Читать книгу Дело номер один: расследование в дельта ритме - Фати Эркенова - Страница 1

– Зачем Вам этот проект?

– Он в первый же месяц принес мне около двадцати миллионов долларов.

– И Вы чувствуете себя при этом более ценным?

– Да, да, я помню, я ценен просто потому, что есть. Стен поморщился, как часто делал на приеме у психолога.

– И все-таки, когда я что-то достигаю, ощущение, что я ценный и меня можно любить, значительно ярче, ну, или оно просто есть.

Стен думал, глядя в затылок шофера о том, что сегодня психотерапевт опять удивил своими вопросами. Пожалуй, эта способность к неожиданным вопросам заставила Стена, перебравшего к тому моменту, с десяток специалистов, остаться с этим мозгоправом. Стен хорошо запомнил тот день. Ему уже казалось, что невозможно найти врача, который, если уж не поможет, то хотя бы не будет бесить. Психологи, с которыми он уже встречался, все, как один узнавали его, начинали одновременно лебезить и выставлять высокую, на их взгляд, цену. Назначали пилюли, которые он уже пробовал и, которые не помогали. Этот же спокойно сказал:

– колес не назначаю, но с потенцией помогу. Это было в лоб и в точку. Первые приемы Стэн устраивал свои обычные проверки, но спустя какое-то время стал чувствовать себя учеником средней школы, а терапевта – учителем, которые заранее понимает, какую проделку задумал шалопай. Сейчас только в кабинете мозгоправа и, пожалуй, в моменты действительно восстановившихся оргазмов, Стэн чувствовал себя собой и в безопасности. За последние полгода они обсудили много глубоких тем, о которых Стен, будучи человеком, крайне недоверчивым не думал, что будет делиться с посторонним мужиком. Интересно, его партнеры в Совете директоров тоже рассказывают своим мозгоправам о том, что все чаще всплывает в памяти момент, когда они с пацанами запихивали жабу в рот соседской дурочке и как накрывает волна стыда, которого он, как он считал абсолютно хладнокровный бизнесмен, никогда не испытывал.

И в эти моменты он чувствовал себя ничтожным, грязным мальчишкой и спасали только разработанные вместе с тем же терапевтом психологические опоры: он вспоминал свои активы, как будто вырастал вместе с тем, как в памяти всплывал дом в Тоскане. «У меня есть яхта». Больше, только у Абрамовича, и то ее отобрали у него и он козел, бормотал Стэн, глядя в затылок шофера, совершенно при этом, не обращая внимания на красивые вечерние улицы, подсвеченные иллюминацией и не замечая, что уже минут десять их машина мчится по встречной полосе безлюдной улицы, а на встречу на полной скорости несется грузовик.

Машина взорвалась не сразу. Сначала под красивой иллюминацией разнесло в мелкие щепы нос Бентли, Стен вылетел из машины под колеса грузовика уже без сознания, нелепой, размахивающей конечностями куклой. Водитель, которого Стен по своей педантичности заставлял пристегиваться, так и остался в безносой машине с кровавым от мелкого стекла лицом. Машину закрутило в одну сторону, грузовик в другую, они почти одновременно загорелись и уже остановились, когда взорвался бензобак Бентли, заглушив грохотом крики еще живого водителя грузовика. В темный воздух взлетели части машин и, окрестности осветило высокое пламя.

***

Позвонили, когда Степан уже собирался спать. Вернее, сидел на краю дивана и водил пальцем по разводам на лакировке столика рядом. Интересно, правда, что женщинам тяжелее, чем мужчинам строить карьеру? Если бы я был женщиной, то все сложилось бы по-другому? Я не был бы следователем? Вспомнилась школа милиции и девчонки, которые учились с ним в группе. Сообразительные были почти все из трех, ха-ха. Конечно, мало было девчонок. Такой уж вуз, зато да, все дельные. Вот Надежда… бегала правда неважно, но в дедуктивных методах расследования всем было далеко до нее. Надо, кстати позвонить ей… И тут раздался телефонный звонок.

– Авария! Коротко сообщил Нико – сотрудник Степана.

– И? При чем тут я?

– Стен Левандовский и его шофер насмерть.

– Черт! Еду! Куда?

Левандовский проходил свидетелем по делу, о котором у Степана болела голова последний год. Ограбление с двойным убийством банкира и его жены под прошлый Новый год. Дело было громкое, потому что банкир был еще и политиком. Тех и других Степан недолюбливал, как впрочем, и журналистов, которые из-за этого дела одолевали его регулярно. Вернее одолевали то они пресс-службу управления, а те, в свою очередь чуть ли не ежедневно дергали Степана. Все эти новомодные штучки – формирование позитивного образа органов, открытость перед населением и прочие, чтоб они провалились. Открытые органы – это бред, считал Степан. Органы должны находиться внутри, в тепле и сытости, потому органы внутренних дел так и называются. Никто не выставляет свои органы на всеобщее обозрение. Преступления не должны широко и постоянно выноситься на рассмотрение общества. Страшные происшествия должны шокировать, пугать, у людей не должно пропадать ощущение, что такое происходить не должно не при каких условиях, оговорках и допущениях. Но если события, с которыми сталкивается Степан, ужасные, кровавые, иногда необъяснимые в своей жестокости будут во всех подробностях представать перед обычными людьми, к ним привыкнут. А это будет страшнее самих событий: если мужчины и женщины, матери, сестры, учителя и врачи привыкнут и у них притупится чувствительность к тому, что не должно быть. Тогда людям конец. Степан слишком хорошо знал, как влияет общение с преступниками на его коллег, да и по себе это ощущал. Чтобы расследовать преступление надо понять ход мыслей логику нарушителя. Когда делаешь это постоянно, в какой-то момент эта логика становится понятной и преступления оправданы с этой точки зрения. Сначала личные ценности и установки вступают в конфликт с пусть даже условным принятием преступных умозаключений. Но, видимо, человеческая психика, не терпящая расщепления, вынуждена для своей сохранности уложить всю существующую реальность хоть в какую-то общую структуру. И в какой-то момент понимаешь, что свои и преступные установки уже не так уже и далеки. А вся эта открытость помешает выполнять работу. Врачи и психологи же не выносят в открытый простор течение болезни своего пациента. Они работают в тишине и конфиденциальности.

***

В темное время животное в нас становится сильнее: обостряется обоняние, слух. В темноте виднее предметы не заметные днем. Пепел – днем серый, в темноте похож на белый снег. «Не верь глазам своим» бормотал Степан себе под нос.

– Чего? Нико, чуткость и внимательность которого, бывало, очень помогала следствию, в обычной жизни казалась Степану излишней.

– Да, ничего. Ты никогда не думал, что нам приходится чуять слишком много неприятных запахов? – Только запахов? Нико засмеялся. Чуйки их, в прямом и переносном смысле, были вынуждены развиваться. Порой, правда, Степана охватывал страх, что развитие это направлено только в одну сторону: преступлений, смерти, лжи, ненависти. При первой встрече, он сначала замечал: в какие моменты человек лжет, где боится, что пытается скрыть. Потом оставалось только понять что конкретно и размер бедствия. Ведь для одного сбить человека автомобилем – небольшая ошибка, а для другого проехаться без билета – преступление.

