Читать книгу Поединок - Геннадий Васильевич Ерофеев - Страница 1

Как тёмная река струится время, проистекая из первоистока, который именуют вечным завтра.

Мигель де Унамуно

Человек, заглянувший в будущее, от него отворачивается.

Неизвестный автор

Именно делите мир не по северу и югу, не по западу и востоку, но всюду различайте старый мир от нового.

Наставление из тибетских сказок.

Глава 1

На Мигдол – Мир, Где Обретается Лизель, или Мир Вневременья – похоронным саваном опускалась душная ночь. Супримдетерминатор зевнул и потряс крупной головой в надежде отогнать дремоту. В последнее время он спал лишь два-три часа в сутки. Предстоящий вскоре отход ко сну вряд ли окажется более удачным в этом отношении, чем предыдущие. Хотя Суприм-Д не был простым смертным, ему, как и всем разумным и неразумным тварям Мироздания, требовался для стабильного поддержания жизнедеятельности полноценный восьми-, а лучше девятичасовой сон.

– Приготовь мне постель, Вуайер! – попросил Суприм-Д своего верного помощника. – Я смертельно устал. Надо немного вздремнуть, затем возобновим наши бдения. И тебе, мой друг, тоже не мешает поспать.

– Слушаюсь! – охотно отозвался Вуайер, обесточивая аппаратуру Наблюдательного Хронопункта. – Вам, как всегда, постелить в кабинете? – уточнил он в наступившей ватной, нетипичной для НХ тишине.

Суприм-Д бросил на Главного Хроноразводящего быстрый подозрительный взгляд и отвернулся. Его нездорового цвета одутловатое лицо приобрело страдальческое выражение.

– Пожалуй, нет, – помедлив, неуверенно ответил он. – Диван в кабинете несколько жестковат. По-моему, его надо перетянуть. Или заменить. Или, чёрт побери, выкинуть на помойку!.. Постели мне в одном из вспомогательных помещений. – Он снова повернулся к помощнику, с наивозможнейшей почтительностью и заинтересованным вниманием покорно выслушивающему банальные распоряжения шефа, и вдруг уловил в его обычно вежливом взгляде едва заметную искорку злорадства. – В чём дело, Вуайер? – спросил Суприм-Д, смежая и вновь поднимая набрякшие усталостью веки.

Вуайер смотрел на шефа преданными собачьими глазами.

Суприм-Д сморгнул повторно и с мысленным вздохом подумал, что ему следует сделать поправку на свой солидный возраст и не допускать переутомления. Смешно сказать, но спать в своём кабинете он больше не мог. С некоторых пор там творились престранные вещи. Стоило ему прилечь вздремнуть, как снятые ботинки принимались летать из угла в угол, из стены напротив вырывался тугой сноп огня, отовсюду слышались скрипучие голоса и прочие раздражающие звуки. К своему ужасу Суприм-Д довольно скоро сообразил, что у него под боком поселился «шумный дух» – полтергейст.

Всемогущий властелин, повелевающий временами и вселенными, мог разрешить возникшую проблему в течение одной минуты: достаточно было отдать устный приказ о переносе Наблюдательного Хронопункта в другое место. Но, во-первых, НХ должен был располагаться в особой, специально выбранной точке пространства, где электронные и вакуумные «переборки», отделяющие «хроностерильный» Мигдол от параллельных и скрещивающихся миров, предельно истончены. А, во-вторых, (и это, пожалуй, самое главное!), Суприм-Д ни под каким видом не хотел признаваться окружающим, что он, Смотритель, Хроноопекун и в каком-то смысле Кукловод вселенных, не в состоянии справиться с вшивеньким полтергейстом, отравляющим его и без того вынужденно скромный, короткий отдых – отдых Большой Одержимости Гуманоида, вечно загруженного особо важными, поистине вселенского значения и масштаба, делами.

Суприм-Д терпел полтергейст уже третью неделю, не сказав никому и полслова о нервирующем и пугающем его «шумном духе». Самолюбие и гордыня удерживали его язык на замке надёжнее гамма-одноразового шифра. Суприм-Д не догадывался, что его «скелет в шкафу» является для вышколенного персонала НХ секретом Полишинеля и что его подчинённые пребывают в состоянии полной растерянности перед лицом пытающейся проникнуть в Мигдол таинственной силы. Но вряд ли работники НХ были оскорблены и обескуражены вмешательством докучливых «ночных гостей» столь глубоко, как их шеф. Пролистывая на днях одну старинную книжонку, Суприм-Д наткнулся на гипотезу некоего шарлатана, считавшего явления полтергейста своеобразным предвестником хроноразведки, которую собирается провести могущественная вневременная цивилизация.

Это был удар, поразивший Суприм-Д в самое сердце. С тех пор его неотступно преследовали адские муки уязвленного самолюбия и ещё целая свора разнообразных отрицательных эмоций. Одно дело, если бы Мигдол был простой (!) Сверхцивилизацией, но ведь он имел уникальный статус Мира Вневременья! Увы, отныне определение «уникальный» по отношению к Мигдолу будет звучать анахронизмом, издевательством, издёвкой. Мигдол недоступен влиянию вселенных и миров, существующих во времени, поэтому незначительный сам по себе факт полтергейста, как это ни горько и ни обидно осознавать, свидетельствует о том, что где-то имеется ещё одно образование, аналогичное Мигдолу. Значит, их, таких, два – ничтожно мало, если вести речь о звёздах, галактиках и даже о параллельных либо скрещивающихся вселенных, но безумно, безобразно много для изолированных вневременных систем!

Суприм-Д всегда подсознательно чувствовал, что, согласно, непреложным законам диалектики, в Мироздании должен существовать в противовес Мигдолу какой-нибудь Антимигдол, но до поры до времени волевым усилием отгонял прочь эти весьма здравые мысли. Диалектика диалектикой, однако две гигантские вневременные флуктуации для одного Мироздания, для Единого Сущего – это, пожалуй, чересчур! Но так рассуждает он, Суприм-Д, а Мирозданию и Единому Сущему скорее всего наплевать на его самоуспокоительную логику. Большой Одержимости Гуманоид предполагает, а Единое Сущее располагает…

Суприм-Д инстинктивным жестом руки отвёл в сторону незримую паутину обволакивающих его рефлексий и сфокусировал взгляд на переминающемся с ноги на ногу Вуайере.

– Что-то случилось?

– Да так, мелочи, – со смешанным чувством облегчения и сковывающей члены неловкости отвечал Вуайер. – Агентесса Джекки взбрыкнула.

Суприм-Д недовольно вскинул лохматые брови.

– Она отказалась поставлять информацию? – в упор спросил он сконфуженного помощника.

– Нет, с этим всё в порядке, – поспешил заверить Вуайер и умолк, словно его язык натолкнулся на какое-то непреодолимое препятствие.

– Так в чём же дело? – в голосе Суприм-Д лязгнул бездислокационный металл.

– Она отказывается возвращаться в Мигдол, – вобрав голову в плечи и изучая покрытие пола, виновато пролепетал Вуайер.

– Смотри мне в глаза, друг мой! – сказал Суприм-Д со зловещей ласковостью. – И постарайся быть более многословным.

С тяжёлым сердцем Вуайер заставил себя поднять голову.

– Агентесса Джекки заявила, что никогда не отдаст своих детей на, как она выразилась, «растерзание» экзобиологам из Экспериментальной Лаборатории Гибридных Организмов, – доложил Главный Хроноразводящий деревянным голосом. – Она предупредила, что в случае необходимости будет защищать детишек как разъярённая львица… Это такие хищники в той… Поднебесной, – ни к селу ни к городу добавил Вуайер с глупейшей миной на помятом лице.

«Экая скотина!» – подумал Суприм-Д одновременно и о помощнике, и об агентессе и, помолчав, вкрадчиво спросил:

– Чем ты объясняешь такую неслыханную дерзость? Только не ссылайся на особенности женской психологии – это дурной тон.

– Материнским инстинктом, – не подумав лаконично ответствовал Главный Хроноразводящий.

– Друг мой, – укорил его Суприм-Д, – твоя версия так или иначе основана на женской физиологии. Лично я думаю, что Джекки просто опьянилась свободой. Она искренне полагает, что мы потеряли способность контролировать её.

Вуайер смолчал.

Суприм-Д вдруг хищно подобрался.

– Ты сказал, что Джекки продолжает исправно поставлять информацию. И что же интересного она передала в последнем сеансе связи, кроме заявления о нежелании подчиняться обязательной для всех дисциплине?

Вуайер замялся.

– Я хотел придержать эту сенсационную информацию до завтрашнего утра, – поведал он с глубоко виноватым видом. – Я знаю, в последнее время вас мучает бессонница, поэтому и подумал, что вам следует хорошо отдохнуть перед принятием решения.

– Не перестаю удивляться твоей заботливости, друг мой, – произнёс Суприм-Д язвительно. Он встретился с помощником глазами, и на сей раз ни тот, ни другой не отвели их. – Дело не в бессоннице, – поведал шеф доверительно. – Да ты, надеюсь, и сам всё понимаешь?..

Большой Одержимости Гуманоид и Главный Хроноразводящий как два недюжинных эмпатора обменялись посредством молчаливых взглядов имеющимся у них знанием о полтергейсте. Суприм-Д сделал разрешающий кивок, и Вуайер, облизнув пересохшие губы, торопливо заговорил:

– Донесение агентессы Джекки приоткрывает завесу над тайной преследующего нас… вас… нас полтергейста. (Суприм-Д стойко принял тяжёлый удар, который, собственно говоря, оказался сильно растянутым во времени.) Как вы знаете, Джекки замужем за аборигеном, а он, судя по всему, сумел что-то пронюхать о присутствии на своей родной планете наших агентов… Нет, нет, – поспешил успокоить шефа Вуайер, - Джекки вне подозрений – лицом к лицу истинное лицо рассмотреть трудно! Но её мужу-аборигену известно о существовании «зелёных человечков». – Главный Хроноразводящий подобострастно захихикал. – Проницательность людей имеет свои пределы. «Зелёными человечками» они называют тривиальных пришельцев, инопланетян. Они не подозревают о существовании Мигдола, о хроноинжекции и хроноинжекторах. Но это не делает землян менее опасными для нас. Одна из их поговорок гласит: «Даже глупец может указать дорогу к школе». Муж Джекки намеревается дезавуировать работающих на Земле наших агентов, которых принимает за банальных инопланетян. Он хочет предать имеющуюся у него секретную информацию широкой огласке в надежде на поддержку общественности. Этот простой выпад можно легко парировать, но нестандартность данной ситуации заключается в том, что, как показывают расчёты нашего Суперкомпьютера, в случае обнародования сведений о «зелёных человечках» неминуемо претерпит изменение сама канва, первооснова, фундамент Единого Сущего. Ход истории изменится, и в новом «штатном расписании» миров для нашего Мигдола уже не найдётся места…

В самолюбивой душе Суприм-Д клокотал вулкан, но он почти не подал вида, лишь недобро сузил и без того злые глаза.

– Пожалуй, сегодня ночью я вообще не сомкну глаз, – произнёс он с усталой усмешкой. (Вуайер терпеливо ожидал, когда шеф вернётся в колею обсуждаемой темы.) – Насколько я понимаю, особенность ситуации в том, что мы должны не парировать выпад, а предотвратить его. Должны пресечь его в корне.

