Читать книгу Тени моего города (сборник) - Генри Лайон Олди - Страница 1

Та, что творит добро.

Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните? Хоа-а-анга… пьянит аромат жасмина, самовольно вторгаясь в соленый запах моря, южное солнце, одичалый демон зноя, сыт на рассвете и легко касается вашей кожи мириадами теплых пальцев, мурлыча на весь небосклон:

– Хоа-а-а-а…

Слышите?

И еще – тайна, которая заставляет сердце трепетать птенцом в ладони, предвкушая чудо.

Чувствуете?

Ее звали именно так – я это понял с первого взгляда.

* * *

В тот день я проснулся гораздо раньше обычного, с твердой уверенностью в неизбежности чуда. Так просыпаются дети в свой день рождения; с возрастом, увы, ощущение праздника тускнеет, покрывается мохнатой пылью, будто монета, закатившаяся под диван – чтобы застрять в щели между полом и плинтусом на долгие годы.

Тихонько, стараясь никого не разбудить, я оделся и вышел на улицу.

Ноги сами понесли меня в нужном направлении. И я совсем не удивился, когда увидел ее. Чудо должно было произойти – и оно произошло.

Понимаете?

Она сидела у входа в парк, прямо посреди тротуара, и ждала.

Ждала меня.

Я подошел к ней и сел рядом.

– Здравствуй, Хоанга, – сказал я.

И она, чуть зажмурившись, улыбнулась мне своей обворожительной улыбкой.

Можно, Хоанга?

Да…

Я протянул руку и впервые коснулся ее – ее, полосатого Чуда по имени Хоанга.

Тигры.

Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? – посмотреть хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе…

У вас по-другому?

Помню прекрасную, полную теплой грусти и света, повесть Сарояна «Тигр Тома Трэйси». В детстве я зачитывался ею, да и став взрослым, многократно доставал с полки потрепанный томик – и всякий раз ко мне на миг возвращалось то детское ощущение прикосновения к Чуду. А нечеловечески простые, безумно вдохновенные строки Блэйка? «Tiger, tiger, burning bright in the forest of the night…»?! Для меня они в свое время стали шоком, чудесным откровением! Или, не помню уж чей, рассказ «Автоматический тигр»? Или «Тигр для Мальгуди» Р.К. Нарайана? Или крохотная миниатюра, где тигры – совсем не те, кем они нам кажутся…

Ловцы тигров в сети из слов – мы с вами одной крови.

Мы сидели рядом. Смотрели, как поднимается солнце. Мы впитывали его лучи, и радостное томление не проходило – наоборот, усиливалось, заставляя меня ближе придвинуться к ней, обнять за шею…

Я знал: мне – можно.

Можно вот так сидеть, можно гладить мягкую, на удивление шелковистую шерсть, можно улыбаться, когда она время от времени лукаво косилась на меня зеленым глазом. Да, знаю не хуже вас, что у тигров глаза желтые, – но у моей Хоанги глаза были зеленые, с озорными золотистыми искорками.

Я ведь уже говорил вам: Хоанга – это чудо.

Помните?

А потом, когда солнце поднялось окончательно, мы переглянулись, подмигнули друг другу, и оба поняли – пора. Хоанга сладко потянулась, дав мне ощутить, как играют под ее шкурой гибкие мускулы, как бурлит в них нерастраченная, веселая сила, требуя выхода!

Мы встали и пошли.

Куда глаза глядят.

Ранние прохожие спешили мимо, по своим прохожим делам. Кое-кто вдруг шарахался в сторону, изумленно охая, спешил убраться подальше, но когда я пару раз оглянулся, то вдруг увидел улыбки. Мечтательные, изумленные, робкие… всякие. Улыбки пробивались сквозь обыденность лиц первой травой, упрямо расталкивающей серую плоть асфальта – на день, на час, на миг, а там будь что будет! опомнитесь! – Чудо задевает вас жарким боком, Чудо тихо порыкивает, требуя уступить дорогу, Чудо мягко ступает по мятым бумажным стаканчикам и вчерашним окуркам, как вам не ступать никогда, или нет – сегодня вы дойдете до угла летящим шагом, забыв себя, того себя, о ком следовало бы вообще никогда не вспоминать.

И тогда я подумал, что теперь знаю, как выглядят нимбы вокруг голов святых.

Тех святых, что в миру зовутся юродивыми.

Ведь так?!

– Ну… – обалдело вылупился на нас похмельный мужичок со скамейки, служившей ему кроватью. – Может, и так… во дают!

И зачем-то одернул мятый пиджак.

Вот, судорожно доставая из кобуры пистолет, подбежал усатый старшина. Резко остановился метрах в десяти, суетливо рванул затвор, забыв снять свой «макаров» с предохранителя.

– Гражданин, немедленно отойдите! Вы что, не видите, кто рядом с вами?.. Сейчас я буду стрелять!

– Вижу я все прекрасно, старшина, – улыбаюсь я ему. – Только ни в кого вы стрелять не будете. Не в кого тут стрелять. Понимаете?

