Читать книгу Исцеление - Флинт Н.О. - Страница 1

Бессильная злость вперемешку с неимоверной усталостью навалилась тяжелым покрывалом, в груди клокотал гнев, а в голове была лишь звенящая пустота. Сначала хотелось кричать, крушить все вокруг, а потом залезть в темную нору, дать волю слезам, которые, разумеется, не принесут облегчения и никак не решат накопившихся проблем. Внутренний холод сковал конечности, пальцы на руках плохо гнулись и не хотели слушаться, да что там, во всем теле не было сил на какие-либо движения. Если бы можно было лечь и умереть, вот так просто, прервать эту никчемную жизнь, которую нельзя было назвать никак иначе как бесконечную борьбу за выживание.

Она знала, чем займется по приходу домой. Саморазрушением. О да, это было как раз то, что нужно. Саморазрушение физическое, эмоциональное, – оно, так или иначе, давало возможность для некой перезагрузки. Нет, она не принимала наркотики и не напивалась до беспамятства, хотя и могла иногда выпить пару-тройку бутылок пива, но алкоголизмом не страдала. Саморазрушение Джины включало в себя большое количество сигарет, кофе, тяжелой музыки и мрачных мыслей, таким образом она усугубляла свое и без того депрессивное настроение. Она знала, что рано или поздно, загнав себя в самую пучину отчаяния, она воскреснет, как птица феникс, и с новыми силами будет пытаться улучшить свою жизнь.

– Эй, Джина! Какого черта ты там зависла? – резкий голос управляющего раздался так близко, что женщина вздрогнула и обернулась, к ней спешил низенький костлявый мужчина с плешью на голове и нелепой бабочкой под подбородком. Он уже много лет управлял этой забегаловкой, которую называл не иначе как семейный ресторан, чем очень гордился, а потому, застав свою официантку за ничегонеделанием, был полон праведного гнева. Его глаза-бусинки казались огромными под толстыми стеклами очков, а шея с дряблой кожей походила на индюшачью – словом внешний вид Чарльза Эванса был довольно комичным.

– Да чтоб тебя… – пробормотала Джина и, торопливо схватившись за тряпку, принялась протирать стойку. В это воскресное утро посетителей было немного, но мистер Эванс всегда находил занятие для своих подчиненных, никому не было позволено сидеть или в данном случае стоять, сложа руки.

– Джина, снова ты витаешь где-то, – строго начал Чарльз, пристально глядя на официантку, – по-твоему раз посетителей нет, то можно преспокойно стоять и бездельничать?

Она не обращала на него никакого внимания и продолжала полировать стойку, стиснув зубы, этот кретин часто бесил ее, а уж сейчас и подавно, но ей совершенно нельзя с ним ругаться, она не могла потерять эту, хоть и никчемную, но все-таки работу.

– Ты слышишь меня? – повысил голос управляющий, теряя терпение. Эта вздорная (и красивая!) баба давно не давала ему покоя, часто появляясь в его эротических фантазиях, но никак не реагировала на его знаки внимания, а потому он избрал тактику давления и придирок.

– Слышу я тебя, черт побери! Видишь, делом занята, – огрызнулась Джина и с такой злостью посмотрела на него, что Чарльзу стало не по себе. Она была значительно выше его, сантиметров на двадцать, и ему никогда не удавалось смотреть на нее сверху вниз, как обычно смотрят на подчиненных. В ее выражении лица ему часто чудилась насмешка над его маленьким ростом, и в такие моменты, когда она так вызывающе вела себя, ему хотелось рывком посадить ее на колени, заткнуть ей рот своим агрегатом и наконец заставить ее смотреть на него снизу вверх, так как ей и положено.

– Попридержи язык, моя дорогая, – тихо сказал он, угрожающе блеснув крысиными глазками, и добавил чуть громче – Вот и работай!

После чего стремительно развернулся и пошел прочь в свою каморку, оставляя Джину лишь бессильно сжимать кулаки. Лишь только за ним захлопнулась дверь, как женщина бросила тряпку и устало села на стул, прядь длинных русых волос выбилась из прически и упала на глаза. Джина зажмурилась, как же она устала, за свои двадцать восемь лет она не могла вспомнить ни дня спокойной жизни, всегда существовал какой-то ворох проблем. Это как биться головой о бесконечные стены на пути: какие-то пробивались довольно легко, на то, чтобы пробить другие требовались месяцы, но теперь она чувствовала, что нынешнюю стену ей не одолеть. Скорее голова треснет, чем эта очередная проклятая стена.