Почему запах горелого тела называется сладким? Не побоялся же кто-то когда-то так о нем сказать. Да, это в точку, но только после нескольких вызовов на сгоревшие трупы выражения сладкие встречи, сладкие воспоминания хочется сформулировать по – другому. У Степана даже вопрос официантов «будете сладкое» вызывал отвращение.

***

Горло першило, ноги, казалось, весили тонны, не передвигались, начали болеть колени и раздражение привычно подкатывало. Света знала, что сейчас оно будет нарастать, захватывать все тело, превращаясь сначала в злость, приличную такую, социально допустимую злость, которую разрешено демонстрировать в спортзале, или бизнесе. Потом она превратиться в бешенство, в ярость, соберется где-то в горле до сильного желания закричать, выплеснуть ее, освободиться. Она никогда не шла дальше – ярость оставалась в горле, растворяясь по мере того, как, не смотря на мучения, Света продолжала бежать, наматывая метры. Она ненавидела бег всегда. Но он был действенным инструментом, выравнивал эмоциональный фон. Она считала себя эмоциональным человеком, чувствительным, эмпатичным. Могла сопереживать людям, чувствовала искусство и природу. Но была и другая сторона – с той же силой, что испытывала восторг, восхищение, низвергалась в пучину грусти, безысходности, взрывалась возмущением. И бег, сколь труден он не был, одновременно выравнивал, гармонизировал Светлану. Сейчас это было необходимо. Лишь на прошлой неделе она рассталась с очередной надеждой на то, что способна жить вместе с другим человеком. Поэтому ее кроссовки с силой втаптывали в асфальт разбитые надежды и боль. Все было предрешено с самого начала. Что за бред было думать, что какой-то другой, совершенно чужой человек почему-то может войти в жизнь другого взрослого человека и совместное существование будет ярче, богаче, дарить тепло, любовь и поддержку? Это все теория психологических учебников. Если гормоны не позволили людям привыкнуть к дурацким проявлениям друг друга, к запахам, слабостям и недостаткам в первые три месяца, то потом уже ничего не поправишь. Семейная жизнь – это работа! Расскажите это инстаграму. Если это такая тяжелая работа, что на другую работу не остается сил и энергии, то зачем она, эта работа? Света всегда отдавала себе отчет, что ее настоящая работа занимает если не самое, то одно из главных мест в голове и сердце. Она любила и ценила своих близких, готова была при необходимости сделать для них все, но то, что работа – это не просто деятельность, которую прекращает после восемнадцати часов, а сама жизнь, в этом Света не обманывала ни себя, ни других. Это была одна из причин разрыва. Очередного. Не первый раз ее обвиняли в том, что ее страсть – работа, а не человек рядом. Ну и нафиг. Значит, поеду на конференцию. Зазвонил телефон – не буду брать, опять разборки. Ну, уж нет, не во время бега. Посыпались сообщения. – Ну конечно, это же срочно! Выяснить, не взяла ли я случайно его футболку. Еще сообщение. Ну, сейчас я отвечу. Остановилась, достала из наручной сумки телефон. Писала давняя коллега, просила разрешение дать номер Светы знакомому следователю. Нужна была консультация психолога. Все-таки главное правило, которое ее не подводило никогда – будь честной с самой собой и тогда все будет замечательно. Ведь если честно – эта ее попытка свить милое гнездышко – с самого начала была обречена, не из-за партнера, а из-за того, что она попыталась соврать самой себе будто эти отношения важнее ее работы. Ну, конечно же, можно дать мой телефон. Это же не для личного знакомства, а для работы. Да еще и следователь. Интересно в чем там дело? Она уже сотрудничала с полицией. Из-за того, что дело было резонансным, потом ее еще долго одолевали журналисты. Да и сейчас нет, нет, да и позвонит какой-нибудь борзописец, видимо у них общая база данных. В последний раз ее, как эксперта привлекли, чтобы она предположила дальнейшие действия серийного убийцы, а она заметила ряд психологических несоответствий в показаниях свидетелей, что в результате повело следствие совсем в другую сторону. Журналисты потом все хотели «жареных фактов», описание реальных событий казалось им скучными. Жареных фактов подсыпать в жерло современной, ставшей канареечно желтой, журналистике Светлана не могла по разным соображениям, не последними из которых было то, что ее экспертные высказывания читали бы коллеги и, интерес со стороны второй древнейшей постепенно угас. Интересно, зачем же теперь она понадобилась следователю? Словно в ответ тилинькнул вацап и принес телефон следователя. Степан. Значит моложе меня лет на пять. Привычка прикидывать возраст человека по его имени, почти не подводила. Человечество живет волнами, синусоидами, расположенными спиралями и также волнообразно испытывает притяжение к именам. Одно время Светлана даже провела собственное исследование – сопоставила наиболее распространенные имена в пятилетии с событиями этого периода. У нее была мысль, что существует связь между ними, мостиком в которой могут быть архетипы. Ну, например, в девяностые в России стало модным имя Анастасия – в переводе «благая весть». В обществе было много надежды на лучшие времена. Степан, по ее летоисчислению относился к восьмидесятым годам двадцатого века. Сначала хотела убрать телефон, закончить пробежку и уже дома ему набрать. Но раньше, чем тронулась с места, раздался звонок. – Следователь Новиков. Мы могли бы встретиться, где Вам удобно?

– Удобно у Вас в кабинете.

Светлана понимала, что после всех необходимых формальностей, если дойдет до дела, надо будет посмотреть собранный следствием материал, а встречаясь в кафе, его не посмотришь.

– Быка за рога любите брать?

– Если Вы не против…

– Конечно, это очень разумно.

Ну, надо же, кому-то импонирует ее манера без раскланиваний заниматься делом. А «малолетка» – то не плох.

Лето в этом году выдалось жарким. На дворе июль, а верхние листья на деревьях уже начали желтеть. Светлане нравился запах поджаренной на солнце травы, но бегать на солнце все – же было тяжеловато, поэтому для маршрута она выбирала тенистые аллеи Сокольников, а чаще всего сворачивала в лес и бегала по тропинкам. Продолжая бег после разговора со Степаном, она не могла отделаться от ощущения его, словно материального присутствия. Бывают люди, с которыми проводишь какое-то время вместе, расстаешься и все, ничего не остается. А иногда, после общения, вот как сейчас с этим следователем, вы словно соприкасаетесь какими-то полями энергии. Расстаетесь, а ощущение человека остается. Иногда чувствуешь – что-то изменилось, потом понимаешь что ты будто не один, вместе с тобой тот человек. Очевидно, мы никогда не остаемся прежними после встреч.

***

Следователь, как и предполагала Света, оказался лет сорока пяти высокий, на удивление не потертый уголовно – следовательской жизнью мужчиной. В нашей полиции таких пока не много. Сложно тут работать и не пить. Или пришел сюда служить от куда-то, или по состоянию здоровья вынужден не пить, а работать.

