Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
айги: отъезд
все дальше в снега. 1986–1989
горя́ – во времени жатвы
одиноко – в ветр
в спокойствии августа
другая дорога в поле
маки этого года
отдаляющиеся леса: вариация
снега-засматриваясь
леса – вспять
сон-распад
выходя из оврага
и: место – давнего знака
в ветр – не называя
листки – в ветер праздника
снова: появление синицы
поле весной
вечер
песенка для друга
сон: формы арпа[1]
продолжение-гул
вдруг – от флоксов
деревня
все дальше в снега
придорожная песенка
снова: воздух в вершинах – берез
две песенки для нас с тобой
теперь и такая
ужин: дом за городом
к разговору на расстоянии
дом – в роще мира
круг
стихи об отсутствии
в ожидании друга
продолжение отъезда. 1991–2003
долго: в шорохи-и-шуршания
давнее рисование
флоксы ночью в берлине
три семистишия
два эпилога
сад – грусть
ловля лета
отклик на книгу друга
во время болезни друга
поля этого лета
из строк во сне
день – к вечеру
начиная с поля
давнее
посреди поля
снова: дорогое немногое
народ что храм
к “книге долгого прощания”
завершение поля
все то же прощание
страница
внезапное воспоминание
без названия
поле – без нас
снова – в снега
последний отъезд. Валленберг в Будапеште: 1988
от автора
от составителей
Когда не снега и не рельсы, а музыка будет мерить пространство между нашими могилами.
“Отъезд”, 1958. Снег, рельсы – все оказалось правильно, как часто бывает с поэтами. Геннадий Николаевич Айги теперь на родине. Места эти, как мы знаем из его стихов, зимой белые, бедные, глухие. Прекрасное завершение книги. “Теперь всегда снега”.
.....
К сожалению, мы не можем оценить его огромных трудов для своего языка. Айги обеспечил чувашскую словесность шедеврами русской и европейской классики. Пастернак, рассказывают, был потрясен, выслушав переводы собственных стихов, выполненные Айги; однажды мне пришлось слушать его чтение на чувашском целановского “Псалма” – звучало это поразительно! Должна признаться, что в звучании его русских стихов я никогда не чувствовала такой силы.
Но вернемся к модерну и шаманизму. Это сближение на самом деле не странно. В обоих случаях важна одна вещь – то, что называют “измененным сознанием” или “пороговым состоянием”, родом транса, или экстаза, или сновидения наяву, которого всегда ищет высокий модерн – и путь к которому знает архаика. Этот особый миг, почти вневременную волну – или ее след, как мы не раз говорили, – и записывал Айги. Примета его – распад привычных рациональных связей языка, иная форма высказывания, иные пути слова. Умолчания, пустоты, открытые формы. Эта стихия измененной, преображенной, деформированной речи (выбор эпитета зависит от интенции каждого отдельного автора) вообще природна поэзии, она разве что форсирована в модерне. И сложилось так, что на современной карте европейской поэзии – после ухода Пауля Целана – мы почти не найдем этой области. Филипп Жакоте, Ив Бонфуа… Почти и все. Почти вся эта воображаемая карта занята сатирой разного рода, социальной сатирой – и поэзией о невозможности поэзии. “Интересное общество, которое в форме искусства порождает исключительно сатиру на себя!” – выслушав очередную музыкальную новинку, заметил один из последних европейских “аристократов разума”, философ фон Вригт.
.....