Читать книгу В тени исполинов - Генри Сирил - Страница 1

ГЛАВА 1

Так, засунул, закрыл, дальше что? Что он там говорил, умник этот? Так… разогреть, это вот сюда. Ну и? И чего? Ничего же не происходит. Или так и должно быть? Ай, будь ты проклята!

В животе у него с шумом заурчало, и он тоскливо уставился в прозрачное стекло микроволновой печи, за которым лежала равнодушная к его бедам замороженная лазанья.

– Свинья, – Сказал он, непонятно к кому обращаясь.

Ресторан, находящийся на первом этаже, открывался в восемь. Сейчас на часах было только семь пятнадцать.

Как есть, в шелковом халате поверх шелковой же ночной пижамы, Галиель быстрым уверенным шагом вышел из кухни, прошел через огромный холл и остановился возле черного пластмассового уродца, стоящего на письменном столе. «Уродца» здесь называли идиотским словом «телефон». Благо, никаких манипуляций делать с ним не нужно, лишь поднести к уху одну его часть и гаркнуть, что есть сил «Але! Сию минуту пришлите ко мне кого-нибудь, ваша чертова коробка не работает!»

Так он и сделал.

На том конце провода что-то щелкнуло, и приятный женский голос, поздоровавшись, участливо осведомился:

– Чем мы можем вам помочь, мистер Фогдонуэр?

Галиель закатил глаза. Опять я поспешил. Ведь непременно нужно дождаться, когда кто-то там соизволит объявится. Сдерживая гнев, он процедил еще раз, чем они могут ему помочь.

– Простите, сэр? Коробка? Я не уверена, что поняла вас.

Галиель мысленно застонал.

– Эта, как ее… м-м-м… в общем, пришлите кого-нибудь.

На том конце трубки зашуршало, приглушенные голоса что-то неразборчиво бормотали, потом девушка ответила, немного растеряно:

Сейчас пришлем к вам портье. Чем еще я могу быть вам полезна?

Чем она может быть полезна, обладательница мягкого, приятного голоса так и не узнала, ибо Галиель повесил трубку, не удосужившись ответить.

Хоть бы один завалящий амокс первого поколения! Так нет же! Зачем! Если что-то нужно, необходимо орать в этого пластмассового уродца, потом ждать, когда соизволит прийти «портье».

В животе снова заурчало, и Галиель проклял весь человеческий род от самого первого, до последнего человека, когда-либо рожденного в будущем. Заложив руки за спину, и сцепив пальцы, он нетерпеливо расхаживал по необъятной гостиной, пока на третьем круге не угодил босой ступней в круглую лепешку, заменяющую в этом примитивном мире амоксов, следящих за чистотой. Лепешка пискнула, на ее единственном глазу загорелась надпись «98%», и тут же погасла.

– Сдохла? – рассеяно подумал Галиель, почесав затылок, и пошел на четвертый круг, когда в дверь постучали.

– Минутку! – Выкрикнул, он, запахивая халат.

Галиель открыл входную дверь пен хауса, и не глядя на пришедшего, быстрым шагом направился в глубину апартаментов.

– Мистер, Фогдонуэр? – голова портье неуверенно просунулась в помещение.

– Идите за мной! – раздался раздраженный голос мистера Фогдонуэра из кухни.

Портье прикрыл дверь и проследовал за хозяином апартаментов.

Он застал Галиэля стоящим к нему вполоборота со скрещенными на груди руками.

– Полюбуйтесь, – сказал Галиель, не оборачиваясь.

Портье заглянул через плечо мистера Фогдонуэра, пытаясь понять, на что именно стоит ему любоваться. Любоваться следовало микроволновкой.

– Сэр?

Галиель обернулся, и портье невольно втянул голову в плечи: на лице хозяина квартиры играла зловещая улыбка.

– Послушай, – пропел ласково Галиель, и небрежно, двумя пальцами оттянул бейдж на груди портье. – Послушай, э-э, Уильям, есть ли в этом доме жилище лучше моего?

Портье нервно сглотнул.

– Н-нет, сер, э-э-э… Ваш – один из лучших в нашем доме, – и добавил торопливо, – лучший.

– Угу, прекрасно.

Галиель подошел к окну, и распахнул шторы.

– Что у нас за окном, Уильям?

– М… Мейфер-стрит, мистер Фогдонуэр, – промямлил вконец поникший, и ничего не понимающий портье. Вернее, кое-что он понимал, или скорее предчувствовал. Сейчас шарахнет гроза.

И предчувствия его не обманули.

– Так какого черта, – гаркнул Галиель, – какого черта в лучшем жилище, находящемся на одной из лучших улиц города, в квартире стоимостью в несколько десятков миллионов галлионов, э-э-э, фунтов, может хоть что-то не работать!? А?

Сейчас я тебя разделаю, злорадно подумал Галиель. Голодом меня морить решили!? Я вас научу работать лучше самого новейшего амокса.

Портье, белый как грунтованный холст, глупо моргал.

– Что именно, сер? – наконец спросил он, немного оправившись.

– Ваша проклятая коробка, вот что!

Портье проследил за его взглядом.

– У вас сломалась микроволновая печь?

– Да, да! Печь! Она не печет. Она вообще не подает признаков жизни! Ни одна кнопка не работает!

Портье юркнул к микроволновке, и быстро ее оглядел. Потом как-то испугано и одновременно удивленно посмотрел на Галиеля, опустился на четвереньки, так, что только его зад остался виден, и через секунду микроволновка издала противный писк, загорелись цифры на дисплее, а замерзшая лазанья, томящаяся в недрах печи, осветилась светом встроенной лампы. Затем он поднялся, отряхнул колени, поправил слегка сбившийся галстук-бабочку, и взглянув как-то жалобно, сказал:

– Она была не подключена к розетке, мистер Фогдонуэр.

Часы в гостиной пробили восемь утра.

Галиель устало провел ладонью по лицу.

– Забери эту дрянь, – кивнул он на лазанью в печи. – можешь съесть. Я иду в ресторан.

***

В ресторане уже были первые посетители, когда Галиель вошел.

Его незамедлительно встретили у входа и проводили до столика.

– Что вы подаете сегодня на завтрак? – спросил он официанта, и двумя пальцами сдвинул меню на край стола. – Впрочем, не важно. Неси самое лучшее. И живее.

Официант коротко кивнул и испарился.

Ну поглядим-поглядим, подумал Галиель, что ты мне подготовил.

Он раскрыл папку, которую прихватил с собой, выходя из квартиры, раскрыл ее, и титульный лист встретил его надписью, сделанной от руки поверх напечатанного текста.

«Это в последний раз. Больше я не буду тебе распечатывать ничего. Учись пользоваться смартфоном».