– Именно на этом я и хотел заострить ваше внимание, – обрадованно закивал Вуайер. – Потенциальный разоблачитель должен быть ликвидирован.

– За чем же дело стало? – осведомился Суприм-Д снисходительно.

– Да, собственно, ни за чем, – осклабился Вуайер. – Просто в духе наших традиций надо придать предстоящей хроноинжекции некоторый флёр естественности, поэтому я хотел бы обсудить с вами пикантные детали предстоящей операции.

На губах Суприм-Д заиграла зловещая улыбка.

– Ну, разумеется, друг мой, – одобрительно кивнул он, всем своим видом давая понять хронокиллеру и хроносадисту, что ему выдан карт-бланш. – Срежиссируй всё таким образом, чтобы мы заодно смогли позабавиться над рутинным процессом хроноинжекции в духе наших славных традиций. Только не заигрывайся, не позволяй забаве превалировать над всем остальным. Контролируй операцию максимально жёстко, иначе некоторый флёр естественности может обернуться патиной забвения на надгробной плите нашего покамест не вычеркнутого из контекста истории Мигдола.

Глава 2

Иисус Христос, вне всякого сомнения, осудил бы галактические войны. Но ко времени их начала мало кто из землян мог сказать хотя бы пару слов об этом парне с надёжной профессией плотника. А уж ответить на вопрос: «За какую команду он когда-то играл – хороших, или плохих парней ?» – не смог бы, пожалуй, ни один землянин далёкого будущего. Увы – христианство сошло со сцены. Оно сократилось и исчезло. И с этим никто не спорил. Если бы закупоренные в нержавеющие консервные банки боевых звездолётов бравые парни имели возможность пронизать время и познакомиться с Иисусом Христом поближе, они с большой долей вероятности признали бы его правоту. В то же время они наверняка бы заметили, что последователи хорошего парня Иисуса – слишком тусклые и банальные люди. Потому христианство и кануло в Лету – задолго до начала звёздных войн.

Одно из двух: либо вы верите в Бога, либо ведёте галактические войны. Если же вы отправляете одновременно и то, и другое – это, извините, шизофрения. И даже не какая-нибудь там космическая или галактическая, а самая обыкновенная, простая, кондовая, которую, как теперь никто уже не помнит, в далёком двадцатом веке «лечили», например, аминазином.

Ян Влодарек (гора мышц, но при этом поразительно подвижный, ловкий и пластичный молодой человек) был звездобоем и не верил ни в Бога, ни в черта. Зато верил в крепость собственных мускулов и в свой звездолёт. Звездолёт назывался «Радом» – ни Богу, ни чёрту неведомо, что означает это название и с чем его едят. Но звучит красиво. Да и летает неплохо.

Да, галактические войны давно стали мирным делом. Но такой широкомасштабной кампании не помнил не только сравнительно молодой тридцатилетний Ян, но и прокалённые чужими солнцами ветераны-звездобои. Понятное деле: если бы нечто подобное случилось раньше, об этом просто некого и некому было бы спросить. Значит, о вот-вот готовой разразиться грандиозной космической бойне тоже никто не впомнит…

Ян горестно усмехнулся своему отражению на дисплее. Да, писать мемуары о предстоящем сражении никому не придётся – прежде всего потому, что в битве за Галактику не будет победителей. Космические и вообще любые другие силы землян и виртлей равны – и не примерно, не приблизительно, а до четвёртого знака после запятой. Победа какой-нибудь одной из космических армад, даже Пиррова, невозможна в принципе. Обеим галактическим цивилизациям, вступающим в кровавый спор за право безраздельно господствовать в галактике Млечный Путь, грубо говоря, «корячится» ничья. Ничья боевая. Не сухая – кровавая. Но сухая в том смысле, что к финальному свистку количество оставшихся в живых звездобоев у каждой из противоборствующих сторон выразится круглой циферкой «ноль» – с точностью до какого угодно знака после запятой, котрая станет последней точкой в галактической истории виртлей и землян. Сухая ничья, означающая крах обеих цивилизаций – так крошится сухое печенье… Только вот кто зафиксирует результат, кто внесёт его во вселенские протоколы? Здесь не учения: никаких посредников нет. Впрочем, кто знает…

Приёмо-передатчик зафонил, и Влодарек сосредоточился. Тысячи раз слышанный голос командира эскадрильи проник в уши, сердце и мозг:

– Пятьсот тридцать первый – сто тридцать шестому. Начинаем выдвижение на исходную позицию. Как понял меня?.. Приём.

– Сто тридцать шестой – пятьсот тридцать первому. Вас понял. Начинаю выдвижение.

– Ни пуха ни пера!

– К чёрту!

Из динамика вдруг послышалось характерное сопение.

– Прощай, Ян! – на сей раз пренебрегши никому не нужными позывными, глухо произнёс комэск-звездобой лишённым какого бы то ни было налёта официальности простым человеческим и человечным голосом. – Если чудом останешься в живых, не поминай лихом!

– Прощай, командир! – загалактическим эхом откликнулся Ян и, когда комэск отключился, упрямо буркнул себе под нос, радуясь, что отныне его никто не услышит и наслаждаясь последними секундами абсолютной свободы и тишины: – Чёрта с два «прощай»!

Ян готов был побиться об заклад (жаль, уже не с кем заключить пари!), что по ту сторону незримой линии фронта звездобои виртлей обмениваются аналогичными «прощальными поклонами». Поклоны поклонами, а обмен ударами будет чудовищно страшен, поэтому и земляне, и виртли просят прощения у Вселенной – нечто вроде «Извините за компанию!» И вообще, галактические войны хороши тем, что можно здорово сэкономить на похоронных командах…

– Чёрта с два – «прощай»! – с безадресным, на первый взгляд, вызовом повторил Влодарек, бросая в бой звездолёт, который в глазах «обозных звездобоев» несуществующей похоронной команды в данную минуту отличался от гроба с кистями разве только тем, что двигался к поджидающей его могиле самостоятельно, без помощи катафалка.

Ян выкрикнул фразочку в лицо опасности и назло ей так, будто и впрямь догадывался о существовании всемогущего, всевидящего посредника. И не просто догадывался – рассчитывал на его беспристрастность и объективность, которая каждым человеком подсознательно интерпретируется как желательное тенденциозное, придирчивое отношение третейского судьи к его, человека, сопернику и ещё более желательное проявление к нему, человеку, «избирательной справедливости». Пусть даже и в отсутствие похоронной команды.

Если бы прервавший связь комэск мог сейчас видеть и слышать Влодарека, он с немалым удивлением обнаружил бы, что продублированные амбициозным звездобоем слова не являются пустой и глупой бравадой. Но комэск его не видел и не слышал и, слава забытому самонадеянными людишками Богу, вообще ничего не чувствовал: в разверзшейся перед землянами и виртлями геенне огненной, сотворённой совместными разрушительными усилиями противоборствующих космических армад, уже потерянно блуждали нечувствительные ко всему и вся, «психологически толстокожие» разрозненные атомы, всего лишь секунду назад являвшие выбиваемому из-под ног несчастного человечества миру структурно несовершенное тело командира галактических звездобоев.

* * *

На губах приникшего к нарамнику хроноскопа Вуайера блуждала брезгливо-снисходительная улыбка. Космические армады землян и виртлей вот-вот должны прийти в столкновение, результатом которого станет взаимная «аннигиляция» не поделивших Галактику цивилизаций, отчего содрогнётся и впадёт в уныние самый кровожадный бог войны. Далеко же в будущее заглянул Вуайер из своего Мигдола, не вступающего в «реакции» с другими мирами-фридмонами! Наивные простаки находились у последней черты. Они стояли на грани исчезновения и не могли предотвратить скатывания к катастрофе. А он, Вуайер, мог.

Временной контекст затеявших грандиозную космическую разборку цивилизаций отстоял от времени, в котором оперировала агентесса Джекки, на несколько веков. Как опытный Хроноразводящий, Вуайер знал, что всего медленнее и неохотнее меняется человеческая психология. Да, психология – не архитектура, не звездолёты и не до крайности изменчивая мода на одежду и обувь. В своём последнем донесении Джекки процитировала характерную сентенцию, кочевавшую по страницам многих газет аборигенов летом и осенью 1963 года:

Лучше быть на грани войны, чем бояться, как курица.

Сентенция на все времена! Как нельзя лучше подходит она и к настоящему моменту. Боевые корабли виртлей и землян уже выдвигаются на исходные позиции. Поленись Вуайер пошевелить пальцем – и через несколько десятков секунд космические противники спалят друг друга дотла в возгорающемся из искры первобытной ксенофобии всеохватном пламени раздора. Но он не позволит себе полениться – уж очень удобный сейчас момент для взятия (и изъятия!) будущих хронопоединщиков тёпленькими. За право ещё некоторое время оставаться в живых, а заодно получить реальный пятидесятипроцентный шанс на спасение собственной цивилизации поединщики не посмеют отказаться от участия в многораундовом хрономатче. Так что очередная потеха Вуайеру вместе с Суприм-Д и всеми многочисленными сотрудниками Наблюдательного Хронопункта обеспечена.

Дождавшись первого и, вероятно, последнего залпа столкнувшихся лоб в лоб космических армад, действительно едва не зазевавшийся Вуайер поспешно надавил кнопку «стоп-кадр» на контрольной панели хроноскопа, чем-то напоминающей профессиональный микшерский пульт звукорежиссёра студии звукозаписи.

* * *

Некоторое время Ян ничего не видел и не слышал, пребывая в промежуточном – мучительном и одновременно невыразимо приятном, как бы в невесомом – состоянии. Наверное, так чувствует себя человек, помещённый в загадочную Потенциальную Яму. Возможно, самый несмешной на его памяти гэг не удался, и Ян уже находился на недлинном пути в смерть. Его ничтожную, мало чем примечательную жизнь поддерживал чуть теплившийся в душе крохотный огонёк интереса к тому, что лежит за пределами понимания. Яна удерживала на плаву подсознательная мечта побывать «за гранью» и хоть краешком глаза заглянуть в гипотетическое будущее, которого человек лишается в том случае, если его смерть есть закономерный и естественный финал от «органических причин».

В голове Влодарека прокручивались варианты исхода затеянной землянами авантюры, которые генерировало его обострившееся воображение. Спустя некоторое время зрение и слух вернулись к Яну. Он обнаружил себя в бесконечном – без дна и «покрышки» – колодце, стенки которого были образованы светло-зелёными винтовыми струями прохладной незамутнённой воды. Каждая отдельная струя вращалась вокруг своей оси, а все вместе они двигались по кругу, образуя витой, наподобие стального каната в разрезе, полый жгут, стремительно обтекавший бренное тело звездобоя. Ян находился как бы внутри бесшумного водяного смерча-«подшипника».

Вода вдруг зашумела оглушительным водопадом, её светло-зелёную толщу пронизали мириады кавитационных пузырьков, и водяной столб распался, трансформировавшись в зеленоватую же твердь, на которой и обнаружил себя стоящим со слегка кружащейся головой и приоткрытым в удивлении ртом Ян Влодарек.

Из окружавшего подиум белого театрально-киношного дыма выступил навстречу Яну сутуловатый вислоносый старик – так выбирается из платяного шкафа прятавшийся там любовник неверной жены. Незнакомец был абсолютно похож на ушлого, дошлого и прожжённого гостиничного портье – подобные типусы рода человеческого, если можно так выразиться, «имели широкое хождение» в том времени, где успешно оперировала агентесса Джекки. Подобно клопам и тараканам, они пережили многих и многое, благополучно «доскользив» по оси времен до актуального Влодареку временного контекста, из которого – на радость или на беду – его несколько секунд назад грубо вырвали.

