Читать книгу Холсты - Галина Константинова - Страница 1

Портреты

Оглавление

Песенка


За окном туманы стелются

Предрекая одиночество.

Может, в жизни все изменится,

Безысходность эта кончится.

На листах своей распутицы

Я поставлю многоточие.

Но кого хочу – не любится,

А кого люблю – не хочется.


Вот и солнышко проглянуло,

И лучами счастья светится.

И плохое в вечность кануло,

Только в это мне не верится.

Параллельны судьбы-улицы,

И прекрасней нету зодчества,

Лишь кого хочу – не любится,

А кого люблю – не хочется.


Я искал, как жаждой мучимый,

Где исток любви скрывается,

Всё искал и верил в лучшее,

Всё ищу– а жизнь кончается…

Гроздья лет смахну устало я,

И неважно, что пророчится.

Бывшее, как снег, растаяло,

Но любить еще так хочется.

Целлюлоид


Сверкает на солнце

Обёртка немыслимых грёз

И соткан узор

Голливудских улыбок красавиц.

Messages оконца,

Unreal улыбок и слез,

И шёлковый взор,

Вызывающий белую зависть.


Секунды так точно

На нотной постели лежат.

И краскою алой

Отцовство души пламенеет.

Correct-оболочка,

Целлюлоидный

фант муляжа.

Взмахнув зажигалкой,

Узнать бы – а что уцелеет…

Ты – гость

(А.С.)


Что от тебя остаётся,

Когда ты уходишь?


Строчек сбивчивых рябь.

Миф о мальчике-солнце.

Длинная тёмная прядь,

Словно змея, извиваясь,

Тянется к шее моей.

Ты же ушёл, улыбаясь…

В бездну нескольких дней.


Что от тебя остаётся,

Когда ты уходишь?


Дымное марево «не».

«Не»-рот, который смеётся,

«Не»-ум, горящий в огне,

Льда разливающий пламя

Странно-веселой любви…

Фразы абсурдной драмы…

И фейерверк-водевиль.


Что от тебя остаётся,

Когда ты уходишь?


Да не рву я гитарные струны!

Что же еще остаётся –

Греметь сковородкой чугунной,

И ждать, что свалится чудо,

Мурашсчатое и злое…

Пока что хватает посуды–

Чтоб стенку не бить головою.


Что от тебя остаётся,

Когда ты уходишь?


Мыслей рассыпанных горсть…

Окурков задумчивых блюдце.

Ты – гость…

Мальчик Бананан


Ты не слушал «мочалкин» блюз.

Из всего творишь балаган.

И, закинув на плечи груз,

Живописен, как Бананан.


Смятый пластиковый пакет

Для души броня и обман.

Исправлений ошибок– нет…

Жизнь одна – в том её изъян.


Отсчитают года навзрыд

Добры люди, кивнув в стакан.

Под личиной нахала – стыд.

Подари серьгу, Бананан.

Ты

(В.А.)

Я стояла

на сквозняке

главных улиц,

Чтобы увидеть твой

слегка хромающий силуэт.

Но сквозь меня только

текла вереница лиц…

И тщетность

паутиной затянула ход планет.

В этот солнечный день –

А тебя нет.

Ни иронии, ни внутренней доброты.

Чтобы так разбиться об тебя влёт…

Улыбнуться и сказать – «Ты…».


Развевался по ветру мой шарф.

Паутина сверзнулась,

как пыль.

Закрутился быстро

земной шар.

В сердце снова царит стыль.

Притча о марсианах

(Стасу Г.)


Собрались марсиане на литературный совет –

Как землю им поработить?

Тихо качался абажурный свет,

Ухал филин,

спутывая нить.

Лица чудаков, говорящих с экрана,

Лики святых в забытой деревенской глуши.

– Мы – марсиане, реальные, не из романа,

По-настоящему нужно крушить.

Эти писатели… много ли знали!

Время игрушек проходит само.

Люди – смешные.

Верили вралям.

Смоем позорное наше клеймо!

Выберем сына из племени людского,

Сердце и мозг испытаем его!

– Сына – в пробирку? Может, в оковы?

И почему лишь его одного?

– Род человеческий – он примитивный.

А у нас еще дома дела.

Выбор случайный, но конструктивный.

Так Ева Адаму плод принесла.



Медленно догорал зеленый закат.

Вождь племени марсиан курил, покашливая, трубку.

– М-да…Трудный орешек…-

В бассейне перекатывался скат,

Болело горло и саднило руку.