Рыжий дьявол, беззлобно подумал Галиель. Итак, поглядим.

Глядеть ему вовсе не хотелось, представлялось бесконечно скучным содержание папки, но делать было нечего. В конце концов, через полтора часа ему предстояло впервые встретиться с с советом директоров и с главными акционерами его компании. Компании его отца. Рыжий дьявол подготовил для него выжимку, все самое необходимое, что знать следовало в первую очередь. Имена директоров, акционеров, основной инвестиционный пакет, текущее состояние, активы в недвижимости, дочерние компании в других странах Европы, и прочее. Были тут и кривые показатели роста и падения акций, цифры, проценты, общий план стратегического планирования, предложенный неким Августом Краутом, финансовым директором одного из французских филиалов, но в эту тарабарщину Галиель вникать вовсе не собирался. В остальном же все было емко и по делу, необходимый минимум знаний.

Когда принесли завтрак, папка уже была убрана в сторону и Галиель, постукивая мизинцем по столу, раскладывал по полкам только что прочитанное.

Оказывается, здесь род Фогдонуэров богат до неприличия. Нет, Галиель и раньше знал, разумеется, что интересы его дома распространяются далеко за пределы Клотара, что еще дед его, Ториссан Ту Фогдонуэр, активно развивал деловые отношения на континентальной Европе, но что состояние их настолько огромно – это новость. Правда, после того как он сегодня предстанет перед советом директоров и поставит их перед фактическим намерением поглотить компанию «Атоминд», капитал их заметно просядет, но Фогдонуэры никогда не опускались до презренных переживаний о финансовых потерях. Другой вопрос, зачем им понадобилось скупать акции умирающей компании? Это любопытно, но не более того. Отец попросил проконтролировать процесс, и Галиель сделает это, не подведет. Он вспомнил недоверчивый, сомневающийся прищур отца, и его передернуло. Неужели, думал Галиель, неужели ты не уверен во мне настолько? Неужели ты допускаешь, что я не в состоянии справиться с таким элементарным делом? Личное присутствия ни меня, ни кого бы то ни было из прямых наследников компаний вовсе не обязательно. Ты мог поручить это одному из сотен людей, работающих на тебя, и представляющих твои интересы во всех финансовых и правовых вопросах холдинга.

Но ты поручил это мне. Почему?

Значит, мое присутствие необходимо. Для чего?

Потому что я твой сын.

И ты доверяешь мне.

А значит, все сложнее, чем мне представлялось раньше. Тебе нужен тот, кто не подведет тебя. Да, в твоих глазах было сомнение, это проклятое сомнение, но все же ты сделал выбор, раз я здесь.

Завтрак уже немного остыл, когда Галиель вспомнил о нем. Без особого аппетита съел пару ложек овсяной каши, запихал в себя половину сандвича с печеной грушей и рокфором, запил глотком кофе, и встал из-за стола.

Пора было ехать.

Галиель замер в нерешительности.

Если бы его спросили в эту минуту, есть хоть что-то, что не вызывает в нем раздражение в этом мире, он бы определенно точно затруднился с ответом. Все, решительно все вокруг было ему странно, диковинно, непонятно. Непостижимо. Рыжий дьявол говорит, что необходимо научиться пользоваться этим, как его, смартфоном, и тогда, дескать, все станет в разы проще и понятней. Может быть он и прав. В конце концов, это он помешан на всем, что связано с местными аборигенами и с их примитивным мирком, так что ему видней, какую диковинную ерунду необходимо постичь для лучшего понимания происходящего здесь.

Но как мне добраться до офиса?

Галиель снова заглянул в бумаги, отыскал там адрес головного лондонского офиса, хотел было подозвать метрдотеля, и приказать ему вызвать транспорт, но потом он заметил еще с десяток различных адресов, и понять, на какой именно из них ему необходимо прибыть, было решительно невозможно.

Не хватало еще опоздать, с досадой подумал Галиель, и в ту же секунду явственно представил себе лицо отца с презрительной ухмылкой на тонких губах. Улыбка эта красноречивей любых слов говорила: «Я, признаться, в тебе и не сомневался. На что еще я мог рассчитывать, когда поручал тебе это пустяковое дело?» Потом он в голос, громко, нарочито громко усмехнется и прибавит: «ты способен лишь раздавать приказы амоксам».

Галиель передернуло.

– Простите, мистер Фогдонуэр, – окликнул его метрдотель, – вас просили к телефону, – он протягивал трубку.

– Что? Кто еще? Давайте. Слушаю!

– Салют, – послышался веселый знакомый голос, – так и знал, что никуда не уехал. Опаздываешь. Хватит пузо набивать.

– Ах ты, бестия рыжая! – Галиель хотел, чтобы его голос звучал как можно более сурово, но у него не получилось: уголки губ предательски, против воли поползли вверх. Он улыбался. – Куда ты запропастился?

– Не думал же ты, что я буду сидеть сегодня с тобой в большом кабинете и слушать, как одни кривые графики влияют на рост других кривых графиков. Я бы сорвал все ваше заседание громким храпов.

– Я и не думал тащить тебя с собой на встречу директоров, – сказал Галиель. – много чести. Но я надеялся, что ты организуешь мне поездку. Для чего вообще я взял тебя с собой?

На том конце провода весело хохотнули.

– Ой, взял он! А как бы ты меня не взял, если без меня ты и позавтракать не можешь? Ты ведь не смог позавтракать?

И рыжий дьявол весело и громко засмеялся. Галиель стиснул челюсть, и стоически дождался, когда его друг просмеется. Смеялся он довольно долго, и Галиель за это время сумел взять себя в руки. Он сказал, как можно небрежней.

– Так это твоих рук дело? Впрочем, я мог бы и догадаться.

– Здесь все работает от электричества, я тебе сотню раз говорил. Но ты ведь не слушаешь, отмахиваешься. Это тебе знать ни к чему, это не обязательно. Это каменный век. Пришлось прибегать к жестким мерам, ха-ха-ха!

– Хохмач! – Галиель покрылся пунцовыми пятнами. – Я тебя…

– Ладно-ладно, не злись. Просто я не мог удержаться. Обещаю, это было в последний раз. Впредь буду только помогать. Если ты все-таки пересмотришь свое отношение к окружающему тебя сейчас миру. Кстати, о помощи. У тебя встреча через, э-э-э, семнадцать минут. Машина у входа. Она доставит тебя по адресу. Серебристый роллс-ройс.

– Что такое роллс-ройс? – обреченно спросил Галиель. Он все еще злился на друга, за то, что в очередной раз почувствовал себя круглым идиотом.

– Большая серебристая машина. Бывает и не серебристая. Серебристая – это не обязательно. Просто за тобой приехала именно серебристая. Престижный транспорт. Под стать миллиардеру. Все, вперед, а то опоздаешь. Увидимся вечером.