– Меня зовут Вуайер, – остановившись в нескольких шагах от Яна, представился «портье». – Назовите ваше имя.

– Моё имя – Ян Влодарек, – отрекомендовался звездобой – теперь уже бывший. – Где я?

Губы Вуайера растянулись в гаденькую патерналистски-снисходительную улыбку.

– Вы в Мигдоле, друг мой, – сообщил он тоном, которым полицейские сообщают оклемавшемуся от побоев задержанному, что тот уже «прописан» в пикантной близости от параши. – Мигдол – это название, сочетание ничего не говорящих непосвящённому звуков. Я мог бы назвать наш мир как угодно, вряд ли от этого для вас что-нибудь изменилось бы. Вам следует понять главное: Мигдол – спонтанно возникшая в Мироздании, в Едином Сущем гигантская вневременная флуктуация. Мигдол – мир Вневременья, реализовавшееся в природе великое чудо.

Ян был плохим актёром, но решился подыграть Вуайеру:

– Уж не сплю ли я?

Вуайер хихикнул – мелким, нервно-скабрезным смешком.

– Я слышал эти слова тысячи раз, – поведал он, и его банальная, как и риторический вопрос Влодарека, фраза содержала сенсационную информацию.

Неважный актёр Влодарек худо-бедно был готов к сенсациям.

– Неужели я сам напросился к вам? – озадачился он, и его удивление было почти искренним.

В глазах посерьёзневшего Вуайера промелькнуло с детства переполнявшее его злорадство.

– Вряд ли к нам можно напроситься, – произнёс он наставительно. – Мы изъяли вас из вашего временного контекста ввиду опасно сгустившихся над земной цивилизацией… свинцовых туч. Ваш социум находится на волосок от гибели. Пока вы здесь, на принудительно покинутом вами поле галактической битвы установлен режим стоп-кадра. К великому сожалению, этот режим чудовищно энергоёмок, поэтому вам не стоит тратить драгоценное время на формулирование вертящегося у вас на языке вопроса: «Зачем я здесь?» – а следует сразу перейти к сути дела.

– А действительно, зачем? – спросил Ян, любивший «поводить за салом» как врагов, так и друзей.

– За тем, чтобы раз и навсегда решить, кто будет владеть Галактикой: земляне, или виртли, – пояснил прекрасно информированный Вуайер. – Вы выбраны поединщиком, чтобы в схватке с виртлем доказать право землян безраздельно господствовать в Галактике. – Он уже во второй раз скабрезно подхихикнул. – Или не доказать… Будете биться, как… э-э… Пересвет с Челубеем, – мерзко пошутил навидавшийся в хроноскоп всякой всячины Хроноразводящий – тёртый калач. – Только, в отличие от них, в предстоящем вам поединке ничья невозможна. (Ян внимательно слушал ушлого, дошлого и прожжённого Хроноразводящего.) Победа или поражение, третьего не дано. Стимул для стремления к победе наимощнейший: выигрываете вы, выигрывает и ваша цивилизация. Подсуживание исключается, бой будет честным.

– А вы, надо полагать, выступите в роли третейского судьи?

– Я уже выступаю в этой роли, – отрезал Вуайер. – Если трусите или сомневаетесь, можете отказаться от поединка, но выяснение отношений состоится в любом случае, с другими… участниками. Между прочим, ваш будущий соперник-виртль уже перемещён в Мигдол и дал на уникальное предложение утвердительный ответ.

На мгновение Ян ощутил себя как во сне. Как ни странно, он по чистой случайности знал, кто такие были Пересвет и Челубей. Да, их скоротечный поединок закончился ничьей со смертельным исходом для обоих поединщиков. Ничейный результат не оказал положительного влияния на последующие события: враждующие армии и не помыслили заключить перемирие, а сошлись в жестокой битве. Ян всегда «болел» за Пересвета и его соратников, он интуитивно ощущал кровное родство со старорусским богатырем. Пересвет не был профессиональным воином, а был так называемым монахом и, согласно летописи, даже на поединок с узкоглазым, месяцами не мывшимся смуглолицым захватчиком выехал в монашеском одеянии. И ещё одно: на шее хорошего парня Пересвета висел крестообразный талисман. Нет, не талисман – нечто гораздо большее! Это был символ веры. Затем вера была утеряна в «технологических» веках, наступившая эпоха звёздных войн носила клеймо времени безверия. Ян отдавал себе отчёт, что его беспримерный хадж только начинается, по сути он ещё и не начался, ибо Вуайер пока не получил ответа на своё заманчивое и крайне циничное предложение. Но Влодарек забегал вперёд, заглядывая одним глазком в затянутое фиолетовым маревом будущее, лелея подсознательную надежду вернуть себе и людям утерянный в океане прагматизма символ веры. Он наивно полагал, что вновь обретённая вера удержит людей от беспощадных галактических войн и от множества других греховных деяний и поступков. Ян не подозревал, что уже верит. Но вера его была слепа. Перед его глазами стоял красноречивый отрицательный пример Пересвета. Крестик на груди старорусского богатыря не предотвратил разгоревшуюся вскоре после смерти поединщиков колоссальную по тем временам кровавую бойню, но Ян по-прежнему считал священный талисман той единственной спасительной соломинкой, которая поможет человечеству вырваться из удушающего агрессивного безвременья. А ему, звездобою Яну Влодареку, поможет «выписаться» из вот этой «гостиницы «Вневременье» с беспринципным «портье», опрометчиво возомнившим себя властелином миров.

– Каким оружием нам предстоит отстаивать право владеть Галактикой? – деловито осведомился Ян. – Вы не против, если мы с виртлем будем биться на копьях, как Пересвет и Челубей?

Вуайер сделал медленный кивок.

– Значит, вы готовы драться?

– Не то чтобы стопроцентно готов – выбора у меня нет… Так какое оружие вы можете предложить?

Вуайер сделал успокаивающий жест.

– В отличие от скоротечного поединка Пересвета с Челубеем, ваш бой будет затяжным, многораундовым. Новый раунд – новое оружие. Не обязательно пистолеты или ножи, в некоторых случаях победу придётся завоёвывать голыми руками и даже соревноваться друг с другом без вступления в прямой силовой контакт.

– Количество раундов?

– Точно пока неизвестно. Могу лишь сказать, что оно выразится нечётным числом. Ничья, повторяю, исключается. Поэтому при равенстве сил противоборствующих сторон последний раунд станет решающим, контровым.

– Место проведения поединка?

– Новый раунд – новое место. И – необычный для вас нюанс – другое, новое время. Но при смене времён и мест ареной битвы всегда будет оставаться планета Земля.

До Яна не сразу дошёл подспудный смысл последней фразы, а когда он осознал её значение, то сказал:

– Вы говорили, бой будет честным, но изначально ставите моего противника в невыгодное положение. Я проведу все раунды на «домашнем стадионе», виртлю же предстоит постоянно сражаться на «выезде».

Вуайер брезгливо фыркнул.

– Вы сделали серьёзную заявку на приз справедливой игры, – произнёс он насмешливо. – Не волнуйтесь, принцип равновесия и честной состязательности будет соблюдён. Место проведения боя не имеет решающего значения. С таким же успехом поединок можно организовать, например, на вашей Луне. Перед каждым новым раундом вы с виртлем будете принимать новую телесную ипостась – не обязятельно человеческую. Родные стены вам не помогут, не надейтесь. Кроме того – мне странно напоминать об этом хорошо изучившему противников звездобою, - виртли человекоподобны. Или люди виртлеподобны, если вам так больше нравится. – На землистом лице Хроноразводящего проступила едкая усмешка: – Хотя последнее замечание вряд ли может вызвать у землянина положительные эмоции… У вас есть какие-нибудь просьбы или вопросы?

– Есть. Покажите мне противника, если не воочию, то хотя бы по телевизору либо в виде голограммы.

– Нет проблем. – Вуайер опустил руку в карман самого обычного, какого-то кургузого, неказистого пиджачка (?) и неслышно коснулся сенсорной кнопки универсального пульта. – Вот ваш противник.

Ян почти не удивился портрету противника в полный рост. Он ждал совпадения и понимал, что только так и должно было быть. Так и стало: соперник Влодарека выглядел типичным виртлем и при этом как две капли воды походил на Челубея. Если бы Ян не знал, что перед ним виртль, то принял бы своего соперника за потомка тех, с кем много лет воевал с переменным успехом Пересвет со товарищи.

– Как его зовут? – равнодушно спросил он, интуитивно чувствуя, что совпадений больше не будет.

– Его зовут Сапар, – так же невыразительно отвечал Вуайер. – Ещё вопросы есть?

– Нет.

– Тогда вперёд! – воскликнул Вуайер, мгновенно сделавшись похожим на ушлого, дошлого и прожжённого рефери в боксерском ринге, в качестве которого им был задействован весь Млечный Путь.

И зеленоватая твердь накренилась и поплыла из-под ног звездобоя Яна Влодарека.

Глава 3

Ян пока оставался самими собой, но не мог определить координаты времени и места, куда зашвырнул его высокомерно-брезгливый Вуайер. Точнее, он пребывал в привычной человеческой ипостаси, но ощущал себя в теле другого человека. Кажется, он был палеонтологом, в состоянии, близком к эйфории, обозревающим обнаруженное им «кладбище» колоссальных окаменелых пней болотных кипарисов – таксодиев, широко распространённых в конце мелового периода мезозойской эры. Природа сама позаботилась о создании гигантского палеонтологического раскопа. Всюдупроникающая вода образовала в толще холма массу промоин. Обнажившиеся остатки древнего леса далеко простирали по склону свои закаменевшие корни, кое-где рассыпавшиеся в груды окременелых «щепок». Отдельные пни достигали четырёх метров в диаметре, проклёвываясь светло-серыми холмиками среди красноватой песчаной глины. Восемьдесят миллионов лет назад здесь разливалось непроходимое болото, с двух сторон обрамлённое полосой песчаников. Постепенно песчаники заполнили канал, промытый одним из протоков подводной дельты в поглоченном водой таксодиевом лесу.

Там и сям из песчаника проглядывали так называемые конкреции – глыбы обретшего твердость гранита песчаника, напоминавшие гигантские, грубо отёсанные каменные колеса. В каждом блоке помещался намертво вмурованный в застывший контекст своего времени позвонок громадного травоядного динозавра из группы зауропод (то есть ящероногих): то ли диплодока, то ли бронтозавра, то ли брахиозавра. Кроме позвонков, в окружающей конкрецию обильной россыпи истлевших скелетов попадались разрозненные кости черепов, массивные кости задних конечностей и множество сходу не идентифицируемых мелких фрагментов.

Ян наклонился и поднял сильно выветрившийся обломок челюсти, из-за выветривания не представлявший большой научной ценности. Подушечки пальцев мягко легли на ясно видимые, а теперь и осязаемые желобки в истёртых зубах травоядного динозавра, проделанные захватываемой вместе с илом и песком грубой растительной пищей, съеденной и переваренной пятидесятитонным зауроподом десятки миллионов лет назад. Это было не просто прикосновение к прошлому, а прямой контакт с ним. Ян испытал непередаваемое трепетное чувство – за переживаемые сейчас минуты откровения он даже был готов простить подлого и циничного Вуайера, нагло использующего звездобоя в своих, понятное дело, далеко не благородных целях. Влодарек вглядывался в головокружительную пучину времен и впрямую соприкасался с чудовищно далёким прошлым. Да, при все пороках и недостатках Хроноразводящий был мастером своего дела!

