Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Живые страницы
Начала Полян. Из ранних стихов. 1956–1959
здесь
В рост
завязь (из одноименной чувашской поэмы)
из поэмы о волькере
предчувствие реквиема
бодлер
ночь первого снега
сон-огонь (утра в иркутске)
без названия
в декабрьской ночи
к предчувствию реквиема
куст
прощальное [памяти чувашского поэта васьлея митты]
родное
отъезд
сад в декабре
Отмеченная зима. 1960–1961
тишина
облака
смерть
дом друзей
снег
и: расходящиеся облака
из гостей
счастье
отмеченная зима
люди
прощальное
из зимнего окна
детство
окна весной – на трубной площади
женщина этой весной
женщина справа
Поля-двойники. 1961–1965
утро в переделкине
утро в детстве
реквием девочке
альт
вспоминается в рост
поле – до ограды лесной
заморская птица
предзимний реквием
казимир малевич
вдруг – мелькание праздника
цветы от себя самому
девочка в детстве
День присутствия всех и всего. 1963–1965
распределение сада
к распределению сада
вторая весть с юга
река за городом
возвращение страха
мадригал поэту
начало леса
появление снега
коломенская церковь
засыпающий в детстве
Степень: остоики. 1964–1965
ночь к весне
утро в парке
любимое в августе
константин леонтьев: утро в оптиной пустыни
ты с конца
детство к.[10] на влтаве
друг этих лет
к утру в детстве
к тебе с конца
и: словно отделяясь
больница в сокольниках
звезды: в перерывах сна
заря: в перерывах сна
праздник в детстве
н. x. среди картин (к выставке м. ларионова и н. гончаровой в музее маяковского)
к посвящению детства: чистка орехов
окно = сон[12]
без названия
о чтении вслух стихотворения “без названия”
Утешение 3/24. 1965–1967
заря: после занятий
знамена гази-магомеда[13]
дом поэта в вологде (константин батюшков)
голод – 1946
гимры[14]
утешение: розы
занесенные в марте
образ – в устремлении
утро – при детстве другого
и: отцветают розы
сон: очередь за керосином
и: после роз
начиная со сна
и: засыпая: лес
Вспоминается 1959-й год… Я – студентка 4-го курса Московской сельскохозяйственной академии им. К.А. Тимирязева. В один из последних дней ноября ко мне, занимающейся в читальном зале, прибежали подруги-сокурсницы, с которыми я жила в одном общежитии: “Тебе не медленно надо ехать домой, в деревню”, – “Что случилось?” – “Мать заболела”. Как я ни просила, они так и не показали мне телеграмму, сослались на то, что впопыхах куда-то засунули и теперь не могут найти. Я узнала текст телеграммы только в деревне: “Мать при смерти, немедленно выезжай”, – таково было ее содержание. Мой брат (поэт Геннадий Айги) находился в Москве же, но я не стала терять времени на поездку к нему, оставила его адрес подругам, а сама в тот же вечер села на поезд.
До этого я всегда ездила в общем вагоне, битком набитом черным, бедным людом, бывало, сидишь прямо на полу, среди мешков и узлов. А сейчас я в первый раз попала в купейный вагон (пока одни разыскивали меня, другие уже купили билет на поезд). Я ехала с военными – хорошо одетые, самоуверенные люди пытались шутить со мной, но какие тут могут быть смех и шутки? Что же случилось с мамой? Именно тогда мне вспомнился случай из детства (сейчас я часто вспоминаю его как некий символический образ матери). Я совсем маленькая. Хлещет шквальный дождь, гром грохочет, да так, будто весь мир содрогается. Я прижалась к маме. “Мама, тебе совсем-совсем не страшно?” – спросила я тогда. Мама погладила меня по голове: “Страшно, мне тоже страшно, но мне нельзя бояться – ты же совсем еще маленькая”. В этих словах словно воплощена вся мамина жизнь: страшно – нельзя бояться, уже нет сил – нельзя уставать, нет просвета в непрерывной нужде – нельзя сказать “пропадаем”. Потому что дети маленькие, потому что надо поставить их на ноги, вывести в люди.
.....
Как-то утром, собирая со стола листки, исписанные братом за ночь, я остолбенела – лежало стихотворение, написанное по-русски:
Это стихотворение и удивило, и ударило по сердцу. Удивило то, что Айги начал писать по-русски. Болезненное же восприятие можно объяснить вот чем: конечно, мама умирала, но до самой ее смерти я не признавала это, не могла произнести это слово, а тут оно было сказано прямо, не оставляя никакой надежды. К тому же в этих нескольких строках очень точно передан мучительный образ мамы: мы подкладывали ей за спину подушки, и сидела она, тяжело опустив голову (казалось, маме не хватает сил поднять ее), в пестром домотканом платье, в платке, чтобы поправлять его, с трудом поднимала руку…
.....