Читать книгу Вспомни меня - Флавия Фортуната - Страница 1

Пролог.

Жаркий летний день перевалил за половину. Четыре часа дня. Солнце, раскалившее огромный город, уже не в зените, но достаточно высоко, чтобы обжигать.

Я выхожу из прохлады Храма Христа Спасителя на раскаленную площадь. Распрощавшись с вежливыми итальянцами, указываю им дорогу к метро. Но, увидев невдалеке кремлевские башни, гости столицы посылают московскую подземку a quel paese (итал. – в ту страну, букв. – куда подальше) и бодрым шагом привыкших к адской жаре людей, направляются к главной цитадели России.

На сегодня по программе остался только Арбат с другой группой. Опять «Превед Трэвел» постарались. Дали миксовую группу, мать их так… Ну вот как работать? Справа идут немцы, слева итальянцы. И говоришь одну фразу на немецком, потом тоже самое на итальянском. В конце улицы уже несешь чистую, не замутненную разумом ахинею, потому что языки в голове перемешиваются в немыслимую кашу. Забытые слова при этом почему-то всплывают на английском. Зато туристам весело. Итальянцы обычно смеются так, что в кафешках стекла дрожат.

Веселый народ. Не могут они без шуточек, подкусов и подколок. И если они тебя не подъедают во время экскурсии – пиши пропало. Им не нравится. А чем больше они тебя задирают – тем лучше. Своя.

Немцы наоборот. На шутки реагируют нормально. Смеются, улыбаются. Но сами подкусить стесняются. Менталитет. Боятся обидеть.

Вот англичане – мастера словесного пинг-понга… Им шуточками довести до мышечных спазмов в подреберье, заклинившей от смеха челюсти и града слез – нефиг делать. И все в рамках приличий. У итальянцев юморок как-то пониже и посолоней. Но смешно. И нам на удивление близко.

Я вступаю в тень Гоголевского бульвара. Жарко, но хоть солнце уже не так печет. День рабочий, время тоже рабочее и бульвар практически пуст.

Девочка рыдает отчаянно. Она сидит на лавочке недалеко от памятника Шолохову и плачет навзрыд. Бронзовая жуть из лошадиных голов делает ощущение боли от звука ее плача еще более сильным. Времени до следующего тура остается более двух часов, и я подхожу к девчонке, не рискуя опоздать на работу.

Она очень юна, но в ней чувствуется какая-то странность, какое-то несоответствие. Одета как все наши подростки – драные на коленках джинсы, открытые сандалии, футболка с нелепой картинкой и еще более дурной надписью. Но видимые участки кожи не опоганены татуировками, аккуратные ногти на руках и ногах без лака и пошлых блестяшек, а роскошные серо-пепельные волосы, плащом укрывающие хрупкую фигурку, не стягивают ни шнурки, ни резинки, ни заколки. Рядом с ней стоит маленькая сумочка известного бренда со стоимостью, сравнимой с ценой подержанной «Лады». Такое недоразумение на цепочке, в котором помещается кредитка, проездной, блеск для губ и упаковка бумажных носовых платков. Даже для паспорта места уже не хватит.

Я сажусь рядом с ней на скамейку.

– Малышка, что случилось? Тебе чем-то помочь?

Очень хочется погладить ее по волосам. Так не скрывать свое горе можно только в юности. Потом учишься стискивать зубы и улыбаться, даже когда внутри все корчится и вопит. А ты улыбаешься и машешь, машешь и улыбаешься.

– Нничччем, – громкий всхип. Девочка шумно втягивает воздух носом и снова плачет.

– Ну как ничем? Не бывает безвыходных положений, детка. Всегда есть какое-то решение.

– В этом мире никто не может мне помочь! Никто!

Я кошусь на ее сумочку, стоимостью с мой месячный заработок в пик сезона.

– А твои родители? Ты с ними поссорилась?

– Д-да! Я от них убежала! Сюда!

Упс! Приплыли. Девочка поссорилась с богатыми родаками и явно слиняла из какого-то коттеджного поселка класса люкс. Как пить дать в ночной клуб не пустили. Или с друзьями на «Феррари» покататься по ночному городу. У подростков трагедия возникает на пустом месте. А у богатых подростков причины и вовсе простым смертным непонятные.

– Тут нет магии! Почти совсем! Я перепутала портал и меня вынесло сюда!

Что она говорит? Эти слова хороши в книжках в жанре фэнтези. Про драконов, орков, вампиров и магов, которые я так люблю читать. Хорошо освежает голову после многочасовой работы на иностранном языке.

– Детка! Какая магия? Какие порталы? Малышка, очнись, выйди из мира своих фантазий! Все эти слова существуют только в книгах. Мы их любим, читаем, но во все это не верим. Ты фэнтези перечитала?

Девочка медленно отнимает руки от заплаканного личика и поднимает на меня ясные темно-зеленые глаза, опушенные густыми черными ресницами. Взгляд глубокий и сердитый. Ей лет семнадцать, не больше. Чистая нежная кожа, естественный румянец, ровные дуги иссиня-черных густых бровей контрастируют с пепельными волосами. Удивительный оттенок – серебристо-серый. Когда-то и у меня волосы были такого же редкого цвета, но потом, после одного события, начали резко темнеть, и годам к девятнадцати я была уже просто русая. А сейчас уже просто седая, поэтому стригу волосы коротко и крашу их в цвет «холодный блонд». Такой оттенок еще называется «Стокгольм», кажется, или скандинавский блонд.

Девочка смотрит на меня в упор, и я с ужасом понимаю, что на меня сегодняшнюю смотрю я сама в возрасте 17 лет. С двумя поправками – у меня волосы никогда не были такими густыми и длинными, а также идеальными зубами в молодости я похвастаться тоже не могла. Правый передний клык у меня вырос неправильно и немного по-вампирски торчал вперед. Это потом были внесены коррективы в мою улыбку, чтобы демонстрировать традиционный голливудский оскал во все шестьдесят четыре зуба из серии «Мы вам рады до судорог». В 1983 году советская стоматология, может быть, и могла что-то сделать для эстетики улыбок своих граждан, но у моих родителей не было ни таких связей, ни таких денег.

Глава 1

– Я и сказала, что ТУТ, В ЭТОМ МИРЕ, нет магии. Я не отсюда, – девочка поднимает правую руку ладонью вверх и на ней загорается язычок серебристого пламени.

У меня появляется ощущение, как будто у меня из груди разом откачали весь воздух и дали до кучи пыльным мешком по голове. Я не сплю? Передо мной, похоже, попаданка? И чем ей помочь? Обычно в наших книжках все наоборот. Это наши девушки проваливаются в иные миры, поступают там в местные Хогвартсы, выходят замуж за принцев, отращивают крылья или рога, становятся оборотнями или сильными магами.

– Ты заблудилась? Не можешь найти место, куда тебя выбросил портал?

Ай да я! Как полезно в зале ожидания аэропорта и в аэроэкспрессе читать фэнтези! Много новых слов узнала. Вот, пригодилось.

– Д-да. Я поссорилась с отцом и Андэром. Я не хочу замуж за дракона. Я к Сирэну хочу! А они не пускают! – всхлип – Я сделала портал и сбежала, но, видимо, напутала что-то в формуле заклинания, и оказалась тут, в этом мире. Я сразу сменила одежду, она странная для меня, но также была одета девушка, которая проходила мимо. А сумочка мне понравилась в витрине. И я сделала себе такую же. Я пошла по улице прямо, потом куда-то повернула, и еще, вышла на эту аллею. И совсем не понимаю, где я нахожусь!

– Скажи, а что было рядом с тем местом, где ты появилась?

– Озеро. Маленькое. Квадратное. Странно. Разве бывают квадратные озера? И дома такие высокие. И скамейки под высокими деревьями.

Спасибо Вам, Михаил Афанасьевич! Ну вот чувствовала я пятой точкой, что есть что-то эдакое на Патриарших прудах. Не зря Воланд именно там появился. Да и в москвоведческой литературе много чего понаписано. Вранья, конечно, больше, но в свете последних событий я уже начинаю сомневаться, что это такое уж вранье…

Вынимаю смартфон, гружу интернет и показываю девочке картинку Патриаршего пруда.

– Это место?

В глазах бедолажки загораются надежда и радость.

– Да! Там еще домик такой… Там пахнет дурно… Я в нем и оказалась.

Понятно. Хитро придумано! Портал выносит в общественный туалет. Интересно, есть ли у них гендерные настройки в портале. Иначе стыда не оберешься в случае чего.

– Я могу тебя туда проводить, но у меня еще работа. Я возьму тебя с собой, а потом отведу тебя к месту портала. Ты сможешь сама открыть его?

Она всхлипывает.

– Не знаю. Но попытаюсь.

Час от часу не легче. И что мне с ней делать? Смотрю на прелестное личико, сияющее юностью. Да, мне много раз говорили, что я была первой красавицей своего курса. Да и сейчас, когда уже хорошо за полтинник, называют красивой. Итальянцы даже сватаются периодически. Но зачем? Сын вырос, женат уже. Мой недолгий брак с его отцом изначально был ошибкой, попыткой забыть незабываемое. Ибо единственный мужчина, которого я любила, мертв уже тридцать семь лет. Но нет у него могилы, не видела я его мертвым, поэтому я так и не забыла его. Не смогла. Да и меня никто больше не любил. Хотели быть со мной по тем или иным причинам очень многие, но любви я не чувствовала ни в ком. Не родись красивой…

– Вот что. Как зовут тебя?

– Иринирэя.

– А меня Ирина. Можно я буду называть тебя Ира? Меня, кстати, тоже можно так называть, – улыбаюсь девчонке, ибо Ириной Леонидовной я сыта по горло. Даже нашим иностранцам отчества непонятны, куда уж иномирянку этим грузить.

– Мможно. А как называется это мир?

– Эммм… Мы называем его Земля. На одном из древних языков он называется Терра.

– Знаю! – глаза загораются радостью – Мы проходили его в Академии. Это техномир. Магии тут мало, но он близко к нашему находится. Порталов много.

– Есть хочешь?

– Угу.

– Пойдем. Надо поесть, потом я буду работать, а ты просто будешь идти рядом и молчать. Ибо моя работа заключается в том, чтобы много говорить с другими людьми. Это недолго. Час всего. А потом я отвезу тебя к порталу.

– С-спасибо.