Ян вдруг отчётливо увидел приморскую низменность, болотистый край которой постепенно, год за годом, неотвратимо погружался в наступающее на материк море. На топком, илистом дне протока простирали свои корни те самые, теперь обратившиеся в камень, болотные кипарисы, возвышающиеся над водной гладью страшного болота более чем на пятьдесят метров. Непроницаемой тёмной стеной, словно опутанной обрывками колючей проволоки и остатками спирали Бруно, роль которых играли свисающие там и сям неряшливые космы пёстрых ядовитых мхов, таксодиевый лес молчаливо уходил в затянутую дрожащим маревом бесконечную даль. Дремучую чащобу несокрушимых первобытных джунглей прорезали глубокие каналы маслянистой на вид, чёрной, как нефть, пресной воды. Ян чувствовал, как в смене неисчислимых поколений плещется перед ним океан амёбно бессмысленной, протоплазменно тупой, нерассуждающей жизни, озабоченной лишь возведённой в ранг категорического императива не прекращающейся сотни миллионов лет борьбой за пищу, за территорию, за продолжение рода.

Из воды вдруг высунулась сравнительно небольшая, по-змеиному вёрткая голова гигантского зауропода. Поддерживающая голову лёгкая подвижная шея была так длинна, что могла бы свободно дотянуться до Влодарека. Питавшегося растительной пищей ящера не интересовало ничтожных размеров мыслящее животное, но от неожиданности Ян вздрогнул и выронил из рук осколок ископаемого скелета.

И в следующую секунду понял, что его неловкий, пугливый жест явился завершением своеобразного пролога, прелюдии, экспозиции, организованной для него всевидящим и всезнающим Вуайером.

Абзацный отступ – и в тёмном ужасе Ян ощутил себя динозавром. Но не растительным зауроподом, а свирепым хищным ящером, попиравшим располагавшуюся за зоной глубоких болот побережья более возвышенную, но всё ещё очень влажную почву, покрытую не кипарисами, а другими деревьями – родственницами современных магнолий. Ян стоял на задних ногах, подпираясь могучим хвостом, как травоядные утконосые динозавры. Но в отличие от них он мог передвигаться на двух конечностях не только в облегчающей двуногое хождение воде, но и по суше. Вместо характерного для утконосых ящеров подобия непроваливающихся в трясину копыт, которыми оканчивались их задние ноги, он наблюдал с почти пятиметровой высоты свои трёхпалые, очень похожие на птичьи, лапы с кривыми острыми когтями. Передние конечности, создающие при двуногой ходьбе невыгодный перевес передней части тела, были сильно редуцированы и представляли собой относительно небольшие двухпалые лапки, каждый коготь которых способен был, тем не менее, одним взмахом умертвить пока не появившуюся на земле корову. Зато голова, в черепной коробке которой воспалённый мозг Влодарека ощущал себя горошиной в бензобаке четырёхосного трейлера, преобразовалась в главное орудие нападения. Огромная пасть, усаженная загнутыми кинжаловидными зубами тридцатисантиметровой длины, позволила бы трансфомировавшемуся в хищного динозавра Влодареку справиться с любой существующей в меловом периоде добычей, разрезая и отрывая от жертвы громадные куски мяса. Полутораметровой длины череп в процессе эволюции максимально облегчился, превратившись в ажурную костную конструкцию наподобие мостовой фермы, рассчитанной по новейшим формулам сопромата на непревзойдённом фрактально-квантовом компьютере, «самопально» собранном всемогущей матушкой Природой. Такие плотоядные динозавры называются обобщающим словом «карнозавры» либо «тероподы».

Кое-что читавший об эпохе позднего мезозоя Ян догадался, что Вуайер внедрил его не в тело какой-нибудь там «мелюзги» типа велосирептора, мегалозавра, горгозавра, цератозавра, тарбозавра или (ничего себе мелюзга!) четырнадцатиметрового тиранозавра, а в еще более «престижную», «элитную» шкуру гигантского кархародонтозауруса – то есть хищного динозавра с зубами акулы, перед которым, пожалуй, спасовал бы и воспетый палеонтологами и падкими на «жареное» фантастами якобы непобедимый абсолютный чемпион среди хищников ящер-тиран Tiranosaurus Rex. Влодарек пока не привык к новому многотонному телу, а на «космических просторах» великоватой черепной коробки уже оформилась не соответствующая филигранности мостовой фермы простенькая мысль: «Если, по словам Вуайера, принцип равновесия и честной состязательности не будет нарушаться, в какой ипостаси должен предстать его соперник? В образе такого же сверхзубастого карха?» Ян мысленно улыбнулся, чувствуя, как раздвигаются метровой длины челюсти. Не иначе, типичный стрекулист Вуайер хочет заставить поединщиков драться за обладание самкой! Это было бы как раз в пошлом стиле Вуайера и других мигдоловцев.

Но Влодарек ошибался.

По ту сторону магнолиевых лесов – там, где на сравнительно сухой почве росли цикадовые деревья и рощи серых гингко, – осваивался в новой для себя ипостаси назначенный в противники Влодареку виртль Сапар. Вуайер избрал для виртля облик потенциальной жертвы исполинского хищника, превратив Сапара в громадного, приплюснутого к земле панцирного динозавра – анкилозавра. Анкилозавры мелового периода не могли укрываться в глубинах недоступных проток, как траходонты и зауроподы. Им приходилось противостоять ящерам-тиранам на сравнительно твёрдой почве в открытом (честном!) бою. Выглядели они как живые танки десятиметровой и более длины, покрытые «противокумулятивной» броневой защитой – многочисленными костными пластинами толщиной в ладонь, с головой и хвостом, усаженными опасными для хищников длинными и короткими шипами.

Будь анкилозавр не виртлем, а анкилозавром как таковым, вряд ли бы он стал искать не сулящей ему ничего хорошего встречи с кархом. Но виртль, как и землянин, был рекрутирован в хроногладиаторы, поэтому он не убрался с дороги, а сам полез на рожон, дабы поскорее покончить с пошлым спектаклем. Увидев назначенного ему в противники травоядного ящера, Ян уже во второй раз задался вопросом, почему Вуайер подсуживает ему, а в его, Яна, лице и всем землянам. Хроноразводящий зачем-то поставил поединщиков в неравные условия, заведомо обреча Влодарека на победу, а Сапара на поражение – так думал звездобой, потихоньку сближаясь с ящером-танком.

Но когда они с виртлем сошлись на дистанцию «рукопашного боя», Ян убедился в незначительности, а может, и в мнимости предоставленной ему форы. Анкилозавр лишь немного уступал карху длиной, измеряемой от кончика носа до кончика хвоста. Туловище его было необыкновенно широким и сильно приплюснутым, короткие лапы были подогнуты под брюхо, а вытянутый струною хвост заканчивался самой настоящей фигурной, замысловатой булавой, притом снабжённой жутковатого вида секирообразными боевыми «ножами». Мускулистый хвостище был сплошь оплетён окостеневшими сухожилиями и густо усажен длинными шипами. Шипы усеивали всё тело анкилозавра и даже обрамляли лапы с наружной стороны. По строению тела ящер-танк отдалённо походил на фринозому – шипоносую ящерицу мексиканских пустынь. Он громко и гнусно шипел, и Ян вдруг понял, что это злобное, давящее на психику шипение производит не анкилозавр, а виртль. Влодареку стало окончательно ясно, что насчет подсуживания землянам ещё бабушка надвое сказала. Пожалуй, шансы поединщиков были примерно равны, хотя думать так перед схваткой – значило настраивать себя на поражение.

«Ай да травоядный танк!» – заводясь, подумал Влодарек с весёлым бешенством.

Противники сблизились, но пока выжидали, проводя своеобразную «рекогносцировку», визуальную дистанционную разведку. Честно говоря, Ян несколько растерялся. Ему никогда не доводилось драться в личине хищного динозавра, поэтому он не слишком хорошо представлял собственные атакующие возможности и оборонительные возможности принадлежащего другому биологическому виду противника. «Замочить» бронированного анкилозавра можно было двумя основными способами – к такому выводу пришёл Ян после минутного дистанционного «обнюхивания».

Первый способ заключался в том, чтобы наступить на противника обеими ногами и не мудрствуя лукаво раздавить его, используя огромную массу собственного тела. Лучше всего наступить ему на голову и разделать анкилозавра так, как Господь разделал черепаху, раскатав и без того плоского ящера в сверхплоский блин.

Ощущая прилив энергии и колоссальную мощь, воплотившуюся в отшлифованном эволюцией кархе, Ян ринулся в разведку боем, реализуя способ номер «один», он устремился, сотрясая зыбкую почву ногами-окороками, к небольшой, прижатой к земле голове анкилозавра. Но мелко подрагивающий хвост ящера-танка был начеку и со свистом рассёк тяжёлый, насыщенный испарениями воздух, едва не задев секирообразными шипами булавы правое колено задней конечности карха.

Ян отступил и понял свою ошибку: голова анкилозавра находится далеко от хвоста, и в этой зоне венчающая гибкий хвост смертоносная булава имеет максимальное число степеней свободы, перекрывая все возможные направления атакующих ударов противника. Вывод Яна был почти парадоксален: дабы обезопасить себя от ударов булавы и прижать хвост анкилозавра к земле, следует держаться ближе к кончику хвоста.

Началось бесконечное кружение противников по «мезозойскому рингу», в ходе которого анкилозавр ни разу не позволил карху проникнуть в мёртвую, не обслуживаемую булавой зону. Пытаясь воплотить в жизнь модификацию первого способа, Яну приходилось держаться в основной стойке карнозавров, когда туловище слегка наклонено вперёд, ноги согнуты в коленях, а передние лапы прижаты к груди. В этой позиции самой доступной мишенью для булавы являются задние конечности карха. Главное оружие карнозавра – зубастая пасть – находится на высоте не менее пяти метров над землей и почти не подвергается опасности богатырского удара живой палицей, но… но зато бездействует. «Главный калибр» карха простаивает, а подключить его к боевой работе можно лишь максимально приблизив голову к земле, потому что ящер-танк плоский как лепешка. Но с опущенной до земли головой наступить на анкилозавра сложно, поэтому напрашивается смена тактики.

Второй способ состоит в том, чтобы зубами ухватить анкилозавра за хвост или за ногу и попытаться перевернуть его на спину, открыв тридцатисантиметровым зубам свободный доступ к беззащитному брюху травоядного динозавра. Мёртвая зона обороны располагается в области задних ног ящера-танка – значит, следует маневрировать так, чтобы не выходить за пределы этой зоны…

Заумные теоретические выкладки разом вылетели из полутораметровой головы Влодарека, когда его нос неосторожно наткнулся на защищающий голень анкилозавра острый шип. Протестующий рёв карха эхом прокатился над гингковыми рощами, пригнув деревья к земле. Стратегия и тактика рукопашного боя оказались непригодными для сражений, разворачивающихся в меловом периоде мезозойской эры: изощрённым человеческим приёмчикам не было места в контексте суровой эпохи, в населявших которую существах преобладали направленные на выживание любой ценой врождённые, безусловные рефлексы и обкатанные эволюцией инстинкты. В мезозое господствовал культ грубой мышечной силы, нюансы «дистального» фехтования и филигранной техники исполнения боевых приёмов не принимались в расчёт, просто не замечались противником.

