Читать книгу Темные кабинеты. Повести и рассказы о любви - Геннадий Анатольевич Бурлаков - Страница 1

Обращение к читателям

Я прошу отнестись не предвзято и благосклонно к этому сборнику небольших рассказов и коротких повестей. Это как проба пера в новой для меня форме общения с читателем, – рассказы и короткие повести, – после моих сборников стихов и фантастических романов. Точнее, параллельно моим фантастическим романам.

Что-то из этого было записано еще более чем три десятка лет назад, что-то копилось в мозгу из откровений моих случайных рассказчиков, что-то стало продуктом распаленной фантазии.

Потому эти все миниатюрные повествования надо воспринимать как треп за кружкой пива, бокалом вина или рюмкой более крепких напитков в компаниях разного уровня развития и финансовой обеспеченности взрослых людей. Ничего не поделаешь, ведь мне приходилось по своей деятельности общаться со всеми уровнями и ступеньками общественного положения. Хотя и через призму того, чем я сам занимался.

Заранее хочу предупредить, что все имена главных героев и героинь не только изменены, а еще для этого взяты просто из словаря женских и мужских имен, чтобы даже у меня не вызывать соответствующих ассоциаций. Кому не нравится конкретное имя, – можете сами мысленно подставлять вместо этого те имена, которые вам больше по вкусу. Если Вы нашли совпадения с тем, что Вы сами видели или делали в жизни, – никому об этом не говорите, и я не скажу. Потому что это точно не Вы.

Не смотря на то, что многие рассказы ведутся от первого лица, – это не описания моих личных событий, приключений, мечтаний, фантазий. Это только частично личные наблюдения, – многие еще рассказаны мне другими людьми, есть случайно подсмотренные мной в различных ситуациях, услышанные мной в чьих-то сторонних междусобойных разговорах, – и литературно обработанные, примеренные к себе. И мне так просто было удобнее их рассказывать, – от своего лица, – чем выдумывать и/или описывать для этого новых героев.

Будьте осторожны. Тексты в этой книге предназначены для взрослого человека, рассказывают о жизни взрослых в темное (и не только) время суток. И если Вам нет 18-ти лет, то я прошу отложить прочтение до тех пор, пока Ваш возраст или Ваши наставники не позволят ее прочитать.

В книге упоминаются курение и прием алкоголя участниками. Я старался избегать этого, но такие упоминания есть там, где избежать этого не удалось.

Задаюсь вопросом: а будет ли продолжение? Возможно даже и будет, если книга понравится читателю. Случаев и героев у меня слишком много в голове на эту и другие темы.

Использованы фото, коллажи и стихи автора.

В качестве эпиграфа

Запах женщины

В любви женщина пахнет мускусом.

Это не игра больного воображения, -

Не духами, не пряностями, сладостями, уксусом, -

Это тонкий запах женского возбуждения.

Не услышит этот запах инертный, курящий, пьющий, -

Это запах взаимной страсти, пыла, желания!

Он на столько слабый… И на столько вопиющий!

Это запах блаженства, божественного благоухания!

2015

Предисловие

Я плохо помню, в каком возрасте познакомился с «Темными аллеями» И.А. Бунина.

«Тёмные алле́и» – сборник рассказов о любви И. А. Бунина.

Над «Тёмными аллеями» Бунин работал в эмиграции с 1937 по 1944 годы. Многие рассказы были написаны во время Второй мировой войны на юге Франции в городе Грасе, в очень стеснённых условиях вишистского режима.

Позже, в 1953 году, добавив к своему сборнику два рассказа, автор стал считать «Тёмные аллеи» своим лучшим произведением.

Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

У родителей была просто огромная своя библиотека, и мне было интересно копаться в ней. Возможно «по наводке» кого-то из одноклассников или после чьих-то упоминаний о таком произведении я нашел эти сборники рассказов и, скрывая это от родителей, прочитал их. Это теперь никого не удивишь откровенной порнухой, а в те времена и тем более в моей семье такие рассказы были чем-то на уровне сегодняшних рассказов проституток и о проститутках, которыми пестрит весь интернет. Где-то в тот же период времени я прочитал и «Яму» А.И.Куприна.

«Я́ма» – повесть Александра Куприна о проституции.

Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

И «Милый друг» Ги де Мопассана, – тоже с полок библиотеки родителей.

«Ми́лый друг» (фр. Bel-Ami) – роман французского писателя Ги де Мопассана, написанный в 1885 году. Рассказывает об авантюристе, который мечтает сделать блестящую карьеру. У него нет каких-либо талантов, разве что своей внешностью он может покорить сердце любой дамы, а совесть прощает ему любую подлость. И… этого хватает для того, чтобы стать сильным мира сего.

Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

Даже у А.С.Пушкина я нашел такие строки, сказки, стихи и даже целые повествования в стихах, узнав о прочтении которых мои родители только переглянулись и глубоко вздохнули.

Были и другие, потрясшие меня до глубины души. МЕНЯ, ЦЕЛОМУДРЕННОГО тогда еще даже в мыслях МАЛЬЧИКА.

Да, по возрасту я был еще подростком, сексуальные чувства которого пока проявлялись только в виде интереса к противоположному полу с чисто познавательной и ознакомительной целью. Будучи самым младшим в классе, я с удивлением слушал рассуждения и рассказы своих одноклассников в коридорах и кулуарах, изобилующие как подробностями, так и недосказанностями, сальными улыбками и понимающими кивками головами слушателей. Удивлялся их двусмысленным шуткам с девушками нашего и более старшего возраста. Задавал им вопросы и получал упрощенные, но очень предметные ответы по интересующей меня теме «полового воспитания в подворотне», часто вперемешку с дворовой терминологией и нецензурными словечками. А показанные сверстниками на углу школы игральные карты с обнаженными девушками просто приравнивались в моем сознании к разнузданности и разврату.

Это потом в мои руки попали и «Кама-Сутра», и «Энциклопедия брака», и другие книги – в виде любительских фотографий каждой страницы типографских книг. Журналы «Плей Бой» и им подобные тогда еще даже наши родители не видели. Это потом в мои руки попадали учебники и атласы по акушерству и гинекологии, якобы случайно забытые моими родителями в пределах моей досягаемости. Прекрасные журналы с мировыми шедеврами фотографии и многотомные издания картинных галерей различных изданий всех времен и народов, которые были в нашей библиотеке, стали в последующем моими учебниками для понимания красоты человеческого тела, а не его постыдности.

Когда я сначала начинал писать для себя, потом безуспешно пытался восстановить утраченные свои тексты, а потом уже готовил к изданию в бумажном виде свою книгу «Приемный покой ВОЙНЫ Одинокого Волка», то часто задумывался над своими наблюдениями за ситуациями, происходящими у меня на глазах. Они часто были связаны с основной профессией всей моей жизни, но опубликовать их тогда я не решился. В голове «прокручивались» и многие другие, как происходящие рядом, так и рассказанные другими свидетелями и/или участниками. (Так уж получалось по жизни, что меня многие избирали то ли громоотводом для своей психики, то ли исповедником и психотерапевтом.) Но и это не решился тогда не только записать, но даже думать о таком творчестве в редкие часы отдыха.

Я рос, воспитывался и вырос просто пай-мальчиком, и девочки просто шарахались от меня. Даже встречался с некоторыми, но… Никаких поползновений на половой контакт у меня не получалось, а спутницы и предметы моего обожания его не проявляли. Более того, при попытке положить руку на ее плечо или поясницу, я натыкался на резкие отталкивания и неудовольствие с их стороны. Положить ей руку на коленку я после этого даже не рисковал. Хотя нередко позволяли другим парням их развязано обнимать, щупать во всех местах, гладить по коленке, задирать им юбки и при этом оставались спокойны, и даже внешне очень довольны.

Теперь уже я понимаю, что попал в другое время, в другую общественную и социальную среду. Здесь теперь всё дозволено, всё выставлено напоказ. Поменялись не только акценты, но и сами принципы оценки пошлого и недозволенного. Я долго решался на написание и опубликование этих своих прошлых наблюдений, но всё-таки решился.

И предоставляю эти рассказы своему читателю. Судить не старайтесь, хотя это уже ваше личное дело, раз прочитали, не смотря на мои предупреждения.

Таня

Знакомство

Она пришла к нам совсем еще «зелененькой» как специалист. Но лучше сначала.

Я вошел к заведующей нашего поликлинического отделения для подписания бумаг, а на кушетке перед ней сидела молоденькая мед сестра. При моем появлении она вскочила, – чувствовалась студенческая привычка. Совсем небольшого росточка, пухленькая. Ну. Она не выглядела толстой, хотя при ее росте можно было бы и так сказать. Она выглядела маленькой, пухленькой, кругленькой и мягенькой, как персик. Естественный цвет лица с хорошим загаром и минимумом косметики подчеркивался просто завязанными на затылке волосами. Белый халатик распирался на груди с выраженной тенденцией притягивать мужские взгляды. На точеных симпатичных ножках кремовые гольфы под белыми босоножками.

– Не дам, – сразу со смехом сказала зав., увидев мой взгляд на этой особе. – За этим пришел? Вот и иди, не дам. Пусть стажируется и потом работает с другим врачом. А то вот посмотри, уже новую юбку увидел и примчался.

– Да я карточки и рецепты пришел подписать, – взмолился я. – Я еще ничего не знал ни о ком, но готов принять у нее практику, – это я частично сориентировался в ситуации.

– Вот смотри, Татьяна, это тот самый прожженный многоженец в нашей поликлинике, – а та уже хохотала с широко распахнутым ртом. – Не поддавайся на его чары и не станешь его следующей женой.

Ее колышущаяся большая грудь, округлые ягодицы, пухленькие «бутылочками» ножки притягивали взгляд, но я постарался не показывать этого. Раз она будет у нас работать, то время само решит всё за нас.

Да, ее прикрепили сначала к другой паре врач+медсестра для обучения. А что там обучаться, – бумаги правильно заполнять, попы чужие колоть на дому, карточки амбулаторные по полкам в регистратуре искать? Скоро она начала работать самостоятельно с другим врачом. Потом нашему отделению дали новый кабинет, и меня в числе «безлошадных» переселили в этот кабинет. И в том числе подселили сюда и врача с этой Татьяной. Понятно, что и до того мы работали в разные временные промежутки, но встречаться приходилось. Если мы и ранее встречались в кабинетах, коридорах и особенно в кабинете начальницы, то теперь стали время от времени еще и сменять друг друга.

Переселение в новый кабинет, – пустой изначально, и особенно в государственной поликлинике, – всегда сопряжен с большим количеством неудобств. Надо убрать мусор от прошлых жильцов, надо очистить стены от старых ободранных плакатов и обоев, найти (да-да-да, именно найти!) мебель из отложенной пришедшей в негодность по нычкам и подвалам и привести ее в рабочее состояние. Чем мы неделю все обитатели нового кабинета и занимались. Потом поняли, что с нашей работой это не сочетается ни по времени, ни по желаниям, и решили устроить небольшой субботник именно в рамках кабинета. Сотрудники из других кабинетов, как я и ожидал, категорически и под разными предлогами отказались участвовать в этом импровизированном мероприятии. Мы и не расстраивались. В течении дня субботы мы сделали всё, чтобы переселиться с понедельника сюда. Нас уже давно выталкивали из тех кабинетов, где мы были временными, да и самим хотелось уже что-то иметь свое и ни от кого не зависеть.

Каждый принес инструменты, тряпки, швабры, веники. Я принес электродрель, молотки, гвозди и пр. Пока наши женщины (а состав именно женский) делали все «оконные», «настенные» и «напольные» работы, я возился с дрелью и молотком. К окончанию работ все устали, но чайку все вместе попили, и даже у кого-то оказались какие-то домашние сладости. На том и начали расходиться.

Я решил закончить доделывать деревянную кушетку, а Татьяна напросилась мне помогать. К нам она приехала из деревни, жила в общежитии, ездить домой могла только тогда, когда ходил автобус. Сегодня автобус шел вечером, идти в общагу или на автовокзал не хотелось, да и вдвоем веселее было скоротать за работой время. Мы доделали (дозаколачивали) кушетку покрепче, чтобы никто с нее не упал, прибрали за собой мусор, снова поставили чайник.

Я вышел из кабинета на несколько минут. Поликлиника во второй половине дня в субботу вообще пустая: ни сотрудников, ни посетителей, ни начальства. Сторож предупредил нас, что когда мы закончим свои дела, то сообщить ему, чтобы он запер помещение, а пока мы заперлись изнутри. Я сам запирал наружные двери в здание и на этажах, когда уходили наши коллеги после заключительного чаепития.

По возвращении в кабинет, я обнаружил, что Таня заварила чай, который еще был очень горячий в чашке и стакане, чтобы начинать его пить, а сама завалилась на отремонтированную кушетку.

– Ты посмотри, какое это блаженство, доктор! – улыбалась она с кушетки, где лежала на спине и размахивала руками. – Никого нет, кушетка есть, чай есть!…

Я расхохотался и подошел к ней. В кабинете еще не было ни штор, ни занавесок, – но и зданий с окнами перед нашим окном не было, чтобы кто-то оттуда подглядывал, – только парковая зона, безопасная для окон третьего этажа в плане подглядывания. Потому вот так полежать на кушетке она могла себе позволить.

– Тебе-то хорошо, но кушетка слишком узкая на двоих. Мы на ней не уместимся, хотя при таком количестве гвоздей, что я сегодня в нее забил, она на сломается наверняка.

– А притащить из другого кабинета на время еще одну сможем?

– Не-а. У меня же ключей нет от других кабинетов.

– Да, жаль. Но присесть же на нее вдвоем можем?

– А чего двоим сидеть. Ты продолжай лежать, вот только ноги чуть подогни. И я сяду в ногах.

Так мы и сделали. Она и так коротенькая, и потому ноги не пришлось закидывать за голову, чтобы освободить немного места для меня сидящего, – только немного подогнуть. Я сел у нее в ногах и любовался ее ножками. Немного было видно и выше, но мешали полы сарафана. В какой-то момент Таня сказала, что ноги устали в таком положении, выпрямила их о положила мне на бедра. И улыбнулась. Я стал гладить ее голени сначала по-очереди, потом обеими руками, – типа делал массаж, – стал доставать уже до самых коленей. Внезапно женщина, неожиданно согнув ноги в коленях, придвинулась к моим бедрам тазом вплотную. Нижняя часть сарафана отодвинулась выше, но она не стала его поправлять. Белые трусики остались просто неприкрытыми.

Ответно я начал гладить ее по бедрам, что-то изменилось в атмосфере в комнате и между нами. Потом я стал подниматься выше от колена по бедру, достигая рукой трусиков, и просто положил на их ладонь. Таня вздрогнула, но не отпрянула. Не сдвинула руки, лежащие вдоль туловища, не убрала свои ноги с моих колен. Я расценил это как разрешение продолжения. Просто прикосновение к трусам переросло в поглаживания со все возрастающим нажатием. Теперь я сам придвинул ее к себе еще больше и положил ягодицами к себе на бедра. Ее ноги еще больше раздвинулись и появилась возможность положить руку не просто на лобок, но захватить и начать массировать всю промежность. И тут я обнаружил, что ее трусики между ног немного влажные. Глянул ей в лицо, – глаза закрытые, выражение лица спокойное, на губах улыбка. Она приподняла таз и сняла трусы, спрятав их куда-то, – я не заметил куда, потому что созерцал ее киску. И не стал тратить время, а начал ее массировать, проникать между губ сначала одним пальцем, потом еще одним и всерьез взялся за клитор. Приподнял свой таз и снял все свои вещи: штаны, трусы, рубашку, майку. Хорошо, что в кабинете не было жарко, – у нас с ней и так на лбу выступил пот.

Я притянул ее за руку к себе, помог подняться и сесть на мои ноги, а она обхватила мой таз ногами и села как раз туда, куда я больше всего хотел, – промежностью на мой член, – с размаху и на всю глубину. Зрелая разведенная женщина, имеющая маленького ребенка, – она знала, что надо делать, и начала делать. Медленные покачивания тазом, потом побыстрее… Внутри нее было так приятно, что я даже не мог позволить себе сдвинуться, чтобы случайно не изменить положение тела и не ослабить эти ощущения.