Мы идем вперед и уже через пятнадцать минут сидим на Арбате в прохладе кафе. Девочка растерянно моргает, оглядываясь вокруг, но вообще держится молодцом. Я не знаю, как бы я на все реагировала в другом мире. Хотя после приступа белой горячки у русской туристки в автобусе на обзорной экскурсии в новогодние праздники мне уже ничего не страшно. Даже драконы.

– Что ты будешь есть? Мясо? Рыбу? Овощи? Сладкое?

– Я дракон. Я мясо буду.

Во блин, накаркала, ворона коломенская. Вечно у меня так!

Заказываю девчонке два стейка средней прожарки, себе один, паровые овощи и большую бадью с морсом.

Заказ приносят быстро. Девочка явно голодна. Со здоровенной порцией мяса, над которой крепкий мужик сидел бы полчаса минимум, она расправляется за пять минут. Действительно дракон.

– Спасибо, я наелась, – ее личико разглаживается, в глазах появляется блеск. Она начинает с интересом изучать окружающее, прихлебывая морс. – Вкусно. Это какая-то ягода?

– Да, клюква. На болотах растет. Я не знаю, есть ли такая в вашем мире.

– Нет. Но вкус знакомый. Когда я была совсем маленькой, папа приносил конфеты. Белые шарики сладкие, а внутри кислая ягода. Эти конфеты были иномирные. Похожий вкус. В нашем мире такого нет.

– Они были отсюда. Я знаю эти конфеты.

До жути странно. Дико. Но я не чувствую себя сумасшедшей. Рядом со мной сидит иномирная девочка-попаданка, которая еще и драконица до кучи, вспоминает клюкву в сахаре, контрабандой притащенную в ее мир отсюда… Время бежит неумолимо, я расплачиваюсь, и мы идем встречать группу. На точке встречи уже стоят мои коллеги. Алена как всегда рассеяна, Витька злой, как сто чертей, а Гуля что-то ищет в смартфоне. Витька, мазнув по нам кислым взглядом, вдруг встряхивается и смотрит ошарашенно.

– Ты с дочкой на работу ходишь?

– Вить, у меня сын. И он вдвое ее старше. Просто знакомая.

– Знаешь, она очень на тебя похожа. Вы даже двигаетесь одинаково.

Упс! Не хватало мне еще сплетен среди коллег.

– Вить, ты перегрелся. Девочка учит языки. Ей надо носителей послушать. Я с ней занимаюсь, вот взяла с собой, в поля.

– Была бы ты мужиком, я подумал бы, что это твоя дочь. Внебрачная. Найденная. Но ты женщина, а вы обычно знаете своих детей…

– Scheißе! (нем. – дерьмо) Витя! Дурь сериальную по ящику смотреть не надо! И пить что-то крепче чая.

– Ну она реально на тебя похожа! Просто ты в молодости.

К счастью подъезжает микроавтобус с туристами, и мы расхватываем своих подопечных. Витька берет двух рослых голландцев и уходит. Мне достается немецкая пара и семья из трех итальянцев.

Представляюсь. Иринирэя жмется ко мне.

– Какая красивая у тебя дочь! – выдает итальянка сразу после того, как я называю свое имя. С искренней и доброй бесцеремонностью, свойственной этой нации, она хватает девочку за руки и крутит, но в ее больших темных глазах нет ничего, кроме доброты и восхищения. Южанка просто любуется нежной светлокожей и светловолосой девушкой, транслируя это окружающим.

Я начинаю работу. Веду туристов по Арбату, попутно слегка подгружая их историческо-культурной информацией. После эпидемии турпоток пока хилый. Работаем с теми, кто есть. Это не доковидные группы по 60 человек. Ничего, перевернется и для нас КАМАЗ с пряниками…Наработаемся еще.

Полюбовавшись на церковь Спаса на Песках и сравнив ее изображение с картиной Поленова «Московский дворик» на экране моего смартфона, медленно идем к высотке МИДа. Работа закончена. Немцы чинно пожимают мне руку, благодарят и суют евровую бумажку чаевых. Итальянцы по традиции обнимаются, плевать они хотели на ковидные правила, тоже дают на чай и идут к остановке автобуса, где их ждет турлидер, и откуда их заберет микроавтобус, чтобы доставить в отель.

– Ну все, я свободна. Поехали.

– Это далеко?

– Не очень. Но пешком долго. И шумно очень.

Я смотрю на Яндекс, который показывает восьмибальные пробки. Чтоб тебя приподняло да шлепнуло! Такси не вызвать. Тащиться по Садовому будем до морковного заговенья. Придется ехать на метро. Достаю служебную транспортную карту и свою социальную. Беру девочку за руку и иду в метро.

Она ошарашена происходящим, что видно по ее глазам и приоткрытому рту, но не дергается и не паникует.

Необычные подземные дворцы, быстрые шумные поезда впечатляют ее. Через двадцать минут мы выходим на «Маяковской». Девочка любуется светлой воздушной станцией с тонкими колоннами, выстроенными в красивую аркаду. Мы поднимаемся по эскалатору и выходим на улицу. Она спрашивает меня:

– А как вы все это двигаете без магии?

– Электричеством. Это тоже магия. Только техническая. Не такая как у вас.

У меня звонит телефон. Турфирма. Срочный заказ на завтра. Беру и отключаюсь. Малышка смотрит изумленно.

– Что это?

– Артефакт связи. По нему любой, кто знает мой личный код, может меня найти. Но на ночь я бросаю на него чары невидимости, поэтому никто меня побеспокоить и разбудить не может. Правда, иногда я забываю их снять и днем. А иногда в нем магия заканчивается и эти чары сами наводятся. Поэтому ношу с собой другой артефакт, для подпитки, – показываю ей дополнительный аккумулятор для смартфона.

– Понятно. Интересно. Долго нам идти?

– Нет. Минут десять. Устала?

– Вовсе нет. Просто хочу понять.

– Тут близко. Сейчас свернем в переулок, и будет потише. Эта улица шумная, машин много.

– Да, и воняют они гадко.

– В нашем мире никто летать не умеет, кроме птиц. У нас есть железные птицы, огромные, как драконы, внутри которых можно летать на большие расстояния. Но сами мы летать не умеем.

– Скажи, Ира, ты, когда работала, ты же говорила не на своем языке, а на каких-то двух других, так?

– Все так. У нас с вашей точки зрения всего одна раса. В нашем мире живут только люди. Но языков у нас великое множество. Поэтому есть такие как я – переводчики. Мы знаем по несколько языков.

– Поняла! Это как с гномьего на язык орков переводить!

– Ну почти, – улыбаюсь забавному сравнению.

Мы пересекаем Ермолаевский переулок и перед нами распахивается гладь Патриаршего пруда. Я веду свою подопечную вдоль аллеи, описанной еще Булгаковым и мало изменившейся с тех пор. На мощеном пятачке рядом с туалетом вижу нервно расхаживающего высокого молодого мужчину с длинными светлыми волосами. Он в светлых джинсах, фанатской футболке Metallica с портретом Джеймса Хэтфилда, и в косухе с заклепками. Волосы с боков заплетены в косы, остальные просто перекинуты за спину. На ногах щегольские казаки. Не хватает только электрогитары для полноты образа. Вместо нее у мужчины в руках круглый предмет типа компаса, на который он внимательно смотрит, а потом поднимает глаза и в упор глядит на нас.

Глава 2

– П-папа! – девчонка срывается с места и бежит навстречу рокеру.

Он оглядывает меня сканирующим взглядом холодных голубых глаз и поворачивается к дочери.

– Ты что себе позволяешь! Сначала порталы открывать научись, а потом по мирам бегай! Я еле нашел место выхода из того, перехода, что ты сотворила. А тут еще и артефакт призыва не работает! Я просто не знал, где искать тебя в этом городе! Он огромный.

– Мне Ирина помогла, – девочка показывает на меня рукой. – Я заблудилась. Сидела на скамейке и ревела. А она мне поверила, поняла где это место, и привела сюда.

– Счастье, что тебя не в парке в овраге выкинуло! Там бы я тебя год искал! – мужчина смотрит на меня внимательно. – Позвольте представиться. Лорд Териэл Ардженс, граф Ронский.

Дракон берет мою руку и целует тыльную сторону ладони. Так и хочется присесть в изящном реверансе, но драные джинсы, футболка и кеды этому как-то не способствуют.

– Ирина. Я местная. Увидела плачущего ребенка и не могла пройти мимо, – улыбаюсь я дракону, пожимая плечами.

– Папа, ты представляешь, тут раса всего одна, а языков так много. Ирина говорила еще на двух. У нее работа такая. Это как наш профессор Нэшман, переводит книги с заклинаниями с гномьего на язык орков. И еще тут под землей много красивых пещер, почти как наша сокровищница, они соединены тоннелями, по которым длинные повозки ездят при помощи какой-то электромагии, и…

– Я получше тебя знаю Терру. Часто тут бываю по делам Империи. А вот твоя выходка меня порядком разозлила. Хорошо, что твой побег пока удалось сохранить в тайне! Три месяца до Главного бала, а ты такое вытворяешь.

– Я не хочу на бал! Я не хочу замуж за дракона! Я хочу к Сирэну!

– Ты с ума сошла? Как я буду объяснять знатным родам Империи причину отсутствия моей дочери? Студенческой любовью? К демону-сокурснику?

– Ты же знаешь, что он из знатного рода!

– Знаю. Но на Балу знатные лорды и юные леди будут получать брачные метки. И если артефакт Империи тебя выберет для истинной пары какому-то лорду – так тому и быть. Если не выберет – отправляйся к своему Сирэну. И становись его женой. Но на балу тебя никто не может заменить. И у алтаря другого клана в случае выбора тоже. Я над этим не властен.

Мужчина привлек к себе девочку, нежно погладил ее по роскошным волосам. Было видно, что ее страдания причиняют ему боль, но обстоятельства сильнее.

– Была бы Ирина молодая – заменила бы меня. Сегодня три человека нам сказали, что я ее дочь и точная копия.

Лорд Териэл впился в меня пронизывающим взглядом:

– Это правда?

– Правда. Она действительно похожа на меня в возрасте семнадцати лет. Почти точная копия.

Достаю смартфон и показываю свое фото с двухмесячным сынишкой. Мне там двадцать два года, но сходство очевидно, несмотря на то, что фотография старая и черно-белая. Дракон становится очень серьезным и смотрит на меня внимательно и доброжелательно.

