Читать книгу Сашенькины сушки - Галина Игоревна Куриленко - Страница 1

– Людка, ты зачем Шурочку обидела?

– Чем это я её обидела? Виделись мы с ней недавно, поговорили, да и разошлись. Не заметила я, чтобы она обиделась.

– Конечно, она тебе, «докторице», не покажет, что обиделась, а мне жаловалась – «Людка ваша сказала, что маму мою лечат по «алгебритму» какому-то или по протоколу, как преступницу какую-то. Наверное, потому и не легчает ей»

Людмила Чуднова, молодой врач районной больницы, которая зашла проведать старшую сестру Лиду и пила чай с блинами, слушая новости родных мест, тихонько засмеялась.

– Вот же дурёха, наша Шура! Она, увидев меня, стала спрашивать каким лекарством мамины ноги лечить, чтобы бегали, как прежде, а то врачи приписывают всё не те лекарства, и ноги бегать не хотят. Вот, я ей и попыталась объяснить, что врачи лечат строго по протоколу лечения, что это алгоритм такой, когда назначаются лекарства в строгой последовательности и дозировке, а не на обум, что вздумается.

– Ты бы ей это простыми словами пояснила, а ни «протокол-алгоритм». Шапка твоя ей вот понравилась, хвалила – «что ваша Людка ни наденет, всё ей к лицу и красиво, купить и себе что ли, такую же?» – Засмеялась сестра

– Дааа… Мама её, Клава, говорила, что , мол, пускай её дочка умом и не вышла, зато добрая. – грустно вздохнула Людмила.

– Добрая, это правда. И такая же наивная. Не обидел бы кто её…

……

Александра, Шура, Сашенька Котова родилась поздним ребёнком в семье отставного военного, майора Виктора Котова, который приехал на лечение старых военных ран в местный санаторий, познакомился с Клавдией, санитаркой из отделения, и женился на ней. Уж, очень она внимательной и старательной с пациентами была, тронула сердце вояки. Прожили пару лет, о детях и не помышляли – возраст супругов, и ранения мужа были тому причиной. Но Господь решил иначе, и послал им позднего ребёнка – дочку Сашеньку. С её рождением в доме поселилась радость. Клавдия перешла работать на почту, чтобы быть ближе к дому. Виктор не работал, был инвалидом и поэтому дочку воспитывал он. Так и прожили 12 счастливых лет. А потом Виктора не стало, война и ранения укоротили его век. С тех пор мама Клава и дочка Шурочка жили вдвоём. Девочка окончила школу, и так, как в учёбе была слабенькой, то устроилась работать почтальоном на почту, где когда-то, до пенсии, работала мама Клава.

Вот, и сейчас, летним погожим днём, она разносила почту. Худенькая и проворная она быстро ходила от двора ко двору, оставляя в почтовых ящиках газету, журнал или письмо. Она уже заканчивала работу, когда увидела в конце улицы скопление людей и услышала траурную мелодию. «Кого-то хоронят» – подумала и, подойдя ближе, увидела у гроба с телом покойницы Диму Григорьева, парня, который был старше неё на несколько лет и учился в одной школе с ней. Шура стала оглядываться, чтобы спросить кого-то – кого хоронят. « Димка Лизку, свою жену, хоронит, умерла в одночасье, двое малых деток осталось» – прошептала рядом стоящая, незнакомая женщина.

Разнося почту в последующие дни, Шура останавливалась у двора, где поселилась беда и через забор наблюдала за происходящим там. Чаще всего во дворе игрались дети. Их отца не было видно. То ли в огороде полол, то ли в доме обед готовил? Старшим был – мальчонка, ему было лет пять, а девочке не было и трёх лет. Дети возились в небольшой куче песка, то вместе что-то строили, то играли порознь . Девочка лепила калачики, а мальчик изображал поле боя, стреляя из игрушечной машинки , как из танка. В сердце у Шуры поселилось ранее неведомое чувство. Ей хотелось обнять и заласкать сирот, чтобы они смеялись, бегали , шумели, как другие… Но умом, хоть и не большим, она понимала, что это чужие детки. Дети, потерявшие маму совсем недавно. И продолжала наблюдать за ними с улицы. Однажды, осмелившись, она приоткрыла калитку, угостила детей коржиками, которые напекла мама Клава и поговорила с ними. Андрюша, так звали мальца, оставался при этом серьёзным, а Анечка улыбалась и пыталась дотронуться до Шурочкиного платья. Девушке было очень трудно сохранить улыбку на лице и скрыть слёзы. Она быстро ушла, плотно прикрыв калитку. Но приходила снова и снова. Не могла не приходить. Иногда наблюдала тайком, иногда общалась с детьми, угощая их конфетами или пряниками. Иногда позволяла себе вольность погладить их по головке или обнять малышку.

– Ты чего таишься , как цыганка у калитки? – Услышала позади себя мужской голос.

– Цыгане прут на пролом всем табором, а не таятся. – Смутилась, но оспорила замечание Дмитрия, отца детей, который неслышно подъехал на велосипеде, на руле которого весела сумка с продуктами.

– Так, что же ты тут высматриваешь, барышня? – Чуть улыбнувшись, спросил, мужчина.

– Просто… Мне хотелось… Ну… Как то их порадовать… Подружиться с ними… Они такие миленькие… А я не чужая, я почтальонша ваша.

– Заходи, не таясь, и дружи с ними, если хочешь. Правда, они через неделю уже в детский сад идут. А кто ты я знаю, не слепой, вижу, кто газеты носит. – Улыбка снова покинула лицо хозяина, он открыл калитку, пропуская Шуру вперёд. – Ребяты, тут к вам подружка пришла в гости.

Андрюша улыбнулся, а Анечка весело защебетала, кружась на месте.

– Падлюзька плисля, падлюзька плисля!

Она плохо ещё разговаривала, и путала много букв. Отец сокрушённо покачал головой.