– Что, не подхожу под ожидаемый психологический портрет? Засмеялся. Иногда жаль, что нельзя говорить то, что действительно думаешь – усмехнулась про себя Светлана. Тогда можно было бы сказать, что ее психологические проекции в данный момент полностью захватили мозг и нарисовали довольно красочные картинки: вот они с малолеткой дурачатся в очереди в кинотеатр, договариваются чем займутся, как только погаснет свет, а вот они деловитые, каждый со своим чемоданом, часть его, правда занята ее вещами в аэропорту, летят в отпуск. Она, одновременно нервничает, как обычно перед поездкой, при этом понимает, что, по сути, ей все равно на какой кусочке суши находиться, потому что важнее – присутствие рядом «малолетки». А вот они в каком-то лесу, собака дергает ее за рукав…

–Извините, с Вами все хорошо? Вот черт! Света понимала, что ее грезы на яву длились лишь минуту, но это явно выглядело странно. Странно в реальной жизни. Это было похоже на плохо сделанные телесериалы, которыми сейчас наводнился телевизор: герои разговаривали и вели себя замедленно, как будто танцевали менуэт. Света считала, что это – результат работы плохого режиссера с плохими актерами – все нарочитое, пластмассовое, не естественное. Да, первый раз увидеть человека и размечтаться о прекрасной совместной жизни – тоже так себе насчет естественности. Хотя и существует особенности женской психики планировать будущее при встрече с потенциально благополучным партнером, Света за собой таких странностей не замечала. Ей скорее было свойственно использовать этот метод при расставании. Она вспоминала как спокойно жила до знакомства с человеком. Говорила себе: вспомни такой-то год, когда ты его и не знала и прекрасно себя чувствовала. Он был какое-то время в твоей жизни, а теперь его опять в твоей жизни нет. Ничего не изменилось. На земле все те же восемь миллиардов человек. С кем-то ты видишься, с кем-то нет. С некоторыми друзьями не видишься по нескольку лет. От этого мне не хуже, не лучше. Потому что никакой зависимости. Ее обычно это отрезвляло очень хорошо. А тут пустая голова и грезы. Очень интересно.

– Итак, к делу. Степану не то, чтобы надоело стоять и смотреть на размышляющую Свету. Он бы и еще бы посмотрел, она ему была симпатична уже после первого разговора по телефону, но казалось, что пора начинать действовать.

– Вернее даже не знаю пока одно ли это дело. Правильнее будет сказать так: произошло несколько происшествий. Со смертельными исходами. Ничем не объединенных. Кроме одного факта: участники всех происшествий перед смертью вели себя не просто странно, их будто обуяло безумие.

–Обуяло? Свете опять почудился ветерок сериалов.

– Если Вы почитаете материалы, возможно, Вас не будут удивлять подобные слова. Это похоже на мистический триллер, написанный в XIX веке. Красотки, банкиры, шикарные виллы и бриллианты. Что-то подсказывает мне, что вся эта мишура для отвода глаз, а вот кто стоит за этими фокусами и зачем все это надо, пока не понятно.

– Вы не производите впечатления беспомощного человека. Света в свойственной ей манере говорить напрямик, решила не тратить время и понять, с чего бы это явно опытный следователь с ходу вывалил ей свою проблему, словно маленький мальчик учительнице.

– Я читал материалы Вашего предыдущего дела и понял, то, о чем не написали газетчики и не говорили мои коллеги – Вы умеете находить связи. Я понял, что Ваш психологический взгляд позволяет заметить то, что следователь не видит. Вы мне для этого очень нужны. Будете со мной работать?

***

Алина жила в Эдельвейсе и очень этим гордилась. При любом подходящем, как ей казалось, моменте она об этом говорили. Подруги «завидовали», как думала Алина, поэтому подшучивали, что она к месту и не к месту о своем доме говорит. Конечно, если бы им подарили треху в Эдельвейсе, они бы тоже об этом говорили. Алина была уверена, что все, кто ее критикует, делает это из зависти. И ведь все её достижения не с неба свалились, все – результат серьезного труда. Все, кто пишет и говорит про «пустых» телочек, не представляет, сколько труда надо на такую внешность и такой образ жизни, как ведет, например Алина. Ее шикарная фигура стоит, как двушка где-нибудь в спальных ебенях. Сделать грудь, зубы, постоянные вложения в лицо, регулярный фитнес и массажи. Косметологиня у нее – одна из лучших. Просто так никому квартиры не дарят. Сколько она тренингов посещает на хорошую энергетику, сколько картинок нейрографических нарисовала. И вообще она считала все эти разговоры про материальное – жлобством. Что об этом разговаривать? Во первых – деньги любят тишину, во вторых – для одной – хибарка в Подмосковье – счастье, а для другой, такой как сама Алина – квартира в Эдельвейсе – норма и вообще начальная исходная точка. Уже не раз она подумывала о том, что было бы неплохо иметь хорошую квартиру где-нибудь за рубежом, у моря. Не то, чтобы она думала о спокойной старости, но ей нравилось море – благодаря морским отпускам ее красивая фигура становилась еще более соблазнительной. Загорелой, подтянутой, кожа сияла. Мужчины и так обращали на нее внимание, а после отдыха у моря внимания прибавлялось в разы. В общем, квартирка где-нибудь в Италии, или Франции не помешает. Лучше в Италии. Французские пляжи как-то не очень пришлись ей по душе. Океан часто бывал холодным, волнистым, да и вода грязной. В Италии совсем другое дело, там больше пляжей с красивой водой. Надо теперь понять, каким образом заполучить квартирку, или может домик. Тратить свои сбережение она, разумеется, не собиралась, у нее было правило – не смешивать финансы личные и бизнеса. В свое время она отучилась на курсах финансовой грамотности, где им доходчиво объяснили, а она точно поняла – то, благодаря чему она получает доход надо считать своим бизнесом. У нее – это мужчины. Не то, чтобы она не хотела создать семью, но понимала, что если ограничит себя одним, остальным придётся дать от ворот поворот. Не хитрый расчёт позволил сделать вывод: этот один должен приносить больше, чем все остальные вместе взятые. Пока такой не встретился. Да и еще на этих курсах говорили, что рискованно класть все яйца в одну корзину. Ну как бы то ни было выходить замуж за одного – это риск. Тогда, как учили на курсах, надо было бы диверсифицировать свой бизнес. Это значит, ей надо было придумать какой-то еще доход. Что сильно озадачивало, ведь она ничего не умела делать. Она задумывалась о том, чтобы купить какой-то бизнес, но им надо управлять, да и выбрать сложно, ведь ей должно как минимум нравиться это дело. Она даже записалась по рекомендации, на прием к психологу, который, как ей сказала подруга, мог помочь понять направление. А пока ей просто нравилось, что она живет в доме с собственным именем. День сегодня выдался прекрасным Холодным и солнечным. Таким, как Алина и хотела. Потому что при такой погоде она может надеть на платье кардиган. И это не мелочи, это результат серьезных размышлений. Она еще, когда записалась к психологу, решила, что пойдет в кардигане – он скрывал те рельефы, которые Алине в себе не очень нравились и был от кутюр. Но как назло последние недели стояла дикая жара, кардиган смотрелся бы странно. А вот сегодня – то, что нужно. Она немного побаивалась идти к психологу. Не хотелось чувствовать, что другой человек может о тебе знать больше, чем ты хочешь показать, да и может быть больше, чем ты сама о себе знаешь. Алине было неуютно, как будто она обнажается там, где не хочет. Ее одежда выручала всегда – добавляла уверенность, делала сексуальнее. Это были ее латы, кольчуга, боевой женский наряд. Она глянула в зеркало и расстегнула верхнюю пуговицу на платье. Декольте и так было довольно глубоким, но добавленный таким образом объем добавлял интригу, словно приглашал к близости. Да, вот так. Посмотрим теперь кто кого. Вышла в гардеробную, подобрала туфли: конечно на каблуке с острым носом. Вряд ли психолог разбирается в Джимми Чу, но всем знакомым мужчинам очень нравится, когда она ногу на ногу слегка покачивает висящей на носке туфлей. Знали бы они, что эта модель специально разрабатывалась для такого маневра. Она же говорит: всё требует тщательной проработки и подготовки. Это только слабачки и профанки с низкой планкой не понимают «то ли пятки мужиков заводят, то ли что. Она-то точно знает, как вероятность победы приблизить к 100%. Перед тем, как выйти из квартиры, подошла к картине над каминным порталом – еще одна ее гордость. Один из ее мужчин как-то показал, как торговаться на закрытых аукционах и она пристрастилась к ним. Покупала что-то редко и эта картина была не куплена, а принята в подарок на годовщину знакомства. Американский художник – экспрессионист обошёлся тогда в пятнадцать миллионов долларов. Картина была дорога не столько стоимостью, сюжетом, или личностью дарителя. Алину возбуждало, что пятнадцать миллионов стоит не квартира, где можно жить, ни машина, на которой можно передвигаться, или драгоценности, которых, кстати, у нее было предостаточно, или поездка. Средних размеров холст в деревянной раме и уже немного выцветшими красками, мазки, в которых она ничего не видела. Вернее она, конечно, понимала, что нарисовал художник. Просто какое-то поле с домом стоило пятнадцать миллионов. Это сочетание материального и не материального вызывало у нее одновременно оторопь от ощущения, сколько же еще вещей в этой жизни она никогда не поймет, восторг от того, что так бывает – нечто, созданное рукой и кисточкой какого-то художника, может стоить миллионы долларов. Конечно, она знала про бесценные полотна, но это не меняло сути ее ощущений. Эта картина прикрывала дверцу сейфа. Она еще в детстве увидела в кино, как какая-то красивая дама убирает свои украшения в сейф над камином. Для Алины это стало символом благополучия. Поэтому она даже не удивилась, когда дизайнер интерьера спросила «камин и сейф над ним делать будем?» Алина поняла, что многие заказчики просят сейф над камином. Ну и что? Значит, она теперь принадлежит к классу людей, у которых есть камин. И сейф. А у нее еще и картина. Она не была дурой и понимала, что никакие действительно ценные вещи в сейф прятать не будет. Это так будоражило, что истинное сокровище будто прятало мнимое богатство, находясь при этом на самом видном месте. В другом, действительно тайном месте, у нее были спрятаны наличные деньги, за которые можно было бы купить парочку таких квартир. Но это были просто деньги, а камин и сейф с картиной – это символы, это ее герб и флаг. Почему – то правда последнее время она по нескольку раз проверяла, закрыт ли сейф. Хорошо бы с психологом на эту тему поговорить, но можно ли ему доверять? Нет. Проверила дверцу сейчас, поправила картину. Вышла их квартиры.

