Читать книгу Предчувствие гражданской войны - Геннадий Прашкевич - Страница 1

1

Филза – дрянь.

Одетым филзу не едят.

Не вырубись на аварийном модуле кондиционеры, никто бы вообще не узнал, что филзу можно есть. Иногда она появлялась в кубриках боевых кораблей – всегда в зоне сражений, в пространстве, засиженном спейсвурмами, – никому в голову не приходило пробовать ее на вкус. Ну, плавают в воздухе зеленовато-серые неаппетитные обрывки, кстати, ухватить их нельзя – пальцы проходят сквозь странное вещество, как сквозь воздух. Семь десантников, оказавшихся в отстреленном от корабля модуле, сходили с ума от жары, если, конечно, температуру за семьдесят градусов по Цельсию можно назвать жарой. Голые, обожженные, трое суток они умирали без воды и пищи, пока черному парню по кличке Кокс не пришло в голову попробовать филзу. Она выдавливалась перед ним прямо из пространства – зеленовато-серая, неаппетитная, еще и с синюшным нездоровым отливом. Черный Кокс машинально протянул руку, и на этот раз она не прошла сквозь филзу.

«Я держу ее!»

Никто не поверил.

Но Кокс, счастливчик, уже коснулся губами синюшной массы.

«О!» – сказал он. Тогда к филзе потянулись другие.

Следующие три месяца на нерабочей орбите – без управления, при температуре, зашкаливающей за все нормы, – десантники провели почти комфортно. В конце концов, модуль был подобран транспортом «Дельфа», с которого десантников, подвергнув каждого тщательному допросу, распределили по разным базам.

Кэл попал на Землю.

О себе он помнил немногое.

Даже имя свое произносил не очень уверенно.

В спертом пространстве аварийного модуля мозги Кэла сварились.

Но на Земле бывшего десантника ждала жена. Ее долго готовили к тому, как выглядит ее муж, как он ходит, как реагирует на других людей, познакомили с запасом слов, которыми он владел, указали на не очень уверенную память, но Хлою интересовало одно: а сам-то Кэл ее помнит?

«Помнишь жену?»

Он ответил: «Я – Кэл».

Этот ответ сочли удовлетворительным.

2

Кэл поднялся по высокому крылечку и позвонил.

Никто ему не ответил, тогда он сам открыл стеклянную дверь.

Все в доме было незнакомо и неудобно. Не так, как на корабле. Округлые, без углов, кресла, огромные окна, открывающиеся в сад. Вдоль аллей – колючие, лохматые, хищного вида пальмы. Густо торчащие агрессивные шипы когда-то защищали их от вредных насекомых, но насекомых давным-давно истребили, и пальмы выглядели одинокими и растерянными.

«Я поставил свой дом в стороне от больших дорог…»

1. Кэл медленно пересек прохладный холл. Тяжелый, прихрамывающий.

2. Из семи парней, оказавшихся на аварийном модуле, на Землю отправили только его. Впрочем, судьба других Кэла не интересовала. В доме стояла тишина, мышцы тянуло, видимо, подходило время появления филзы. Это раздражало Кэла, поскольку есть филзу можно, только раздевшись. Некоторые специалисты считали необычную еду всего лишь временно наведенной галлюцинацией. Два момента при этом не обсуждались: кто такую необычную галлюцинацию мог наводить (хотя ответ напрашивался сам собой – спейсвурмы), и каким образом благодаря наведенной галлюцинации смогли выжить на аварийном модуле сразу семь здоровенных парней, один из которых – Кэл – был к тому же сильно обварен при мощном взрыве.

3. В невесомости все имеет значение. Там отекает лицо, из костей вымывается кальций. Резко проявляется почечная недостаточность, мышцы атрофируются, замедляя работу кишечника, учащая сердцебиение, а если еще человек обварен перегретым паром… В раскаленном модуле в памяти умирающего десантника медленно оплывала амальгама звездных зеркал, в удручающем пекле эти зеркала лопались. Доктор У Пу, консультант десантников, не раз указывал десантникам на опасность скрытого пренебрежения творческим началом, даже самим разумом – как побочным продуктом, «эпифеноменом» слепых сил материи. «Если бы человеческий разум был не более чем результатом случайного скопления атомов где-то в случайном углу случайной галактики, – не раз повторял умный китаец, – то верить во вселенскую мощь такого скопления не только не было бы никаких оснований, но было бы попросту абсурдно». И добавлял: «Вера в познаваемость Космоса выводит человека из разряда природных существ».