– Стой.

– Что такое?

Галиель откашлялся и тихо сказал, будто речь шла о чем-то постыдном.

– Купи мне этот, смарт… ну этот… смартфон, будь он неладен.

***

Морган Голдфилд встретил Галиеля в вестибюли. Галиель сразу его узнал, хотя и не мог вспомнить его имени. Голдфилд был бачи, долгие годы работавшим на Тельгата Ту Фогдонуэр, отца Галиеля, и представлявшего интересы их компании здесь, в этом пакостном мирке. Бачи он стал не по своей воле, а по решению суда, а вот за что именно и на какой срок – этого Галиель не знал. Голдфилду было что-то около лет сорока-сорока пяти, и здесь он по меньшей мере половину своей жизни. Возможно, он уже и сам не помнит своего настоящего имени. Его можно было бы пожалеть, если Галиелю было бы до него хоть какое-нибудь дело.

Галиель рад был увидеть именно его. Во-первых, и в главных, с этим человеком можно быть до определенной степени откровенным, быть самим собой, быть Клотарцем, в конце конце, а не прикидываться одним из… даже произносить это мерзко. А во-вторых, иметь дело с бачи, все же несоизмеримо приятней, чем с любым из аборигенов. К этому еще привыкнуть нужно, брезгливо подумал Галиель, привыкнуть к тому, что каждый из них, например, тянет свои грязные лапы для приветствия, и необходимо отвечать на это тем же, конечно не во всех случаях, но кое с кем считаться все же приходится. Например, с советом директоров.

Голдфилд расплылся в заискивающей улыбке, на всякий случай представился, и протянул руку. Галиель вяло пожал ее.

– Мистер Фогдонуэр, – говорил Голдфилд, пока они поднимались на лифте в конференц-зал, расположенный на одиннадцатом, последнем этаже здания, – вы должны понимать, что совет директоров, это… э-э-м, публика капризная, и весьма своенравная. Ваш отец предупредил меня, что вы не совсем компетентны, – тут он осекся, и быстро взглянул на Галиеля, не задели ли того его слова (Галиель без всякого выражения на лице смотрел на сменяющие друг друга цифры этажей), – и поэтому я постараюсь коротко ввести вас в курс дела. Люди, входящие в совет директоров – это не обычные акционеры. В их руках находится определенный процент всех акций, принадлежащих холдингу, конкретно в нашем с вами случае – одиннадцать процентов. Это прожженные акулы бизнеса, мистер Фогдонуэр, и не привыкшие терять деньги без борьбы. А борьба будет…

Двери лифта открылись и Галиель вместе с Голдфилдом вышли в широкий и бесконечно длинный коридор, в конце которого была одна-единственная дверь.

– Решение поглотить «Атоминд» им, ожидаемо, не понравилось. И, признаться, сложно их упрекнуть в этом: динамика компании за последние четыре года отрицательная, акции ее летят вниз, но это, кхе-кхе, не мое дело…

– Не ваше, тут вы правы, – перебил его Галиель. – Кроме того, вы сообщаете мне то, что я знаю и без вас. Меня интересует, сможет ли совет помешать мне сделать это?

– Сможет, – обиженно ответил Голдфилд, но тут же спохватился, – вернее, теоретически – сможет. Для начала им придется снять вашего отца с должности председателя правления директоров, а это уже маловероятно. Они попросту не решаться на такой радикальный шаг. Скорее всего они попробуют убедить вашего отца, в вашем лице, не скупать акции «Атомида».

– Это будет бесполезная трата времени.

– Да, разумеется, – неуверенно согласился Голдфилд, – я только лишь прогнозирую возможный ход развития событий. Если им… когда им не удастся переубедить вас, они, вероятнее всего, вынесут вопрос о поглощении на голосование.

Они остановились перед дверью, ведущей в конференц-зал, где уже собрались люди. Галиель взялся за дверную ручку и посмотрел на Голдфилда.

– Я могу проигнорировать решение, принятое в результате голосования?

– Безусловно, – кивнул Голдфилд.

– В таком случае, я узнал все, что знать мне было необходимо, – ответил Галиель и толкнул дверь.

***

За длинным прямоугольным столом сидело девять человек. Приглушенный гул голосов стих, как только двери распахнулись и вошел Галиель. Следом вошел и Голдфилд, почтительно кивнул всем сразу, и тут же присел на свое место. Все девять человек поднялись и поочередно стали здороваться. Среди них было три женщины, самой старшей из которых на вид было не больше сорока лет. Остальные же – мужчины по большей части сильно за пятьдесят.

Галиель отвечал на рукопожатие, стиснув зубы: ему стоило не малых усилий, чтобы подавить в себе голос ущемленного эго и нарастающее бешенство. Не само рукопожатие приводило его в бешенство, нет, с этим еще можно было примириться, тем более ради дела. Но выражения их лиц! Их взгляд! Их снисходительные, ироничные ухмылки, еле уловимые в уголках рта. Перед ними стоял Клотарец; Клотарец, чей род тянется из глубин веков. Они же видели перед собой обыкновенного человека, мальчишку, чья заслуга лишь в том, что он сын главы компании. Они считают себя выше его; они не воспринимают его всерьез, и даже не стараются скрывать это. Акулы бизнеса! Прожжённые дельцы! Сильные мира сего убогого! Вы – жалкие отбросы, вот вы кто. Вы существуете постольку, поскольку мы вам позволяем существовать, как позволяет существовать муравейнику садовник. Если бы я мог, думал Галиель, показать вам лишь малую часть той силы, какой обладаю, лишь малую ее часть – слетела бы с ваших рож эта ухмылка…

Они здоровались с ним, представлялись, и их имена, на миг влетавшие в память Галиеля, растворялись немедленно, не оставив по себе и следа.

Наконец, все заняли свои места и собрание началось.

В несколько предложений Голдфилд напомнил собравшимся цель сегодняшней встречи, и подтвердил твердое намерение господина Галиеля Ту Фогдонуэра провести поглощение компании «Атомид». После этого опустился в свое кресло, и умолк, давая возможность высказываться уважаемому совету.

Уважаемый совет не заставил себя долго ждать. Первым взял слово заплывший жиром старик лет семидесяти пяти, с седыми редкими и жиденькими волосами, с носом картошкой, покрытым красной капиллярной сеткой, и с маленькими слезливыми глазками. Голос его звучал еле слышно, без интонаций, а вернее сказать, с одной единственной интонацией – интонацией вконец уставшего от всего на свете человека. Он все видел, этот человек, все пробовал; он пришел сюда не дискутировать. Он пришел, потому что какой-то сопляк, возомнивший себя гением бизнеса, собирается ввязаться в заведомо гиблую авантюру, чреватую огромными финансовыми потерями. Все это с легкостью читалось на его лице, и Галиель злобно подумал: «Вот тебя бы я с удовольствием пропустил через спарси-машину, а на выходе… а чего бы мне хотелось на входе? В червя-отшельника. Да, чем-то похож даже.»