– Спасибо за нее. Ирина, я бы не хотел терять тебя из вида. Ваши тут иногда достаточно нервно реагируют, когда им говоришь про магию.

– Я люблю книги, в которых рассказывается про другие миры. Магические, типа вашего. А потом я уже не молода. – пожимаю плечами. – Меня сложно напугать и еще сложнее удивить.

Мужчина протягивает мне красивый синий кристалл на цепочке.

– Возьми и всегда носи с собой. По нему я смогу найти тебя. У тебя доброе сердце и чистая душа. Я пока не знаю, как отблагодарить тебя, но отблагодарю обязательно. Мне надо все обдумать. Увидимся.

Отец и дочь подходят к зданию туалета и с легким хлопком растворяются в воздухе.

Я стою и смотрю на пруд, на окружающие дома. Эх, лорд ты мой дорогой! Мое единственное и самое заветное желание ты выполнить никогда не сможешь. Мертвые не воскресают. Не сможешь ты вынуть из проклятого афганского ущелья моего любимого. А ничего другого мне уже не надо. С остальными хотелками сама справляюсь. Без магии. Привыкла. Мое оледеневшее сердце уже ничего не хочет, кроме покоя.

Но я бы все на свете отдала, чтобы еще хоть раз взглянуть в синие, как этот кристалл, глаза моего любимого.

***

Мы познакомились в далеком 1982 году, когда оба были первокурсниками. Я – переводческого факультета МГПИИЯ им. Мориса Тореза, он – МИЭМа, в котором после его поступления сняли бронь на военной кафедре. Его звали Даниил Корцов. Данила-мастер. Его золотые руки легко могли починить любой электронный прибор.

Мой любимый был высокий, два метра ростом, играл в баскетбол за свой институт. А я пришла поболеть за свою команду и поорать на трибунах. Не заметить яркого синеглазого брюнета у меня шансов не было. А т.к. я орала громче всех, то и он заметил мелкую горластую девчонку с пепельными волосами. После матча, который они выиграли, он подошел ко мне и попросил меня подождать его в фойе спортзала.

Я дождалась. Даня вытащил из сумки маленькую шоколадку и протянул мне.

– На. Ешь.

– Зачем?

– Сладкое. Вкусно, – пожал широченными плечами. – Просто мне больше нечего подарить тебе, а хочется, чтобы ты улыбалась и радовалась. Наверное, ты голодная. Есть хочешь?

Я в тот день перекусила в нашей столовой, но матч был ближе к вечеру, поэтому в желудке было ожидаемо пусто. Отсутствием аппетита, несмотря на мелкие размеры, невысокий рост и худобу, я никогда не страдала. «Не в коня корм,» – смеялась покойная бабушка, старавшаяся откормить меня до состояния кустодиевской «Красавицы», что, по ее мнению, было нормой. Рожденная перед самой революцией и пережившая ужасы трех войн – Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной – и наголодавшись так, что без содрогания об этом вспоминать не могла, бабуля имела пунктик по питанию, и нормальной с ее точки зрения порцией для девочки можно было накормить трех здоровенных лесорубов, укатавших в кругляк пару гектаров сибирской тайги.

Глядя в синие, как море на картинке, смеющиеся глаза нового знакомого, я честно сказала, что есть не хочу. Все равно еды было взять негде, а домой почему-то резко расхотелось. Мы немного погуляли, а потом он проводил меня до дома, не забыв взять номер телефона.

Наши институты находились в Центре. Мой – на Метростроевской улице, которой позже вернут историческое имя Остоженка, в старинном особняке. Его – в районе метро «Площадь Ногина», которая сейчас называется «Китай-город». Мы старались встречаться как можно чаще. Он приезжал к моему институту, мы покупали мороженое в киоске у метро «Кропоткинская» и гуляли по Гоголевскому бульвару. На том месте, где сейчас стоит возрожденный Храм Христа Спасителя, клубами тяжелого хлорного пара окутывал окрестности открытый бассейн «Москва». Мы частенько забегали в Пушкинский музей, чтобы погреться. Даня любил смешить меня. Однажды, около копии Давида Микеланджело, он встал в ту же позу. Красивый, стройный, с мощным разворотом широких плеч, тонкой талией и невозможно длинными ногами, он выглядел ничуть не хуже знаменитого шедевра. Тогда я не рискнула пошутить, что для сходства ему надо было бы обнажиться. Это были мои первые отношения и меня смущал сам факт близкого нахождения рядом молодого красивого парня. Меня много смущало тогда. За исключением его нежных и робких поцелуев, дальше которых у нас не заходило.

Даня был сиротой и родителей не помнил. Его растила какая-то многоюродная тетка. Седьмая вода на киселе. Он приглашал меня к себе домой, мы вместе пили чай. Ко мне тетя Лариса относилась спокойно, практически без эмоций. И особого тепла в ее отношении к Дане я тоже не чувствовала. Хотя Даня любил ее по-своему, да и она о нем заботилась по мере сил. Отдавала в спортивные секции, переживала, когда болел в детстве, готовила ему еду, стирала одежду.

Мы много болтали с ним обо всем на свете. Казалось, что мы можем общаться мысленно. Я чувствовала, когда ему было плохо. Если я болела, он приезжал ко мне домой. Мобильных тогда не было. Телефоны-автоматы на улицах и домашние телефоны – это было все, что надо знать о коммуникации в то время. Мы часто обсуждали новые фильмы, прочитанные книги. Старались посещать все выставки, которые проходили в городе.

Периодически я переводила для него какие-то статьи по электронике. Для этого он в книжном магазине на Калининском проспекте, который сейчас называется Новым Арбатом, купил мне специальный словарь терминов. Этот словарь и сейчас в моей библиотеке. Он надежно спрятан от чужих глаз, чтобы кто-то из коллег не вздумал попросить, ибо отдать это сокровище я была бы просто не в силах.

Я ходила на все матчи с его участием, орала на трибунах, срывая голос, а потом ждала его после соревнований в фойе спортзалов. При Московском государственном университете Даня нашел секцию акробатического рок-н-ролла. Она была полуподпольная, как и все, что не соответствовало светлому облику советского человека и строителя коммунизма с точки зрения старых маразматиков, управлявших тогда огромной страной и в итоге приведших ее к краху. Но на занятиях было весело, Данька крутил меня своими сильными ручищами, как игрушку, подкидывая к потолку и ловя в крепкие объятия. Многие девчонки в секции пытались строить ему глазки, но он словно не замечал их. И никогда не вставал в пару ни с кем, кроме меня.

Весна все больше утверждалась в своих правах, плавно переходя в жаркое лето. Нам предстояла сессия, а потом Даню ждала армия. Я уже свыклась с мыслью, что надо будет расстаться на два года. Учеба требовала много времени и сил, поэтому я не собиралась тосковать по Дане. Я собиралась просто его ждать. Ведь впереди у нас была целая прекрасная жизнь.

Сессию мы сдали, а за ней пришла повестка в армию. Традиционные в те времена проводы в армию Даня устраивать не стал. Он не хотел обременять тетку стряпней и мытьем посуды, а кроме того, он хотел побыть последний день на гражданке со мной. Родители спокойно отпустили меня к нему на всю ночь. Даня очень нравился им своей серьезностью, самостоятельностью и трогательным ко мне отношением. Да и телевизор у нас дома он несколько раз чинил быстро и совершенно бесплатно. Это сейчас пошел и купил новый в интернете, а тогда телевизоры стоили очень дорого, ломались часто, мастеров и запчастей не хватало и приходилось неделями жить без окна в мир. Интернета-то не было.

Мы сидели в его комнате на диване в полной темноте. Он обнял меня за худенькие плечи и крепко прижал к себе, покрывая легкими поцелуями левый висок. За окном начало светлеть. За долгую ночь мы успели обговорить все. Даня сказал, что, вернувшись из армии, он продолжит учебу на вечернем отделении и мы обязательно поженимся. И у нас будет трое детей. Два парня и девочка с пепельными волосами и синими глазами. Ночью мы только целовались. Уже потом, выйдя замуж, я поняла, чего ему стоила эта сдержанность. Но Даня не хотел спешить, считая, что у нас впереди вся жизнь. И еще он боялся, что я забеременею, и мне придется брать академический отпуск или того хуже, совсем оставить учебу, о чем и сказал мне сразу. Время бежало неумолимо. Мне очень захотелось дать Дане с собой что-то, что напоминало бы ему обо мне. На глаза попались ножницы, торчащие из стаканчика с карандашами и ручками. Я отрезала тонкую прядку волос и завернула ее в обычный тетрадный листок.

– Возьми. Пусть это хранит тебя. Положи в нагрудный карман гимнастерки. Так хоть часть меня всегда будет с тобой. Я люблю тебя.

Синие глаза смотрели грустно и нежно. Даня молча взял сверток и положил его в нагрудный карман рубашки.

Мы позавтракали и поехали на призывной пункт. Около КПП толпились другие призывники с провожающими. От многих пахло спиртным, некоторых просто несли на руках провожающие. Кто-то орал песню, старательно попадая рядом с нотами и мелодией. Даня прижал меня к себе и поцеловал страстно и жадно. Вдруг в груди все сжалось от какой-то тревоги, предчувствия чего-то нехорошего, страшного, фатального. Даня ушел, а я поехала домой, но уснуть так и не смогла, тревога давила на сердце ледяной рукой. Если бы мне тогда сказали, что я видела его последний раз в жизни, я, наверное, кинулась бы под электричку в тот же день.

Первое письмо от него пришло через неделю, из учебки. По результатам медкомиссии его призвали в элиту Советской армии – Воздушно-десантные войска. Плохо было другое. Увлекаясь экспортом революции и пылая жаждой утвердить химеру коммунизма во всем мире, советское руководство щедро платило за это жизнями своих граждан, вводя войска везде, где просили, и где не просили тоже. Уже несколько лет шла война в Афганистане, о которой велено было молчать. Не было войны официально, но из этой страны самолеты привозили цинковые гробы с телами мальчишек, павших непонятно за что. И эти мальчики были по большей части из десантных войск.

Даня принял присягу, но на это важное событие приехать я не могла. Учебка находилась далеко, в одной из республик Средней Азии, а у меня была педпрактика. Нас отправили после сессии на две смены вожатыми в пионерлагеря. Не сказать, что это было уж очень радостно, но почти круглосуточная возня с детьми сильно отвлекла меня от грустных мыслей и помогла пережить разлуку.