Доктор Эстер К. (фамилии специалистов флота не разглашались) тщательно исследовала выжившего десантника. Кэл не протестовал, потому что именно доктор Эстер К. занималась им с самого начала. Он сразу привык к ней, даже разрешал присутствовать при поглощении филзы. Только доктор Эстер К. видела, как бывший десантник поедает эту рвотную дрянь – потный, обнаженный, трясущийся от жадности. Только доктор Эстер К. наблюдала, как он насыщается мерзкой филзой, как его начинают томить неведомые желания, никогда, кстати, не приводившие к стрессу. Филза! Прекрасный продукт – для Кэла! Для остальных землян – дрянь, дрянь! Хорошо, что ее нельзя взять в руки. Просто плавают в пространстве зеленовато-серые обрывки – как пятна нарождающейся катаракты; и материальными они почему-то являются только для семи бывших десантников.

4. Испорченные пространства.

5. Высказывались и такие гипотезы.

6. Невысокая, тоненькая, с косой, красиво уложенной на красивой голове, доктор Эстер К. осталась на неширокой дорожке перед домиком Хлои (жены бывшего десантника), а сам Кэл, пройдя холл, нерешительно остановился в тени двух чудесных мраморных колонн. Он не мог сказать, что узнаёт красивые колонны, и хорошо, что никто его об этом не спрашивал. Он насмотрелся таких колонн в реалах, в живых картинах, просто на всяких картинах, в голове все перепуталось, к тому же Хлоя построила этот домик уже после его ухода на войну.

Голос, доносившийся из-за открытых дверей, он узнал. Точнее, он был настроен на узнавание. Такова была установка, полученная Кэлом от доктора Эстер К.

«Привет, Си! – говорила Хлоя. – Ты уже слышала? Кэл приехал!»

Голос Хлои наполняло растерянное удивление:

«Пожалуйста, Си, напомни мне рецепт твоей чудесной шарлотки».

«Стакан сахара, – отозвался приятный женский голос. Инфор был настроен на нормальную мощность. – Тебе хорошо, вернулся живой муж. Стакан муки и три яйца. А яблоки нарезать на дно сковородки».

Кэл не понимал, зачем возиться с какими-то продуктами, пусть и с натуральными, если шарлотку можно заказать в ресторане или даже обойтись без нее, но, в общем, вмешиваться ни во что не хотел.

«А молока сколько?»

«Я шарлотку делаю без молока».

«Нет, а все же, сколько молока надо?»

«Откуда я знаю? Я всегда без молока делаю».

«Но я хочу знать, Си. Может, один стакан?»

«Может, и так. Пусть будет стакан. Теперь, Хлоя, ты будешь не одна».

«А один стакан – это сколько?»

«Стакан это всегда стакан».

«А яйца брать какого размера?»

«Какая разница? Обычные куриные».

«А тесто должно быть жидким или густым?»

«Конечно, жидким. Как иначе?»

«Но, Си! Насколько жидким?»

«Чуть-чуть гуще, чем на блины. Тебе, правда, можно позавидовать».

«А сковороду брать какого диаметра?»

«Это без разницы. Возьми любую!»

Кэл действительно начинал узнавать жену.

«А сковороду закрыть крышкой и поставить на открытый огонь?»

«Ты что, хочешь тушить пирог? В духовку поставь».

«А на какое время?»

«Минут на двадцать».

«А почему именно в духовку?»

«Ну, если ты умеешь тушить пирог, тогда, пожалуйста!».

«Ладно, Си, ладно. Ты не сердись. Ведь это для Кэла. Мы не виделись почти семь лет. Понимаешь? Говорят, он теперь калека. Не знаю даже, сколько у него рук. Боюсь спрашивать. Не знаю, что и будет, Си. Вот приготовлю шарлотку… Пусть привыкает… Уверена, он привыкнет… Зачем ему жрать какую-то зеленую дрянь, дразнить наших патриотов…»

И спохватилась:

«А стакан это все же сколько?»

3

У каждого человека есть мечта, которая может сбыться.

Когда-то мечтой Кэла был такой вот отдельный домик в саду. Именно отдельный.

Не встреча с будущей женой, не многочисленные друзья, не люди, с которыми всегда интересно, а такой вот уютный отдельный домик. Обязательно в саду.

И потом уже – все остальное.