– Мистер Фогдонуэр, – говорил червь-отшельник, – я сижу на этом самом месте вот уже тридцать лет. Я вошел в совет директоров еще когда ваш отец был столь же юн, как и вы. Я не ставлю своей целью задеть вас, отнюдь, я хочу уберечь вас от легкомысленных поступков, которые существенно могут навредить всем нам. Поверьте моему опыту, еще год-другой и «Атомид» объявит себя банкротом. Я совершенно не вижу ни единой причины, зачем бы они вам понадобились, и ни вы, ни ваш отец не сочли нужным поделиться своими резонами по этому поводу, а попросту поставили нас перед фактом, объявили о своем решении, к слову, – он поднял сонные глаза на Галиель, – к слову, решение ваше сегодня будет здесь обсуждаться, и при всей вашей, простите меня, старика, не компетентности, вы, я уверен, прекрасно понимаете, что одного вашего решения недостаточно.

Червь-отшельник умолк, будто потерял окончательно интерес ко всему здесь происходящему, как человек, которому заранее известно все, что будет происходить дальше.

– Впрочем, – снова подал голос Червь-отшельник в тот момент, когда уже было открыл рот следующий из совета, – если вы желаете поиграться, дождитесь, когда «Атомид» объявит себя банкротом, и забирайте их с аукциона. Правда и в этом случае я буду против, потому что вместе с полудохлой компанией мы все тут свами получим в подарок ее долги, которые нам же и придется покрывать.

Червь-отшельник снова замолчал, и теперь уже, видимо, до конца заседания.

Тогда поднялся со своего места коротышка. Этот отличался от червя-отшельника решительно всем. Во-первых, он был значительно моложе. Галиель дал ему не больше тридцати лет. Во-вторых, он единственный из всех остальных, включая и женщин, был одет не в строгий костюм, а в легкомысленные джинсы, с рваными коленками, в футболку поло и кроссовки. На плечи у него был наброшен свитер, рукава которого он завязал у горла. И в-третьих, он был настолько мал ростом, что доходил Галиелю едва ли до груди.

А тебя – в садового пескоеда, подумал Галиель, криво усмехнувшись.

Пескоед вел себя самоуверенно. Он в развалку, засунув одну руку в карман джинсов, а второй поигрывая авторучкой, подошел к огромной сенсорной панели в углу кабинета и включил экран. На экране появились биржевые графики.

– Позвольте я буду обращаться к вам Галиель, – утвердительно как-то спросил пескоед, улыбаясь во весь рот – мы с вами почти ровесники и…

– Мистер Фогдонуэр, – перебил его Галиель.

Кто-то из присутствующих презрительно хмыкнул, а пескоед покрылся пунцовыми пятнами. Улыбку, однако, он сумел удержать, а еще через мгновенье окончательно взял себя в руки.

– Хорошо, мистер Фогдонуэр. Итак, я бы хотел вот на что обратить ваше внимание. Перед вами сейчас кривая динамики рыночной стоимости акций «Атомида» за последний год…

Кривая выглядела не самым лучшим образом. Стоимость акций стремительно падала.

– … это называется спираль смерти. Их акции летят вниз, и ничего не сможет этого изменить. Ритейлеры скидывают инструмент, хеджировать тоже не имеет смысла, это попросту мусор. Спираль смерти – процесс необратимый. Их компания обречена. Это база, мистер Фогдонуэр, – пескоед сделал еле заметный акцент на словах «мистер Фогдонуэр». – «Атомиду» конец. А вы хотите приобрести их за, э-эм… – он театрально защелкал пальцами и задумался, будто силясь вспомнить сумму, – ах да, за один и семь миллиардов фунтов стерлингов! И в качестве бонуса, – возвысил он голос, – взять на себя все их долговые обязательства, а это еще… сколько, мистер Майлс?

Мистер Майлс, худой как жердь, с черными пятаками под глазами, встрепенулся, зашуршал бумагами, которые лежали перед ним, извлек один из них, пробежался по нему глазами и еле слышно промямлил:

– Э-э, кхм-кхм, да, вот… на данный момент… так… иск от королевской академии наук… прогоревший проект «квант эс»…

Пескоед закатил глаза.

– Мистер Майлс, – сказал он с раздражением.

– Около трехсот миллионов, – быстро ответил тот.

Пескоед выразительно посмотрел на Галиеля и сел на свое место.

– Позвольте мне, – сказала миниатюрная брюнетка, худенькая, как подросток и с большими голубыми глазами.

Р-раз, – мысленно пробежался Галиель по панели управления спарси-машины, – и ты у нас станешь ночной шумохвосткой. Как же они меня раздражали в детстве, особенно осенью.

– «Атомид» – говорила шумохвостка, глядя на Галиеля, – это скам проект, изначально таким и был. Они мошенники, инфо цыгане, выражаясь современным языком. Их деятельность представляет собой искания в области квазинаучных теорий. Многомировая интерпретация квантовой механики, согласованная хронология, квантовая суперпозиция, все это – не практическое – философское видение вопроса о параллельных вселенных, и очень даже это интересно с точки зрения именно что философской, но «Атомид» тратил миллиарды на проведения практических опытов. – шумохвостка замолчала, обвела всех удивленным взглядом и сказала:

– Ну право, о чем мы?! Эти мошенники буквально занимаются поисками параллельных миров!

И тут Галиель почувствовал, как волосы на его голове зашевелились. Смутная догадка молнией пронеслась в его сознании; догадка, еще далекая от того, чтобы можно было ее сформулировать хотя бы мысленно, и не догадка даже, а скорее предчувствие. Нехорошее, страшное предчувствие нависшей угрозы.

Параллельные миры.

Наверное, Галиель изменился в лице, потому что шумохвостка замолчала на полуслове и смотрела на него. Затем она мягко, по-матерински ласково улыбнулась и сказала:

– Мистер Фогдонуэр, вы обманулись, но не стоит винить себя в этом. Вы, несомненно умны и образованны, но кроме того вы еще слишком молоды, нет-нет, – поспешила она добавить, – это ни в коем случае ни в укор вам сказано, я лишь хотела сказать, что понимаю вас. Вы ищите точку преломления своей юношеской энергии, вам хочется творить, искать, открывать что-то новое, что-то, что отвечало бы вашим мечтам, фантазиям. Я и сама была такой, поверьте, была…

Галиель не слышал ее. Психоанализ пучеглазой шумохвостки гудел где-то на фоне, неразборчиво, заглушаемый одной-единственной фразой, стучавшей отбойным молотком в его голове.