И становлюсь боком, чтобы загородить от старшины мою Хоангу. С него станется, пальнет наобум…

Старшина теряется и почти сразу находится.

Сказывается выучка.

– Почему без намордника? И без поводка? Не положено!

Я честно пытаюсь представить себе Хоангу на поводке и в наморднике – в результате чего начинаю хохотать.

– Ну я… мне тово… сообщить придется! – Старшина сконфуженно пятится, тыча пистолетом в кобуру, безнадежно промахиваясь; и на усатом лице его помимо воли начинает проступать простодушная улыбка.

Увидел наконец!

Я машу ему рукой, и мы идем дальше.

И нам совершенно все равно, сообщит старшина куда-нибудь или нет. От нас не убудет.

Мы идем по просыпающемуся городу, моя рука лежит на спине Хоанги, и нам обоим хорошо.

Видите? – это мы.

А это вы.

Наконец мы сворачиваем в переулок, в котором я живу. Хорошо, что жена вчера убрала квартиру, – стыдно было бы привести Хоангу в тот захламленный вертеп, который обычно представляет из себя наше обиталище. Но сегодня – другое дело. Жена как чувствовала, умница!

Все-таки не зря я бредил тиграми всю свою сознательную жизнь! Жена сама не раз покупала мне календари и открытки с усатыми мордами, полными сурового обаяния, – и теперь она ничуть не удивилась.

– Нашел свою ненаглядную? – Брови ее шутливо хмурятся. – Одной женщины мало, развратник? Как зовут-то хоть?

– Хоанга.

– Хоанга, ты, наверное, голодная? Этот обормот о еде, конечно, и не подумал!

Хорошая у меня жена!

Завидуете?

Вообще-то тигры едят мясо. Много. Это если кто не знает.

Хоанга тоже ела мясо. Наверное. А еще она ела мороженое «Забава», наполовину сливочное, наполовину шоколадное. И кизиловое варенье, деликатно выплевывая косточки в миску.

Но об этом – после.

Вы когда-нибудь пробовали пригласить тигрицу в городскую квартиру? Пусть даже достаточно большую, четырехкомнатную?

Подозреваю, что нет.

Так вот, я вам открою страшную тайну – ей там будет тесно!

Стоит ли удивляться, что спустя час мы снова выбрались на улицу: Хоанга, я, моя жена и сын. Всей семьей.

И пошли бродить по городу.

Я всегда любил месяц май. И всегда знал, предчувствовал: если моя жизнь когда-нибудь перевернется с ног на голову – это непременно случится в мае.

Вы никогда такого не чувствовали?

Да, чудес не бывает навсегда. И даже надолго. Но май морочил нам головы, и мы искренне верили, что ошиблись.

Мы гуляли по улицам, бесконечно ели мороженое, с полчаса просидели в маленьком кафе под открытым небом, а люди за соседними столиками улыбались нам, и подмигивали Хоанге, и еще предлагали заказать соленых орешков или пепси-колы, – а Чудо улыбалось им в ответ своей неповторимой улыбкой; в итоге я всерьез начал ревновать тигрицу к ним всем…

О, будь я сам тигром!

Нет, тигром я не был. Но все равно сидел и блаженно улыбался.

Почти как Хоанга.

Зря смеетесь: так, как у нее, у меня все равно никогда не получится.

И у вас – тоже.

Когда мы уходили, нас не хотели отпускать, а горбоносый грузин-бармен все кричал вслед:

– Прихадыты ищо! Завтра прихадыты! Завтра! Я вашэй красавицэ такой шашлык сдэлаю!..

Нас фотографировали – и мы, включая Хоангу, ничего не имели против. А один парень с «Полароидом» вскоре догнал нас и неловко протянул снимок.

– На память! И еще… – Он повернулся к Хоанге. – Спасибо, что ты есть! Это просто здорово!

Хоанга благосклонно обошла вокруг фотографа, потершись об него.

– Можете ее погладить. Она разрешает, – улыбнулся я. – И не забудьте почесать за ухом.

…Парень ушел, обалдев от счастья, и еще долго оглядывался, пока не затерялся среди прохожих.

– Да, Хоанга, он прав, – наклонясь, прошептал я тигрице. – Спасибо, что ты есть.

«Пожалуйста», – вежливо дернулось ухо, за которым минутой раньше чесал счастливый парень.

Ночь. Цикадами потрескивают рдеющие угли, покрываясь мудрой сединой пепла, без конца пищит какая-то ночная птица, и сияющие глаза звезд с прищуром смотрят на землю.

Кто сказал, что звезды – холодные и колючие?

Они теплые и добрые. Они образуют в небе свое межзвездное братство, где бриллианты идут по цене пыли под ногами; и когда-нибудь мы тоже…

И вы.

Мы лежали у костра. На прихваченном с собой широченном пледе в легкомысленную клетку – он оказался настолько велик, что места хватило всем, даже нашей замечательной тигрице.

Мы лежали и смотрели на звезды, вдыхая смолистый запах сосен.

