарки. Достаю из лежащей на сиденье рядом сумки Ай-Фон. Листаю записную книжку. Марат. Вызов.

– Здравствуйте, Белла Юрьевна, – тут же раздается в трубке голос моего помощника.

– Добрый вечер, Марат.

Беллой Юрьевной я стала уже давно. Лет десять назад, наверное, когда мне исполнилось двадцать четыре. И теперь в свои тридцать с хвостиком я привыкла к такому обращению. Белла Юрьевна. Ни Бель, ни Изабелла, ни Беллочка, а Белла Юрьевна – директор популярного ночного клуба «Филин», где каждую неделю выступают разные музыкальные звезды. И вот теперь через каких-то там десять минут приедет та самая звезда, чтобы посмотреть площадку и договориться о выступлении, а я опаздываю.

– Вы скоро подъедите? – спрашивает молодой человек.

– Я в пробке, – резко отвечаю парню.

Мне не нравится, что он совсем ничего не хочет решать самостоятельно, а лишь ходит за мной по пятам. Если бы не протекция одного влиятельного человека, то я не взяла бы Марата даже официантом.

– Разве вы… – начинает молодой человек, но я перебиваю.

– Тебе придется встретить наших гостей и показать им площадку самому.

– А как же я смогу?

– Мы с Олегом уже обо всем договорились, – снова прерываю я своего менеджера, – они просто хотят посмотреть площадку и инструменты, которые мы можем предоставить им на выступление. А через час я подъеду.

– Но…

– Ты кто? – резко спрашиваю я.

– Марат, – глупо отвечает парень, и я тяжело вздыхаю в трубку.

– Я спрашиваю, кем ты работаешь в клубе? – проговариваю каждое слово.

– Вашим заместителем, то есть… менеджером.

– Соответственно, когда меня нет, то ты должен брать на себя мои обязанности. Одним словом «замещать». Так?

– Так, – нерешительно отвечает Марат.

– А я сейчас в клубе?

– Нет.

– Так бери эти самые обязанности на себя! Просто покажи им площадку, инструменты и зрительские зоны. Ясно?

– Ясно, – вяло отвечает мой заместитель.

Нажимаю «Отбой».

– Кретин! – шиплю в уже пустую трубку.

Сзади сигналят. Я отпускаю тормоз и плавно давлю на газ, медленно продвигаясь вперед. Похоже, что впереди пробка начинает понемногу рассасываться. Все как обычно. Мне стоило просто этого очень сильно захотеть.

Пол седьмого.

Торопливо щелкаю брелком сигнализации. Может Олег со своим исполнителем еще не ушли? На Марата я могу рассчитывать едва ли.

Дует промозглый ледяной ветер и пахнет сыростью. Не люблю зиму. Когда-нибудь я куплю себе дом у моря и забуду, как страшный сон грязь и вонь большого города.

Служебная дверь клуба распахивается, когда до нее мне остается не больше пары метров. Показывается молодой человек. Чуть выше среднего роста, джинсы с потертыми коленками, кожаная куртка, распахнутая на груди, из-под нее виднеется светлый свитер с высоким воротником. На плече висит гитара в тряпичном чехле. Волосы, кажется, русого цвета, в свете фонаря мне сложно рассмотреть, коротко стриженные на висках и удлиненные на макушке зачесаны на правый бок. От левого уха по шее спускается татуировка, что-то похожее на змею, она уходит в ворот свитера. В ухе поблескивает маленькое колечко. Он наклоняется и щелкает зажигалкой, в его зубах белая сигарета с желтым фильтром. Пламя на мгновение освещает его лицо, и я вижу глаза. Голубые, в обрамлении густых ресниц.

Наконец, он замечает меня и криво улыбается. У него хорошая улыбка.

– Привет, красавица, – говорит он и выпускает струю сигаретного дыма в серое московское небо.

Красавица.

Хмурюсь.

Меня давно перестало забавлять это слово. Больше я не кичусь своей красотой. Хватит с меня.

Решительно шагаю вперед.

– Пропустите.

Смотрю на голубоглазого.

Он заставил меня злиться. Нет, не на него, а на себя. Впервые за несколько месяцев, с того самого момента, как я поклялась себе, что больше не впущу в свою жизнь ни одного мужчину, мне понравился этот незнакомец. Молодой человек с сережкой в ухе просто взглянул на меня своими голубыми глазами, и я почувствовала, то самое напряжение внизу живота, которое не возможно спутать ни с чем. Просто взгляд голубых глаз.

Надо уйти. Прямо сейчас.

Он выкидывает сигарету, но от двери не отходит.

– Меня Максом именуют, а тебя, как, красавица? – просто спрашивает он.

– Перестаньте, – шиплю я, и чувствую, как в меня входит его запах. Одеколон и сигареты. Наверное, я уже не смогу спутать его ни с чем.

– Что перестать?

Его глаза смеются.

– Называть меня красавицей, – сквозь зубы цежу я.

– Окей. Тогда как мне тебя называть?

Смотрю ему в глаза. Тем самым взглядом, от которого бегут все, а он стоит, только лишь улыбка сползла с лица.

У него прямой нос и небольшая родинка на правой скуле, которую не скрывает даже легкая щетина. Мне хочется прикоснуться к ней.

Вздрагиваю. Неужели это тот самый, о котором говорила ОНА?!

Бежать.

– Меня зовут Белла Юрьевна. И я директор этого клуба. Пропустите, меня ждут.

Он снова криво улыбается. И слегка отступает от железной увесистой двери.

– Проходите, – чинно говорит он, и смотрит на меня смеющимися глазами.

Прохожу.

– Придурок, – шепчу себе под нос.

– У меня прекрасный слух, – раздается за спиной, и я понимаю, что голубоглазый последовал за мной.

Ускоряю шаг. Привычный коридор. Двери. Табличка, на которой указано мое имя и должность.

Он хмыкает за спиной.

– Так ты и вправду директор? – его голос.

– Перестаньте мне тыкать!

Останавливаюсь.

И где же все?

Откликнувшись на мои мысленные призывы, из-за угла показывается Марат, а за ним и Олег.

Олег Петрович Орлов.

– Белла, – улыбается он, обходит Марата, подходит ко мне и целует в щеку, слегка приобняв за талию.

Я позволяю подобную фамильярность лишь некоторым. И Олег один из них. Мы знакомы с ним уже много лет. И, похоже, это единственный из мужчин, кого так и не пленила моя красота, и кто даже не пытался приударить за мной и не бросал томных взглядом из-под тяжка. У него совсем другая любовь, о которой он поведал мне однажды, когда был сильно пьян. Лиза Малинина. Звезда. Красавица. Которую он когда-то упустил, и которая так и не простила его. А я лишь друг. И мне это чертовски нравится, быть просто другом.

– Прости, Олежа, сегодня просто чудовищные пробки, – говорю я, и улыбаюсь другу.

– Ничего. Мы с Тони уже все посмотрели, – он кивает на того самого голубоглазого нахала, который все еще стоит за моей спиной, – нам все нравится, так что в воскресенье мы ваши.

Оборачиваюсь. Голубоглазый смотрит на меня без тени улыбки. Хмурится.

Интересно.

– А мы уже познакомились, – смотрю на него, – как вы сказали вас зовут?

Фальшиво улыбаюсь.

– Меня не зовут, – грубо отвечает мужчина, – я сам прихожу, когда мне надо.

– А я смотрю, вы не очень-то оригинальны?

Перестаю улыбаться. Хам.

– Не претендую.

Он отворачивается и идет к двери не попрощавшись.

– Не обращай внимание, – Олег снова берет меня за руку, – рок-звезда, одним словом.

– Что-то я его не припомню! – как можно громче произношу я, чтобы наглец точно услышал.

Оглушительно хлопает железная дверь.

– Что приставал? – смеется Орлов, когда голубоглазый скрывается на улице.

Киваю.

– Ну тебе же не привыкать?

– Он мне Максом представился.

– Так и есть.

– Но ты же его Тони назвал? – удивляюсь я.

– Максим Харитонов. Но мы зовем его Тони.

– Ясно. Только, Олег, я и вправду его совсем не знаю.

– Ты, мать, телек, наверное, не смотришь.

Пожимаю плечами.

Я действительно практически не включаю телевизор.

– Он был участником одного популярного шоу, где любовь строят. Отношений он так и не построил, а точнее, они с девчонкой чуть не поубивали друг друга.

– Почему чуть не поубивали? – с интересом спрашиваю я.

– Он страшно ревнивый. Если девушка его, то она даже посмотреть в сторону не может. А та, красоткой была еще той, хотя с тобой рядом не стоит, – Олег целует мне руку, – и по сторонам смотреть любила.

– Ну предположим, только при чем здесь музыка?

– Он благодаря этому шоу миллион подписчиков себе отхватил во всем известной социальной сети.

– Ясно, – усмехаюсь, – значит, вы лицом поторговать решили?

– Ну почти, – говорит Орлов, – только музыкант он и вправду классный.

Олег что-то достает из своего портфеля и протягивает мне.

Диск.

Я уже и забыла, что можно слушать диски.

– Что это?

– Первый альбом. Макс его еще до шоу записал. Сам. Конечно, в таком формате он уже не котируется, но послушать можно. Ну или можешь скачать…

– Я послушаю диск, – перебиваю мужчину, – мне нравится все старое.

На пластмассовом прямоугольнике крупным планом красуется лицо голубоглазого.

Максим Харитонов.

Это имя врезается в мое сознание. Макс.

Внезапно все мое тело передергивает от невидимого толчка.

Скоро ночь. И я вынуждена буду уснуть. Я боюсь. Эта дрожь, которая бьет меня сегодня с самого утра, как предчувствие новой встречи с НЕЙ. Так бывает всегда. ОНА сообщает мне о том, что скоро придет ко мне и завладеет моим сном. И не поможет ни снотворное, ни спиртное, ни успокоительное. ОНА сильнее всего этого. Ненавижу ночь.

С ранней юности я боялась засыпать и просыпаться одна, и поэтому в моей постели всегда был мужчина. Очередные отношения заканчивались, а на завтра сразу же начинались другие. Я совсем не была одна и не знала, что такое быть без мужчины. Но последние несколько месяцев все изменилось.

– Я поеду, – доносится до меня голос Олега, – диск можешь не возвращать.

Он легко чмокает меня в щеку.

– Договор отправлю завтра с курьером, как обычно.

– Хорошо, – слабо улыбаюсь.

Из зеркала на меня смотрит странная темноволосая женщина с большими почти черными глазами и пухлыми алыми губами. Белая кожа светится в полутемной комнате. На округлых плечах две тонкие шелковые бретельки светло-лилового цвета. Я провожу большой щеткой по длинным волосам снова и снова, пока они не начинают переливаться в свете небольшого бра на стене. Много раз я хотела обстричь их, но все время что-то мешало. И я вновь садилась на пуфик у этого самого трюмо и расчесывала черный водопад волос. Однажды во сне ОНА сказала мне, что волосы – моя сила, и что мне нельзя обстригать их. И я послушалась, как делала это всегда. Сила.

Я откладываю щетку и заплетаю длинную толстую косу. Еще раз смотрюсь в зеркало и в неприятии отворачиваюсь.

На часах уже четыре утра. Хочется спать. Страшно.

Забираюсь в свою огромную кровать и прячусь в тепле объемного одеяла. Приглушаю свет бра, но так, чтобы комната не погрузилась в абсолютный мрак. Темнота пугает меня. Закрываю глаза и чувствую, как по моим ногам ползет холод. Я знаю, что теперь их невозможно будет согреть. Ни теплые носки, ни горячая грелка, ни что не поможет. ОНА идет ко мне. Засыпаю.

Утро.

Мое утро начинается не раньше одиннадцати. Я привыкла к этому графику. Провожу рукой по мокрому лбу и откидываю прилипшие волосы назад. Одна подушка валяется на полу. Простынь сбилась в комок. Я опять металась и кричала во сне. Мне не чем дышать. Откидываю одеяло и в одной шелковой пижаме иду к окну. Распахиваю и вдыхаю сырость московского зимнего дня.

В гостиной разрывается телефон. Закрываю окно и выхожу из спальни.

Новый день.

– Привет, подруга, – раздается в трубке знакомый голос, – проснулась?

– Только что, – низким с про сони голосом отвечаю я. А может я сорвала его во время ночных кошмаров?

– Вот и отлично! – радостно восклицает Ленка. – Я к тебе уже еду.

– Зачем?

Я потягиваюсь и трясу головой отгоняя остатки сна.

– Ну ты даешь! Забыла, что ли?

– О чем это? – настораживаюсь я.

– Как о чем? Мы с тобой еще на прошлой неделе договорились, что поедим вместе выбирать мне платье на годовщину.