Параллельные миры. Параллельные миры. Параллельные миры.

Галиель встал. Да так поспешно, что шумохвостка вздрогнула, и глаза ее сделались еще больше. Она замолчала. Все смотрели на Галиеля, взволнованно-вопросительно. Даже червь-отшельник немного ожил.

Голдфилд тоже поднялся со своего места.

– Не говорите ничего, – зашептал он в самое ухо Галиелю, – вы все испортите…

Затем он обратился к совету.

– Мы прекрасно понимаем ваши опасения, но…

– Помолчите, Морган, – перебил его Галиель.

Голдфилд несколько раз открыл и закрыл рот, беззвучно, словно рыба, посмотрел на Галиель, и выдержав необходимую паузу для сохранения лица, опустился в кресло.

Повисла тишина.

– Я объявлю о слиянии с компанией «Атомид», – сказал Галиель спокойным, уверенным голосом.

– В таком случае, – сказал червь-отшельник, устало вздохнув, – мы поднимаем этот вопрос на голосование.

– Не тратьте время, отшельник? – холодно ответил Галиель.

– Кто? – удивленно переспросил червь-отшельник. – Послушай, мальчик…

– Это вы послушайте, – сказал Галиель. – Мы поглощаем «Атомид». И вы поддержите это решение. Единогласно. В противном случае я поступлю вот каким образом. Я выброшу на рынок все свои акции, продам их по рыночной цене, это создаст сильнейший геб, потому как рынок будет не в состоянии переварить такой объем по текущей стоимости. Это обрушит стоимость компании за считанные секунды на десятки процентов. Начнется паника. Все будут скидывать актив. Я запущу спираль смерти и сделаю вас нищими.

– Девять пар глаз ошарашенно глядели на Галиель. Десять, если считать несчастного Моргана Голдфилда, постаревшего лет на десять.

– Вы с ума сошли, – проговорил пораженный червь-отшельник. – Вы не станете этого делать. Это безумие!

– Поверьте, я сделаю это, – холодно сказал Галиель, твердо глядя в его глаза.

– Но… но это не законно, – неуверенно промямлил садовый пескоед.

Галиель не удостоил его ответом. Он даже не взглянул в его сторону. Он по-прежнему смотрел на старика.

И червь-отшельник отвел взгляд.

– Морган, – сказал Галиель.

Тот мгновенно вскочил на ноги.

– Да?

– Дальше вы сами. Мне пора. Подготовьте все необходимые документы. И не затягивайте. Сделка должна состояться в самое ближайшее время, вы меня поняли?

– К-конечно.

– Всего хорошего, – обратился Галиель к совету, прибывающему в полной растерянности, и направился к выходу.

«Мальчик", злобно усмехнувшись подумал он, шагая по коридору к лифту. Я вам покажу мальчика, примитивные вы существа. Нужно немедленно узнать все об этом проклятом «Атомиде» и о тех, кто в нем работает…

***

Галиель вышел на улицу и направился к роллс-ройсу, из которого уже предусмотрительно выходил водитель, чтобы открыть пассажирскую дверь.

Галиель издали помотал головой.

– Я не еду, – сказал он водителю, подойдя. – Скажи, где тут поблизости приличный ресторан? Я так толком и не поел сегодня.

– Какую кухню предпочитаете? – осведомился водитель.

– Качественную.

– Я вас понял. Слева от вас, на том конце перекрестка, видите?..

– Вижу, – сказал Галиель и зашагал к перекрестку.

Галиель стоял на перекресте и никак не мог сообразить, по какому принципу здесь переходят улицу? Железные уродливые коробки, извергающие шум и вонь, ехали сплошным потоком и даже не думали сбавлять скорость. Наверное, подумал Галиель, я должен просто пойти, и тогда, увидев мое намерение перейти на ту сторону, они остановятся.

Он сделал шаг, потом еще.

Раздался сумасшедший визг колес, что-то злобно и громко загудело. Перепуганный Галиель лишь в последнюю секунду успел отпрыгнуть назад. И в следующее мгновение, визжа всем корпусом, наклонившись носом к асфальту, будто намереваясь поцеловать его, желтая машина, по форме напоминающее чем-то яйцо, юзом прошла по тому месту, где он только что стоял, и остановилась. Окно опустилось и из него высунулась молодая черноволосая азиатка, с перекошенным от ужаса и гнева лицом.

– Вы… вы… – задыхаясь, говорила она, – вы совсем что ли?! Светофор, по-вашему, тут для красоты стоит?

– Что б вы провалились, проклятые, – тяжело дыша сказал Галиель.

– Идиот несчастный, – ответила девушка и на всякий случай подняла стекло.

Желтое яйцо резко взяло с места и скрылось за поворотом.

Галиель поглядел по сторонам, заметил этот самый светофор, подошел к нему, и встав рядом, стал наблюдать за принципом работы. Все оказалось довольно просто. Переходить следовало тогда, когда на противоположной стороне загорался зеленый свет. Тогда железные коробки останавливались, даже если никто и не собирался переходить дорогу. Списав этот идиотизм на несовершенство магловского умственного развития, Галиель пересек дорогу и направился к ресторану.

Народу в ресторане почти не было. Галиель выбрал столик в самом дальнем углу, скрытый от остального зала массивной деревянной барной стойкой. Ему необходимо было собраться с мыслями. Дело, которое недавно, до встречи с советом, казалось ему пустяковой ерундой, теперь же виделось ему в совершенно ином свете.

Вот тебе и ерунда, думал Галиель. Впрочем, а с чего ты решил, что не ерунда? Да брось, конечно не ерунда, и ты это знаешь. «Атомид» изучает параллельные реальности. И именно ими заинтересовался мой отец, и поручил любой ценой, любой! – завладеть этой компанией. Для чего? Чтобы держать ее под контролем, разумеется. Люди считают, что ученые в «Атомиде» занимаются полнейшей ерундой, мошенничеством, лженаукой. Ну что ж, отец так не считает, по всей видимости. Любой ценой… а вот на такой вопрос ответь себе, дружок, что есть наш мир, наш Клотар для здешнего ученого? Не параллельный ли мир?

На лбу у Галиеля выступила испарина.

Они сумели подобрать ключ от двери, отделяющей их мир от нашего. Или близки к тому, чтобы создать этот ключ.

– Пинту пива! – крикнул он бармену.

Бармен, молодой крепыш с маленькими зубами и большими деснами, принялся наливать пиво, при этом почему-то довольно улыбаясь во весь рот.

Хотя зря я это, подумал Галиель, голова должна быть свежая.

