Имитация
Описание книги
Когда мы говорим о загробной жизни, например, за столом или в церкви, то непременно разговор заходит и о том, как на самом деле выглядит Ад. И можно себе даже вообразить, смотря на картины художников Возрождения, что Ад – это нечто романтично-инфернальное, пугающее, но эстетичное. Неведомое.
Но это лишь фантазии богатого воображением ума. Нет, Ад – есть нечто хорошо нам знакомое. Нечто, что мы видим, каждый день вставая с кровати, двигаясь на работу, утопая в привычной рутине. В нем нет никакой романтики. Для определенных людей Ад – это обреченность вечно имитировать собственную жизнь, возведенную в своей мерзости до апогея.
Александр – при жизни выбивавший карточные долги бандит и убийца – именно такой человек: однажды умерев, он очнулся в том же, никак не изменившемся для него мире, только вместо карточных долгов теперь – человеческие души. Спустя двадцать лет, когда он уже разобрался с законами этого мира, ему остается одно – разобраться в самом себе.
Содержит нецензурную брань.
Отрывок из книги
Есть такое странное убеждение, которое лично мне всегда казалось глупостью, что якобы перед смертью, в самые последние мгновения перед ней, вся прожитая жизнь обязательно проносится перед глазами, как бы давая тебе что-то переосмыслить. Так вот, все это не более чем собачья чушь. Чья-то идиотская выдумка. В конце концов, кто из вас может похвастаться тем, что хотя бы раз умер? Не можете. Зато я могу. И нет, свою жизнь перед глазами я вижу лишь теперь, когда понимаю, что навечно закован в горящие цепи, рвущие своей тугой хваткой мою обреченную плоть. Именно в такой ситуации, как мне кажется, и хочется подвести какой-то итог, провести ретроспективу.
В момент же смерти не было мне никаких откровений, света в конце тоннеля, Божьего Суда, архангелов и чего бы вы там еще себе ни напридумывали. Нет, сначала все было идеально – точно так, как и мечтал всегда мой скорбный разум: беспросветная, тугая пелена тьмы. С самого детства это желание преследовало меня, репейником вцепившись в мой ум – желание забвения всего, что существует вокруг. Забвения самого моего сознания. Я не хотел видеть ни Рая, ни Ада, ни, прости Господи, Чистилища. Какой бы ни была реальность, горящий внутри меня максимализм просто хотел, чтобы ее вообще не было. И все же, когда я умирал, сжав в руках нож, которым только что перерезал глотку ублюдку, перерезавшему мне мою, то чувствовал эйфорию. Лучшие мгновения моей жизни длились, возможно, лишь в те несколько секунд, когда я перестал существовать.
.....
– А ты точно святой отец? – со смешком спросил его я, харкая кровью.
– Для тебя – нет, мерзость! – бросил он, склонившись передо мной и занося руку в новом ударе. И в этот раз мне удалось среагировать лучше: раздался выстрел, а ладонь почувствовала приятное лягание отдачи, и, забрызгав кровью потолок, «святой отец» мешком упал мне на грудь.
.....