Мой любимый в очередном письме прислал мне красивую цветную фотокарточку. Он в десантной форме, под кителем, трещавшим на богатырских плечах, десантная голубая тельняшка, коротко остриженные темные волосы покрыты знаменитым голубым беретом. Ремень с пряжкой стягивает тонкую талию, еще больше подчеркивая ширину плеч. Эта фотография у меня цела до сих пор и ее почти никто не видел. Даже сын.

В конце письма была приписка, что после учебки их куда-то отправят. Туда, где связь будет не очень хорошей.

Через месяц я получила его следующее письмо, из которого поняла, что самые плохие мои предположения оправдались. Даню отправили воевать в Афганистан. Он писал достаточно часто, но его письма были бессодержательными. Мой драгоценный не описывал ничего из того, что реально с ним происходило. Любимый больше беспокоился обо мне, велел беречь себя, не простужаться и не перебегать Остоженку, не поглядев вокруг. Я понимала, что все письма «из-за речки» (так между собой все имевшие отношение к этой войне называли эту проклятую страну) читает военная цензура, и если он напишет что-то неподобающее, то письмо я просто не получу.

Так незаметно пролетел год. Наступило лето 1984 года. Я сдала сессию и отправилась на педпрактику в пионерлагерь, где мне достался старший отряд. Девчонки были толковые и я достаточно быстро с ними поладила. Обязанности вожатой отнимали все свободное время, скучать и тосковать было некогда. Но однажды, когда мой отряд выстраивался для утренней линейки, я почувствовала сильную боль в груди. В глазах потемнело, и я потеряла сознание, рухнув на траву. Очнулась уже в медпункте, где испуганный начальник лагеря стоял рядом со считающим мой пульс врачом.

Так как я не отличалась экстравагантностью поведения, спиртным не злоупотребляла и обжимающейся по кустам с парнями-вожатыми после отбоя меня никто не видел, то мой обморок был действительно пугающим.

– Что с тобой случилось?

– Боль в груди. Слева. Сильная очень. Потом в глазах потемнело. Но сейчас все хорошо. Как будто и не было ничего.

Через час приехала «Скорая» и отвезла меня в ближайшую поселковую больницу. Первым делом мне сделали ЭКГ, но никаких патологий не обнаружили. Пожилой доктор деликатно поинтересовался возможностью интересного положения, но напоровшись на мой гневный взгляд тут же извинился.

Ночь я провела в больнице, а утром вернулась в лагерь. До конца смены оставалась неделя, поэтому я ее доработала, а на следующую уже не поехала. Подробное обследование в московских клиниках тоже ничего не показало. Я была абсолютно здорова, теоретически полна сил, но почему-то чувствовала какое-то опустошение.

Через месяц я нашла в нашем почтовом ящике письмо. Но не от Данилы. Писал боевой офицер, под командованием которого воевал мой милый. Из этого письма я узнала, что мой любимый человек пал смертью храбрых, выполняя навязанный ему интернациональный долг. Осколок попал ему прямо в грудь и тело упало в ущелье. Достать его не было никакой возможности.

И я поняла, что эта боль в груди – его боль. И он умер в тот самый момент, когда я упала в обморок. Тревога, жившая внутри весь последний месяц, превратилась просто в пустоту. Я ощущала себя оболочкой, внутри которой кружился серый пепел былого счастья.

Пережить утрату мне помогли родители. И впервые я пожалела, что в ту ночь перед призывом у нас с Даней не зашло дальше поцелуев. Мама попробовала интеллигентно поинтересоваться этим, и я сказала ей правду. После чего взяла подаренный любимым словарь, собрала все его письма и вытащила фотографию из-под стекла на письменном столе. Это мое и только мое и должно быть спрятано от посторонних глаз. Все свои сокровища я сложила в небольшую коробку от печенья и спрятала в самую глубину секретера. Начавшийся вскоре учебный год не оставил мне времени для тоски. Уйдя в учебу с головой, я старалась не думать, что моему любимому теперь всегда будет девятнадцать лет и я его уже никогда не увижу.

Примерно через год в нашу дверь позвонили. Открыл папа и позвал меня. В прихожей стоял высокий загорелый блондин в десантной форме с орденом Красной звезды на кителе.

– Вы Ирина?

– Да, это я.

– Я с Данилой… – он замялся, колючий взгляд его голубых глаз затуманился.

– Я понимаю. Как он погиб?

– Был бой. Духи (солдатское название афганских душманов) устроили нам засаду. По рации вызвали «вертушки» (вертолеты), но им нужно было время. Ущелье глубокое, а мы были на склоне. Даниле осколок попал в грудь. Он лежал рядом со мной. Попросил передать Вам это, – солдат протянул мне что-то, завернутое в обычный тетрадный лист в клеточку. – Это камень с места его гибели. А следующим взрывом его сбросило в ущелье. Тело мы даже не искали. В том аду сами не знали, выживем ли. Простите.

– Спасибо. Этот камень мне действительно важен. Я люблю Данилу. До сих пор люблю. Выпьете чаю?

– Нет, извините. У меня поезд. Домой еду.

Вот и все. Даже могилы, куда я могла бы прийти и поплакать, моего милого лишили. В руках у меня было последнее, что связывало меня с моей любовью. Камень с места его смерти. Я развернула бумажку. На тетрадном листочке в клеточку лежал плоский, толщиной сантиметра три, круглый камень размером в половину моей ладони. Антрацитово-черный, блестящий с одной стороны и матовый с другой. Почему-то этот камень мне показался живым. На ощупь он был не холодный. Взяв его в руки, я не ощутила ни тоски, ни боли. Как ни странно, но именно в тот момент я поняла, что надо жить дальше и жить по возможности счастливо. Камень я спрятала в ту же коробку с письмами, словарем и фотокарточкой.

Через два года я познакомилась со своим будущим мужем Сергеем. Он активно ухаживал, был красивым, неглупым, добрым. Но никаких чувств он у меня не вызывал. Сергей не сдавался, ведя осаду крепости по всем правилам куртуазного обращения. В один прекрасный день он сделал мне предложение руки и сердца. Колец тогда не дарили, на колено не становились. Все было куда обыденнее, ведь голливудские фильмы были огромной подцензурной редкостью.

И я согласилась. Я понимала, что Даню не вернуть. И я буду все равно любить его. Но мне нужна семья, дети. Да и родители намекали, что пора бы уже определиться. Оставался только диплом, учеба закончена. Я согласилась. Свадьба была скромной, мне не хотелось купеческой трехдневной гулянки на пятьсот человек, да и средства у нас были достаточно ограниченные.

Уже ночью, поняв, что ему досталась невинная девушка, муж посмотрел на меня так, как будто у меня было две головы, и вторая общалась с ним на эльфийском. Настолько ему было странно, что красивая девушка может сохранить девственность до двадцати одного года. Очень скоро я поняла, что жду ребенка. Близость с мужем не приносила мне ни радости, ни удовольствия, о котором болтали мои замужние и незамужние подружки. Под предлогом беременности я стала отлынивать от исполнения супружеских обязанностей. А потом с головой ушла в материнство.

Пашка родился крепким, жизнерадостным, орущим благим матом парнем. Первые два месяца я не спала вообще. Моя холодность и постоянно плачущий ребенок разрушили семью, которую и создавать-то не стоило. Когда муж ушел, я радостно выдохнула. Сергей был плохим мужем, но оказался прекрасным отцом. Через год после нашего развода он еще раз женился, но исправно помогал мне материально, брал ребенка на выходные, гулял с ним. Когда его новая жена родила ему их общих детей, Паша превратился в любимого старшего брата. Вторая жена Сергея оказалась доброй и мудрой женщиной. Она не стала воевать с ребенком, а просто приняла его.

После защиты диплома я попала по распределению в Интурист и так началась моя карьера гида-переводчика.

Жизнь шла своим чередом. Сын рос и взрослел. У меня была пара достаточно долгих и тройка коротких романов, которые ничем так и не закончились, причем по моей вине. Я делала вид, что верю в то, что меня любят, но инстинктом чувствуя фальшь партнера, сама оставалась холодна. Вся любовь была с подтекстом. Меня пытались затащить в загс, заставить родить, чтобы потом приковать наручниками к кухонной плите, на которой должна была вариться столитровая лохань гнусно булькающего борща. Жуть. Я весьма долго лавировала, сводя все к милым встречам в удобное для меня время, не опускаясь до стирки рубашек и варки щей. Когда меня все-таки припирали к стенке, я давала задний ход, и мы расставались. После каждого расставания я чувствовала непередаваемое облегчение. Хозяйка из меня была как из … ну в общем вы поняли о какой субстанции идет речь… Вот из него пуля. Хотя для Дани я даже пироги пекла, учась у бабушки месить тесто. Его смерть сломала мои крылья, а моя душа умерла вместе с ним.

Состарились и тихо ушли на радугу мои родители. Пашка женился. Родительскую квартиру я разменяла, чтобы выделить сыну отдельное жилье. Теперь я жила в однушке с минимумом необходимого. Я не держала цветов на окнах и тем более кошки. Ибо с моей работой в сезон бедное животное постоянно оставалось бы в одиночестве, а к вечеру умирало бы с голода. А цветы я всегда забывала поливать. Даже когда была жива мама, которая их разводила. В сезон я старалась набрать работы побольше, чтобы не ощущать лето, не вспоминать о том, что было так давно, но никак не могло уйти. Зимой я или уезжала в санаторий, или набирала учеников и преподавала языки до одури, давала объявления и занималась переводами. Сама себе я стала напоминать робота. Да, наверное, не только себе.

Глава 3

Я стою на своей кухне и тупо смотрю в холодильник. Если бы у меня водились мыши, то их трупики висели бы между полками, элегантно покачиваясь. Ибо заветренный треугольник плавленого сыра неопознанной марки, пара вялых редисок и закаменевшая горбушка от батона составляли весь мой продуктовый запас. Я сгребла все это немыслимое богатство и отправила в мусорное ведро широким жестом. Погрузившись в свои не самые радостные воспоминания, я совершенно забыла, что для того, чтобы из холодильника что-то взять, туда сначала надо это положить.

