Оглавление
Федор Достоевский. Дневник писателя
«Отчет о виденном, слышанном и прочитанном»
Дневник писателя. 1873
Вступление
Старые люди
Среда
Влас[20]
По поводу выставки
Мечты и грезы
Нечто о вранье
Одна из современных фальшей
Дневник писателя. 1876
Январь. Вместо предисловия. О Большой и Малой Медведицах, о молитве великого Гёте и вообще о дурных привычках
Будущий роман. Опять «случайное семейство»
Елка в клубе художников. Дети мыслящие и дети облегчаемые. «Обжорливая младость». Вуйки. Толкающиеся подростки. Поторопившийся московский капитан
Золотой век в кармане
Мальчик с ручкой
Колония малолетних преступников. Мрачные особи людей. Переделка порочных душ в непорочные. Средства к тому, признанные наилучшими. Маленькие и дерзкие друзья человечества
Российское общество покровительства животным. Фельдъегерь. Зелено-вино. Зуд разврата и воробьев. С конца или с начала?
Спиритизм. Нечто о чертях. Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черти
Февраль. О том, что все мы хорошие люди. Сходство русского общества с маршалом Мак-Магоном1
О любви к народу. Необходимый контракт с народом
Мужик марей
По поводу дела Кронеберга
Нечто об адвокатах вообще. Мои наивные и необразованные предположения. Нечто о талантах вообще и в особенности
Речь г-на Спасовича. Ловкие приемы
Ягодки
Геркулесовы столпы[100]
Семья и наши святыни. Заключительное словцо об одной юной школе
Март. Верна ли мысль, что «пусть лучше идеалы будут дурны, да действительность хороша»?
«Обособление»
Дон Карлос[105] и сэр Уаткин[106] Опять признаки «Начала конца»
Лорд Редсток[113]
Словцо об отчете ученой комиссии. О спиритических явлениях
Единичные явления
Апрель. Идеалы растительной стоячей жизни. Кулаки и мироеды. Высшие господа, подгоняющие Россию
Культурные типики. Повредившиеся люди
Сбивчивость и неточность спорных пунктов
Парадоксалист
Опять только одно словцо о спиритизме
Май. Из частного письма
Областное новое слово
Суд и г-жа Каирова
Г-н защитник и Каирова
Г-н защитник и Великанова
Нечто об одном здании. Соответственные мысли
Одна несоответственная идея
Несомненный демократизм. Женщины
Июнь. Мой парадокс
Вывод из парадокса
Восточный вопрос
Опять о женщинах
Июль – август. Выезд за границу. Нечто о русских в вагонах
Нечто о петербургском баден-баденстве
Идеалисты-циники
Постыдно ли быть идеалистом?
Немцы и труд. Непостижимые фокусы. Об остроумии
Русский или французский язык?
На каком языке говорить отцу отечества?
Воды или хороший тон?
Один из облагодетельствованных современной женщиной
Детские секреты
Земля и дети
Оригинальное для россии лето
Post scriptum
Октябрь. Простое, но мудреное дело
Несколько заметок о простоте и упрощенности
Два самоубийства
Приговор
Лучшие люди
О том же
Декабрь. Опять о простом, но мудреном деле
Запоздавшее нравоучение
Голословные утверждения
Кое-что о молодежи
О самоубийстве и о высокомерии
Анекдот из детской жизни
Дневник писателя. 1877
Январь. Фома Данилов, замученный русский герой
Примирительная мечта вне науки
Мы в Европе лишь стрюцкие[228]
Старина о «петрашевцах»
Русская сатира. «Новь». «Последние песни». Старые воспоминания
Именинник
Февраль. Самозванные пророки и хромые бочары, продолжающие делать луну в Гороховой.[238] Один из неизвестнейших русских великих людей
Доморощенные великаны и приниженный сын «кучи». Анекдот о содранной со спины коже. Высшие интересы цивилизации, и «да будут они прокляты, если их надо покупать такою ценой!»