Впрочем, Кэл знал, что на Земле уединенные домики не приветствуются. Время военное. На каждом углу плакаты-напоминания, ни на секунду не выключающиеся инфоры, высокие фонтаны, напоминающие о бдительности. Они звенят, искрятся, радужно вспыхивают: «Ты записался в десантники?» Вот что нынче приветствуется на Земле. Фонтаны бьют в небо, струятся из мраморных чаш, они звонко вколачивают в мозги: «Мы одна семья!» Вот что нынче на Земле приветствуется. И возникающий строгий перст – в то же небо (то есть в сторону Чужих – спейсвурмов, загадивших все пространство): «Эта война станет последней!» Попробуй, оспорь такое.

Конечно, Хлоя помнила мужа крепким веселым парнем с благородным мужественным лицом. Такого любой «гамбургер» зауважает. А ей привезли бесформенного, грузного урода, да еще, говорят, пожирающего филзу. Багровая, сшитая из лоскутьев морда, походка, можно сказать, наклонная, хорошо попало по позвоночнику. Конечно, с людьми всякое случается, но почему это случилось именно с ее мужем? Лучше бы Кэл погиб!

Хлоя горестно сцепила руки.

Она увидела отражение незнакомого человека в зеркальной стене.

Действительно, громоздкий человек, и стоял он как-то громоздко, одновременно наклонно, и морда его казалась именно мордой – багровой и рыхлой. Если честно, никакого особенного уродства, но… так… непривлекательное лицо. И матовые, будто вываренные глаза. Кто-то из медиков, готовя Хлою к встрече, заметил, не придавая своим словам особенного значения: такие глаза, дескать, пошли бы древней римской статуе. Хлоя прямо оцепенела – она ведь ждала совсем не римскую статую.

Вот если бы ей сообщили о награждении Кэла медалью Дага!

Быть женой калеки, урода, это одно дело, а быть вдовой Героя – совсем другое. Медаль Дага – это не просто медаль, она – признание навеки, она – пожизненный кредит вдове. Но где уж нам в Пальмовом бору… Нет, нет, решительно отмахнулась Хлоя от непрошеных мыслей. Кажется, у бывшего мужа… простите, у мужа… не выявилось каких-то новых привычек… Ординарный самец… Ну, жрет филзу, это да. И делает это раздевшись… А вот если ей тоже захочется филзы? – опять явились непрошеные мысли. Ей что, тоже придется все снять с себя?

«Мы, земляне, не воюем друг с другом».

Хлоя, вздохнув, цыкнула на огромного, прокравшегося в спальню кота.

Если ей, правда, захочется попробовать? Всякое ведь приходит в голову, раз ей мужа вернули. За семь лет, пока Кэл отсутствовал, у нее все клеточки организма сменились. Вдвоем… обнаженные… «Кэл ведь остался прежним?» – перед самой встречей спросила она офицера из Специальной комиссии. Офицер (его звали Сол) внимательно посмотрел Хлое в глаза и, кажется, понял. Это был его долг: отвечать вдовам и женам откровенно. «На наш взгляд, да, – коротко ответил. – По крайней мере, никаких особенных отклонений у бывшего десантника Кэла не замечено. – (Неужели ее мужу подсовывали кого-то, чтобы выяснить что-то о таких отклонениях?) – Да вы сами скоро поймете, проверите…»

И улыбнулся неприятно.

4

Был ужин.

Они присматривались.

Трудно начинать жизнь с чистого листа.

Нельзя сказать, что вид бывшего… простите, просто мужа… вдохновил Хлою, но, как ни странно, она не чувствовала себя разочарованной. Крепкий тип, крепкий, это во всем чувствуется. Ну, морда незнакомая, рыхлая, наверное, с задницы пересаживали кожу. Ничего общего с лицом человека, которого она когда-то знала… Даже любила… Она точно помнила, что любила, даже офицеру Солу в этом признавалась… Какой-то этот Кэл весь кривой… Наклонный… Ты же не Пизанская башня, выпрямись… Правда, в постели бывший десантник… или бывший муж… вспомнил многое, и Хлоя тоже быстро поймала ритм. «Еще, еще… Ну же еще…» Конечно, спохватывалась, искала другие слова, будто оправдывалась. «А это что?..» И гладила Кэлу спину, водила пальчиком по рубцам, по глубоким шрамам… Хорошо, что он все это принимал как должное.

И все-таки… Вот если бы Кэл совершил подвиг…

Вдова Героя по статусу может иметь собственного садовника…

Кэл уснул сразу, но в этом тоже не было ничего странного. Так поступали многие друзья Хлои, которые не были романтиками. Все равно Хлоя обиделась. Она даже заподозрила, что Кэл – киборг, машина. Об этом часто говорят в барах.

«Мы, земляне, по одну сторону баррикад».