– Не надо, – сказал он бармену. – Чай.

Бармен взялся заваривать чай, только теперь уже совсем не улыбался, а даже наоборот – плотно поджал губы, будто его только что оскорбили самым гнусным образом.

А если я прав, продолжал рассуждать Галиель, если моя догадка верна, то дела наши обстоят самым серьезным образом. И не смотря на это, отец поручил именно мне заняться этим в вышей степени важным делом.

Галиель улыбнулся.

А что тебя так удивляет? Разве мог он это поручить, скажем, идиоту Голдфилду? У него бы не хватило ни ума, ни характера переиграть совет. Одного червя-отшельника было бы достаточно, чтобы смешать Голдфилда с грязью, выставить посмешищем, раздавить его как слизня. Бачи и есть бачи. Не человек, не Клотарец, так… Я был лучший на курсе в центральной академии. Пятая ступень. Даже отец был четвертая, он не был лучшим, а я – был. Так чего же ты удивляешься, дружище? Он сделал правильный выбор, и сегодня я доказал это ему…

Галиель снова улыбнулся.

– Ваш чай, – сказал бармен с каменным лицом, ставя поднос на столик.

– Спасибо, – удивляясь самому себе, сказал Галиель. Впервые за все время, проведенное здесь, ему хотелось хоть кого-то хоть за что-то отблагодарить.

– Пожалуйста, – отчеканил бармен и удалился.

Не успел Галиель сделать и глотка, как кто-то схватил его сзади за плечи и крикнул в самое ухо:

– Бу!

Ошпарившись кипятком, Галиель подпрыгнул на месте.

– Оу, прости! – испугался шутник. – Я не заметил, что у тебя в руках кружка. Ты как?

Жун стоял перед Галиелем, суматошно и бестолково стараясь помочь тому вытереть салфетками пятна чая с рубашки.

– Да в порядке ,в порядке, рыжий дьявол, – ворчал Галиель. – Умеешь ты настроение испортить.

– Нужна будет химчистка, – почесав затылок, сказал Жун.

– Я не знаю, что это такое, а вот ты мне изрядно уже надоел за это время. Я из-за тебя вечно страдаю. Как ты меня нашел?

Жун сел за столик Галиеля.

– Спросил у Раймонда, – сказал он.

Галиель поморщился.

– У кого?

Жун благодушно улыбнулся.

– Ты бы сделал над собой усилие. Постарался бы запомнить имена хотя бы тех людей, кто входит в твое окружение. Раймонд – водитель роллс-ройса.

– С каких это пор извозчики входят в мое окружение?

– Ну-ну. Бармен! Пинту пива. На ваш вкус.

Бармен снова почему-то расцвел.

– Момент! Сейчас сделаем!

– Спасибо, – поблагодарил его Жун и обратился к Галиелю. – Ну, как собрание?

Галиель задумался. Стоит ли втягивать во все это Жуна? А собственно, куда втягивать? Да, нет, тут не стоит хитрить, втягивать-то как раз есть куда, еще как есть. До сегодняшнего утра, думал Галиель, я знал ровно столько же, сколько и он. По неясной причине мой отец хотел завладеть некой компанией «Атомид», и поручил это мне. Вот все, что знал Жун. Вот все, что знал и я сам. А теперь? Ты теперь знаешь больше? Или это твоя фантазия разыгралась? Ты не уверен. Ты не в чем сейчас не уверен. Жун бы помог разобраться. Помог бы? Несомненно. Вот расскажу я ему все, а он усмехнется и скажет: «Да ты, друг, совсем тут с ума сходишь!». И я рассмеюсь вместе с ним над своей мнительностью. Опять он выставит меня идиотом, и долго потом будет припоминать, как однажды Галиель Ту Фогдонуэр чуть не раскрыл великий заговор людей… нет, ерунда. Это не глупости. И не паранойя. Ты хотел бы, чтобы это было глупостью и паранойей, но это не так, и ты это знаешь. Да ты боишься, вот в чем дело! Тебе страшно! Галиель Фогдонуэр, хитрый и изворотливый, расчетливый и циничный, с тонким умом и с огромным эго, так вот этот самый Галиель Фогдонуэр в глубине души мечтает, чтобы все это оказалось чушью, бредом скучающего сознания, игрой воображения, чем угодно, но только не правдой…

– Эй, – окликнул его Жун, – ты чего нахмурился?

И Галиель ему все рассказал. Начиная с того, как он вошел в конференц-зал, и закончив своими выводами. Умолчал он лишь о том, что напуган. Поначалу Жун слушал его с улыбкой, периодически перебивая остротами, но когда Галиель рассказал, чем именно занимается «Атомид», смешливая улыбка медленно сползла с его лица. Больше он не перебивал. И тем более не пытался острить.

– Дела, – протянул Жун, когда Галиель закончил.

Они помолчали.

Первым заговорил Галиель.

– Что думаешь? – спросил он. – Не хочешь назвать меня идиотом?

Жун задумчиво и медленно помотал головой.

– Да нет, пожалуй, – сказал он, глядя в пол перед собой. – Боюсь, твои опасения справедливы. Иначе, я просто не знаю, как объяснить такое совпадение. Во что бы то ни стало, завладеть компанией, занимающейся поисками параллельных миров. Мне понятен скепсис твоих акционеров. Для них «Атомид» действительно не более чем мошенническая контора. Потому как других миров не существует в их представлении.

– Но мы существуем, – сказал Галиель.

– И нашлись те из людей, кто поверил в это. И не просто городские сумасшедшие, а, по всей видимости, большие ученые. Что нам дела до безумных, бродящих по улицам Лондона, и выкрикивающих: «Эй, люди, оглянитесь! Мы не одни во вселенной! Есть и другие миры!»? Никакого нам до них дела. Они безвредны.

– В «Атомиде» работают не сумасшедшие, – сказал Галиель. – сегодня я готов был уничтожить многомиллиардную корпорацию отца, лишь бы завладеть «Атомидом». И можешь мне поверить, отец бы поддержал мое намерение, не колеблясь. Да, там работают не сумасшедшие, – повторил он.

Жун кивнул. Они снова помолчали.

– Давай поедим. Ты голоден? – сказал Жун.

– Нет.

Жун сделал большой глоток пива.

– Что намереваешься теперь делать? – спросил он.

Галиель пожал плечами.

– Не знаю. Да и потом, что я могу сделать? Все, что от меня требовалось я сделал, ну или почти сделал. Остались формальности… я этих уродов схватил клещами за горло, так что вряд ли стоит ждать от них проблем. А пока сделка не оформлена, я бы хотел узнать как можно больше об «Атомиде». Собери мне информацию, Жун.

