Читать книгу Нечаянные деньги - Галина Гонкур - Страница 1

В оформлении обложки книги использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0

«Уважаемые граждане чиновники! Настоящим письмом сообщаю вам, что моя соседка, Уприна Наталья Александровна, облучает меня неизвестным газом из розетки. Из-за данного облучения я уже поправилась на 12кг и у меня начался диабет 2 типа. Я жаловалась на облучение своему участковому врачу, Симериди Татьяне Алексеевне, но она меня высмеяла, сказала, что надо меньше есть, и  никаких мер по недопущению вышеозначенного облучения не предприняла. Настоящим письмом требую наказать:

– Уприну Наталью Александровну, из кв. 64 (выселить ее из нашего дома за 101й км! Нигде не работает, к ней все время ходят подозрительные личности, график мытья лестничной клетки не соблюдает!);

– Симериди Татьяну Алексеевну, участкового врача городской поликлиники №2 (на прошлой неделе она опоздала к началу приема населения, то есть, нас, то есть, больных и недужных людей, на 13 минут!) – ее можно просто уволить;

– Скуратова Павла Николаевича, главного инженера нашей управляющей компании – я уже 2 года пишу ему письма про вредоносное облучение, а он мер никаких не принимает! Смеется, и говорит, что это не к нему, а к врачу! А врач у нас Симериди, она за розетки не отвечает!! Это мне и заведующий отделением поликлиники, Шервадзе Вахтанг, подтвердил. Отчества не знаю, но он там один!

И еще. Скуратову я сказала, что буду на него Президенту писать. А он сказал – ну и пиши, плевал я на него! Представляете, на Президента плевал!

Жду от вас отчет о проделанной работе в установленные законом сроки!

Ступова Нина Георгиевна, пенсионер»

     А за окошком месяц март, месяц март. А в белой кружке черный чай, черный чай. Хотя нет, у Сукачева был май, не март, точно. Потому и «чай»,  что он рифмуется с «май». Но у меня за окном март. Еще один март, потом апрель, весна, лето, осень и опять придет зима. И ничего в моей жизни не меняется. И работа эта дурацкая, «государственная работа с обращениями граждан», не меняется тоже.

     Была бы моя воля – я бы Нине Георгиевне отправила байку, про императора покойного Николая Второго и солдата Орешкина.  Во время правления императора Александра III некий солдат Орешкин напился в кабаке. Начал буянить. Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора. Мол, негоже перед ликом царя-батюшки так себя вести. На это солдат ответил: "А плевал я на вашего государя императора!". Его арестовали и завели дело об оскорблении помазанника Божьего. Ознакомившись c делом, Александр III понял, что история гроша ломаного не стоит, и начертал на папке монаршую резолюцию: "Дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать, передать Орешкину, что я на него тоже плевал". Но, к сожалению, я вынуждена при сочинении ответов возмущенным гражданам руководствоваться правилами официального делопроизводства, а не соображениями здравого смысла и чувства юмора. Работа у меня такая.

С одной стороны, моя работа в местной управе – предмет зависти моих подруг: стабильная, пусть и невысокая зарплата, зато вовремя. Сидишь на месте, бумажки перебираешь, пишешь ответы вот таким вот Нинам Георгиевнам, которым, конечно, прав Павел Николаевич-инженер, действительно к врачу, но они пишут в органы государственной власти. И приходится отвечать им на полном серьезе, с упоминанием федерального законодательства, Конституции и норм всевозможного права. Зато над головой не капает, «белое» трудоустройство, все гарантии, пенсия гарантирована.

Время от времени я задумываюсь:  как меня угораздило сюда попасть? Я ведь молодая, довольно деятельная женщина, с высшим гуманитарным образованием. Кой черт меня занес на эти галеры?! Хотя, в общем, понятно, кой черт. Маленький Лёнька много болел, продленка – не вариант, кто там за ним смотреть будет, душа то материнская болит.  Я тогда работала в рекламном агентстве, а это значит ненормированный график, командировки, дед-лайны. Всё это плохо сочетается с наличием маленького ребенка. Пришлось уходить и искать работу поспокойнее. Короче, то одно, то другое. Теперь Лёнька вырос, только я уже никому не нужна. И вот я здесь, чиновник средней руки, отвечаю за ответы на письма населения.

Конечно, не все письма в служебной почте такие смешные и дурацкие. Но мне достаются все больше именно такие. Нас, кроме начальницы, всего трое в отделе. Марина Рональдовна, старейшина отдела, еще немного и на пенсию, досиживает необходимые годы для нужного для пенсии стажа госслужбы, молодая стервочка Ирочка, дочка подруги нашей начальницы, и я. Ну, и угадайте, при таком-то раскладе, кто отвечает на письма граждан с сезонными обострениями, кому отдают всякую фигню? Вот то-то и оно…

– Ась, ты? Я знаю, что рабочий день, я по-быстренькому. Ась, платежка на газ пришла, аж 5 тыщ нажгли. Чего делать-то?

Муж, Роберт. Блин. Какое ж идиотское, претенциозное имя. Хотя другого моя свекровь с именем Изольда Марковна придумать не могла. «Мы не такие, мы совсем другие. И сыночке моему единственному уготовлена особая судьба. И вы, Анастасия, должны помнить об этом и не мешать ему искать себя». Так и ищет Робочка себя, скоро 20 лет будет как ищет. А поиски себя, знаете ли, плохо сочетаются с зарабатыванием денег. Отвлекают, так сказать, ищущего.

– Роб, ну что делать, что делать. Варианты, что ли, есть? Платить. Иначе газ отключат. Теперь они долго не чикаются с задолжниками. К тому же, и за март много нагорит, видишь, холодно как? А за два месяца платить сразу – мы столько денег не найдем.

– А у меня денег нету. Я часть зарплаты отдал за кредит на «Дэу», и себе немного оставил на проезд.

– И у меня нету, прикинь.

– Я к матери за деньгами больше не пойду, если ты на это намекаешь. Мы ей итак уже почти тридцать тысяч должны.

– Я ни на что не намекаю, Роб. Я открытым текстом говорю: надо платить. И где денег взять, я тоже не знаю.

Надо сворачивать разговор. Тётки затихли, слушают нашу с мужем перебранку. Прямо вижу, как у них уши увеличиваются в размерах, локаторы поворачиваются в мою сторону. Потом в столовой все кости мне перемоют. Дома лучше договорим.

– Всё, пока, вечером обсудим. Лёнька там как, проснулся уже?

Блин, опять не та тема для чужих ушей, времени полтретьего. Нормальные люди в такое время не спят. Вчера он пришел опять часа в два ночи. Я никак не могу себя приучить к тому, чтобы не ждать его, а ложиться и спать – мне, в отличие от него, рано утром на работу. Роб повесил фонарь перед крыльцом так, что он горит прямо перед окном спальни и светит мне чётко в бессонный глаз. Ни одни шторы не спасают. Лёнька приходит – свет на крыльце выключает. Я каждую ночь лежу и маюсь, дремлю вполглаза, жду, когда выключится фонарь. Мужики мои мне предлагают фонарь выключать вечером и не ругаться. Но тогда я могу пропустить Лёнькин приход домой, и маяться без сна от волнения буду уже до самого утра.

Техникум свой авторемонтный Лёнька закончил еще в прошлом году. Система распределения выпускников, к сожалению, канула в лету вместе с советской властью, а жаль. Сначала он довольно бодро искал работу, ему было интересно. Но всё как-то не складывалось: в большинстве мест, которые он находил на сайтах с вакансиями, требовался опыт, хотя бы пару лет. А откуда его взять, если не работать? Дважды за этот год Лёньку брали на работу, но без оформления, с  выплатами денег в конверте. И потом выгоняли, оказывалось, что никто и не собирался брать его надолго, парнем просто временно образовавшиеся дыры в коллективе затыкали. И как только находился человек поопытнее и постарше – пацана сразу вытуривали на улицу. В конце концов, ему всё это надоело, он заявил, что ошибся с выбором профессии и будет теперь думать кем он хочет быть. Похоже, поиски себя за чужой счет передаются у нас в семье по мужской линии! Я бы, может, тоже себя поискала, но кто-то же должен зарабатывать деньги, чтобы с голоду ищущим не помереть.

* * *

Капель шарашит по металлическому отливу подоконника изо всех сил. Какая поздняя в этом году весна! Уже конец марта, а снегу еще полно, и тает он только днем, очень постепенно. А ночью по-прежнему заморозки.  Утром еле выезжаю из поселка. Тут ещё проблема, конечно, в моей старой резине, у которой только название, что зимняя, а на самом деле она – откровенно лысая. Но толку этот факт осознавать: денег на покупку новых колес всё равно нет. Может, на следующий год я их заменю, если премию дадут.

Деньги на оплату коммуналки пришлось взять у Ивана: обе кредитки выдоены до дна, а занимать уже не у кого – итак всем должна. Неприятно, конечно, брать деньги на выживание твоей семьи у любовника, ну, а что делать?

– Ась, я вот все жду, когда тебе так жить надоест, – Иван пил свой любимый кофе с мороженым через трубочку и на меня не смотрел: понимал, что говорит неприятное. Понимал, но всё равно говорил.  Сам он называет это честностью и искренностью в отношениях.

Вообще, сегодня я не планировала с ним встречаться. Во-первых, устала очень: за выходные так и не удалось выспаться и отдохнуть, столько уборки и стирки накопилось, а  от мужиков моих помощи-то не дождешься. Во-вторых… Да не было никакого «во-вторых»! Просто – не было у меня сегодня запала и настроя на встречу с Иваном. Для любви настроение нужно, кураж какой-никакой. Даже просто для свидания. Чтобы очаровывать, удерживать, манить и соблазнять. А у меня все силы ушли на сумасшедшую с ее газом из розетки, шепоток коллег за спиной (змеюки подколодные, обсосали мне все косточки вдоль и поперёк – думают, что я не слышала!) и переживания по поводу долга за газ.

– Вань, ну, инерция, плюс ребенок, ты ж меня с таким приданым, поди, не примешь, – очень хочется, чтобы вот тут он спорить начал. Дескать, да я тебя, да с любым наследством! Да мне жизнь без тебя не мила! Да как ты могла, и всё такое. Но у Ивана во всех разговорах свой собственный сценарий.

– Нуу, ребенком твоего сына уже трудно назвать, 19 лет всё-таки, как-никак, или 20 уже исполнилось, напомни? – Иван усмехнулся в ответ уголком рта, аккуратно распределяя корицу по молочной шапке над кофе. – Парню уже пора от мамкиных забот отказаться, начать свою собственную жизнь строить. Да и отец у него, вроде как, имеется!

Красивый он мужик. И в постели – не чета Робу, который давно уже ни рыба-ни мясо в этом смысле. Но почему же у меня такое ощущение, что меня не в жены вербуют, а в прислугу, в замену маменьки его покойной, которая была «приди-подай-поди вон!» для сына-именитого хирурга? Ну, с тем только отличием, что я еще и секс-услуги должна буду предоставлять, в отличие от маменьки. Хотя, может, зря я придираюсь? По крайней мере, от долгов избавлюсь, вещи начну себе покупать не в секонде (строго в пятницу, ибо по пятницам там максимальная скидка!), а в нормальных магазинах. И отпуск проведу не вверх задом на грядках с помидорами и огурцами, в обеспечение зимней засолки, а хотя бы на берегах Черного моря.

– Если тебе жалко денег, так и скажи. Я тебе их верну, пока далеко не унесла, – мда, и с шутками у меня кривовато сегодня как-то. Не стоило всё же сегодня встречаться. И с деньгами нужно было отруливать иным способом. Слезы прямо закипают где-то совсем рядом, на выходе из глаз. Вот будет идиотизм, если всё-таки расплачусь прямо здесь и сейчас!

– Ну, да, как ты себе представляешь это? Ты мне сейчас их вернешь, а я возьму? Зная, что у тебя проблемы? Не сделает мне эта «пятёрка» погоды, забей, – говорит чуть протяжно, прищуривается, видно, что раздражен.

Интересно, к себе позовет или нет? Блин, какое бельё на мне? Раздеться-то не стыдно будет? Вообще у меня для свиданий специальное, кружевной комплект секс-апил. Каждый день его не таскаю, берегу. Понятно, что сегодня что-то другое надела, ведь не собирались же встречаться. Но вот что именно и насколько оно приличное? Блин, как с Лёнькой с утра ругалась, поднимала его безуспешно с кровати, помню, а что за трусы на мне – не помню ни разу. Настоящая мать!

Ишь, барин! «Пятёрка» ему погоды не сделает. А мне вот сделает! Очень даже сделает! Специально так говорит, знает, что мне неприятно, что передергивает меня от таких фраз. Дразнит. Любит палочкой в меня потыкать.

Мы всё-таки поехали к нему. Неудобно было как-то отказать, хотя настроения для секса не было от слова «совсем». Но взять денег, а на приглашение к нему домой, читай – «в койку», отказаться было неловко. Хотя ничего такого бы от этого не случилось. Трусы, кстати, старые отказались. Пришлось маскироваться и так от них избавляться, чтобы он не видел. Как же это всё надоело, эти прыжки и ужимки нищенские.

Провожать он меня традиционно не пошел. Вот это меня тоже раздражает. Первые дни, когда роман наш только начался, бегал как миленький: и встретить, и проводить. И цветы меня ждали, и фрукты, и бутылка вина хорошего, всё честь по чести. А теперь опростилось как-то всё… Дом у него с подземным паркингом, там как-то полутемно всегда, пустовато. Я в этих декорациях себя ужасно чувствую, фильм ужасов, а не парковка. Если попрошу – он, конечно, встанет, оденется и выйдет проводить, правда, без особой радости. Не попрошу – чмокнет меня, не вставая с кровати, и включит телик, пока я одеваюсь и обуваюсь в коридоре. Крикнет только вслед: «Дверью там хлопни!», вот и всё прощание.

Любовниками мы стали примерно год назад, может, чуть больше. Всё довольно случайно вышло. Заболела Рита, моя подруга. Запущенный аппендицит, дотянула, дотерпела. Иван её буквально спас, там уже такой разлитой перитонит был, когда ее по «скорой» в больницу привезли, что любо-дорого. У него руки золотые, все так говорят. Прооперировал, навещал, пока она твердо на путь выздоровления не встала. Говорил, «интересный случай». Но мы с ним друг другу глазки сразу стали строить, так что, думаю, интересный случай – это он, скорее, обо мне говорил, а не о Ритином прооперированном аппендиксе.

Рита из той больницы вынесла 2 подарка – Ивана (но это, в общем, скорее подарок для меня, хотя и она нет-нет, да и пользуется его знаниями и связями, совсем здоровых среди нас нет) и Киру, с которой в одной палате лежала. Кира смешная и чудесная. Худенькая, очкастая, работает, как в плохих романах, в библиотеке. Одинокая, живет с мамой, имеет странное хобби – кукол делает. Правда, куклы ну очень дорогие, но она каждую делает чуть ли не по году – говорит, куклы они как дети, их без вдохновения делать нельзя. Может, с Ленькой у меня такие проблемы, потому что мы с Робертом его без вдохновения делали? Хотя вот этого я уже точно не помню.

На Ивана я сразу запала, хотя я мужиков вообще-то в другом типе люблю: атлетичных, мощных, немногословных, уверенных в себе. А попадаются мне вечно какие-то астеники, дети трудной судьбы, со сколиозом и близорукостью. Пробуждают, так сказать, во мне материнский инстинкт: хочется подобрать, обогреть и достать из-за пазухи котлету. Зато Иван умный и не бедный. И не жадный. И перспективный, так как не женат. Это все про Ивана мне Ритка говорит, когда я ей жаловаться начинаю. Я думаю, она просто Ване за спасение благодарна, вот и всё. И вообще, она мою связь с ним, в основном, осуждает, говорит, что если про него рассуждать не как про врача, а как про мужика, то он для меня – «типичное не то».

Кстати, тут и Рика позвонила. Вовремя она. Я как раз до дома доехала и пыталась припарковать машину возле забора. Сколько же можно просить Роба с Лёнькой парковку нашу отсыпать, каждый дождь уплываем и тонем в грязи! У меня уже в обычай вошло возить с собой резиновые сапоги, ибо в своей модельной обуви я в такую распутицу до калитки не дойду, увязну. Как же вот это вот всё надоело, просить-умолять, будто мужики мои сами не видят!

– Да, Ритусь. Слушаю внимательно.

– Дома уже?

Ритка – экономист. И очень рациональна. Экономит даже на словах, пропускает всякие преамбулы и сразу к делу. Иногда очень смешно получается. Как в анекдоте про телеграмму «Денег нету здравствуй мама». Но мы с ней давно дружим, я ее язык хорошо понимаю. Она – полная противоположность мне: одинока, строит успешную карьеру, обеспечена, несентиментальна, не ждет от жизни чудес, говорит, что «взять их у жизни – наша задача». Я у нее денег никогда не занимаю, кстати, хотя она и предлагает: боюсь её из-за денег потерять. Такая у меня в жизни неразбериха с этими деньгами, что это вполне возможный вариант развития событий.

– Да нет, только вот к дому подъехала, паркуюсь, – вроде и ничего такого, мы с ней каждый день разговариваем, хотя бы немного и по телефону. А настроение всё-таки чуть поправилось.

– Поди, опять со своим «романтик боем» встречалась, с Айболитом нашим?

– Ну, справедливости ради, он не Айболит – тот ветеринаром был.

– Что, серьёзно? – почему-то очень оживилась Ритка. – Не знала.

– Верь мне, я Лёньке эту книжку читала сто раз, он любил ее маленький очень.  Вот прям тебе начало:

Добрый доктор Айболит!

            Он под деревом сидит.

            Приходи к нему лечиться

            И корова, и волчица,

            И жучок, и червячок,

           И медведица!

           Всех излечит, исцелит

           Добрый доктор Айболит!

– Да, судя по всему, ты права, буду иметь в виду, – согласно протянула Ритка. – Короче, с Ваней опять встречалась, рушила крепкую семью-ячейку общества?

– Да чего там рушить-то, Рит, – пожалела я себя в очередной раз. – Рушить там нечего. Эта крепкая семья итак держится на честном слове. Без Вани-не Айболита. Сейчас вот Лёньку пристрою по жизни и уйду, наверное, к нему, к Ивану. Он давно меня зовёт к себе переехать.