Дикая ярость захлестнула Влодарека, на несколько градусов повысив температуру управляемой им холоднокровной рептилии, чего не удавалось совершить за столь короткий промежуток времени и самому Солнцу. Человек всем сердцем ненавидел виртля, виртль всей душой ненавидел человека. Две волны жгучей ненависти накатывались одна на другую. Выделяющаяся при их столкновении колоссальная энергия образовала наэлектризованный, ионизированный воздушный столб, казалось, способный пронизать пространство и время и свить из пространственно-временного континуума верёвку – вервие простое.

Влодарек слился с кархом в единое целое, при этом его человеческий разум притупился, редуцировал, огрубел. Ян с ужасом поймал себя на том, что главным его желанием на данный момент является распороть широкое и плоское брюхо анкилозавра и в ретро-стиле гигантского варана перво-наперво насладиться дымящимися внутренностями поверженного на спину противника, подчистую сожрав все потроха, и только во вторую очередь полакомиться мясом. Он уже не помнил о пристрастном рефери, контролёре и зрителе Вуайере, воспринимая происходящее как единственную неизбежную и жестокую реальность, а не как театрализованный этюд хрономатча.

Карх отскакивал от противника и снова наскакивал на него, намереваясь войти в вязкий клинч, но молодецки посвистывающая булава раз за разом сводила на нет попытки Влодарека вцепиться зубами в гигантскую фринозому и сделать ей поворот «оверкиль» – лапки кверху. Сплошной костный панцирь анкилозавра оказался в буквальном смысле не по зубам карху, а тут ещё зазевавшийся Влодарек получил скользящий удар булавой в челюсть. Пара отливающих чёрной эмалью двенадцатидюймовых зубов раскрошилась, нижняя губа разорвалась и закровоточила. Нагнетаемая сердцем на пятиметровую высоту кровь вытекала из раны слабыми толчками – так вытекает вода из напорного патрубка изношенного поршневого насоса, эксплуатируемого на садовом участке ещё более изношенным пенсионером-огородником. Рана была пустяковая, но подорвала моральный дух звездобоя: если бы Вуайер ввёл суровый регламент «до первой крови», Яну засчитали бы поражение!

Продолжая нащупывать бреши в пока непробиваемой обороне противника, Ян как бы вчуже осознал, что на самом деле карнозавры нападали на оснащённых супербронёй анкилозавров нечасто, предпочитая лакомиться мягкотелыми, не защищёнными панцирем травоядными динозаврами других видов и семейств. Анкилозавры попадали в желудок хищникам в основном после своей естественной смерти, когда становились доступной для крупняка и мелюзги падалью. Пожалуй, схватка карха с анкилозавром была нетипичной; из печального опыта первых минут поединка Влодарек сделал вывод, что в большинстве случаев карнозавры предпочитали не связываться с ящерами-танками, а обходили их стороной. Возможно, Ян ошибался, но кому в мезозое пришло бы в голову указать Влодареку на ошибочность экспресс-анализа?!

Ян полез напролом, на рожон – так разъярённый медведь прёт на доставшего его крокодила-уамонго. Ему повезло: правая ступня опустилась на покатую спину анкилозавра, счастливо избежав прободения хотя бы одним из шипов. Теперь можно было пустить в ход зубы.

Но и виртль не дремал. Страшный удар булавы пришелся карху в висок. Для примитивных мозгов туповатого карнозавра пропущенный хук не представлял серьёзной опасности, но серповидный нож попутно рассёк хищнику правый глаз. К удивлению Яна, боли он не почувствовал. Беда – и немалая! – заключалась в другом: вытекший глаз лишил карнозавра стереоскопического зрения. Отслеживать «свистящие траектории» без устали вздымающейся и опускающейся булавы стало очень трудно.

Ян начал пропускать удары – один, второй, третий. Заключённая в смэшах, хуках и свингах кинетическая энергия была огромна, каждое такое «любовное касание» могло бы свалить с ног слона. Только динозавры мелового периода – самые крупные из всех, когда-либо существовавших на Земле, – и могли держать подобные ошеломляющие удары, не впадая в состояние грогги. Но мезозойский «битинг» и «дратсинг», как и боевые схватки любой другой немилосердной эры, очень напоминал… деньги: эффективность ударов зависела не только от них самих, но и от их количества.

Ян безуспешно пытался преодолеть сплошную «плиточную» броню анкилозавра, раскрошив несколько зубов и обломав коготь на левой ноге. Количество ран на теле карха возрастало, тогда как анкилозавр не получил пока ни единой царапины. В холодном взоре маленьких глаз ящера-танка Яну мерещилась злорадная ухмылка укрывшегося за броневыми листами виртля Сапара, организующего круговую оборону. Ян понял, что победить тупого и упрямого анкилозавра малой кровью не удастся. Если даже Влодареку на роду написано выйти из этой схватки победителем, его победа будет Пирровой. По сути дела, под сенью серо-зелёных гингко продолжался извечный спор о том, что сильнее: удар или защита? Своеобразие спора состояло в следующем: превращённый природой в самодвижущуюся крепость анкилозавр, внешний облик которого, казалось, воплощал в себе квинтэссенцию оборонительной тактики и стратегии, сам наносил противнику чувствительные атакующие удары. Щит и меч стали неразделимы, оснащённый «кисточкой-помпончиком» хвост анкилозавра наглядно иллюстрировал один из приёмов рукопашного боя, называемый «блок и удар как единое целое».

Ян предпринял очередную попытку придавить ящера-танка к земле, невзирая на опасные контрудары. Это ему почти удалось, но анкилозавр, как и все его сородичи, был невероятно живуч, к тому же воля рептилии к жизни (и к победе!) укрепилась волей разумного виртля. Колоссальная ящерица извернулась и провела-таки свой коронный приём. Двигающаяся с ускорением массивная булава раздробила бедреную кость правой ноги карнозавра. Открытый перелом опорной конечности – что может быть хуже? Высокоразвитый головной мозг Влодарека никоим образом не мог выступить ни в роли волевого, ни в роли физического, материального костыля – жизнь в основе своей проста и жестока и не востребует утончённого интеллекта. Рана оказалась слишком серьёзной, и теперь одержать победу над упорным бронеящером помогло бы Влодареку только чудо.

Ян не знал, как себя повести. Вуайер не сказал, будут ли сохраняться на теле соперников полученные в течение каждого раунда раны, будут ли они и их крайне неприятные последствия для жизни и здоровья накапливаться в организме поединщиков от раунда к раунду, или нет. Если будут, то стоит прекратить на девяносто процентов проигранный Яном первый поединок, тем самым признав поражение, но сохранив силы для последующих, может быть, ещё более кровавых и жестоких боев. Ну а если нет? Но даже если да, то не пойдёт ли напрашивающееся отступление в отрицательный зачёт проморгавшего удар булавы звездобоя, не станет ли его малодушный шаг назад сигналом Вуайеру для открытия позорного файла «пассив» в обширной боевой биографии Влодарека? Вуайер подл и, если так можно выразиться, стрекулистичен, это видно невооружённым глазом. Поэтому не следует давать коварному Хроноразводящему лишний повод усомниться в боевых качествах землянина. Ничья исключается, и даже если Яну суждено сейчас проиграть, нужно биться до последнего.

Ян хотел сражаться до последнего, но с открытым переломом правого бедра он боролся скорее с самим собой, нежели с воспрянувшим духом противником. Зрелище было жалким. У тяжело раненного карнозавра когти и зубы оставались в строю, но теперь хищник испытывал огромные трудности со средствами, так сказать, доставки «снарядов главного калибра» до продолжающей ускользать и одновременно наносить сокрушительные удары бронированной с ног до головы живой мишени. Так крошится единожды надломленное, надкушенное печенье – туловище, голова и задние конечности карха покрывались всё новыми ранами, на карнозавре практически не осталось живого места. Мерно поднималась и опускалась беспощадная булава, трещали кости, разрывались мышцы, и четырёхкамерное, сродни крокодильему, многолитражное сердце свирепого хищника начало уставать и давать перебои. В кровеносной системе карха появилась патологическая турбулентность и серьёзные утечки; Влодарек чувствовал нарастающее безразличие и слабость.

Виртль прекрасно понимал состояние противника и вынашивал подлый план, осуществление которого должно было окончательно сломить землянина. Охромевший на одну ногу карх не сумел в очередной раз увернуться от коварного удара: секирообразные шипы булавы проткнули ему левый глаз. Виртль добился своего: теперь хищник полностью ослеп; лишённый важнейших органов, какими являются органы зрения, он превратился в многотонную груду плохо управляемых мускулов. Глаз вытекал вперемешку со слезами; око принадлежало динозавру, а слёзы были слезами Влодарека.

Яна захлестнула горькая обида. Большая и капризная «игрушка» – хищный динозавр – оказалась ему не по плечу, Ян не проявил необходимых способностей в постижении тонкостей управления созданной эволюцией «машиной для убийства». Да и существовали ли эти тонкости? Похоже, в мезозое была в почёте лишь одна прямолинейная боевая тактика – «штурм унд дранг».

Терять ослепшему на оба глаза поединщику было больше нечего, и Ян на ощупь попытался войти в выгодный для себя клинч, чтобы бурной концовкой в ближнем бою подсластить уже самокритично проглоченную им горькую пилюлю поражения. Анкилозавр зорко отслеживал хаотичные манёвры незрячего карнозавра и, улучив момент, перешиб карху бедро левой ноги. Затем ящер-танк дал задний ход и предусмотрительно отполз в сторонку, дабы не быть придавленным громадной тушей разбитого наголову хищника, лишившегося последней, не считая хвоста, опоры.

Кархарадонтозаурус тяжело распластался на мягкой почве, оглашая окрестности хриплым негодующим рыком. Ян сгорал от стыда и унижения. Тупой, тупее носорога, анкилозавр поколотил его как легкомысленного самонадеянного мальчишку! Ипостась якобы не имеющего серьезных врагов страшного хищника сослужила звездобою плохую службу, усыпив его бдительность. Ян не сумел полностью отмобилизоваться, как следует настроиться на борьбу. Недооценил противника. Это станет ему хорошим уроком на будущее…

Влодарек через силу улыбнулся. А если урок пойдёт не впрок? Не потому, что Ян не проанализирует истоки поражения, а по более прозаической причине – из-за малого общего количества раундов. При обязательном нечетном их числе минимальное число поединков всего три – ничтожно мало. Один раунд Ян уже продул вчистую. Если их действительно будет не больше трёх, то цена каждого отдельного боя очень велика и, значит…

Пренебрегши джентельменским правилом «не бей лежачего», анкилозавр приблизился к поверженному противнику, потерявшему многие литры крови, и в припадке генерируемой виртлем немотивированной злобы деловито произвёл «контрольный выстрел», молодецким ударом безотказной булавы размозжив огромный череп карха, где случайно залетевшей в почтовый ящик божьей коровкой безысходно метался воспалённый мозг звездобоя Яна Влодарека.