Но Тане, видимо, было неудобно. Она обхватила меня за шею и с силой то ли направила, то ли повалила меня на кушетку на спину, а сама устроилась верхом. Вот теперь, обхватив хорошо меня вместе с кушеткой обеими ногами в захват, она начала натуральную скачку, предварительно тоже скинув на стоящий рядом стул сарафан и лифчик. На меня впервые глянули ее голые груди. Это было что-то великолепное. Два больших шара, прижатые друг к другу собственным весом, по своему размеру были больше, чем диаметр ее грудной клетки. Они висели фактически прямо надо мной и колыхались в такт ее движениям вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад… Когда я положил обе ладони на ее соски, она глубоко вздохнула, ускорила и усилила движения своим тазом, буквально вколачивая меня в кушетку. Спустя буквально минуту она резко выпрямилась и попросила разрешения лечь самой. Я не сводил с нее глаз, – с лица, губ, шеи, грудей, – везде, куда мог дотянуться взглядом. И в ответ на ее просьбу быстро поменялся в ней местами. Сел верхом на кушетку между ее ног, вошел в нее сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее начал двигаться.

Партнерша реагировала адекватно, только сдерживала стоны и крик. Когда она закинула мне ноги на плечи, я и сам встал на колени на кушетку, навис над ней и начал движения, изображающие работу электрической пилорамы. Я увидел, что она сильно задрожала, кончил вместе с ней, и вдруг…

Это произошло совершенно неожиданно. ОНА ПОТЕРЯЛА СОЗНАНИЕ! Она просто вырубилась и не отзывалась ни на окрики, ни когда я начал ее тормошить, ни когда принес из крана воду в ладонях и начал плескать ей на лицо. Я трогал ее за щеки, но хлопать по ним не решился, чтобы не оставить на них синяки от ударов. Честно говоря, я сильно испугался. Ну не готов я был к такому повороту событий, не готов! Могло быть любое заболевание, о котором я не знал: неврология, эпилепсия, порок сердца, – я мысленно продолжал вспоминать и придумывать различные заболевания, при котором такое могла произойти при сильной эмоциональной и физической нагрузке. И кого я могу в такой ситуации позвать на помощь, и обнародовать такие наши «ремонтно-подготовительные работы» в кабинете. И не сбежишь ведь от ситуации – ни совесть, ни гражданская ответственность внутри меня не позволят.

К счастью, она начала приходить в себя, задышала уже чаще, чем еще минуту назад. При попытке сесть, я удержал ее и встретил удивленный взгляд. В растерянности рассказал то, что меня так напугало. Она расхохоталась.

– А я тебе, что же, не рассказывала о таком моем свойстве, – я выпучил на нее глаза. Да откуда и когда она могла мне вот так мимоходом в коридоре или кабинете заведующей такое рассказать?

– Ну, извини. У меня давно не было полноценного секса. Да вообще не было, не то что полноценного, – одни мечтания. А вот такие потери сознания на высоте оргазма были и раньше. Но редко. Мой муж не дарил мне, – точнее подарил всего пару раз, – такие ощущения. И даже не заметил ни разу, как я потеряла сознание. Может быть он в тот момент не смотрел на меня? И куда он тогда смотрел?

– Но у вас есть совместный ребенок, ты прожила с ним несколько лет, как когда-то говорила. Значит и в постели часто занимались положенными упражнениями. Как же тогда?…

– Да не бери в голову. Не получалось, – и всё. Сначала я была юная и глупая, потом он стал выпивать и меня поколачивать. Потом я сбежала от него в Сибирь…

– Куда? В Сибирь?

– А что ты удивляешься? Я хотела жить нормально, нормально растить свою дочь, чтобы она не видела пьяных дебошей и избиений меня и других родственников. А это уже начиналось… Я вернулась спустя несколько лет, когда он сел за какую-то мелкую кражу. Там было много пунктов в обвинении, и я не хотела всего даже знать. Воспользовалась правом развестись с ним, пока он в заключении, поступила учиться в училище. Вот теперь познакомилась с тобой и никому я тебя теперь не отдам, – серьезно, очень по взрослому и убежденно сказала она. Улыбнулась и обняла меня.

– Понимаешь ли…

– Я понимаю, что ты семейный, с детьми и своими обязательствами. Со своей жизнью и жизненными заморочками. Я не буду никак тебе мешать ни в семейной жизни, ни в работе, – не надо тебе ничего менять. Я просто буду молча тебя ждать и надеяться. Но и никого к тебе не подпущу. Почему-то думаю, что ты рано или поздно уйдешь от этой жены, из этой семьи. Плохо тебе там, вот что я чувствую. Ты никому об этом не говоришь, но и домой не стремишься. Ничего не знаю об этом точно, но я чувствую только вот так, вот это. Я права?

Я смотрел на нее с большим удивлением. Вот еще полчаса назад это была почти взбалмошная девчонка, – ну или довольно молодая женщина, – вела себя адекватно возраста, смеялась в толпе к месту и не к месту, шутила, вполне по-мужски вкалывала во время ремонта, не производила никаких раздумий о ее судьбе и взглядах. А теперь на меня смотрела очень взрослая бывалая женщина, много испытавшая и прочувствовавшая сама, на себе. При этом говорил со мной много думавший и анализировавший человек, и даже из того, что она сказала, думаю, многое обдумала заранее. Ну, думала, или мечтала, или представляла себе. Она сделала свой выбор, – и предмет выбора, и последующие свои действия. Это я понял после ее слов.

Да, уж. Приятные ощущения в паху сохранялись, но мысли стали очень уж сложные. Ну, с ней хорошо было эти несколько минут, даже понравилось. Конечно, я и ранее подобное не раз испытывал, – без потери сознания, конечно, но ощущения в паху были всегда. Но вот такого диалога даже представить себе не мог. Ни с кем.

– Давай собираться. Тебе надо домой, а мне на автовокзал, – она улыбнулась. – У тебя не будет со мной проблем, поверь. Я достаточно умная не по возрасту, и потому могу всё понять и принять.

И мы начали собираться. Я проводил ее до автовокзала, уточнил, что она не соскучится здесь одна, и поехал домой…

Я не думал, что эта история только начиналась.

Торт

В кабинете еще вела прием врач со своей мед сестрой, потому я тихонечко прошел мимо них, чтобы не отвлекать, и присел на кушетку. Мой прием начинается сразу после них. Официально между приемами нет зазора даже на минуту. Я это знаю и потому спокойно сижу и смотрю, как они работают с больным. Просто так, потому что больше ничего не придумал, что делать.

Когда они закончили, в кабинет врывается Татьяна, чуть не сбивая с ног выходящего больного. У нее в руках какие-то сумки и средних размеров тортик.

– Привет, народ! У вас в коридоре пусто, потому давайте пить чай с тортом.

У нас народ в кабинете дружный и нормальный подобрался. Бумагу друг у друга не воруем, бланки не прячем и всегда пополняем общий их запас. А по причине того, что между концом-началом приемов нет зазора, то предыдущая смена всегда ставит чайник в конце своего приема, чтобы последующая могла чаю попить в начале приема. А последняя «смена» просто оставляет кипяченной воды в чайнике, если у кого-то утром будет «сушняк».

Вот потому для чая и не пришлось долго кипятить воду, а просто разлили кипяток по чашкам с сухим чаем. Пока разрезали торт, пока что-то, смесь вчетвером, говорили друг другу, чай и готов.

– Ну, колись, что у тебя сегодня за праздник.

– Да никакого праздника. Просто купила торт, сама съесть его не смогу, прибежала к вам, – Таня выглядела очень искренне, и дамы из прошлой смены были вполне удовлетворены этим ответом.

Мы «на скорую руку» попили чай, и прошлая смена начала прощаться.

– Таня, ты идешь с нами?

– Нет, я останусь на прием. Меня сегодня переставили на вечер. Моя врач в отпуске, а у него, – она показала в мою сторону, – мед сестра заболела.

– Понятно. Ну, тогда работайте, а мы пошли, – и дверь за ними закрылась.

– Давай, доедаем торт, – вдохновленно сказала мне Татьяна. Торта осталось много, и я даже вспомнить не мог, когда я последний раз ел столько торта, пусть даже и на двоих. – Давай, давай, не стесняйся. Это я для нас двоих купила.

– Не, ну, погоди. Сколько с меня?

– Брось. Я не только торт принесла, я и тебе кое-что принесла, – и начала выгружать на кушетку из сумки упакованные крупные помидоры. Такие помидоры у нас в магазине не продавались, а на рынке стоили чуть ли не половину моей зарплаты за килограмм. Я расхохотался. Дело происходило на сломе государственной власти, – да что там власти, сломалось государство, рассыпались все привычные устои, не платили зарплату, цены выросли в 50-100 раз и не стеснялись прогрессивно расти и дальше.

– Ты кого-то ограбила?

– Да нет же. Отнеси своим детям, пусть полакомятся. И еще принесу через пару дней. Я привезла из дома в общагу огромную «кравчучку» с этими помидорами. Там меня всегда ждут, и даже помогают доставить их мне на этаж в комнату. Я там их быстренько распродала, и оставила вот только эти для тебя. А жители общаги, – все мои постоянные покупатели. Потому они знают дни, когда я уезжаю домой и утром приезжаю, и все выстраиваются около комнаты.

– Здорово! И ты всё распродаешь? Самой хватает?

– Да, я на них уже смотреть не могу. И могу себе позволить что-то вкусненькое на выручку.

– А дочке.

– Не думай даже, – она открыла другую сумку и вынула сверток с детскими нарядами и стала мне их показывать (хвастаться). Там были платья, какие-то игрушки, сандалии и много чего еще. – Сандалии у нее протираются мгновенно. Эта шкода на месте сидеть не может, потому раз в одну-две недели сандалики приходится менять, а прошлые выбрасывать. А еще я сегодня накупила кучу мороженого, но сюда по такой жаре принести не могла. Потому сама съела. Ты кушай, кушай тортик, а то и он в такую жару пропадет до завтра. И я с тобой буду лакомиться.

Она уже давно переоделась и болтала, сидя за рабочим столом. Всё остальное она уже сложила в нишу шкафа. Под халатиком кроме трусиков ничего не было, а всё остальное было хорошо знакомо и потому не угадывалось, а виделось сквозь сильно обтягивающий на груди, поясе и ягодицах халатик.

Я выглянул за дверь. Было удивительно, что за это время никто не рвался в дверь. В полутемном коридоре никого не было, света не было, – только из окон проникал свет далекого не скорого заката. Никто не сидел под дверью, никто не сновал по коридору, – тишь да гладь.

– Что там такое? Надо сходить в регистратуру… – и не договорил.

– Никуда ходить не надо, – буквально оборвала меня на полуслове Татьяна. – Я сейчас расскажу, – и рассказала, во время ее рассказа то восхищался, то хохотал.

Заведующая ушла в отпуск. Ее прямой заместитель чуть-чуть поработал утром и смылся типа по тяжелым больным. Старшая сестра Тамара с утра лыка не вяжет и прячется от начальства, потом типа ушла в стоматологическую поликлинику. Врач, с кем работает Таня, тоже в отпуске. Валя, моя мед сестра, позвонила Тамаре, своей лучшей подруге и сказала, что заболела. Никто потом в суматохе ничего не вспомнит, и Валя пробудет дома несколько дней до выходных, после выходных зам заведующей тоже собирался в отпуск, и потом некому будет с нее спросить предъявить больничный лист. Хотели и Таню куда-то отправить, но она спросила, кто же будет на приеме со мной, и с облегчением назначили ее моей временной мед сестрой на время болезни Вали.

В регистратуре сейчас сидит практикантка, которая работает всего несколько дней и свято верит в щиты с графиками приема на стене. Когда Таня снимала время приема своей врача, то почему-то переставила утренние часы приема мне. Пришедшие утром на прием не нашли своей врача и рассосались по другим врачам, – а утром их много. Принимавший сегодня в одно со мной время врач Щеголев, – полноватый старый врач с больными ногами, – увидел, что меня переставили на утро вместо заболевшей другой врача и успокоился. Он даже покурить предупредить ко мне на верхний этаж не придет. В коридоре, где можно, Таня по пути в кабинет уже выключила свет и…

– Так мы теперь одни на весь этаж? И никто об этом не знает? – хохотал я. – И чем нам в таком случае заниматься?

– Доктор, у Вас очень много срочной бумажной работы, – чопорно сказала Таня, запирая дверь изнутри, чтобы Щеглов даже случайно не смог к нам попасть. – Вам надо заполнить сегодняшние карты после посещенных на дому больных, заполнить вызывной журнал участка и журнал приема больных участка в поликлинике за сегодня, заполнить стат талоны больных, которые сегодня пришли к нам на прием для стат отдела и для начальства, когда они спохватятся. А они спохватятся, когда будет пробел в документации.

– Умница, – расхохотался я. – Но я имел в виду не это. Что у нас на сладкое, – Таня указала на торт, – кроме торта, конечно.

– Доктор. Если мы будем заполнять документацию в темноте, то придется включить свет и привлечь внимание регистратуры, сторожей и врача Щеголева. И наша маленькая уловка вскроется. Лучше сладенькое, – такое и не такое, – мы оставим на после заполнения документов, тогда нам не понадобится много света. Разве не так? – и улыбка на всё ее чудесное лицо не покидала, особенно когда она сулила нам сладкое.

Мы быстренько сделали неотложные дела с бумагами, бланками и документацией, привели всё в порядок, после чего я обошел столы и сел перед ней прямо на стол.

– Какие дела нам предстоят теперь?

Халатик она давно весь расстегнула от жары, т. к. никого входящих мы не ожидали, а я так халат вообще не одевал. Потому картина, которая сейчас могла бы представиться случайному зрителю была приблизительно такая:

За столом пышногрудая мед сестра в полностью распахнутом халатике, а на столе перед ней сидит лицом к ней мужчина без рубашки и майки. Потом посторонний наблюдатель увидел бы, как эта пышногрудая сестричка расстегивает мужчине ремень и брюки, приспускает их и трусы, снимает их совсем и прижимается грудной клеткой к плотному торчащему органу. Сначала она просто гладит им поверхность между грудями, потом выпускает его и берется за свои молочные железы. Большими шарами грудей она сжимает мужской орган с двух сторон и начинает медленные движение вдоль этого органа вверх-вниз, вверх-вниз… Орган твердеет всё больше, как и соски дамы. Мужчина давно придвинулся ближе к ней тазом, а сам откинулся на вытянутые руки назад, закрыл глаза. Но этого даме показалось мало. Она стала время от времени освобождать орган мужчины от плена грудей о, обхватив его ладонью, повторять движения вдоль него вверх-вниз, вверх-вниз… Движения постепенно нарастали по амплитуде и скорости. Когда мужчина стал импульсивно вздрагивать, женщина нагнулась и взяла орган в рот, продолжая массировать его рукой вверх-вниз, вверх-вниз. При этом к движению руки кроме «вверх-вниз, вверх-вниз» добавились как-бы круговые движения.

Губы были сжаты, когда пропускали это богатство в рот. Продвинув его на некоторую глубину, дама замерла на несколько секунд, за которые успела снять халатик и бросить его в сторону кушетки, оставшись в одних трусиках. Но и в это время она не выпустила ничего изо рта.

Мужчина к тому времени уже выпрямился и попробовал управлять головой своей партнерши, надавливая ей на затылок. После неудачного толчка, когда она чуть не захлебнулась, закашлялась, дама молча отшлепала его по рукам и продолжила свои таинства без его рук. Т.е. глубоко насадила свой рот на его орган и приступила к фрикциям головой, помогая себе руками.

В момент, когда раздались приглушенные стоны мужчины, закатила глаза с не менее понятными наблюдателю стонами, приглушенными твердым «кляпом». Оба партнера некоторое время импульсивно двигались друг навстречу другу, пока не затихли.

Мужчина просто откинулся вдоль стола на спине, совершенно не заботясь о том, что его орган еще не принял позу павшего бойца, а женщина привстала и языком собирала единичные капельки, оставшиеся в его члене и выделяющиеся наружу. Делала она это столь удовлетворенно и вдохновенно, что сторонний наблюдатель и особенно наблюдательница, если бы они были на самом деле, и сам бы не устояли, наверно… Но их не было и не могло быть, потому они ничего и не могли сделать.

Некоторое время сотрудники пили почти остывший чай и активно поедали торт. Сладкое заедали сладким. Что было слаще, – кто знает?

Солнце постепенно садилось, света в кабинете становилось всё меньше и меньше.

– Ты представляешь, что этот свет точно так же ослабевает по всем кабинетам, и светлые кабинеты становятся ТЕМНЫМИ КАБИНЕТАМИ? – они расхохотались оба. – И во всех темных кабинетах могло бы происходить такое, такое…

– А хочешь заняться любовью в кабинете заведующей? – перебила меня Таня. – Я сегодня выпроваживала Тамару, старшую сестру, и когда запирала за ней дверь кабинета, то случайно положила ключ от кабинета заведующей себе в карман.