Точно. А я и вправду забыла.

С Ленкой мы дружим с пяти лет. А точнее мы помним друг друга примерно с этого возраста. Жили в одном доме, играли в одной песочнице, вместе пошли в школу в один класс, даже институт выбрали один, правда факультеты разные. Лену никогда не смущало, что прохожие тыкают на нас пальцами, говоря, какая же она некрасивая девочка и с какой красавицей дружит. Подруга всегда смеялась над ними и говорила, что станет самой счастливой на свете. И стала. В девятом классе к нам в школу перевелся Вася. Смешной, длинный, с веснушками на носу и большим ртом. Он играл на баяне и стоял на воротах, когда парни сражались за честь школы в футбольном матче с соседями. А еще он сразу же влюбился в мою Ленку, а она в него. Два веселых влюбленных рыжика, как называли их одноклассники. После школы они сыграли скромную свадьбу, на которой я была подружкой невесты. И гости снова шептались за нашими спинами, говорили, что Ленка дура, что выбрала меня свидетельницей, и что я испорчу им свадебные фото своей красотой. Кто же станет смотреть на невесту, когда рядом такая красавица. А потом стали говорить, что Ленка глупая, раз я вхожа в их дом, и что я обязательно уведу у нее ее Васю, который заметно возмужал и похорошел, тогда как Ленка сильно подурнела, в ожидании их первенца. Но подруга лишь посмеивалась над всеми, и мы по-прежнему были неразлучны. Глупые. Какие же они все невозможно глупые, раз не понимают, что я скорее умру, чем причиню подруге хоть каплю боли, или отберу счастье. А она понимала, и всегда точно знала, что лучше подруги у нее и быть не может. И мы дружили вот уже больше тридцати лет. Я даже стала крестной ее милой смешной конопатой малышки, которой недавно исполнилось шестнадцать лет, и которая, приехав ко мне на следующий день после своего шестнадцатилетия рассказала, что в эту ночь стала женщиной. Она улыбалась, и говорила, что счастлива, а я гладила ее рыжие волосы и смотрела в изумительно серые глаза. Я молчала, не ругала, не осуждала, и была горда, что крестница может прийти ко мне совсем, что поселилось у нее на душе, что не утаит и не скроет от меня ничего. И Ленка знала это и была рада, что мы есть друг у друга и часто говорила, что, если с ними с Васей что-то случится, что она спокойна, ведь Маруся будет жить со мной. Я ругала ее за эти мысли и слова, но всегда клятвенно обещала, что никогда не оставлю свою крестницу.

– Беллуся, ты что уснула снова? – Ленкин голос в трубке.

– Нет, просто задумалась.

– Надеюсь о хорошем? – весело спрашивает Ленка, у которой, кажется, никогда не бывает хандры и уныния.

– О вас с Васей и какие вы счастливые. Двадцать лет вместе и по-прежнему держитесь за руки.

– Да уж, – снова смеется Ленка, – двадцать лет со дня знакомства – это не шутка! Нам тогда ведь всего по пятнадцать было. А я вот смотрю в зеркало и не верю, что столько лет прошло. Для меня это как будто вчера было. И люблю мужа так же сильно, как и двадцать лет назад.

– И ты, конечно, ему об этом уже сообщила? – улыбаюсь в трубку.

Разговор с Ленкой, пусть даже и короткий, заряжает меня жизнью и радостью на целый день. Люблю, когда она звонит мне с утра.

– Конечно! – восклицает подруга.

– А он что?

– А он заявил, что любит меня сильнее с каждым днем, и чтобы я боялась за его несчастное сердце. Подумай только, это в тридцать пять лет то!

Смеемся.

– Ну так как на счет шопинга?

– Давай через полтора часа в торговом центре на нашем месте, – предлагаю я.

– Договорились.

Кладу трубку.

По лицу скользит улыбка и хочется дышать полной грудью. Иногда мне кажется, что Ленка – ангел-хранитель, посланный помочь мне не сойти с ума.

Ладно. Шопинг так шопинг. Пора и мне обновить свой гардероб. В конце концов, скоро новогодние праздники. И парочка новых платьев совсем не будет лишней.

Из крана бежит ледяная вода. Я плещу на лицо озябшими пальцами, пока на щеках не проступает легкий румянец. Промокаю кожу чистым махровым полотенцем и внимательно смотрю на себя в зеркало.

Может я и вправду ведьма?

Шесть дней назад мне в шею попал осколок от бокала, который кинул сильно выпивший гость клуба, и порезал кожу. Кровь лилась ручьем. Гость был навсегда выдворен из нашего заведения с волчьим билетом, как говорят, и внушительным штрафом. А я отправилась прямиков в больницу, чтобы мне наложили пару швов на порез. И вот спустя всего неделю на моей шее не осталось и следа, разве что едва заметная розоватая полосочка. Легко провожу указательным пальцем по тому самому месту, где врач, причмокивая и сетуя, что теперь у меня останется полоска шрама, а для такой красивой девушки это чуть ли не вселенский кошмар, сшивал края раны тонкой иглой.

Ладно. Будем считать, что на мне все заживает как на кошке.

Распахиваю створки плотинного шкафа, умело спрятанного строителями в стене, и взору тут же открывается внушительный ряд черных, серых, серебристых и бежевых брючных костюмов, можно сказать, моя рабочая одежда.

Печалька.

Ну ничего, сегодня я точно приобрету пару ярких вещичек. Впрочем, я говорю себе это каждый раз, когда собираюсь в магазин, но всегда возвращаюсь с очередным деловым костюмом.

С полки сбоку, я выуживаю черные джинсы, зауженные книзу, объемный белый пуловер толстой вязки с вырезом по плечам и светлую майку. Кажется, я купила ее в Италии у какого-то знаменитого кутюрье за бешенные деньги. Хмыкаю. По-моему, это просто майка с двумя золотыми символами на груди «Bella Donna». Совсем как мои инициалы. Белла Юрьевна Донна. Собственно, это совпадение и сподвигло меня к ненужной покупке. Улыбаюсь, вспоминая, как пожилой хозяин магазинчика изумился, узнав, что меня зовут Белла Донна. И все время повторял, как это правильно, ведь в переводе с итальянского Белла Донна – это красивая женщина. А я, как он мне заявил, таковой и являюсь и подарил в добавок к купленной майке брошь с теми же самыми буквами.

Закрываю шкаф и иду к небольшому комоду. Средний ящик. Белье. Вот что-что, а белье у меня на любой вкус и цвет. Иногда так забавно надеть под строгий черный костюм красное кружевное белье. И весь день знать, что оно на тебе. И под конец начинает казаться, что и все вокруг знают это и смотрят как-то особенно пристально.

На этот раз решаю выбрать простой спортивный комплект от известной фирмы. Хочу, чтобы сегодня мне было удобно и легко. Мы ведь с Ленкой, а значит будет шумно, много, активно и весело.

Одеваюсь.

Придирчиво осматриваю себя в зеркало.

Да уж, опять только черное и белое, хоть и джинсы со свитером. На секунду задумываюсь. Улыбаюсь и достаю из верхнего ящика комода длинные гранатовые бусы из мелких заостренных камней. Я увидела их на блошином рынке, когда мы с Ленкой искали необычную лампу в их с Васей спальню, и не смогла пройти мимо. В голове все время крутилась фраза «они мои».

Стягиваю волосы в хвост на затылке. Отлично. Осталось лишь немного подкрасить ресницы, пощипать щеки и нанести защитный перламутровый блеск на губы. Пара пшиков любимого аромата за ушки.

Готова.

Обойдусь сегодня без тяжелого макияжа, который мне приходится каждый раз накладывать на работу. Что поделать, быть директором ночного клуба не так уж и весело, как многим кажется, скорее наоборот.

Натягиваю белые ковбойские полусапожки с серебряными цепочками на взъеме, меховую куртку, беру брелок с ключами от машины и кидаю его в большую черную сумку. Щелкаю дверным замком и привычно устремляюсь вниз по лестнице. Пользоваться лифтом я не люблю с детства.

– Умираю, хочу есть! – стонет Ленка, совсем, как делала это в школе, а потом и в институте.

Улыбаюсь.

– По мне, так мы бы уже давно сидели в кафе и пили кофе, это же тебе приспичило заглянуть в парфюмерный бутик.

– Это было моей ошибкой, – признается Ленка, – знаю ведь, что тебя из него за уши не вытянуть.

Вздыхает.

– Вон, – поднимаю я, увешенную разномастным пакетами руку, – кафе, в котором мы обедали в прошлый раз.

– Тогда направление прямо! – восклицает подруга и ускоряет шаг.

Мы выбираем столик у стены, подальше от центрального входа. Скидываем пакеты с вещами в огромную кучу на один из стульев и хором вздыхаем. Ленка берет меню, у подошедшего официанта.

– Обожаю, когда уставшая и счастливая после похода по магазинам выбираешь себе что-нибудь вкусненькое и при этом это самое вкусненькое не придется готовить самой, ну и посуду мыть потом, конечно.

Официант, сует мне второй экземпляр меню, что-то говорит, о том, чтобы мы выбирали и что он подойдет к нам попозже. Краснеет и отходит, опрокинув по пути стул у соседнего столика, и сильно напугав пожилых дам, которые, как и мы, решили присесть и выпить кофе после долгой прогулки по магазинам.

Ленка тихо хихикает. Все-таки она осталась такой же смешливой девчонкой, как и много лет назад.

– Наверное, меня никогда не перестанет забавлять, как реагируют на тебя юноши, – заговорщически шепчет она.

– Не начинай, – фыркаю, – знаешь же, что мне это не нравится.

– Давно ли? – усмехается Ленка.

– Давно не давно, а сейчас не нравится, – твердо произношу я, и подруга понимает, что эта тема закрыта, по крайней мере на сегодня.

Открываю глянцевую книжечку в пластмассовом переплете. Яркие картинки, большая часть которых банальная маркетинговая уловка, не обманут меня. Готовят здесь не очень, а вот кофе и десерты в самый раз.

– Выбрала? – спрашивает Ленка.

– Почти.

– А я буду капучино со сливочным чизкейком.

Подруга захлопывает меню, и оглядывается в поисках краснеющего официанта. Машет рукой и парень медленно, так чтобы ничего не опрокинуть по пути, следует к нам.

– Уже выбрали? – тоненьким голосом спрашивает он.

– Ага, – улыбается Ленка, – капучино и чизкейк.

– А вы? – обращается официант ко мне, стараясь не поднимать глаз.

– Мне, пожалуйста, американо и эклер со взбитыми сливками и свежей малиной.

Парень что-то пишет в своем маленьком блокноте и молча отходит.

Ленка склоняется над кипой перемешавшихся пакетов. Наконец, выуживает нужный и достает маленькую коробочку, на которой изображено женское белье.

– Любуешься?

– Думаю, что мне придется его вернуть.

– Почему? – удивляюсь я.

В отделе нижнего белья мы провели больше всего времени, и наконец, Ленка нашла идеальный комплект, который можно будет надеть под ее новенькое желтое платье, купленное специально для годовщины. Любимый цвет Васи, цвет полуденного солнца, как говорит мужчина.

– Он слишком… откровенный, что ли. Я не решусь его надеть.

– Глупости.

– Нет, – возражает Ленка, – такое белье не для меня, и зря я послушалась тебя и купила его.

– Послушалась меня?! Да ты же была в восторге!

Ленка отрицательно качает головой, и снова крутит коробочку, рассматривая стройную девушку в том самом белье на одной из ее сторон.

– Такое белье носят совсем другие женщины, – говорит она.

– И какие именно? – не понимаю я.

– Ну, такие как ты, например.

– Интересно, – начинаю злиться, – и чем же я «такая»?

– Да ты только посмотри на мою задницу, – громко шипит Ленка, и пара пожилых дам оборачиваются в нашу сторону, – она же вся покрыта целлюлитом! У тебя то его не граммульки, – стонет подруга.

– Да, у меня нет этого пресловутого целлюлита. А еще нет семьи, шестнадцатилетней дочери и мужа, который бы меня обожал, как твой Василий тебя, и двадцатилетнюю годовщину знакомства и взаимной любви отмечать в эти выходные совсем не мне.

Замолкаю. Ленка виновато смотрит.

– Я нытик, – констатирует она.

– И, кстати, чтоб ты знала, – игнорирую ее заявление, – нижнее белье вернуть в магазин нельзя.

– Кто сказал?

– Закон.

К нам приближается официант, у которого на подносе дымятся две чашки кофе и стоят блюдца с пирожными. Ленка быстро засовывает коробочку с бельем обратно в пакет.