– Вот сам и собери, – сказал Жун, достав из кармана коробку и положив ее на стол.

– Что это?

– Смартфон. Бери, учись. Это не сложно, я тебе помогу.

Галиель вздохнул.

– Как ты мне надоел.

– Бери-бери, не выпендривайтесь, милорд. Тем более, ты сам просил меня купить тебе его. Здесь без этой штуки – никуда. Посмотри вокруг. Видел ли ты хоть кого-то без смартфона?

– Ладно, не гундось, – сказал Галиель, пододвигая к себе коробку. – Не понимаю, на кой черт тогда мне ты? Тоже мне, специалист.

– Никакой я не специалист. Просто они мне чертовски любопытны. Они далеко не так примитивны, как ты себе представляешь. Как все мы представляем. Сегодня ты в этом убедился. А кроме того, дружище, чтобы ты делал тут без меня и моих знаний?

– Я бы не выглядел идиотом, который не умеет пользоваться электричеством.

Жун рассмеялся.

– Я ведь извинился, – сказал он, смеясь. – Не начинай. Но с другой стороны, должен же я был тебя как-то расшевелить. Ты ведь упертый как баран. Куда не плюнь – все не достойно твоего внимания, все ниже твоего достоинства. Так что, если не хочешь выглядеть идиотом, учись пользоваться электричеством, да и всем остальным.

Жун перестал смеяться и серьезно посмотрел на Галиеля.

– Слушай, а дело ведь и вправду очень непростое. Как-то, знаешь, не по себе, – он нервно хмыкнул.

Да, подумал Галиель, не по себе. Если бы только не по себе. Это страшно. И главное – не понятно, что делать дальше. Ну купим мы их с потрохами, «Атомид» этот злосчастный, ну заимеем его в полное наше руководство, а потом? И почему отец ничего мне не рассказал? Зачем использовал меня в темную, как инструмент?

– Как думаешь, – спросил он Жуна, – почему отец не рассказал мне, что на самом деле происходит? Ведь это глупо, в конце концов. Не осознавая всю степень угрозы, нависшей над нами, я не мог в полной мере осознавать и ответственность, которую он возложил на меня. Завладеть компанией чего бы это ни стоило, это понятно, это я уяснил, но КАК я это уяснил? Фигурально. Уяснил это так, что сделать это, конечно, необходимо, по каким-то причинам, но не в пламени же все сжигать, в самом деле. Уперлись бы сегодня эти уроды, и не пойми я всю серьезность происходящего, так и что, стал бы, думаешь, угрожать им разорением? Непомерная цена за ни пойми что.

Жун допил пиво и обтер губы рукавом футболки.

– А ты не понимаешь? – сказал он. – отец проверял тебя. Ему не нужен был безмозглый исполнитель, в таких проблем нет. Ему необходим был тот, кто сумеет найти решение в нестандартной ситуации; чей ум остер; чей интеллект выше среднего. Твой отец – умный человек, и не стал бы возводить тебя в ранг лучших, просто потому что ты его сын. Ему нужно было в этом убедиться. Правда.., – Жун задумался, – мне не совсем понятно, зачем, вообще, нужно было поручать это тебе? С твоей любовью к людям, и стремлением проводить с ними как можно больше времени… Наверное, есть на то причина. Просто мы ее не знаем. Или знаем? – он посмотрел на Галиеля, пытливо прищурившись.

– Нет, – ответил Галиель. Голос его прозвучал сипло, и он немедленно отхлебнул чаю.

– Хорошо, – пожал плечами Жун и понимающе улыбнулся.

– Давай прогуляемся, – сказал Галиель, – мне нужно проветрить голову.

– С удовольствием, – охотно отозвался Жун.

Встав из-за стола, он положил на стол несколько купюр, и обратился к бармену:

– Дружище, пиво – огонь! Что это было? я запомню.

– Спасибо, – отозвался Бармен. – Это майлд.

– Отлично, я…

– Вы, наверное, сейчас подумали: «Эй, зачем этот малый угостил нас пивом, которое пьют обычные портовые работяги?», но уверяю вас, давно прошли те времена, когда этот прекрасный светлый эль был в ходу лишь у простого народа.

– Э-э-э, нет, мы ничего такого…

– Вы почувствовали орех? Вы не могли не почувствовать орех, мистер. Хотя, орех вы могли и не почувствовать, это не первый нос, как говорится, но карамель вы непременно должны были почувствовать. И знаете, он прекрасно утоляет жажду, не орех, конечно, утоляет жажду, хе-хе, а эль, и совсем не бьет в голову, потому что почти не содержит спирта, два процента – это почти как в йогурте, мистер…

Галиель и Жун переглянулись.

– Пойдем скорее, – шепнул Жун.

Они поспешно направились к выходу. Вслед им доносилось:

– Его с вяленым мясом, но не с любым мясом, нет сер, не с любым, лучшее делают в Бирмингеме, это я вам точно говорю…

Когда они вышли, Галиель спросил:

– Что значит «пиво-огонь»? нелепица какая-то.

Жун задрал голову, и с наслаждением щурился на теплые солнечные лучи, словно огромный рыжий кот.

– Так говорят, когда что-то очень нравится.

Неспешно, они вышли на Саффолк-стрит и пошли по направлению к национальной галереи. Вокруг стоял привычный для Лондона и раздражающий Галиель гвалт. Все, на кого ни глянь, куда-то спешили, уткнувшись носами в смартфоны и Галиель подумал, вот это и есть их парси-машина. Без нее они не могут перемещаться для дальние расстояния, не могут общаться, не умеют взлетать в воздух, слушать музыку, узнавать что-то новое, учиться, работать. Отдыхать. А подумать, сильно ли это отличает их от нас? Вот я уже больше недели здесь живу, а чуть что – рука сама тянется к поясу. За парси-машиной. За моей парсимой. Только нет там ничего, нельзя, чтобы там что-то было. А как мне ее не хватает! Но ничего, Галиель, взамен ты получил вот эту вот херню, – он повертел в руке коробку с телефоном.

– Все-таки не понимаю, – сказал Галиель, – да и никто тебя не понимает.

– Ты о чем? – спросил Жун рассеяно. Он смотрел на молодую девушку, пристроившуюся у высокого борта фонтана. В руках у нее был чудаковатый музыкальный инструмент, похожий на крохотную гитару, будто игрушечную. Обычные гитары Жун видел много раз, и даже пробовал играть, но такую видел впервые.

– Почему они так интересны тебе? – Сказал Галиель. – Я боюсь, как бы ты добровольно в бачи не ушел. Ты бы мог. Тебе мозгов бы хватило. Чем они тебе так интересны?

– А, – улыбнулся Жун, – вот о чем ты опять. Чем? Посмотри вон на ту девушку, которая сидит у фонтана, скрестив ноги, и играет на странном инструменте. Видишь?