– Случайно? – опять расхохотался я.

– Ну не нарочно же, – тоже со смехом ответила женщина. – Так идем?

Ей и самой хотелось такого приключения. В халатах, как и положено, заговорщики чинно прошли к кабинету начальницы, ключи от которого у них оказались, и внешне совсем спокойно его открыли и вошли. Свет зажигать они не стали, а просто заперлись изнутри и, повесив халаты на вешалку у дверей, занялись друг другом. Пухленькая хохотушка прыснула в кулак, когда мужчина посадил ее на стол заведующей и с размаху вошел в нее. Они, так обнявшись, «потерлись» друг об друга, но потом он поднял ее за ягодицы, не выходя из ее тела и перенес женщину на стол старшей сестры, ее непосредственной начальницы. Женщина снова прыснула в кулак. И это место ей понравилось даже больше. Но она выскользнула из рук и со стола и перевернулась на живот на том же столе. Мужчина всё понял и не противился ее решению. Так же быстро он вошел в нее, прижав ее ноги своими ногами к столу Тамары. Быстрые движения, опасная обстановка, озорная ситуация и сильное желание привело к тому, что они быстро кончили.

Отдышались на кушетке, потом подложили под голову женщине большую пачку амбулаторных карт, а под таз проверочных журналов, они некоторое время кувыркались на кушетке. То она снизу, а он сверху, то он снизу, а она сверху. Эти уже более физкультурные упражнения, чем занятие любовью, закончились тем, что они опять дружно кончили, но рассыпали по полу амбулаторные карты и журналы контроля и учета всего и всех.

– Скажу ей завтра, что она сама зацепила на выходе и рассыпала, – смеясь предложила Таня. И это было лучшим решением, чем собирать эти все карточки в уже сгущающейся темноте в чужом кабинете.

– А как она сюда зайдет без ключа?

– А я утречком повешу ключ на доску в регистратуре, и она там его и найдет.

– Всё-то ты предусмотрела!…

Мы опять чинно прошли в свой кабинет, доели остатки торта, – для восстановления сил, конечно. Для пользы, а не корысти ради. Привели себя в порядок. Потом аккуратно прокрались мимо дремлющей практикантки в регистратуре и выпорхнули на улицу.

Когда я оглянулся на здание поликлиники, то окна на самом деле выглядели темными. Значит и кабинеты в них были темными. Это точно, уж поверьте.

Луг

В фильмах и книгах так восхитительно и романтично показывают глубокие отношения между женщиной и мужчиной, когда они происходят на лугу в траве, на поляне в цветах, в камышах, в пшеничных колосьях, – словом, на природе. Сопровождающая музыка усиливает эффект, но даже и без нее это кажется не только романтично, но обязательно приятно. Равно как и на сеновале с хозяйкой, приютившей тебя на ночь. Кто бы из мужчин не хотел так пообщаться с женой, любовницей, соседкой, женой начальника… Да мало ли с кем пообщаться?

Когда я рассказал это Тане, она некоторое время хохотала, а потом с веселой улыбкой пообещала мне это блаженство дать испытать самому. И такое как-то раз состоялась.

Мы гуляли с ней по не выкошенному полю с разнотравьем далеко от города. Приехали туда на ее машине, которую она купила, чтобы доставлять в город всё возрастающие урожаи помидор и много другого, т. к. кравчучка с момента постройки теплицы перестала категорически справляться. Она просто съехала с дороги прямо в поле, остановила машину и предложила пройтись по полю. Утреннее солнце было приятно, не обжигало, хотя земля под босыми ногами была теплая. Высокая почти по пояс трава казалась ласковой и нежной. Над головой вились и пели какие-то птицы. Облака обгоняли друг друга, а ветер ласкал кожу приятными дуновениями. Всё как в кино.

Таня начала целовать меня в губы, а поскольку для этого ей просто не хватало для этого роста, она пригнула меня и завалила на траву. Я привычно улегся на спину… И тут началось.

Под ногами при ходьбе кочки и бугры земли чувствовались слабо, даже босиком. Но вот спиной они ощущались весьма и весьма натурально и неприятно. Улечься удобно не получалось. Я попробовал поерзать спиной по земле и траве, но от этого не стало легче. К тому же мой вес увеличился еще и на вес Тани. Потому в поясницу и таз эти бугорки впились и мешали особенно сильно, как бы если я лежал на столе с бильярдными шарами. Попытка приподняться на локтях заканчивался тем, что локти упирались в такие же «бильярдные шары», которые не были мягкими и приносили в местах упора достаточную боль. К тому же земля была сухая-сухая (трудно представить себя на мокрой земле), и потому от нее сразу же поднялись клубы пыли, которые стали лезть мне в глаза, нос, рот, просто покрывать лицо, шею и руки, как и все открытые части тела. В глаза, нос и рот лезли травинки и цветы в неимоверном количестве. Я не успевал их раздвигать и отплевываться, но даже при попытке вырвать с корнем самые мешающие и назойливые, лучше не становилось.

На меня стали наступать сразу все насекомые этого поля. Какие-то мотыльки мелькали перед глазами. Мошкара облепила влажные лицо, руки, ноги. Я с напряжение стал наблюдать за несколькими большим черными жуками, которые ползли в моем направлении. Маленькая ящерица сидела в глубине травы и смотрела на меня. Выше травы летали и шелестели, словно истребители, стрекозы, а между стеблей трав и цветов гудели крупные и мелкие мухи. В какой-то момент я почувствовал, что меня как-будто стали кусать комары за голени ниже и выше шорт, но отмахнуться от них я не мог, т. к. на мне сидела Таня. Мне показалось, что на меня прицелились птицы, летающие высоко к небе, и они даже остановили свое пение, прицеливаясь.

Солнце стало припекать, потому что светило прямо в глаза. Прохладный ветерок просто не достигал нас в толще травы. Вся моя кожа взмокла и стала еще более привлекательна для мух и мошек.

– Ты чего? – удивилась Таня, когда поняла, что мой друг вдруг приобрел позу павшего бойца. – Ты меня не хочешь? Я не по-ня-ла…

– Я не знаю, они меня загрызли, просто загрызли. И спина вся болит, – я жалобно смотрел на нее снизу вверх, против палящего солнца.

– Тебе не удобно на спине?

– Ну, да, – промычал я.

Таня быстренько свалилась рядом со мной и легла на спину. Но от моего положения сверху ничего не поменялось. Пыль в лицо еще больше, солнце в затылок, к жукам добавились пикирующие осы с пчелами, мухи и комары радостно облепили мне потную пыльную спину. По рукам текли грязные ручейки из пота и пыли. Колышущиеся от ветра травинки били меня в лицо, кололи руки острыми краями своих листьев, совали в нос свои цветы и стряхивали в ноздри пыльцу.

А мой друг просто вышел из повиновения и залег в глубокую спячку. За-бас-тов-ка! Ему тут не понравилось.

– Опять не получается, – участливо спросила Таня. – Там впереди около лесопосадки есть стог сена. Побежали туда?

И мы наперегонки побежали. Когда я упал в это прибежище корма для домашних животных, то понял, что стало еще хуже. К перечисленным ранее насекомым и пыли прибавились уколы высохшей травы. Ну, сено, это ведь и есть высохшая трава. Мокрая кожа спины, груди, поясницы, ног, рук чувствовали, словно попали в некое подобие веника. Вот попробуйте потыкать в себя веником, на котором обрезана самая мягкая часть. Да сразу по всей поверхности тела: кожа спины, груди, поясницы, ног, рук. И при этом постараться сосредоточиться – вместе с другом! – на своей возлюбленной, которая рядом.

Таня застелила на толстый слой сена покрывало, которое она взяла с собой, уложила меня на него и взялась за моего павшего бойца. Когда он стал готов, снова легла на спину, а я поспешил лечь на нее сверху. Однако коленям стало нестерпимо больно от впившихся в них сухих стебельков трав, которые одним концом упирались в землю, а другим в мои колени, – и ладони, кстати, тоже. К тому же толстый слой сена относительно хорошо, когда лежишь на нем спиной ну или всем телом, но слой сена и покрывало не спасают от описанных ранее бугров и колючей сухой травы, когда стоишь на коленях с упором на руки. И большое количество травинок уже проникло в пах и начали там свои множественные игольно-массажные манипуляции.

Просто заколдованный круг какой-то…

Если честно, то это приключение вылилось в то, что удовольствия было значительно меньше, чем потраченных сил и эмоций. Да и удовольствием это было трудно назвать, – работа, обязаловка, исполнение данного ранее слова, просто выполнение долга. Не знаю уж как и назвать. Всё было не так и не этак. Ускориться просто невозможно. Удовольствие просто недостижимо. Помеха справа, помеха слева, сверху, сзади… И жуткий зуд по всему телу, пыль и грязь…

После этого хотелось удалить это событие из памяти, как страшный сон. Но не получается. Вот не получается, – и всё! И больше не хочу повторять.

Каждый раз, когда вижу опять в кино такие романтичные отношения, меня разбирает раздражение. И хочется крикнуть: сами попробуйте так, а потом снимайте и пишите свои сценарии.

Река

Когда я работал в командировке в летнем лагере, то имел возможность встречаться с Таней вдали от работы и без любопытных глаз и ушей. Она этим сразу же и воспользовалась. А что? Дочка с родителями, т. е. с бабушкой и дедушкой. Ими же присмотрено хозяйство. Работа по выходным дням не бывает, а в течении рабочей недели при наличии свободного вечера можно приехать на ночь автобусом. Кра-со-та!

Лагерь стоял на берегу большой реки, посторонних в нем не было, – только персонал и отдыхающие. На соблюдение морали смотрелось спустя рукава, т. к. и сами все сюда приезжали для развлечений и отдыха. Да никому и не говорилось, кто есть кто: ну гуляет ночами человек, пусть даже сотрудник, с дамой, и что? Может быть, это его жена… Открытых вопросов никто не задавал, мы этим и пользовались. Я носил ей еду с кухни, мы гуляли по территории днем и ночью, сидели на моем рабочем месте, бегали ночью по пляжу, бродили за ручку по берегу, сидели в обнимку со всеми долгими вечерами у общего костра. Для ночи у меня была отдельная комната в мед пункте с отдельным входом. Там мы и жили, и любили друг друга. Было сказочно и неповторимо.

Особенно было чудесно купаться в реке, – хоть днем, хоть ночью. Ночью огни далеко на берегу, – просто видны фонари вдоль дороги. Другой берег слегка подсвечен неясным светом расположенных там строений и тоже дороги. В воде отражение луны и звезд. Вода еще не начала цвести, как это бывает в конце лета, и потому чистая-чистая, прозрачная-прозрачная. И ти-ши-на!… Правда после умолкания птиц начинают порой свой концерт прибрежные лягушки, но они не мешают сидеть в обнимку и молчать.

Таня всегда брала на пляж несколько больших полотенец и плотное покрывало. Мы днем устраивались на покрывале, болтали или молчали вместе. Ночью песок быстро остывал, и лежать на пляже было не комфортно, да и не безопасно для здоровья. Места для занятий любовью хватало и у меня в комнате, потому редко занимались этим на пляже. Разве что только в самом начале…

– Ну давай, ну давай, – вот врезалось у меня в сознании мысль позаниматься любовью прямо в воде, стоя, конечно. Я и давай приставать к ней с таким предложением в первые же дни наших встречь. Но Таня была непреклонна.

– Не буду в воде. Ты представляешь, сколько тут гадости плавает? И микробы, и водоросли мелкие, амебы, инфузории, рачки и бог его знает, какая еще мелочь. А если представить себе, сколько сюда стекает канализационных вод выше по реке, то вообще можно в дурку поехать, если представить, сколько мы тут заразы цепляем на кожу! А ты хочешь всю эту заразу пустить мне во влагалище?

Ох уж эти медички! Ну всё знают, от всего защищаются, даже развлекаться не хотят так экзотически. Но я не мог не признать, что она права. Пришлось вынести ее на руках из воды, снять с нее мокрый купальник и уложить на спину на покрывало. Такое решение она принимала и разрешала продолжить мои действия.

Целовались во мраке до боли в губах. Параллельно я гладил ее по ее необъятному бюсту, ласкал каждый шар грудей отдельно, сосал каждый сосок, предварительно обработав их языком. Нам приносило наслаждение то, как я своими усами и бакенбардами терся у нее между грудей, как сдвигал ее груди и просто зарывался в них. Они были довольно плотные, наполненные, не пустые, и скрести их щеточкой усов было просто восхитительно. Потом мы менялись местами, и она нависала над моим лицом своими шарами, и игра продолжалась, как и в прошлой позиции. Такие груди имели убедительное превосходство перед маленькими конусами и полушариями уже хотя бы потому, что между ними можно было пометить мой член и совершать фрикции даже во время месячных. В любом случае моя партнерша была убеждена, что пить мою семенную жидкость очень полезно для молодого женского организма. Ну, раз уж не всегда можно принять ее во влагалище, если есть риск забеременеть. А если моя семенная жидкость попадает ей на кожу шеи и лица, то это лучше любого крема для омоложения кожи. И мне несказанно нравилось кончать между ее грудей, – ей на лицо и шею.

Сегодня мы приготовили новую игру. На пляже еще днем мы заприметили лодку, которую оставили на песке. Она не была привязана, весла на месте. Ночью мы нашли ее на том же месте, но привязанную на длинную цепь. Но эта цепь не помешала нам столкнуть ее на воду и мы устроились в этой лодке. Волны на реке вовсе не такие сильные, как на море, но они тоже покачивают сидящих в посудине. Мы и разлеглись в лодке, разглядывая звездное небо.

Я положил ей под голову свою руку, и она приложилась щекой к моей ладони. Потом провела по моему животу своей раскрытой ладонью доя самого паха. Мой жеребец отозвался сразу на такой призыв и начал поднимать голову вверх. Мы разделись до купального костюма еще на пляже, потому много снимать теперь не пришлось. Да и мы давно пережили чувство стеснительности, потому вели себя просто, как супруги. Она сняла с меня и себя последние тканевые изделия, села надо мной на низкую скамеечку лодки и медленно стала тянуться к моему жеребцу своей киской. Когда они соприкоснулись, Таня стала рукой водить мой член по своим губам, пока ни не стали влажными.

Мы не торопились. Мне никуда не надо было спешить, ведь я и так нахожусь на круглосуточном рабочем месте, и моя мед сестра в мед пункте всегда была предупреждена, где меня искать. До рассвета была еще целая летняя ночь, и Таню тоже никто не ждал и не искал ни на этом берегу, ни на том. Потому занимались друг другом без спешки, растягивая процесс, и тем самым усиливали удовольствие друг от друга.

Она стала постепенно приближаться ко мне всё больше и больше, повиснув на руках, – упор на скамейку под собой. Член стал медленно раздвигать ее губы, но она продолжала его тереть о них.

По реке прошла моторная лодка, и образовавшаяся волна качнула лодку. Руки Татьяны соскользнули со скамейки о она всей тяжестью осела на меня. Тогда и позднее я горячо радовался, что у нее там не было сухо, что мой член стоял прямо уже фактически на входе и на низком старте. Иначе без травмы могло и не обойтись.

Сидящая на мне с выпученными от испуга глазами партнерша сначала немного запоздало ойкнула, потом расхохоталась.

– Ну вот как захочешь всё сделать медленно и чинно, так какая-то моторная лодка возьмет и толкнет в спину навстречу тебе, – пробормотала она, как бы между прочим. – И так ускорит процесс, что впору пойти искупаться и начинать всё сначала.

– Нет, купаться снова я не хочу, давай уж лучше продолжим с того места, в котором мы теперь оказались.

И Таня начала свои покачивания в такт покачивания лодки на волнах, просто слегка оперлась локтями на скамейку у себя за спиной. Плавно и нежно обхватывала собой мой орган. Закинула голову от удовольствия и что-то тихонько мурлыкала. Или постанывала? Эти ночные шумы над рекой, – шелест волн, дикий концерт лягушек, шуршание прибрежного камыша и деревьев на берегу не давали наверняка распознать, пела она, мурлыкала или постанывала.

– Таня, Таня, я уже… Я сейчас… – на меня вдруг накатило внизу живота, и я не смог сдержаться, – выстрелил своим содержимым куда-то в недры своей любовницы. Аж всё тело свело судорогой.