Вздыхаю и иду в круглосуточный магазин, благо он находится в соседнем доме. На улице совсем темно, но еще не глухая ночь. Хорошо, что завтра у меня программа начинается с обеда. Можно выспаться и дать отдохнуть натруженным ногам. Все чаще возраст дает себя знать.

Закупив свежей провизии, тащу домой два полновесных пакета. По давней привычке по дороге домой проговариваю части экскурсии из завтрашней программы. Натыкаюсь на пробелы в лексике, мучительно стараюсь вспомнить терминологию. Поэтому входя в подъезд, совершенно не замечаю, как в густых кустах на газоне под окнами моей 12-тиэтажной башни вспыхивают странным светом и тут же гаснут узкие желтые глаза, каких нет ни у одного земного зверя.

Перекусив тем, что удалось купить ночью, умываюсь, падаю в постель и засыпаю в полете к подушке. Просыпаюсь как обычно, за десять минут до звонка будильника. В комнате светло, потому что, будучи в расстроенных чувствах, я напрочь забыла задернуть шторы. Обычно я задраиваю окно до полной светонепроницаемости, но вечером это вылетело из головы. Смотрю на календарь. Вчера было тридцать семь лет со дня его гибели. Денек удался в полный рост. Драконы, будь они неладны, сожрали кучу свободного времени и утомили так, что я даже не вспомнила о траурной дате.

Сегодня я работаю только после обеда, поэтому с утра могу расслабиться. Надо будет еще раз наведаться в супермаркет, прикупить провизии. Ненавижу таскать здоровенные авоськи, покупаю понемногу. Но если немного, то съедается быстро, и опять надо в магазин. Ненавижу! Глядя на толстый слой пыли на секретере, думаю, что сделать – написать на ней что-то короткое и нецензурное и потом стереть тряпкой, или просто послать все это по написанному адресу. Увидев в углу серый плотный комок пыли, похожий на небольшую мышь, понимаю, что убираться все же придется. Встаю и принимаюсь за трудовую повинность. Через пару часов, попивая свежесваренный кофе, любуюсь хирургической чистотой своей холостяцкой квартирки. До выхода на работу еще пара часов, можно почитать новости в интернете, просто потупить, просматривая всякую хрень, повторить немецкую лексику, проглядеть рабочие чаты, попутно почистив их от сотен сообщений.

Судя по новостям, мир постепенно приходит в себя после эпидемии. Жизнь налаживается. Туризм становится одной из наиболее растущих отраслей экономики. Это радует. Захожу на страничку района. Оп-па! Вчера вечером скорая психиатрическая помощь при содействии сотрудников МЧС забрала буйствующего гражданина из соседнего двора. Товарищ много лет и с фанатичной преданностью общался с зеленым змием, допившись до чертей. Точнее до синего рогатого кота, которого он увидел около моего дома, куда зашел проведать такого же алканавта, отравляющего своим существованием жизнь нашей многоэтажки. Deliria tremens, белая горячка – таков был поставленный диагноз, ибо характеризуется это заболевание именно странными и очень реалистичными видениями, порождаемыми больным мозгом алкоголика. Ну туда ему и дорога. Может пить бросит.

Рабочая смена проходит спокойно. Я показываю Кремль и Оружейную палату степенной чете из Гамбурга, вывожу их в Александровский сад, объясняю где перекусить и как добраться до метро. Через сорок минут я уже вижу свой дом-башню.

Вдруг мимо меня с диким нечленораздельным воплем, обдав волной чудовищного перманентного перегара, проносится Костя, тот самый запойный алкаш, портящий жизнь всего нашего дома.

Ффу! Тут нужен или соленый огурец, чтобы закусить, или противогаз, чтобы вонь не чувствовать. Понимаю, что идти на шестой этаж придется пешком, т.к. лифтом после Кости нельзя пользоваться еще как минимум час, если в запасе нет армейского противогаза. А лучше общевойскового костюма химзащиты, дабы выхлоп в одежду не впитался.

Вдруг меня резко хватают за руку. Оборачиваюсь. Костя, пошатываясь, смотрит на меня мутными глазами, и с трудом шевеля губами произносит:

– Не ходи туда. Там кот синий. С рогами.

– Жизнь у тебя с рогами! Пить не надо! Тогда и белая горячка не случится, – с отвращением вырываю руку и иду к подъезду. У его закрытой двери сидит крупный, ростом с хорошего дога, кот. Но не это главное. Шерсть кота имеет глубокий синий цвет и на его голове рядом с ушами торчат маленькие полукруглые рожки, похожие на рога коров.

Так. Я практически не пью. Бокал шампанского на Новый год не в счет. На работе спиртное под абсолютным табу, вне зависимости от того, до какой стадии накидались туристы. Гид пьет только воду, сок или безалкогольное пиво. Стресс я снимаю или в спортзале, или чтением фэнтези. Сегодня не так жарко, перегреться я не могла. Откуда, едрены пассатижи, взялся этот долбаный кот? И почему я не чувствую себя свихнувшейся и мне ну совсем не страшно? Кот открывает рот и вместо мяуканья чарующий бархатный баритон произносит:

– Привет! Долго гуляешь!

– Вообще-то я работала. А ты кто и зачем народ пугаешь. Одного вчера вот в сумасшедший дом упрятали…

Кот перебивает меня:

– Да. Его какие-то люди в форме со светящимися полосками с дерева час снять не могли. Этот лесной гоблин забрался на высоту третьего этажа и орал там что-то странное. А мне было скучно, я просто поговорить хотел. Ну потом я об то дерево еще и когти поточил, поэтому он выше и полез… И чего он так нервно отреагировал? Кстати, меня Деон зовут.

– Очень приятно. Ирина. Ты зачем Костю до полусмерти напугал?

– Какого Костю? От меня только болотный гоблин с воплями сегодня удрал.

– Это не болотный гоблин. Это человек. Ну… почти человек. Просто у него запах такой. Изо рта. В нашем мире так бывает.

– Запах болотного гоблина изо рта? Он что, болотную жижу хлебает и жабами закусывает? – на морде кота читается искреннее удивление.

– Хлебает он не болотную жижу, но что-то примерно похожее по качеству. А закусывает возможно и жабами. Или пиявками. В любом случае какой-то гадостью. А ты откуда взялся? И кто ты вообще есть?

Кот встает, поднимает вверх пушистый хвост и подходит ко мне.

– Я сущность данного тебе вчера Лордом Териэлом артефакта. Просто мне иногда бывает скучно, и я обретаю материальную форму. Правда, последний раз, я обретал ее в другом мире. Со мной путешествовала дочь хозяина. И там меня никто не пугался. Я еще и крылья себе отращивал, – кот невесть откуда выпускает два больших кожистых крыла, как у летучей мыши, и поднимается в воздух на пару метров.

– Ну молодец, что тебе сказать. Но это не мир демонов. Это Терра, мир людей, не знающих магии. И твое демонское обличье обычных людей сильно пугает. Ты можешь быть невидимым?

– Могу, – произносит кот и растворяется в воздухе, как и его Чеширский собрат, правда, улыбку свою он не оставляет, исчезнув без остатка.

– Тебя кормить надо?

– Нет. Я не животное, – раздается голос из воздуха.

– Пойдем домой. А то ты тут полподъезда или до психушки, или до инфаркта доведешь.

Около моей двери Деон материализуется. Я впускаю кота в квартиру, бросаю рюкзак в прихожей и иду на кухню. Кот послушно топает за мной, волоча по полу большие кожистые крылья. Мда. Такое увидишь спьяну – точно пить бросишь.

– Деон, я тебя попрошу, не пугай больше людей. В этом мире нет таких существ. Наши коты не имеют рогов и крыльев. Они гораздо меньше тебя и их шерсть не бывает синей.

Кот смотрит на меня с тоской:

– А как же тяга к новому? Неизученному? Дух авантюризма? Исследования?

– Послушай, такие существа как ты, в соответствии с представлениями этого мира, могут появиться только в видениях, как плод больного воображения. То есть если человек тебя увидел – он тяжко болен. Понятно?

Деон вздыхает.

– Понял уже. Но внешность поменять я не могу. Она заложена при создании артефакта.

– Тогда для всех будь невидимым. Я тебя не боюсь, мне ты можешь показываться. Скажи, а зачем Лорд Териэл мне тебя дал?

– Для охраны.

Да. Охрана что надо. Можно ночью в бандитский притон с такой охраной соваться. Никто не выживет. Им одного вида хватит, даже без крыльев. Но он, наверное, еще что-то может.

– Могу. Я мысли читаю. И еще я могу тебя перенести из опасного места к тебе домой. А также я служу магической меткой для построения устойчивого портала в пределах города.

– Что это значит?

– Ну если Лорд Териэл появится на Терре, он может спокойно построить портал от того места, где будет находиться, до меня, точнее, до тебя. Поэтому тебе надо все время носить артефакт с собой.

– Я и ношу. Но сегодня уже никуда не пойду. Устала. Сейчас чаю попью и спать лягу. Я немолода, и тут столько всего свалилось в последние дни. Мне отдых нужен.

Лечь-то я легла, но сон не идет. Я ворочаюсь с боку на бок. Гудят натруженные за день ноги. Вдруг вижу Деона рядом со своим диваном. Крылом он проводит над моими ногами и боль уходит, а я проваливаюсь в глубокий крепкий сон без сновидений.

Глава 4

Просыпаюсь как обычно до звонка будильника. Сегодня меня ждет денек повеселей, точнее похреновее. У меня столь обожаемые всеми англоговорящими гидами туристы из Индии. Начать с того, что хинглиш и English – это два абсолютно разных языка, которые в Индии почему-то считают одним. Говорящему на хинглише нипочем ни английская грамматика, ни фонетика, ни лексика. Из лавины нечленораздельных звуков, издаваемых большинством жителей этой южной страны, я в состоянии выцепить только два поддающихся идентификации звукосочетания – «мадам» (это ко мне типа обращаются) и «чуморроу» (путем длительных совещаний с коллегами мы все же определили, что это английское слово Tomorrow, т.е. «завтра»). На мое счастье группа небольшая. Но программа плотная и выполнить ее надо несмотря на всю медлительность и абсолютную непунктуальность жителей Индии.

– Ты что такая сердитая? – Деон материализуется в углу кухни и смотрит, как я пью кофе.

– С индюками сегодня работаю.

– Ты работаешь на ферме? С птицами?

– Нет. Мы так туристов из Индии называем.