Алина обожала сама водить свою машину. Было время, когда поддавшись на пример своих подружек, для поддержания образа «крутой» она наняла шофера, потом пришлось нанять другого. На пятом она сломалась. Во-первых, их часто приходилось ждать, нельзя было внезапно решить куда-то поехать и сделать это немедленно, во-вторых манера вождения всех их была далека не то, что от совершенства, то есть от того, как водила сама Алина, а просто от безопасного вождения. Плюс ко всему ее укачивало. В общем, в итоге плюнув на идею еще одной вариации поднятия своего имиджа, она решила, что может она хоть что-то в своей жизни делать не потому что надо, а потому, что нравится? Тем более, она считала, что неплохо водит. Инфинити был тоже подарком одного из ее благодетелей. Вот только не любила она подземный гараж. Казалось бы, в таком доме могли бы сделать что-то погламурнее, или брутальнее и уж точно безопаснее, чем темная бетонная коробка, в которую страшно было входить. Двери лифта открылись. Алина, как обычно прислушалась, не выходя. Оглядела знакомую площадку с машиной. Никого. Уф. Делая уверенный вид, поцокала к машине. Сама не понимала, чего боялась. Причем этот страх за жизнь она испытывала с детства, вот еще вопросик для психолога и заметила, что чем выше по своему материальному положению она становится, тем сильнее этот безотчетный страх. Она уже почти бегом приблизилась к машине, пикнула сигнализацией, впрыгнула в машину, заблокировала двери, выдохнула. Она знала, что дом охраняется, что в гараже есть камеры, но ничего со страхом поделать не могла. Вообще – это мог бы быть неплохой бизнес – провожать людей по тёмным, страшным местам: парковкам, переходам, электричкам по вечерам, правда, говорят, что они сейчас очень даже комфортные. Ей, такой бизнес не подойдет. Странные мысли. Удивилась она сама себе, выруливая с парковки. Еще раз порадовалась погоде – вот прямо то, что надо. Небо налилось серыми красками тяжелых туч, ветер раскачивал сочно зеленые верхушки деревьев. Людей было немного, хотя в их дворе всегда было безлюдно. Но и на улицах города их будет мало – рабочий день, которые Алина любила именно поэтому – иди куда хочешь, хоть в магазин, фитнесс, даже на улице гораздо меньше людей. И это ее устраивало как нельзя лучше.

Довольно быстро добралась до кабинета психолога. Это казалось в месте, на удивление, приличном. В этом бизнес – центре она не так давно встречалась со своим страховым агентом. Не думала, что психологи имеют кабинеты в подобных заведениях. Хотя подруга предупреждала, что психолог – навороченный и дорогой. На встречу из-за стойки ресепшн встала милая и очень ухоженная девушка. Алина быстро оценила, сколько вложено в ее внешность: лицо, одежда, фигура могла быть счастливым даром природы, в таком возрасте – это еще прокатывает.

– Александр Валентинович примет Вас через десять минут. Пока хотелось бы предложить Вам что-нибудь выпить и расслабиться в комнате для гостей. Алина прошла в открытую дверь, на которую указала ей секретарь. Открывшаяся в комнате картина ее удивила, что, как она, завсегдатай самых модных новых мест города пафосных, не очень, но точно с интересной концепцией, думала невозможно. В комнате был приглушенный свет, обстановка стоила бешеных денег: Алина узнала журнальные столики Сейвера и Годдарда, неужели кресло Эйлин Грей, может это подделки? Или действительно она видит самые дорогие в мире предметы мебели? По сравнению с ними диван Рона Аррада, который она тоже узнала, за триста тысяч долларов выглядит дешевкой. Все это она видела в каталогах, которые любила разглядывать после того, как сделала ремонт в своей квартире. На одном из аукционов она не смогла купить скульптуру Альберто Джакометти «Указывающий человек», которая стояла в этой комнате для гостей. Пространство, безусловно, настраивало на встречу со специалистом. Приходили мысли, что если комната для гостей перед кабинетом выглядит, таким образом, то, что за работа у этого специалиста? Если он может позволить себе зеркало от Эндрю Мартина, зачем ему вообще работать, или сколько он берет? Этот вопрос Алина своей подруге, порекомендовавшей терапевта, не задала, она вообще подобные вопросы не задавала, потому что давно не сталкивалась с ситуацией, что какой-то специалист был для нее дороговат. Как-то она пришла к семейному врачу, прием у которой, как оказалось, стоил сто тысяч рублей. Алина немного удивилась, но не более того, как оказалось впоследствии, врач назначила лечение на три месяца, и давала такие советы и указания, что здоровье Алины стало не просто крепким. Было такое ощущение, что такой здоровой она не была даже в детстве, что, правда с учетом ее детства была не мудрено, но все же. В комнате находился небольшой фонтан, журчала вода, и выглядело это все не вычурно, а уютно и умиротворяюще. С ветки на ветку находящихся в комнате растений перепархивал птички, они не громко чирикали. Алина присела на диван. Да, не зря она хотела эту мебель, кроме того, что это было удивительно удобно, Алина диву давалась, но было ощущение, что сидя на этой мебели, она проживала другую жизнь, словно попадала в другое измерение. Вот она в серой Москве, а вот в каком-то удивительном сказочном мире. Обстановка была немного экзотичной, но ее дороговизна разрешала эту экзотичность и заставляла сомневаться может Алина чего-то все-таки недопонимает, может не уследила за модой на интерьеры и сейчас надо именно так. Ведь когда-то первые интерьеры в серых тонах из сочетания бетона и дерева казались мрачными, будто находишься в цеху завода, или на автосервисе. Ее размышления прервала секретарь. Казалось даже, что Алина задремала, настолько резким и внезапным для нее стало