Молодой человек расставляет содержимое подноса на столик трясущимися руками, желает приятного аппетита и отходит. Красные пятна с его юношеского лица так и не сходят.

Ленка делает внушительный глоток обжигающего напитка, блаженно причмокивает и приступает к чизкейку.

– Кстати, Беллуся, я так и не поняла, зачем ты купила очередной черный костюм?

– Он не черный, а темно-синий, – отвечаю я и с удовольствием откусываю эклер. Сладости здесь привозят из пекарни, и они просто божественны.

– Один фиг, – невнятно говорит подруга, – у тебя же точно таких же штук десять или даже больше.

– Пригодится, – пожимаю плечами.

– А вот платье, просто бомба!

Второй моей покупкой стало ярко красное облегающее платье с открытым верхом и глубоким разрезом по правому бедру от щиколотки. Когда я примерила его в магазине по настоянию Ленки, которой оно не подошло по размеру, то все девочки-продавщицы так и ахнули, а подруга заявила, что если я его не куплю, то она удавит меня. И я купила. Вот только куда мне в нем ходить? На работу нельзя. Дресс код. Мужчины, который бы водил меня по рестораном теперь нет и не будет, надеть его на праздник в кругу семьи тоже не получится, у мамы да и у остальных родственников будет разрыв сердца, так что пылиться ему в шкафу, пока не «подрастет» Маруся, Ленкина дочура, и не заберет его у меня, как сделала почти со всеми моими платьями, когда я решила, что теперь должна выглядеть совсем иначе.

– Может и бомба, вот только ходить мне в нем некуда.

– Это сейчас некуда, – возражает подруга, – а уже завтра может стать куда! Достанешь его из шкафа, наденешь, и мысленно поблагодаришь лучшую подругу, – торжественно заявляет она и съедает последний кусочек чизкейка.

– Обожаю тебя, – произношу и посылаю воздушный поцелуй.

Ленка поцелуй ловит и одобрительно кивает.

– Может мне еще чего-нибудь заказать? – спрашивает она. – А лучше, я домой возьму, своим рыжикам! Они у меня сладости страсть как любят!

И подруга начинает махать руками, вновь призывая официанта к нашему столику.

Вот она, любовь.

Внезапно, в коридоре торгового центра прямо напротив кафе возникает шум.

– Что там? – переключает подруга свое внимания с так и не подошедшего официанта, на небольшую стайку молодых людей.

– Не знаю, – пожимаю плечами, – автографы что ли у кого-то берут?

Ленка вскакивает со стула и начинает всматриваться в небольшую толпу молодежи.

– А! – вскрикивает она. – Так это же любимый Маруськин музыкант!

– Правда? Кто?

Я тоже привстаю.

Ну не Егор Сид же решил прогуляться в одиночку по торговому центру? Насколько я помню, Маруся убивалась по нему весь прошедший год и все время умоляла меня пригласить его выступить в мой клуб, чтобы девочка могла с ним познакомиться. И однажды я даже сдалась и звонила, и просила, но наткнулась на весьма невежливый отказ, а точнее на слишком высокий гонорар для нашего места. И от этой идеи пришлось отказаться. А вот купить билеты на его концерт, оказалось не сложно, и мы несколько часов на пару с Марусей кричали его песни с третьего ряда.

– Макс Харитонов!

Вздрагиваю.

– Ты что не знаешь его?!

Ленка усаживается обратно на стул.

– Нет, – зачем-то вру я, – а кто это?

– Честно сказать, тоже не особо его знаю, – признается подруга, – он участвовал в шоу, которое Маруся все время смотрит, а сейчас очень популярен у молодежи.

– Даже так?

– Ага, – кивает Ленка, – смотри какой красавчик.

– Красавчик, – вторю я.

– Хорошо, что Маруси с нами нет, – тараторит подруга, – а то сейчас ринулась бы за автографом, за уши бы ни оттащили.

– Точно, если моя крестница что-нибудь решит, то это кремень, – улыбаюсь.

– И нет, чтобы в ровесников влюбляться, она же все постарше ищет, – возмущается Ленка.

– А сколько ему лет? – невзначай спрашиваю я, и поглядываю на постепенно рассасывающуюся толпу через плечо.

– Двадцать четыре, или двадцать пять, – отвечает Ленка, – точно не помню. Но ведь ей всего шестнадцать!

– Но ведь она с ним и не встречается, а лишь слушает его музыку, – передразниваю я подругу.

Ленка шумно выдыхает. Смотрит на меня и смеется.

– Что-то я совсем в «яжемать» превращаюсь.

Киваю.

– Ладно, пусть живет, – машет рукой Ленка.

Я на мгновение оборачиваюсь всем телом в сторону Макса Харитонова, и тут же ловлю его взгляд. Отворачиваюсь.

Узнал?

– Слушай, Беллуся, этого официанта не дождаться, – нетерпеливо говорит подруга, – а все из-за тебя. Он ведь даже посмотреть в нашу сторону боится, и …

– Лена, ну ты опять?

– Молчу-молчу, – она поднимает руки вверх, изображая притворное раскаяние, – я пойду сама к бару подойду, а потом в дамскую комнату. Тебе надо?

Отрицательно качаю головой.

– Вот и отлично. Тогда охраняй пакеты.

Театрально хмурюсь.

Подруга встает и быстро, собственно, как она делает все в этой жизни, следует к несчастному официанту.

Откидываюсь на спинку стула.

Двадцать четыре. Двадцать пять. Тогда у входа в клуб Макс показался мне старше.

Глупости. И почему я вообще об этом думаю? Какая мне разница, сколько лет этому выскочке? Ну не детей же мне с ним рожать!

От этой мысли меня бросает в жар.

Рожать. Детей. С ним.

– Мечтаешь? – знакомый мужской голос у моего уха.

Вздрагиваю. Узнал.

Макс легко чмокает меня в щеку и усаживается на то самое место, где минуту назад сидела Ленка.

– Что это было? – спрашиваю я, и устремляю на нахала свой самый пронзительный взгляд.

– Когда? – невинно спрашивает он, даже не думая смущаться или отводить глаза, как большинство представителей мужского пола.

– Не придуривайся, – шиплю я.

– Значит, мы все-таки перешли на «ты». Отлично!

Он широко улыбается и щелкает пальцами.

– Это место занято, – игнорирую его предыдущую фразу.

– Правильно, на нем сижу я, – нагло заявляет Макс, – может кофе закажем? Ты какое предпочитаешь?

– Что? – растерянно спрашиваю я.

Мне не часто приходится сталкиваться с таким напором от столь молодых людей, которые обычно меня боятся и робеют. Ему же всего двадцать четыре!

– Ну если ты не хочешь кофе, – как ни в чем не бывало продолжает парень, – тогда можно что-то и покрепче заказать.

Покрепче?

– А тебе уже можно? – интересуюсь я, наконец, обретя дар речи.

– Что можно? – на этот раз Макс удивляется искренне.

Отлично.

– Ну можно, что-то покрепче? Паспорт не попросят? – с невинной улыбкой спрашиваю я.

Парень пожимает плечами. Похоже, к такому повороту разговора он был не готов.

– А у тебя? – все-таки отвечает он.

– Что у меня?

– Паспорт не попросят? – лукаво улыбается парень.

– Такой наглой лести я за всю свою жизнь еще не слышала! – по-настоящему возмущаюсь я.

На секунду мне кажется, что Макс в замешательстве от моего гнева, но он тут же преодолевает это чувство.

– Хорошо, если ты не хочешь покрепче, то можно…

– Ты меня утомил, – перебиваю я.

Встаю, и начинаю собирать многочисленные пакеты. Макс тоже поднимается и пытается помочь мне, но я отталкиваю его руки.

– Похоже, что сегодня красавица не в духе, – весело говорит он, – тогда до воскресенья.

– Ты о чем это? – настораживаюсь я.

– О концерте, любимая, пока только о концерте.

Он быстро наклоняется и снова чмокает меня, только уже в губы.

Вскидываю руку, чтобы дать этому нахалу увесистую пощечину, но Ленкины пакеты мешают мне.

– А ты горячая, – говорит Макс, уже отступая от столика в сторону выхода, – буду ждать нашей новой встречи с нетерпением.

Уходит.

Опускаюсь обратно на свой стул. Всего лишь пару невинных, я бы даже сказала, детских поцелуйчиков и прикосновений, заставили меня дрожать. Ноги ослабли, а к обычно бледным щекам подступила кровь.

– Ты что так раскраснелась? – озабоченно спрашивает подошедшая к столику Ленка, держа в руках пластиковую упаковку, в которой виднеется несколько пирожных. – Не заболела?

– Нет, – отчего-то охрипшим голосом отвечаю я, – душно.

– Так пошли на воздух. Сегодня на улице такой мороз, что ты вмиг охладишься.

– Было бы здорово. Немного остыть мне сейчас в самый раз.

– Как вы сегодня себя чувствуете, Белла? – спрашивает доктор Алла, когда я усаживаюсь на уже привычное кресло пациента в среду.

– Меня опять мучает бессонница, – признаюсь я.

– А таблетки, которые я прописала вам в прошлый раз?

– Они не помогают.

Доктор Алла хмурит лоб и на нем пролегают длинные продолговатые морщины.

– Странно, – говорит она, – это очень сильные препараты.

Молчу.

– Хорошо, – наконец, произносит женщина, – давайте их пока отменим.

Она усаживается на небольшой стул рядом с креслом, оставив свой блокнот и очки на столе.

– Скажите, Белла, а вам снова снились те сны, о которых мы говорили раньше?

Киваю. Они снятся мне всегда, в те редкие минуты недолгого забытия.

– И сегодня?

– Да.

Доктор Алла снова хмурит и трет свой лоб. Похоже, что она, как и доктора до нее уже готова отказаться от меня.

– Что-то ни так, Алла Дмитриевна? – спрашиваю я.

Она внимательно смотрит на меня.

– Все в порядке, Белла, и мы обязательно во всем с вами разберемся.

С облегчением выдыхаю. Похоже, что эта женщина не привыкла сдаваться.

– В прошлый раз, – продолжает доктор Алла, – я предложила вам начать с того самого момента, когда вас стали беспокоить и пугать сны. С той первой ночи и первого кошмара. И вы обещали подумать.

Я действительно, не рассказывала о том своем самом первом сне ни одному человеку на планете Земля.

– Вы готовы?

Нерешительно киваю.

– Вот и умница, – слегка улыбается доктор Алла, – а чтобы мне получить полную картину я введу вас в неглубокий транс.

– Транс? – пугаюсь я.

– Не стоит так волноваться, Белла, – тихо, но очень убедительно говорит доктор Алла, – это не гипноз, и я не собираюсь копаться в вашем сознании, только немного помогу вашей психике. Вы полностью расслабитесь и вспомните все, до мельчайших деталей. Но я не стану делать этого без вашего на то согласия.

– Я согласна.

Разве у меня есть другие варианты?

– Вот и замечательно. Тогда приступим.

Яркий свет…

***

– Мама, в этом пальто я выгляжу двадцатилетней тетенькой! – слышу я свой голос.

Замираю. И растерянно оглядываюсь по сторонам.

Небольшая уютная комната с софой, застеленной цветным вязанным покрывалом. Простое прямоугольное зеркало на полированном шкафу. Письменный стол, стул, и цветок в огромном горшке. На стенах бумажные обои в мелкую розочку. На окне атласные шторы в тон покрывалу. На полу пушистый шерстяной ковер, который папа привез из очередной командировки в год моего шестнадцатилетия.

Мне шестнадцать!

Но ведь мой первый сон был гораздо раньше! Почему сознание унесло меня именно в этот год?

– Ты не права, дочь, – голос мамы, – сейчас модно носить пальто.

– Так пусть твои модники и носят! А я не выйду из дома в этом убожестве! – мой крик.

Шестнадцатилетняя Белла бросается на софу, так и не сняв ненавистного пальто, и начинает громко рыдать.

– Что у вас тут происходит? – голос папы.

Папочка!

Уже много лет, как его не стало.

Шестнадцатилетняя Белла вскакивает с софы и кидается в объятия к отцу.

– Вы хотите, чтобы надо мной смеялась вся школа и весь двор! – всхлипывает.

– Юра, она не хочет носить новое пальто, говорит, что оно не модное, но ты же знаешь, сколько мы за него отдали, – мама всплескивает руками.

Она такая молодая и красивая. Ее шикарная шевелюра закручена в шишку на затылке и заколота черными шпильками. Мамочка.

– Ну не хочет девочка носить это треклятое пальто, ну пусть не носит, – говорит папа.

Шестнадцатилетняя Белла поднимает голову и слегка улыбается.

– Вот так всегда, – начинает мама, – ты ей потакаешь. Только посмотри, что из нее выросло!