– Ой, мать, чот я тебе не верю. Что ты мужиков своих неудельных вот так вот влёгкую бросишь и уйдешь. Не похож этот сценарий на тебя.

Я почувствовала, что вдруг начинаю злиться.

– А вот поверь! Возьму и брошу. Надоели они мне хуже горькой редьки! Сделали из меня тягловую лошадь, я и баба, и мужик, я корова, я и бык. Если бы не Ваня – я б, наверное, уже и забыла бы какого я полу. Прикинь, помнишь, снегопад на прошлой неделе был?

– Ну, да, помню.

– Так вот, встаю я утром, выхожу на парковку и вижу, что без расчистки снега я на общую дорогу  не выеду. Возвращаюсь в дом, мужиков своих попросить помочь. Лёньку так и не смогла поднять – спал как под наркозом. Роб же проснулся, выслушал меня и сказал, что чистить ничего не может, у него спина болит. Что если мне прямо совсем не выехать – надо звонить на работу и отпрашиваться. Я ему говорю, не могу я сегодня отпрашиваться, отчетность у меня, хоть ползком, хоть тушкой, хоть чучелком, а должна быть на работе. Он меня послушал и говорит: ну, а я что могу? Говорю же тебе, спина болит. Так я сама лопатой и махала.

– Вот гад,  – подытожила мою историю Ритка. – Беднушка, как же ты справилась? Там же снегу в тот день выпало – ужас сколько, я помню.

– Да вот так и справилась. Переодеваться уже некогда было. Так и чистила снег, в офисной одежде и шубе. Приехала на работу, а от меня потом разит как от портового грузчика. Ирка, сучка мелкая, нос сморщила, дезик свой из сумки достала и распыляет вокруг себя, и так выразительно на меня посматривает. Так и прибила бы стервозину эту!

– У тебя там просто какое-то змеиное гнездо, – посочувствовала мне Ритка. – Ты мне скажи, ты что решила, уйдешь к Ивану?

В этот момент, как по мановению волшебной палочки, из калитки вышел Роберт. Сроду меня не встречал, особенно в плохую погоду – «плохая погода, а у меня проблемы с носоглоткой», «вечно понатащишь сумок, а у меня спина не в порядке» и всё такое.  А тут прямо как услышал мои мысли и сомнения. Пришлось срочно прощаться с Риткой и выходить из машины к мужу. Иван дал мне больше денег, чем нужно было на оплату газа, и я накупила мальчишкам всякой вкусноты, которую в нашем доме давно уже не видели: копченая форель, натуральный зефир ручной работы, помидоров-черри, которые с детства так любил Лёнька. Гори оно огнем, денег нет и не будет. Хоть желудки порадовать!

Раньше мы жили в городе, в двухкомнатной квартире-«брежневке». В руки бы нагадить тому архитектору, кто такие квартиры проектировал: 5 кв.м. кухня, и две крохотные комнатенки 14 и 16 м. Лёнька подрос и, например, идея с семейным завтраком была для выполнения совершенно недоступна: на кухне и вдвоем-то было не развернуться, а уж втроем… Туалет был такого размера, что сидя на унитазе дверь открыть было невозможно, она упиралась в колени. Чтобы выйти оттуда, надо было отступать назад и прятаться в щель между «толчком» и стеной. В ванной, для того, чтобы поставить стиральную машинку, пришлось убрать раковину и мыть руки прямо из крана над ванной. Да много всяких прелестей. Но благодаря удачному расположению и гаражу во дворе нам удалось её довольно дорого продать и купить себе дом в ближнем пригороде.

Первое время мы очень радовались: большой участок, сам дом хоть и не хоромы, но почти 80 кв.м, два этажа! Неплохой сад, за 10 лет старыми хозяевами доведенный до плодоносящего состояния, даже скромный цветник и веранда – после нашей «городской норы» чистый рай! Но постепенно стали вылезать трудности.

Во-первых, как нам всем хорошо известно, нет ничего вечного – ни приборов, ни материалов. Поддержание дома в работоспособном состоянии требовало постоянных финансовых вливаний. А ведь нужно было еще и продолжать работы по благоустройству окружающей дом территории . Только возведение более или менее надежного забора вокруг нашего участка требовало минимум ста тысяч рублей, не говоря уже о чем-то большем. Общественного транспорта в поселке не было, так что, при разнице наших с мужем режимов существования, нам на семью требовалось минимум 2 машины. А по хорошему, и все 3, когда сын вырос. В нашем случае это означало «кредиты, кредиты и еще раз кредиты».

Но ни я, ни муж не были хотя бы более или менее приличными финансистами и очень быстро выплаты по этим кредитам достигли более чем половины нашего совместного заработка. Мы брали в долг, но это не спасало. В общем, оставалось констатировать лишь тот факт, что мы запутались и шли ко дну…

* * *

Лёнька был дома, смотрел, как обычно, телевизор на кухне, с бутербродами и чаем. Я вперла на кухню сумки и демонстративно громко бросила их на пол. Роб задержался во дворе: обнаружил, что не закрыл на ночь сараи. Сын даже не повернулся в мою сторону. С сапог на пол начала стекать грязная вода. Я было направилась в коридор, чтобы переодеться, но в этот момент наш стафф Беся подошел и стал лазить по сумкам своим любопытным носом, не забывая вежливо и приветственно вилять хвостом в мою сторону.

– Лёнь, разбери сумки! Слышишь?

– Ага, – и все это не повернув головы кочан, как говорил классик.

В кухню я вернулась минут через 5-7, надо было не только снять и повесить пальто и шапку, но и пристроить сапоги на батарею. По хорошему, мне нужны были новые сапоги, в этих ноги у меня промокали насквозь через 5 минут хождения по весенним лужам. Но что уж теперь, не до сапог.

Лёнька по-прежнему пырился в телеэкран, Бэся достал из пакета с продуктами пачку масла и нализывал его как мороженое, аж щурясь от удовольствия.

– Лёнь! Твою мать! – не выдержав, взорвалась я.  – Я кого просила сумками заняться?

– Да я что, отказываюсь, что ли, – возмутился моим наездом сын. – Сказал же, сейчас, значит, сейчас.

– Да толку в твоем «сейчас», Беська вон уже маслом лакомится!

– Кстати, у него корм кончился. Ты купила? – Лёнька наконец подошел к сумкам и занялся разбором продуктов.  Масло он у Беськи отобрал, спрятав перекошенную от собачьего языка пачку в холодильник. Беська надулся обиженно, не отводя взгляда от сумок: мало ли, даст бог, эти косорукие владельцы, может, ещё чего-нибудь уронят, было написано у него на морде.

– А меня кто-то об этом предупредил? – снова вскипела я. – Сколько раз просила: кончается что-то в доме, так вы звоните, говорите. Я же в основном по магазинам хожу!

– Надо купить новый замок в дверь, этот заедать стал, – подал голос откуда сзади муж.

– Ты с ума сошел? – в висках у меня застучало. – Нам жрать нечего, а ты про замок! И где я, а где замок?! Как я его покупать-то буду, по твоему?

– Ну, жрать это, конечно, важно. Но при неработающем замке воры придут и всё отсюда нафиг вынесут. Да и сама ж сказала, если что купить – говорить тебе, – возразил Роб.

– Знаешь ли, милый, – продолжала клокотать от возмущения я. – Если к нам придут воры, они, оглядевшись вокруг, с большой вероятностью вынесут мусор и покормят собаку. Больше им тут делать нечего. И учиться разбираться в замках я не буду. Вот как хочешь, так и решай эту проблему, и сам, по возможности.

– Дурацкие у тебя шутки, – насупился муж. Он хорошо знал это моё настроение, когда на мне, как он говорил, «черти поехали», поэтому счел за лучшее уйти в комнату с поля боя.

Улегшись к полуночи в кровать, я долго не могла уснуть: мысли все бегали по кругу, не давая мне успокоиться и расслабиться. Как быть? Не может же так быть, чтобы совсем не было выхода? Меня всегда учили, что безвыходных положений не бывает. Но какой может быть выход из сложившейся ситуации? Из наших нескончаемых финансовых проблем, из моего затянувшегося выбора между двумя такими разными мужчинами.

Найти новую работу? Но кому я нужна, со своим огромным стажем государственной службы и весьма специфическими знаниями и умениями? Пойти в секретарши разве только, или в офис-менеджеры. Но это не увеличение, а уменьшение дохода, следовательно, не выход и не решение проблем ни разу. Выгнать на другую работу Роба? Фига ли он, здоровый мужик, с высшим образованием, зарабатывает в своей охране «сутки-через-трое» максимум пятнадцать тысяч, ну, с премиями иногда – восемнадцать? Но с Робом это бесполезно: если он решил, что не хочет этого – значит, не хочет, и хоть ты ему кол на голове теши. Ответ на все мои мольбы и просветительскую работу относительно бедственного положения отдельно взятых широких народных масс один и неизменный: это отвлекает его от поисков себя. За мой счет поиски-то, вот что я никак не могу ему объяснить. И неплохо бы все-таки иногда меня спрашивать, готова ли я продолжать эту никчемную благотворительность.

Тогда что мне остается? Монетизировать какое-нибудь мое хобби? Например, шитьё моё? Но это ушедший уже поезд. Сейчас столько дешевых тряпок, что никто не будет ездить ко мне за город на примерки. Тем более, по ночам – днем я на работе, потом – по магазинам. А больше я ничего не умею. На этом месте, так и не найдя никакого выхода, я всё-таки уснула.

Редкий случай, давно снов не вижу, но тут он мне вдруг приснился. И какой-то странный: обычно же, если с мрачными мыслями засыпаешь, то и снится тебе всякая ерунда, тягомотная и противная. А тут все ровно наоборот: снилось море, полосатые зонтики, легкий бриз, какой-то весёлый разноцветный коктейль с розовой трубочкой и яркими трилистниками мяты на шапке из сливочной пенки. Приснится же такое! На жратву то и дело денег у любовника беру, а снятся всякие зарубежные курорты. Я какая-то просто неиссякаемая оптимистка! Встала, конечно, совершенно невыспавшейся, несмотря на виды коктейлей и чистого песка: слишком долго с вечера думу думала, поздно уснула.

Утром за завтраком меня снова одолели тягостные размышления о нынешнем нашем положении дел. Настроение испортилось – это из плохого в хорошее оно переходит долго, а обратно – просто махом.  В ванной, умываясь, посмотрела на себя в зеркало – ужас, краше в гроб крадут. Это в юности можно не выспаться и выглядеть как майская роза. В моем 39-летнем возрасте такие штучки сразу отражаются на внешности: мешки под глазами, серая кожа, припухшие веки. И, главное, все эти страдания совершенно бестолку: я ж так никакого выхода и не придумала в результате.

– Подай, пожалуйста, пиалу с медом, – вставать было неохота, а Роб сидел совсем рядом с полкой, на которой стоял мёд.

– На, держи.

Я последнее время вообще стала все с медом а не с сахаром пить, и чай, и кофе. Так полезнее, мне кажется. А после того, как привыкла, еще и поняла, что так не только полезнее, но и вкуснее. Правда, мед удавалось купить впрок только в осень – тратили сразу 5 тысяч на 5 банок, но мужики мои в эти банки тоже окунались, так что к марту месяцу мед обычно уже заканчивался. А весной на рынке он становился дороже уже процентов на 50, не подступишься.

Я аккуратно взяла половину чайной ложки меда и опустила ее в кофейную гущу, предвкушая наслаждение.

– Ась, я не пошутил вчера, про замок-то, – решил снова поговорить на животрепещущую тему Роберт. – Правда, наш замок не работает. Надо новый покупать.

– Может, этот починить? Может, это дешевле будет?

Блин, удавила бы. Опять про «надо». Зачем он мне всё это говорит? Нужен замок? Пойди заработай и купи, ты мужик или кто?! Прям с самого утра начал, а у меня целый рабочий день впереди. Как в кино: «давай червонец, новый керосинка покупать буду!». Вся жизнь у меня как кино, правда, почему-то какое-то грустное…

– Отстань, Роб. Нету у меня денег. Вот нет и нет, как хочешь, – ругаться не было сил.

– И что теперь делать? А когда у тебя зарплата? Когда ты мне денег дать сможешь? Кстати, мне еще деньги нужны на починку ботинок, эти воду пропускают так, что хоть на улицу не выходи.

– А ты что, любимый, даже на починку ботинок себе перестал зарабатывать? Или эта услуга для населения так подорожала?

– Зря ты насмехаешься. Я со своей зарплаты коммуналку оплатил и один из наших кредитов. Деньги и кончились. Сама ж просила! – обиженно протянул муж.

– Роб, ты работать когда-нибудь нормально начнешь, а? – начала всё-таки заводиться я. – Ну, так, чтобы денег у меня не клянчить, а, наоборот, мне их предлагать? Ну, чтоб я хоть чуть-чуть пожила как в кино, получая деньги на булавки.

– А чем тебя моя работа не устраивает? – привычно начал отбивать мои подачи муж. – Я не бездельничаю, деньги зарабатываю. Я не виноват, что вам сколько ни дай – всё мало. Вон накупила вчера всякой дорогой дряни, а мне теперь в худых боинках ходи.

Я его сейчас удавлю. Вот натурально удавлю. И сяду в тюрьму. Ася, держи себя в руках. Сердце колотится аж в висках, руки и подмышки сразу взмокли. Надо уводить разговор от жаркой темы, а то вправду добром не кончится.

– Всё, позавтракала я. Мне пора на работу. Лёньку поднимай и за комп сажай, вакансии пусть ищет, о собеседованиях договаривается. Почти  год уже прошел с момента окончания техникума, а работы  так и нет.

– Сама с ним решай, меня он не слушает, – пробурчал муж. – Воспитала балованного засранца, а мне расхлебывай.

Так, пора бежать. Иначе все-таки я его удавлю.

На улице радостный Беська, выпущенный на утреннюю прогулку, гонял наглых скворцов, то и дело норовивших оккупировать нашу дворовую вишню. Вот кому хорошо: насается, брешет, виляет хвостом и никаких тебе проблем и трудностей!

Мы долго не решались завести собаку – ответственность, время, расходы. Потом решились и в одночасье поехали и купили. И ни разу не пожалели об этом, даже в самый тяжелый период совместного со щенком проживания – с лужами, кучами, в которую влетаешь утром спросонья, с погрызенными тапками и ручками кресел. Беськина слепая, нерассуждающая любовь, жизнерадостный нрав и преданность все эти потравы вполне искупали. В дом, за город, мы переехали уже с воспитанной и повзрослевшей собакой, трудности остались в городе вместе с проданной квартирой.

Прогрела машину  чуток и можно трогаться. Дорога ужасная сегодня, я это с самого начала обычно предугадываю, с моста через нашу речку: если там плотно, значит, и в городе пробка на пробке. Оно и понятно: днем плюс и все течет, ночью минус и вся вода замерзает. Так что с утра каток, куча аварий и лишний раз не разгонишься. Быстрее бы уже всё окончательно растаяло, что ли!

Меня недавно мама спросила: вы хоть раз пожалели, что продали квартиру и в город переехали? Да ни разу вот! Я и Лёньку, помню, спросила, не жалеет ли, не скучает ли по жизни в городе? Он на меня так удивленно взглянул: да ты что, мам! Да ни разу. Тут так хорошо! Я столько здесь себе друзей нашел.

Да, в городе ему было сложновато. Начался переходный возраст, конфликты в классе, проблемы с учебой и учителями. Первый год нашей жизни здесь, за городом, мы еще таскали его по утрам в ту, старую школу, мучительно совмещали графики, подключали ко всей этой суете мою маму, живущую рядом со школой. Пытались разобраться в причинах школьных конфликтов, упавшей успеваемости, Лёнькиных злых слёз, когда мы начинали сто пятьдесят первый разговор на тему поведения и успеваемости. Потом плюнули и отдали его в местную, здесь же, в поселке, маленькую школу. И наступил практически рай.

Маленькие классы, спокойная обстановка, практически индивидуальное отношение, как репетиторство, к каждому ученику: оно и понятно, всего 5 человек в классе и на всю школу – чуть более 50 детей! Если посещений той, городской, школы я избегала – зная за собой изрядную гневливость, боялась сорваться и навредить сыну, – то сюда ходила часто и с удовольствием, чтобы обсудить те или иные вопросы, помочь классному руководителю в уборке класса или просто узнать как у сына дела.

Зазвонил телефон.

– Дочь, привет! Ты как там? На работу едешь? Будь осторожна, с утра передавали, что гололед в городе очень сильный.

– Спасибо, мам, постараюсь. Ты там как? Как себя чувствуешь? Как твое давление?

– Да не очень. Ты же знаешь, как вот такие скачки погодные начинаются, так оно у меня подскакивает. А тут еще день совершенно по-дурацки начался: стала свои сапоги весенние чистить – вижу, изорвались совсем, новые покупать надо.

– Мам, может, починить?

– Да нечего там чинить. Они уже чинены-перечинены. Я хотела с этой пенсии налоги заплатить, а тут теперь выбирай – налоги или сапоги. Ох, жизнь наша трудная… Прости, дочь, кто-то в дверь звонит. Вера Николаевна, наверное, за тонометром пришла, у нас с ней давление одновременно обычно подскакивает. Я вечером тебя лучше наберу. Хорошего тебе дня!

У меня застучало в висках. По голосу слышу – плачет. И вправду, что же за жизнь такая, что я матери-пенсионерке помочь не могу? И всё опять упирается в эти треклятые деньги. Вернее, в их отсутствие. А ведь я у нее, считай, в неоплатном долгу: она в свое время, после того, как отец нас бросил, больше замуж выходить не стала, хоть и были у нее ухажеры. Всю жизнь мне посвятила. Неприятно, конечно, что она теперь нет-нет, да и напомнит мне про это, хотя я ее ни о чем таком не просила, ее собственное было решение. Ну, с другой стороны, это  ж правда, так что количество напоминаний тут не при чем, с рациональной точки зрения свершившегося факта это не отменяет.