– госпожа Сугарьева, проходите, Александр Валентинович Вас ждет. Комната ожидания стала причиной того, что в кабинет к психологу Алина вошла совсем не той уверенной в своей красоте и эффекте, который производит на людей. Она была сбита с толку и почти напугана.

– Добрый день, присаживайтесь. Психолог, в отличие от Алины выглядел уверенно и спокойно. Расскажите, что Вас беспокоит, с чем Вы пришли. Алина совершенно забыла все свои заготовки. Ей понадобилось несколько минут, чтобы вообще вспомнить с чего она решила обратиться к нему. Ах, да диверсификация. Понять к чему у нее есть склонность, и чем она может зарабатывать еще, кроме того, что быть красивой девушкой у богатых папиков.

– Мне сказали, что Вы можете помочь с моей профессиональной ориентацией.

– Вы хотите работать? Вопрос прозвучал настолько удивленным тоном, что Алина честно ответила: не хочу, но я хочу иметь деньги и совершенно не понимаю, как я могу еще их получать.

***

Александр помнил, как эта кукла пришла к нему в первый раз. Он прекрасно понял, чем она зарабатывает свой хлеб. Да и не в первый раз к нему приходят женщины и мужчины со страхами, что их нынешний доход закончится, а нового не будет. Некоторым из них он помогал действительно понять, чем они могут заниматься. После учебы, или помощи специалистов, эти люди и правда находили новый вид дохода. Но с Алиной было по-другому. Она была настолько уверена в своей неотразимости, что он с первого взгляда ощутил сильную злость. Он понимал, что испытал проекцию тех девчонок, которые отказывались с ним общаться в школе, как будто не хотели тратить на него свою красоту, с видом полным отвращения. Он увидел их в Алине, ему захотелось ее унизить, растоптать. Чтобы она страдала и понимала, что он – причина ее страданий. Для этого было достаточно провести несколько сессий, чтобы узнать ее слабые стороны, все страхи и то, на что она опирается, чтобы в нужный момент ее поражение было неминуемым.

***

Спустя пару минут она все же пришла в себя и автоматически стала применять свои привычные фокусы, как она сама называла приемы привлечения мужчин. Сначала смотрела в глаза психологу призывным взглядом и опускала взгляд на губы. Обычно мужчины начинали «ерзать» и волноваться, психолог в ответ деловито поинтересовался:

– У Вас все хорошо со зрением? Что-то взгляд какой-то расфокусированный? Подвинув к ней поближе пачку салфеток тихо сказал:

– Если хотите поплакать, не останавливайте себя… Когда она во время своего рассказа наклонилась нему, откровенно демонстрируя декольте и глубоко задышала, то получила :

– Вы начали глубоко дышать, какие чувства Вы сейчас испытываете? Какие чувства? Она никогда не испытывала никаких чувств, когда хотела покорить очередного мужчину. Она четко отслеживала – получает ли она необходимый результат от своих действий, или нет. Какие чувства? Спустя некоторое время психолог поинтересовался:

– Алина, правильно ли я понимаю, что Вы пытаетесь меня соблазнить? Если это так, то давайте поговорим об этической стороне нашего с Вами взаимодействия. С ней никогда никто так не говорил. Во-первых, он ее действительно слушал. Не глядя в телефон, или занимаясь своими делами. Его эмоции относились непосредственно к ней и тому, что она говорила. Он ей по – настоящему сопереживал. Он был совсем другим по сравнению с мужчинами, с которыми она обычно общалась. Те торопились заняться с ней сексом и с видимым трудом переносили беседы. Когда Алина наблюдала за ужином за своими кавалерами, она отчетливо видела – еда в тарелке и она сама, как возможность удовлетворения, действительно живо интересуют ее визави, но не разговоры с ней. Еда ведь не разговаривает. Она прошла специальный курс «Поддержи интересную беседу с мужчиной», научилась разбираться в футбольных, хоккейных и баскетбольных командах. Знала все современные и считавшиеся олдскульными, музыкальные команды. Могла поговорить об экономике, ее классических, современных и даже хайповых темах. Но в какой-то момент она поняла, что дело не в том, что она говорит, мужчины просто отказывались воспринимать исходящую от нее информацию, кроме той, что было частью секса. А Александр слушал ее умозаключения, интересовался, что она чувствовала. Мужчины, даже в постели редко интересовались тем, что она чувствует. Она с упоением ходила на встречи с психологом. Это было, пожалуй, лучше секса. Александр объяснил ей, что в жизни для нее важна безопасность, и что, скорее всего причина – в детской травме, про которую она уже и забыла думать. Лишь иногда ночью просыпалась в холодном поту от кошмара – привидевшейся, как наяву старой квартиры, с грязным полом, горами хлама, одежды вперемешку с пустыми консервными банками. Матрасы вдоль стен, на некоторых из них целыми днями лежали люди – худые, вонючие, грязные, которые вставали только за новой дозой. Ей тогда было года четыре, по крайней мере, ее сознание тогда уже было включенным и запомнило многие картинки. Как она, проснувшись, отправлялась на поиски еды сначала по квартире. Еда могла валяться прямо на полу, иногда что-то можно было найти на кухонном столе, в холодильнике. Если ничего не было, она проходилась по матрасам, не важно, были в тот момент на них люди, или нет. Рядом с ними могла быть еда. Потом шла на улицу. Были пара мест, где ей всегда давали еду. Но сначала она пыталась найти ее где-нибудь еще: своровать на рынке, или поклянчить в кафешках. Те два места, где была гарантированная еда она оставляла на крайний случай, потому что владельцы расспрашивали ее о том, откуда она. Интересовались где ее родители, а она боялась, что если расскажет, то даже тот странный и грязный дом у нее заберут.

Александр был единственным человеком в ее взрослой жизни, кому Алина рассказала про свое детство. Как она толком даже не знала кто из всех этих людей ее родители. Все вели себя с ней одинаково. Иногда толкали, мол, не мешайся, когда она пыталась с кем-то, казавшийся ей в тот момент «хорошим», поговорить, или спросить будет ли горячая вода в ванной. Никто никогда не обнимал ее, не целовал, правда и не ругал особенно ни за что. Она была очень осторожной, держалась подальше от людей, когда начиналась драка и спала в шалаше, который оборудовала себе в дальней комнате под сломанным и прислоненным под углом, шкафом. Александр слушал этот рассказ очень внимательно и сочувственно кивал головой, а когда рассказ дошёл до её шалаша, стал расспрашивать.