Едва часы показали окончание рабочей смены, Джина, стараясь не попасться на глаза управляющему, стремительно выбежала из кафе, запрыгнула в старенький форд и укатила домой. Нет, она вовсе не испытывала дикого желания оказаться поскорей дома, но оставаться в этой вонючей забегаловке было еще хуже, а больше пойти ей было некуда. В этом сраном городишке, насчитывавшем не больше тысячи человек, единственным местом для развлечения был бар с идиотским называнием "Давай еще по рюмке"– место, где вечерами собирались все работяги и пьяницы, где можно было найти девку на вечер, а также подраться и выпустить пар. Джина естественно старалась обходить стороной это местечко, уж слишком высокая там была концентрация отвергнутых ею поклонников.

Она никогда не была замужем, но около шести лет прожила с одним красавчиком, который как это ни типично, не делал ничего кроме как пил и бил. Пил часто и много, но не до такой степени, чтобы сразу заваливаться спать, сил чтобы врезать своей подружке у него хватало, и даже наличие маленького ребенка не останавливало Роберта. Повод для рукоприкладства всегда находился, будь то не слишком горячий ужин или просто недостаточно уважительный тон. Первое время Джина искренне верила, что проблема в ней самой, однако спустя какое-то время поняла, что Роберту был важен сам процесс. Нет, он никогда не избивал ее до потери сознания, а также старался не бить по лицу, чтобы не было вопросов, всего два-три сильных точных удара и этого было достаточно, чтобы Джина лежала, скрючившись на полу. И каждый раз он умело заглаживал свою вину, около недели носил каждый день цветы, мог делать безумные подарки, а уж как он старался в постели, это было не передать. Но спустя месяц-два все повторялось.

Спустя шесть лет Роберт превратился из знойного красавчика, в которого она когда-то влюбилась до потери разума и даже родила от него ребенка, в пропитого мужика с расплывчатой фигурой и мутными глазами, от былой привлекательности которого не осталось и следа. Придя домой, в очередной раз в нетрезвом состоянии, он попытался по обыкновению затеять ссору, но Джина уже давно решила, что не станет больше терпеть выходки это ублюдка. Он едва успел занести кулак, как совершенно неожиданно для себя получил тяжелой бутылкой по голове, этот удар нокаутировал его, а очнувшись, он не обнаружил дома ни Джины, ни сына. Они уехали, прихватив с собой большую часть денег, так как Джина справедливо рассудила, что ей они принесут куда больше пользы, а Роберт их лишь пропьет, кроме того, она считала, что это неплохая компенсация за тот моральный ущерб, что он нанес ей за эти годы.

Словом, она вернулась в свой родной город и поселилась у матери, которая уже давно не работала, а кроме того постоянно болела. Таким образом, Джина взвалила себе на плечи уход за больной матерью и четырехлетним Патриком, но на тот момент для нее было главным лишь то, что никакой пьяный козел не поднимет на нее руку. Устроившись в местное кафе официанткой, она сразу стала объектом приставания многих местных мужчин. Конечно побои бывшего дружка и бесконечное курение оставили свой отпечаток на ее лице, но Джина оставалась по-прежнему очень привлекательной. Высокая – метр восемьдесят девять, спортивного телосложения, с пышными длинными светлыми волосами и огромными карими глазами – она пользовалась повышенным вниманием, но никому так и не удалось сблизиться с ней.

Недавно, когда Патрику исполнилось семь, ему поставили диагноз – аутизм. Джина давно подозревала, что ее сын не такой как все дети, но теперь она знала точно – Патрик навсегда будет привязан к ней. Нехватка денег, постоянные долги, маленький больной сын, домогательства со стороны управляющего на работе, вечные мысли о том, как выкрутиться, как прожить ближайший месяц, где достать денег, – Джина чувствовала, что больше так не может, не может тянуть самостоятельно на себе весь этот воз проблем. Но и впускать в свою жизнь нового мужчину она была не готова, доверие ко всему мужскому полу было подорвано.