О сдирании кож вообще, разные аберрации в частности ненависть к авторитету при лакействе мысли
Меттернихи и Дон-Кихоты
Один из главнейших современных вопросов
«Злоба дня»
Злоба дня в Европе
Русское решение вопроса
Апрель – июнь. Освобождение подсудимой Корниловой
Об анонимных ругательных письмах
План обличительной повести из современной жизни
Прежние земледельцы – будущие дипломаты
Июль – август. Разговор мой с одним московским знакомым. Заметка по поводу новой книжки
Жажда слухов и того, что «скрывают». Слово «скрывают» может иметь будущность, а потому и надобно принять меры заранее. Опять о случайном семействе
Дело родителей Джунковских с родными детьми
Фантастическая речь председателя суда
Восьмая часть «Анны Карениной»
Признания славянофила
«Анна Каренина» как факт особого значения
Сентябрь – октябрь. Ложь ложью спасается
Легкий намек на будущего интеллигентного русского человека. Несомненный удел будущей русской женщины
Самоубийство Гартунга и всегдашний вопрос наш: кто виноват?
Русский джентльмен. Джентльмену нельзя не остаться до конца джентльменом
Ложь на ложь дает правду. Правда ли это?
Декабрь. Смерть Некрасова о том, что сказано было на его могиле
Пушкин, Лермонтов и Некрасов
Поэт и гражданин. Общие толки о Некрасове как о человеке
Свидетель в пользу Некрасова
Дневник писателя. 1880
Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине
Пушкин (очерк) Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности
О сборнике
Отрывок из книги
Двадцатого декабря я узнал, что уже все решено и что я редактор «Гражданина». Это чрезвычайное событие, то есть чрезвычайное для меня (я никого не хочу обижать), произошло, однако, довольно просто. Двадцатого декабря я как раз читал статью «Московских ведомостей» о бракосочетании китайского императора; она оставила во мне сильное впечатление. Это великолепное и, по-видимому, весьма сложное событие произошло тоже удивительно просто: все оно было предусмотрено и определено еще за тысячу лет, до последней подробности, почти в двухстах томах церемоний. Сравнив громадность китайского события с моим назначением в редакторы, я вдруг почувствовал неблагодарность к отечественным установлениям, несмотря на то что меня так легко утвердили, и подумал, что нам, то есть мне и князю Мещерскому, в Китае было бы несравненно выгоднее, чем здесь, издавать «Гражданина». Там все так ясно… Мы оба предстали бы в назначенный день в тамошнее главное управление по делам печати. Стукнувшись лбами об пол и полизав пол языком, мы бы встали и подняли наши указательные персты перед собою, почтительно склонив головы. Главноуправляющий по делам печати, конечно, сделал бы вид, что не обращает на нас ни малейшего внимания, как на влетевших мух. Но встал бы третий помощник третьего его секретаря и, держа в руках диплом о моем назначении в редакторы, произнес бы нам внушительным, но ласковым голосом определенное церемониями наставление. Оно было бы так ясно и так понятно, что обоим нам было бы неимоверно приятно слушать. На случай, если б я в Китае был так глуп и чист сердцем, что, приступая к редакторству и сознавая слабость моих способностей, ощутил бы в себе страх и угрызение совести, – мне бы тотчас же было доказано, что я вдвое глуп, питая такие чувства. Что именно с этого момента мне вовсе не надо ума, если б даже и был; напротив того, несравненно благонадежнее, если его нет вовсе. И уж, без сомнения, это было бы весьма приятно выслушать. Заключив прекрасными словами: «Иди, редактор, отныне ты можешь есть рис и пить чай с новым спокойствием твоей совести», третий помощник третьего секретаря вручил бы мне красивый диплом, напечатанный на красном атласе золотыми литерами, князь Мещерский дал бы полновесную взятку, и оба мы, возвратясь домой, тотчас же бы издали великолепнейший № «Гражданина», такой, какого здесь никогда не издадим. В Китае мы бы издавали отлично.
Подозреваю, однако, что в Китае князь Мещерский непременно бы со мною схитрил, пригласив меня в редакторы наиболее с тою целью, чтоб я заменял его лицо в главном управлении по делам печати каждый раз, когда бы его приглашали туда получать удары по пятам бамбуковыми дощечками. Но я перехитрил бы его: я бы тотчас перестал печатать «Бисмарка»,[1] сам же, напротив, стал отлично писать статьи, – так что к бамбуку призывали бы меня всего лишь через номер. Зато я бы выучился писать.
.....
В самом деле, ведь если уж мы считаем, что сами иной раз еще хуже преступника, то тем самым признаемся и в том, что наполовину и виноваты в его преступлении. Если он преступил закон, который земля ему написала, то сами мы виноваты в том, что он стоит теперь перед нами. Ведь если бы мы все были лучше, то и он бы был лучше и не стоял бы теперь перед нами…
– Так вот тут-то и оправдать?
.....