В коротких отблесках звезд и далеких фонарей от воды я увидел, что Таня улыбалась. Она тоже успела кончить, хотя и не так бурно.

Мы прихватили свои плавки и перевалились через борт в воду. Долго плескались, потом просто лежали на воде на спине, удерживаясь от сноса по реке за лодку. Ласковая вода покачивала, убаюкивала…

Спешить было некуда, впереди была еще вся ночь и еще два месяца моей командировки.

Общага

Лето закончилось, а желание встречаться не закончилось. Работа вернулась в свое русло. Прием-вызова, вызова-прием. И огромное количество документации.

Некоторые молодые врачи жили в общежитии, которое было буквально в нескольких сотнях метрах от поликлиники. Я выпросил у нашего хирурга ключ и разрешение сделать копию. Всё равно он давно там не жил (он жил у жены), а только держал за собой комнату, чтобы иногда встречаться там с одной (или несколькими, – откуда мне знать) мед сестрой из нашей же богадельни. Но больше всего ему надо было место, где после работы или в выходные можно было выпить водочки с друзьями.

Я сделал сразу копию, выставился ему и его друзьям и сразу же сообщил об этом Тане. Она захлопала в ладоши и сразу же назначила день и время нашей там встречи. Благо, устраивать там попойку нам не было надо. За то имелось две кровати за обычной полотняной ширмой и надо было выбрать, на какой из них мы можем там устроиться. Выбрали. Таня убрала постеленное там белье, постелила свое, которое специально привезла из дома. Мы радовались, потому что никогда не встречались у нее в общежитии, чтобы ее не компрометировать. Да и зачем нам были лишние разговоры хоть знакомых нам людей, хоть незнакомых?

Мы встречались так уже несколько лет, но никто о нашем стремлении друг к другу даже не заподозрил. На работе мы практически не смотрели друг на друга при людях, не садились рядом на общих и собраниях отделения, за столом, если были общие застолья. Иногда в кабинете она могла чмокнуть меня в щеку или губы, если никого более не было, – и снова отпрянуть на расстояние длины кабинета. Наши ласки и касания мы словно приберегали на время, когда нас никто не видит. Устраивать такие рискованные встречи, как были в начале нашего знакомства, было опасно. Да и редко попадали такие случаи. Это было просто подарок судьбы, что у нас так сложилось изначально.

В чужой комнате общежития мы сначала пообедали, потом сидели рядышком на кровати, как супруги. Что же поделаешь, если у нас так сложилась наша половая жизнь, что мы не могли быть постоянно вместе. Не судьба… Но мы могли наслаждаться друг другом и ласкать друг друга каждый раз как впервые.

– Что скажешь? – она как-то грустно смотрела на меня. – У меня такое впечатление, что не смотря на то, что мы столько лет вместе, но никак не насытимся друг другом. Хотя всё труднее придумать что-то новое.

– И это хорошо? – я гладил ее по шее, по грудной клетке, по животу.

– Думаю, что очень хорошо. Просто замечательно, – она прилегла на кровать лицом в низ, зарылась лицом в подушку. По опыту знал, что такая поза – признак того, что ей грустно. Я стал ей массировать спину, ноги, потом стянул ее за ноги с кровати. Она зашипела, схватилась за край кровати и так и повисла: руки уперты в край кровати, ноги у меня в руках. Даже не ноги, а бедра, а ноги рефлекторно подогнуты. При этом ее «цветок» открылся навстречу мне, чем я и воспользовался, вошел. Не грубо, не стремительно, а мягко, нежно и достаточно настойчиво. Она мельком оглянулась на меня и несколько обхватила меня ногами за мои бедра. Чисто как будто из страховки или ограничения собственного соскальзывания с моего органа. Ее большие груди раскачивались в пустоте, иногда раздвигаясь, иногда издавая хлопки, когда встречались. Таня любила, когда груди колыхались во время соития и вот как раз и получилась случайно такая позиция.

Вошедший сразу на почти максимальную глубину орган чувствовал, что ее тело еще не разогрелось до привычного состояния и не торопился. Он мягко покачивался вперед-назад, вперед-назад. Рассыпавшиеся волосы закрыли лицо Тани, но чтобы поправить их, надо было отпустить хотя бы одну руку, но она не могла, не рисковала это сделать. Потому она отплевывалась, дула на них, но они упорно попадали ей то в глаза, то в рот.

В конечном итоге она вырвалась от меня, а я, устав держать ее навесу, присел и откинулся поперек кровати, свесив с нее ноги. Узрев такую простую позицию, женщина сразу же уселась сначала ко мне на колени, потом продвинулась выше и сочно хлюпнув водрузилась верхом на моего твердого друга. Теперь мы оба были и достаточно устойчивы, и достаточно свободны в своих движениях, и без риска упасть на пол продолжили движения. Немного отдохнув под ней, я стал немного выгибаться своим тазом навстречу ее движениям.

Длительное время мы наслаждались теми ощущениями, которые получали от наших соприкасающихся органов. Иногда по телу то одного, то другого словно короткая искра пробивалась краткая судорога, от которой мы оба вздрагивали. Наигравшись, Таня отстранила меня и снова легла на постель лицом вниз. Я сел ей на бедра и продолжил начатые движения внутри нее с возрастающей скоростью. Партнерша задышала глубоко и хрипло, стала сжимать и мять руками простынь, и, победно тихонько всхлипнув, обмякла. Зная такую ее особенность я сделал еще несколько фрикций и кончил не менее бурно. Стал с нее, присел рядом. Я уже за столько времени хорошо знал, что надо не тормошить ее, а дать ей несколько минут прийти в себя. Просто у нее так заканчиваются самые сильные ее оргазмы. И не надо пугаться и пороть горячку, как это было со мной в первый раз. Так оно было и на этот раз. Она глубоко вздохнула, повернулась на спину, и показала мне свое сияющее лицо.

– Слушай, это было восхитительно, – сказала она. – Я сначала испугалась, что упаду лицом об пол, а потом почувствовала, что ты меня не уронишь. Но этот толчок адреналина так усилил все мои ощущения, что…

– … что ты потеряла сознание, – рассмеялся я.

– Я долго находилась в этом состоянии?

– Да нет, не дольше обычного. Я же не включаю секундомер, – думаю, несколько минут.

Таня потянулась несколько раз и прижалась к моей руке щекой, крепко-крепко.

– Господи, как же мне хорошо с тобой, – прошептала она мне. – Мне никогда так долго не было хорошо, как с тобой эти несколько лет. И эта общага, где нас никто не знает и не обсуждает, – просто чудесное изобретение. Спасибо тебе. Я в свою общагу не могу тебя привести, ты же понимаешь?

– Понимаю, понимаю. Потому никогда не заводил с тобой об этом разговор.

В этой комнате, на этих кроватях мы встречались много-много раз. Нам было очень хорошо.

Такая идиллия закончилась спустя пару лет, когда во время нашего расслабления после очередных соитий вдруг кто-то открыл ключом дверь и в комнату вошли, судя по голосам, несколько мужчин. Я быстро одел брюки и вышел из-за загородки.

В комнате около стола трое моих сотрудников вынимали из сумок бутылки с водкой и немудреную закуску: колбасу, сыр, консервы «Кильку в томате» и «Сайра», буханку хлеба, что-то еще. Они выпучили на меня глаза от удивления, но потом хирург хлопнул себя по лбу и расхохотался.

– Ты тут? Не один? Я и забыл, что когда-то давал тебе ключ и чуть не обосрался при виде тебя, тьфу-тьфу-тьфу. Может быть познакомишь нас, да твоя дама присоединится к нашему обществу?

– Мужики, ну, пожалуйста. Дайте нам одеться и выйти так, чтобы вы с ней не встречались глазами. Она очень стеснительная.

– Но с одним уговором. Ты ее выводишь из общаги и возвращаешься к нам. Договорились?

– Сегодня?

– Сейчас. Нам всегда не хватает твоих анекдотов.

– Ладно, договорились.

– Вот и ладненько, ждем, – и они гуськом вышли из комнаты и прикрыли дверь.

Таня быстро собрала наши вещи, мы так же быстро оделись и вышли. Мужики на самом деле ушли в конец коридора, я махнул им рукой и мы пошли на выход.

– Доктор, а доктор, – с грустной улыбкой произнесла Таня. – Отдай ему ключи. Я больше сюда прийти не смогу. Не обижайся, я себя знаю.

– Но может быть спустя время?… – я попытался робки исправить ситуацию.

– Нет, милый, я не сержусь на тебя. Я правда буду постоянно теперь ждать звука открывающейся двери и не смогу расслабиться и получить удовольствие. Можешь приходить сюда с другой женщиной, но не со мной.

– Да что ты говоришь? Какая женщина?

– Это не страшно. Ты молодой мужик и тебе надо… – я закрыл ей рот поцелуем. Мы никогда ранее не целовались на улице, – тем более в зоне нашей поликлиники, – это был первый и последний такой раз. – Ладно, иди к ним, ты же обещал.

Я купил две бутылки водки и вернулся в комнату общаги. Вернул ключи с благодарностью и напился до чертиков. Больше мы с Таней в эту комнату вместе не входили.

Повесть не закончена, в работе.

Многоэтажка

Сорвало кран

Когда я поселился в эту квартиру, то в первые же дни после душа услышал стук в дверь. За дверями стояла весьма мускулистая женщина 35-40 лет, и сразу же представилась, что она соседка снизу и зовут ее Галина. Я пропустил ее в кухню, предложил присесть и сел напротив.

– Понимаете, у меня муж инвалид и помочь мне не может, потому приходится самой ходить и всего добиваться. Видите ли, когда Вы сильно разливаете в ванной комнате воду, то часть воды попадает к нам и через потолок попадает на ванну, умывальник и на пол. Это не весьма приятно, потому я очень Вас прошу следить за этим и не выливать воду на пол.

– Понятно, принято, вполне понимаю. Мне тоже было бы не приятно, если бы мне на голову текла вода с потолка от соседей, – ответил я вполне серьезно. – Я исправлюсь и приношу свои извинения. Больше такого, как вчера и сегодня не повторится. А хотите чаю. У меня он особенный, отец научил очень вкусно заваривать.

На чай она согласилась, только пока закипал чайник, сбегала за домашним вишневым вареньем. Мы посидели с полчасика, поболтали. Она рассказала мне о дочери Саньке, о всех соседях, а я немного о своей работе. В конце разговора я пообещал ей залить растопленной смолой, которую используют для герметизации крыш, всю ванную комнату по периметру, чтобы больше никогда им на голову не протекало ни капли воды.

Если честно, то о своем обещании герметизации я скоро забыл, но в ванной старался делать все дела так, чтобы на пол не попадало воды. Если и протекало что-то, то сразу же насухо ее вытирал.

Прошло, наверно с полгода или даже полтора года, не помню точно. Я редко мог видеться с соседями и уж тем более с ними дружить. Если кого-то и видел в подъезде и во дворе по дороге с работы или на работу, то простого приветствия всегда всем хватало для общения. Я уже и позабыл, как выглядит соседка этажом ниже, забыл о ее муже и прочих разговорах с ней.

В дверь сильно барабанили и звонили. Я подорвался с дивана и, натянув брюки, кинулся на стук. За дверью стояла разъяренная соседка Галина и продолжала давить на кнопку звонка даже после того, как я открыл дверь.

– Вы нас затопили, – почти крикнула она. – У нас с потолка потоп, и скоро затопит и комнаты. Что Вы делаете там?

– Я спал, – только и успел ответить я, как она промчалась ко мне в ванну, а я побежал за ней, предварительно захлопнув входную дверь.

В ванной сильно шумела вода, хлещущая из муфты наполовину сорванного крана. Как это могло произойти – буду разбираться потом. А пока надо что-то делать.

Галина попыталась придавить руками хлещущую воду, но это не давало никакого результата. Она кинулась собирать воду с пола ванной комнаты, но пока она собирала литр, по моим скромным подсчетам из трубы натекало три или пять литров.

Когда я попытался закрыть кран на трубе от стояка, то круглая ручка на нем просто обломилась и осталась у меня в ладони, рассыпавшаяся на несколько частей. Я побежал на кухню за ящиком с инструментами и притащил всё, что могло помочь: пассатижи, трубный ключ, какие-то клещи, гаечные ключи. Хватал всё подряд, совершенно не задумываясь, поможет ли.

Войдя снова в ванную комнату, я увидел, как Галя выливает в ванну ведро с водой, а из трубы продолжается истечение не слабее прежнего.

Хорошо еще, что штырь, на котором была ранее сломавшаяся ручка, не был сломан. Удалось зацепить его большими пассатижами и медленно, чтобы не сломать, аккуратно и маленькими короткими поворотами на несколько градусов каждый повернуть и закрыть поступление воды в квартиру. Хотя воды было в ванной комнате по щиколотку нам обоим и она начинала перехлестывать высокий порог в коридор, но хоть аварийный водопад удалось остановить.

– Бегите выбирать воду у себя, а я справлюсь здесь сам, – предложил я Гале.

– Ну нет, уж! – категорически заявила она. – Там Санька воюет, подставляет тазы и ведра под потоки воды, убирает всё что попало на пол. Потому надо в первую очередь совместно убрать воду здесь. Санька справится сама.

– Так давайте… – начал я, но Галина нагнулась вниз и большой тряпкой стала впитывать воду с пола, отжимая ее потом в таз. Я притащил с кухни совок для мусора и вычерпывал воду им в ведро. Поскольку работа была однообразная и чисто механическая, то я поднял голову и понял, что Галина промокает воду с пола юбкой, которая была на ней, когда она прибежала из дома. Блузку она тоже скинула и бросила на стиральную машинку. Оставшееся нижнее белье только подчеркивало ее высокую и спелую грудь, а трусы плотно обхватывали весьма прочные на вид таз и ягодицы.

– Насмотрелся, сосед? Смотреть – смотри, но про воду не забывай, – уже спокойнее сказала она, увидев мой взгляд в зеркале. – То, что мы не доберем здесь, Санька ловит там, не забывай. Она у меня девочка нежная, домашняя, – совсем уж мягче добавила она.

Наши ванные комнаты, – это не королевские купальни и не римские бани. Здесь разминуться за такой работой на полу двум людям не хрупкой наружности весьма проблематично. Мы то больно задевали друг друга руками, то упирались лбами, то плотно прилегали друг к другу боками. Словом, в какой-то момент, когда перестало перехлестывать через порожек, я решил собрать воду в коридоре и теперь смотрел на Галину с более удобного, хотя и очень близкого расстояния, и с весьма удачного ракурса. Она стояла низко нагнувшись над полом на полусогнутых и несколько разведенных крепких ногах в обтягивающих мокрых полупрозрачных трусах и таком же лифчике. Белье явно не было предназначено для совместной работы в воде с чужим мужиком-соседом, но об этом она в момент аврала не думала.

Я уселся на мокрый пол в коридоре, на котором уже собрал всю воду почти досуха, и только теперь понял, что замерз от холодной воды, в которой насквозь промокли мои брюки. Я их с отвращением содрал с себя и отшвырнул в сторону кухни.

– Решил уровнять наши костюмы до уровня пляжников? – услышал я смеющийся голос.

– Твой прозрачный костюм скорее подходит для зажигательного стриптиз-танца, а не для пляжа. Ты представляешь себя в таком виде выходящую из моря? Там весь пляж помрет, – бабы от зависти и возмущения, а мужики от желания и восхищения, – парировал я. – А я просто замерз в этих мокрых брюках.

– Значит, я правильно сделала, что сняла юбку. Она мне мешала, да и тряпку нужного размера я у тебя здесь не нашла. А теперь получается, что я щас себе что-то застудила бы, если бы была в такой мокрой одежде, как ты. А футболка тебе не мешает мокрая?

– Я просто пока не успел ее снять, – и я моментально снял футболку через голову.

Галина опять наклонилась к полу и начала собирать остатки воду тряпкой, – точнее своей мокрой юбкой. Я протиснулся на коленях в дверь ванной комнаты и чуть на уткнулся лицом ей в промежность, когда она сдвинулась назад задним ходом.

– Ты хоть аварийные фонари включай, когда делаешь задний разворот, – расхохотался я.