Пробка на перекрестке Ленина и Бунина совершенно не желала рассасываться. Уже третий светофор я пропускаю, а сдвинулась лишь на пару машин. Наверное, авария там. Как погода плохая – там обязательно какие-нибудь идиоты правила нарушают и врезаются друг в друга. Я позвонила начальнице, предупредила, что, наверное, немного опоздаю, и решила прекратить дергаться по причине, ликвидация которой была совершенно не в моей власти.

Так, надо менять направление мыслей, иначе весь день насмарку.

Вот что бы я стала делать, если бы у меня вдруг появились деньги? Много денег, пара миллионов долларов, например. А? Мистер Фикс, есть ли у вас план?

Оо, я точно бы знала как и на что их потратить, чего-чего, а планов у меня богато. И никаких дурацких трат, типа пластических операций, покупки бриллиантов или игр в казино. Помогла бы маме, достроила бы наш дом, так, чтобы у нас с Робом была не 1 комната – она же гостиная, она же столовая, она же спальня – а хотя бы 2. Конечно, уволилась бы с работы, которая выпивает все мои соки и которую я ненавижу. И тихонько бы жила, аккуратно тратя доставшиеся мне капиталы. Ждала бы внуков, занималась тем, что мне интересно и что я люблю – сад, огород, прогулки с Беськой, путешествия.

До проезда перекрестка еще пара светофоров, я думаю. Но наверняка еще у цирка постою и у поворота на площадь. Так, вот, например, если и я вправду вдруг получаю 2 млн долларов. А как это я их вдруг получаю? Ну, в наследство, там, мало ли, или в лотерею выиграла. Неважно. И растянуть их мне надо лет на 50. Сейчас мне почти 40, плюс 50 – это 90. Нормальный возраст. Там же еще и пенсия будет, я ее брать не буду, она будет копиться на каком-нибудь нормальном доходном счете. То есть, безбедная жизнь лет до 100 мне будет обеспечена. Я достала мобильный из сумки, чтобы воспользоваться калькулятором.

Угу, это значит, что 2 миллиона долларов разделить на 50 лет, итого в год это по 40 тысяч долларов. В месяц у меня будет получаться 3 333 доллара. Нормально, что. Вполне можно более чем безбедно существовать и жить припеваючи. Куда ж ты лезешь под колеса, бабка? Переход вот же он, рядом, метров 50 всего! Кто же их на улицу выпускает в такую погоду! Хотя, может, одинокая, и в магазин сходить некому.

Квартиру купим Лёньке, отселим его. Скромную однушку, где-нибудь на окраине,без лишнего шика.  На что-то большее и лучшее пусть сам зарабатывает, должна быть у парня мотивация к чему-то стремиться. И курсы автовождения ему. Ну, и машину, конечно. Не ах, разумеется, что-то скромное, но надежное. А то деньги растренькаем – оглянуться не успеем. А так – будет у парня самостоятельность.

– Девушка, с вами все в порядке?

Стук в окно водительской двери я не сразу услышала. Я опустила стекло:

– Да. А что такое?

– Да вы уже второй светофор пропускаете. Я водитель машины сзади. Вот подошел узнать, все ли с вами в порядке.

Ой, блин. Вот это я замечталась! Всё, 2 миллиона долларов прячем в голове подальше, потом дотрачу.

– Извините, задумалась. Я сейчас уеду!

– Да ничего страшного. Счастливого пути!

День как начался «вокруг денег», так и продолжился. Внезапно, на неделю раньше срока, нам выплатили квартальную премию. Не великие деньги, но приятно. Я тут же взяла ручку с бумажкой, распланировать полученную нечаянную радость. На все необходимое не хватало, хоть так, хоть сяк планируй. Ну, грех жаловаться. Что-то дали – это лучше чем ничего.

Не успела я разложить все желательные траты по полочкам, как в кабинет зашла наша Ирочка:

– Девчонки, быстро скидываемся по тысяче! У Людмилы Андреевны завтра днюха, я после работы поеду ей подарок покупать.

– Ир, ну, неплохо бы заранее о таких вещах предупреждать, – растерялась я. – А не так, что прям срочно давайте.

Ира посмотрела на меня с легким презрением:

– Мы все только что премию получили, и ты тоже. Я сама из отдела кадров только сегодня с утра узнала, что у начальницы нашей день рождения. И вообще, я и так буду свое время, силы и бензин тратить на выбор подарка, а меня еще и упрекают. Не нравится – бери деньги и сама езжай, ищи.

Мне стало неловко:

– Ир, ну что ты заводишься-то сразу. Я ж не возражаю, надо покупать подарок. Просто заранее же нужно, у меня семья, траты.

Но Ира уже фыркнула и выскочила за дверь, поставив громким звуком возмущенную точку в нашей беседе. Я посмотрела на Марину Рональдовну. Той явно была неприятна вся эта конфликтная ситуация, она отвела глаза и сделала вид, что погружена в бумаги у себя на столе.

Мой список только что запланированного к приобретению летел к чертям. Но ничего не попишешь.  Я сходила в холл к банкомату, сняла с карточки тысячу рублей и положила купюру на Ирочкин стол. А в обед схожу в любимый секонд и куплю себе новую блузку. И пошло оно всё!

В секонде мне повезло: и народу в примерочные кабинки было немного, и блузка, прямо такая, какая я хотела, нашлась практически сразу, и почти совсем новая. Настроение улучшилось. Да разберемся мы когда-нибудь с этими деньгами. Не может же вечно так быть. Как-нибудь да прорвет эту непруху. А пока буду радоваться кофточке! Роб-то, конечно, не заметит. А вот Иван такие вещи замечает, он внимательный. Хотя кто его знает, будет ли он таким внимательным через год-другой. Роберт-то раньше тоже таким пустоглазым не был.

Пока я шла с перерыва в офис, размышляла на тему уговоров Ивана уйти из семьи к нему. Люблю ли я его? Да нет, не особо. Просто устала я очень с Робом. От безденежья, аморфности его, лени. От всех этих проблем, которые мне ежедневно приходится решать в одиночку. С Иваном жизнь будет другой. Тоже, наверное, не мед с изюмом, но другой. И пересчитывать мелочь в кошельке накануне зарплаты я точно не буду.

Может, вообще, ну их нафиг обоих? И Роберта, и Ивана? Переехать к матери, благо там «трешка» и мать живет одна. Лёньку оставить Робу, пусть два ленивца вместе поживут. Глядишь, что-то да изменится. Да нет, я такого, конечно, не сделаю. И мать запилит нытьем «ты с ума сошла, что ты делаешь, мое сердце такого не выдержит!». Да и не смогу я уже с ней жить. Не девочка, чай. Свой уклад у нее, у меня – свой. Я ее, конечно, люблю, но из этого не следует, что я прям так уж мечтаю вернуться под её крыло. Эх, где те два миллиона долларов заблудились-то….

Дверь в наш кабинет была приоткрыта. Я приостановилась на пороге. Колготок зацепился за бегунок на молнии сапога, в ноге кольнуло. Пока я освобождала колготки из плена, аккуратно,  стараясь не порвать, услышала разговор Марины Рональдовны и Иры. И разговор этот был обо мне.

– Я её терпеть не могу, она такая противная.

– Ирочка, ну, ладно тебе. Не перебарщивай. Просто ты обиделась на неё из-за разговора утреннего, про день рождения Людмилы Александровны и покупку подарка.

– Да нет, не в этом дело! Хотя, конечно, и это противно. Унижаться перед ней из-за денег, которые даже не мне нужны!

– Ну, уж прям, «унижаться», скажешь тоже. Обычное взаимное недопонимание, бывает.

– Да, унижаться! Это же не вам пришлось делать, а  мне! Нищебродка противная. Вечно от нее секонд-хендом воняет.

– Ир, ну не надо так. Не от хорошей жизни человек там отоваривается.

– Эту жизнь, Марина Рональдовна, каждый из нас себе сам сочиняет. И нечего на других свои проблемы переваливать. Взрослая тетка, из-за копеечной суммы на меня наехала.

– Ир, ну не у всех тысяча рублей – это копейки. Хотя и я замечала этот странный запах от Анастасии. Ты говоришь, это секонд-хендом пахнет?

– Да, секондом. Я на работу мимо магазина этого хожу, «Планета секонд-хенд» называется. Я сколько раз в перерыв видела, как она туда заходит и выходит. Оттуда прямо этим запахом так и разит. Фу, гадость такая. Мало ли кто это все носил и что в этих тряпках делал. Говорят, эти тряпки вообще с покойников там снимают и к нам отправляют.

Кровь бросилась мне в лицо. Сучка малолетняя! Ну, я ей покажу! Да на неё смотреть же противно! Глаза маленькие, как две рыбкины жопы, толстые щечки, как у обожравшегося хомячка. И никакой фирменной одеждой и косметикой этого не исправишь!

Только не надо сейчас им показывать, что я разговор слышала. Месть – это блюдо, которое надо употреблять холодным. Как гласит восточная мудрость, сиди спокойно на берегу и жди, когда по реке проплывет труп твоего врага!

Вечером позвонил Иван. Сказал, что у него билеты в театр на завтра и не хочу ли я составить ему компанию. Не хочу и не пойду. Не то у меня настроение сейчас. Опять придумывай как нарядиться, чтобы не выглядеть на фоне франтоватого Ивана провинциальной замарашкой. Поди, и ему от меня секондом воняет, просто молчит – а то вдруг обижусь и спать с ним перестану. Надоели мне все и всё. Надо паузу взять, успокоиться. Иван, кажется, обиделся. Я и вправду как-то резко на его приглашение отреагировала. Да ладно, потом помиримся. Сейчас не хочу про это думать.

       Вернувшись вечером домой, я долго звонила то Робу, то Лёньке – тяжело было тащить сумки с парковки домой. Ленькин номер был «абонент-не абонент», а Роба – просто не отвечал. Дома царил  вопиющий бардак: полная раковина грязной посуды, Роб спит на диване, завернувшись в плед, Беська – рядом  с ним. Кобель, видимо, прежде, чем улечься хозяину под бок, своровал на кухне губку для мытья посуды. И весь пол в доме был усыпан ее кусочками – растерзал Беська ее знатно.

Я в бессильной злобе скинула  сумки прямо на пол. Банка консервов жалобно звякнула о стеклянную банку кабачковой икры и покатилась по полу. Следом за ней на пол поползло рыжее пюре – блин, таки разбила! От этого глупого и мелкого происшествия у меня навернулись слезы на глаза. Я становлюсь истеричкой, меня можно поздравить.

Роб испуганно высунулся из-под пледа.

– Что случилось? Что за грохот?

– Ничего. Где Лёнька? Почему ты трубку не берешь?

– Не знаю где Лёнька. Гулять ушел, наверное. А свой телефон я на беззвучный режим поставил. Эти газовщики вообще охамели: мне весь день их автомат звонит, напоминает про задолженность за два месяца. Подумаешь, два месяца. У меня зарплата скоро, заплатим.

Я злобно пнула ногой сумку, лежащую на полу и пошла переодеваться в домашнее. Успела сменить офисную блузку на застиранную домашнюю футболку и надеть одну брючину старых спортивок, и тут из коридора донесся подозрительный шорох. Я допрыгала до двери на одной ноге.

Роберт уже сидел на кухне, с чаем, перед телевизором. Там шел один из бесконечных детективных сериалов, до которых он был большой любитель. А в коридоре Беська уже достал из сумки, так и валяющейся на полу, длинную связку сосисок и уплетал их вместе с целлофановой оберткой. Весь этот пир проходил прямо на моей кофточке, купленной днем в злосчастном секонд-хенде. Своими рукавами она мужественно остановила растекание кабачковой икры по полу, а оставшаяся ее часть служила отличной подстилкой для нашего кобеля.

Я взвилась – банка с икрой, теперь сосиски, кофта! Неужели было трудно поднять сумку?! Ведь чтобы попасть на кухню, Робу надо было эту кучу либо перешагнуть, либо обогнуть, он не мог ее не заметить!

– Ты вообще, что ли?! Не видишь что вокруг происходи? ! – проорала я, врываясь на кухню и пытаясь перекричать телевизор – Роб любил смотреть фильмы так громко, что можно было невзначай и оглохнуть, долго находясь рядом. – И сделай уже этот ящик потише!

Он повернул ко мне опухшее со сна лицо:

– Чего ты кидаешься-то, не успев домой прийти? Откуда я знаю, может, ты специально зачем-нибудь свои сумки там разложила?

– Ага, специально! Беську сосисками в целлофане покормить. Он сейчас его нажрется и вези его опять к ветврачу, доставай всю эту гадость из него. А денег у нас как обычно нет!

– Господи, Ася, – усталым голосом проговорил Роб, выключая звук у телевизора. – Что ж такое то, что ж за жизнь у нас пошла. Ты утром встаешь и начинается – деньги, деньги. Предсказуемый скандал – и ты поехала на работу. Вечером, не успела приехать – опять «деньги, деньги» и опять скандал. Чего тебе от меня надо-то? Я все, что зарабатываю, домой приношу, себе оставляю только на бензин и сигареты. А ты вон кофточки себе покупаешь. Экономнее деньги тратить нужно, планировать, вот и не будет таких проблем.

– Да ты и зарабатываешь только на этот самый проезд и сигареты! – у меня аж потемнело в глазах. – Домой ты деньги приносишь? Взрослый, здоровый мужик, а зарабатываешь как подрабатывающий на жвачку подросток! Кофточку я себе купила, гляди ты! Мне, может, голой на работу ходить? Или твои рубашки брать поносить? Все равно они тебе не нужны, на работе ты в спецодежде, а больше мы никуда и не ходим – денег нет!

– Ась, как ты задолбала, сил нет! Я мало зарабатываю? Пойди и заработай, если тебе не хватает. А меня оставь уже в покое, скандалистка.

Роб выключил телевизор, взял сигареты и вышел на улицу.

Дрянь, скотина, я потратила на него свои лучшие годы! В остервенелом бессилии я металась по дому. Беська, почуяв, что дело пахнет керосином, бросил сосиски и забился на свой лежачок под батареей, молча следил оттуда за моим метаниями печальными и напуганными карими глазами.

Ну, я ему покажу!! Я кинулась к шкафу, достала оттуда джинсы и свитер, быстро влезла в них, обулась, накинула куртку и выскочила из дому.

Влетев в машину с такой скоростью, что чуть не протаранила головой крышу, я решила сначала успокоиться – в таком состоянии делать ничего нельзя, рулить тем более: не себя угробишь, так других. Руки тряслись, меня душили обида и злоба. Вопрос «что делать?» разрывал мозг. Я ненавидела себя, мужа, свою жизнь, весь белый свет. За что жизнь со мною так? Я хороший человек, я это точно знаю! Я не заслужила такого! Я не заслужила жить нищей, я не заслужила пугаться разбитой банки кабачковой икры и испачканной ею кофточки из секонд-хенда.

Блин, Ася, хватит ныть! Делай что-нибудь. Что делать? Зарабатывать! Как? Да хоть как! Вот у тебя есть машина, полный бак – езжай и таксуй, например. Докажи этому мужику, что ты и без него обойдешься. Докажи хотя бы себе, что ты можешь хоть что-нибудь, а не только ныть, стонать и исерики закатывать.

Я достала из сумки влажные салфетки, пудреницу с зеркалом, привела себя в порядок и завела двигатель.

* * *

Сомневаться в своем порыве я начала уже на въезде в город, то есть, километров через 5. Сказать легко, а вот сделать? Ну, ладно, город я знаю, вожу давно и  уверено. Но остальное? Нападут на меня хулиганы, например? Нож к горлу и «давай сюда машину и деньги!». Что я смогу этому противопоставить? Глупая, неспортивная тетка под сороковник. Могу визжать и бежать, на этом, пожалуй, всё. И вот все мои попытки заработать – они такие порывистые и странные. И хоть бы раз увенчались успехом! Вечная унылая история.

Помню, как я решила заработать на Беське. К нам обратились соседи, с девочкой амстаффа. Попросили повязаться, очень им Беська понравился. Я сначала сомневалась – дело-то непонятное, что да как. Полезла в интернет – а там оказалось, что щенки сэтой породы так дорого стоят, я и не знала! Может, и вправду заработаем?

Согласились, короче, на вязку. Собачья свадьба прошла сумбурно: молодые вытоптали мне весь двор (я в интернете прочла, что у собак принято жениться на территории мужчины), доломали и без того немногочисленные кусты и, наконец, слились в экстазе. Через положенное время молодая супруга родила. А дальше началось непредвиденное. Щенков оказалось аж 11, на что владельцы Лолиты, Беськиной жены, не рассчитывали. Ирина, хозяйка Лолиты, позвонила и сказала, что собирается утопить 5 щенков – шести им вполне хватит, итак возни по горло. Мы с Лёнькой испугались и заволновались: как это – утопить? Они же родились, уже живые! После долгих уговоров и переговоров было решено, что до 3х недель Лолита кормит свой детский сад сама, а потом 5 лишних живых душ передают нам. Непонятно было, что с ними делать, но жалко же!

Те два месяца я не забуду, наверное, никогда. Бессонные ночи, бесконечное количество луж и куч, кругом баночки с запаренным кормом (жевать они начали сильно позже), напрочь сбитые мои биологические часы – кормить собачьих младенцев надо было каждые два часа, попробуй пропусти, такой голодный ор поднимался. Потом к этому добавились еще и бесконечные звонки пкупателей, их визиты к нам в дом. Мы с Лёнькой так привязались к детворе, что тряслись над каждым щенком и каждого покупателя рассматривали под лупой: достоин ли, справится ли, не обидит ли нашу собачью деточку? Робу это было не интересно и он особенно не вмешивался в собачий детский сад у нас дома. Ну, слава богу, хоть не мешал.

В общем, не то что заработать не получилось на щенках – мы изрядно потратились в ходе этой эпопеи. Корм, прививки, таблетки от глистов, пеленки и тому подобное основательно потрепали наш семейный бюджет. Стало совершенно очевидно, что это, мягко говоря, не наш путь разбогатеть.