– А почему?

– Глупые в большинстве своем и очень чванливые, наглые. И чем богаче, тем наглее… А еда у них… Знаешь, наверное, пища болотных гоблинов вкуснее. И запах у нее мерзкий.

– А, понял. Ведут себя как орки. Раса не сказать, чтобы высшая, но гонору…

– Деон, ты прелесть. Пойдешь со мной? Невидимым?

– Это моя обязанность. Я должен охранять тебя.

– Знаешь, охранять меня особо не от кого. Я в том возрасте, когда женщина уже мало кого интересует. Если только ограбить. Но опять же, ничего ценного я с собой не ношу. Брать нечего.

– Ну мало ли. Я должен быть рядом. Это приказ Лорда Териэла.

– Спасибо ему. Ты замечательный.

Деон улыбается, растягивая пасть и демонстрируя зубы, способные с легким хрустом перекусить слоновью ногу. По улыбке видно, что это не кот, потому что мимика его близка к человеческой.

Через полтора часа я вхожу в люксовый отель Four Seasons (Четыре сезона). Охрана там волшебная на всю голову. При входе долго и нудно проверяют аккредитацию – конечно, я в мои годы попрусь по номерам, туристов окучивать, чесалки для спины по сотке продавать и шарики надувные. Да-да. Плакатики с именами туристов запрещены. А как их находить в лобби размером с баскетбольный зал, – по запаху, как ищейка? Ведь гиду турфирма сообщает имена туристов и время встречи. Ну индийцев ни с кем не перепутать, но, если групп несколько – бывают проблемы и неразбериха. Как сказал наш министр иностранных дел – дебилы, б… По этой причине особой любви к бывшей гостинице «Москва», а ныне носящей название «Четыре сезона» я не испытываю. Понтов море, а по сути бардак и неуважение к людям. Вот в «Национале» гидов любят. В «Метрополе» тоже. Да вообще, трудно назвать отель, где бы к нам так по-хамски относились, как тут.

За мной на мягких лапах идет Деон. Удивительно, но я чувствую его присутствие. Рядом с правой ногой ощущается что-то мягкое, шерстяное и теплое. Его присутствие успокаивает, хотя я и не напряжена. Я люблю свою работу, мне нравится показывать достопримечательности Москвы туристам. Но туристы из Индии – особая статья. Их не интересуют наша история, им плевать на нашу древнюю культуру. Побольше фоток в красивых местах и гид помоложе и покрасивее. По этой причине молодые девочки отказываются с ними работать – пристают безбожно. И не пошлешь – ты же на работе. Поэтому работать с этой публикой чаще всего отряжают гидов-женщин в возрасте за пятьдесят или гидов-мужчин.

Через сорок минут после обозначенного в программе времени встречи в лобби из лифтового холла выкатываются два колобка. Мне, собственно, пофиг. Солдат спит – служба идет. Это та пословица, которая работает в ситуации с индийцами. Мое время оплачивается от и до. И никаких сверхурочных. Программа заканчивается в 18-00? Значит в 18-00, где бы мы не находились, вежливо откланиваюсь и еду домой. Ибо приходить надо вовремя. Не успели – не мои проблемы. А с этой парой точно будут проблемы. Ибо они ходят с трудом. А рикш у нас нет, хотя с них станется потребовать.

– Это что за недоорки? – изумленно произносит Деон?

– Ты потише, народ не пугай. Похоже, что эти орки и есть мои туристы на сегодня.

– Меня никто не слышит, кроме тебя. Я могу говорить и показываться избирательно.

– Здорово! Ладно, начинаю работать.

Подхожу, представляюсь, показываю аккредитацию. Слышу весьма пристойный английский. Один главный архитектор, второй тоже при должности, поэтому спесь так и прет даже из ушей. Ну в этой гостинице люди среднего достатка не останавливаются. И даже просто богатые. Только очень богатые. А у индийцев одним из признаков богатства является обилие золотых украшений во всех доступных человеческому взгляду местах, поэтому дяди искрятся, как новогодние елки. И еще толщина. Богатый не может быть худым. И эти весят на двоих под три центнера явно. Ладно, идем на Красную площадь, благо в двух шагах.

Замечаю забавный факт. При взгляде на меня, у одного из мужчин начинают маслено блестеть глаза, а толстые губы складываются в такую же сальную улыбку. Он геронтофил? Или идиот? Скорее второе. Ладно, программу все равно надо отработать, но мне уже противно. Дайте мне сил и терпения!

Приходим на Красную. Главная площадь страны распахивается перед нами, залитая солнечными лучами. Уж на что мой взгляд к ней привычен, и то любуюсь. Губастые морды моих подопечных не выражают ровным счетом ничего. Совсем. Начинаю рассказ. В этом месте буквально каждый камень дышит историей. Говорю без остановки минут десять, показывая руками на разные достопримечательности, находящиеся на площади. Они слушают меня явно вполуха, если вообще слушают, делая десятки фотографий на свои айфоны. Потом просят сфотографировать их вместе. Снимаю сначала на один айфон, потом на второй. Архитектор жаждет быть запечатленным со мной. А вот хрен тебе! С каменным лицом говорю, что это запрещено правилами. Я гид. Я работаю с туристами. Но не фотографируюсь с ними. Фиг ты похвастаешься в своей Индии, что у тебя со мной интрижка была!

На самом деле с туристами я фотографируюсь и очень много. Но не с этими. Не хочу. Зарекалась же с индийцами работать – все-таки взяла. Жадность фраера сгубила. Держи лицо и терпи. Тебе пятки каленым железом не жгли, чтобы ты согласилась. Так что вперед, Леонидовна, с песнями и плясками.

После долгой фотосессии следует ожидаемый вопрос:

– Мадам, а как называется это место?

– Мы на Красной площади. Это главная площадь Москвы, – и ведь ни один мускул на лице не дрогнул. Но в душе начинает копошиться маленький зверек-каверзник. Я начинаю придумывать, какую бы милую гадость сделать этой паре в конце рабочего дня. Чтобы запомнили. Ибо ощущение говорения в мусорное ведро – не самое приятное впечатление от работы. От любимой работы.

Идем, точнее, практически ползем дальше. Единственным объектом, который вызвал интерес моих подопечных, оказался мавзолей. Обычно я ограничиваюсь парой фраз и веду туристов дальше – ведь впереди Спасская башня, Лобное место, прекрасный вид на Исторический музей и Воскресенские ворота, и, разумеется, Покровский собор.

Но у этих все не как у людей. Мавзолей притягивает их магнитом, но, на мое счастье, сегодня он закрыт. Колобки обрушивают на мою голову поток сетований, что им хотелось бы посетить сие дивное место. Радостно сообщаю, что завтра с утра они смогут это сделать. Бесплатно. Бинго! Глаза горят, что те прожекторы. Нет больших любителей халявы, чем индийцы. Их настроение улучшается, они интересуются, не буду ли я завтра их сопровождать. Вигвам – индейская национальная изба! Сделав печальное лицо сообщаю, что завтра у меня другая группа. Поэтому никак. Все только в рамках программы. Да, хорошая актриса во мне умерла. Комиссаржевская, можно сказать.

Медленно, но верно подползаем к Покровскому собору. Билеты у меня на руках, но я понимаю, что на галерею, где и находятся все основные церкви храма, мы никак не поднимемся. Лезть 11 метров вверх по узкой винтовой лесенке 16 века со ступенями высотой сантиметров по 30-40 – задача непростая даже для меня, а мои колобки там и в дверь не пролезут. Но вести надо. Скандал же будет, если им что-то недодали.

Вожу их по подклету. Об иконах стараюсь не рассказывать – им непонятна и безразличная наша вера, наши ценности. Уточняют только одно – золото ли они видят. Если ответ утвердительный – радостно цокают, если нет – осуждающе покачивают головами, как китайские болванчики. У макета собора и парсуны Ивана Грозного задают валящий с ног, но вполне характерный для жителей Индии вопрос:

– А Иван Грозный состоял в коммунистической партии вместе с Лениным?

– Нет. Только с Петром Первым. Ленин просто жил позже.

Невидимый Деон хихикает.

– Деон, ты знаешь нашу историю?

– Конечно нет, но по твоим эмоциям я понял, что эти нажравшиеся гномов орки спросили что-то совсем дикое для тебя. И ты ответила им такой же дикостью.

Я привожу своих орков в ту часть подклета, где начинается лестница наверх, для продолжения осмотра. Пыхтя, как паровоз, один подходит к основанию лестницы и понимает, что по таким ступеням ему ни в жизнь не забраться, а шанс застрять в узком пространстве винтовой средневековой лестницы весьма велик. Следующий вопрос логичен:

– Тут есть лифт?

– Нет. И отопления тоже нет. Это здание 16 века, находится под охраной ЮНЕСКО, тут невозможны глобальные перестроения. Но мы можем подняться по внешнему крыльцу.

Я договариваюсь со смотрителями, знающими меня в лицо, чтобы нас пустили через выход. Западное крыльцо широкое, правда, ступени тоже не пологие. К счастью, сбоку от лестницы есть тонкие перила. Пыхтя и отдуваясь, колобки заползают наверх. Мы осматриваем малые и большие церкви, слушаем ансамбль «Дорос» в церкви Пресвятой Троицы.

Хорошо поют ребята. Душевно. Подмигиваю тенору-Вруйру и басу-Бексеиту, машу остальным. Знаем друг друга много лет. Для меня зайти к ним – награда и отдых. Сегодня особенно. Колобки плюхаются на лавочки, которые трещат под их весом. Я прошу исполнить «Душа моя прегрешная» – старинное духовное песнопение. Ребята знают, что это мое любимое. Сплетаются и расплетаются голоса парней. Высокий светлый тенор Вруйра улетает под своды церкви, отражается от них, и чистым ветром летит по галерее. Пять прекрасных мужских голосов творят магию Великого Искусства. Кажется, что ледяной панцирь на моей собственной душе трескается и тает. Невольные слезы, как всегда, катятся по лицу. Я их смахиваю тыльной стороной ладони и закрываю глаза. И почему-то прямо перед собой вижу лицо Данилы, и вижу таким, как в наш последний день, на призывном пункте. Любимый улыбается мне и растворяется в луче света. А слезы продолжают катиться, пока ребята поют.

– Хорошо спели! – слышу в голове знакомый баритон, когда смолкает последняя нота.