– А, по-моему, в этом нет ничего страшного, – говорит отец, – не волнуйся, Беллочка, мы купим тебе новое пальто.

– Я не хочу пальто, пап.

– А что ты хочешь?

– Шубку.

Родители выходят в соседнюю комнату.

– Ты портишь ребенка, – слышу я мамин голос.

– Я не порчу, – голос отца.

– А ты знаешь, что она замуж собралась?

Замуж?

Мучительно вспоминаю.

Мне шестнадцать. Ах да, в день своего шестнадцатилетия я познакомилась с Сашей, моим первым мужем.

Саша.

– В этот год вам впервые приснилась ОНА? – спрашивает доктор Алла и подает мне стакан воды.

Пью, пытаясь унять вдруг охватившую меня жажду.

– Нет, – отрицательно качаю головой, – это было гораздо раньше.

Доктор Алла берет из моих дрожащих пальцев пустой стакан и уносит его обратно на стол.

– Я не понимаю. Почему именно этот момент? – спрашиваю я.

– Знаете, Белла, так бывает, – доктор снова присаживается на стул рядом и жестом показывает мне, чтобы я легла обратно в кресло.

Ложусь.

– Ваше сознание решило, что это стало первым знаковым моментов. Отправной точкой ваших страхов. Расскажите мне о Саше. Какое место он занимал в вашем сердце?

В моем сердце?

– Наверное, он был единственным мужчиной, в которого я была хотя бы влюблена.

– Наверное или точно?

Не могу уверенно ответить на этот вопрос и просто пожимаю плечами.

– А как вы познакомились?

Улыбаюсь.

– В тот день мне исполнилось шестнадцать лет. И мы шли с моей лучшей подружкой Леной из школы. На мне было новое платье, подаренное родителями накануне. Такое светлое с рукавами-воланами и пышной накрахмаленной юбкой. Мы с Ленкой шумно обсуждали, что ждет меня дома, кто придет и как будут поздравлять. Какие цветы подарят. Спорили, кто больше в меня влюблен Витька или Миша, и представляли, как они будут биться на дуэли за мое сердце. Смеялись. И тут внезапно подошел он. Саша. Такой высокий красивый, в спортивном костюме и с огромным букетом розовых роз. Представляете тогда, в две тысячи третьем году, букет из двадцати пяти роз! Как потом оказалось, он отдал за цветы все свои деньги, которые получил за первое место в турнире по каратэ.

Доктор Алла слегка улыбается.

– Он вручил мне его и сказал, что готов побороть и Витьку, и Мишу на той самой дуэли и забрать себе мое сердце. Я помню, как стояла посреди улицы, держала цветы двумя руками и смотрела на незнакомца широко открытыми глазами. Думаю, что это была моя первая любовь. Можно сказать, с первого взгляда. И первый мой мужчина. Добрый, нежный, ласковый, щедрый. Первый.

Хмурюсь.

– И что было дальше? – спрашивает доктор Алла. – Вы поженились?

Киваю.

– Да, как только мне исполнилось восемнадцать. А жить вместе стали еще раньше, несмотря на все протесты моих родителей. А вот Сашина мама меня тогда очень любила, наверное, так же сильно, как потом презирала.

– Презирала?

– Я предала ее сына.

– Что произошло, Белла? Вы хотите мне рассказать? – мягко спрашивает доктор Алла.

– Хочу. Все уже давным-давно отболело. Можно мне закурить?

Доктор Алла встает и берет с тумбочки пепельницу и сигареты, специально приготовленные для таких клиентов как я.

– Я вообще-то не часто курю, – оправдываюсь я, прикуривая сигарету, – но сейчас очень хочется.

Доктор молчит и смотрит на меня без тени упрека.

Делаю пару затяжек и тушу сигарету в пепельнице.

– Продолжим?

– Наша с Сашей встреча и роман пришлись на непростые годы для страны. Тогда, чтобы заработать и хорошо жить, многие поступались принципами.

Проклятые нулевые!

Когда мы познакомились, Саша недавно вернулся из армии и снова стал профессионально заниматься спортом, как делал это всю жизнь. А потом все начало рушиться. И я стала замечать, что Саша все меньше времени уделяет тренировкам, совсем перестал ездить на соревнования, часто пропадает по ночам, а мы с его мамой, тогда еще моей свекровью, сидим и ждем его. Я в свои семнадцать, а потом и восемнадцать жутко ревновала, придумывала всякие небылица, а все оказалось прозаично. Куда податься молодому спортсмену? Думаю, что вы уже поняли. Он стал членом одной из бандитских группировок. Сначала я даже обрадовалась, дура, ведь деньги полились рекой. Я одевалась в дорогие шмотки, он купил мне мою первую машину, мы ездили на каникулы в Таиланд, тогда как однокурсники, и Ленка со своим Васей перебивались с хлеба на воду. А у нас было все. Какой же идиоткой я тогда была!

– Вы просто были молоды, Белла, и неопытны.

– Может быть и так, – тяжело вздыхаю, – хотела бы я, чтобы ваши слова оказались правдой.

– Это правда, – говорит доктор Алла.

– И все-таки, мне нельзя было выходить за него замуж. ОНА говорила мне, но я не послушала.

– Объясните?

– А вы поймете? Поверите?

– Я постараюсь.

Тру начинающие зябнуть руки. Это все нервы.

– Прапрабабка приснилась мне накануне нашей с Сашей свадьбы. ОНА стояла, распустив свои длинные как воронье крыло волосы, в моем свадебном белом платье в ореоле красного света, смотрела на меня моими же глазами и зловеще улыбалась.

Доктор Алла обхватывает себя руками, как делает это всегда, когда я рассказываю ей свои сны.

– И что было дальше? – спрашивает она.

– Прапрабабка смеялась страшным смехом и трясла перед моим лицом толстой золотой цепью с крестом, с которой Саша никогда не расставался раньше. Наконец, насмеявшись, ОНА нависла надо мной и закричала, что если я хочу, чтобы он был жив, то мне надо исчезнуть из Сашиной жизни. ОНА кричала, что я сгублю его.

Соленая капля внезапно скатывается по моей щеке.

– Я умоляла ЕЕ во сне уйти, говорила, что люблю Сашу и хочу быть с ним. И прапрабабка замолчала. ОНА сверкнула своими ведьминскими глазами, хищно улыбнулась и сказала, что я сама сделала свой выбор. Саша будет первым, и что я начинаю этот отсчет.

– Какой отсчет? – голос доктора Аллы.

– Отсчет, который приблизит ЕЕ спасение, – отвечаю я, – и, которой может свести меня с ума.

– И что вы ответили ЕЙ в том сне?

Молчу. Может я и вправду сумасшедшая?

– Я ответила, что согласна. Если честно, то мои сны казались мне просто бредом сумасшедшего и ничем более.

– Это не совсем так, – голос доктора Аллы, – и что сказала вам во сне бабка на ваше согласие?

– Прапрабабка махнула рукой и Сашин крест в ЕЕ руках исчез. ОНА повернулась, чтобы уйти, но внезапно остановилась и сказала, что позволит мне выйти замуж, только если я возьму его фамилию, и никогда не сменю ее, чтобы дальше не происходило в моей жизни. И я согласилась.

– И что это была за фамилия?

– Донна, – говорю я, – моя фамилия по сей день. Тогда я и стала Беллой Донной.

– По-моему, в переводе это «красивая женщина»? – спрашивает доктор Алла.

– Да, вы правы. Но у этого сочетания слов есть еще одно значение?

– Какое? – с интересом спрашивает доктор.

– Я сама узнала об этом не так давно. Белладонна – это такой цветок. Красивый, манящий и убивающий своим ядом каждого, кто прикоснется к нему. Убивающий нежно и незаметно, сводящий с ума и пробуждающий все самое низменное в человеке. Он сродни наркотику, который однажды попробовав ты становишься обречен на безумие и погибель. Это ведьмин цветок. Вы знаете, в Средневековье отваром из белладонны поили тех, кого подозревали в колдовстве. И считалось, что если ведьма выпьет его, то уже не сможет скрыть своей колдовской природы и во всем сознается.

– Интересно, – шепчет себе под нос доктор Алла.

– Да уж, – усмехаюсь я.

– Вы меня неправильно поняли, Белла, – начинает доктор.

Останавливаю женщину взглядом. Это я умею делать превосходно.

– Не объясняйте.

– Хорошо, – кивает доктор, – давайте вернемся к вашему браку.

– Мой брак, – хмурюсь я, – он был коротким. Когда до моего рассудка, наконец, дошло, чем именно занимается муж, то я ужаснулась. Мне стали бесконечно сниться его руки, по локоть обмазанные кровью и прапрабабка, стоящая за его спиной и безудержно хохочущая. Я стала сходить с ума. И, знаете, даже на миг я не задумалась, что мне надо помочь близкому человеку, хотя сейчас я понимаю, что никто бы не позволил тогда ему уйти из банды. Я просто дождалась, когда он уедет на несколько дней по делам, собрала свои вещи и ушла к его другу, влюбленному в меня без памяти. Как мерзко! – вырывается у меня.

Закрываю лицо руками.

– Я во всем обвиняла Сашу, кляла его, что он связался с этой грязью, что не пошел по правильному пути спорта, о чем мечтал с детства, а выбрал «легкое» обогащение. И вы думаете, что я хоть на мгновение допустила мысль, что виновата? Что именно я со своими неуемными желаниями и жаждой красивой жизни толкнула Сашу в это болото? Нет, для себя я всегда отводила роль несчастной обманутой девочки.

Горько усмехаюсь, от так явственно вставших перед моим сознанием картин прошлого.

– А знаете почему я решила уйти именно к другу Саши, а не просто, к родителям, например?

– Почему? – голос доктора Аллы.

– Я тогда все рассчитала. Если бы я просто ушла, то Саша бы пытался вернуть меня, заваливал цветами, подарками, признаниями, и я бы сдалась. Я ведь любила его тогда. Наверное любила. А тут измена, да еще и с кем? С лучшим другом! Я знала, что он не простит мне этого и уже никогда не захочет вернуть меня обратно.

– И как он поступил?

– Дал мне развод. Он просто взял и дал мне развод. Вот так просто дал развод! А сам запил, да так, что его только и вытаскивали из всяких грязных притонов. Сашина мать прокляла меня и его друга тоже.

– Вы остались с его другом? – спокойно спрашивает доктор Алла.

– Нет.

– Этот влюбленный молодой человек так легко отпустил вас? – удивляется доктор.

– Не уверенна, что он смог бы легко меня отпустить. Просто его убили через месяц на одной из разборок. И я …

– Вы думаете, что это мог сделать Саша?

– Я не знаю, но после смерти Дани, так звали друга, Саша запил еще сильнее, – тяжело вздыхаю, – и, честно сказать, тогда я даже решила, что это к лучшему, ведь если человека нет, то нет и проблемы. Вот такой равнодушной дрянью я была раньше, по крайней мере, надеюсь, что теперь я другая.

– Вы другая, Белла, я общаюсь с вами и вижу, что теперь вы совсем иная.

Она говорит правду или просто успокаивает меня?

Не важно, главное, что она говорит эти слова сейчас. Вовремя.

– И вы больше никогда не видели Сашу?

– Почему же? Видела. Мы встречались потом еще дважды. Первый раз, он позвонил мне, когда я была замужем за Борисом, моим вторым мужем. Где-то нашел мой новый номер и просто сказал в трубку «Здравствуй». Просто «здравствуй» после всего, что я причинила ему! – почти кричу я. – Ни упреков, ни обид, ни злости. Просто «здравствуй». Сашу тогда разыскивали и бандиты, и милиция. И сейчас я отчетливо понимаю, что он думал, что прощается, что ему не выжить и хотел в последний раз увидеть меня.

– Вы согласились встретиться?

– Да, – просто отвечаю я, – мы встретились, и он остался в моем новом доме на две недели. Прятался ото всех.

– Вам не было страшно?

– Нет, – пожимаю плечами я, – навряд ли бы кому-то пришло в голову искать Сашу у бывшей жены, которая предала его, изменив с лучшим другом, и от которой он публично отказался, дав развод. По-моему, места безопаснее ему тогда было не найти, и я буквально заставила его остаться.

– И ваш муж Борис был согласен на это? – удивляется доктор Алла.

– Он всегда был согласен со мной. Собственно, я никогда особо и не интересовалась его мнением. Просто сказала, что Саша останется у нас столько, сколько будет необходимо и все. Это в однушке, можете себе представить?

– А вы любили своего второго мужа?

– Никогда, – честно отвечаю я, – он был просто спасением.

Внезапно мне перехватывает дыхание.

– Можно еще воды? – прошу я.

– Да, конечно.