Помню, была еще похожая эпопея с попыткой заработать моим любимым шитьем. Не менее эпичная, и такая же недоходная, как и со щенками. Видно, деньги и я не монтируемся вместе никак. Эх, хорошо быть буддистом: не получается в этой жизни заработать? Ничего страшного, заработаем в следующей. Неудивительно, что буддисты в основном живут в теплых странах. Легко быть таким непротивленцем злу насилием в теплом мягком климате. А нас тут сама природа ожесточает!

Может, не лезть в бутылку? Вернуться домой? Помириться с Робом, убрать на кухне, поторчать у телика?

Звонок. Блин, пост ГАИ, как не вовремя!

– Мааам! Эт я. Мам, ты мне можешь денег на телефон кинуть?

Блин, опять деньги! Да что ж такое! Да я хоть на минуту могу о них забыть, а?!

– Лёнь, скажи мне, почему я прихожу домой, а там полна кухня грязной посуды? Мы сколько раз договаривались, что когда ты дома – посуда на тебе?

– Ма, ну не суши мозг, я еще в обед из дома ушел. Это, наверное, отец ел и не помыл.

– 6 тарелок, Лёнь. Папа у нас что, дракон трехглавый?

– А, это ко мне ребята приходили. Женёк, Слава и Никитос. Мы как раз поели и ушли.

– Лёнь, начинаем сначала, да? А посуду за собой помыть?

– Ну, не мой. Я вечером приду и помою. И вообще, у нормальных людей уже давно посудомойки стоят.

– Твой «вечер», как показывает практика, это глубокая ночь. Иногда даже скорее утро. Ты мне предлагаешь весь вечер с полной раковиной грязной посуды жить? Люди мы тебе не такие, не нормальные? Поди и заработай на посудомойку, кто б спорил!

Пора, пожалуй, опять на пустырнике посидеть. Последнее время прям с ходу завожусь. Вот и сейчас: руки трясутся, пот льется под очки, сердце колотится о рёбра.

– Ма, ну что ты опять начинаешь?! Ну, я не за этим звонил.

– Что с поисками работы?

– Ну, начинается…. Всё, я понял, ничего не надо.

И трубка брошена. И так хочется реветь! Что же непруха такая везде. И нигде нет покоя и утешения. И дом вовсе не home, sweet home,  а место, где меня постоянно подзаряжают негативом. Задрали два нахлебника, сил нет!!!

Нет, домой я возвращаться не буду. Лучше все-таки попробую, поезжу, позарабатываю. Во-первых, может, и правда срублю несколько сотен – лишними не будут. Во-вторых, развеюсь и успокоюсь.

О, мужик рукою машет. Вот и первый клиент!

* * *

В районе полуночи я решила остановиться. Во-первых, я очень устала. Сказывался ранний подъем, полный рабочий день в офисе и потом напряженный вечер за рулем. Во-вторых, как обычно весной, во многих местах асфальт сошел вместе со снегом, и езда по году напоминала квест «доберись до места и не угробь машину». Особенно страшно было в тех районах, где обычно бываешь не чаще пары раз в год. У себя то, в привычных, ежедневно посещаемых местах, каждая ямка знакома, лужи форсировать не страшно. А в новых, незнакомых местах… Ну, и в-третьих, я, конечно, очень волновалась, чего ут скрывать. Какой, к черту, из меня таксист, так, нужда заставила.

Перед тем как возвращаться домой, я решила перекусить у киоска с быстрым питанием. В подвздошье аж посасывало: я ж убежала таксовать даже не поужинав. Последний раз я ела-пила еще в офисе, в обед. Потом адреналин и нервы отвлекли меня, заглушив чувство голода. Так что как только я себе сказала «стоп, на сегодня хватит» – в желудке противно засосало, на языке появилась характерная горечь.

У витрины киоска я долго колебалась. Надо как-то соблюсти паритет между желанием утолить голод и предстоящим пляжным сезоном, что в переводе означает «Ася, помни! Целлюлит не дремлет!». Последнее дело покупать еду голодной: всегда есть риск набрать лишнего. В итоге я остановилась на салате, пирожном безе и стакане ванильного капуччино. Обычно я кофе на ночь не пью – плохо засыпаю от него. Но сегодня я была уверена, что плохой сон мне не грозит: так я была замучана и вымотана. Неплохой, кстати, получился эксперимент – больше тысячи рублей за вечер!

Наконец, я устроилась с едой за кособоким столиком. Их у киоска было всего два, один под козырьком, на свету, и один сбоку от киоска. Тот, что стоял на освещенном месте, был уже занят: там курили и допивали кофе два каких-то не слишком трезвых местных жителя. Второй стоял на грани света и темноты, на углу, вот к нему-то я и направилась.

С голодухи я накинулась на салат, и сначала не разбирала его вкуса. Понимание, что с ним что-то не так пришло тогда, когда я уже съела примерно половину порции. Блин, как минимум расстройство желудка мне гарантировано! Явно что-то, какой-то ингредиент в нем пропал, такой тухлятиной отдает! Я выплюнула то, что еще не успела прожевать, посмотрела на крышку – да нет, срок годности соблюден. Видать, просто хранили неправильно. Я с сожалением посмотрела  на остатки этой несвежей дряни и огляделась по сторонам в поисках урны. О, вон она, кажется, чуть поодаль от киоска. Я сгребла одноразовый контейнер с остатками салата, пластиковую вилку и остатки хлеба, и отправилась к мусорке. Придется обойтись пирожным и кофе, слава богу, там портиться нечему.

За углом я обнаружила приоткрытую дверь киоска и задумчиво курящую там продавщицу. На меня накатило раздражение:

– Девушка, что же вы людей травите, дрянью несвежей всякой торгуете!

Продавщица в сдвинутой на затылок фирменной бейсболке лениво повернулась ко мне:

– Женщина, вы о чем вообще?

– О салате вашем несъедобном! Он же пропал, аж воняет!

– Я его что, сама готовлю? Мне привозят с кухни – я продаю. Срок годности соблюден? Соблюден. Какие ко мне претензии?

Этот невозможно противный голос с ленцой и вызовом одновременно, насмешливое лицо, отсутствие даже минимального сожаления о происшедшем легли на «старые дрожжи» – на мое сегодня и без того не лучезарное настроение. Я вдохнула поглубже и приготовилась идти в атаку. Но тут мое внимание привлекли какие-то выкрики из темноты. Я повернулась, чтобы рассмотреть получше что там происходит.

Совсем рядом с киоском проходила темная аллея, состоящая из каких-то лиственных деревьев. Как только глаза отвыкли от света, происходящее там стало видно довольно неплохо. Тем более,  что листва еще отсутствовала, да и фонарь горел неподалеку. А происходила там банальная драка, несколько человек, трое или четверо, били одного. Он уже не кричал – валялся на земле и его добивали ногами. Нападавшие воинственно вскрикивали, хэкали, поочередно пиная лежащую мешком на земле фигуру – тупые удары по безвольно вздрагивавшему телу были отлично слышны нам с продавщицей.

Я, не рассуждая, кинулась к дерущимся. Куда более рассудительная девушка-продавец вернулась в киоск, и отбегая, я услышала звук закрытой щеколды. На подлете к месу происшествия, я интуитивно, «включила сирену» – стала орать, звать на помощь и ругаться на хулиганов. Признаюсь, расчет был на тех двоих мужиков, что пили кофе рядом со мной у ларька. Больше на аллее вокруг никого не было видно по причине позднего времени.

Темнота, моя решительность и шумовые эффекты дали мне определенные преимущества. Драка и без меня уже, кажется, выдыхалась, а благодаря моему напору нападавшие дрогнули и с криком, видимо, главаря «валим, пацаны!», хулиганы кинулись в рассыпную.

Я наклонилась посмотреть на жертву. Парень. Лежит ничком. Тяжелый. Весь в чем то липком, не пойму, что это. Черт, темно, не видно ничего.

– Погоди, у меня мобильный с фонариком. Сейчас посвечу!

О, продавщица осмелела! Видимо, увидела через окошко, что хулиганы ушли и любопытство взяло верх над страхом. Да не такой уж у нее и противный голос, в общем-то.

Мы присели над жертвой. В свете фонарика я увидела, что  это довольно, кажется, молодой парень, неожиданно чернокожий. Видимо, без сознания. Глаза закрыты, я попыталась оттянуть веки – яблоки глаз подкачены под лоб. Блин, видать всё совсем плохо.

– В больницу ему бы, срочно, – констатировала очевидное продавщица.

– Скорую долго ждать, – с сожалением заметила я. – Сюда можно машину подогнать? Я за рулем, могла бы докинуть его до больницы.

– Можно, конечно. Давай его пока тут оставим, ты иди за машиной, а я тебе посвечу, чтоб ты поняла как подъехать поближе, – предложила она.

Через 10 минут мы взгромоздили парня на заднее сиденье моего автомобиля. Моя «везучесть» в области заработков была верна мне и сейчас, не хотела меня покидать: парень был весь в крови и, кажется, моче. Чехлы минимум в стирку, если не на выброс. Эх, ну почему опять я?

В приемном отделении больницы, к моему счастью, было не слишком много посетителей. Продавщица со мной не поехала – не могла оставить киоск. Помогла погрузить избитого парня и вернулась на рабочее место. Слава богу, в больнице нас санитары встретили, помогли мне перегрузить избитого на каталку.

Когда бедняга уже скрылся за дверями кабинета дежурного врача, первым моим желанием было, наконец, выдохнуть и отправиться домой. Адреналин резко спал, глаза у меня закрывались, ноги держали тело уже совсем не уверенно. Но я решила оставаться пока на месте: по всему видать, парень не местный. Кому он тут нужен? Завтра еще можно будет поискать вуз, в котором он учится, каких-нибудь его друзей-товарищей, преподавателей. А сейчас кроме меня у него нет никого. Придется потерпеть с возвращением домой. Я оглянулась по сторонам, нашла в полутемном коридоре банкетку и присела на нее, откинувшись на стену – хоть немного дать отдыха спине и ногам.

Врач вышел ко мне минут через 15.

– Вы кто будете пострадавшему?

– Да никто. Я просто прохожий. Случайный свидетель. Увидела драку, кинулась, отбила парня. Ну, и вот. Мы у вас.

Врач, молодой мужчина, с усталым любопытством взглянул на меня:

– Вы отбили? Вы спортсменка? Каратистка?

– Да нет. Я просто, ну, бомбила там неподалеку, остановилась кофе попить. А тут – вот… Там еще продавщица была, из киоска. Мы вместе…

Доктор улыбнулся:

– Жизнь снова опережает искусство. Покажи такое в кино – решат, что неправдоподобная выдумка. Бомбила она, ишь ты, самолет В-12 какой. Не страшно в драку то было лезть? Хотя русская баба в гневе страшна, понимаю. Короче. Много крови ваш спасенный потерял. Если есть возможность кого-то найти и попросить сдать кровь – было бы уместно. Мы его госпитализируем. Состояние тяжелое, но определенный оптимизм есть. Думаю, оклемается ваш африканский принц. Найдете родственников или его друзей – могут с завтрашнего дня его искать в интенсивной терапии. Регистратура у нас с обратной стороны здания, первый этаж. Вот там сведения и получат.

Я встрепенулась:

– А кровь прямо сейчас надо?

– Да нет, до завтра вполне терпит. Там же, в регистратуре спросите, вам скажут куда с этим вопросом обратиться. В милицию я уже сообщил, мы обязаны – тут криминал явный. Давайте с вами вот сюда пройдем, я ваши данные запишу, кто доставил то парня. Мало ли. Да и для полиции эта информация нужна.

В общем, дома я оказалась почти в три часа ночи. Лёньки дома так и не было – и то верно, рано еще, обычно под утро приходит только. Ему некуда спешить, можно спать до упора, никаких обязательств. Из комнаты доносился двойной тихий сап: Роб и Беська. Никто даже не поднялся на мои шаги. В общем, да. Чего я хотела то…

Спать неожиданно расхотелось. Да и сна мне осталось часа 4,5, ну – пять, от силы, потом вставать и на работу собираться. Я решила выпить чаю, успокоиться. Для такого случая у меня мята в фильтр-пакетиках припасена, отличное успокоительное.

В общем, таксовать, видимо, тоже не мое. А что моё-то? Если простым перебором искать – сколько дров я еще наваляю. Ладно, ночное происшествие еще мирно для меня лично закончилось, пострадала только обшивка автомобиля. А ведь всё могло быть куда хуже и опаснее… Хотя я совершенно не жалею о своем вмешательстве: не спаси мы с девчонкой-продавщицей парня, бог знает чем могло дело закончиться. И выжил бы он в результате или нет – большой вопрос. Так что будем утешаться выполненной гуманитарной миссией. Завтра пятница, короткий день. Так что домой вернусь еще засветло. Почищу чехлы, посмотрю при дневном свете насколько сильно пострадала машина. Ася, ты герой, выше нос!

Надо будет еще завтра парня навестить. Мало ли. Хорошо если придет в себя, расскажет кто он и где его близких искать. А если нет?

* * *

Рабочий день пролетел довольно быстро. Поздравили Людмилу Александровну с днем рождения (Ирочкиной фантазии, как обычно, больше, чем на подарочную карту в сетевой магазин косметики и букет цветв,  не хватило), съели принесенный ею из соседнего магазина тортик, судя по вкусу – изготовленный целиком и полностью из отходов химической промышленности, и разошлись по домам: ради такого дела начальница нас распустила уже после обеда, да и сама домой убежала – готовиться к приему гостей. Нечаянная радость, короче, одна за другой.

Я решила сразу после работы поехать проведать моего спасенного, раз уж освободилась пораньше. Внутренности моего автомобиля при дневном свете меня ужаснули: ощущение было такое, что тут недавно кого-то терзали, потом убили, а потом, видимо, съели. Вряд ли всё это удастся привести в порядок своими силами. А это что значит? Это значит дополнительные траты, необходимо гнать  машину на профессиональную химчистку. Эх, как говорится, ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным…

В больничной регистратуре, после некоторой паузы с наведением справок, мне сказали, что парень по-прежнему в себя не приходил, так что так числится «неизвестным». Но состояние стабильное, без ухудшений. Ничего ему сейчас не нужно, сказали, ждите, пока придет в себя. Только напомнили о необходимость сдать кровь, дескать, так у них положено. Станция переливания крови была неподалеку, я решила оставить машину на больничной парковке и отправиться туда пешком.

Пока я огибала весенние лужи и искала возможность как-то обойти  особо грязные участки на дорожке, мне позвонила Ритка.

– Привет. Что делаешь?

– По лужам прыгаю. Сейчас буду кровь сдавать.

– Чего это ты? Что за неожиданные благие порывы?

– Да вот. Спасла африканского принца. А он в больнице, ему нужна моя кровь.

– Фигасе у тебя истории. Это ты где территориально сейчас?

– Да в 16й больнице, иду вот на станцию переливания крови по соседству, вернее, прыгаю – тут лужи и грязь кругом, а я ж после офиса – на каблуках.

– Ну, ты даешь! Жди, я сейчас приеду. Тебе после сдачи крови глюкоза будет нужна, да и чувствовать ты себя, скорее всего, будешь так себе. Сходим, по кофе вдарим и по пироженкам. Заодно расскажешь мне сказку про принца. Я уже предвкушаю это пир фантазии. У тебя ничего в простоте не бывает, только приключения, только хардкор! Хоть билеты продавай!

И отключилась.

Я, честно говоря, обрадовалась. И предстоящей глюкозе, и встрече с подругой. Как-то настроение было не очень после сегодняшнего дня в офисе. А наши с ней посиделки обычно его сильно поправляли.

Я позвонила Лёньке, который только что проснулся, предупредила, что буду попозже вечером, чем, по-моему, его сильно обрадовала. Попросила заглянуть в холодильник и хлебницу и прислать список того, чего не хватает из продуктов: впереди были выходные, в нашем местном сельпо с выбором не разбежишься, а в город мотаться будет неохота. Я обычно стараюсь за выходные отлежаться и отсидеться в домашней тишине, устаю от людей и езды ежедневной.

Не успела я повесить трубку, как позвонил Иван. Ему, как и Ритке, я тоже рассказала, где я и почему. Даже через телефонную трубку было слышно, как неприятно он изумился:

– Слушай, ну я думал, ты умнее. Было бы тебе 17-18, эти поиски приключений можно было бы списать на проявления позднего пубертата. А так, в твоем возрасте, уже даже и на это не спишешь.

Я решила пококетничать:

– Ну, по паспорту, может, и не спишешь. А в душе я очень молода, тебе ли не знать.

Иван шутки не подхватил, значит, и вправду злится.

– Ась, я не шучу. Это и вправду какая-о безрассудная активность. Зачем тебе всё это? Ну ладно, совершила глупость, полезла в ночную драку. Но вот это вот всё сейчас зачем? Кровь сдавать и всё остальное? Что за киношная героика будней? Молодец, спасла парня.Возьми с полки пирожок, езжай домой и забудь всю эту историю как страшный сон.

– Вань, пойми, у парня пока кроме меня нет никого.

– Ну, ты ещё усынови его давай, ага!

Надо было как-то выруливать разговор в мирное русло. Сейчас ведь точно поругаемся!

– Ты бы мне лучше помощь предложил, чем ругаться.

– Какую помощь? Шоколадку тебе купить после сдачи крови?

– Да нет, мне машину отогнать надо на мойку, салон почистить. Я себя как-то чувствую не особенно, а после перевозки раненого моя автолялька немного пострадала.

– О, господи. Ладно, жди, сейчас приеду.

Отлично выкрутилась! Ася молодец, умная девочка. Экономия средств и усилий. Денег он у меня за это не возьмет, время мне сэкономит. От любовников вообще масса пользы! Раньше надо было это понять и подсуетиться, сколько лет прошло впустую. Ха-ха.

Наконец, все дела были сделаны: кровь сдана, Иван ключи от авто забрал и машину на мойку неподалеку поставил, с Риткой встретились.  С ней мы решили продолжить беседу в «Амели» – любимой кофейне-кондитерской неподалеку. Ежевичный раф с маршмеллоу, берлинское печенье с корицей и кусочками шоколада и подружка рядом – что еще нужно девочкам для счастья?

У меня много накопилось на душе, так что первую половину встречи меня несло  почти монологической речью, сумбурно и немножечко взахлеб – так хотелось выговориться. За что люблю Ритку – она всегда мне это дозволяет. Умеет слушать, не перебивать, сочувствовать, давать отличные советы, поддерживать, если это нужно. И абсолютно точно знает, когда лучше помолчать. В общем, отличный собеседник. И настоящий друг.