– Тебе можно отвечать мысленно?

– Можно. Я стал тебя лучше чувствовать.

– Ок. Теперь надо доработать этот заказ. И не убить этих орков.

– А хочется?

– Не то слово! Головы бы поотрывала, если бы не было так противно к ним приближаться.

Встаю и чуть ли ни пинками гоню колобков к выходу. Диски они все равно не покупают, денег парням не дают – нехрен рассиживаться тут жирными задами. А моя душа за сегодня свое уже отплакала.

Подгоняю орков к выходу. Сама резвой ланью скатываюсь с крыльца и радостно жду, когда эти две туши сползут вниз. Индийским туристам помогать нельзя. Помогают слуги. Хочешь превратиться в слугу – таскай чемоданы, подавай руку и готовься слышать окрики. Это менталитет. Поэтому стою в сторонке, наслаждаясь зрелищем. Была бы невидимая – дала бы пинка для ускорения, но мне надо еще целыми и невредимыми довести их хотя бы до гостиницы. В Александровский сад они врядли пойдут, хотя он есть в программе.

После героического спуска по белокаменным ступеням мои подопечные начинают стонать, что нехило бы пригласить рикшу –триста метров до гостиницы идти далеко. С редким удовольствием сообщаю им, что рикш в Москве нет. Но можно вызвать такси. От угла ГУМа. Благо, что это близко – показываю рукой. Стоить это будет пятьсот рублей. Спецом называю цену повыше, чтобы потом не вопили. Они качают головами, как механические куклы, сетуя, что это дорого. Немыслимая сумма для людей, платящих за ночь в отеле около тысячи долларов. Но сэкономить хоть на чем – для индийца дело принципа.

– Тогда пойдем пешком. Наш следующий объект – Александровский сад.

– Нет, мы не пойдем больше никуда! Мы устали!

Спокойно достаю лист с программой и показываю, что нам еще предстоит сделать, и, изобразив невинный взгляд, демонстрирую полную готовность выполнить всю программу со всей английской тщательностью и немецкой скрупулёзностью. Колобки пыхтят и говорят, что они никуда не пойдут. Я сообщаю, что мне надо в этом случае позвонить в турфирму и сообщить об изменении программы. Индийцы – народ пакостный и подлый. Сначала отказываются, а потом требуют возврата денег или бесплатных туров. В гробу я такие туры видела! С ними вместе! Я старая стреляная ворона. Меня на таких вещах не проведешь!

Я достаю телефон, звоню турменеджеру, сообщая, что гости отказываются продолжать программу. Но не ограничиваюсь этим и передаю телефон одному из них, чтобы он подтвердил. Бедолага из турфирмы, имевшая несчастье оформлять этот тур, минут десять слушает плач Ярославны на городской стене Путивля по поводу высоких лестниц и отсутствия лифтов в наших соборах, а также рикш в городе вообще и на Красной площади в частности. Когда колобку надоедает жаловаться, он передает мне перегретый мобильник и смотрит на меня, как кот на сметану. Эврика! Я знаю, что я с тобой сделаю, козлина.

– Деон, ты тут?

– Конечно.

– Пошутить хочешь?

– Разумеется.

– Тогда следуй за нами. Мне надо дотащить этих орков до отеля. А там устроим им небольшое шоу.

Минут через двадцать черепашьим шагом доползаем до входа в отель. Мое дело проконтролировать, что туристы целые и невредимые вошли в отель. Дальше – не мои проблемы. Турфирма знает об их отказе от продолжения тура, ко мне претензий не будет. Провожаю их до лифтового холла. Охранник бдит, сверля меня взглядом. Еще один урод без мозгов. Да, конечно, я прям сейчас рвану с ними в нумера, чтобы ублажать их обоих сразу и потом каждого по отдельности! И даже аккредитацию с шеи не сниму. Так кайфовее. Почему люди судят о других исключительно по собственному кругу общения?

– Деон! Ты сможешь произнести фразу на английском?

– Легко! Ты скажи, а я повторю.

– Отлично. Тогда появишься, только с крыльями, скажешь фразочку и растворишься в воздухе. Только сделай так, чтобы тебя было нельзя ни сфотографировать, ни на видео заснять.

– Ну я не запечатлеваюсь нигде в принципе. Я же сущность. И все сделаю, только скажи мне, когда.

– Я пойду, а ты оставайся рядом с ними. Я скажу «фас».

Подходим к лифтам. Один из индийцев протягивает мне мятую сторублевую бумажку, оторванную от сердца, видимо. Щедрейшие чаевые. И приглашает подняться с ними наверх, посидеть в номере. У меня в голове что-то взрывается. Я делаю вид, что ничего не замечаю и не слышу, дежурно прощаюсь, стиснув зубы, и отдаляюсь шагов на двадцать под недреманным оком гоблина из охраны.

– Деон, фас!

Кот появляется рядом с орками внезапно, расправляет огромные кожистые крылья и произносит с шакальей улыбочкой:

– Hi, guys! How do you do? (Привет, ребята! Как дела?)

Самодовольное и спесивое выражение сползает с двух жирных рож и сменяется диким испугом. Крупные и выпуклые от природы глаза просто вылезают из орбит, рты открываются в безмолвном крике. Тот, кто пожирнее, просто валится на пол и начинает визжать. Охреневший охранник кидается к ним, на ходу что-то бормоча в рацию. Деон тихо растворяется в воздухе. Крики, беготня и вопли меня уже не волнуют. Я выхожу на улицу, вдыхаю полной грудью. Знай наших!

Звонок менеджера турфирмы застает меня в кафе за обедом.

– Ирина, Вы не в курсе, что там случилось в «Четырех Сезонах»?

– Нет. Я слышала какие-то крики, но я проводила туристов до лифтов и была уже у выхода. Лифтовый холл – это максимум, куда допустимо идти гиду.

– Просто туристы, похоже, не в себе. Они сказали, что, когда Вы ушли, перед ними появился огромный синий кот с рогами и крыльями и поздоровался по-английски. Охранник его тоже видел. Но на камерах ничего подобного нет. На записях с камер видно, как Вы проводили их и тут же ушли. А потом один турист вдруг упал и начал кричать.

– Я слышала только крики, а это уже не моя компетенция. В гостинице охрана на каждом шагу, полно персонала. А туристам этим траву курить не надо. Иначе еще не то привидится.

– Они курили траву?

– При мне – нет. Но может перед выходом? Они опоздали на сорок минут. Шли с трудом. Это же Индия, там все возможно.

– Вы правы. Ваш гонорар мы Вам уже перевели. Спасибо большое.

– И Вам спасибо. Хорошего дня.

Менеджер отключается. Сочувствую ей. Еще с этими уродами разбираться. Но какие претензии к фирме? Никаких. К отелю? Никаких. На видеозаписи кота нет. Охранник? Его мнение не авторитетно. Гид? Она ничего не видела и не знает. А фантазии туристов, конечно, уважаются, но до определенных пределов, в которые синие рогатые коты с крыльями ну никак не вписываются.

По дороге домой захожу в супермаркет и покупаю себе мороженое. Это главная сладость, которую я люблю. Вечером будет чем поужинать, слушая Вивальди, Порпору и Генделя. А завтра будет новый день.

Глава 5

Следующие три дня прошли почти спокойно. Правда, звонила турфирма, пыталась снова подрядить меня работать с теми индийскими орками, но я отказалась по причине колоссальной занятости. Нет уж! Танцы на граблях – не мой метод познания дзена. Хватит одной прогулки по Красной площади. Весь мозг вынесли. Basta! (итал. – достаточно, хватит)

В тот день, когда мне пытались навязать поход в Кремль с колобками, я устроила себе выходной. В приступе хозяйственного рвения организовала в квартире генеральную уборку, закупила продуктов, и даже сварила себе борщ. Борщ я люблю. Его варила мне моя бабушка и научила меня. Но после ухода родителей варить его стало просто не для кого. Себе одной – лениво. Но тут почему-то приготовила. Небольшую кастрюльку.

Деон возлежал на кухонном уголке и водил носом.

– Вкусно пахнет!

– Это одно из самых знаменитых блюд нашей кухни. Налить тебе?

– Я не ем материальную пищу. Я же сущность.

Включив себе любимую барочную музыку, села обедать. Не успела помыть за собой тарелку, как раздался звонок в дверь. Кого там принесло? Сын всегда предупреждает о своих визитах, подруги – тем более, а больше, вроде, и некому… Доморощенных маркетологов я всегда спускаю с лестницы вместе с их чудо-товарами по необыкновенной акции. Но сегодня я крови не жажду. Нет меня дома. Ушла.

Позвонили еще раз. Точно в прах обращу и по ветру развею!

В боевом настроении иду открывать дверь. Аккурат у моей двери, каким-то чудом миновав запертую дверь тамбура, стоит невзрачный мужичок с тортом и букетиком цветов. Мягчею. Дядечка явно ошибся дверью. Бывает.

– Вы к кому, простите? – приглаживаю стоящие дыбом волосы и одергиваю старую линялую майку, в которой убиралась. Звезда, куда там. Краше солнца, ясней месяца.

– Вы Ирина? – мямлит мужичок.

Мне все это начинает сильно не нравиться. Опускаю взгляд и вижу застиранные белесые носки, просвечивающие через прорези сандалий. Как есть прЫнц. И его дохлый белый ишак прикопан где-то за помойкой.

– Я Ирина. А что Вы хотели? Вы дверью случаем не ошиблись?

– Я, это, познакомиться…

– Я объявлений о знакомстве не давала. И знакомиться ни с кем не собираюсь. И вообще Вы откуда взялись на мою голову?

Мужичок явно не ожидавший столь «теплого» приема, растерянно переминается с ноги на ногу и косит взглядом на соседскую дверь. Ах ты старая колода! Ну я тебе сейчас устрою.

– Деон! Стереги квартиру. Я сейчас!

– Jawohl, natürlich! (Есть, конечно! – нем.)

Звоню в соседнюю дверь. Соседка быстро открывает, видимо, подслушивала в прихожей, я вталкиваю ее внутрь и втаскиваю за шиворот своего незваного гостя.

– Это что?

– Жених тебе!

– Ты сдурела или белены объелась? Я тебя просила?

Все-таки советская прошивка у некоторых неистребима. Все женщины хотят замуж! В любом возрасте. И даже балансируя на краю могилы все равно мечтают о белом платье с развевающейся фатой, пропади она пропадом!