Доктор Алла снова наливает мне полный стакан воды, и я выпиваю его залпом. Сердце оглушительно бьет в мою грудную клетку.

– Думаю, что на сегодня стоит закончить, – говорит женщина.

Соглашаюсь, вдруг осознав, как сильно устала.

– Вы молодец, Белла, – слегка улыбается доктор Алла и прикасается к моему плечу, – не каждый в этом кабинете, готов так честно. Я думаю, что у нас обязательно все получится.

Слабо улыбаюсь в ответ.

Доктор Алла впервые с нашего знакомства и первого приема обнадеживает меня. И в моей душе зарождается надежда на исцеление от страхов и ночных кошмаров. Робкая надежда на то, что я когда-нибудь снова буду счастлива.

Надежда.

Полночь.

Сегодня я вернулась домой раньше обычного. Жутко болит голова. Я никак не могу отойти от последнего сеанса с доктором Аллой.

Она заставила меня вспомнить по-настоящему.

Не так, как было всегда и мне казалось, что я просто смотрю цветное кино, в котором главную роль исполняет актриса чертовски похожая на меня. Чувствую. Каждой клеточкой своего тела я чувствую этот животный страх. Мое сознание и сейчас не отпускает меня, заставляя вновь и вновь проживать каждый день прошлого и видеть ЕЕ лицо, ЕЕ глаза. Мои глаза. Злые. Насмешливые. Предрекающие. Глаза ведьмы.

Я зажимаю нос двумя пальцами и с головой погружаюсь в горячую воды небольшой ванны. Однажды я прочитала в какой-то умной книжке, что вода способна очистить не только тело, но и душу. Ничего. Еще секунду, и снова покажусь на поверхности.

Шум в ушах глушит меня и внезапно прерывается ЕЕ хохотом. ОНА смеется надо мной, и как будто говорит, что мне не скрыться от НЕЕ нигде.

Выныриваю.

Тяжело дышу.

Лампочка в светильнике на потолке начинает трещать, мигать и гаснет. Ванная комната погружается в абсолютную темноту. Я чувствую, как леденеют мои ступни в горячей воде, и дикая паника тошнотой подступает к горлу. А в голове проносится, что ведь я даже еще не сплю. Ведь ОНА приходит ко мне только во сне. В реальности ОНА не властна надо мной. И снова дикий хохот. ЕЕ хохот.

Начинаю хаотично биться, пытаясь выбраться из скользкой глянцевой поверхности в тусклый свет длинного коридора. Наконец мне это удается.

Мокрая и голая я стою посреди большой комнаты, залитой ярким светом. Моя гостиная.

Сумасшествие.

Электронный циферблат часов на духовом шкафу показывает два часа ночи. Лучше бы я осталась в клубе. На стеклянном прямоугольном столе стоит открытая бутылка мартини. На дне бокала лежит несъеденная оливка. Я сижу на кухонном стуле, прижав колени к груди и укутавшись в теплый махровый халат. Светлая ткань приятно ласкает тело, мартини заставил мои глаза немного помутнеть. На ногах огромные шерстяные носки, подаренные мамой на прошлый Новый год. Я беру орешек и кидаю его в рот. Жую, не чувствуя вкуса. Еще один и еще.

Квартира утопает в свете, так чтобы не осталось ни одного темного уголка.

Передо мной раскрыт серебристый ноутбук с таящим яблочком на крышке. На экране лицо Макса Харитонова, того самого. Я нашла шоу, где когда-то снимался парень и теперь уже почти два часа неотрывно пялюсь на экран, то и дело перематывая и ища его. Пью мартини и ем орехи. Кажется, мне стало немного лучше. Только бы не уснуть и дождаться утра.

С экрана Макс что-то кричит пышногрудой брюнетке. Он хватает ее за руки и сильно трясет. У него злое несчастное лицо. Брюнетка плачет, вырывается, тоже что-то кричит ему. Захлопываю крышку. Пожалуй, мне не стоило на это смотреть. В моих фантазиях голубоглазый парень был добрым, веселым, юморным и страстным. А теперь…

Кидаю взгляд на часы и решаю переместиться в спальню. Там тоже есть телевизор и много света. Выхожу из кухни, так и не погасив лампы и оставив на столе открытую бутылку вина.

В комнате на комоде рядом с вазой, в которой стоит букет белых лилий, лежит диск, врученный мне Олегом Орловым почти неделю назад. А я и забыла про него. На обложке лицо Макса. Он действительно чертовски молод. Решаю послушать. В шкафу в большой картонной коробке со всякой всячиной лежит старый плеер, который я так и не собралась выкинуть. Вот и хорошо. Достаю. Вставляю диск. Надеваю наушники и опускаюсь на кровать. Play.

Утро.

Открываю глаза и тут же прикрываю их ладонями. Яркий свет большой хрустальной люстры под потолком, которую я так и не выключила вчера, слепит меня. Стягиваю с головы наушники и откладываю плеер в сторону. Похоже, я уснула, слушая музыку Харитонова.

Я спала?

Просто и мирно спала?

Не может быть!

Впервые за прошедший месяц я смогла спокойно уснуть и не видеть никаких снов. И теперь чувствую себя отдохнувшей и полной сил. Прекрасное давно забытое чувство.

Выбираюсь из облака пушистого одеяла. Подушки на месте, лишь одна слегка примята под тяжестью моей головы, простынь не сбита, даже так и не высохшие и не расчесанные волосы практически не спутались за ночь. Я спала!

Неужели всему причиной мой последний сеанс с доктором Аллой?

Скидываю халат и смотрю на свое обнаженное тело в огромное в мой рост зеркало в резной металлической раме, стоящее напротив окна.

У меня, как и в восемнадцать, большая высокая грудь, тонкая талия, плоский живот, длинные стройные ноги с округлыми бедрами. Никаких растяжек, целлюлита. Просто ровная белая кожа. Длинные черные волосы блестят в холодных лучах зимнего скупого солнца. Я подхожу ближе и всматриваюсь в свое лицо. Ни одной морщинки, тогда как у моих ровесниц уже пролегли тонкие лучика у глаз. Большие темно-карие, почти черные глаза, в обрамлении длинных пушистых ресниц в цвет волосам и бровям, полумесяцем очерчивающих мои веки. Прямой тонкий нос, высокие скулы и яркие пышные губы. На груди золотой крестик, который я ношу с детства. Крестик, надетый на мою шею святым отцом в день моего крещения.

Потягиваюсь, разминая и прогибая затекшие за ночь мышцы.

И все-таки что-то неестественное есть в моей внешности. Пугающее даже. Мне не дать больше двадцати, тогда как через несколько месяцев я отпраздную свое тридцати пятилетие.

Я часто слышу за своей спиной шепот завистливых дам, которые со смаком обсуждают, что и когда поправил на моем теле и лице пластический хирург, и как бы разузнать имя того самого чудо-доктора. Мне смешно и страшно одновременно. Моя неменяющаяся красота пугает меня.

Отворачиваюсь и иду в ванную даже не подумав накинуть на себя хоть что-то, попутно выключая горящий во всей квартире свет. Щелкаю выключателем, и лампочка в ванной загорается.

Может вчера она и не гасла вовсе? Может все это просто плод моего воспаленного сознания?

Ничего.

Теперь у меня есть доктор Алла и сегодня я впервые хорошо спала.

Новый день.

В холодильнике пусто. Только жестяная баночка с морской капустой и маленький кусок старого сыра. Готовить я не люблю и не умею. Может только пресловутую яичницу. Но яиц нет тоже. Поэтому питаюсь я чаще всего либо в кафе, либо заказываю еду на дом, либо обхожусь полуфабрикатами, если уж на край. Ну, а идеальный вариант – заехать к мамочке и отведать ее фирменного харчо или пирогов с мясом или к Ленке, у которой всегда приготовлено что-нибудь вкусненькое.

Придется ехать в магазин. Заодно и к маме наведаюсь, привезу ей продуктов, чтобы она не таскалась с сумками. А потом сразу в клуб. Сегодня должна прийти новая исполнительница со своим менеджером, Мара, кажется, чтобы посмотреть площадку и обговорить условия. Я ее совсем не знаю, так что послушаю и решу. Ее менеджер была весьма убедительна и настойчива по телефону, и я согласилась на встречу.

Несмотря на утро пятницы в гипермаркете много народу.

Скидываю шубку, в которой становится нестерпимо жарко и вешаю ее на бок большой тележки на колесиках. Машинально расправляю безупречно выглаженный воротничок элегантного темно-синего костюма, купленного недавно, и смотрюсь в зеркальную витрину с фруктами.

Волосы гладко зачесаны в замысловатую шишечку на затылке, густые темные тени на веках, тушь, немного румян и пурпурная помада на губах. В вырезе костюма на груди виднеется кулон – золотая цепочка с крупной черной жемчужиной в виде капли. В ушах колышутся все те же жемчужины на длинных цепочках. На ногах полусапожки из черной кожи с острыми носками и тонкими каблуками.

Еще мгновение и отступаю от ветрины, заметя, что на меня пялится мужчина, у которого в точно такой же тележке сидит миленький ангелочек с коротенькими волосами и жует ухо у старого плюшевого зайца, пока мама старательно выбирает кисть винограда.

Быстро кидаю в тележку несколько упаковок с апельсинами, лимонами, бананами, яблоками, и отхожу.

Ходить по продуктовому магазину не самое приятное из удовольствий, поэтому мне хватает двадцати минут, чтобы наполнить тележку до краев и расплатиться на кассе. Теперь надо найти, кто поможет мне дотащит три увесистых пакета до машины и к маме. Охранник тут же вызывается оказать мне эту услугу, и я налегке следую к своему автомобилю, показывая дорогу пыхтящему позади меня мужчине. Наконец, когда покупки загружены в авто, а я уже комфортно уместилась на водительском сиденье, открываю окошко и улыбаюсь уже лысеющему утирающему пот джентльмену одной из своих лучших улыбок. Он радостно улыбается в ответ, делает шаг в мою сторону, но я тут же давлю на газ. Хорошенького понемножку.

– Ну куда мне столько всего? – ворчит мама, разгружая два больших пакета.

– Съешь, – улыбаюсь я, уже уплетая мамин фирменный харчо, – ну я помогу, конечно.

Мама забавно хихикает.

– Да уж, ты что ешь, что не ешь, а все как тростинка.

– Это генетика, – кидаю я привычную реплику, – между прочим, твоя.

– И икры зачем-то купила, – снова ворчит мама, – мы раньше ее только по праздникам ели, а сейчас…

– А сейчас, – продолжаю я за родительницу, – дочь хочет твоих фирменных пирогов.

– А пирогов у меня и нет, – всплескивает руками мама, – ты же не предупредила, да и мука кончилась, я в магазин не ходила еще.

– Муку я привезла, – встаю, беру пустую тарелку и ставлю ее в раковину.

– У меня печенье есть, – вспоминает мама и кидается к навесному шкафчику над столом.

Она достает из него небольшую вазочку, прикрытую зеленой хлопковой салфеточкой, и ставит ее посередине стола.

– Я вчера пекла по новому рецепту, который мне Клава из тридцать седьмой квартиры дала. Сладкое получилось – жуть. Попробуешь?

Киваю. Сладкое я люблю.

Мама ставит на стол две чашки и заварочник из которого пахнет чабрецом.

Усаживаюсь обратно на табурет. Мельком смотрю на часы на тонком запястье. Мне уже пора, опаздывать я не люблю.

– Уже пора? – спрашивает мама.

– Да. У меня встреча через час, боюсь, что в пробку встану.

– Тогда я тебе печенье с собой заверну. На работе коллег угостишь.

Смеюсь. Могу себе представить, как изумятся мои «коллеги», когда я заявлюсь в клуб с корзинкой с печеньем.

– С удовольствием.

Чмокаю мать в макушку и иду в коридор.

В клубе тишина. Тетя Зоя, старенькая уборщица, моет полы и бубнит себе под нос. Здороваюсь. Она отвечает что-то невнятное, не прекращая движения тряпки. Характер у нее жуткий, но убирает она на совесть несмотря на свой возраст, а это главное. Я ценю в людях профессионализм, а характер – дело второстепенное.

При мысли о профессионализме, мой взгляд падает на приближающегося ко мне Марата.

– Добрый день, Белла Юрьевна, – деловито говорит он, – вас уже ждут.

Быстро смотрю на часы. До встречи еще пятнадцать минут.

– Кто ждет?

– Юная блондинка, – не сдерживает улыбки парень.

Презрительно фыркаю. Блондинка. И это мой помощник?

– Что за блондинка и чего она хочет? – хмурюсь я.

Марат тут же сникает.

– Не знаю. Она вас спросила. Я ей сказал, что вы скоро будете.