Решив, что дело сделано, анкилозавр степенно удалился с поля брани. Растительноядную рептилию не интересовало дармовое мясо, и если бы даже он не добил беззащитного карха, а всего лишь оглушил хищника, это не повлияло бы на результат поединка. Виртль Сапар в образе ящера-танка одержал над выступавшим в весе кархародонтозауруса землянином Яном Влодареком убедительную победу нокаутом и с чистой совестью уползал восвояси.

А карнозавр и в самом деле был ещё жив, хотя Вуайер без колебаний засчитал ему поражение. Дорога в морг заканчивается кладбищем, и Хроноразводящий нисколько не опередил события. Он немного помариновал очнувшегося от последнего удара Яна в натекшей под ним бледно-красной крови, как тушат мясо под соусом «кэрри», ещё чуточку поиздевался над землянином, не торопясь забирать его в Мигдол.

Карх медленно остывал, хотя по человеческим меркам ещё при жизни имел температуру трупа. Яну пришлось помучиться (не столько физически, сколько морально), когда прожорливая хищная мелюзга обнаружила короля рептилий и начала с упоением мытарей-налогосборщиков взимать «мясной налог» с окончательно не умершего родственника – для кого-то из мелюзги дальнего, а для кого-то очень близкого. Мезозойская кровавая оргия продолжалась около часа, но Влодарек благополучно потерял сознание на первых минутах каннибалистского шабаша, устроенного наткнувшимися на халявное угощение хищными динозаврами, которым, как и жителям мегаполисов временного контекста Влодарека, были полностью чужды так называемые родственные чувства.

* * *

Ян не чувствовал, как смерч-«подшипник» закружил его, втянул в себя, как огромных размеров пылесос втягивает почти невесомую пылинку, и осторожно выплюнул уже в Мигдоле. Очнувшись, Влодарек увидел себя стоящим на ровной зеленоватой тверди, окружённой лениво колышущимся бутафорским дымом. Место встречи осталось прежним – дальше этого странного предбанника или, того хуже, изолятора Яна пускать не хотели.

Пережитое в предыдущем раунде казалось давно приснившимся и почти выветрившимся из головы кошмаром. Ян смутно помнил, что во время сражения его мучил какой-то важный вопрос. Усилием воли он восстановил его в памяти и спустя десяток секунд облегчённо вздохнул. Теперь Ян твёрдо знал, что полученные раны не сохраняются и, значит, не будут накапливаться от раунда к раунду. Он чувствовал отголоски боли, но они были слабыми, приглушёнными, будто нервные, дёрганые, рваные джазовые синкопы, вылетающие из сурдинки надувающего лоснящиеся щёки негра-трубача. Нижняя губа цела, шрамов на теле не видно, все зубы на месте. На новый поединок Ян выйдет свежим как огурчик звездобоем, а не жалким калекой!

Появился Вуайер, на секунду запутавшись в клубах бутафорского дыма, – так начинающий актер путается в складках театрального занавеса.

– Как ваше самочувствие? – поинтересовался Хроноразводящий, как и в первый раз держась в нескольких метрах от Влодарека.

– Плевать вы хотели на моё самочувствие, – неучтиво ответствовал Ян. – Сами-то вы в состоянии передвигать ноги хотя бы с помощью рук?

Не ожидавший такого холодного приёма Вуайер предусмотрительно увеличил дистанцию вербального общения на пару шагов.

– Злобу надо вымещать не на мне, а на сопернике, – сказал он назидательно, воздевая палец к теряющемуся в дымке потолку. – Счёт матча – 0:1. Не в вашу, разумеется, пользу… А хорошо всё-таки, что раны или хотя бы шрамы не сохраняются, правда ведь?

Ян сдержался, понимая, что дай он волю рукам и чувствам, ему всё равно не позволят вцепиться в морщинистую шею упивающегося властью над людьми Хроноразводящего.

– Вы определились с количеством раундов? – немного поостыв, спросил звездобой.

– Пока нет, – наигранным извиняющимся тоном отвечал Вуайер, и Ян понял, что посредственный режиссёр-постановщик уже определился. – Ненужное знание расхолаживает, – произнёс мигдоловец со значением. – Я не вправе болеть за того или иного поединщика и помогать кому-то одному одерживать победы над соперником. Но советовать мне не возбраняется. Со стороны прекрасно видно, что вы пока не сумели в полной мере проникнуться возложенной на вас колоссальной ответственностью. Вы дерётесь только за самого себя, забывая, что в ваших руках находится судьба… э-э… делегировавшей вас цивилизации. Когда вы это наконец осознаете, то демонтируете моральные тормоза и выбросите их на свалку истории. Кодекс чести в хрономатче не работает, время не замечает этой лишней, избыточной, факультативной сущности, игнорирует её, проходя сквозь препоны морали так же легко, как вездесущее нейтрино пронизывает насквозь вашу Землю… Вот вы, например, способны лишить жизни ребёнка?

Ян почувствовал подвох, мельком отмечая в уме, что второй раунд не сулит ему ничего хорошего.

– Не знаю, – призывая себя быть более хладнокровным, нежели мезозойские рептилии, отвечал он. – Во всяком случае, не пробовал. Не пытался пробовать…

Вуайер понимающе покивал.

– Чистоплюи у времени не в чести, – жёстко заявил он. – Они все давно лежат на свалке истории. В обнимку с кодексом чести.

– Вы уже промыли мозги виртлю аналогичным дезинфицирующим раствором? – спросил Ян.

– Да, я побеседовал с ним.

– В таком случае не пора ли начать второй раунд?

– Спешу уведомить, что вы и ваш противник являетесь потенциальными детоубийцами, – мстительно сообщил Хроноразводящий и без того всем известную банальную истину. – Забудьте о педали морального тормоза, лучше посильнее давите на психику противника. Желаю удачи в непростом втором раунде.

Вуайер повернулся спиной к звездобою и растворился в складках бутафорского газового занавеса.

Смерч-«подшипник» мягко обнял плечи Влодарека зелёными щупальцами и увлёк его за пределы Мигдола в приготовленное Хроноразводящим время и место.

Глава 4

Когда фокус зрения полностью восстановился, в глаза Яна хлынул яркий свет. Операционная? Операционная! Догадка нашла более чем весомое подтверждение: Ян обнаружил на себе медицинский халат. Влодарек стоял лицом к двери, и в висевшем на стене квадратном зеркале лицо показалось ему белее накрахмаленного халата – бледнее бледного.

Ян повернулся кругом и не смог сдержать возгласа удивления. На гинекологическом кресле восседала (возлежала?) подготовлённая к осмотру либо к операции женщина. То что положено было целомудренно прикрыто свежайшей, абсолютно стерильной простыней, под которую, как мгновенно догадался зардевшийся звездобой, ему вскоре предстояло поднырнуть, дабы приступить к своим непосредственным обязанностям. Женщина выглядела некрасивой – не в последнюю очередь из-за того, что на её устало-отрешённом лице не обнаруживалось никаких следов косметики. Она была беременной и она пришла на аборт.

Влодарек бесплодно поностальгировал о незлонамеренном контексте простой и понятной каждому идиоту мезозойской эры, не замутнённой фантомами нравственности и якобы гуманистического мировоззрения. Надо честно признаться: Вуайеру удалось эпатировать землянина. Подумать только, Хроноразводящий уготовил Яну позорную роль абортмахера!

Ян сглотнул застрявший в горле комок, поднял руку к обильно вспотевшему лбу, чтобы по-мужицки безвыкрутасно промокнуть пот рукавом халата, и тут заметил нервно сжимаемую собственными пальцами ручку весьма специфического зеркальца.

– Вот чёрт! – громко выругался звездобой, забывая утереть пот.

Женщина никак не отреагировала на энергичное чертыхание доктора. Полузакрытые глаза беременной отрешённо уставились в мысленно заплёвываемый ею низкий потолок. Похоже, дамочка успела навидаться в жизни всякого, и этот уютный кабинет был ей милее и роднее, чем знаменитая священная триада «церковь, кухня, дети».

Влодарек вдруг понял, что детей у женщины нет, а зеркальце в его руках подсказывало, что и не будет.

Дамочка приподняла голову и ободряюще подмигнула звездобою – и Влодарека едва не выбросило обратно в Мигдол. Она, конечно, подмигивала не Яну, а тому абормахеру, в тело которого поместил землянина зловредный Вуайер в надежде вылечить потешным действом страдающего от фрустрационного стресса Суприм-Д. Смешавшийся Ян подарил пациентке вымученную улыбку – более жалкой гримасы эти стены вряд ли когда-нибудь видели в прошлом и вряд ли увидят в будущем.

Пока рдеющий как июньская роза Влодарек пытался овладеть лицом, откуда-то извне в его желеобразно трясущийся мозг проникла кое-что объяснившая мыслишка: женщина в кресле – любовница белохалатного коновала! Ребёнка, которого любвеобильная дамочка зачала прямо в этом кресле и которого она решила безжалостно вытравить, сделал ей несколько недель назад вот этот плешивый, похожий на вытертого плюшевого медвежонка докторишка. Любишь кататься – люби и саночки возить. Золотые слова, просто кладезь мудрости, но у обалдевшего Влодарека хватило ума задать себе вопросик на засыпку: какая роль отведена в развертывающемся пикантном сюжете виртлю? Для победившего в первом раунде Сапара в этой мизансцене вроде бы нет места!

Ян всё-таки нашёл в себе силы вытереть уже заливший глаза пот – глаза бесстыжие, как почти у каждого штоп-гинеколога. В памяти всплыло нечто совсем гомерически смешное: «Прикажут – завтра стану хоть акушером!» Не иначе, этими выдранными из чужого «хронотекста» цитатами Хроноразводящий давит Яну на психику, пускаясь во все тяжкие, лишь бы развеселить Суприм-Д и остальных мигдоловцев.

Женщина призывно кашлянула, и Влодарека мороз продрал по коже. Неужели подлец Вуайер обратил виртля в подлежащий досрочной «экстрадиции» человеческий эмбрион?! Ян в волнении не замечал, что озабоченно покусывает краешек прикрепленного к изогнутой рукоятке маленького зеркальца, предназначенного для введения вовсе не в ротовую полость…

Тьфу, ну и положение!

Но у виртля оно стократ безнадежнее. У неродившегося трёхмесячного (максимум!) ребёночка нет никаких шансов устоять против кюретки опытного гинеколога, которую волей-неволей придётся взять в руки Влодареку после того, как гинекологическое зеркальце проделает свою часть подготовительной работы…

– Спокойно, спокойно, звездобой! – Влодарек даже не осознавал, что разговаривает в полный голос. – Когда Вуайер придал виртлю облик анкилозавра, ты тоже думал, что получил немалую фору. А чем закончился поединок для самонадеянного карха?..

С кресла снова донеслось тактичное покашливание.

– Милый, я начинаю уставать, – напомнила о своём существовании раскорячившаяся на гинекологической голгофе матрона. – С тобой всё в порядке?

Ян по грубой привычке звездобоя хотел послать страдалицу куда подальше, но его язык помимо воли понёс такую дикую куртуазно-маньеристскую околесицу, что у Яна завяли давно побагровевшие от смущения уши. Не зная куда девать глаза, руки и особенно зеркальце, он походкой направляющегося в ночной бар моряка дальнего плавания двинулся к своему рабочему месту.

Ян со вздохом опустился на регулируемый по высоте табурет и только сейчас обратил внимание на удобно расположенный сбоку от гинекологического кресла монитор. Куда всё это время смотрели его глаза? Он отложил зеркальце, при таком техническом оснащении оно показалось лишним.