– Это было безопасное для Вас место?

– Да, она вспомнила, как ни один раз невменяемые её сожители бродили по комнате с её шалашом, ширялись, занимались тем, что они называли любовью, но на самом деле смешно и нелепо, нарочито крича и махая конечностями, судорожно тыкали друг в друга разными частями тела, иногда прямо на полпути засыпали. Она, конечно, не шумела, но и сильно таиться было не обязательно.

– Да, там было безопасно.

– А сейчас у Вас есть такое место?

– Да, моя квартира. Я там абсолютно спокойно засыпаю.

– Что еще кроме безопасности было для Вас ценного в шалаше? О! Да, она и забыла, и правда там же была ее сокровищница. Волна чувств из детства захлестнула ее. Ярко увидела фотографию, где она еще младше, чем во времена ее шалаша, с ней мама и папа. Ух-ты, ведь точно, была фотография, они где-то на фоне моря. Папа – такой высокий и красивый, мама – хрупкая и неимоверно изящная и прекрасная обнимает, держит на руках ее, Алину. Когда ей было совсем страшно, или одиноко она разглядывала эту фотографию. Куда же они делись, где они? Может кто-то из этих людей – зомби, с которыми в квартире она живет, еще есть ее мама и папа? Может их еще можно спасти? Она вспомнила, как фантазировала, что на них наложила заклятие злая ведьма и они где-то внутри этих наркоманов. Потом придёт принц и расколдует ее дворец, вместе с родителями. Еще у нее были фантики – она так называла маленькие карточки с очень красивыми рисунками. Они были яркие, блестящие, целая пачка из двенадцати штук. На задней стороне было что-то написано на неизвестном Алине языке. А на лицевой части, на некоторых были птицы в шикарных ярких цветах и буйной зелени. Вот что напомнила ей комната ожидания в приемной психолога. На других – прекрасные женщины в пышных платьях, богато расшитых жемчугом и драгоценными камнями. Еще были карточки, на которых простирались долины, с холмами, уходящие в горы из которых били водопады. Редкие домики так и манили уютом. Ничего похожего на это Алина в жизни не видела. Сейчас она думает, что это было изображение Швейцарии, или Австрии, в детстве же она была уверена, что это сказочное королевство.

– Где вы прятали свои сокровища? Голос психолога буквально выдернул ее из воспоминаний. Вообще она иногда думала, не подмешивает ли чего в чай он вместе с его секретаршей, уж очень глубоко она уходила в воспоминания, приходя сюда. Причем, до понимания, каким бизнесом ей все-таки заниматься, было еще далеко. Они залезли в ее детство, а там были такие завалы, что было непонятно когда они от туда выгребут

– Лучше бы меня отдали в интернат…

– Нет не лучше…

– Итак, где же тайник? Где Вы все прятали? В ящике и за обоями в стене. Это было надежно? Никто не добирался до Вашего тайника?

– Нет. А сама подумала, что ведь и сейчас ее сейф – по сути, ящик, спрятанный в стене и прикрытый картиной. Это открытие ее обожгло. Не очень далеко я ушла от своих четырех лет. Да, прав психолог, когда заставляет вспоминать детские ситуации. Получается, сколько бы лет мне не было я в целом веду себя точно также. Так может тогда и ответ чем мне заниматься тоже лежит где-то в детстве?

– Вы сегодня особенно задумчивы. Не хотите рассказать, о чем думаете?

– О том, что Вы прекрасный специалист и не зря мне Вас посоветовали. Она улыбнулась и в отличие от первой встречи улыбка была честной искренней и расслабленной. Удивительно, но она чувствовала, что психолог стал единственным мужчиной, которому она полностью доверяла и, могла раскрыться, причем в этом не было ни грамма секса.

***

Итак, что мы имеем! Взрыв владельца банка Стена Левандовского в своем автомобиле. Он был свидетелем по делу о смерти Председателя правления другого банка и его жены год назад. Дело было очень странное. Банкир – Иванов Николай Михайлович, будто сошел с ума, убил свою жену, которую, как рассказывали все, без исключения свидетели обожал, потом убил себя сам, причем довольно экзотичным образом, утонув в своей ванне. С Левандовским он сотрудничал, но не дружил, единственно, почему на него пало подозрение – он говорил, что никогда не бывал в доме у Иванова, а следователи нашли перчатки Левандовского, которые он якобы потерял, на месте преступления. Если еще некая Алина Сугарьева, с которой Левандовский был в интимных отношениях, а Иванов просто знаком, но у нее алиби по второму убийству – она в момент преступления отдыхала в Эмиратах. По ее словам они поссорились с Левандовским, когда она уже была в Эмиратах, якобы потому что ей не понравился отель в который он ее отправил. Поэтому она была рассержена на него и ничего не знала до приезда.

– Вот списки людей, так или иначе связанные со всеми троими. Я понимаю, что что-то явно упускаю. Уже год прошел и вот вторая смерь. Свидетели аварии говорят, что и шофер и пассажир выглядели абсолютно спокойными, когда неслись в КАМАЗ. Это увидели водители, которые ехали на встречу и те, кто стоял на тротуаре. Бентли довольно долго ехал по встречке, потому что дело было ночью и мало машин, зевакам было время разглядеть.

–Какие-то финансовые аферы, хищения, траты в банках не нашли?

– Нет, ничего. Но на всякий случай, вот информация по счетам и вообще по состоянию ценностей, известных следствию, у всех троих.

***

Строчка по горизонтали, столбец по вертикали, диагональ. Строчки по вертикали, столбцы по горизонтали, диагональ слева верх право низ, право верх лево низ. У Светланы была своя система работы с информацией. Она выработала ее, как ни странно, работая с клиентами и, представляла синтез техники скорочтения и фокуса на повторяющихся цифрах и словах. Строчка…ее работу прервал гул монотонного голоса. Она сидела в комнате, смежной с кабинетом Степана, поэтому до нее доносились звуки происходящего за стеной. Она практически не отвлекалась на оживленные голоса, когда он беседовал со своим отделом, но разговоры с посетителями Степан почему-то проводил монотонным низким голосом, который, как это ни странно отвлекал ее значительно. Место ее работы, этот аппендикс, даже сложно было назвать комнатой, для маленького, неправильной формы помещения больше бы подошло название подсобка. Но в подсобке обычно хранят какие-то вещи, а тут не было ничего, кроме стола и стула, которые Степан принес, чтобы она могла работать с документами. Встал вопрос, как ей ознакомиться с материалами дела, при том, что выносить их нельзя, Степан неохотно показал ей это место.

– Вы понимаете, что как у психолога, у меня возникает масса вопросов. Шуткой она, конечно, пыталась сгладить ситуацию, но было понятно, что смежная с кабинетом следователя, абсолютно пустая комната вызывала удивление, особенно, если учесть обычную, в подобных заведениях, нехватку места.

– Ну, на самом деле – это не одна комната, это масса самых необходимых помещений. Это спальня, когда мне некогда идти домой и достаю вот это. Он открыл нижнюю полку шкафа, который стоял в кабинете, в нем лежал спальный мешок и коврик. Это мой личный спортзал, он открыл другую полку, в ней хранились теннисная ракетка, мячи, стояла пара кроссовок. Я бы не смог иметь все эти комнаты, если бы тут стояла мебель.