– Он вышел к нам без пистолетов и шпаг,

Взгляд его был наполнен синевой до краев.

Землю в ладонях он нес, словно стяг,

Запекшийся

как кровь.

Эту планетку, выжившую из ума,

Защищал так, что сводило скулы.

М-да…Мы проиграли.

Так и просится – «мешок дерьма»,

Но я – философ.

И обиду как ветром сдуло.

И вот что скажу я вам,

кареглазые и желторотые –

Земли защитники – они как оглашенные,

И горы сдвинут, и сделают навеки уродом –

Глаза их синие и мозги совершенные

В каждом камешке притаились, словно змеи.

Не связывайтесь,

сидите мирно, бамбук курите.

А закат, как роза здешняя – зеленеет.

А писателей этих… Не трогайте, не будите.

Кликуша

(М. Березиной)


У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

У черной ограды, хранящей узоры веков,

Прохожий отталкивал руку назойливой нищей,

Беззубо жующей обрывки каких-то стихов.


Она всё цеплялась, края обрывая одежды,

Крестила костляво следы уходящего вдаль.

В глазах синерусских как сполохи бывшей надежды

Осколки слезинок взрывали тоску и печаль.


«Кликуша, кликуша», – шептали старушки в платочках

И хлопали дверью, гусиные крылья сложив.

Прохожий спешил в железно-

дорожную точку,

Чтоб вектор дороги за N-е время сложить.


И в душном вагоне, листая газеты страницы,

Мечтая о чае, забыв городские дела,

Он был словно в дымке. Но вздрогнул от вида девицы,

Что выплюнул тамбур. Ввалилась она – не вошла.


Ей фенечки-змеи украсили шею и руки,

Гитара дремала, касаясь вздыблённой груди.

Бездумные взоры её изучали со скуки.

Лишь фыркнул прохожий, гадая, что ждёт впереди.


Молчания птица парила в вагоне невинно.

Стучали колеса, дрожала одрябшая плоть.

Девица запела. Печально, надрывно и длинно.

За грязным стеклом всё текла вереница болот.


Про чёрные реки, ветра, зачумлённые лица,

Про руки бессильные и отрешённость травы.

Прохожий хотел убежать, оглянуться, укрыться.

Но строки вонзались,

вырвавшись из тетивы.


«Не узнанный Бог по дорогам ходил и селеньям.

Но люди пугались, завидев лохмотья вдали

И прятали лица, боясь своего отраженья

В прозрачных глазах, что хранили всю горечь земли.


Безумие лучше бездумья и лености мысли…»

Зашикали тетки, что девка, видать, не в уме.

Что вытолкать нужно, и взгляд ее чёрен, завистлив…

Но пела девица, как узник в холодной тюрьме.


Прохожий вскочил и почти побежал по вагону.

Но звук оборвался. Топтала девицу толпа.

И он обернулся. Кликуша рыдала вдогонку.

«Безумцы!», – он крикнул. Но злобою воздух пропах.


… У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

У чёрной ограды, хранящей узоры веков,

Молился прохожий. И в церковь вошел словно нищий.

Спаситель лучился сквозь синеву облаков…

Слёзы


Душе истерзанной, растянутой дугой,

Внимаю. Слушаю прерывистые всхлипы.

Мужские слёзы о жестокой той, другой…

Зелёной лаской шелестя, внимают липы.


Ты слаб… А я, размазав образ твой,

И мысль, и слово каждое, согрела,

Пропела. И, приникнув головой,

Жалею брата, отгоняя стрелы.


Я веселюсь? Помилуй, это блеф.

Ты сам меня учил игре искусной.

Теперь надежды нет, и, побледнев,

Щеку подставил безучастно-грустно.


Мужские слёзы… Материнский плач.

Когда дитя невинное страдает,

Родившись в муках, в муках умирает,

За что, за что так мстит судьба-палач?


Моя сестра доверит эту боль,

И по-мужски мы водки разольём,

Сидя на кухне первый раз вдвоём,

Мы не делили хлеб, но делим соль.


Бог любит – Бог страдания даёт.

Мужские слёзы, женская печаль…

Чужая боль? Зачем так током бьёт…

Что лучше: боль впустить, но не держать,

Иль все хранить, неся судьбы печать?

Но места нет, чтоб новое впускать.


Невнятна память, место сторожа,

А где участья буду я искать?

Перпетуум римейк

(А.С.)


Ошампаненный или ошампуненный,

Переливчатым голосом играя,

Созерцаю лоб твой нахмуренный-

Ты сегодня маленькая, злая.

Холсты

Подняться наверх