На экране был отчётливо виден человеческий эмбрион. Плод имел непропорционально большую голову и уже хорошо оформившиеся, дифференцированные конечности. Он чуть заметно дрейфовал в эмбриональной жидкости, как космонавт в невесомости. Даже такой дилетант, как Влодарек, легко определил, что в чреве пациентки сучит кривыми ножками не девочка, а мальчик – будущий мужчина.

Неужели это и в самом деле виртль? Угадать в эмбрионе черты Сапара не представлялось возможным. Уставившись в экран, Ян медлил, позорно тянул резину. В чём же иезуитская суть придуманной Вуайером каверзы? Логика развития сюжета требует взять в руки режуще-скребущий специальный инструмент и безжалостно выскоблить, выскрести, вычистить пригревшегося в матке женщины виртля. Дурную траву (в смысле, враждебную космическую расу) с поля вон…

А что если второй раунд – это изощрённый тест на милосердие?

Влодарек призадумался. Типичная уловка «двадцать два»! Он погубит эмбрион, а потом окажется, что для признания победителем раунда надо было пожалеть плод, оставить его в живых. Он откажется производить аборт, а Вуайер объявит, что Ян – типичный слюнтяй, и засчитает землянину поражение. Критерии определения победителя неизвестны, поэтому вероятность ошибки и её цена возрастают.

Яна в который раз обуяли сомнения. И это – равные условия для поединщиков? Вооружённый грубым инструментом звездобой – и беззащитный, трогательно сучащий ножками малыш. Если это – выражение принципа честной состязательности, то Вуайер трактует его весьма своеобразно!

Влодарека воспламенил вспыхнувший в мозгу и распространившийся по всему телу пожар. Кажется, он начинал понимать специфику второго раунда. Раунд должен состоять из двух актов, из двух сцен, из двух частей. В первом акте в роли абортмахера выступит (уже выступает) Ян, виртль исполнит роль человеческого зародыша. Во втором действии поединщики элементарно поменяются местами…

Влодарек усмехнулся: а в финале психоделического фарса Хроноразводящий подведёт итоги – руководствуясь одному ему известным критерием! Может быть, подталкивая землянина к демонтажу моральных тормозов, он нарочно вводил его в заблуждение? Влодарек последует совету бывалого интригана – и Вуайер поймает звездобоя, что называется, на противоходе. Ян с тевтонским блеском в глазах решительно возьмётся за кюретку, взмахнет ею, как средневековый рыцарь семикилограммовым двуручным мечом – а Хроноразводящий, злорадно потирая ручки. засчитает землянину поражение…

Глаза вышедшего из задумчивости Влодарека вновь сфокусировались на мерцающем мониторе. Ребенок, казалось, ничего не подозревал о сгустившихся над ним тучах и жил своей собственной жизнью. В мозгу Яна очень кстати вплыло то ли где-то вычитанное, то ли навеянное извне всесильным Вуайером: среди некоторых народов Земли существовал обычай отсчитывать биологический возраст человека не с момента его рождения и выхода в свет, а с момента зачатия. То есть мудрые люди считали эмбрион настоящим, полноправным человеком.

– Милый, ты не заснул? – бархатисто прошелестело над головой находящегося ниже пациентки Влодарека. – Что-нибудь не так?

– Всё в порядке, дорогая, – как сквозь кошмарный сон услышал Ян свой напряжённый голос. – Хочу поточнее определить положение плода. Минуточку терпения, скоро твои страдания закончатся.

– Дай-то Бог! – вздохнула более мужественная и спокойная, чем мужчина, пациентка.

Влодарек вздрогнул от неожиданности. Он понял, что Вуайер загнал его в те первобытные, по меркам участников галактических войн, времена, когда люди ещё окончательно не утратили веру. Впрочем, интонация, с которой женщина произнесла второе слово фразы, свидетельствовала о том, что оно давно потеряло первоначальный высокий смысл, превратившись в затёртую повседневной рутиной пошлую идиому – элемент словоблудной риторики.

– Я слышала, что у тебя твёрдая рука, – подбодрила врача женщина прямолинейным комплиментом.

– Да, и ещё кое-что, – на автопилоте ответил Влодарек и неловким жестом пьяного звездобоя, с трудом разобравшего, с какой стороны у лазерного карабина приклад, взял в руку холодную смертоносную кюретку – смертельное оружие гинекологов.

На мониторе произошло какое-то движение. Монитор был установлен по всем правилам врачебной эргономики, позволяя гинекологу, погрузившему инструмент в бездонный «сосуд мерзостей», заниматься своими делами, одновременно отслеживая на экране правильность манипуляций и положение эмбриона…

Положение?!

Яна прошиб холодный пот. Не положение, а поведение! Мальчик с крохотной писулькой и незрячими глазками явно забеспокоился. Значит ли это, что опасность ощущает умудрённый опытом виртль, или Ян наблюдает рутинную реакцию плода на угрозу внешней агрессии? Как известно, у маленьких детей очень сильно развита так называемая эмпатия. А у эмбрионов? Не исключено, что она даже выше, чем у грудных детишек и профессиональных экстрасенсов. Да нет, она заведомо выше! Многократно выше!

– Дорогой, ты не заболел? – вновь тактично подстегнула нерешительного абортмахера истомившаяся ожиданием женщина. – Мы же всё многократно обговорили. Не казни себя, решение принимала я. Ну же, милый!

Честное слово, Ян согласился бы на повторное съедение заживо прожорливыми падальщиками-карнозаврами, лишь бы не совершать того, о чём с деликатной настойчивостью просила дама, которая, как и подавляющее большинство женщин, была намного смелее рефлексирующих по пустякам мужиков.

«Вот чёртова кукла!» – мысленно выругался Влодарек. Положение действительно было щекотливым. Ян до сих пор точно не знал, внедрён ли виртль в человеческий эмбрион, или, как он предполагал, двухчастевой раунд пройдет в заочной борьбе, когда роль плода в каждом акте исполнит подготовленный Вуайером статист? То есть их с виртлем боевые ходы будут не одновременными, а разведёнными во времени – как у шахматистов.

– Что же делать? – озадачился Ян, не осознавая, что опять размышляет вслух.

– Милый, надо делать аборт! – с лёгкой укоризной насмешливо подсказала ангельски терпеливая женщина – Тореадор, смелее!

Женщина, как всегда, была права. Что делаешь – делай! На карту поставлена судьба цивилизации. Будущее и самоё жизнь космической расы Влодарека зависят от того, сможет ли бравый звездобой покончить с двенадцатинедельным эмбрионом, за нежными покровами которого притаился злобный и хитрый чужак. Ситуация весьма неприятная, но ради жизни и счастья многих миллиардов людей необходимо преодолеть психологический барьер и поразить врага ещё на стадии эмбриона, тем самым восстановив равновесие в счёте небывалого хрономатча.

Сказать оказалось проще, чем сделать. Ловкие руки, принадлежащие одновременно и Влодареку, и профессиональному гинекологу, ввели зловещий инструмент в полость матки. Холодная сталь коснулась околоплодного пузыря, словно нащупывая концентратор напряжения, трещину, слабину в защищающей эмбрион оболочке. Но затем…

Почувствовавший себя палачом Ян на мгновение стыдливо зажмурил прикованные к монитору глаза, а когда вновь открыл их, они до краёв наполнились слезами, которые давно уже источало его доброе сердце.

Незрячий эмбрион вёл себя так, словно прекрасно видел, как над ним заносят проклятущую, ненавидимую женщинами всех времён и народов кюретку. Мальчик сиротливо сжался в ещё более плотный комочек, напружинился, судорожно напрягся и предпринял неловкую попытку отодвинуться к противоположной стенке пузыря. Было ли его поведение продиктовано бессознательным инстинктом, или он на самом деле всё хорошо понимал – может быть, даже лучше, чем без пяти минут убийца в белом халате?

Вмокший от пота Влодарек отвёл инструмент убийства от оболочки, давая себе передышку перед решающим броском в… царство подлости?

Младенец, казалось, воспрянул духом. Мышцы его расслабились, распустились, он перестал съёживаться, вновь отдаваясь естественному течению околоплодной воды или так называемой амниотической жидкости – тому загадочному роднику, который, наверное, и даёт начало великой, своенравной и необуздываемой реки времени. Покойный, безмятежный дрейф плода возобновился.

В голове Влодарека застучал отмеривающий секунды до победы или до поражения метроном. Удары метронома сотрясали черепную коробку с тупым усердием пневматического молота. Может, снова зажмурить глаза, заодно заткнуть уши и умертвить плод вслепую? Главное, лишить его жизни одним коротким, исключающим мучения ударом, а уж мёртвую органику Ян как-нибудь выскребет и с открытыми глазами – деваться ему всё равно будет некуда.

Влодарек снова легонько надавил инструментом на оболочку плода, преодолевая отнюдь не её прочность, а собственное яростное сопротивление необратимому поступку. Но глаза он на этот раз не закрыл, а с каким-то патологическим, кощунственным любопытством продолжал следить за развитием событий – с таким чувством в душе десятилетний школьник расковыривает только-только начавшую подживать болячку.

Мальчик опять забеспокоился и вынужденно повторил недавний тактический оборонительный маневр. Его движения выглядели жалкими и наивными, в замкнутом пространстве околоплодного пузыря возможность результативно маневрировать была предельно ограничена.

Влодарек усиливал нажим на оболочку, ощущая себя подлежащим суровой каре садистом-экспериментатором, но не мог остановиться. Эмбрион отодвигался всё дальше и дальше, пока не упёрся головой и плечиками в стенку пузыря. Ян, словно управляемый каким-то злым бесом, надавил ещё чуть-чуть, ожидая, что сейчас облочка прорвётся и её необратимые изменения вынудят его довести грязное дело внутриутробного убийства до логического конца.

Оболочка оставалась пока целой, но долго это продолжаться не могло. Мальчик инстинктивно поджал кривенькие ножки в надежде отдалить неизбежный смертельный удар – а что ещё мог он противопоставить бездушному металлу в руках бездушного звездобоя?

Его трогательный отчаянный жест буквально вскипятил давно стоявшие в безумных глазах Влодарека слёзы. Пребывающий на грани потери рассудка Ян остро чувствовал, какую невиданную бурю эмоций испытывает крохотное недоразвившееся существо, он слышал разрывающий барабанные перепонки умоляющий немой крик неродившегося младенца, призывающий пощадить его и предоставить ему возможность самолично убедиться в бессмысленности того таинства, которое назывется жизнью и которое рано или поздно завершается смертью. Так какая, чёрт возьми, разница, от чего погибать: от кюретки абортмахера, или от старости?

Влодарек продвинул кюретку вперед ещё на какой-то миллиметр. Пузырь пока сохранял целостность, и эмбрион оказался буквально зажатым в угол выпятившейся внутрь пузыря стенкой. Отступать мальчику было некуда и он опять беспомощно засучил ножками. Затем, максимально подтянув их к груди, сжался в нежный, трепещущий от ужаса влажный комок мыслящей плоти, впрямую столкнувшейся со злом ещё до выхода в Большой Мир. Трогательные потуги младенца могли растопить любое каменное, даже поросшее ядовитыми мезозойскими мхами, холодное сердце – да только не у всякого оно было.