Ритка дослушала, помолчала, не поднимая на меня глаз, и задумчиво крутя чашку кофе по гладкой столешнице, – верный признак, что недовольна и сейчас мне будет разгром и нагоняй.

– Ась, ну прям я даже не знаю как помягче всё это прокомментировать…

Ну вот, я не ошиблась. Сейчас мне прилетит.Уже вылетело. Из пункта А в пункт В.

– Ты взрослая тётя, какое таксование по ночам? У тебя муж, взрослый сын – может, твою бешенную энергию, да в мирное русло? В смысле, заставить их идти зарабатывать вам всем на жизнь. Сколько ты из себя лошадь будешь ломовую изображать?

– Ритууусь, – заскулила я в свое оправдание. – Ну, под лежачий камень вода не течет. Я подумала – пусть им будет стыдно. Что они меня довели вот до такого.

– Это, Ася, называется «назло бабушке уши отморожу», – назидательно продолжила Рита. – Фигасе проучила, рискуя собой. Да еще и в историю с этим парнем влезла.

– Ну, Рит, – начала возмущаться я.–  Ты же добрая, я знаю! Ты бы его тоже в беде не бросила!

– Ась, ну ты того, совсем ополоумела со своими проблемами! – завелась Ритка. – Ты понимаешь, что ты всего-навсего слабая женщина, а не Брюс Ли в женском обличии? Ты когда в гущу драки кидалась – ты вообще думала или нет о чем-нибудь? О том, например, что тебе голову пробить могут или ножом пырнуть?

Меня вдруг окатила горячая волна испуга: блин, а ведь и правда! Как-то я совершенно про такой расклад не думала. А если бы и правда, того… Пырнули? Вот ведь всегда я задним умом сильна.

– Ладно, Рит, что уж теперь, – примирительно сказала я. – Давай лучше подумаем как родню парня найти или друзей. Я к набору своих проблем еще раненого африканца точно не потяну.

– Я думаю, что шансы найти кого-нибудь из его близких у нас есть, – не стала настаивать на подолжении своих нотаций Рита. Она достала смартфон и нашла на карте место происшествия: – Вот, смотри. Там рядом Институт менеджмента и финансов, чуть левее этого сквера. И рядом – студгородок, там их общаги. Я думаю, там и надо искать следы этого парня.

– А как искать то? – озадаченно спросила я. – Прямо вот так идти в общагу или в институт и ко всем с вопросом подходить «у вас негр не пропадал?», что ли?

–Ась, тебя в драке по голове не били? Точно помнишь? – состроила ироническое лицо Рита. – Всё куда проще. Идешь в ректорат, рассказываешь эту историю, я думаю, они еще и благодарны тебе будут, это ж потенциальный международный скандал. А так они хотя бы успеют меры принять. И не негр он.

– Как это не негр, когда он черный? – изумилась я.

– Негр – это не политкорректно. Надо говорить: афророссиянин. Или африканец.

– Еще я по поликорректность сейчас не думала! А ты со мной сходишь в понедельник? Я отпрошусь на первую половину дня, думаю, начальница разрешит, не будет возражать.  Ритусь, пожалуйста, а? – заканючила я. – Мне одной как-то стрёмно.  С тобой-то я ничего не боюсь.

– Ох, и вруха, – заулыбалась Ритка. – Ладно, сходим. Прикинь, мне сегодня Кира звонила, у матери ее рак нашли. Так жаль. Там же денег нет совсем, а такие болячки – дело разорительное. И как они будут теперь…

– Что, совсем прямо никакой надежды? – встрепенулась я. – Кирку жалко. И мать у нее такая классная!

– Да нет, шансы вроде есть. Говорит, надо в Израиль везти, там одна из клиник на экспериментальных методах лечения как раз такого заболевания специализируется.

– Дорого, поди?

Мне всегда ужасно страшно от разговоры на тему рака. Кошмарная болячка, и так часто стала встречаться! Прямо будто лежишь на поле боя, а вокруг тебя снаряды рвутся. Пока залетает в соседние окопы, а ну как и в твой попадет?

– Да уж не дешево, – подтвердила Рита. – Тыщ десять долларов, по первым прикидкам. А у нее таких денег и в помине нет, ты же знаешь. Только если она почку продаст. Даже квартира их убитая столько не стоит, двушка с кладовкой в бывшем бараке на окраине.

– Ох, Киру жаль. Надо будет с ней созвониться, вытащить ее куда-нибудь посидеть, помочь развеяться.

Вот были бы у меня те два миллиона долларов – я бы Кире обязательно помогла! Странно, что люди, у которых много денег, тратят их на всякую фигню типа золотых унитазов. Можно подумать, туда гадится как-то иначе, по сравнению с обычным, фаянсовым. Я бы так ни за что поступать не стала! Столько насущных проблем вокруг – и у меня, и у близких. Столько людей нуждаются в помощи. Детей маленьких особенно жалко, я всегда чувствительной была, не могу спокойно смотреть как дети страдают.

Дальше вечер складывался вроде и ничего себе так. Мы еще немного поболтали сначала с Риткой, потом с присоединившимся к нам Иваном, который свозил на мойку мою машину и денег с меня за это, естественно, не взял. Отмылся салон отлично, будто и не было ничего. И пахло теперь внутри машины не старой пыточной камерой, а вовсе даже какими-то невнятными цветами. Каковые, кстати, (тюльпаны) мне Иван привез в придачу к помытому авто. Приятно было – ужасть как, особенно тот факт, что букет он мне прямо при Ритке подарил. Пусть видит, а то она вечно наш роман критикует, все время мне повторяет, что я «меняю шило на мыло».

И дома, когда я, наконец вернулась, всё тоже обсояло очень даже ничего. Лёнька наконец-то убрал свою комнату, пыль вытер и пропылесосил – я была очень удивлена, обычно его надо просить о таком пару недель, а тут всего-то и сказала раза три, не больше. И мало того, что убрал, еще и по паре объявлений по работе позвонил и в одном месте ему даже на понедельник собеседование назначили. Глядишь, и тут все устроится.

Роба дома не было, он был на сутках. Лёнька ушел с ребятами гулять. Я взяла лазерную указку, поиграла немного с Беськой во дворе. Потом помыла его – в мартовской грязи пёс изгваздался просто по уши, в буквальном смысле этого слова. После чего с чистой совестью улеглась с вязанием перед телевизором. Вся неделя была кувырком, и теперь я наслаждалась тихим вечером. Всё-таки видимо немного я ослабела после сдачи крови, несмотря на Риткино угощение. Голова чуть кружилась, клонило в сон. Я щелкнула пультом, в ногах уютно свернулся накупанный после игр Беська. Я решила, что и без постельного белья неплохо посплю, просто под пледом. Это была последняя мысль, дальше я просто провалилась в небытие.

В понедельник в институте вместе с Риткой вопрос мы решили довольно быстро. Это действительно оказался их студент, Жозе Душсантуш, из какой-то неведомой мне доселе Сароссы. Я решила про себя, что доеду до дома и обязательно посмотрю, что это за страна такая и где именно находится. Институтские власти после нашего сообщения заволновались, стали звонить в больницу, в полицию. Стало понятно, что дело, ради которого мы приходили сюда, сделано, парень теперь уже не потеряется, общественность нами качественно всполошена. Я оставила свои координаты на всякий случай проректору по международным делам и мы ушли.

В течение следующей недели меня несколько раз дергали в полицию, на допросы: по факту избиения парня было заведено уголовное дело, хулиганов начали искать. От следователя я узнала, что Жозе пошел на поправку, рассказывает всем, что его спасла отважная русская леди, его русский ангел-хранитель. Не скрою, мне было очень приятно.

Но, честно говоря, вся эта история отошла у меня постепенно на задний план. Помощь моя парню была уже не нужна, а у меня и своих проблем в жизни хватало, чтобы слишком задумываться на эту тему и часто про нее вспоминать.

Так совпало, что именно в это же время Иван начал терять терпение и стал всячески подталкивать меня к тому, чтобы я уже наконец ушла от мужа. Я шутила, переводила разговор на другое, делала вид, что мне внезапно позвонили и «ой, кажется, у меня молоко убежало!» – в общем, мелкие женские хитрости. Короче, увиливала как могла. Но, в конце концов довольно серьезное выяснение отношений у нас состоялось.

Иван явно готовился к предстоящему разговору. Взял билеты для нас на Земфиру, она как разм приехала с гастролями к нам в город, – мы оба любили ее песни, – затем мы решили продолжить вечер в кафе. За рулем был Иван, так что я позволила себе не только наесться всякой дорогой вкуснятиной, но и изрядно нагрузиться любимым мартини Extra Dry. Так что прохлопала начало разговора и его поворот на скользкую тему:

– Ну, что, поехали сейчас ко мне? – по напряженной позе Ивана, его мимике было как-то очень понятно, что отрицательный ответ он предполагал еще до вопроса, но все-таки тему открыл.

– Вааань, ну ты что, – я была очень расслаблена: отличным вечером, вкусной едой, любимым мартини. – Ну, ты ж знаешь мои обстоятельства. Я свои долгие визиты к тебе должна заранее обустраивать. Через 2 дня Роб на дежурстве будет, вот тогда могу к тебе приехать, сразу после работы.

В воздухе отчетливо запахло электричеством.

– Ну, во-первых, расписания у нас с твоим мужем совпадают: я тоже через два дня на сутки заступаю. Не сторожем, конечно, но тоже поработать слегка, – в голосе моего любовника отчетливо зазвучали стальные нотки. – Во-вторых, поясни мне, пожалуйста, как долго моя личная жизнь будет находиться в тесной зависимости от рабочего расписанием твоего мужа? Ты можешь хотя бы предположить, что мне это може быть неприятно? Первое время я терпел: начиная роман с тобой, я понимал, что ты – замужняя женщина. Потом уговаривал себя еще потерпеть: мы ведь еще мало знакомы, говорил себе я, моя любимая женщина должна все взвесить, понять и определиться со своим выбором. А я должен предоставить ей такую возможность. Но тебе не кажется, что эта вторая стадия нашего романа несколько затянулась?

Ох, блин, как же я так зевнула! Я совершенно не расположена, не настроена сегодня на выяснение отношений. Но теперь, похоже, я  с этой темы уже не соскочу. Ну, Ася, и вправду – чего ты хочешь? Бесконечно тянуть невозможно. Одинокий видный мужик, вечно он за мной как коза на веревочке ходить не будет. Мужиков моих очень жалко и страшно за них, сына и мужа, пронеслось где-то на заднем плане. И тут же я разозлилась: да не пошли бы они уже в жопу, а?! Я им жизнь под ноги складывать не обязана. Хватит, достаточно. Пора бы и о  себе подумать!

– Иван, ты прав, наверное. Пора решать. Я очень тебя прошу, дай мне еще месяц. Я выберу время и момент и поговорю с мужем. И вправду, всё слишком затянулось. Не сердись только.

Иван помолчал, пристально посмотрел мне в глаза:

– Ася, скажи мне, только, пожалуйста, честно. Для меня это очень важно. Ты меня любишь?

Я ужасно растерялась. Мне очень нравился Иван, мне льстило его внимание, да и весь наш роман в целом. Все это поднимало мою самооценку, я вдруг как-то четче и острее почувствовала себя молодой, привлекательной женщиной, благодаря его ухаживаниям. На фоне унылых и непростых семейных будней это так грело – снова почувствовать себя кокетливой, желанной, интересной. Но вот люблю ли я его?

– Мне кажется, да, – выдавила я из себя ответ.

Я была уверена, что сейчас что-то случится, что-то нехорошее. Иван – достаточно умный и чуткий мужчина. Не почувствовать фальши в моих словах он не мог. Однако я, видимо, ошибалась.

Он шумно выдохнул, улыбнулся мне, как-то немного болезненно, и взял мою руку в свои:

– Малыш, я так боялся другого ответа!

– Почему боялся?

– После смерти мамы я был так одинок. Когда она была жива, я чувствовал себя как бы под присмотром. И совершенно меня как-то не тянуло семью создавать. Мне и так было неплохо. Вполне хватало необременительных романов на стороне. Для всего остального мне было достаточно мамы. А когда ее не стало…. У меня ощущение теперь, будто меня переселили жить на лестничную клетку: абсолютная бесприютность какая-то, отовсюду дует и все об меня спотыкаются. Я только вс реив тебя ожил.

– Вань, а ты уверен, что ты меня любишь? Что это не твоя попытка избавиться от внезапного и неуютного одиночества? – эта мысль поразила меня как молния. Один мамин сын у меня уже есть. Неужели дубль-два?

Если бы не внезапно подошедшая к нашему столику официантка, мне кажется, он заорал бы на меня от возмущения – так полыхал гневом его взгляд. Девушка уточнила не хотим ли мы еще чего-нибудь, забрала пустую посуду и ушла, оставив нас одних. Эта пауза была кстати: мне кажется, за прошедшие пару минут Иван немного успокоился. Краснота спала с его лица, кулаки разжались, глаза перестали метать молнии.

– Глупое предположение, – буркнул он, не глядя на меня. – Я уже взрослый мальчик и способен разобраться в своих чувствах. Давай обойдемся без кухонной психоаналитики.

Я смутилась. Кажется, я обидела мужика ни за что. Чего это вдруг на меня нашло.

– Ась, давай так. Наверное, ты права, прося у меня месяц на раздумье и решение своих домашних проблем. Я подожду. Месяц – это совсем немного. Я понимаю, ты – женщина и тебе трудно так сразу решиться на резкие телодвижения. Я прошу только, давай уважать друг друга, пусть этот месяц не превратится в три, в год, и так далее. И по его истечению, ровно через месяц, мы встретимся вот так же, по дружески, в кафе. И так же спокойно и откровенно поговорим обо всем. Вне зависимости от того, к какому решению ты придешь. Договорились?

Это я спокойно могла ему обещать. Целый месяц впереди, 30 дней. Я сто раз успею со всеми своими вопросами разобраться. Хороший он все-таки мужик. Любит меня, воспитанный, образованный, зарабатывает неплохо. Отношусь я к нему достаточно хорошо. Даже если и не люблю – и что такого? Мне не 18, бегать любовь искать. Судя по моим годам и возможностям ухода за собой – это последний шанс избавиться от мужа, как-то прекратить уже тушить избы и останавливать скачущих коней. Ну, или уж смириться с этим окончательно и прекратить дергаться по этому поводу. Пора к какому-то определенному берегу прибиваться.

С Риткой, может, поговорить, посоветоваться? Ох, не знаю даже, стоит ли… Она, как только тема про Ивана заходит,  сразу прямо психовать начинает. Говорит, что он мне «на черта не сдался» и что  «это те же яйца, вид сбоку». Типа, такой же маменькин сынок, который норовит с моей помощью решить своими эмоциональные проблемы. Завидует она мне, что ли. Сама давно одинока. Из-за ее резкого, почти мужского характера ни один мужик около нее удержаться не может. Какие же они, Иван и Роб, одинаковые, когда вовсе разные, как ни посмотри. Так что объективного совета оттуда ждать не приходится.

Ужас как хочется с кем-то эту тему обсудить. Может, с мамой? Нет, тоже не вариант. Во-первых, с ее давлением она занервничает, а толку все равно не будет. Во-вторых, у нее вообще позиция одна: разводиться «от людей стыдно», муж – предмет богом данный, «у тебя семья, ребенок, терпи». Хватит, потерпела уже. Терпелка уже отваливается столько терпеть. Я хочу пожить нормальной, спокойной жизнью. Без бесконечных решений краеугольных вопросов мироздания типа как жить и на что жить, без всяких экзистенциальных завихрений, жить простой человеческой жизнью: работа – дом – борщ – баиньки, всё.

Мы расстались с Иваном, он посадил меня на такси и отправил домой. Целовались мы рядом с машиной так долго, что водитель закашлял смущенно, а я начала сожалеть, что не могу на все плюнуть и поехать прямо сейчас к нему. Вот, кстати, еще один довод в его пользу – с Иваном я чувствую себя женщиной, возбуждаюсь, чего-то хочу. С мужем я давно ничего подобного не испытываю. Полежала, потерпела нечастое исполнение им супружеского долга и спать.

Я объяснила водителю куда мы едем, мы накоротке обсудили маршрут и я снова погрузилась в свои мысли. Водитель мне попался не говорун, и я могла продолжать свой внутренний диалог без помех.

Помню наш разговор с Риткой про Роберта, один из многих. Я очередной раз устала решать финансовые проблемы за двоих, то ли банк на меня насел в тот момент за задолженность по выплатам кредита, то ли у Лёньки последние (они же единственные) кроссовки опять развалились. Сунулась к Робу – была послана с текстом «а я чем могу помочь?», который неизменно и очень быстро доводил меня до состояния бешенства. Проблему то я конечно решила, не впервой, но выговориться надо было.

– Ась, давно тебя хочу спросить: а как тебя угораздило вообще за него замуж выйти?

Вот любит Ритка иногда вопросы задать. На которые отвечать непонятно как, с какого боку ни глянь.

– Чего это ты вдруг решила поинтересоваться? – решила потянуть время я.

Как же так получилось, что я вышла замуж именно за такого мужчину, за «маменькиного сынка» – типаж мужиков, который я терпеть не могу? Мы учились с Робом вместе на филфаке нашего университета. Сплошные девчонки, парней всего трое было. Двое совсем убогих: один инвалид, второй – не от мира сего. Один Роб был более или менее нормальным. Он пользовался спросом у наших девчонок, ему массово строились глазки, на нем проверялись юные женские чары. Интеллигентный, начитанный, утонченный, предмет массовой конкуренции сокурсниц – и я не устояла, когда он выбрал меня и стал за мной ухаживать.

Его зависимость от мамы, ее мнения и оценок, я списывала на тесные семейные узы. Его слабохарактерность – на понятную для гуманитария утонченность,  тонкую душевную организацию. Его совершеннейшая непрактичность, «оранжерейность» прекрасно сочетались с образом поэта (это я уже потом поняла, что стихи у него слабые, из разряда «любовь волнует кровь», «рассветы-закаты-ушла ты куда-то»). Зато – любил, цветы дарил, всё у нас было, как положено. Я была неизбалована мужским вниманием, да и мама еще всю жизнь твердила, что женщину красит не внешность, а душевные качества – Роб мне казался тем самым принцем на белом коне, из женских завеных мечтаний.