Растерянное лицо соседки с заплывшими бегающими глазками краснеет.

– Я как лучше хотела! Живешь одна. Даже кота не держишь. А как без мужика? А повесить что? А прибить?

– Прибью сейчас я тебя. И на балконе повешу. И цветочки эти, – вырываю у испуганного мужичка букет и вручаю соседке – тебе в гроб положу! Если мне надо – я службу специальную вызову. И повесят, и прибьют, и починят. Не в лесу живу.

– А поговорить? – вставляет мужичок свои пять копеек, видимо для того, чтобы снизить градус беседы.

– Поговорить? – меряю женишка пристальным взглядом сверху вниз. Рост сто семьдесят максимум, образование очень среднее. Плохо постриженные седые редкие волосы. Явно за шестьдесят. От фигуры уже ничего не осталось, если когда-то что-то и было. Грибы. Рыбалка, футбол под пиво по телеку. Накрытая поляна по официальным праздникам, от Пасхи до дня строителя. Пофиг название, был бы повод. Вивальди с таким не послушаешь, о Булгакове не поговоришь. Ему будет непонятно, а мне уже скучно. – О чем поговорить?

Мужичок зависает. Для него сам факт вербального общения – уже событие, достойное газетной статьи или красной даты в календаре.

– Так это… – видна титаническая работа мысли – сериалы обсудить!

– Я не смотрю сериалы. Практически. Если только для поддержания языка.

– Какого языка? – дядя искренне не понимает, о чем речь идет.

– Иностранного. Я их три знаю. Работа у меня такая. Переводчик я.

– Книжки переводишь? – кандидат в мужья просто по-детски счастлив, что хоть что-то понял.

– Не только. С туристами работаю. Статьи перевожу, фильмы, видеоролики, интервью, переговоры.

– А я водитель.

– Тяжелый труд. Ответственный. Но знакомиться я ни с кем не собираюсь. Не обижайтесь.

Обращаюсь к соседке.

– А тебя предупреждаю – еще один такой визитер под моей дверью – и он будет тебе цветы на кладбище носить. Я все сказала.

В гробовом молчании выхожу из соседской квартиры. На площадку выглядывает еще одна соседка и злорадно улыбается:

– Ну что, Клавка, пристроила братца двоюродного? Из общаги, да в московские хоромы? Говорила я тебе, не пойдет она. Гордая больно.

Поворачиваюсь к этой змее.

– Деон, ко мне. Покажись.

В дверях моей квартиры, сладко улыбаясь, возникает синий рогатый кот.

– Добрый день, леди и джентльмен! – произносит Деон своим чарующим баритоном.

– Тебя спросить забыла, как мне жить на шестом десятке! Еще одна выходка – и скормлю своему питомцу. А он сожрет и не подавится. Ясно?

Деон для пущего эффекта клацает челюстями, демонстрируя жуткие клыки. Потом выпускает крылья и растворяется в воздухе. Иду домой и шумно закрываю за собой дверь. Я так зла, что хочется перебить всю посуду и повыкидывать ее из окна.

Забегаю в комнату, хватаю сумку со спортивной формой и еду на фитнес. Два часа силовых нагрузок приводят мое душевное состояние в норму. Я уже не хочу никого убивать. Бассейн и вовсе настраивает на философский лад, поэтому домой я возвращаюсь в исключительно мирном настроении. Теплый летний вечер медленно спускается на огромный город. Загораются вечерние огни и окна домов, неоном светятся вывески магазинов и торговых центров. Рассасываются транспортные пробки, шум улиц становится тише.

В таком добродушном и расслабленном настроении прихожу домой и вижу у своих дверей наряд полиции во главе с участковым.

– Что случилось?

– Жалоба на Вас.

– Да? Давайте разбираться. Проходите, что в коридоре стоять.

Соседка пытается просочиться за полицией, но слышит мою громкую, как выстрел, команду:

– Пошла вон!

Полицейские, судя по всему, чувствуют себя не очень уютно.

–Так чем обязана Вашему визиту?

– Ваша соседка пожаловалась, что у Вас непонятный монстр в квартире живет.

– Да? Интересно. В моей квартире живу только я, как видите. А два монстра живут по соседству. Одна меня без моего ведома замуж отдает, другая злорадствует по этому поводу.

– Они сказали, что Вы им пригрозили скормить их чудовищу.

– А что они перед этим пили и в каком количестве, вы не проверяли?

Участковый опускает очи долу. Понятно, абсурдное заявление. Надо было бабке психушку вызвать, а не меня под дверью караулить.

– Я с ними поругалась и пошла в фитнес-клуб. Каких монстров и где они видели – это их глубокие личные проблемы. В моем доме чудовищ нет, как видите. У меня завтра очень плотный график работы. Я должна отдыхать. Поэтому попрошу вас уйти, если ко мне больше нет вопросов.

– Конечно нет, извините.

Закрываю дверь за полицией. Деон материализуется.

– Кто это?

– Это наша служба гражданской безопасности. Называется полиция. Они разбираются, когда возникают конфликты или преступления.

– А было преступление?

– Пока нет. Но если эти старые калоши продолжат в том же духе, то оно точно будет. Вообще странно – несколько лет живу в этом доме, но никогда ничего подобного не было. А тут на тебе – просватали, – меня от отвращения аж передергивает. – Ну когда молодая была – ладно. А сейчас-то зачем мне вся эта общественная нагрузка? Кто бы объяснил…

Устало сажусь к кухонному столу и закрываю лицо руками. Когда я открываю лицо, то вижу Лорда Териэла собственной персоной, сидящего за столом напротив меня.

– Прости, я, наверное, не вовремя.

– Все нормально. Просто некоторые люди считают себя вправе решать судьбы других людей без их согласия. И это сильно раздражает.

– Очень хорошо тебя понимаю.

– Вы хотите есть?

– Не откажусь.

– У меня борщ. Вы знаете этот наш суп?

– О да! Это весьма вкусно.

Лорд, правда, больше похож на рок-музыканта. На нем все та же футболка с Джеймсом Хэтфилдом, джинсы, косуха и казаки. Но только сейчас я замечаю, что Хэтфилд периодически подмигивает мне левым глазом.

Разогрев свою стряпню, ставлю перед Лордом тарелку с ароматным супом. Через пять минут тарелка только что не вылизана, а довольный дракон откидывается на стуле и улыбается. Все-таки бабушка сумела вбить в мою упрямую голову определенные вещи. Голодный мужчина – стихийное бедствие, а голодный дракон – катастрофа планетарного масштаба. Пришел к тебе – сначала накорми его, потом уже разговоры разговаривай.

– Лорд Териэл, а Хэтфилд у Вас на футболке действительно подмигивает?

– Да. Подмигивает. Я решил немного оживить стандартный рисунок – Лорд слегка опускает взгляд, как нашкодивший мальчишка. – Большое спасибо. Ты прекрасно готовишь.

– Спасибо за комплимент. Я делаю это крайне редко. Некогда. Да и неохота особенно. С футболкой здорово вышло.

– Он бесподобен!

– Кто?

– Хэтфилд. Я был на концерте. Не помню название, большой такой круглый стадион. С дыркой в крыше посередине.

– Лужники. Вы были на концерте «Металлики» в Москве?

– Не смог устоять. И чуть не обернулся там от впечатлений. Так хотелось от всего этого взлететь над стадионом, пореветь и подышать огнем вверх…Настоящая драконья музыка.

Забавно. Оказывается, у земных легенд рок-музыки есть поклонники в иных мирах. Да, представляю, что бы было, если бы в ночное московское небо со стадиона «Лужники» вдруг с ревом взлетел огромный серебряный дракон, дыша пламенем. Паника была бы не только там, но и на смотровой площадке Воробьевых гор, оттуда Лужники как на ладони видно. Но Хэтфилд был бы в восторге. Он такой. Он бы понял.

– Ирина! – я ловлю на себе внимательный взгляд холодных голубых глаз. – Я пришел с тобой поговорить о многом.

Глава 6

– Я слушаю Вас, Лорд Териэл, со всем возможным вниманием, – улыбаюсь дракону совершенно искренне. Он подарил Деона, а это сильно развлекло меня в последнее время и добавило несколько веселых перчинок в мою достаточно однообразную жизнь.

– Можно просто Териэл.

– Спасибо. Как дела у малышки?

– Вот по поводу моей дочери я и пришел поговорить. Девочка на грани отчаяния. Но для того, чтобы ты могла понять ситуацию, я должен рассказать историю нашего мира, хотя бы последние триста лет.

– Слушаю Вас очень внимательно.

– Наш мир называется Вурм. Он разделен на несколько государств. Есть государство орков, есть эльфийское царство, есть земля, где правят люди-маги, но большую часть территории занимает Империя драконов. На нашей земле царит мир. Все договоренности давно заключены и строго соблюдаются.

Но триста лет назад так не было. Драконы – существа своенравные, свободолюбивые. Единственное, что для нас свято и непреложно – наши семьи. Мы живем долго, но рождения у нас редки. Особенно редко рождаются девочки.

Так вот, в нашей Империи браки заключались по договоренности глав кланов. Принятие новобрачной артефактом рода было простой формальностью. За тысячи лет существования империи никто не мог припомнить ни единого случая, когда артефакт рода не принял в него новую драконицу. Но далеко не всегда такой брак был счастливым, а сочетанная узами вечного брака пара – истинными друг для друга. Дело в том, что многодетным брак может быть только у истинных. Девочки рождаются тоже только у истинных.

Но есть еще и высшая ступень истинной пары для дракона. Мы зовем ее деора. Она не просто истинная, вместе с драконом она составляет единое целое. Дракон, имеющий деору, становится очень сильным и более жизнеспособным, чем обычный. И регенерация проходит быстрее, и мощность магии выше. Но это и опасно. Потому что если вдруг погибает один из пары, то тут же умирает и второй. Это одна жизнь в двух телах. Во всем свои плюсы и свои минусы. Однако это самые счастливые пары, и мечта каждого дракона – найти не просто истинную, а найти деору.

Наличие деоры определяется только в момент бракосочетания. Пара обращается, и драконица меняет цвет чешуи с цвета своего клана на цвет клана мужа. Очень красиво. Как волна проходит от головы к хвосту. Я видел один раз. На бракосочетании наследного принца Империи. Огненная драконица стала золотой.