Значит, и машины тоже? О секретных функциях новых машин много шептались. В конце концов, любую машину, особенно киборга, можно научить многому. Об этом Хлоя думала, связываясь по инфору с офицером Солом.

«Уснул сразу? – задумчиво переспросил офицер. – Это нормально».

«Я так не думаю», – окончательно обиделась Хлоя, глядя на кота, пробравшегося в спальню и упорно намывающего гостей.

5

Хлоя встала и подошла к окну.

Почти сразу входная дверь слетела с петель.

В уединенный дом ворвались молодые «гамбургеры».

Нет, конечно, не спейсвурмы, не черви, яростно дырявящие пространство, как швейцарский сыр. Совсем наоборот – патриоты! Но тоже яростные, ничего не прощающие. Таких собрать в кучу, говорил Хлое офицер Сол, и сжечь. Впрочем, все, что быстро бегает, в кучу собирается плохо. А в таких местечках, как Пальмовый бор, слухи разносятся быстро. Местные «гамбургеры» уже прознали про наклонного урода, вернувшегося с фронтира и, говорят, пожирающего филзу. Разумеется, только слухи, но патриоты не спят! Они никогда не спят, особенно под утро. Ворвавшись в спальню, «гамбургеры» сразу увидели спящего Кэла и сделали Хлое знак молчать.

Никаких признаков филзы.

Кэл спал, он ничего не слышал.

«По виду – вырожденец», – сплюнул один из патриотов.

«Чистый вырожденец», – подтвердил другой, нервный, гибкий.

После этого парни стащили бывшего десантника на пол и долго его пинали, пытаясь выяснить «правду», о которой имели, кажется, самое смутное представление. Кот начал намывать нежданных гостей где-то в 5.30 утра, а в 5.43 «гамбургеры» уже ушли, забрав валявшуюся на столе желтую карту на бесплатное посещение местных винных лавок (право жены десантника) и на всякий случай надежно приковав Хлою наручниками к батарее. Чтобы не прыгала и не распространяла ненужную панику.

«Проснись!» – кричала Хлоя, но Кэл никак не просыпался.

Каким-то чудом Хлоя дотянулась пальчиком левой ноги до кнопок инфора.

Сперва, конечно, пошла реклама: «Ду-Ду (плазма) убивает всех известных Чужих». Про всех неизвестных реклама умалчивала. «Агрессивный задира, зубы даже в жопе». Рекламный образ Нового Воина-землянина Хлою тоже не вдохновил, она заплакала, подумав, как весело и интересно живут обыкновенные вдовы.

«Ты прикована к батарее? Голая? – оживился офицер Сол, когда Хлоя наконец нащупала пальчиком правильный вызов. Офицер явно все понял по-своему, потому что сразу предложил: – Хочешь, приеду?»

«Хочу, – сказала Хлоя сквозь слезы. – Все равно Кэл спит. Его даже «гамбургеры» не разбудили».

Офицер приехал, и они вдвоем просидели на полу до самого солнца, потому что Солу это понравилось. Он делал вид (Хлоя так поняла), что ищет ключ от наручников, даже обыскал Хлою, хотя она была голая, и присутствие спящего Кэла его, похоже, здорово взволновало. «Не бойся, – возбужденно шептал офицер Сол. – Я знаю, этот твой Кэл будет спать до двенадцати…» И сел совсем близко. И шептал что-то в ухо, пытаясь помочь ей. Казалось, это будет длиться долго-долго: любимая женщина, прикованная наручниками к батарее… беспробудный урод, непонятно чего нажравшийся… наконец, ранний рассвет с таким чудесным нежным солнцем, что совсем не хотелось открывать глаз…

Но в 12.00 бывший десантник проснулся.

Он знал офицера Сола по прежним допросам.

Увидев его, он напомнил: «Я уже сто раз повторил вам свою историю».

И спросил Хлою: «Почему ты голая?»

«Меня приковали к батарее».

«Кому это понадобилось?» – спросил Кэл без всякого интереса.

«К нам приходили местные патриоты, им хотелось поговорить с тобой».

«Сейчас вся Земля обсуждает новые военные поправки к Конституции, дружище, – доброжелательно пояснил офицер Сол. – Патриотов, конечно, интересует мнение опытного десантника».

«У меня нет никакого мнения».

Кэл подошел к жене – огромный, наклонный, закутанный в белую простыню.

Таким только детей пугать, невольно подумал офицер Сол. Сейчас бывший десантник попросит ключ от наручников, и очарование этого долгого нежного утра будет нарушено. Но ключа не было, его унесли «гамбургеры».