А спросить кто такая и чего хочет?

Тупица.

Быстро иду в сторону своего кабинета.

– Пригласи ее ко мне, – кидаю я через плечо, захлопывая дверь перед носом Марата.

Ставлю на столик у кожаного дивана пластиковый контейнер с маминым печеньем. Кидаю сумку на рабочее кресло у стола. И подхожу к шкафу, чтобы убрать в него шубу и перчатки.

В дверь стучат.

– Войдите, – громко произношу я.

В небольшую щель просовывается голова Марата.

– Можно? – нерешительно спрашивает парень.

Киваю.

Он распахивает дверь и на пороге появляется миниатюрная невозможно миленькая блондинка неопределенного возраста. На ней длинная темная юбка и короткий кашемировый свитер цвета спелой вишни. На плече болтается маленькая сумочка. В руках она держит увесистую дубленку. Мой помощник даже не предложил ей повесить ее.

– Здравствуйте, – тоненьким голосом говорит она, – мы с вами договаривались на час, но я приехала немного раньше. Пробки, я боялась опоздать.

Смотрю на нее. Она и есть тот менеджер? Или может певица Мара?

– Я Ольга, – отвечает блондинка на мои мысли.

– Очень приятно, – вежливо говорю я, – проходите. Марат, возьми, наконец, у гостьи дубленку и отнеси в гардероб.

Марат краснеет, поняв какую оплошность совершил, подходит к блондинке, и та отдает ему свою ношу.

– Спасибо, – слегка улыбается девушка.

Марат выходит.

– Присаживайтесь, – указываю на диван, – может кофе?

– Нет, – отчего-то пугается блондинка, – я не буду.

– Итак, – начинаю я, усаживаясь напротив нее, – вы представитель Мары? Я правильно произношу?

– Правильно, – кивает девушка, – я ее … менеджер.

– Сразу же признаюсь вам, что впервые слышу о такой исполнительнице, – мягко, но уверенно говорю я.

– Мара только начинает, – смущенно объясняет девушка, – у нее было всего несколько выступлений.

– Ее кто-нибудь продвигал до вас? – спрашиваю я, начиная жалеть, что согласилась на встречу. В моем клубе выступают только готовые исполнители с уже имеющейся аудиторией. Я не сдаю помещений под обычные встречи, для этого есть другие заведения.

– Да, – неожиданно уверенно говорит блондинка, кажется, преодолев первоначальное смущение.

А малышка, похоже, не из робкого десятка.

– Раньше ей помогала с выступлениями Лиза Малинина.

– Лиза Малинина? – удивляюсь я. – Она несколько раз выступала у нас. И каждый раз сто процентная заполненность зала. Я и сейчас не прочь заполучить ее.

Внезапно в моем сознании всплывает выступление той самой Лизы. Кажется, первый сольник после ухода из группы. Переполненный зал, и сканирующая перед входом толпа. Улыбаюсь, вспоминая, как эта девчонка пошла беседовать с теми, кому не досталось билетов, потом раздавала автографы, фотографировалась, пока губы не посинели. А как я испугалась, когда на нее стала наступать толпа! Как схватила громкоговоритель… Ужас! Но прибыль была большая. Перед ее выступлением Олег уверил меня, что теперь в мой клуб будут рваться многие, и был прав. Влюбленный Олег Орлов. Забавно было наблюдать, как он прячется от этой Лизы, боясь попасться ей на глаза, как послал охрану, когда она решила «мило побеседовать» со своими фанатами, и как сказал, что ее после этого надо отпаивать ромашковым чаем и коньяком, что он всегда так делал, пока они были в группе, и всегда помогало, а потом напился до без сознания и рыдал на моем плече. Для Олега Лиза особенная, как похоже и для миллионов других.

Ладно, раз Лиза решила, что у этой мамзель со странным именем Мара есть перспектива, то я рискну. Наверняка многие поклонники ассоциируют ее с Малининой.

– Поэтому я и пришла к вам, – голос Ольги.

Интересно, сколько ей лет?

– А почему Лиза больше не занимается Марой?

Блондинка на мгновение замолкает, а потом решительно заявляет.

– Лиза больше не интересуется музыкой, она теперь снимается в кино, так что…

– Ясно, – перебиваю я, поняв, что правды мне не узнать, – хорошо, а демо вашего артиста я могу услышать?

– Да, конечно.

Блондинка открывает свою небольшую сумочку и начинает что-то искать. У нее дрожат пальцы.

– Вот.

Она протягивает мне золотистую флешку.

Беру.

– Я послушаю, и свяжусь с вами в ближайшие дни. Ну или мой помощник Марат, вы его видели.

Блондинка слабо кивает. Наверняка думает, что так я решила ее отфутболить.

– И когда бы вы хотели, чтобы ваш артист выступил? – спрашиваю я.

Встаю. Подхожу к кофе-машине.

– Летом, – снова голос блондинки.

– Летом? – в изумлении поворачиваюсь к ней.

– Да, – улыбается девушка, – у Мары День рождение, и мы хотели приурочить выступление к этому дню.

Закладываю брикет с американо и нажимаю кнопку.

– Ну ведь до этого еще полгода, – говорю я, усаживаясь обратно на кресло, – мы ведь не кремлевский зал, чтобы на год вперед концерты расписывать.

– Я не подумала, – смущается блондинка, – просто хотела наверняка.

Машина пищит. По кабинету разливается аромат свежесваренного кофе.

– Какой предпочитаете? – спрашиваю я.

Достаю свою чашку, и ставлю на стол.

– Капучино, – отвечает Ольга.

Снова закладываю в кофе-машину брикет.

– Давайте с вами договоримся так, – уверенно, но мягко говорю я, – я слушаю вашу Мару, принимаю решение и связываюсь с вами. И если все положительно, то весной мы назначаем дату выступления. Так вас устроит?

– Да, – радостно говорит Ольга.

– То есть вы уверенны, что ваш исполнитель мне понравится? – иронично улыбаюсь

– Уверенна.

Смело.

– Музыка Мары просто не может не понравится.

Снова пищит кофе-машина.

– Вот и отлично. А сейчас будем пить кофе с печеньем моей мамы.

Музыка и крики безумных поклонниц совсем оглушили меня, и я прячусь за массивной дверью своего кабинета. Харитонова никак не отпускают со сцены, хотя время, на которое был договор с музыкантом уже закончилось, и сейчас посетителей клуба должен развлекать наш штатный диджей.

Опускаюсь на диван и включаю кондиционер на полную мощность. Мне необходимо охладиться. Впрочем, как и сотне разгоряченных девиц в зале, которые стягивают с себя футболки и в одних лифчиках пытаются залезть на сцену.

Как же меня бесит это!

Беру со стола пачку сигарет с запахом вишни и прикуриваю одну. Легче не становится. Я выключаю бесполезный кондишион и подхожу к окну. Распахиваю. Мороз. Совсем скоро Новый год, а я так и не решила, как буду встречать его. В клубе?

Делаю еще пару затяжек и тушу сигарету в пепельнице.

Надо бросать это скверное дело. Вот наступит Новый год и сразу брошу. Ну, в конце концов, миллионы людей начинают новую жизнь с нового года. Вот и я попробую. Наверное.

За окном темно. Уже ночь. Клуб на пустынной улице. Так проще. Нет недовольных гремящей ночь на пролет музыкой. Да и парковочных мест предостаточно.

Делаю еще пару глубоких вдохов и закрываю окно.

Пора домой.

В дверь стучатся.

– Открыто, – громко говорю я.

– Ты еще не уехала?

Олег Орлов.

– Собираюсь, – устало сообщаю я.

– Может тебя подвести?

– Спасибо, Олежа, я на машине.

Олег усаживается на диван.

– Ну как тебе мой Тони? – улыбается мужчина.

Пожимаю плечами.

– Не плохо.

– Наш музыкальный лейбл хочет заключить с ним контракт. Как думаешь, это прибыльный проект? – серьезно спрашивает Орлов.

– Думаю, что вы поднимите на нем ни один миллион, – честно отвечаю я, – парень действительно хорош.

– Я тоже так считаю. Это выступление было лишь пробой пера, как говорится, но я не сомневался в успехе.

Не хочу больше говорить о Максе Харитонове!

– Знаешь, мне тут одну исполнительницу продвигают для выступления в клубе.

– Кого? Известная?

Качаю головой.

– Ты же только топов берешь, – удивляется Олег, – ну или по знакомству, как с Максом. Что, кто-то из нашей тусовки попросил за нее?

И снова отрицательное движение головой.

– Я сначала хотела отказать, но уж больно менеджер у нее настойчивая. А вчера я ее демо послушала. По-моему, у девочки есть будущее. Включить?

– Интересно.

Усаживаюсь за стол к своему рабочему компьютеру. Ищу нужный файл. Play.

– Кстати, знаешь, кто ее до этой Ольги продвигал? Ну не продвигал, а рекомендовал, скажем так.

– Кто? – Олег с интересом смотрит на меня.

– Лиза Малинина.

Орлов вздрагивает.

– Ладно-ладно, молчу, – виновато говорю я.

Друг страдает по ней и по сей день. И, кстати, умело скрывает этот факт ото всех, кроме меня.

– Музыка и вправду стоящая, – переводит тему Орлов.

– А я что тебе говорила! Присмотрись к этой самой Маре, по-моему, она клад.

– Ты же знаешь, Белла, что мы пока больше не берем исполнителем. Теперь Максом вплотную буду заниматься.

– Как хочешь, – фыркаю я, – мое дело предложить, а там сам смотри.

– То есть ты ей площадку дашь?

Киваю.

– Конечно, на иных условиях, чем другим, но…

– Можешь мне ее демо скинуть? – перебивает мужчина.

– А что так? Передумал?

– Да нет, – пожимает плечами Орлов, – просто интересно, что так могло понравиться Лизе, раз она ее рекомендовала.

Грустно улыбаюсь. Бедняга. Страдать ему по этой Малининой до смерти.

– Хорошо, завтра отправлю.

– Кстати, – вспоминает Олег, – я что зашел-то. Макс хотел с тобой поговорить после выступления.

– Не получится, – резко отвечаю я, и направляюсь к шкафу с шубой, – я устала и прямо сейчас уезжаю домой.

– Что, умудрился уже достать? – шутливо спрашивает Орлов.

– Типа того.

– Ясно. Тогда поторопись, он заканчивает, последнюю песню исполняет. А Макс парень настойчивый, по себе знаю.

– Меня уже нет, – дежурно улыбаюсь я.

Орлов помогает мне надеть шубу. Беру сумочку, и мы вместе выходим из кабинета.

– Как вы себя чувствуете, Белла, после нашего последнего сеанса? – спрашивает доктор Алла, когда я уже удобно расположилась в кресле пациента. – Панические атаки еще повторялись?

– Сама не знаю, – признаюсь я, – первую ночь крепко спала, да и сегодня вроде ничего. А до этого…

– Ну уже не плохо. Главное, что вам не стало хуже.

– А могло? – изумляюсь я.

– Сколько бы мы не стремились познать все тайны психики человека, все равно остается маленький процент непредсказуемой реакции, – отвечает доктор Алла.

– Особенно в моем случаи, – усмехаюсь я.

– И в вашем случаи в том числе.

Молчим.

Доктор Алла открывает свой неизменный ежедневник. Листает. Наконец, находит, что искала и одобрительно кивает. Снимает очки. Кладет их на стол и пересаживается на стул рядом с креслом пациента.

– Ну, Белла, вы готовы продолжить?

Киваю.

Яркий свет…

Я стаю посреди крошечного коридорчика и смотрюсь в настенное зеркало. Алое платье, едва прикрывающее попу, туфли на высоких каблуках, длинные в цвет платью ногти. Глаза подведены черной подводкой, ресницы густо накрашены тушью, я подвожу свои и без того пухлые губы бордовым карандашом. Волосы убраны в высокий хвост на макушке.

– А когда ты вернешься? – мужской голос.

Поворачиваю голову. Борис.

– Тебе то какая разница? – грубо отвечаю я.

– Я беспокоюсь, уже поздно, – говорит Борис.

– Меня привезут, так что ложись спать, если для тебя десять вечера поздно. И вообще, – поворачиваюсь к нему, – хватит меня контролировать, ты мне не отец!

– Но я муж…

– Объелся груш!

Смеюсь.

Борис опускает глаза и трет уставшие руки.

– Не парься, Борюся, – чмокаю я мужчину в щеку, – я немного потусуюсь с друзьями на дискаче и вернусь к тебе.

– Правда? – с надеждой спрашивает он.

Хмурюсь и шумно выдыхаю воздух из легкий.

– Какой же ты зануда!

Беру блестящий клатч и выхожу.