А было ли оно у Влодарека? Ян убедился, что да, было. Он почувствовал в груди такую острую щемящую боль, что едва не лишился сознания. В ушах звездобоя звенел и вибрировал немой призыв эмбриона о помощи. Теперь Ян знал, что мальчика он ни в коем случае не тронет, будь он реальным человеком из известного лишь Вуайеру времени, или подсадным статистом мигдоловцев, или даже не заслуживающим пощады виртлем. Гори синим пламенем родная Влодареку цивилизация и её туманное, но якобы светлое будущее – звездобой откажется пойти по сомнительному пути наименьшего сопротивления. Пусть Вселенная содрогнётся, пусть забьётся в истерических конвульсиях, пусть в корне изменятся определяющие всё и вся начальные параметры, отвечающие за облик Мироздания, пусть на возникшей в таком случае совершенно новой, принципиально иной канве Единого Сущего не останется места для Млечного Пути и родной звездобою планеты Земля – руку на безвинного младенца он не поднимет. Жаль, конечно, что так получилось, но Ян не смог бы в случае своей победы в этом гнусном раунде жить с непереносимо тяжёлой ношей на близком к разрыву сердце. Скорее бы всё разрешилось! Если раундов только три, то второе подряд поражение Яна будет означать и его поражение в матче. Если же Вуайер назначит третий поединок, то раундов должно быть не менее пяти. То есть при таком раскладе у Влодарека остается шанс одержать общую победу в матче.

Ян принял трудно давшееся решение и начал медленно и осторожно выводить кюретку из полости матки. Он почувствовал, как его зажавшееся, дающее сбои, тревожащееся сердце пронизывают живительные для сердечной мышцы флюиды благодарности, исходящие от только что пережившего ужасный психологический стресс младенца, интуитивно понявшего, что ему даровали жизнь. И Ян знал, что немая благодарность двенадцатинедельного эмбриона стоит очень дорогого! Перед этой скупой и неумелой благодарностью блекла и скукоживалась до размеров куриного яйца вся Вселенная!

Влодарек целиком извлёк кюретку из половых путей тактично молчавшей, словно настроившейся с ним на единую волну и сопереживающей ему пациентки, и не глядя отшвырнул штатное, табельное орудие убийства. Черт с ним, с проигранным раундом!..

Абзацный отступ, музыкальная, а скорее шумовая перебивка – и Влодарек погрузился в кромешную темноту. По мозговым извилинам ненавязчиво, как бы по касательной, пробежала переданная Вуайером обнадёживающая телепатема:

– Это была всего лишь преамбула, сентиментальный друг мой!

До Яна наконец дошло, что он подвергся грубому розыгрышу Вуайера. Розыгрышу-проверке. Вероятно, мигдоловцы изрядно потешились над опростоволосившимся звездобоем. Как бы то ни было, а настоящее действие было ещё впереди. Изощрённая постановочная завязка, преамбула или экспозиция второго раунда понадобилась скорее всего самому Вуайеру. Мерзкий старикашка хотел не столько проучить поединщиков, сколько что-то прояснить для себя. Поведение землянина заставило Вуайера пересмотреть сюжетную основу второго раунда, почувствовал Влодарек. По-видимому, Хроноразводящий осознал, что при неодновременных, последовательных ходах поединщиков принцип честной состязательности и объективности нарушается, и заново переписал мизансцену.

Ян переключился на другое. Нужно было определиться на местности, а кругом царила первобытная, первородная тьма. Первородная?! Да у него просто закрыты глаза – вот в чём причина! Ларчик открылся просто, а глаза открываются ещё проще.

Ян попытался разлепить веки, но они не послушались мысленной команды. После нескольких безуспешных попыток Влодарек с нарастающим удивлением осознал, что внутри него действует какая-то очень сложная программа, которая в ответ на отчаянные потуги звездобоя открыть глаза терпеливо объясняет повисшему в безвременье, как в невесомости, человечку:

– Ещё не время, сынок!

Почему в «невесомости»?!

Ян вдруг ощутил необыкновенную лёгкость. Невесомость? И вправду невесомость. Но не космическая, нет. Он передёрнул ногами (ножками!) – и увидел себя как бы со стороны. Действительно человечек!

Влодарек был плодом, зародышем, эмбрионом, плавающим в околоплодной воде, в амниотической жидкости! Отсюда и блаженное состояние невесомости. Ян бесцельно сучил кривыми ножками – точь-в- точь недавний младенец, которого он не решился грубо удалить из чрева. Отказавшись совершись аборт, он не проявил себя героем – просто эелементарно струсил. Испугался. И теперь сам оказался в ипостаси эмбриона. Виртль наверняка не разнюнится, не дрогнет, не промахнётся! Влодарек уже убедился, что всё пережитое в хрономатче откладывается в памяти, и мысленно усмехнулся: скоро он станет единственным разумным существом во Вселенной, способным в деталях описать, что это такое – принять мучительную смерть от кюретки врача-гинеколога! Пыточная кобылка Томмазо Кампанеллы, «железная дева» и мясницкий топор палача могут отдыхать!

Тут Влодарек с изумлением обнаружил, что он в околоплодном пузыре не один. Вот так кромешная ночь сюрпризов!

Ян повторно, теперь уже со вполне конкретной целью, посучил ножками, помахал ручками. И наткнулся на живое тело. Догадка подтвердилась: Ян делил плодный пузырь с кем-то ещё. Однояйцевый близнец! Влодарек ощущал себя сформировавшимся мальчиком, а какой пол имеет второй эмбрион? Ох, Вуайер, ну и подлец же вы!..

Ян понял вдруг, что никакого аборта не будет. Там, снаружи, переговаривались люди в белых халатах. Пользуясь способностью младенца к эмпатии, Влодарек уловил за пределами биологической темницы радостное возбуждение, тот особый душевный подъем, который охватывает людей, ожидающих скорого появления на свет нового человека. Хлопотавшие вокруг роженицы медики готовились принять роды.

Ян повнимательнее прислушался к своим ощущениям. В самом деле, он был не каким-то там недоразвившимся двенадцатинедельным эмбрионом, а полностью созревшим для выхода в свет девятимесячным мальчиком. Совсем скоро должны отвориться чудесные «звёздные врата» и вывести Влодарека на полный приключений и опасностей многотрудный путь внеутробного существования. Околоплодные воды уже начали отходить, время «Ч» близко!

Вот только кто пойдёт первым? Если соседний эмбрион – девочка, Ян без колебаний уступит ей право первородства. Пусть она с присущей женщинам нетерпеливостью поспешает на свет, а он ещё немного помучается в опостылевшей за девять месяцев утробе… неизвестно, кто и где больше помучается!

А если делящий с ним околоплодный пузырь эмбрион – мальчик?

И тут Влодарек почувствовал на своей шее ладошку близнеца. Прикосновение было не ободряющим, не ощупывающим, не просящим о помощи и поддержке. Мальчик коснулся Влодарека с другой целью. Ян почувствовал смутную тревогу и на полную мощность включил младенческую способность к эмпатии.

Разгадка ошеломила: близнец собирался задушить Яна!

Ян отгонял прочь эту мерзкую, гнусную, ужасную мысль, но когда на его цыплячьей шейке сомкнулись пальчики второй ладони братика-близнеца, наивный звездобой утвердился в циничности намерений своего единоутробного соседа.

Братика-близнеца?! Надёжно защищающие глаза от эмбриональной жидкости сомкнутые веки Влодарека едва преждевременно не раскрылись от пронизавшего его мощного импульса прозрения – такой вот печальный каламбур. Да, рядом с Яном находился вовсе не брат-близнец, не топорно исполняющий роль человеческого зародыша «подсадной селезень» из Мигдола, а пышущий злобой виртль Сапар!!!

Ян не знал, расценивать это как удачу, или как досадное осложнение на пути к победе. Раунд он пока не проиграл, поединок только начинается. На сей раз им с виртлем предстоит самый настоящий, реальный бой.

Ян рефлекторно отстранился от делящего с ним «бассейн» амниотической жидкости агрессивного «братца» и так же машинально сомкнул пальчики на тонюсенькой шее противника. Некоторое время поединщики без особого успеха пытались задушить друг друга, затрачивая на это массу энергии, пока Яну не открылась тактическая неэффективность и просто вопиющая глупость используемого обоими соперниками способа убийства. Способ был хорош, когда его применяли уже родившиеся на свет и пообвыкшие к нему бойцы, эмбрионы же могли сжимать друг другу горло вплоть до завершения родов – и ничего не добиться. Стремясь ответно перекрыть противнику кислород, Влодарек упустил из вида, что живительный «окислитель» поступает к ним обоим не через рот и гортань, а по пуповине!

Слава Богу, «магистраль» у каждого плода была своя, иначе их жуткая, вслепую, схватка не на жизнь, а на смерть, протекавшая на фоне уже начавшихся родовых схваток, растянулась бы на многие часы. Крохотные кулачки были слишком слабыми, чтобы нанести противнику нокаутирующий, тем более смертельный удар. В ножках силы было побольше, интенсивный обмен пинками доставлял противникам заметный дискомфорт, но надеяться на то, что один из пинков уложит кого-то из них наповал, не стоило. Амниотическая жидкость замедляла, сковывала движения, энергия ударов «растворялась», поглощалась биологическим амортизатором, удары на пути к цели теряли мощь и превращались в почти дружеские, безопасные для жизни и здоровья эмбрионов тычки. Поединщики в сферическом «ринге» плодного пузыря были бы практически неуязвимы друг для друга, если бы не связывающая их с детским местом пуповина.

Кажется, виртля посетили аналогичные мысли, так как его руки оставили в покое шею Влодарека и переместились на живот звездобоя.

Ян оценил ход врага: виртль хотел действовать наверняка, убедившись, что будет перегрызать не свою, а чужую пуповину. «Энергоподающие фалы» противников по причине постоянного дрейфа в плодной жидкости изрядно перепутались. У незрячего эмбриона был велик шанс захватить в руки собственную «магистраль жизни» и в пылу борьбы совершить ошибочное, непреднамеренное самоубийство. Одним словом, боевая тактика противоборствующих младенцев свелась к известной тактике противоборствующих водолазов или космонавтов, связанных со своими кораблями воздушными шлангами.

Влодарек увильнул, сделав в буквальном смысле нырок, и пальцы виртля соскользнули с его живота. Соперники закружились в психоделическом «эмбриональном вальсе», продолжая ещё больше запутывать пуповины. Ян чувствовал исходящие от виртля мощные импульсы испепеляющей злобы, от которых непрерывно повышалась температура амниотической жидкости. Согласно третьему закону Ньютона, Влодарек отвечал противнику такого же рода испепеляющей «взаимностью». Поединщики сражались как два чего-то не поделивших электрических угря, чьи электрические батареи подпитывались неиссякаемым аккумулятором ненависти, переполнявшей каждую клеточку их крохотных мягких тел. Если бы вот так дрались взрослые бойцы, и то их поединок выглядел бы крайне страшно и жестоко. Здесь же сражались девятимесячные трёхкилограммовые человеческие эмбрионы, сражались за час-полтора до начала родов, не получив ещё имен, по существу ещё и не познав, что такое есть жизнь, но уже прилагающие титанические усилия, чтобы умертвить противника и не допустить его выхода в свет, и это было двукрат страшнее и ужаснее.

Это был бой боёв, естественный отбор в самом рафинированном, первозданном его виде и качестве. Весь Мигдол во главе с Суприм-Д и поставившим кощунственный спектакль Вуайером затаил дыхание, следя за отчаянной битвой