– А ты чувствуешь в этом развороте опасность? – ответила она тоже со смехом. – Или что-то другое чувствуешь, – уже ехидненько указала она через плечо взглядом на мои вздыбившиеся трусы. – Удивительно, в такой мокрой и холодной одежде у тебя стоит, а у меня течет…

От ее ехидной и в то же время двусмысленной шутки я еще больше возбудился, поднялся с колен, вошел в ванную комнату, приспустил свои и ее трусы и с размаху вошел в нее. Думаю, что если бы она этого не хотела, то отвернула бы свой зад от моего нападения или как-то по другому не дала совершить это. Но она замерла в той согнутой позе, в которой я ее застал. Я тоже застыл, сам немного испугавшийся столь молниеносно совершенному, но не стал выходить из нее. Я просто ждал, что она скажет или сделает в ответ. Ведь пока ничего страшного не произошло. Ну, два человека в очень тесном рабочем помещении соприкоснулись своими частями тел. Разве это так предосудительно, если это произошло во время настоящего аврала и двух-квартирного бедствия? Ну, даже если это оказались интимные части тела, то разве они виноваты, что оказались так близко, что соприкоснулись? Никто никого не принуждал к этому, не ловил в беспомощном состоянии, не связывал, не лишал девственности. Ну, соприкоснулись, ну отодвинутся и перестанут соприкасаться, ну извинятся, испытают некоторую неловкость…

Но неловкости не состоялось. Она словно помахала ягодицами из стороны в сторону, – как-будто примеривая то, что так случайно залетело к ней внутрь. Потом слегка примерилась движениями вперед-назад… потом опять из стороны в сторону, вперед-назад…

Не разгибаясь, она продолжила собирать воду с пола. Только постаралась прижать меня ягодицами к той части стенки внутри ванной комнаты, которая оказала ближе и удобнее всего. Слегка выпрямилась, отжала тряпку в таз, ослабив в этот момент давление на меня, потом снова нагнулась и сильно прижала меня всей поверхностью своей промежности к стене спиной. Собрала воду, опять выпрямилась, приотпустила, опять нагнулась и прижала. Я принял эту игру и стал ей в момент ослабления делать несколько порывистых поступательных движений, словно мелкими толчками отталкивая от стены вперед.

Так длилось некоторое время, пока я не заметил, что пол под нами стал практически сухой, так активно она собирала воду. Когда и она это заметила, то вновь пригнулась к полу еще ниже, еще сильнее прижала меня к стене и, приподняв по очереди обе ноги сняла с себя трусы. Ну, конечно, их ведь тоже надо отжать.

Когда она потянулась, чтобы повесить отжатые трусы над ванной на веревку, я выскользнул из ее тела, но далеко не ушел. Она догнала меня, мужика со спущенными трусами, в коридоре, повалила на пол на спину и оседлала. Наши органы соединились вновь, как родные, и сочно часто зачавкали в стремительной скачке к удовольствию. Первой кончила Галина. Она сильно забилась на мне с крепко сжатыми глазами, сотрясая и словно массируя мой член своим влагалищем. Потом немного приоткрыла глаза, улыбнулась и сделала несколько сильных встречных толчков, от которых кончил и я.

Мы сидели голые на кухне за столом, и я открыто любовался ее телом. Хорошо поставленная грудь, несколько полноватая, но стоячая, гладкая, с коричневыми большими сосками, смотрящими в разные стороны под углом. Растрепанные волосы, блестящая влажная кожа, широкая довольная улыбка…

– Ты хоть Саньке не говори, что между нами произошло, – сказала она после первой чашки чая.

– Так я ее и не знаю. Да и зачем мне болтать такие подробности?…

– Ну, не знаю, может быть ты извращенец, и побежишь кому-то рассказывать подробности…

– Не буду, не буду. Более того, я постараюсь в ближайшее время залить смолой щели… – но не успел договорить, увидев ее хитрую улыбку.

– А может быть не надо? – с хитрющим выражением лица спросила она.

– Как скажешь, но в другой раз вдруг придется в твое отсутствие прибежать твоей Саньке или мужу?

– Муж уже не прибежит. Он и ранее не прибежал бы, – колясочник. А несколько месяцев назад он умер.

– Прости, я не знал. И прими мои соболезнования.

– Ничего страшного, ты на самом деле не мог этого знать. Он умер в больнице, сюда я его не привозила, а сразу отвезла на родину. Там похоронили вместе с родственниками на их семейном кладбище. А соболезнования… Ну словом, принимаю, – и как-то грустно улыбнулась мне.

– Ты как? Нормально?

– А что было не нормально? Всё нормально. Вот если хозяин нальет еще чаю, то будет еще лучше.

Я налил ей чаю, потом мы переместились на диван в комнату, потом на кровать в спальную… Потом на ковер…

Словом, Санька помощи в уборке не дождалась сегодня. Официально, – для нее, – мы весь вечер пили чай на кухне.

На крыше

Что-то последнее время я стал замечать, что TV-сигнал стал не такой сильный, как раньше. Стало больше «снега», меньше четкости, появились лишние тени от изображения, ухудшился звук.

В те времена не было подъездных и домовых совместных антенн, не было интернета, кабельного телевидения. Все мы пользовались теми антеннами, которые сделали сами или купили у предприимчивых предпринимателей в маленьких магазах или на радио-рынке.

Вот и моя TV-антена стала показывать ну значительно хуже. Возможно, сказались те бури, которые прошли несколько дней назад? Всё возможно. Крепил ее на крыше я давно, и крепления могли ослабнуть. А антенна могла быть сдвинута или повернута сильным ветром. Хулиганство подростков, которые могли не только сдвинуть, но и умыкнуть чужую антенну исключено, – ключи от тех-этажа и кровли есть только у меня и нашей мастера из ЖЭКа. То очень строгая тетка, ее никогда не интересует проблема антенн, но сильно волнует сохранность крыши и разных коммуникаций. Потому если кому-то что-то надо, то она не дает кому-то ключи, а дает мой номер домашнего телефона, они звонят мне, я открываю в свободное время и контролирую, чтобы не повредили крышу. Потом замки закрываю и ключи никому в руки не даю.

Поползновения подростков взломать замки и проникнуть на не принадлежащую их родителям территорию были неоднократно жестко пресечены, а милицией сделано им и родителям такое предупреждение, о котором не забывают до конца жизни. Жильцы дома приняли такие мои стихийно полученные права распоряжаться правом пускать для решения их потребностей в удобное мне время жаждущих. Или не пускать, если это только типа поглазеть с высоты.

Когда-то давно мы с соседом притащили и отремонтировали несколько кушеток со вполне крепкими металлическими каркасами и прочными ножками. Несколько найденных плетенных кресел восстановили. Нашли крепкую крышку стола, выточили ему ножки. Несколько уже не нужных табуреток и даже один шкаф притащили из дома. Всё это мы поставили на техническом этаже и закрыли щитами, чтобы при наладке своих TV-антенн никто их не увидел. Тем более, что побродить по тех-этажу я никому не позволял. Получилось что-то типа технической бытовки, откуда мы даже кое-какой мелкий инструмент не стали забирать домой.

Пару кушеток обшили сверху хорошим деревом, сделали широкие насадки на ножки, чтобы не дырявили поверхность, куда ее ставят. Ну, типа на лыжи их поставили. На холодное и мокрое время я затаскивал их на тех этаж, а на солнечное время года вытаскивал на крышу, чтобы мог там позагорать в редкие свои выходные.

Жил я на верхнем этаже, как раз под тех-этажом. Потому мне всегда было слышно, когда приходили работники ЖЭКа, если я был дома. О моей бытовке мастер знала, одобряла, разрешила. Сосед скоро переехал жить в другой район, и о том маленьком секрете больше никто не знал теперь.

Потому я с легкой душой оделся в легкие шорты, взял с собой некоторый инструмент и большую бутылку воды, поднялся на тех-этаж и запер за собой дверь. Ну, порядок есть порядок, и зачем кому-то знать, что там кто-то есть. Скорее по привычке к порядку, и совсем не из опасений.

Осмотрел и прозвонил антенный провод, поправил его крепления, чтобы провод не бился от ветра. Антенна, конечно, была отвернута от правильного направления на вышку, что я быстренько поправил, закрепил. Обтер ее от прилипшей пыли, смазал все винты, – если заржавеют, попробуй их потом открути… когда я отнес в «бытовку» свои инструменты и пошел к тому месту, где стояла кушетка для загорания, то меня ждал неприятный сюрприз.

– Сашка? – я просто был в шоке, что встретил здесь кого-то вообще, а не только дочку соседки этажом ниже, – Ты что тут делаешь?

После того памятного потопа Галина познакомила меня с дочерью. Мы с Галей вместе заливали щели между нашими ванными комнатами растопленной строительной смолой, а Сашка «ловила» ведрами и тазами струи этой черной горячей субстанции на своем этаже, пока смола не застыла и не закупорила все щели. Ну, ловила чтобы эти капли и струи потом не отмывать от кафеля пола и стен, умывальника и ванны.

После наведения порядка мы пили вместе чай и легкое вино, смеялись, радовались. Я неоднократно ловил улыбку Галины и вспоминал те слишком редкие ночи, что мы иногда проводим вместе, когда об этом никто не сможет заподозрить. Особенно Сашка. Почему-то мать так не хотела, чтобы дочь узнала о нашей с ней «дружбе», что я даже удивлялся. Но не противился, – оно мне надо? Мне и так не плохо.

И теперь это дитя… Вообще-то, какое же это дитя? Галина старше меня на десять лет, а я старше Сашки тоже на десять. Сашке в настоящее время двадцать с хвостиком.

И теперь эта девчонка сморит на меня испуганным взглядом, глаза расширены, словно она слона увидела на крыше.

– Я только позагорать вылезла, я к краю не подходила, – видимо мама настращала ее по поводу падений с высоты, и она только об этом и думает.

– А ключ откуда ты взяла? – я старался не расхохотаться от ее выражения лица и сохранить строгое выражение лица.

– А мне мама дала.

– А откуда он у нее?

– Ей ее сестра в ЖЭКе дала, но просила никому не показывать и не говорить.

Так получается, что эта строгая мастер из ЖЭКа – сестра Галины? Я об этом не знал. А как я мог об этом знать? Я что, спрашивал у Гали или у кого-то? До этих ли разговоров нам всегда было в редкие краткие бурные минуты встреч? Теперь понятно, как мне так быстро устроили ремонт крана, да еще за счет ЖЭКа.

Ладно, как же теперь быть? Я тоже хотел позагорать на этом же месте. Ну, не вытаскивать же мне еще одну кушетку… Просто лень.

– А что Вы тут делаете?

– Я антенну чинил. Точнее, не чинил, а поправил. Ее последним ураганом развернуло не правильно.

– И что, телевизор перестал показывать?

– Показывал, но плохо, – я уже несколько успокоился от неожиданности и присел на край кушетки. Садиться на камень было очень горячо, а кушетку Санька накрыла тонким стареньким покрывалом, и горячо не было.

– Ой, у нас тоже телевизор стал плохо показывать. Вы не посмотрите, можно ли его починить?

– Давай сначала посмотрим вашу антенну. Ты знаешь, которая из антенн ваша?

– Знаю, знаю, – и девушка повела меня в другую часть крыши. Их антенна тоже сдвинулась в сторону. Я исправил направление, закрепил ее покрепче, закрепил и болтающиеся провода. – Вот и всё.

– Ой, спасибо, дяденька, – она меня почему-то с первого дня знакомства стала называть «дяденька», как мы с Галиной ни просили называть меня по имени. – Большое Вам спасибо. Я потом включу его и посмотрю. А сейчас можно Вам еще одну просьбу сказать?

– Ну, говори, куда же я денусь…

– У меня кожа очень нежная и быстро сгорает на солнце. Я взяла с собой крем, но там всё по английски написано и я не знаю, как его применять.

Я, сидя на краю кушетки, стал разбирать мелкие английские буквы, при этом слышал и чувствовал, что Сашка опять меня опередила и заняла кушетку за моей спиной. Потом перевел ей всё, что понял, и это ее очень устроило. Она взвизгнула от восторга и…

– Дяденька, а дяденька. А помогите мне намазаться этим кремом. А то я не смогу всё равно достать все нужные точки.

Ну, что же поделаешь. Я выдавил на ладонь немного крема, понюхал его, повернулся в Сашке… Она лежала совершенно голая лицом вниз на покрывале на кушетке и совершенно не смущалась. Это я смутился, а она совершенно не смущалась. Новое поколение, блин.

– Так нормально лежу, или надо как-то по другому? Вы прочитали, что там надо не только нанести, но растереть и немного помассажировать. Вы умеете делать легкий массаж?

Да, попал… И хочется, и можется, и мама не велит… А, собственно, почему не велит? Ее мама? У нас с ее мамой такой договоренности не был. Сел верхом на кушетку, раздвинул ее ноги вокруг себя, положив их себе на бедра, подтянул ее к себе поближе, чтобы доставать до лопаток.

– Я умею делать массаж. Но давай оговоримся, что ни Галя, ни ее сестра, ни твои подруги никогда не узнают, что мы здесь встретились.

– А Мария, говорила мне, что у Вас есть свой ключ. И об этом весь дом знает.

– Я говорю, что МЫ с тобой ЗДЕСЬ НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ! Так понятно?

– Понятно, понятно. Дядечка боится мою маму. Да не буду я никому говорить, это не в моих интересах. Я всё понимаю, и не хочу лишних нотаций со стороны вдовы и старой девы.

– Это кто старая дева?

– Мария, сестра мамы.

– Сестра? И какая у них разница в возрасте?

– Мария почти на 10 лет младше мамы, – значит моя ровесница, подумал я, вот только выглядит реально старше.

К тому времени я уже втер первую часть выдавленного крема в область лопаток девушки и, выдавив на ладонь следующую порцию, продолжил массажировать ей поясницу.

– А почему это она старая дева?

– Да потому… Она любила парня, ждала свадьбы, а он в армии женился на другой и приехал домой с женой и ребенком. Она всю свою жизнь теперь ненавидит мужчин. А тут и у мамы муж стал инвалидом и рано умер. Они теперь только и обсуждают, как бы я тоже не попала в такую же ситуацию раз у меня такая семейная карма.

– А ты сама-то веришь в карму? Ну, или в судьбу…

Я выдавил на руку следующую порцию и втирал теперь в ягодицы и наружную поверхность бедер. Я чувствовал, что от моих манипуляций тело девушки расслабилось, мышцы перестали контурироваться на поверхности, руки и ноги лежали без напряжения… Она словно обмякла под моими руками.

– Не знаю даже. Они столько об этом между собой говорят, что просто тошно слушать. Хотят привлечь меня к этим разговорам, но я убегаю в свою комнату и не слушаю. А они бубнят-бубнят-бубнят что-то в зале целыми вечерами…

– Так у Марии так и не было мужчины?

– Да откуда же он возьмется? Она как синий чулок, на километры к себе никого не подпускает. Да и кто работает в ЖЭКе, задумывались когда-то? В основном мастерами работают женщины. Ну там с инженерным образованием или просто волевые дамы. У них в подавляющем числе мужья дома по струнке ходят, – и вдруг рассмеялась в голос. – Или отпетые алкоголики. А именно алкоголиков преимущественное количество везде. Эти дамы в ЖЭКи приходят, чтобы квартиры получить, и больше их ничего не интересует, понимае-е-ете?…

Я массажировал ей внутреннюю поверхность бедер, и ее рассказ про сестру матери затормозился. Она как-то поплыла, поплыла. Но не будем торопиться. Я перестал касаться ее интимной зоны. Перевернул ее на спину, выдавил крем на ладонь и начал массажировать сначала всю грудную клетку, а потом обе груди обеими руками. Сначала по часовой стрелке, потом против часовой стрелки. Потом стал щипать соски, и снова мять и крутить груди.

Глаза Сашки закатились под лобную область, она дышала тяжело и прерывисто. Во всем ее теле стали появляться какие-то судорожные сначала вздрагивания, потом словно волны стали прокатываться по всему ее телу. Она дышала ну очень глубоко и хрипло, словно уставившись перед собой и ничего не видя.