Кэлу это было до лампочки. Он даже не дослушал жену.

Нет, нет, он не сломал наручники, как можно подумать. Он просто погладил жену по голому плечу, и она сама сломала крепкие (может, они казались такими?) металлические наручники, даже не поцарапавшись, не понимая, как такое у нее могло получиться. Потом, заплакав, уткнулась лицом в голую страшную грудь этого нелепого наклонного существа, а офицер Сол пошел открывать дверь, поскольку в нее позвонили.

6

Но никто не вошел.

В почтовую прорезь упал пакет.

Офицер подобрал его и зачем-то понюхал.

Адрес официальный, форма обращения официальная.

Вернувшись в спальню, офицер Сол положил конверт перед Кэлом, все еще закутанным в простыню, и сказал: «Это вам». Хлоя сразу прекратила плакать и с интересом поглядела на офицера, но Сол вежливо откозырял, из чего даже Хлоя поняла, что форма допуска не позволяет ему присутствовать при вскрытии письма. А этот урод, так Хлоя стала про себя называть мужа, оказался так ленив, что, попросив ее: «Открой», – снова повалился на огромную кровать, потому что три месяца пребывания в раскаленном модуле и почти год дотошных допросов не в самых совершенных офисах ВВР (Военной Внешней Разведки) утомили его. Он подмял под себя несколько мягких подушек, любовно вышитых Хлоей, и блаженно потянулся: «Прочти вслух».

Из плоского конверта выпала и зависла в воздухе платиновая карта.

«Ой, они там, наверное, ошиблись! – воскликнула Хлоя с восхищением, но и с обидой. – Это платиновая карта Героя!»

И вскрикнула, теперь испуганно: «На ней твое имя!»

При этом Хлоя даже не пыталась взять карту в руки, – прекрасно знала, что это запрещено. Держать в руке карту Героя может только сам Герой.

«Ты разве мертвый? – совсем испугалась она. – Карта выписана на твое имя!»

«Ты, что ли, умер? – У нее даже глаза от ожидания расширились. – Я, что ли, всю эту ночь провела с мертвецом?»

«Какая еще карта?»

«Ты награжден медалью Дага!»

Хлоя смотрела на мужа с возрастающим испугом.

Но он и сейчас не удивился: «А-а-а, медаль… Ошиблись, наверное…»

После трехмесячного пребывания в раскаленном модуле и самых диковинных вопросов, задаваемых ему в течение года волевыми и хорошо тренированными сотрудниками ВВР, Кэл научился ничему не удивляться. К тому же не считал свою память крепкой. Правда, медаль Дага, вручаемая посмертно, висела перед ним в воздухе на расстоянии протянутой руки. Как филза, невольно подумал он. Только платиновая. И ведь не коснешься ее, подумал Кэл равнодушно, совершенно уверенный в правоте жены: конечно, это ошибка… медаль Дага вручается только посмертно… Рука, дотянувшаяся до карты Героя, пройдет сквозь нее насквозь, как сквозь филзу, не встретив никакого сопротивления. Такие технологии давно разработаны. Хлоя не напрасно обижается. Медаль Дага дает право вдове Героя на немыслимые блаженства: путешествия в любые уголки планеты, все удобства, квартиру с семью мраморными колоннами и много-много чего другого. От одной этой мысли у Хлои снова полились обильные слезы. Утро невзгод плавно переходило в такой же день. Муж-урод, бесстрастно пользующийся тем, до чего ему и дела нет, офицер Сол, бессмысленно потерявший много ценного утреннего времени, пока Кэл спал, наконец, карта Героя…

Какая ужасная ошибка!

«Она, правда, платиновая?»

«Всем известно, что платиновая».

Вместе с нарастающей обидой к Хлое возвращалось чувство наивного превосходства.

«Наверное, прохладная. Отсвечивает красиво».

«И прохладная… и отсвечивает… – с нажимом подтвердила Хлоя. – Но нам этого не узнать…»

«Ну и не надо».

Хлоя опять заплакала.

Зря этот урод тянет искалеченную лапу к карте.

Хлоя все больше и больше убеждалась в том, что муж ее – идиот, калека, урод, он жрет филзу. Об этом даже с соседями не поговоришь. Понемногу успокаиваясь, она рассматривала равнодушную морду мужа. А он как раз дотянулся до карты.

И прочел: «Кэл – Герой Космоса».

И взял карту пальцами – большим и указательным.

«Смотри, тут написано – Кэл».