Четыре пары глаз блестели в ночи, разбрасывая по лесопосадке золотистые искры.

Все-таки прав тот, кто сказал, что тигры – совсем не те, кем они нам кажутся.

А потом был еще один день праздника, и еще, и еще…

Хоанга не делала ничего особенного. И мы не делали ничего особенного.

Мы просто гуляли по городу.

Наведались в знакомое кафе, и горбоносый бармен немедленно выставил перед Хоангой благоухающий шашлык.

– Дэнэг нэ нада! Абидышь! Подарок!..

Мы бродили по площадям и улицам, по паркам и аттракционам – и раскрашивали лица улыбками.

А еще горстями швыряли в чужие глаза искры из золота.

На третий день я обратил внимание, как чисто выметены улицы. И отнюдь не только в центре – мы забирались на окраину тоже. Город потерял свои обычные сумерки в любое время суток; теперь он, мой город, стоял на свету и изумлялся сам себе. Исчезли вечные груды мусора у киосков – владельцам сделалось стыдно. Ведь она может пройти мимо… Позор! Бранные слова быстро становились редкостью; недельная сводка происшествий оказалась на удивление скупой.

Не верите?

И не надо. Лучше мы бросим спорить с вами и пройдемся не спеша по бульвару, взорвав вокруг себя фейерверк праздника.

Если хотите, если вам по-прежнему неинтересно жить, вызывайте пожарных.

Вот мы с Хоангой: идем, смеемся и лишь изредка грозно порыкиваем на слишком уж нахальных мальчишек. Мол, мы вам все же тигры, а не кошки – понимать надо! Мы, хищники, народ такой…

Шалопаи понимали. С первого раза.

И мы с достоинством шли дальше.

Смотрите нам вслед.

Чудеса не вечны. И даже наоборот.

Это знает каждый.

Под вечер пятого дня Хоанга улыбнулась нам чуть грустно. Виновато улыбнулась, гася искры взгляда. И я понял – пора. Теперь ей пора.

– Счастливого пути. – Я присел рядом и обнял ее, как тогда, в первый раз, в парке. Горечи не было, только тихая грусть, сотканная из тишины и света. – Мы будем ждать тебя…

И завопил от радости, пугая соседей по подъезду, когда зеленый глаз, плеснув лукавым золотом, подмигнул мне в ответ!

Я был уверен, что это означало – «жди»!

Наш сын уже спал, набегавшись за день, спал и улыбался во сне. Хоанга с моей женой закрылись в соседней комнате… вот так всегда! Даже если одна из женщин – тигрица, у них все равно найдутся свои женские тайны, которые нам, мужчинам, не предназначены! Ну и ладно. Тайны – это все-таки здорово!

Потом мы еще долго сидели у окна все вместе.

Прощались.

Наутро мой сын облазил всю квартиру. Даже под диван заглянул. И тайком утирал кулачком слезы. Мужчины не плачут.

Я его понимал.

Я тоже с удовольствием заглянул бы под диван, чтобы вытащить стертую монетку надежды, застрявшую в щели между полом и плинтусом еще в те времена, когда я засыпал и просыпался улыбаясь.

Тигры.

Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? – посмотреть хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе…

У вас по-другому?

* * *

Я шел пустым парком, пиная вчерашние окурки и топча мятые стаканчики из бумаги. Год Тигра, неслышно ступая по земле мягкими лапами, брел рядом, и далекие псы захлебывались в страхе хриплым лаем.

«Доигрался? – беззвучно вопрошал внутренний голос с интонациями опытного следователя, поднаторевшего раскалывать на признания вшивых интеллигентов. – Чудо ему, уроду… А финал? Финал-то где?! Дядя писать будет? Например, патетика: спецназ окружает вас, Хоанга рвет когтями бронежилеты, ты заслоняешь ее от роковой пули… Не нравится? Морду воротишь? Тогда лирика: ты садишься ей на спину, и полосатая красавица уносит тебя в край, где зори розовеют над синью залива, а маленькие эльфы с крылышками из слюды…»

– Пшел вон! – вяло огрызнулся я, а Год Тигра только рыкнул, и внутренний голос поспешил убраться восвояси.

От его финалов нас тошнило.

Из-за поворота аллеи стремглав вылетела голенастая девчушка лет тринадцати. На роликах. Она неслась на нас вихрем в цветных налокотниках и наколенниках, пока вдруг не заложила крутой вираж, словно чего-то испугалась. Едва не поцеловавшись со старым ясенем, девчушка описала круг, второй, третий…

Я ощутил себя в центре мишени.

Вот сейчас невидимый палец тронет спусковой крючок…

Девчушка наконец решилась и по прямой подъехала почти вплотную.

– Как ее зовут? – спросила она, глядя рядом со мной и чуть-чуть вниз.

Улыбка первой травой прорастала на бледных губах, еще лишь понаслышке знающих о насилии помады.

– А тебя? – спросил я.

…Хоанга. Та, что творит добро.

Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните?..