А если добавить к этому набору острую жалость к нему, когда я познакомилась с будущей свекровью, Изольдой Марковной, которая как взяла сына за холку недрогнувшей рукою в детстве, так и держала до юношества, то мое замужество и вовсе вопросов не вызывает, учитывая мою любовь и жалость к малым мира сего.

– Ну, просто я, когда твою свекровь первый раз увидела, я подумала, что одного знакомства с нею мне бы хватило, чтобы крепко засомневаться в необходимости замужества с ее сыном. И это еще без учета его внешности, которая у него, уж прости, совершенно в соответствии с его характером – такая же неопределенная и безвольная, – пояснила свой вопрос Ритка.

– Даа, свекровь у меня прямо владычица морская, как есть, – не стала спорить с подругой я. – С пирогами, киселями и чистыми носовыми платочками для любимого сыночки. Влюблена я, Рит, была, да и жалко как то мужика стало – если бы он не женился на мне и от мамы тогда не ушел, она бы его переработала как удав. Аккурат до этого она закончила переваривать мужа – бедолага Павел Матвеевич сопротивлялся долго, но она его победила. Так что удав был вполне способен к следующему акту трагедии.

– Оо, какое сравнение,  – оживилась Ритка. – Как удав – это как именно?

– Я «В мире животных» смотрела, про змей вообще и удавов в частности. Удав сначала душит свою жертву, а потом заглатывает её целиком, как бы натягивается на нее. И потом долгие месяцы ничего не ест – переваривает проглоченное. Так и Изольда Марковна, уже почти задушила сына в своих объятиях, не спаси я Роба – дальше она бы его заглотила и переварила.

– Ась, ну ты же взрослая девочка, ты же понимаешь – какие из таких сыновей мужья, – продолжила сеанс психоанализа Ритка. – Черт же тебя нёс на эти галеры?

– Любовь и жалость, – пояснила я. – Два самых сильных чувства у женщины. Отключают здравый смысл на «раз-два-три». Да и молодая я тогда была, что я там соображала то.

– Слушай, ну ок, почему ты за него вышла – я примерно поняла. Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним, это нам хорошо из классики известно. Но вы с ним уже сколько, лет 18 живете?

– Не 18, а 20, – уточнила я.

– Ну да, ну да, большая разница, – насмешливо прокомментировала Ритка. – У тебя как у военнослужащего в горячей точке, при такой жизни год за два идти должен. Так что, считай, ты уже ветеран, можешь претендовать на пенсию по выслуге лет.

– Понимаешь, Рит, я думала про всё про это. Да и сейчас иногда думаю, – стала подыскивать слова для объяснения я. – Иногда прям убила бы Роба. Но, чёрт его знает… Привыкла, что ли. Как говорится, хоть плохонький, да мой. И сын, опять же. Так годы летят! Я вот сейчас сказала, что 18 лет уже и аж сама ужаснулась. Как же так, как так получилось, что я их не заметила особо?

Ритка допила свой капучино, аккуратно промокнула салфеткой губы, накрашенные дорогой устойчивой помадой.

– Ох, смотри, подруга. Еще чуть чуть-чуть, и менять тебе мужа будет не на кого. Ну, если только на одиночество. У нас, баб, срок хранения короткий, куда короче, чем у мужиков.

А ведь она права, как ни крути…

Я вошла в по-ночному тихий дом. Роб уснул под уютное бормотание телевизора и лежал поперек дивана, уютно свернувшись калачиком.. Ну и хорошо, не хочется ни с кем общаться. Хочется продолжать думать и рассуждать про себя.

Ан нет, Лёнька на кухне. Пьет чай, целая гора бутербродов перед ним, в планшете что-то смотрит, надев наушники.

– Чего по сухомятке ударяешь-то? – сказала я, щелкая чайником. Выпью немного чая с мятой на сон грядущий, для надёжного убаюкивания.

– А чего, есть чего-то другое? – откликнулся Лёнька, вытащив из уха один наушник. Музыку слушает, поняла я, вон какая-то унца-унца доносится.

– Лёнь, ну ты как маленький, – вяло, по причине усталости и позднего времени, отреагировала я. – Котлеты есть, например. И рожки в красной кастрюле стоят, специально для тебя варила. Ты ж у нас один такой, завзятый макаронник.

– О, котлеты – это хорошо. Завтра поем. Теперь уже бутеров наделал.

– Чего с работой то у тебя? Звонил куда? Расскажи.

Воздух в кухне сразу наэлектризовался и даже, кажется, затрещал слегка. Нелюбимая тема. Вон как сморщился,  глаза отвел. Похоже, продолжает филонить.

– Ну, чего ты молчишь?

– Мам, давай поговорим.

– Ну, давай.

Ага, ночь-заполночь – самое мое любимое время для поговорить за жизнь, отношения повыяснять. Ну, без выбора тут, к сожалению. Завтра с утра встану и уйду, он еще спать будет. Приду – он шляется. Эдак если разговор откладывать – так еще примерно на неделю получится.

– Мам, ты только не ругайся. Я не уверен, что хочу быть автомехаником. Я понимаю, ты сейчас ругаться будешь. Вы на меня деньги тратили, выучили-выкормили, и всё такое. Но что мне делать? Про то, кем я не хочу быть – видишь, я уже понял. А вот кем хочу – пока не знаю.

– И что ты предлагаешь?

Где-то внутри очень хотелось заорать, заистерить, затопать ногами. Боже мой, и этот туда же, за папашей своим! Но на скандал силы нужны и энергетика. А я как сдувшийся резиновый шарик, пустая. Максимум – могу заплакать. Но постараюсь сдержаться, самой же потом плохо будет.

– Я, мам, не знаю чего говорить. И делать что – тоже не знаю. Я не знаю, как мне искать себя. Я вижу, вы с отцом мной недовольны. Но я не знаю как мне быть. И на шее у вас сидеть уже неудобно, и что делать – не знаю. Пока только, видишь, есть определенность с тем, чего не делать.

Вот же чёрт. И жалко мне его, и невозможно, вот, правда, невозможно уже держать здорового парня на шее. Скоро второй год пойдет. Автомехаником он быть не хочет, окей. Да и не настаиваю я на этом. Но хоть что-то, хоть где-то он ведь может зарабатывать?

– Лёнь, послушай, – я присела за стол напротив сына. – Пойми меня правильно. Ты – мой сын, я тебя люблю и мне совсем не хочется, чтобы ты ходил на ненавистную работу. Ходил и проклинал каждый день, проведенный там. Такая работа у меня сейчас. Я ее терпеть не могу и такой жизни врагу не пожелаю, не то, что сыну. Но делать-то что нам, Лёнь? Ты же видишь, мы с трудом выживаем. И я, конечно же, надеялась, что ты закончишь учиться, пойдешь работать, начнешь сам себя хотя бы частично обеспечивать и нам будет полегче. Сын, ведь второй год скоро пойдет, как ты в поисках себя, работы, бог весть чего.

Видно было, что Лёнька нервничает. Он отставил чай, отложил бутерброды, отодвинув тарелку от себя. Видно было, что щеки у него загорелись, глаза подозрительно заблестели.

– Мам, ну что ты давишь? Ну, не знаю я, что делать! Вот не знаю и не знаю! Вот такой даун я у вас уродился!

– Не кричи, отца разбудишь.

– Ничего, днем доспит. Он вон копейки домой приносит и спит между сменами целыми днями, что я, не вижу, что ли. И ты на него не давишь, не едешь, не требуешь ничего! А за меня взялась. Прям прицепилась – не отцепишь. Я с тобой уже встречаться боюсь – разговор про одно и то же, вообще ебя больше ничего не интересует про меня. «Когда работать начнешь» – вот и весь твой ко мне интерес!

Он резко встал, взял в одну руку тарелку, в другую – кружку, и пошел к себе наверх, оставив меня в одиночестве.

Эхх, вот и поговорили….

Мои мысли вернулись к личной жизни. Вот брошу я Роба, а с Лёнькой что делать? Возраст у него такой, что в новую семью я его уже с собой не возьму. На фига Ивану взрослый молодой мужик на своей территории. Да и Лёнька не пойдет со мной никуда, ему и дома неплохо. Справится ли Роб с ним без меня? С другой стороны, может, отсутствие маминой опеки подстегнет сына к активной жизни. А то чувствует за спиной полный холодильник и мамкину сиську, вот и не шевелится особо. И отношения наши последнее время, и вправду, очень одноколейные: я требую – Лёнька отбивается. Вон уже и не скрывает, что старается как можно реже пересекаться со мной. Что, в общем, несложно, меня всё время дома нет. Что же делать? Какой именно выбор в моем случае – правильный?

Чего лукавить. Я, на самом деле, уже решила всё для себя. Сейчас просто время тяну, боюсь и сама себя уговариваю, вот и всё. Страшно начинать новую жизнь. Будто стоишь перед обрывом и в пропасть смотришь. Еще не прыгнула, а дух уже захватывает.

Надо все-таки поговорить с Робом. Объясниться. Сказать, что ухожу. Жить я буду у Ивана, это мы уже обсуждали. Дом пусть остается мужикам пока. Вряд ли они его без меня потянут, даже самое элементарное его содержание. Так что через некоторое время продадим его, наверное. Поселок наш стал со временем весьма дорогим, так что денег им хватит на двушку в городе, остатки поделим потом, не хочется быть невестой совсем без приданного.

Блин, как жалко дом. Дом и сад, которым было столько отдано сил, души и времени. И денег, кстати, тоже, да. Мои цветы, ягодные кустарники – сколько я возилась с ними. Только-только плодоносить как следует начали. Скоро зацветут уже, такая будет вокруг красота и запах! Жалко оно, конечно, жалко. Но делать-то что? Себя тоже жалко. Менять свою жизнь на сад я не готова. Короче, дед-лайн установлен и время пошло. Месяц ого-го какой срок, чтобы с мыслями и смелостью собраться. Потом сажаю мужа перед собой и всё ему говорю. Что ухожу, что разводимся, что прошла любовь-завяли помидоры.  И дальше – каждый сам за себя.

Решила и выдохнула. За месяц как-нибудь уж соберусь с духом, я в себя верю. И прощай, старая жизнь, здравствуй, новая! Сомнения прочь. Если вот так дергаться и сомневаться без конца – не заметишь, как вся жизнь пройдет. А я в последующие реинкарнации как-то не верю.

     * * *

Этот месяц нёсся как санки с горы. Я вообще заметила, что весной, кажется, время идет быстрее. Или в этот раз время так ощущалось потому, что  это был не просто месяц, а обещанный мною срок на решение домашних проблем? Последняя рабочая неделя принесла неожиданные новости. Небеса, вероятно, услышали мои жалобы на нудную и неинтересную мне работу и решили подкинуть возможностей не только на личном фронте, но и на профессиональном.

Тут важно сказать, что вообще по профессии я рекламист. Работать в этой отрасли начинала давным-давно, еще на стадии становления рекламы в стране. Тогда в рекламу подалось много гуманитариев.  Филологов, историков, журналистов в рекламных агентствах встречали с распростертыми объятиями. Научившись новой для себя профессии на ходу, у старших товарищей, я потом много лет занималась именно этим делом. Так что практического опыта вполне хватало, чего не скажешь о теории. А потом крутой зигзаг, уход в чиновники и отход от профессии, которую вполне могу назвать любимой: она такая живая, креативная, энергичная! Я себя там чувствовала как рыба в воде. Эх…

В принципе, к чиновничеству я, кажется, и привыкла уже. Находила в нем свои плюсы – нормированный рабочий день (чего в рекламе, особенно если ты – на стороне агентства, практически не бывает), предсказуемость и белая зарплата. Тепло, как говорится, и сыро нам, гагарам. Я когда поначалу вздёргивалась работу сменить – мама ужасно ругала меня за такие порывы. «У тебя семья, пора подумать о будущем, о пенсии. Самовыразилась? Поскакала по профессиям, по работам, где то пусто, то густо? Сиди, не дергайся и радуйся, что добрый человек тебя на хлебное место усадил. У тебя семья. И ты там кормилица. Ты, а не муж твой непутевый». И вот поди с этим, поспорь. Права она, кругом права.

А тут вдруг позвонил Андрей, мой бывший коллега по одной из прошлых работ. Когда-то мы вместе в рекламном агентстве трудились. Хорошие были времена, веселые. Владелица агентства потом погибла в автокатастрофе и детище ее распалось. Творческая компания – дело особое, наследникам его было не удержать. Андрей, помнится, ушел работать в большой холдинг, занимавшийся выпуском молочной продукции, в отдел маркетинга. Там его следы и потерялись, давно я о нем ничего не слышала. А тут раз – и возник внезапно голосом в телефонной трубке.

– Привет, Асьвась, как дела?

И вот по этому «Асьвась» я сразу поняла кто мне звонит.

В то время, когда мы работали вместе с ним, мне чуть-чуть перевалило за 30. Так получилось, что в агентство пришло много молодежи на практику, студентов из близлежащего вуза, с факультета маркетинга и рекламы, одного из первых в стране. Наглых, самоуверенных, дерзких ребят. И чего то мне прямо обидно стало, что салажня эта ни в грош меня не ставит. Решила я навести порядок. Пришла утром на работу, а они стайкой на корпоративной кухне торчат, облепили кофе-автомат. Я вошла, прячу свой обед в холодильник, и говорю им:

– Так, дети. С сегодняшнего дня обращаемся ко мне по имени-отчеству.

На кухне установилась тишина. Дети бросили возбужденно чирикать и повернули свои головы, как стайка сурикатов, ко мне.

Наконец один из них, предводитель всей компании, проклюнулся с вопросом:

– А как вас по имени отчеству?

– Анастасия Васильевна я.

– Хорошее имя для логопеда, отработка свистящих звуков, – нахамил кто-то из заднего ряда. Я почла за лучшее сделать вид, что не расслышала.

До Асьвася меня сократили в тот же день, к вечеру. «Старички» хохотали и подтрунивали надо мной. Я не злилась: попытка доминировать меня уже попустила к этому времени и я смеялась вместе со всеми. Кстати, когда практиканты ушли, новое имя так и осталось со мною. В глаза ко мне так не обращались, а вот за глаза – я не раз слышала – в третьем, так сказать, лице называли именно так.

– Андрюш, ты?

На душе стало очень тепло и уютно. Мельком я порадовалась, что он в обед позвонил. Не люблю, когда звонят в рабочие часы, приходится подхватываться, вылетать из кабинета и искать в коридоре угол потише, чтобы поговорить. Иначе у моих коллег уши отрастают и поворачиваются в мою сторону прямо на глазах. Как в мультике про Большого Уха: «Слышу, как на планете Консервных Банок подрались банки с тушенкой».

– Ну, у тебя и память. Я, угадала. Ничего там, говорить можешь, не отвлекаю?

– Нет, ты прямо четко время угадал – обед у меня. Да и у тебя там тоже, наверное, обед, да?

– Как в воду глядела, – откликнулся в трубке Андрей. – Как сама? Как работа, семья, здоровье?

– Ох, Андрюш, давай сразу к делу, – засмеялась я. – Я ж догадываюсь, что ты не случайно мне позвонил, что-то нужно. А то я пока твоего рассказа дождусь – от любопытства помру.

– Ну, ладно, – легко согласился мой бывший коллега. – Тогда я сразу к делу. Работа нужна? Интересная, денежная и с перспективой.

– Ух, ты, ничего себе! – изумилась я. – Вот это вопрос. Ну, положим, меня это интересует. Колись что там и как.

– Нее, это не телефонный разговор, – не согласился Андрей. – Давай вечером чая-кофия попьем? В «Стрекозе», в 18:30, нормально?

До половины седьмого я изнемогала от любопытства.  Что за работа? И причем тут я, с чего это он обо мне вспомнил? А и правда, нужна ли мне новая, другая работа? И не боюсь ли я ее, этого журавля в небе, каким бы он ни был? Чтобы это ни было, любой проект, он – 100% частный, коммерческий. А это в переводе на русский означает – сплошные риски и переработки, плюс никаких гарантий. Готова ли ты, Ася, к таким раскладам? В конце концов, изнервничавшись изрядно, я запретила себе думать на эту тему до встречи с Андреем и решила заняться своими непосредственными служебными надобностями.

На сегодня у меня оставалось неотвеченым только одно письмо, понять содержание которого я не могла даже с учетом своего уже многолетнего опыта работы в отделе. Письмо толщиною с один из томов «Войны и мира» содержало в себе переписку автора с доброй половиной министерств и ведомств, ссылки на федеральные законы и справки об инвалидности каких-то третьих лиц, фото чьей-то загипсованной ноги и детский рисунок. Я изумилась ассортименту и заглянула сразу в конец: «На основании вышеизложенного просим и требуем починить в нашем подъезде сломанные перилы». И дальше десятка полтора подписей. Ох, грехи мои тяжкие. Почему к нам, почему не в управляющую компанию? Неужели в подъезде нет ни одного мужика, который бы не просил бы, не требовал, а взял и без вот этой вот бюрократии починил эти самые «перилы»?

И я еще сомневаюсь, нужна ли мне другая работа?! Не для этого всего мама ягодку растила! Да я ж тут еще через несколько лет сама инвалидность получу, ментальную. Не для меня эта работа, мне тут тесно, скучно и маетно. Ох. Быстрее бы полседьмого!

     Андрей почти не изменился, только разве поправился чуть-чуть. Ну, и стиль одежды у него поменялся: когда мы работали вместе, он не вылезал из драных модных джинсов и маечек с анархистским уклоном, от Sons of Anarchy до славянской «Анархия мать порядка». А тут – пиджак, галстук. Постарел Андрюха…

– Ну, расскажи, ты чего и как? По-прежнему чиновница? – мы заказали себе по салату и коле с ромом, и разговор, наконец, начался.

– Да, у меня все без изменений. А ты, по-прежнему веселый молочник?

– Да, и у меня все без изменений.