Борис.

– Вы говорили, Белла, что Борис был вашим вторым мужем, – напоминает мне доктор Алла.

Киваю.

Я совсем не ожидала, что в моем сознании всплывет именно его образ.

– Да, мы с ним поженились, когда я еще училась в университете. Впрочем, он тоже.

– Вы любили своего второго мужа?

– Ни одного дня, – честно отвечаю я, уже начиная приходить в себя после транса.

Привычно закуриваю сигарету. Пара затяжек и тушу ее в пепельнице. Закрываю глаза.

– И Боря всегда знал это.

– Расскажите мне о вашей жизни с этим человеком, Белла, – просит доктор Алла.

Пожимаю плечами.

– Мы поженились с Борисом Юдиным, в год моего развода с Сашей и смерти Дани. Знаете, он был таким типичным ботаником. Очки с толстыми линзами, вечно взлохмаченные волосы, рубашка, заправленная в штаны с выглаженными стрелочками.

Улыбаюсь своему воспоминанию. Оказывается, вспоминать о Борисе Юдине мне даже приятно.

– Так вот, – продолжаю я, – он учился на курс старше, и, как и большинство мальчиков был влюблен в меня. Постоянно ходил следом. Мы с Ленкой все время смеялись над ним, подшучивали, мол, тебе то куда, когда за мной такие красавцы бегают. Даже преподаватель один пытался ухаживать.

– А почему вы выбрали Бориса? – спрашивает доктор Алла.

– Мне с ним было спокойно. Я в каком-то смысле была в полной безопасности, и не боялась влюбиться, потерять голову. Кроме того, – усмехаюсь я, – Борис был самым перспективным студентом на курсе, и ему пророчили будущее большого ученого. Вот я и решила выбрать странного ботаника.

– И как долго вы были его женой?

– Семь лет.

Доктор Алла открывает рот от изумления.

– Это долго, – наконец, выдавливает она, – учитывая то, что вы не любили этого мужчину.

– Долго, – эхом повторяю я, – думаю, что он со мной как срок отсидел, – зло шучу я.

Борис Юдин – парень, рано лишившийся отца, надежда и опора матери и младшего брата, потерял от меня голову с первого взгляда, как он говорил всегда. Любил и даже надеяться не смел, что я когда-нибудь хотя бы посмотрю в его сторону. А я посмотрела, на его же погибель.

Жизнь с родителями начала напрягать, после вольницы дома Саши, а потом и Дани. Мать стала меня контролировать еще пуще прежнего. Деньги приходилось выпрашивать у отца. И мне надоело. А тут Борис со своей хоть крошечной, но собственной квартирой, стипендией отличника и окладом помощника на кафедре. Не густо, но все лучше, чем под родительской опекой.

– Никогда не поверю, – вступает доктор Алла, когда я замолкаю, – что у вас не было других предложений о замужестве, но вы выбрали скромного, как вы выразились, ботаника. Все-таки почему, Белла? Говорите, что чувствовали себя в безопасности, что с ним вам не грозило влюбиться, а с другими, разве, была такая сильная угроза?

Задумываюсь. И, вправду, почему?

– Вы правы, – снова начинаю я, – в тот период несколько мужчин были готовы на мне жениться, а кто-то хотел сделать любовницей, но… Я не хотела в золотую клетку. Кроме того, от Бориса я могла в любой момент уйти, когда бы не захотела, а вот от других…

– И что было дальше, когда вы поженились?

– Был ад. Сначала для мужа, а после и для меня.

Днем Борис учился, помогал на кафедре, а потом возвращался домой, чтобы купить и приготовить еду, убрать квартиру, а вечером шел разгружать фуры в большом продуктовом магазине, чтобы его красавица жена могла хорошо одеваться, ездить отдыхать к морю, одна, без него, и не в чем себе не отказывать. А я… Когда он уставший возвращался домой, я одевалась и упархивала на очередную тусовку. Борис тогда сильно раздражал меня, но уходить от него я не собиралась. Я как пиявка присосалась к этому несчастному и жила припеваючи.

– И он отпускал вас одну? – удивляется доктор Алла. – Не пытался остановить?

Отрицательно качаю головой.

– Это слабость, Белла, слабость, в которой нет вашей вины.

– Думаете? А мне всегда казалось, что именно я сделала его таким слабым и ничтожным, каким он стал за годы нашего брака.

Борис с красным дипломом закончил университет и ему предложили остаться работать на кафедре и писать кандидатскую диссертацию, но он отказался.

– Почему?

– Сколько тогда мог заработать аспирант на кафедре университета?

– Думаю, что немного, – отвечает доктор Алла.

– Гроши! И Борис пошел делать евроремонты, так модные в середине двухтысячных. Его знакомый организовал бригаду и позвал его к себе.

– Это было его решением.

– Он бы никогда не принял его, Алла Дмитриевна, если бы не был женат на мне.

– Вы просили мужа уйти с кафедры?

– Нет.

– Не перекладывайте на себя ответственность. Ваш муж осознанно принял решение и выбрал свой путь.

Удивленно смотрю на своего доктора.

– А как же рассуждения о том, что красивая женщина способна погубить?

– Вы хотели погубить своего второго мужа?

– Нет, конечно, я никогда не желала ему ничего плохого!

– Тогда подумайте о другом утверждении, что ради красивой женщины мужчина может совершить подвиг, не прося ничего взамен. Но для каждого подвиг свой. Может для вашего второго мужа это был его предел? Может это и был тот самый подвиг, на который он был способен?

Молчу. Я никогда не думала о жизни с Борисом с такой стороны.

– И когда все изменилось, Белла?

– Я не могу назвать какой-то конкретный день. Наверное, все началось меняться, когда я закончила университет и устроилась на первую в своей жизни работу. Администратором в ресторан. Я стала сама зарабатывать деньги и все реже брать их у Бориса. И мне понравилось это! Я, наконец, осознала, как круто не зависеть ни от кого!

– Борис понял вас?

– Думаю, что нет.

Где-то чрез год, после моего устройства на работу, команде мужа заказали большой проект. Ремонт в загородном доме какого-то нового русского, как тогда говорили. И Борис сильно травмировался там. Он месяц провалялся в больнице и столько же дома. Я ухаживала за ним.

– Почему? Вы ведь были равнодушны к мужу?

– Равнодушна – это не совсем правильное определение. Я не относилась к Боре как к мужу, но полюбила его как брата, которого никогда у меня не было. Знаете, за время его отсутствия сначала на работе, а потом в больнице, я поняла, что совсем не могу без него спать. У меня снова начались кошмары.

– То есть, все время вашего совместного проживания до момента несчастья вы не видели тех самых снов? – воодушевленно спрашивает доктор Алла.

– Да, – просто отвечаю я, – прапрабабка не приснилась мне ни разу. Только тогда я восприняла это как должное. Подумала, что вылечилась. А тут Борис уехал и все началось снова. Я совсем перестала спать, и с нетерпением ждала возвращения мужа.

– И что произошло, когда он вернулся? Сны снова исчезли?

– Нет. Прапрабабка стала частой гостьей в моей голове. ОНА ругалась, кричала и даже била меня по лицу. Пыталась сорвать с меня крест во сне, но я не дала. Мои ноги снова стали леденеть, даже в дикую жару. ОНА шипела, что я сама во всем виновата, что я помешала ее освобождению, что искупление было уже совсем близко.

– Искупление?

– ЕЕ искупление, которое ОНА желает получить через меня.

Я начинаю задыхаться, как это происходит всегда, когда я говорю о НЕЙ, и доктор Алла просит меня глубоко дышать. Она встает, что-то капает в стакан, добавляет воды и протягивает его мне.

– Выпейте, – говорит она.

Послушно выпиваю сладковатую жидкость и откидываюсь на спинку кресла.

Даже мысли о НЕЙ заставляют меня снова и снова дрожать.

Мне становится легче, и я сама прошу продолжить.

– Я изменила Борису, – тихо говорю я, – это было всего один раз, по глупости еще до его отъезда на тот злополучный объект. Я не собиралась повторять своей ошибки, и была уверенна, что Борис ничего не узнает.

– Он узнал?

– Наверное, по крайней мере, он не упрекнул меня в этом ни разу. Только после этого и произошел тот несчастный случай и снова начались мои сны.

Замираю.

– А может прапрабабка ругала меня именно за измену, которая перечеркнула, что-то, одной ЕЙ ведомое?

Доктор Алла молчит и смотрит. Она не верит мне. Для нее мои сны лишь игра сознательного с бессознательным и необходимо найти причину этого дисбаланса и устранить.

– После больницы домой вернулся совсем не мой муж, – продолжаю я, – озлобленный, грубый, ненавидящий.

Он кидался на меня с кулаками, но не мог даже прикоснуться. Потом падал на колени, моля о прощении. Он кричал на меня, обзывал последними словами, а потом пытался убить себя.

Борис начал сильно пить. И наша жизнь окончательно превратилась в ад. Я хотела уйти, как делала это всегда и со всеми, но мне снова приснилась ОНА.

Он проклят.

Эти слова прапрабабки до сих пор звучат во мне.

– Белла, ЕЕ не существует и все, что ОНА говорит вам во сне, лишь игра вашего подсознания. Вы просто хотели объяснить себе изменения так резко произошедшие с вашим мужем. И ваше подсознание выдало вам информацию о проклятье.

Смотрю на доктора Аллу. Мне хочется ей верить, но я не могу. По крайней мере, пока не могу.

– И что вы сделали после этого сна? – спрашивает она.

– Я уговорила Бориса пойти к бабке, которая занималась снятием этих самых проклятий. Мне ее одна женщина порекомендовала.

– И что сказала вам эта бабка? – слегка кривит губы доктор Алла. Похоже, что в знахарок она тоже не верит.

– Что я ведьма!

Смеюсь.

– И что, если я не оставлю Бориса, то он погибнет окончательно. Можете себе представить? А проклятье… Его пыталась приворожить какая-то дама, и что теперь он со мной быть не может, но и уйти не в состоянии, ведь я ведьма. Она что-то делала, читала над ним молитвы. И так раз пять, по-моему, мы приезжали.

– Помогло? – скептически спрашивает Алла Дмитриевна.

– На какое-то время…

Около года мы жили неплохо, и даже пытались зачать ребенка. Но ничего не вышло. Он здоров, я здорова, а малыша нет. Доктор сказал тогда, что так бывает. И Борис снова запил.

Четыре года качелей, слез, просьб, врачей, а однажды я проснулась утром и поняла, что это конец, что больше я не могу и не хочу бороться за этого уже ставшего чужим человека. И я ушла. Просто собрала все свои вещи, сняла квартиру и подала на развод.

Нас развели быстро. Детей нет, на имущество я не претендовала, а Борис совсем опустился, и для судьи не было поводов нас не развести.

– Что сейчас с Борисом вы знаете?

– Нет, – пожимаю плечами, – мы не встречались после развода ни разу. Я свиданий с ним не искала, а он… Ленка как-то сказала мне, что встретила его на улице, и едва смогла узнать, так он опустился. Не знаю жив ли он сейчас.

– А хотели бы знать? – спрашивает доктор Алла.

На несколько секунд задумываюсь и утвердительно киваю.

– Хотела бы.

– Так узнайте.

Утро.

Привычные наушники в ушах, в которых еще вчера вечером звучал его голос. Голос Макса Харитонова. Каждая его нотка, теперь для меня как мантра.

Недавно я заметила интересную закономерность, что если перед тем, как уснуть я слушаю песни Макса, то мне не снится плохих, тревожных, пугающих снов. И я слушаю.

Сладко потягиваюсь. Пора вставать.

Да, сегодня надо не забыть позвонить Ольге и сказать, что мы готовы предложить им площадку для выступления. Номер телефона записан в ежедневнике, который лежит на столе в кабинете. Сегодня я не останусь там на вечер и ночь, только сделаю дела и к Ленке, отмечать их годовщину.

Холодный душ. Чашка свежесваренного кофе с кусочком сыра и сигарета.

Открываю шкаф и достаю самый светлый из всех моих костюмов. Любимые часы. Мамины жемчужные бусы и бриллиантовые капли в ушах. Волосы решаю заплести в колосок, прихватив их черной резинкой у самого затылка, так, чтобы пряди свободно спускались по спине. Аккуратно подвожу веки черным карандашом, немного туши и румян. Перламутровый блеск со вкусом карамели на губы. Любимый аромат на ложбинку между грудей, запястья и шею.

Готова.

На часах без двух минут полдень. Пора выезжать.

Решаю надеть темную норковую шубу с объемным капюшоном и светлые сапожки на квадратном каблучке. На улице метель.

Я оставила машину на подземной стоянке нашего жилого комплекса, так что мокнуть под снегом мне не придется, зато езды на лифте теперь не избежать.