Я выдавил снова крем на ладонь и, сидя верхом на кушетке, еще шире раздвинул ее ноги и положил их себе коленями на бедра. Мягкими движениями стал втирать крем сначала вокруг ее промежности, потом начал массажировать ее половые губы. Она не противилась, а только делала всё больше странных и не координированных движений руками, размахивала ими… Она сжала меня бедрами, придвинулась ближе, согнув ноги в коленях, дрожала и начала тихонько скулить. Я не стал ее отговаривать от такой реакции и медленно стал вводить средний палец ей во влагалище. Девственница или нет? При достижении пальцем какой-то глубины, палец обхватила какая-то субстанция, – нет не мышцы, – и словно сжала кольцом кончик пальца. Так, это уже интересно…

Я придвинул ее таз еще ближе к себе. Свободные «семейные» мужские трусы хороши тем, что они ничему не мешают, ничего не загораживают и в экстренных ситуациях не требуют снимания с себя. Словом, я отодвинул нижнюю часть своих «семейных» трусов и выпростал из них через этот «лаз» свой уже напрягшийся орган. Головку просто приблизил к ее мягкой и уже влажной «норке», – ну как еще назвать ласково влагалище предположительно девственницы? Взял рукой свой орган и стал водить головкой по наружным половым губам вверх-вниз, вверх-вниз… Сначала только водить вверх-вниз, вверх-вниз, потом задерживаться на несколько круговых движений вокруг ее клитора, снова вверх-вниз, вверх-вниз…

Из ее «норки» стала вытекать светлая на сильном солнечном свете жидкость, которой я не давал стекать без применения и стал головкой втирать в половые губы. Втирал, пока они не стали на столько влажными и скользкими, что головка стала проваливаться между ними. Теперь надо было следить за тем, чтобы я не провалился в девушку слишком рано и слишком глубоко. Я хорошо понимал, что она уже почти не владеет собой, и не хотел, чтобы она в этом сегодня разочаровалась. Что угодно, но только не разочарование!…

Сашка изгибалась, извивалась, что-то бормотала, немного поднимала по очереди руки, ноги. Потом сжала меня ногами, – как мне показалось, весьма осознанно, – и резко потянулась ко мне тазом и всем телом. Я только успел отдернуть руку от своего органа, как он оказался внутри девушки почти на всю длину. Ну, почти на всю… Одновременно раздался стон, появились судороги во всем ее теле, опять нажим ногами и стон… Она словно под воздействием собственной какой-то силы сама лишала себя девственности. Небольшое затишье, которое я не дал перерасти в успокоение. Я чуть привстал, приподнял ее таз, сел и теперь уже сам глубоко насадил ее на свой орган. Снова стон, но уже потише, а судорожные подергивания мышц ног стали как-будто активнее.

Уже сидя я несколько раз приподнимал ее и направлял на себя, а она следовала этим движениям. Потом я начал сильно придавливать и массажировать ее клитор, от чего она просто взревела и начала уже самостоятельно приподниматься и насаживаться, насаживаться, насаживаться на меня. Я массажирую клитор, а она продолжает непрерывно и очень быстро эти движения и стонет, стонет, стонет. Закончился этот танец сильным криком просто в пространство, какие-то горловым, чисто женским, очень пространственным и дающим понять всем слушателям, что она ощутила свободу во всех своих уголках тела. Обмякла и затихла.

Ну, не торопись, не торопись… Я дал ей отдохнуть буквально несколько секунд, после чего, не вынимая своего пока еще неудовлетворенного органа, начал сильно массажировать ее клитор, захватывая обеими руками всю промежность. Параллельно своему органу ввел ей во влагалище свой палец руки и начал массажировать переднюю внутреннюю стенку влагалища, пока не нащупал небольшой бугорок. Тогда введенным пальцем начал сильно массажировать этот бугорок, а большим пальцем той же руки стал так же сильно массажировать, прижимая в разные стороны клитор. Фактически я сдавливал ее лонную кость снаружи и изнутри ее. Конечно, неудобно одновременно двигать органом и производить описанные выше манипуляции, но чего не сделаешь для собственного и взаимного удовольствия.

Когда она опять билась в постоянных конвульсиях оргазма, я вынул свои пальцы, приподнялся немного над ней, уперся руками в кушетку и сильными хозяйскими глубокими движениями стал «долбить» ее своим органом. Крики усилились. Благо, что под нами тех-этаж и никто на улице или в доме не сможет понять, откуда идут столь соблазнительные звуки.

Уже перед своим собственным окончанием, я почувствовал распирание своего собственного органа и одел презерватив. Член выстрелил в девушку горячей струей. От этой струи или от распирания моим органом она опять завыла в голос и… Вдруг обмякла всем телом.

Я вышел из нее, аккуратно придерживая презерватив, чтобы потом не искать его в ней и не смущать ни ее, ни себя. Да и зачем напрягать ее столь прозаическими подробностями…

Уложил ее ровненько на живот, сложил вдоль туловища руки и ровненько ноги. Накрыл простыней, которую принес с собой для того, чтобы постелить на кушетку перед тем, как на нее лечь. Ага, где-то я принес с собой целую пластиковую полуторку просто чистой кипяченной воды. Отпил приличное количество. Потом попробовал потрогать и даже потормошить ее. Никакой реакции. Ну и что изменится, если мы продолжим упражнения по этому предмету? Ее девственную до сегодняшнего дня киску будет еще несколько дней «колошматить», болеть, гореть… Но это никак не усилится, если произойдет еще хотя бы один коитус. И я решился.

Лежащая со сдвинутыми ногами лицом вниз, она являлась очень простой целью для задуманного. Я откинул нижнюю часть простыли, раскрыл ее до самой нижне-ягодичной складки. Голова и остальные части тела мне уже были сегодня не нужны, потому остались прикрыты от солнца простыней. Сел ей на бедра, наклонился всем телом немного вперед и спокойно ввел вновь одетый в защиту мой орган. Мне не хотелось растягивать и играть в благородство, потому со «звездной» скоростью я начал ее «долбить», и «долбить», и «долбить»… Она только постанывала под простыней, немного неумело «подмахивала» мне тазом, – скорее чисто рефлекторно. Ну, т. е. пыталась в такт моим движениям двигаться то навстречу, то в противоположную сторону. Но я не стал ждать от нее адекватную реакцию и просто кончил.

Когда она пришла в себя, то откинула простыню и посмотрела на меня. Потом схватилась обеими руками за промежность и поморщилась. Я вполне понимаю ее новые ощущения, – огонь внутри, даже боль, сильное чувство потертости. Но так бывает у всех или у многих.

– Ты как, девочка? – тихо спросил я.

– Нормально. Вот только… – она показала на свою промежность.

– Я знаю, что у тебя сейчас там идет перестройка из девочки в женщину, и эта перестройка займет некоторое время. Прими любое обезболивающее и постарайся сегодня заснуть.

– А потом?

– А потом сама решай, что тебе делать. Тебе сегодня было очень плохо?

– Ну как же? Мне было так хорошо, что даже и рассказать невозможно.

– Вот ты и не рассказывай никому. Как мы договаривались. Кто-то позавидует, кто-то сглазит, кто-то…

– Я поняла, поняла. Я помню. Вот только… Могу я продолжать с Вами дружить?

– Конечно можешь. Только ключ никому не показывай и никому ни о чем не говори.

– Ладно, я пошла домой.

– Тебя проводить?

– Не надо… Сама доберусь.

Край крыши

В дверях стояла Мария, мастер нашего дома из нашего ЖЭКа.

– Я приношу свои извинения, но мне нужна Ваша помощь.

– Проходите в квартиру.

– Чуть позже. Сначала дело. Мне надо попасть на тех этаж и кровлю. Но у меня нет с собой ключа. Вы меня выручите?

– Да, конечно. Одну минутку, – я отошел в комнату, не закрывая наружной двери, быстро одел рабочие шорты, снял с крючка ключи и снова подошел к дверям. – Можем идти.

Мария уверенно зашагала по ступенькам к входу в тех-этаж, но потом пропустила меня вперед, словно понимала, что ключ я не отдам ей в руки. Я открыл дверь, пропустил ее вперед и закрыл ее на ключ за собой.

В помещении было очень мало света. Единственными источниками света были несколько вентиляционных отверстий в стенах с разных сторон дома. Детали скрадывались длинными тенями от вертикальных и горизонтальных конструкций. Фактически, на чердаке царила плотная полутьма.

– Да, здесь трудно без подсветки что-то хорошо разглядеть. Давайте поднимемся на кровлю, – и снова уверенно пошла к выходу на крышу.

– Погодите-ка, – я подошел к загородке, где были сложены кушетки и кресла, вошел туда через незапертую дверь и начал искать среди инструментов фонарик. – Вот возьмите. Думаю этого хватит, чтобы осмотреть детали чердака, которые Вас интересуют.

– О! Спасибо! Я об этом как-то не подумала, когда шла сюда. Да я как-то сегодня ни ключи, ни фонарик не взяла…

– Ничего страшного, работайте, а я пока открою выход на крышу, – сказал я и пошел в сторону выхода. Что там открывать? Я вышел на крышу на высоте птичьего полета и задрал голову к небу. Я здесь не был уже некоторое время, потому было приятно дышать полной грудью и представлять себя свободным. И как же без свободы-то, да на такой вот высоте?

Через открытую дверь я слышал шаги Марии, которая ходила и, видимо, рассматривала интересующие ее детали. Потом она поднялась на крышу и остановилась в дверях.

– Будете рассматривать и крышу?

– Если честно, то я панически боюсь высоты. До тошноты, до крика, до обморока. Но работа такая, что это надо осматривать регулярно и иметь для себя представление о состоянии крыш.

– Но разве мало у вас сотрудников, кто не боится высоты?

– Знаете, с ними еще хуже. Это или полные дураки, которые слов без мата связать не могут, или отпетые алкоголики. В любом случае их или опасно выпускать на такую высоту, или они потом не смогут описать нужные мне детали. Вот и приходится делать это самой. А Вы не боитесь высоты?

– Ну, как Вам сказать. Как и любой опасный фактор, надо уметь соизмерять свои силы и возможности с условиями вокруг. Например, сегодня хорошая сухая погода и нет вообще ветра. И потому можно без риска подойти к краю крыши и всё осмотреть.

– Но у меня от страха начинает кружиться голова, и становится еще страшнее.

– А давайте я подойду к краю вместе с Вами и буду не только рядом, но и буду придерживать Вас за руку или за корпус, чтобы Вам было не так страшно.

– Можно попробовать, – и мы пошли к краю, взявшись за руки. Чем ближе подходили к краю, тем более влажной становилась ее ладонь, шаг замедлялся, кожа бледнела и покрывалась какими-то красными крапинками и каплями пота, в пальцах рук появилось дрожание.

Я остановился на краю и стал держать ее крепко за локоть.

– Мне надо заглянуть за козырек крыши. Как это сделать? – я взял ее за талию, приобнял, и она попробовала выглянуть за козырек. – Нет, так не видно, а высунуться дальше, это подвергать и Вас смертельному риску.

– Я могу предложить вот что. Я принесу сейчас веревку, привяжу ее к трубе и буду страховать Вас на расстоянии. Даже если Вы оступитесь, то веревка не даст упасть с крыши. А я смогу потом оттянуть вас от края на безопасное расстояние.

Так я и сделал. Привязанная веревкой к трубе, она смогла обойти весь край крыши. Я только отвязывал и вновь привязывал веревку к трубе, регулируя нужную длину. Когда она закончила осмотр и вернулась к выходу с крыши, лицо было на столько бледное, что напоминало по цвету лист ватмана. Руки дрожат, колени дрожат, губы высохли и издать какой-то звук отказываются. И еще куча признаков почти предобморочного состояния.

Мы спустились на тех этаж, вышли на лестницу. Попутно я запирал за нами все двери. Когда я пошел к дверям квартиры, она автоматически последовала за мной.

– Можно мне зайти в к Вам квартиру? – спросила тихо Мария, когда я открыл дверь. – Мне надо прийти в себя.

– Конечно, – я посторонился и пропустил ее в коридор. Закрыл входную дверь и повернулся к ней. Она стояла в своем чинном старомодном одеянии и совершенно безвкусных туфлях. Из того, что мне рассказала ее племянница, я понимал, что ей совершенно безразлично, как она выглядит.

– Не старайтесь произвести на меня впечатление. Мне Галина рассказала, как Вы решительно спасали ее квартиру и имущество от затопления. Давайте куда-то пройдем… Ну, например, на кухню.

– Вы пришли с какой-то проверкой и в это помещение? – спросил я с улыбкой уже на кухне, когда она, оглядываясь по сторонам, села на сиденья кухонного уголка, а я стоял у плиты.

– Конечно нет. В Вашей квартире мне ничего не надо. Мне надо было по работе…

– Да погодите Вы о работе. Ведь сегодня воскресенье, а у меня стынет обед. Да и времени уже много, даже для обеда. Давайте пообедаем вместе, а то я умру от голода прямо на Ваших глазах.

– Хорошо, но потом обязательно поговорим… Просто застать Вас дома так трудно, Вы так много работаете.

– Есть такое, ничего не поделаешь.

– Знаете, я не буду пока есть, а то меня просто вывернет. У Вас есть что-нибудь попить?

– Фруктовый коктейль подойдет?

– Хоть что-то холодное.

Ну, если хоть что-то, то подойдет и фруктовый коктейль. Я смешал в высоком стакане несколько частей фруктовых соков из разных банок в холодильнике, добавил туда пятьдесят миллилитров чистого спирта, лимонный сок, лед. От ледяного напитка сразу же вспотели стенки стакана.

– Ого, холодненький?

– Да, рекомендую выпить первый стакан залпом, как лекарство, и я сразу же сделаю еще.

Она послушно кивнула и, запрокинув голову, почти одним глотком выпила до дна, поперхнулась, закашлялась, вытерла губы предплечьем и удивленно посмотрела на меня. Мария заметно раскраснелась, бледность и дрожание рук прошли.

– Это что было?

К этому времени я уже сидел рядом с ней и уплетал свой обед. Перед Марией стоял тоже набор тарелок, и при появлении у нее желания я мог бы ее тоже накормить. Тарелки я поставил для того, чтобы у нее не появились мысли о том, что я забыл о своем ей предложении пообедать со мной.

– Я же сказал, что это фруктовый коктейль из экзотических фруктов. Вам обед подавать или еще смешать коктейль?

Она снова уставилась на меня. Некоторое время смотрела, как я ем, и протянула стакан.

– Лучше пока только коктейль повторите. Он хорошо выпивается залпом в такую жару. И, похоже, снимает напряжение, которое у меня обычно не отпускает до вечера после осмотра крыш.

– Как скажете. Коктейль, – так коктейль. Если захотите покушать, то только скажите, договорились? – и она в ответ просто кивнула головой.

Она выпила еще стакан коктейля, потом еще. Напряжение прошло совсем. Она стала улыбаться.

– Сознайтесь, я с первого раза заподозрила, что там алкоголь. Но чистый и приятный.

– Я этого и не скрывал. Если бы Вы спросили об этом, я бы честно ответил, что там спирт глубокой очистки. Он при употреблении в чистом виде достаточно крепкий и обжигает горло. Но в коктейлях приобретает мягкость и приятность. И, если по Булгакову: «Как я могу предлагать женщине водку, – чистейший спирт!», – пробасил я.

– Да, приятность я заметила. А какие еще там компоненты? – и я начал перечислять различные соки, которые в него входили, специи и травы. Она заметно повеселела, но ей явно мешали капельки пота на лбу. Тогда она сняла свою чопорную форменную жилетку с символикой ЖЭКа и бросила ее на стул напротив стола, но промахнулась. Попыталась поднять ее с пола и чуть не завалилась под стол. Расхохоталась.

– Кажется страх прошел, а головокружение от высоты на крыше только усиливается. Вам не кажется.

– Нет, не кажется. Еще коктейль?

– Давайте, пожалуй. Я понимаю, что Вы меня спаиваете, и это почему-то приятно. Да и сегодня мне на работу возвращаться не надо, потому можно. Мне очень давно не было так хорошо, – смеялась она и приняла протянутый уже заранее приготовленный мной большой стакан с коктейлем. Конечно, пить, смеяться и одновременно что-то рассказывать очень трудно. Потому она быстро допила свой стакан и продолжила что-то рассказывать о работе.

– Мария, а почему Вы не замужем? – я показал глазами на ее правую кисть.