– Андрюх, не томи. Давай к делу. Ты ж, наверное, представляешь, как меня гложет любопытство, – взяла быка за рога я.

– Да представляю. Ладно, давай объясню тебе в чем дело, вкратце. А ты потом спрашивай, так быстрее у нас дело пойдет. Есть москвичи, сетевое рекламное агентство. Вошли  в регион в связи с тем, что у них есть тут интересы – ряд наших компаний, которые там у них обслуживаются, но московские запросы по деньгам они не тянут. Ну, и плюс провинция наша быстро развивается, много местных производителей, которые вполне способны неплохо потратиться на свой маркетинг. Вот, ищут себе руководителя представительства в нашем городе. Оно пока будет небольшим, два человека от силы. Но перспективы есть и весьма солидные, поверь мне: я их знаю, мы давно сотрудничаем. Предложили мне, но пришлось отказаться: серьезное повышение мне светит, диром по маркетингу, думаю, вскоре стану. Мне не с руки уходить сейчас. Вот я про тебя и вспомнил. Ты отлично проекты тянула, вполне, думаю, им подойдешь.

У меня загорелись уши. Ого-го предложение. Я думаю, что знаю о каком именно агентстве идет речь – хоть я и не в отрасли сейчас, но за рынком послеживаю по старой памяти. Приятно, что Андрей так высоко меня оценивает. И предложение, думается мне, вполне реальное. Единственный минус этого предложения – получается, мне предлагается выйти на старт-ап проекта, сложно на этом этапе, пахать надо будет на износ. Зато и дивиденды с этой пахоты светят потом нехилые!

– А чопочом обещают?

– Ась, ну, это вопрос не ко мне, ты же понимаешь. Я тебя сведу сначала с их директором по региональным проектам, а дальше уж сама. Одно могу сказать: ребята серьезные, как в рекламе говорится, «рекомендации лучших собаководов».

– Ох, соблазнительно. И страшно, Андрюш, – поделилась я своими сомнениями с бывшим коллегой. – Справлюсь ли?

– Если задумываться в сослагательном наклонении не будешь, то справишься, – улыбнулся он мне в ответ. – Я ж тебя помню, ты огонь. Стосковалась, поди, в своей чиновничьей светелке по нормальной пахоте рекламной.

– Стосковалась, да. Как я раньше говорила, пока в рекламе работала, у меня хобби совпадает с профессией. Так что прямо очень интересно, спасибо!

– Погоди благодарить, может, не за что еще! – Андрей достал из кармана смартфон. – Я вот тебе тут, в мессенджере, их адрес перебросил – кидай резюме со ссылкой на меня. И, даст бог, все у вас сложится.

В семь часов, как обычно, в «Стрекозе» заиграла живая музыка – их традиционный джаз-банд. Мы еще посидели немного, доели, допили, потрепались об общих знакомых и разошлись.

Я не смогла поехать сразу домой. Да и куда за руль после рома с колой. Решила оставить машину на служебной стоянке. Вечер был теплым, я решила пройтись немного, потом добраться до мамы и вызвать оттуда такси. Не по карману мне, конечно, такие загулы – «Стрекоза», такси, – но сегодня можно. Кажется, мне светит новая жизнь, во всех отношениях новая: новый муж, место жительства и работа. Так что немного гульнуть по поводу открывшихся перспектив можно! Наверное, это всё знаки, что пора, пора, Ася, начинать тебе новую жизнь. Встрепенуться, почистить перышки и – вперед, шурмовать новые высоты!

Мама всё изложенное горячо не одобрила. Когда я добралась до нее, возбужденная открывающимися перспективами, и пересказала ей разговор с Андреем,  она ужасно рассердилась.

– Ась ты повзрослеешь когда-нибудь или нет? Что за тяга к авантюрам, неуместная в твоем возрасте? Раньше надо было поисками себя заниматься. Вот ты представь на минуточку: что-то тут у этих москвичей пойдет не так. Да они закроются тут же, а тебя на улицу! И куда ты денешься, в свои практически сорок лет? Кому ты нужна-то? Вы всей семьей по миру пойдете и с голоду подохнете. Так что даже и не начинай. Не про тебя эта история. Забудь и держись за место в управе крепко.

Я люблю маму, но поддержки мне не хватало от нее всегда. Всю жизнь так: только я поднимала голову и куда-то тянулась – мне давалось по рукам: «куда тебя несет?», «это не для тебя!», «даже и не думай!», «не с твоими данными». Я росла с ощущением, что я троечница во всем, а не только в школьной учебе: моя внешность, интеллект, творческие способности – все у меня на троечку. И права претендовать на то, что положено «хорошистам», и уж тем более – «отличникам»,  я не имела никакого. Лучше бы и не рассказывала ей про свои планы.  Мамины оценки тянут на меня на дно, ведь я давно это поняла. И вот опять мне так некстати потянуло на откровенность… Это она еще не знает про мои планы на смену мужа! Вот где было бы крику!

– Мам, попробуй посмотреть на эту тему с другой стороны. Я не люблю свою работу. Я просто болею каждое утро, когда просыпаюсь и понимаю, что мне опять нужно идти туда. У меня одна жизнь и в реинкарнацию я не верю. Я потом себе руки до локтей сгрызу, понимая, что шанс у меня был, а я даже не попробовала что-то изменить. Ты только представь какая это каторга – каждый день себя заставлять заниматься нелюбимым делом!

– Да причем здесь «люблю-не люблю»! – завелась мама. – Тебе надо уже вообще про эти слова забыть! Есть долг, твой долг как жены и матери. И вот об этом нужно думать. Что надеяться тебе, кроме как на себя, больше не на кого. Сын у тебя сидит без работы. Муж – вахлак неудельный. Кто семью то кормить будет, случись что?

– Ну, мне кажется, что у меня, кроме долга, могут быть и какие-то другие чувства. И желания тоже, да, – не сдавалась я. – И я уверена, что могу куда больше, чем отвечать на письма. Я люблю рекламу, я скучаю по работе в этой отрасли. А долг…. Мой муж – совершеннолетний. Да и сын уже тоже. Пусть сами, как хотят. Я больше не готова менять им памперсы и добывать им пропитание. Всё, надоело! Свой долг я им выплатила сполна, если он у меня вообще был!

Мать схватилась сначала за сердце, а потом за голову.

– Всё, я не могу больше вести разговор на эту тему! Я – больной и пожилой человек, меня это убивает. Ты меня убиваешь! Можешь делать что хочешь. Но предупреждаю: если я помру от этих твоих выходок, то моя смерть будет на твоей совести! И за помощью ко мне не приходи, если что, выпутывайся дальше сама!

Она вышла из кухни, где мы с ней болтали, хлопнула дверь в комнату. Через минуту оттуда раздались звуки работающего телевизора. Слава богу, в этот момент мне отзвонился диспетчер и сказал, что вызванное мною такси ожидает меня у подъезда.

Ох, зря я этот разговор затеяла. Что я, не знала, что ли, мамины взгляды на эти вещи? На что рассчитывала? Только настроение испорчено, и опять я сомневаюсь в себе.

* * *

Вот она и наступила, последняя пятница. Месяц, о котором мы договорились с Иваном, истек. Значит, пора. Впереди выходные. В воскресенье Робу на дежурство, значит, разговор надо будет провести завтра, то бишь, в субботу. Или сегодня вечером. Но лучше все-таки завтра. Как говорила нам наша институтская преподавательница, имея в виду наши ночные бдения накануне экзамена, «перед смертью не надышишься». Но отложить ужасно хочется. Как-то робею я прямо ужасно. Хотя разговор этот, со всеми возможными поворотами и реакциями, своими и мужа, я проиграла в голове уже, кажется, тысячу раз.

С утра, улучив минутку, я отправила свое резюме по московскому адресу, данному мне Андреем. Ответ пришел на удивление быстро: «Здравствуйте, Анастасия! Мне рассказывал о Вас Андрей, дал Вам отличные рекомендации. Судя по Вашему резюме, они вполне обоснованы. Когда Вы можете приехать в Москву для очного собеседования? С уважением, Григорий Малахов, директор по региональному развитию». Ну, вот. Теперь мне решать – ехать или нет. Что же все на одну мою больную голову и за такой короткий период времени?

Коллеги мои сегодня были не в настроении, особенно стерва Ирочка. Она цеплялась то ко мне, то к Марине Рональдовне. С той она была немного поосторожней, все-таки пожилой человек, да и характер у нее тишайший. А со мной прямо отрывалась: то начинала громко болтать по мобильному, отвлекая от работы – а она от нас требует большой сосредоточенности.  То докапывалась до мелочей в моих документах, попадающих в ее руки. Я старалась сдерживаться. Во-первых, чтобы не провоцировать развитие скандала, терпеть их не могу, особенно в бабских коллективах. Во-вторых, силы мне были сегодня нужны на другое. Да вот хотя бы и на то, чтобы Григорию этому письмо написать, решиться хотя бы на что-нибудь.

Выбор есть всегда: можно написать что-нибудь вроде «Я передумала, мне предложили должность президента земного шара и ваша вакансия меня больше не интересует!». Или, наоборот, «Я очень рада, в ближайшее время сообщу Вам дату своего приезда». Главное, внутри себя перестать колебаться и сделать-таки выбор, решиться.

Зазвонил городской телефон. Я глянула на дисплей аппарата – Людмила Александровна, начальница, звонит.

– Да, Людмила Александровна, слушаю.

– Ася, зайдите ко мне, пожалуйста.

Что еще случилось? Почему-то от этого обычного звонка мне стало нехорошо внутри, неприятно.

– Садитесь, Ася. Я бы хотела с вами поговорить.

Я осторожно присела на стул перед столом начальницы.

– Ася, разговор у меня к вам серьезный. На вас жалуются коллеги.

– «Коллега», вы, наверное, хотели сказать, Людмила Александровна.

– Неважно. Ключевое слово в моем сообщении не «коллеги», а «жалуются».

– На что конкретно жалуются, Людмила Александровна?

– На вашу невнимательность последнее время, на неаккуратную подготовку документов. Я прошу вас собраться и более внимательно подходить к исполнению своих служебных обязанностей.

Ирочка, сучка, настучала. Всего-то я и ошиблась с проставлением входящих номеров корреспонденции, а эта уже ябедничать побежала.

– Хорошо, Людмила Александровна. Более такое не повторится.

Видно было, что начальница ожидала неприятной дискуссии. От моей покладистой реакции она выдохнула, плечи ее расслабились.

– Ну, вот и отлично, Ася. Хочу вам сказать, что мы сейчас рассматриваем вопрос заполнения давно пустующей вакансии, моего заместителя. И вы – один из реальных претендентов.

Я изумленно вздернула брови:

– Почему я?

– Ну, а кто? – улыбнулась мне начальница. – Марина Рональдовна накануне пенсии, Ирочка – слишком молода и неопытна. Брать кого-то со стороны я бы не хотела, слишком много в нашей работе узкой специфики, будут провалы в работе, пока человек в курс дела войдет. Да и когда еще войдет, сами понимаете. Поэтому вы – кандидат номер один.

Вот это мне попёрло! Мысли лихорадочно забегали у меня в голове. Господи, мама дорогая. Не было ни гроша, да вдруг алтын. Терпеть не могу выбирать. Люблю, чтобы было что-то одно и максимум выбора – брать или не брать. А тут один выбор за другим, как назло!

Видимо, думала я довольно долго, хотя мне так не показалось. Очнулась я от того, что начальница вопросительно смотрела на меня.

– Спасибо за доверие и хорошие слова в мой адрес, Людмила Александровна, – наконец очнулась я. – Я постараюсь.

– Вот и славно, что мы так быстро друг друга поняли! – закруглила беседу начальница. – Идите,  Ася, работайте. И будьте внимательнее!

Я еле дотерпела до перерыва. Шел уже конец апреля, было тепло, солнечно. Я купила беляш себе на обед в ближайшем кафе, стакан кофе на вынос и устроилась на лавочке в сквере через дорогу. Мне было жизненно необходимо успокоиться и обо всем как следует подумать.

Думалось плохо. Наверное, от беляша. Я где-то читала, что если вам нужно сосредоточиться на интеллектуальной работе, не нужно есть перед этим: кровь отливает от головы и приливает к желудку, и это мешает умственным процессам. Может, всё так и есть, но это правило не про меня: я как раз на голодный желудок ни о чем, кроме еды и где её раздобыть, думать не могу. Мысли путались, налезали одна на другую, скакали испуганными блохами.

Фигассе, повышение! Мне светит повышение! Может, ну его тогда, это московское предложение? Хотя гарантий повышения нет, да и когда оно еще будет, если будет вообще. А московское предложение – вот оно, уже ждет. Надо Ритке позвонить, поговорить. А то я сейчас лопну.

В этот момент в моей сумке зазвонил телефон. Небось, она и звонит – у нас с ней давняя и устойчивая телепатическая связь.

– Добрый день! Я могу поговорить с мадмуазель Горохоф?

Голос мужской, с акцентом. Ишь ты, мадмуазель!

– Ну, я, скорее, мадам, а не мадмуазель. Я вас слушаю.

– Мадам Горохов, вас приветствует второй секретарь посольства Сароссы в России. Меня зовут Гаррос Матан.

– Посольства чего?

– Саросса, посольство, секретарь, мм? Вы точно мадам Горохоф?

Блин, нигерийский спам, похоже, уже и до телефона добрался. Я нажала отбой. Пусть других дураков ищут. Я залезла в меню «набранные» на смартфоне – смотри-ка, номер городской, московский.

Мой телефон снова зазвонил. Снова тот же номер.

– Мадам Горохоф? Простите, связь прервалась. Итак, я повторю. Меня зовут Гаррос Матан, я второй секретарь посольства Сароссы в России.

Саросса, Саросса… Где-то я это странное название уже слышала.

– Некоторое время назад вы спасли сына короля нашего благословенного на все века государства, Жозе. В России он учится под именем Жозе Душсантуш.

Блин, так это по поводу того африканца спасенного звонят! Я про него уже и думать забыла!

– Оо, я поняла, мосье Матан. Как Жозе? Как он себя чувствует?

– Спасибо, мадам. Он почти совсем поправился. И передает вам привет. В Россию приехал его отец, солнцеликий и прославленный на все времена Манук Шестнадцатый. Он приглашает вас в Москву для того, чтобы лично отблагодарить за спасение его сына. Посольство организует прием в вашу честь.

Я прямо как чеховские три сестры последнее время – «в Москву, в Москву!».

– Мосье Матан, я очень польщена таким приглашением, но мне, знаете, как-то не с руки сейчас ехать. Столько дел, на работе и дома… Пусть Жозе окончательно выздоравливает. Передавайте привет и мои наилучшие пожелания Мануку Пятнадцатому.

– Шестнадцатому, – вежливо поправил меня собеседник.

– Тем более. Передавайте ему привет и мои самые наилучшие пожелания. Приехать я, к сожалению, не смогу.

– Мадам Горохоф, это невозможно. Вам нужно обязательно быть на приеме. Мы уже заказали для вас авиабилеты, на завтрашний день, рано утром у вас вылет. Билеты в бизнес-класс на вас и вашего мужа ждут вас на стойке авиакомпании в аэропорту вашего города. В аэропорту вас будет ждать лимузин, который привезет вас в посольство. Я лично вас встречу. До встречи, мадам Горохоф!

В трубке раздались гудки. Это еще что за Аладдин, блин блинский? Лимузин, бизнес-класс, Саросса. Тысяча и одна ночь. Похоже, это не шутка. Нет, я все-таки должна дозвониться Ритке сегодня!

Ритка хохотала взахлеб, пока я ей рассказывала про звонок.

– Ну, Ася, ну, умеешь ты найти на свою попу приключений! – сказала она, прохохотавшись.  – Это ж надо такое! Казалось бы, дурацкая история – спасла негра на улицах ночного города. Только с тобой это событие могло получить такой разворот. Ты езжай, обязательно. Во-первых, когда ты еще полетишь бизнес-классом? Во-вторых, мало ли что они там тебе приготовили – может, они тебе в подарок участок земли с гражданством преподнесут, в этой их, как ее, Сарагосе? Нет, это не в Африке. Ты полазай, погугли, что там за климат, что за страна с невыговариваемым названием – может, мы тебе еще все завидовать будем и в гости ездить. Ну, и, в-третьих, это ведь просто прикольно и любопытно! Ты там, по возможности, всё на телефон снимай. Интересно будет посмотреть что да как.

– Рит, а вдруг это всё-таки развод, а? – продолжала сомневаться я.

– Ну, а что ты теряешь? Приедешь в аэропорт, билетов нет – уедешь назад. Тоже мне, цена риска. Да и в чем смысл такого развода? Мошенничество – оно должно преследовать извлечение какой-то выгоды для мошенника. А тут – в чём выгода?

– Ну, тоже верно. Ладно, Рит, – я посмотрела на часы и поняла, что перерыв практически кончился, нужно возвращаться в офис. – Пошла работать. Еще Робу по дороге позвоню, пусть собирается.

Уже поднимаясь по лестнице к своему кабинету, я поняла, что ничего так и не обсудила с Риткой – ни московского предложения о работе, ни слов начальницы о повышении. Ни даже предстоящего разговора с мужем про Ивана. Ничего из того, что так волновало меня буквально 15 минут назад. Ладно, успеется еще поговорить.

С потенциальным московским работодателем, Григорием Малаховым, определиться было проще всего. Я решила промолчать, до понедельника. Ну, мало ли – может, нет у меня возможности прям в пятницу же, сразу после получения приглашения, дату приезда назначать. Имею право. Даже, может, и хорошо, что так: неприлично так уж спешить и бросаться отвечать и соглашаться по первому слову. А то подумает еще, что я тут прямо на все готова, сплю и вижу как к москвичам на работу пойти. Выдержу приличную паузу. А то сейчас у меня мозг немножечко перекосился, переволновалась.

Чуть позже я улучила паузу вышла и позвонила Роберту. Надо было предупредить его, чтобы собрался, ничего не планировал на выходные и предупредил Лёньку, чтобы тот не завивался веревочкой непонятно куда, а побыл дома и за Беськой присмотрел, пока нас не будет.