– Знаете, мы живет в довольно красивом городе и в нем есть и спортивные центры и кафе и чего в нем только нет.

– Не может быть! Подыграл Степан. Я думал там, снаружи ничего нет.

– Честное слово есть. У нас широкие улицы и площади, вокруг которых стоят красивые дома. Растут деревья. Есть парки, с фонтанами, беседками и лавочками. Там гуляют нарядные люди. Играют дети. Есть, конечно, те, кто как и Вы бегут на работу и с работы…

– Это прекрасный мир. Прогуляетесь со мной, когда мы закончим?

– Посмотрим, чем закончим. Дверь в комнату закрывалась, поэтому опасности, что она услышит разговоры в кабинете следователя, не было, звуки были слышны, но отвлекал только тот, монотонный, которым Степан общался с посетителями. Она уже просмотрела добрую часть финансовых документов. Обычно она начинала с них. Деньги – материя, которая пронизывает жизни любых людей – богатых и бедных, любимых и одиноких, здоровых, больных, шумных и погруженных в себя, поэтому если хочешь исследовать жизнь человека – начни с его финансов. Как, и с помощью чего он получает деньги, сколько откладывает, сколько тратит. Оборот денег приведет к обороту людей. Вы скажите, что есть люди в жизни каждого, к кому не тянутся финансовые ниточки. Друзья, например. На эту тему у Светланы тоже было свое видение. Если есть друг и, нет никаких переводов, надо копать и разбираться. Не может быть, чтобы ни при одном посещении кафе, совместных подарков, внезапной необходимости перехватить. Бывают, конечно, исключения из правил, но Свету это правило не подвело ни разу. Первым делом она отфильтровала все фамилии и компании по количеству платежей. От самых больших до единичных. Уже проанализировала все категории, кроме единичных, потом проверила счета на пересечения у всех троих фигурантов. Осталось четыре компании. Супер! Света знала, что это могла быть стоящая находка, а могла быть пустышка, ведь из этих трех человек двое занимались одинаковым бизнесом, то есть это мог быть просто банковских подрядчик, а девушка – любовница, которых, если доверяют, часто используют в схемах для вывода нала, так, чтобы жена не узнала. Дверь бесшумно приоткрылась, и заглянул Нико – помощник Степана. Он единственный из отдела знал, чем занимается тут Света. С еле заметным грузинским акцентом, который, впрочем, Свете очень нравился, поинтересовался: «шеф сказал спросить, не нужно ли Вам какая помощь, как в целом дела и, передать вот это». Подошел к столу в руках на пластиковых тарелочках парились горячие чебуреки. Он неуверенно топтался у стола заваленном бумагами. Света разгребла место на углу стола.

– Ах, как вкусно пахнет!

– Да, мы все их любим. Я Вам один с мясом, другой с сыром и зеленью принес.

– Вот спасибо! Только сейчас, почуяв запах чебуреков Света, поняла насколько она голодная. С утра ничего не ела.

–Как дела у Вас?

– Неплохо, неплохо! Света взяла двумя салфетками чебурек и вгрызлась, стараясь не закапать бумаги. – Вот, нашла компании, куда вся святая троица хотя бы по разу перечисляла деньги. Первые по нескольку раз немаленькие суммы. Вот десять миллионов, два раза по три, еще … Нико глянул куда указывала Света, непонимающе спросил:

– и что, Вам это о чем-то говорит?

– Пока нет, вздохнула Светлана, но может еще скажет. Я же только начала.

– Ну что же, успехов Вам в поиске, обращайтесь, если что. Нико галантно раскланялся и ушел. Какой приятный парень. Молодой, конечно, как кавалер, но какой-то девчонке повезет. Степан рассказывал, какой надежный и сообразительный Нико. Он всегда был рядом с шефом. В следствии был одним из самых инициативных. Не сидел со скучающим видом на совещаниях, его версии были самыми рабочими. Возможно, они так сошлись со Степаном, потому что оба не употребляли алкоголь, любили спорт. Раз, два в месяц выбирались поиграть в футбол с ребятами из другого подразделения, или просто погонять на великах. Света не вспомнила о том говорил ли Степан есть ли у Нико девушка, может и не говорил. Они еще не дошли до такой степени доверия, чтобы сплетничать, да и вообще-то Свету явно больше интересовало, есть ли девушка у самого Степана.

***

Саша знал, что с ним что-то не так. Он не понимал какой именно у него изъян, но то, что он был ущербный, в свои пять лет, был уверен. Мама начала его так называть почти сразу после того, как ушел отец. Вскоре после того, как отпраздновали его день рождения. Было так здорово, папа отвел его с парой друзей в аквапарк, потом они гоняли на великах и отец с ними. Они, на своих маленьких, а папа, как настоящий вождь племени на своем большом веле, с толстыми колесами. А на завтра с утра они с мамой ругались, как часто в последнее время и он ушел. Мама вслед ему еще тогда крикнула: не думай, что я дам тебе общаться с сыном. Через день Саша решил, что уже можно и спросил как-бы невзначай, вертя в руках и разглядывая своего боевого монстра, которого для уверенности всегда брал с собой: «Мам, а почему папа ушел? И вот тогда случился первый взрыв. Мама повернулась к нему и вместо ее обычного лица на Сашу смотрело перекошенное от злобы и отвращения страшное. Он отшатнулся, ведь это не могла быть мама. А лицо прошептало: из-за тебя, уродца всё, понял?! И закричала так, что Сане показалось, что взревело вокруг и закачались стены «А ну, быстро в свою комнату». Он тогда и понял из-за уродства, отец и ушел, а маме пришлось с ним, маленьким ущербным уродцем остаться. С тех пор, когда он что-то натворит, кричала, что таких как он сдают в интернат и ей надо было. Он тогда сильно боялся этого ужасного интерната. Представлял, как там ходят как зомби другие ущербные дети, пугался, что когда-нибудь опять натворит что-то, чего и сам не знал, но что-то ужасное, иначе мама бы так не кричала, и она все-таки сдаст его в интернат. Тогда он умолял ее: мамочка, я не буду больше, никогда не буду. – Чего не будешь? Издевательски интересовалась она. – Ты ведь даже не знаешь. – Я буду вести себя очень, очень хорошо, пожалуйста, не сдавай меня в интернат. В груди ужас был настолько велик, что он один окажется в этом ужасном месте, совсем один, что казалось, лучше умереть прямо сейчас, тут, или делать что угодно, только чтобы мама оставила его. Пусть без папы, это горе отошло не второй план перед , казалось реальной угрозой интерната. Все казалось не важным – игрушки, даже Петька и Васька – друзья Сани. Хотя их он тоже боялся потерять. Они обещали его найти, если вдруг случится страшное, но они же дети, как они его найдут? Хоть бы он понимал, что делал не так. Тогда бы он просто перестал бы это делать. Но он не знал, поэтому совершенно не представлял, в какой момент начнется буря, которая в итоге грозила закончиться тем, что его сдадут в интернат. Но как бы маленький Саша не старался, всегда он что-то делал, что мама впадала в исступление, а он лишь утверждался в мнении, что дело в его личном ущербе, он урод, а мама вынуждена с ним возиться. Он как-то спросил у Петьки с Васькой: пацаны, а вы не замечаете, что я урод? В пять лет дети бывают очень серьёзные. И если друг задает такой глубокий вопрос, то стоит подумать и ответить. Это уже в восемь, девять, или десять по любому поводу они бы начали ржать, а в свои пять с половиной Петька и Васька всерьез принялись разглядывать Санино лицо, поднимали и разглядывали руки и ноги. В недоумении решили, что может снаружи не видно? Может Сашкиной маме сказали врачи, что он ущербный? Может, давай у своих родителей спросим? – А они-то, откуда могут знать? Врачи-то его мамке только сказали, она же не будет всем рассказывать. Может это какое-то стыдное уродство? Саша потупился. Наверняка стыдное уродство, иначе бы папа не ушел. Вон как они здорово катались на великах. Эх, узнать бы, можно ли это вылечить? Может папа бы вернулся.