– Все мужики козлы, – безапелляционно сказала она пьяным голосом. – Они не достойны даже кончика моего ногтя… – и далее понеслась длинная вдохновенная пьяная речь, явно ранее отшлифованная в женских беседах в течении многих лет. Попутно она под столом избавилась от обуви. Потом приподнялась и избавилась от юбки. А спустя некоторое время и от блузки со словом: «Жарко». Теперь она гордо сидела передо мне в одном нижнем белье, поджав ноги по-турецки, и азартно размахивала руками в такт своим словам. Она давно уже скакала в своей речи с предмета на предмет. Говорила о долбаной работе, о пархатых мужиках, о мерзких сволочных вонючих телом и языком бабах, о слюнявых детях, мерзкой жаре летом и ужасном холоде зимой, трубах, котлах, поставщиках тепла, грязных дворах, вечно пьяных дворниках и сантехниках, об одиночестве и бардаке во всем мире…

Я с трудом оторвал ее от стола и отвел в комнату, уложил на диван, расстегнул лифчик, накрыл ноги простыней. На всякий случай поставил в комнате рядом с диваном тазик, – женщина сказала, что редко употребляет алкоголь, и потому могут быть разные неожиданности. Она продолжала уже сидя на диване пропагандировать равенство мужчин и женщин, несла околесицу про какие-то … Словом, я уже не слушал и пошел прибраться на кухне. Пока я мыл посуду и развесил на стульях полотенца, я всё время слышал из комнаты ее голос, что-то доказывающий мне через стену и две двери. Потом она, видимо, добралась до оставленных мной на столе два стакана с коктейлем (для нее и для меня), некоторое время молчала.

Ее появление в дверях кухни было неожиданным. Она держалась за косяк двери и смотрела на меня. Ее явно «штормило», но стена, к которой она прижалась всей спиной, и косяк двери, за который она держалась обеими руками, пока не давали ей упасть. Лифчик явно остался на диване. Я отвел ее в туалет, она сняла сама трусики, посидела на унитазе и потом мне пришлось ее уже голую нести на руках на диван. На диване она размахивала руками, выкрикивала отдельные слова, но голову поднять от подушки уже не могла. А потом начала безудержно хохотать.

Возможно, из нее выходила годами накопившаяся отрицательная энергия, а возможно это просто привычное для нее действие алкоголя, и не надо ничего искать сверхъестественного, – просто пьяная баба. Она заснула неожиданно, уткнувшись щекой в подушку. Я давно уже принял душ и сидел в кресле напротив, смотрел телевизор и наблюдал за тем, чтобы она не испачкала диван и пол, но попыток это сделать не было. Во сне она что-то вскрикивала, иногда размахивала руками и… улыбалась чему-то.

Под бормочущий телевизор, от жары и после плотного обеда я заснул в кресле.

Проснулся, наверно, через несколько часов. Стало немного прохладнее. Моя гостья продолжала крепко и уже спокойно спать на диване. Простынь она откинула в сторону и лежала раскинувшись на спине во всей красе своего обнаженного тела, хорошо освещенная солнцем, светящим в окно. От той Марии, мужененавистницы и старой девы, что позвонила сегодня в дверь, не осталось и следа. Просто молодая женщина спала и улыбалась во сне. Волосы растрепались, одна рука закинута за голову, вторая словно придерживает или демонстрирует налитую грушевидную грудь. Небольшой бугорок живота переходит в бритый лобок, ниже видна чуть темная промежность между раскинутыми от жары бедрами, – без намека на волосы. На боках и бедрах нет ни намека на растяжки и целлюлит, но есть какая-то правильность, тренированность. Не исключено, что они вместе с Галиной ходят в спортивную секцию для поддержания тонуса своего тела.

Я тихонько пошел на кухню и стал убирать ее разбросанные по полу под окном вещи. Когда я поднял ее рабочий жилет, то из его кармана выпала связка из двух очень знакомых мне ключей. При ближайшем рассмотрении, а потом и после сравнения это оказались ключи от тех этажа и кровли. Вот так-так!… Значит, ключи были с ней, и она сказала не правду, что оставила их на работе. Я подумал тогда, что ключи у Сашки или Галины, которых сегодня никого нет дома, но учтиво промолчал. Значит она или сделала дубликаты ключей и отдала одну копию Галине, или на днях перед их отъездом забрала у них свой комплект. В любом случае, ключи были у нее с собой. А это значит…

Положив ключи снова в карман, я аккуратно повесил ее вещи на спинку стула и вернулся в комнату. Она смотрела мне прямо в глаза.

– Ты всё понял? – она не спросила, а скорее сказала это утвердительно.

– Что я должен был понять?

– Я слышала, как на кухне звякнули ключи, которые выпали из моего кармана, как они потом опять звякнули, когда ты положил их на место. Между этими звуками прошло много времени, значит ты их разглядывал, возможно сравнивал с другими ключами. Значит ты знаешь, что я тебя обманула, и что ключи были со мной.

– Скажем так, я жду объяснений сегодняшнему концерту.

– А никакого концерта и не было. Я реально боюсь на крышах. Я реально хотела попросить помощи у тебя после рассказа Галины, как ты ликвидировал потоп, как помог починить антенну на крыше (да, я ведь сам сказал Гале, что поправил их антенну), как вы подружились втроем вместе с Сашкой. Мне всё равно некого было просить о помощи, – я по жизни одна, без мужчин. Я и решилась. А потом была обычная моя истерика после работы на высоте, усиленная твоими коктейлями. Погоди, я схожу в туалет… – и убежала босиком.

Потом я услышал звуки душа и, понимая, что до ее прихода пройдет некоторое время, прилег поперек дивана. Спустя несколько минут Мария вернулась в комнату вся мокрая, оставляющая на полу лужи стекающей с нее воды, с мокрыми волосами и счастливой улыбкой.

– С легким паром, – сказал я с улыбкой. – А что? Полотенце не нашла?

– Я и не искала, – сказала она в ответ. – Я люблю, когда вода стекает с меня, когда тело высыхает само после купания. Ну, если не холодно, конечно. – и шагнула на диван. Она, стоя на диване надо мной, сама сняла с меня шорты и трусы, – а больше на мне ничего и не было, – и уселась верхом на мои голени. Долго и внимательно разглядывала мои органы, потом потрогала их, повернула из стороны в сторону, продолжая внимательно разглядывать. Неужели она на самом деле никогда не видела мужских половых органов? (Ну, если не сравнивает сейчас с чьими-то…) И она до сих пор еще девственница? И всё, что мимоходом рассказала мне на крыше Сашка, абсолютная правда, а не ее выдумка? Просто удивительно.

– И что теперь мне надо делать? – как-то просто и вполне искренне спросила она.

Я взял ее правую ладонь, вложил в нее свой орган, обхватил ее пальцами. В другую ладонь вложил свои яички. Слегка помял ее пальцами яички и поводил вверх-вниз по члену. Последний стал твердеть и поднимать свою головку прямо на нее. При этом движении она сначала словно отпрянула, но не отпустила ничего.

– Только делай это мягко и нежно, чтобы не сделать мне больно, – почему-то шепотом сказал я.

Она начала делать предложенные ей движения, член затвердел, а она во все глаза наблюдала за этим превращением. В какой-то момент она нагнулась, заглянула на уздечку члена, а я воспользовался этим и захватил ее голову обеими руками. Взяв ее голову с двух сторон я медленно стал приближать ее губы к головке, коснулся ею губ, поводил ее губами по головке, медленно протолкнул его ей в рот и замер.

– Попробуй его языком на вкус и форму, – опять почему-то шепотом сказал я. – Тогда ты его перестанешь бояться.

Она начала обследовать мой член языком по всей длине, которую я всё больше и больше проталкивал ей в горло. Мне было очень приятно, – как-никак, но это делалось у нее впервые! Но нарастающее возбуждение требовало незамедлительного продолжения. Я оторвал ее голову от своей промежности уже тогда, когда она плотно обхватила губами и стала интенсивно сосать мой член.

– Погоди, погоди, сначала придвинься ближе, – и потянул ее за коленки к себе, – она стала передвигать коленки, всё ближе приближаясь к моему члену своей промежностью.

Когда она поняла, к чему приближается, – а думаю, что она с самого начала понимала, что делает, начиная с того времени, как утаила от меня свой ключ, – то прошептала чуть слышно:

– Прости, я никогда этого не делала в жизни, – и прикрыла глаза.

– Что? Я не расслышал. Что ты сказала? – я сделал вид, что не понял.

– Я никогда этого не делала в жизни, – повторила она громче.

– Я плохо тебя слышу.

– Я никогда не вступала в половой контакт с мужчиной, – чуть не криком повторила она. – Кстати, с женщиной тоже…

– Ну и что? Все это рано или поздно начинают делать.

– Но мне опять страшно.

– Как на крыше? – улыбнулся я, продолжая подтягивать ее по сморщенному покрывалу на диване.

– Нет, не так. Там было просто ужас перед высотой, а здесь что-то страшное, незнакомое, интересное и притягивающее.

К этому времени ее половые губы коснулись головки члена, и она, вздрогнув, буквально изогнулась, чтобы наблюдать продолжение. Я перестал ее подтягивать.

– Теперь сама, сама, чтобы ничего не пропустить самого интересного, – и закинул свои руки себе за голову.

Она стала придвигаться медленно, внимательно наблюдая за нашими органами, а я почувствовал, что моя головка стала сначала обниматься ее половыми губами, потом стала проникать в теплое пространство, потом уперлась в какую-то преграду, после чего самое незначительное надавливание словно раздвинуло препятствие и пустило меня в горячий рай. Стенки этого рая пульсировали и медленно скользили по предоставленному им во временное пользование стержню, словно изучали его, словно пробовали его на вкус, обволакивали его и пытались получить для себя больше информации. Она еще не знала, что важна не информация, а действия. Для этого я притянул ее и разом посадил прямо на нужное место моего тела в нужное положение. Она вздрогнула, охнула и замерла с удивленным выражением лица.

– Мне было больно, – сказала она.

– Это нормально. Ты всё сделала правильно. Теперь минутку отдохни. И продолжай.

– А что надо продолжать? Вот так сидеть?

– Ты никогда не видела порнографические фильмы? Не читала такие же книжки?

– Нет, не смотрела, не читала.

– М-да… Тогда для начала чуть-чуть приподними надо мной свой таз. Чувствуешь, как мой орган выдвигается из тела наружу?

– Да, – словно выдохнула женщина.

– Теперь снова опустись и введи его на полную глубину. Теперь опять приподнимись и снова сядь на него. Что ты чувствуешь?

– Внутри меня словно разгорается приятный огонь. Он словно поднимается всё выше и выше. А ТАМ внутри словно оживают всё новые и новые области, зажигаются новые огни, и оттуда снова и снова накатывают горячие волны.

– Выбери себе удобную позу. Направь мой член на самое для тебя приятное место внутри. Можешь упереться на руки позади себя. Можешь упереться спереди. Или лечь на меня грудью…

Я еще не закончил перечисления, а послушная ученица уже начала экспериментировать. Когда она выбрала удобную для себя позу, то начала движения тазом, постепенно усиливая нажим.

– Не бойся, к этой высоте нужно тянуться и стремиться. Двигайся, двигайся, если хочешь ее достичь. Можешь ускоряться, можешь замедляться, можешь делать это сильнее-слабее, длиннее или короче. Так, как нравится тебе. И не бойся экспериментировать и постоянно прислушиваться к своим ощущениям. И следуй тому, что тебе в результате этих ощущений хочется.

Ученица продолжила экспериментировать. Меня порадовало, что ее ощущения не начались с сильной боли, как это отмечали многие писатели в художественной литературе, когда писали о дефлорации девственниц. Иначе нам пришлось бы на неопределенное время прекратить упражнения. А так она, поморщившись немного в самом начале, стала двигаться то ускоряя-замедляя свои движения, то усиливая нажим и снова отпуская меня.

– Никогда бы не подумала, что это так приятно. Мне хочется продолжать и продолжать.

– Подожди-подожди. И еще поработай в таком направлении. И у тебя еще и крылья вырастут, – улыбнулся я и стал делать встречные движения. – Вот так как тебе, новые ощущения появляются?

Она широко раскрыла рот и словно захлебнулась своим ответом. Судорога вдруг перекосила ее, она забилась в конвульсиях, стала заваливаться на бок и чуть не упала с дивана. Но я подхватил ее и положил на диван вниз лицом. Нельзя, нельзя дать ей остынуть! Я быстренько принял позу верхом на ней, ввел немного в ее не остывшее лоно своего молодца и затих, приготовился к старту. Когда она стала чуть-чуть приходить в себя, я втолкнулся в нее до самых яичек и начал раскручиваться вокруг нее по окружности. Потом вышел немного и снова вошел на всю длину. С первого же момента она выгнулась спинкой, словно пытаясь освободиться от столь тяжелого наездника, но я не выпустил ее и не дал «соскочить» из под меня. Она забилась опять в судорогах и завыла каким-то загробным голосом.

Пока она сотрясалась в этой дрожи, я перевернул ее, встал у нее между ног, закинул ее ноги к себе на плечи и опять приготовился к скачкам, на пару сантиметров войдя в нее. Она стала затихать и только начала открывать глаза, когда я снова послал свой член вперед с максимальной силой и начал очень интенсивные по силе, глубине и частоте фрикции. Когда она снова забилась в конвульсиях, я не стал останавливаться и продолжал, и продолжал, и продолжал свои движения. Отчасти потому, что после такого первого в своей жизни упражнения она и так будет ходить «раскорякой» несколько дней. Во-вторых, потому, что я и сам распалился до невозможности в процессе всей этой игры, и терпеть больше не хотел. Передо мной раскрасневшаяся женщина то билась в судорогах, то затихала буквально на мгновение, то снова билась в краткосрочных конвульсиях, и потом снова на мгновение затихала. В результате она стала орать во весь голос что-то совсем нечеловеческое победное, что я стал кончать в нее с удвоенной силой и тоже стал громко стонать.

Вот вам и «старая дева», вот вам и «синий чулок», «мымра» и что там вы еще на нее говорили в глаза и за глаза. Подход надо найти к женщине, а не хихикать у нее за спиной. Понравиться ей, а не крутить фиги в кармане. Раздразнить, а не отбивать всякое желание с вами даже разговаривать.

Спустя минуту полного покоя и расслабления она вдруг открыла глаза и притянула меня к себе обеими руками. От неожиданности я просто свалился на пол рядом с диваном, сильно ушибся коленкой. Она спрыгнула прямо на меня верхом и покрыла меня всего быстрыми поцелуями от лица до… Ну, словом до того места, откуда начала сегодня меня целовать, т. е. до члена. Ему, как мне показалось, она оказала даже больше внимания, чем моему лицу. Потом немного успокоилась и спросила, прямо глядя мне в глаза:

– Что еще можете предложить в качестве угощения, радужный хозяин?

Я расхохотался.

– А не много ли Вы свою губу раскатали, гостья?

– Не так уж и много. Губ у меня много, а вот стержень у тебя только один. И мне хочется продолжения банкета.

– Я не против, но та пока пройдись на кухню и поставь чайник.

Она попыталась резво вскочить с меня на выпрямленные ноги и завалилась на пол рядом со мной, ткнувшись лицом. Хорошо, что все полы у меня застланы ковром, иначе не миновать бы ей синяков на своем удивленном лице.

– Я же пытался сказать тебе, что для первого раза пока достаточно. Я уверен, что там (я показал ей глазами на область ее промежности) сейчас огнем горит, а ты думаешь, что это не имеет значение.

– Да, горит, а что?

– Это потертости дают о себе знать. Это как туфли в первый раз одела и натерла мозоли. Если продолжить в них интенсивно ходить, то получишь кровавые мозоли и совсем не сможешь ходить. Но если дать ногам время для отдыха и адаптации, то вполне можно будет через несколько дней снова щеголять перед зрителями. Потом опять дать отдохнуть и уже через меньший промежуток времени постепенно начать ходить в них постоянно. Мое сравнение тебе понятно.

– Понятно, – она как-то сразу поскучнела и медленно забралась на диван. – А я хочу снова и снова. Но, кстати, мои ноги тоже не повинуются мне совершенно. Это тоже от потертостей?

– Категорически не рекомендую продолжать сегодня, хотя мне тоже этого очень хочется, – я весело смотрел на нее с пола снизу вверх, и она даже не думала о том, как хорошо была мне видна ее «киска» во всех подробностях между раздвинутых ног. Или ее это не волновало? – А ноги просто устали заниматься физкультурными упражнениями в непривычной для них позе. Ничего, со временем привыкнут и станут более выносливыми. Для этого надо не так уж много, – просто тренироваться с хорошим тренером.

Она как-будто заметила мой взгляд на ее «киске», немного отодвинула ноги в сторону. Потом с улыбкой слезла с дивана и пошла под душ. Долго плескалась под душем и вышла оттуда в моем полотенце. Хотя закуталась в него так, что получившаяся «юбочка» не прикрывала зону бикини.

– Тогда я пойду домой. Ты не возражаешь? – я знал, что она живет в одном из соседних домой, потому не стал ни отговаривать, ни предлагать вызвать такси.

– Я тебя не обидел?