– Ну. И что? Обыкновенная нищенка.

– Она не нищенка. Разве похожа она на нищенку?

– Зачем же она играет на улице?

Жун взглянул на Галиель и улыбнулся еще шире.

– Потому что Июнь. Потому что Лондонское небо сегодня слепит светом солнца. Потому что она умеет играть на маленькой гитаре. Потому что она хочет.

Девушка перебирала аккорды и, вероятно, напевала вслух слова песни: было видно как она открывает и закрывает рот, как сворачивает губы трубочкой, словно насвистывает. С такого расстояния не было слышно ни ее голоса, ни звуков маленькой гитары, но не было у Жуна сомнений – девушка играла что-то красивое.

– Или взгляни через дорогу. Вон там, видишь? У сквера на парковке.

Жун глазами указал на еще одну девушку. Она пила кофе, слегка присев на капот своей машины, и изредка, отщипнув кусочек от какой-то сдобы, бросала его воробьям. Одна из птиц, что посмелее остальных, взлетела на капот и бесстрашно приблизилась к девушке.

Галиеля передернуло.

– Я ее знаю.

– Правда? – Жун удивленно взглянул на друга. – Откуда?

– Она чуть не переехала меня своей железякой.

Жун расхохотался.

– А ты думал светофоры для красоты стоят?

– Вы с не сговорились что ли?

Девушка поднесла ладонь с лакомством как можно ближе к птахе, а затем медленно, чтобы не спугнуть, стала поднимать ладонь вверх. Какое-то время воробей глядел на поднимающуюся ввысь руку с сомнением, а потом взлетел, выхватил из раскрытой ладони кусочек и быстро упорхнул. Девушка рассмеялась.

– Что она делает? – спросил Жун с любопытством.

– Воробьев дрессирует, – пробурчал Галиель.

– Смотри-ка, и не боятся. Слушаются как заколдованные. И никакой парсимы не нужно ей.

– Пойдем. Чего ты пялишься на всех как идиот влюбленный? Где твое достоинство?

– Ты не понимаешь, – сказал Жун.

– Понимаю. Они тут блаженные все.

Жун похлопал Галиеля по плечу и повторил:

– Нет. Ничего ты не понимаешь.

Галиель шел, без особого интереса разглядывая дома. Большинство из них были старинными, невысокими, кряжистыми. Надежными. Некоторые из них, и даже многие, были уничтожены в одну из бесчисленных человеческих войн и восстановлены не так давно, но многие стоят здесь уже столетия. Галиель с неохотой признал, что эта часть города ему нравится. Она напоминает ему Клотар, его родной Клотар, в котором ничего не меняется, все течет в спокойной и размеренной реке времени, и завтрашний день не таит в себе угроз. Галиель посмотрел вверх и увидел шпили домов-гигантов, задевающих своей макушкой купол неба. Их так здесь и называют, небоскребы. В тени этих исполинов размываются и исчезают низенькие старые здания, словно крохотные планеты, проглоченные черной дырой. Новый мир поглотил свой собственный старый мир, со всеми его домами, гужевыми повозками, брусчаткой, керосиновыми фонарями вдоль улиц, восковыми свечами в темных кухоньках и бескрайних залах замков, и самих замков, чтобы на их месте появились автомобили, электрические светильники, асфальт, и небоскребы. Но уже завтра эти бесконечно высокие небоскребы покажутся им недостаточно высокими; асфальт – недостаточно надежным; машины – устаревшими. И они сметут и их. Они уничтожат все старое, что некогда, совсем еще не так давно, полагали венцом зодчества, прогресса, мысли, нравственности, и начнут искать новое; новую мысль, новую архитектуру, новые храмы для новой религии, новую нравственность и новый смысл существования. Подобно уроборосу, они вечно будут пожирать сами себя. Они никогда не остановятся, потому что в этом и есть истинный смысл их существования, который они с таким упорством жаждут найти. Галиель никогда прежде не задумывался, почему Клотар отгородил себя от мира людей. Он не задумывался, потому что ответ казался ему простым и очевидным. Людям попросту не место среди клотарцев, существ, стоящих на порядок выше на эволюционной лестнице. Но теперь он понял. Причина совсем в другом. Его потомкам было страшно, как и ему самому сегодня было страшно. Уроборос, змея, бесконечно пожирающая сама себя, сожрет Клотар, переварит его в себе, и захочет создать новый Клотар, по своему образу и подобию, уродливому образу, и не менее уродливому подобию, только возможно уже без клотарцев, потому как погибнут они, растворятся в желудочном соке прожорливой змеи…

– Слушай, Жун, – сказал Галиель, – Я освою смартфон, это я тебе обещаю. Но понадобится время, а его у нас, боюсь, не так что и много. Помоги мне. Собери информацию об «Атомиде».

– Конечно, – серьезно ответил Жун. – общую информацию я тебе и сейчас могу найти, – он достал из кармана телефон, и принялся возить по экрану пальцами.

– Вечером, – остановил его Галиель. – Приходи сегодня вечером ко мне. Там и обсудим. Я хочу еще немного пройтись.

– Ладно. А сейчас я тебя оставлю.

– Куда ты собрался?

– Да-а, – протянул Жун уклончиво.

– Ясно. Опять собрался к нему?

Жун кивнул.

– Не хочешь со мной? – спросил он просто так, прекрасно зная, какой будет ответ.

– И что я у него забыл? Он не хочет никого из нас видеть. Ну разве что тебя. Да и то только потому, что ты таскаешь ему джин.

– Это не правда. Он рад мне. И тебе был бы рад, я уверен.

Галиель поморщился.

– Перестань. Ты просто тратишь на него свое время.

– Зато ты тратишь его только на себя. И давай не будем больше.

Галиель пожал плечами.

– Как скажешь.

Как-то незаметно для себя они свернули на Пэлл-Мэлл роуд и дошли до национальной галереи.

– Дальше я на метро, – сказал Жун.

Галиель цыкнул языком и закатил глаза.

– Я же выделил тебе транспорт. Какую-то железную коробку, на каких у них здесь знать передвигается.

Жун улыбнулся во весь рот.

– Да ну ее! Вся жизнь – в метро. Метро – это артерия! Ты не представляешь, какие интересные люди там попадаются. А что я увижу из «ягуара»? Нет, я в метро.

Он похлопал Галиеля по спине и ушел.

Где-то совсем далеко зловеще зарычал гром. Небо быстро стало затягиваться тучами, солнце исчезло за их грязно-серой массой, и серым сделался Лондон. Похолодевший внезапно ветер взъерошил белые локоны Галиеля и, поежившись, он поднял воротник пиджака.