Роб долго не могу понять куда поездка, зачем, почему и что вообще происходит. А когда всё-таки понял, то очень обрадовался.

– Ух, ты, Ась, приключение! Я сто лет в Москве не был. А тут такая возможность!

– Да погоди ты радоваться. Какая-то стрёмная история. Не верится мне во всё это.

– Ну, ты можешь не радоваться, а пугаться, это как тебе угодно. А я, пожалуй, порадуюсь. Это ж просто сказка какая-то! Никогда не был в сказке, а  тут такой шанс.

– Ну да, за взрослого у нас же я, а за ребенка – ты. Поэтому я волнуюсь и беспокоюсь, а ты – беззаботно радуешься.

– Ась, ну почему ты из всего можешь сделать скандал, из любого пустяка?

– Как говорила Коко Шанель, настоящая женщина из ничего должна уметь сделать три вещи: салат, скандал и шляпку. И потом, ничего себе, пустяк. Какие-то неизвестные люди зачем-то тащат твою семью в Москву. Хорошенький такой пустяк. Да мало и чем дело закончится?!

– Ну, хочешь, мы никуда не поедем. Я не пойму, чего надо-то?

– Ладно, дома поговорим. Мне пора. Пока.

* * *

Билеты нас действительно ждали на стойке регистрации. И действительно в бизнес-класс. Хотя там и полету было всего на полтора часа – прямо даже неловко было перед этими сароссянами (или сароссцами, хрен их знает, как правильно), что так потратились.

Вчера вечером мы до поздней ночи обсуждали все происшедшее, лазали в интернете, узнавая что это за страна и где именно. Ничего особенного не нашли. Царская монархия, запад Африки, мусульманская страна. Живут за счет бриллиантов и изумрудов – там самые большие в Африке месторождения. Даже Манука этого Шестнадцатого удалось найти – африканец как африканец, седой, кучерявый, толстый, в каких-то странных, как у них часто бывает, одеждах, расшитых золотом, серебром и, похоже, какими-то драгоценными камнями. Чистый Болливуд. Бывает же такое.

Всю дорогу в самолете мы оба нервничали, обсуждали как правильно себя вести на приеме. Оба мы не слишком искушены в дипломатических ритуалах, да и языками иностранными не владеем особо. Вся надежда у меня была только на мосье Матана, второго секретаря посольства, который мне звонил. Наверное, учился, как и Жозе, у нас в стране, очень уж уверенный у него русский, разве только акцент чуть-чуть выдает иностранца. Ну, и вообще, в целом, нервничали – что да как будет, что из этого всего может получиться. Не каждый день такое случается.

В Домодедово нас повели через специальных выход для вип-пассажиров, там нас встретил вполне себе русский водитель (деловой костюм лучше, чем Роберт когда-нибудь на себя надевал, табличка «Анастасия и Роберт Гороховы», отличные манеры), забрал у нас наши сумки с вещами и препроводил в реальный лимузин.

Лимузин меня как-то добил. Ни бизнес-класс, ни специальный выход, вообще ничего из деталей этой полусказочной истории почему-то не наводили меня на мысль о правдоподобности и удивительности происходящего. А вот лимузин – навёл. Нежный запах натуральной кожи и какого-то дорого парфюма внутри салона, невероятная чистота лакового покрытия хищных боков – будто автомобиль не по дорогам Москвы ездит, а летает в верхних слоях атмосферы, всё так и говорит, кричит о специальном мире для богатых людей. Водитель с ацтекским профилем, молчаливый и услужливый. Коктейли, поданные нам, не успели мы войти в лимузин, и смесь сухофруктов с орехами на небольших изящных тарелочках. Я как то особенно остро почувствовала в этот момент чиненые-перечиненные ботинки, хоть и неплохой, в общем, марки, и старенькую курточку, отданную мне когда-то Риткой «на донос».

Я скосила глаза и посмотрела на Роба. Он, в отличие от меня, совершенно не смущался. Глаза его горели радостным огнем, он был как ребенок, которого родители привезли в Диснейленд: одной рукой ел, другой пил, ухал, ахал, пытался пристать  с разговорами к водителю, который только молчал и  кланялся в ответ легкими полупоклонами, то и дело вскакивал и пытался привлечь мое внимание, когда мы проезжали мимо той или иной достопримечательности.

– Ась, давай орешков себе отсыпем? Смотри я тут сколько их нашел! – проговорил он мне ухо, одновременно открывая потайное  отделение в двери авто. Там действительно лежало десятка полтора пакетов с орехово-фруктовой смесью.

– Да ты что, с ума сошел, что ли, – зашипела я в ответ на мужа. – И думать забудь. Не позорь страну.

– Да страна то тут при чем,  – надулся в ответ Роб, но дверцу закрыл. – Вечно тебе все не так и всё нельзя.

И демонстративно отвернулся от меня к окну.

Наконец, мы подъехали к какому-то высотному зданию. Я удивилась: для посольства, как мне кажется, здание очень странно выглядит. Ну, по крайней мере, для моего представления о посольстве.

Оказалось, что это не посольство, а отель: La Panthere Suits&Spa было написано на вывеске справа от входа. И нам там забронирован и оплачен номер, чтобы мы могли привести себя в порядок после дороги и подготовиться к вечернему приему. О нем мы были оповещены с помощью пригласительных, которые нам передал портье на ресепшене, при заселении в отель.

Как только за носильщиком, принесшим нам наш багаж, закрылась дверь номера, Роб с индейским криком подпрыгнул и во весь рост, не раздеваясь, упал на огромную кровать.

– Йехууу! Какой кайф! – прокричал он, раскинувшись морской звездой. – Ась, напомни мне, где именно ты спасла негра этого. Я туда тоже буду ездить. Смотри, какая от таких спасений польза! Я никогда в жизни не летал бизнес-классом! Я никогда не жил в таких номерах! За такое не жалко и в драку вписаться!

Я посмотрела на мужа насмешливо.

– Ну, если бы гарантировано за всех спасенных африканцев такая награда была. Там ведь и бедные учатся. Так что не разгоняйся пока.

– Ладно, не буду, – покладисто согласился муж. – Чур, я в душ первый!

Я не стала спорить. Разулась, одноразовые тапочки обувать не стала, осталась босиком – такой мягкий был ковер под ногами!  – и села в кресло перед огромной ТВ-панелью.

Из ванной донесся шум воды и немелодичные выкрики – муж пел. Вообще, петь в душе он любил и, пока мы не продали квартиру и жили в городе, он пел там каждый день. Потом, когда мы стали жить в частном доме, петь он перестал: у нас не было общей канализации, только сливная яма рядом с домом. Ее выкачка стоила весьма недешево. Так что мы взяли себе за правило мыться быстро и стараться расходовать на каждую помывку минимум  воды. Ну, и собственно водяной счетчик тоже не давал нам сильно разгуляться в этом смысле. Почему-то это пение меня тронуло прямо до слез. Интересно, а Иван поет в душе?

Я проснулась от звонка отельного телефонного аппарата. Видимо, пока ждала Роба из ванной, уснула в кресле, а он не стал меня будить. Лишь прикрыл пледом и подложил под голову подушку.

– Добрый день. Вас беспокоят с ресепшена. Вам звонят из посольства Сароссы, господин второй секретарь посольства, месье Матан. Позволите соединить?

Я чуть не ответила «Позволяю!», так я растерялась. Закашлялась утвердительно, скрыв смущение.

– Добрый день, мадам Горохоф! Приветствую вас в Москве. Надеюсь, вам удалось отдохнуть после утомительной дороги:

О, да. Дорога была на редкость утомительной. Смешной такой. Съездил бы он по осени куда-нибудь в район деревни Малые Херы, за картошкой на зиму, и обратно. Вот тогда бы мы с ним поговорили!

– Да, месье Матан, большое спасибо! Вполне отдохнули.

Краем глаза я увидела, что Роберт тоже проснулся, и снова пошел в душ. Дорвался мальчик до бесконтрольной воды!

– Вот и отлично, мадам Горохоф! К 18:30 у парадного подъезда отеля вас будет ждать ваш лимузин, чтобы отвезти вас в посольство. Сбор гостей с 19, в 19:30 – начало приема. Дресс-код black tie. Всего доброго и до встречи, мадам Горохоф.

Господи, вот как-то об этом я не подумала. Прием. Он же меня предупреждал про него, еще когда звонил первый раз. Прием в мою честь. Блин. Блин, блин, блин. Я не готова  к приему. У меня нет ни одной тряпки, которая годилась бы для приема. Ее и дома-то нету. И уж тем более ее нет в моем чемодане. И, кстати, Роб тоже экипирован, мягко говоря, не для приемов.

Я кинулась к портье прямо в белом махровом халате, который пах чем-то очень статусным и прилегал к моему телу как вторая кожа.

– Скажите, пожалуйста, что такое дресс-код black tie?

Портье поднял на меня глаза. Приятный мужик. Солидно одет, отлично подстрижен, с первого же взгляда видно – высшее образование, минимум пара иностранных языков, манеры, все такое.

– Это, пожалуй, самый жесткий дресс-код. Мужчина должен быть одет в смокинг, женщина – в вечернее платье.

Смокинг. Вечернее платье. АААА.

Mr Baryshnikov, как гласил его черный с золотом бейдж, не сразу вник в то, что я ему пыталась объяснить в запале и нервах. Поняв причину моего волнения, он улыбнулся успокоительно и погладил меня по руке, которой я в волнении била по гостиничной стойке, вторя своим словам, пока жаловалась ему на нашу с мужем не готовность к каким бы то ни было торжественным мероприятиям.

– Мадам, не переживайте. Я пришлю к вам горничную. У нас есть небольшой магазинчик тут, в фойе. Они располагают некоторой коллекцией одежды для сдачи в аренду. Думаю, вас они смогут выручить. Горничная проводит вас  к ним.

Да будьте же вы все прокляты, иностранцы фиговы! Я с вами в лучшем случае поседею, в худшем – меня удар какой-нибудь хватит. То одно, то другое.

Я вернулась в номер. Посреди комнаты стоят одетый, с мокрыми уложенными волосами, мой муж. Я посмотрела на него критическим взглядом. Хорошая фигура, чуть более суховатая, чем мне хотелось бы, с небольшим, едва наметившимся пузиком – не столько лишний вес, сколько слабоватые косые мышцы живота. Джинсы с Северного вещевого рынка, второй сезон им пошел только. С утра они были немного забрызганы, Роб всегда был неаккуратен, а в ночь перед отлетом прошел дождь, и нам нужно было преодолеть несколько луж по дороге от машины ко входу в аэропорт.

Клетчатая, практически новая рубашка.  Джинсовая же жилетка. Покупалась отдельно от штанов, поэтому по цвету не очень совпадала. Сумка-набрюшечник, с деньгами и документами. Синие носки с летающими хот-догами, Риткин подарок Робу на 23 февраля. Целые, без дырок,  из хорошего трикотажа. Хорош же он будет в таком виде на приеме…

– Ты что на меня так смотришь? – Роб заподозрил в моем слишком пристальном взгляде на него какой-то подвох и решил прояснить для себя ситуацию.

Ответить я не успела: в дверь постучали. Это была та самая, обещанная нам портье, горничная, и мы отправились переодеваться. Минут через 40 мы вернулись в номер. Если бы я не видела нас в зеркале лифта, то сейчас, увидев себя в зеркале напротив входной двери в номер, я бы вздрогнула и испугалась, не узнавая.

Это были два незнакомых человека, мужчина и женщина. Одеты немного скучновато, оба в черном – на женщине довольного строгое платье с приличным декольте, на мужчине – хороший, черный же, смокинг с лиловым поясом. Как только я переоделась в платье, мое уставшей лицо с чуть подвядшей кожей как-то особенно стало бросаться в глаза. Ну, ничего, это мы сейчас поправим. Косметика, макияж – это моя слабость. При всей нашей давней нищете, моя косметичка была всегда раздута от всевозможных тональных кремов, кисточек, румян и консилеров.  Роба постричь бы, конечно. Но это мы уже точно не успеем. Пусть будет что есть. Туфли мне бы сюда другие.  Но, слава богу, платье длинное, и вот что я там обута – не слишком видно, если я не буду задирать подол. А, конечно, дорогие гости удивятся, увидев мои полусапожки из кожзама под вечерним платьем. Робу проще – он перед отъездом, поколебавшись в выборе между кроссовками и туфлями, выбрал туфли, «все-таки в посольство едем!».

Через час мы с Робом, при полном, максимально возможном в нашем положении, параде садились в  лимузин. Подол платья то норовил за что-то зацепиться, то задраться, обнажая мою совершенно не подходящую к туалету обувь. Но я в номере успела порепетировать это дело, так что изумленных взглядов вокруг пока не замечалось. Шофер открыл нам двери на заднее сиденье, помог усесться и мы плавно тронулись на первый в нашей жизни торжественный посольский прием.

Приём сильно напомнил мне то ли индийский фильм, то ли эпизод съемки детской сказки на всесоюзном кинообъединении «Юность» – стразы, яркие странные платья и диковинные головные уборы, немыслимые сочетания цветов, экзотические лица и ритуалы. В вестибюле посольства нас встретил Жозе (слава богу, он сам представился, по тем воспоминаниям, которые у меня остались от наших с ним двух встреч, на темной аллее и в палате реанимации, я бы его сроду не узнала!), нормальный, кстати, парень, с очень неплохим русским языком. Мы поболтали с ним немного, я узнала от него детали того ночного происшествия.

Оказывается, той ночью он был в гостях у друзей в первом корпусе общежития. Засиделись, заболтались, и затем он пошел к себе домой, во второй корпус, уже ближе к полуночи. Вечер был довольно тихий и теплый, друзья в комнате изрядно накурили, что для него, некурящего мальчика, было тяжеловато, и от этого у него разболелась голова. Поэтому прежде, чем зайти в подъезд своего корпуса, он решил прогуляться еще немного по скверу, подышать чистым воздухом. А дальше, как водится, – компания хулиганов, «дай закурить», удар по голове и он больше ничего не помнит.

Он жарко и страстно благодарил меня за спасение, за то, что я сдала кровь для него, целовал мне руки. Роб рядом приосанился и гордился женой. Мне было так приятно, что я даже волноваться по поводу всего происходящего вокруг меня перестала. Я чувствовала себя героиней и спасительницей, немного конфузилась от велеречивых благодарных речей Жозе, и бормотала что-то вроде расхожего «на моем месте так поступил бы каждый!».

Прием состоял из небольшой торжественной части, в ходе которой перед собравшимися выступил отец Жозе, король Сароссы Манук Шестнадцатый, и последующего банкета. Речь король поизносил на своем, видимо, каком-то местном, африканском наречии, поэтому ее дублировал переводчик-синхронист: мужчина в белом арабском мужском платье и белой же чалме. По контрасту с кипенно-белой одеждой, сам он был очень смугл и черноволос.

Сразу после официальной речи Манука состоялось вручение орденов  и наград. Я плохо понимала кто все эти люди и за что их награждают. Кому-то доставалась грамота, кому-то – орден в красной или синей коробочке, кому-то король просто жал руку и обнимал под щелкание многочисленных теле– и фотокамер, запечатлевавших торжественные моменты.

Наконец, назвали и мое имя.  Вызов меня на сцену ведущий подкрепил кратким рассказом о моем ночном подвиге. Под бурные аплодисменты собравшихся, в чужом вечернем платье, без укладки (я намочила под краном в номере волосы и немного закрепила их гелем для волос), в странной и неподходящей для события обуви, я шла к сцене, дико смущенная и зажатая. Господи, мамочка, я ли это? Со мной ли все это происходит? Как бы так взобраться на пару ступенек, отделяющие зал от сцены, чтобы убогие полусапожки не показались из-под нарядного подола?

Король широко улыбнулся мне ярчайшими, будто сахарными, крупными белыми зубами, поцеловал мне руку и вручил грамоту и желтую коробочку. Странно, пронеслось в моей голове, всем синие или красные, а мне желтую. Может, это потому что я женщина? Тут ведущий громко пояснил всем собравшимся, что мне вручается высшая награда королевства «Орден Льва и Луны» за спасение королевского наследника. Король еще раз поцеловал мне руку, слегка поклонился и легонько подтолкнул меня, чтобы я развернулась – теперь собравшиеся фотокорреспонденты и кинооператоры снимали и нас. Наконец, съемка была окончена. Король, продолжая слепить меня зубами, сказал:

– Мадам Горохоф, после приема не торопитесь уходить. Я бы хотел поговорить с вами. Секретарь проводит вас в переговорную.

Дальнейшее было как во сне. Музыка, какие-то журналисты, неоднократно бравшие у меня интервью, названия изданий которых я, конечно же, не запомнила. Какие-то совершенно неопознаваемые кушания, которые были странны как на вид, так и на вкус. Роб, то и дело то прибиваемый ко мне фланирующей по залу толпой, то исчезающий куда-то. В общем, сон, туман и морок.

Наконец, вечер закончился. Я чувствовала себя как лошадь на цыганской свадьбе: голова в цветах, а сама вся – в мыле, таким душевным трудом далось мне это мероприятие. Гости почти исчезли из зала, когда ко мне подошел знакомый мне мосье Матан и предложил перейти в переговорную комнату, где меня уже ожидал Манук Шестнадцатый.

Комната представляла собой полукруглое помещение, с целым рядом эркерных окон. В одну из стен, почти напротив входной двери, был вмонтирован камин, за стеклянным экраном которого горело тихое пламя. Большой круглый ковер на полу, стол и рядом кожаный диван – центральная композиция комнаты, сразу от входа обращающая на себя внимание. На диване сидел Манук, рядом, за столом, переводчик. Перед ним была открыта какая-то большая книга, с чистыми, как у блокнота, листами. Мосье Матан, войдя вместе с нами, сразу занял место у стены, на стуле.

На стенах висели натянутые на какие-то специальные обручи с бусами шкуры животных: я опознала только зебру и, наверное, жирафа. Остальные охотничьи трофеи остались неопознанными. Между шкурами, на колоннах простенков, висели африканские маски, одна другой страшнее, с разрисованными лицами, большие бронзовые блюда с искусной резьбой. Жаль, что не было возможноси походить, порассматривать эту экзотику – все-таки нас пригласили для разговора, а не на экскурсию.