– Да нет. Чем ты мог меня обидеть? Мне кажется, что ты сломал во мне что-то очень ненужное, какой-то неправильный стержень. Но мне надо теперь сильно поразмышлять. Тот стержень я носила в себе слишком много лет. Меня теперь беспокоит только одно: мы встретимся с тобой еще?

– Вот, видишь? Я не только сломал в тебе старый стержень, но и ввел в тебя другой стержень, – и только после того, как сказал, понял двусмысленность выражения в данной ситуации. А слово – не воробей, выпустишь – не поймаешь. Мы вместе расхохотались.

– Да уж, ты ввел в меня совершенно новый для меня стержень, – хохотала Мария. – Ну, я пойду, – и пошла к дверям.

Я закрыл за ней дверь, потом некоторое время смотрел в окно, как она шла через двор. Потом растянулся на диване, покрывало и подушка на котором всё еще издавали легкий запах ее тела.

– Новый стержень в новую… – произнес и не договорил я, просто глядя в потолок. – Сходить, что ли, на крышу позагорать, пока солнце не село?

Бытовка

Над головой что-то грохнуло. Значит, на тех этаже кто-то есть, и скорее всего, кто-то чужой. Ну не будет там ходить Мария ночью, не позвав меня. Да и что ей делать на тех этаже ночью?

Я быстро схватил ломик, кинул в кобуру на поясе травматический пистолет, одел на голову каску с фонариком, второй – ручной – фонарик с электро-шокером сунул в крепление на поясе. И скорее наверх.

Дверь не была сломана. Скорее всего кто-то тихонько отжал ломиком или монтировкой язычок замка и толкнул дверь. А вот и монтировка валяется на полу около двери сразу за входом. Явно не профессионально, я ее прибрал ее себе за пояс. Потом стал светить в разные стороны двумя фонарями, создавая иллюзию, что здесь 2 человека вошли.

Ну конечно, как я и думал, обрушилась перегородка, которую я не закреплял, а просто прислонил. Она просто ограничивала видимость того, что было за ней. А сохранить это всё в целости и сохранности просто не было даже такого у нее и предназначения.

Поскольку по дороге к свой бытовке я никого за трубами и колоннами не видел, то стал шарить фонариками по своему складу и почти сразу же обнаружил там двух дам. В темноте при свете фонариков разглядеть их личности было трудно, потому я жестким голосом приказал им лечь на пол и завести руки за спину, иначе «будем стрелять». Они взвизгнули и с ревом бросились на пол. Я подошел к каждой и стянул руки пластиковыми стяжками для кабелей. Потом поставил стулья из своего минисклада и посадил обоих на эти стулья. Хотел привязать им еще и ноги к стульям, но решил, что это будет перебор в стиле бандитских боевиков.

При свете двух фонариков и разглядел, что это дамочки среднего возраста, немного даже миловидные. Одна из них с хорошим фингалом под глазом. Обе напуганы, ревут, молча глотают слезы.

– Вы что тут делаете? Вы знаете, что это помещение ЖЭКа?

– Мы… мы… – сквозь рев было не понятна большая часть слов.

– А ну цыц реветь! Я спрашиваю, что вы тут делаете?

Постепенно выяснилось, что они решили тут спрятаться от мужа одной из них. Она прибежала к сестре после очередного избиения мужем, а потом они увидели из окна, что тот с какой-то палкой направляется к этому дому. Они просто одурели от страха и кинулись наверх по лестнице, надеясь спрятаться на чердаке. Но так было заперто, и пригодился ломик, который они взяли из дома для самозащиты.

Бред бытового характера, который я часто слышу на работе. Несусветный бред.

– Ну и как вы теперь собираетесь от него обороняться за взломанной вами же дверью чердака?

Выяснилось, что они об этом не думали еще. Но было уже не до них. Кто-то топал громкими шагами по лестнице и преодолевал явно последние ступеньки до двери тех этажа. Я цыкнул на дам и, выключив фонарики, прокрался к двери и встал рядом с ней. Дверь распахнулась рывком и с криком: «Сука, ты тут?» – в проем двери просунулась чья-то башка. Ну разве же можно так необдуманно совать свои органы куда попало? Вот и отхватил по этой башке куском доски, свалился с лестницы вниз и затих. Ну не мог он не затихнуть, хотя бы не на долго от такого удара.

Я быстренько вывел из этой же двери перепуганных и скулящих дам, провел их в свою квартиру, толкнул в кресла в темноте, запер там. Взял свой молоток, гвозди, поднялся и забил гвоздями дверь. До утра потерпит, а утром что-то придумаем.

Вернувшись к себе, я запер дверь и позвонил Марии. А кому мне еще было звонить, как не мастеру ЖЭКа, у которой на участке сломали дверь в принадлежащее ЖЭКу помещение? Объяснил, что нашел взломанную дверь на тех этаж, нашел мужика без сознания на лестнице, и прошу помощи. Дверь я забил гвоздями, но мужика с пробитой башкой не трогал. Мария дама понятливая. Пообещала вызвать милицию и скорую и отключилась. Больше не звонила.

Кто там топтался потом в парадной, сколько человек, что делали – не знаю. Слышал мат, удары и падение тела, снова мат, потом все протопали явно толпой вниз и звуки все затихли.

Только после этого я зажег свет, взглянул на своих практически пленниц и расхохотался. Вот я их толкнул в кресла, они и сидели так, как я их толкнул. Связанные за спиной руки даже не попытались освободить. Сидят, молчат, хлюпают носом, делают глубокие порывистые вздохи после своего плача, но не плачут уже. Но с ужасом смотрят в мою сторону.

– Ну, что, дамочки? Допрыгались? А теперь признавайтесь, кого из вас назвали сукой?

Та, что была с фингалом под глазом подняла на меня глаза и сказала: «Я, но я Сева, Севиль». Я так, почему-то и думал, что это ее звал муж так ласково.

– А тебя как звать-то?

– Сара. Точнее Сирафима.

– Теперь рассказывайте мне, кто вы, как тут оказались, кто этот мужик.

– А вы нам руки развяжете?

– Вот когда я вам поверю, тогда и развяжу. Ну, давайте, рассказывайте.

И они рассказали. Сева живет с мужем, тот ее бьет очень сильно. Если осмотреть ее тело, то там много синяков. Сегодня он по пьяни ее опять начал избивать, но та выскочила из квартиры и прибежала к сестре, к Саре. Сестра снимает квартиру в этом подъезде, но они увидели, как муж Севы идет по двору к этому подъезду, то бросились на чердак, прихватив для самообороны монтировку. От отчаяния перед запертой дверью они ее взломали. Как будут прятаться за взломанной ими дверь они как-то не подумали. Да и монтировку в темноте потеряли.

Могу себе представить, что было бы с головой мужа, если бы отчаявшиеся бабенки огрели его со всей дури монтировкой по кумполу!…

– Да откуда вы на мою голову взялись? Вот что мне делать с вами?

– Мы не знаем.

– А давайте я вас полиции сдам за взлом чердака… – в раздумьях произнес я.

– Только не надо полиции. Мы там тоже боимся.

– А чего вы не боитесь? Мужа боитесь, меня боитесь, полиции боитесь, тени своей боитесь.

– Мы Вас уже не боимся. Вы хороший.

– Ага, хороший. А по голове монтировкой получу от вас, и стану еще лучше.

И мы все не долго помолчали.

– Хорошо, – сказал я и разрезал у них на руках стяжки. Думаю, что во время. Руки они долго себе растирали и массажировали, пока те приобрели нормальный цвет. Вот затянул я их в боевом азарте, так затянул. Почти как жгут.

– А теперь быстренько спускаетесь в квартиру сестры и запираетесь там до… – я не успел договорить, как раздался дружный рев.

– Они нас там сразу найдут и на столбах повесят, – ревели они реально в голос.

– Да кто они?

– Братья его. Они только узнают, где его нашли, и сразу поймут, что это мы причастны. И убьют нас.

– Ну хорошо. Жить у меня я вам разрешить не могу. Другой квартиры у меня нет ни для вас, ни для меня. Выгнать на улицу тоже считаю не очень хорошей идеей, но придется так сделать, чтобы мне хотя бы выспаться перед завтрашней работой.

– Не выгоняйте. Мы найдем квартиру и съедем. Точно съедем. А пока поживем у Вас.

– Ладно, быстренько раздевайтесь – и в душ. А то вы такие пыльные от этого чердака, что от вас на креслах осталось по тонне пыли и трухи. Быстренько, я сказал.

С перепугу они начали раздеваться прямо передо мной и голенькими сначала постояли, а потом спохватились и побежали в ванную комнату. Я крикнул им через дверь, что чистые полотенца есть в шкафчике. Услышали они или нет я так и не понял. Собрал их вещи в кучу перед ванной комнатой и, открыв дверь, закинул их в стиральную машинку. Они даже не взвизгнули, когда я открыл дверь. Но я не глазел на них, – оставил на потом.

С кресел я скинул покрывала и положил их скомканные тоже около ванной комнаты для стирки.

Теперь выложил на диван чистые простыни, наволочки, подушки и покрывала (для одеял в это время года на мой взгляд не подходящее решение) и пошел на кухню ставить чайник. Хотя время позднее, но черт их знает, может быть они голодны?…

Вышли они из ванной комнаты вместе, прикрываясь ну чуть ли не ручными полотенцами. На что может хватить ручного полотенца? – Правильно, прикрыть только сиськи или только письки. Но не более и только что-то одно, а не всё сразу. Они выбрали сиськи, чем меня здорово рассмешили. Стояли передо мной, как гимназистки после строевой бани, и с удивлением смотрели, как я корчился от смеха в кресле. Вот уж поистине, «Белое солнце в пустыне»! Было бы не удивительно, если бы они прикрыли только лица этими полотенцами.

Но смех смехом, а когда я отсмеялся и пригласил их поужинать, они и эти полотенца оставили по дороге на кухню в корзине для белья и уселись за стол, чинно глядя на меня. Смеяться у меня больше не было сил, и я предложил им помочь накрыть стол, они не задумываясь встали и начали подносить к столу посуду, доставать из холодильника продукты, заряжать микроволновку.

И ВСЁ ЭТО ДЕЛАЛИ ГО-ЛЫ-ШОМ !!!

А когда я сказал, что вина и других напитков у меня нет для снятия их стресса, то Сара рванулась к дверям со словами: «Я сейчас принесу, у меня есть!». Я больше не мог с ними после этого говорить ни о чем, а только смеялся. Когда я спросил, как она планирует пройти по этажам и лестницам в подъезде голышом, они как будто только теперь поняли, что, мягко говоря, не достаточно одеты для похода. Насмеявшись, я дал ей свою самую длинную футболку и не запер за ней дверь. Чтобы она не стучалась и не звонила, а сразу вошла.

Когда она пришла, Севиль азартно и с большим аппетитом заканчивала ужинать… моим членом. Она просто стояла на коленях перед диваном, куда быстро потащила меня за руку, как только за сестрой закрылась дверь, и сразу приступила к «трапезе». Она не ожидала, что сестра войдет не постучавшись, но успела сделать всё необходимое до ее прихода, и не успела только отпрянуть от меня, потому что я крепко держал ее за затылок. Сара не смутилась, а понеслась на кухню, принесла сестре салфетки и вытерла ей рот. После чего мы пошли на кухню ужинать. Кстати, Сара перед ужином сняла футболку и вручила ее мне, а я положил ее на стиральную машинку.

Я разлил вино по бокалам, сам отговорился, что мне утром на работу и пить не стал. А им незаметно добавил в вино спирт, как уже испытанное средство для снятия стресса, и чтобы они поскорее уснули.

Когда я слегка перекусил, то сказал им, что постельное белье я оставил для них на диване, а сам удалился в ванную для омовения и после улегся в спальной на свою широкую кровать. Заснул я мгновенно, но проспал не долго. Я почувствовал на себе множество, как мне показалось, рук, а на своем члене чьи-то губы и язык. Оказалось, что теперь «ужинала» не Сева, а Сара. Она умело облизывала мой член по всей длине, потом глубоко его заглатывала, потом сосала и играла языком у себя во рту, потом опять облизывала по всей длине и так постоянно. Сева сосала по очереди мои соски. И обе дамочки обоими руками гладили мое тело по всей поверхности.

– Я же сказал, что я оставил вам постель на диване, – попробовал произнести я, но вместо слов у меня вырвался стон удовольствия. Ну и ладно, ну и пусть будет, как будет.

Дамочки умело менялись друг с другом местами и разница в оказании их услуг давала себя знать, как меняющиеся по рту мед и … тоже мед, но другого времени лета. Ну, если не понятно, то мед и сгущенка. Всё было сладко, но сладость разная и сильно отличается оттенками и послевкусиями.

Наигравшись губами с моими сосками и членом, они приступили к следующему действию своей программы. Сева села верхом на меня лицом ко мне, а Сара тоже верхом, но спиной ко мне. Первой мой орган приняла в себя, как мне показалось, Сара, долго вытанцовывала на нем, пожимала его мышцами влагалища, раскачивала из стороны в сторону. Потом она сдвинулась, не слезая с меня, и уступила место Саре. Та не менее грациозно пустила меня внутрь и начала привычные мне поступательные движения, тоже чередуя их со сладкими пожатиями внутренними мышцами.

Честно говоря, ни разговаривать, ни противиться происходящему, ни что-то сделать дополнительно я уже не мог просто физически. Я просто стонал и метался под ними, но быстро кончить они мне не давали, как я их не просил. Как только огонь внутри подкатывал внизу живота, они менялись местами и сбивали меня с ритма, что приводило к сдерживанию этого огня. Потом опять подводили к самому краю, и снова сбивали с ритма. И так длилось по кругу, пока я не взвыл и словно взорвался. Я не помню, в кого из них первую я кончил, но это было не важно, т. к. они и этот момент умудрились как-то разделить на двоих: начал я кончать в одну, а закончил кончать в другую.

Потом они дали мне попить вина – буквально несколько глотков – и снова приступили к своему колдовскому обряду или танцу. Потом опять попить вина и снова пустились в танец. Потом снова… Пока я не вырубился и не заснул, что называется, «мертвым сном».

Когда я проснулся поздно утром, никого уже не было в квартире. Посуда помыта, кухня убрана, выстиранные покрывала с кресел вместе с полотенцами висели на лоджии на веревках сухие, вся квартира приведена в идеальный порядок, постель на диване лежала стопкой не тронутой, а поверх лежала моя длинная футболка. Исчезли вещи дам. Ничего из ценностей не пропало, ничего не было тронуто. На зеркале в спальне губной помадой были нарисованы две пары губ, а между ними надпись фломастером: «Спасибо. Мы найдем тебя, не скучай!». И всё. Сказочная ночь Шехерезады закончилась, оставив только незабываемые воспоминания, ноющую приятную истому внизу живота и в углу кухни два огромных ящика бутылок шикарных вин…

Кстати, в тот же день работники ЖЭКа поменяли дверь на тех этаж на железную, но личинку замка оставили прежнюю. Кто и у кого снимал квартиру в подъезде, Мария так и не смогла выяснить.

На подоконнике

Стоят две девятиэтажки напротив друг друга. Один сосед орет другому.

–Миша! У тебя когда день рождения?

–В январе. А зачем тебе?

–Я тебе шторы подарю. А то весь дом видит как у тебя жена минет делает.

–А у тебя когда?

–В апреле. А тебе зачем?

–Я тебе бинокль подарю, чтоб ты видел чья это жена.

– Сосед, а сосед! Могли бы вы мои цветочки поливать, пока нас дома не будет. И время от времени свет включать хоть не на долго.

– Кормить кота и рыбкам аквариум чистить тоже меня наймете?

– Да нет, у нас ни кота, ни рыбок нет. Просто мы уедем всей семьей к родственникам на Кавказ на пару месяцев, а цветы надо хотя бы раз в несколько дней поливать. Я тебе хорошего вина привезу из Абхазии.

– Ладно, зайду. А свет зачем?

– Ну, чтобы не знал никто, что нас дома нет и не залез в наше отсутствие.

Так я стал на некоторое время обладателем ключа от одной из квартир в нашем подъезде. Не скажу, что мне этого хотелось, но прикольно. Когда я получал инструктаж, как поливать цветы, то попросил сделать мне краткую письменную инструкцию, чем рассмешил всю семью соседей. Квартира ничем не примечательная, хотя и южане.

В первый же вечер в их отсутствие я включил свет в кухне и включил там телевизор. Я никогда не был ярым любителем телевидения, но надо же как-то скрасить себе пребывание на чужой территории. И надо сходить за пивом хотя бы.