И вот однажды страшное случилось. Был солнечный летний день. Саша играл дома. Он уже привык делать это шепотом. Шепотом отдавал команды своим солдатам, которых выстроил на полу. Он часто играл с ними, это был один из подарков папы на день рождения. Солдатики были металлические, с раскрашенной формой. Среди них были офицеры. У них были шлемы с высокими пышными перьями, мечи в ножнах и высокие сапоги до колена. Солдаты были одеты проще, но тоже со множеством деталей. Он уже выстроил два отряда солдат напротив двумя шеренгами. Впереди каждой шеренги по два офицера. Папа рассказывал ему как устроено в армии и Александр запомнил, что есть командир, который отвечает за все действия и обязательно другой, у которого главная забота – боевой дух. Он смотрит, чтобы у солдат было хорошее настроение, чтобы они по дому не скучали, а если начнут скучать, то он их в театр отведет, или даже в цирк. Эх, он уже давно не ходил в цирк и кино, как папа ушел, так и не ходил. Вот поэтому два офицера перед солдатами обязательно. Шепотом закричал за одного командира, своего любимого: «Братцы – солдаты, сейчас пришел день вашего подвига! Враги нас смертельно обидели и теперь мы должны вступить в схватку. Он сделал другой голос и так же шепотом стал «кричать» за другого командира: «Это вы, подлые враги нанесли нам смертельную обиду и поэтому мы вступим с вами в схватку. Вообще Саша до конца не понимал, почему люди начинают войны и убивают друг друга до смерти. Если кто-то что-то забрал, то всегда есть еще. Можно пойти в магазин и купить это. Еще папа говорил, что войны бывают из-за территорий, ресурсов и веры. Про территорию Саша тоже не очень понимал. Их же много, этих территорий? А если даже на твою территорию кто-то приехал, почему нельзя жить вместе? Раньше, когда был папа, к ним, бывало, приезжали родственники и Саша очень любил это время. Каждый вечер собирались вместе, говорили, смеялись. Мама наряжалась, папа был тоже веселый. Ходили гулять, показывали город приезжим. Показывали свою территорию и это всем нравилось. Почему так нельзя? Про веру тем более было непонятно, как за нее можно воевать? Вера ведь не занимает места и ничего не стоит. Вот Сашка, например, верил, что папа вернется и все будет как прежде. Его уродство пройдет, излечится. Мама опять станет доброй и будет его любить. Как можно за это воевать? Хотя Саша вдруг понял, что если бы он знал, что этой его вере мешает какой-то человек, что если бы он знал кто мешает тому, чтобы эта вера стала правдой, то он, наверное, мог убить этого человека. Ему стало так страшно от этой мысли, что даже возник секундный порыв побежать к маме. Но в следующую секунду он вспомнил, как обстоят дела. Он всегда «одним ухом» прислушивался к тому, что происходит в квартире. Всегда был готов к взрыву. Сейчас было тихо. Он знал, что это временно. Мама последнее время начала пить из тех бутылок, что обычно родители открывали, когда приезжали гости. Саша сначала обрадовался, что она станет веселая, как во время, когда она с друзьями пила из этих бутылок, они танцевали, пели, смеялись. Только она, вместо этого сначала начала плакать, а потом просто позвала его и избила сильно и молча, даже ничего не объясняя, просто взяла папин ремень и начала сильно его избивать. Сначала он кричал и пытался спрятаться. Но куда бы он не прятался она молча вытаскивала его из-под кровати, из-за шкафа и продолжала с размаху избивать ремнем. Он знал, что сам виноват, что это из-за его уродства, но крики и хрипы все равно вылетали из его рта под каждым ударом. Так вот страшное, то, что он больше всего боялся случилось в тот солнечный день, когда он играл в солдатиков, подаренных папой. Мама отпускала на улицу, только когда ей казалось, что она трезвая, но таких дней практически не было. Сегодня она вела себя тихо, постукивала бутылкой о стакан, когда зазвонил телефон и она сначала резко, как обычно в последнее время всегда говорила да! Потом так испуганно, что Саша вздрогнул и напрягся «что?» А потом тишина. Он покрался к кухне, откуда доносились звуки. За последнее время он понял, что соображать и действовать надо быстро. Не ждать, когда мама начнем что-то делать, а пробовать предугадывать ее поступки. Поэтому уже через несколько секунд он был у двери в кухню и осторожно заглядывал внутрь. Мама сидела на стуле, руки вяло висели, глаза были широко раскрыты и смотрели прямо и в никуда. У нее теперь часто бывал такой взгляд, но такие широко распахнутые глаза Саша видел первый раз. Подло скрипнул пол под его ногой. Мама медленно повернула голову в его сторону и тихо сказала «твой папаша сдох». После этих слов, обрушившихся на Сашку, словно потолок, погребая под собой всю его веру, надежду на спасение на то, что происходящий ад еще может рассеяться, вместе с этими словами с железным лязгом захлопнулась тяжелая дверь с его детскими мечтами. В мамины глаза будто на секунду вернулся разум, она как будто впервые увидела Сашу, но уже через другую секунду мрак вновь заволок их и лицо стало наливаться гневом, а рот раскрывался для бешеного крика. Саня не стал ждать продолжения, а кинулся бежать. Он знал, что необходимо его самое сильное укрытие. Не так давно он обнаружил за стенкой из шкафов небольшое углубление, полез посмотреть, что там и это оказался настоящий тайный лаз. Узкий, но настоящий лаз, который вел в маленькую комнату. Он никогда раньше не видел таких комнат. Размером чуть больше их ванной. В ней были кровать, маленький стол и стул. Когда он это все нашел, то понял, что это настоящее сокровище. Он один раз уже прятался там, когда мама сильно напилась и шла с криком «иди сюда мелкий уродец, я отомщу тебе за твоего папашу». Он успел юркнуть в гостиную и в свою секретную тайную комнату. Он слышал, как она кричала, звала его, пыталась хитрить, говорила, что она успокоилась и что зовет его, чтобы пойти в парк поесть мороженного. Но он знал, что это настолько фантастическая небыль, что сидел и старался не дышать. Уже через мгновение она опять впадала в ярость, начинала швырять всё, что попадалось под руку в стены, но спустя какое-то время ушла из комнаты. Тогда Саша очень не хотел выходить, но понимая, что ему захочется есть и он выйдет. Поэтому дождался ночи, знал, что мама крепко засыпает, прокрался к себе в комнату и лег в кровать. На утро было видно, что она пыталась понять куда он все-таки делся и даже спросила