– Что это? – спрашиваю я Марата, когда тот появляется на пороге моего кабинета.

– Букет, – растерянно отвечает он.

– Я вижу, что это букет. Откуда он? – начинаю злиться.

– Сегодня оставили у входа в клуб, – немного заикается парень.

– А с чего вы решили, что это мне?

– Денис, там, кажется, карточку видел, – неуверенно сообщает мой помощник, – вот я и решил принести букет вам в кабинет.

– Я же сто раз говорила всем сотрудником, что цветы, которые присылают гости клуба мы ставим в барную зону. Лично подарков и цветов я не принимаю.

– Но это не гости, – нерешительно говорит Марат, – это Максим.

– Какой еще Максим? – спрашиваю я, уже точно зная ответ.

– Харитонов, он у нас недавно выступал.

– Хорошо, Марат, можешь вернуться к своим делам.

Парень ощутимо вздрагивает. Так происходит каждый раз, когда я произношу его имя. Дурдом какой-то.

Уходит.

Я смотрю на огромный букет разноцветных альстрёмерий. Блаженная улыбка скользит по моему лицу. И как он узнал, что я обожаю эти крошечные лилии?

Кажется, где-то должна быть карточка. Начинаю осторожно перебирать листья. Наконец, небольшой конвертик падает мне в руки.

Открываю.

«Самой восхитительной из всех живущих на Земле. Макс.»

Пафосно, но мило.

Я наклоняюсь к цветам и вдыхаю их еле слышный аромат. Жаль, что я не смогу сегодня забрать букет домой.

Ладно, надо сосредоточится и немного поработать, а праздновать будем потом.

– Опаздываешь, – хмурится Ленка, но тут же расплывается в улыбке и крепко обнимает меня, принимая букет из двадцати белых и одной алой розы, – как мило.

– Белые розы – это количество лет, проведенных вместе с Васей, а алая роза – это ваша прекрасная дочь и моя крестница по совместительству.

Стягиваю мокрую от снега шубу.

– Привет директрисам!

Василий появляется вовремя, чтобы принять у меня шубу. Легко чмокает. Шутливо изумляется букету, и заявляет, что мне придется их догонять, потому что они произнесли уже ни один, и даже не пять тостов.

– Оно и видно, – фыркает Ленка.

– Что это там видно моей любимой жене? – доноситься из гардеробной голос мужчины.

– Все видно по твоей смешной улыбке.

Он появляется, чмокает Ленку в нос и тащит нас в гостиную.

– Минутку, – сопротивляюсь я.

– Дай человеку хоть умыться с дороги, медведь! – не зло ругается подруга.

– Пардон, дамы. Тогда мы все в нетерпении.

Беру с пола большой ярко-синий пакет, украшенный белой лентой.

– С годовщиной, родная, – снова обнимаю подругу.

Ленка улыбается.

– Откроешь?

Подруга быстро развязывает ленточки на пакете и достает картину, на которой изображено несколько сцен из жизни моих друзей. В левом верхнем углу еще совсем юные Ленка и Вася на выпускном вечере. В центре жених с невестой, кружатся в свадебном танце. В нижнем левом углу молодые родители с младенцем на руках. Правый верх картины занимает изображение Маруси на ее шестнадцатилетие, а вот внизу – любимая дача семейства Хромовых с цветущим яблоневым садом.

– Это…

Ленка прикрывает рот ладонью от изумления, и я вижу, что ее глаза наполняются слезами.

Действительно стоило так заморачиваться с этой картиной, чтобы увидеть вот такую реакцию лучшей подруги.

– …это необыкновенно! – наконец выдыхает Ленка. – Это такая память!

Подруга кидается мне на шею и крепко обнимает.

– Спасибо, тебе, Беллусик, – шепчет она.

Затем резко отстраняется и кричит.

– Вася, Вася! Ты только посмотри, что подарила нам наша красавица!

Она тащит картину в гостиную, и я следую за ней.

Кружится голова. Похоже, что я выпила слишком много. Порой от Василия отделаться не легко. Мы только за мой подарок пили три раза и все до дна. Похоже, что придется оставлять машину на стоянке у Ленкиного дома и вызывать такси. Ленка в очередной раз предлагает мне остаться, а я в очередной раз отказываюсь, ссылаясь на то, что не могу спать вне дома. На самом же деле я просто боюсь. Вдруг у меня начнутся кошмары, и друзья узнают, что я кричу и бьюсь во сне, потею и леденею одновременно. Они станут меня жалеть и выспрашивать. А я не хочу, чтобы кто-либо знал об этом. Только доктор Алла.

Я собираюсь вызвать такси, но Ай-фон в моей руке оживает. Незнакомый номер.

– Алло, – отвечаю я.

– Привет, красавица, – мужской голос в трубке.

– Кто это? – спрашиваю я, заплетающимся языком.

– О, похоже, что кому-то сегодня было весело.

– Макс? Ты что ли? – вырывается у меня.

– Красавица узнает мой голос? – легкое удивление.

– Я же просила не называть меня так, – проговариваю я каждое слово, – кстати, откуда у тебя мой номер?

Несколько секунд тишины.

– Украл, – отвечает Максим Харитонов. И тут же смеется в трубку.

– Как это украл? У кого?

Мне пора домой, что-то мозги совсем расползлись по черепной коробке и не желают собираться в кучу.

– У Орлова.

– Это плохо, – тяжело вздыхаю, вести диалог мне тяжело, – слушай, Макс, ты не вовремя позвонил, мне пора вызывать такси, так что я кладу трубку.

– Постой! – вскрикивает мужчина в трубку, боясь, что я и вправду отключусь. – Давай я сам тебя отвезу.

– Куда? – не понимаю я.

– Куда скажешь, любимая.

Мне кажется, что он улыбается в трубку.

– Не называй меня любимой.

Присаживаюсь на стул, ноги меня совсем не держат. Ну и получит же у меня Василий завтра! Что за вино он мне такое наливал, что я с трудом говорю и стою? А еще сказал, что домашнее, что сам делал из вишни, которую собирали на их даче. Ноу хао понимаете!

– А как мне тебя называть?

И правда, как ему меня называть? Надо подумать. Несколько секунд молчу, пока Макс не начинает звать меня в трубку по имени.

– Белла, – отвечаю я, – называй меня просто Белла.

– Хорошо, – соглашается молодой человек, – Белла мне нравится. Ну так, что, Белла, куда мне за тобой заехать?

Автоматически называю Ленкин адрес. Ой! Если он заберет меня от Ленки, то мне придется называть еще и свой адрес.

Хочу отказаться, сказать, чтобы он не приезжал, но в трубке уже короткие гудки.

Ладно, все равно он украдет адрес у Орлова, – думаю я.

Открывается входная дверь и на пороге родительской квартиры появляется Маруся.

– Тетя Белла! – ахает она.

– Привет, крестница, – говорю я.

– Ты такая… смешная, – девушка улыбается и присаживается передо мной на корточки, – вы что папино вишневое вино пили?

– Ага. Оно такое пьяное.

– Погоди, я сейчас тебе кофе сварю и станет легче, – говорит Маруся, и берет меня под руки, – пошли.

Крестница ведет меня на кухню. Усаживает на стул у стены и широко распахивает форточку.

– Завтра, как только я буду в состоянии, то убью твоего отца, – тихо говорю я.

Маруся опять смеется. Насыпает в турку черный кофе, корицу, наливает воду и ставит на огонь. По кухне тут же ползет изумительный кофейный дух.

– Ты у нас останешься? – спрашивается девушка. – Можем с тобой в одной комнате спать. Будет круто!

– Нет, малыш, за мной скоро приехать должны, ты же знаешь, что я не могу ночевать нигде, кроме собственной квартиры, – кажется, сознание начинает проясняться, и я уже могу говорить связно.

То ли морозный воздух из распахнутой форточки, то ли аромат кофе, но постепенно мне становится легче думать и строить предложения.

– Знаю, просто… – крестница заметно грустнеет.

Маруся снимает турку с плиты, когда кофейная пенка поднимается над ней шапкой, и наливает горячий напиток в бокал для глинтвейна.

– Спасибо, – слегка улыбаюсь я девочке и глажу ее по руке.

Она присаживается напротив.

– Сегодня такая метель, – говорит Маруся и смотрит на кружащийся в свете фонаря снег, – знаешь, тетя Белла, а Вова мне сейчас предложил у него остаться. Проводил до подъезда, а потом берет за руки и спрашивает: «Может останешься у меня на совсем?»

Маруся поднимает на меня робкий взгляд.

– Молодец, что отказалась, – говорю я, и ставлю горячий кофе на стол, – ты еще все успеешь, Маруся, не стоит торопить жизнь. Просто наслаждайся своим возрастом. Ходи на свидания, получай цветы и целуйся на последнем ряду в кинотеатре, а оставаться и жить у кого бы то ни было, ты еще успеешь. Поверь моему опыту.

Девушка опускается раскрасневшейся от метели щекой, на лежащие на столе руки.

– Ты жалеешь? – спрашивает она.

– О чем?

– Ну, о своем первом замужестве.

Молчу.

Жалею ли я? Наверное, да. Ведь если бы мы тогда не стали жить вместе, не поженились, а просто встречались, то может быть и жизнь у нас с Сашей сложилась иначе. Хотя, с некоторых пор я абсолютный фаталист.

– Не знаю. Но скорее да, чем нет, – уклончиво отвечаю я.

– Ясно, – вздыхает Маруся.

– Знаешь, малыш, любовь – это не только физиология, это еще про ждать, ценить, терпеть, восхищаться. Прямо, как твои родители.

– Почему это? Мои родители поженились сразу после школы, вот и я в этом году школу заканчиваю.

Я повторяю за крестницей, и тоже опускаю подбородок на руки.

Глаза в глаза.

– Твой папа ухаживал за твоей мамой больше трех лет, прежде чем сделал предложение, и они решили быть друг с другом и в горе, и в радости.

– То есть ты хочешь сказать, что мы с Вовой должны встречаться три года, прежде чем…

– Просто не торопись, – перебиваю я, – ты еще успеешь побыть совсем взрослой. Насладись своей юностью. Своей свободой.

И за меня тоже, – мысленно добавляю я.

– О чем вы тут секретничаете? – показывается в дверном проеме Ленкина голова. – Можно к вам?

– Конечно, дорога, – улыбаюсь я все еще пьяной улыбкой.

– Кофеек? – Ленка смотрит на наполовину выпитую кружку. – Неужели моя нерадивая дочь сварила?

– Мам!

Ленка гладит Марусю по голове и усаживается рядом.

– Что такие грустные?

– Вот думаю сейчас мне твоего мужа стукнуть или до завтра подождать? – произношу я и делаю глоток ароматного напитка.

– Это за вино что ли? – смеется Ленка.

Киваю.

– Пять минут назад мне даже говорить было тяжело, а ноги…

– Это нормально, самодельное же, – отмахивается подруга, – зато никакой химии, и на утро похмелья не будет.

Маруся фыркает.

– Ну почти не будет, – добавляет Ленка, – кстати, может дочь и свою мать немного побалует?

– Я же нерадивая, – ворчит Маруся, но встает и идет к шкафчику за кофемолкой.

Для девочки разговор еще не закончен. Ленка пришла слишком рано.

– Слушай, подруга, – шепчет Ленка, наклонившись ко мне вплотную, – там тебя этот Максим Харитонов ждет!

Яростный шепот и большие Ленкины глаза.

– Я дверь открываю, а там он! Откуда? Кстати, я его пускать в квартиру не стала, он в подъезде мается.

Вопросительно смотрю на подругу. Она кивает в сторону дочери.

Понятно.

Только для Маруси угрозы никакой и нет вовсе, у нее любовь с Вовой.

– Он за мной приехал, – в тон Ленке произношу я, – домой отвезет, мне же за руль сейчас никак нельзя.

– Ясно, – кивает Ленка, – но почему он?

Пожимаю плечами.

– Не знаю, – честно отвечаю я, – просто он первый позвонил.

Шум кофемолки стихает, и мы замолкаем вместе с ней.

– Я тебе позвоню завтра, – говорит Ленка, – и ты мне все в подробностях расскажешь.

– Звучит, как угроза, – голос Маруси, – берегись, тетя Белла!

Ленка шутливо шлепает дочь по попе. Улыбаюсь.

Как же мне хорошо у них. Как не хочется возвращаться в тишину своей квартиры.

– Ладно, я тогда поеду.

Допиваю кофе и встаю.

– Моя крестница готовит просто божественный кофе, – констатирую я.

– И пироги печет, – добавляет Ленка.

– Научить тебя? – обращается ко мне Маруся.