Читать книгу Синий - Gerda - Страница 1

Никто бы никогда не поверил в эту историю о том, что на самом деле произошло с Эдвардом Гаррисоном, членом экспедиции «Волхвы», ныне считающимся погибшим при невыясненных обстоятельствах. Потому что если признать этот случай правдивым, придется предположить альтернативную версию появления, распространения и изменения жизни или вовсе божественное вмешательство, а также, что не менее вероятно, что существа, подобные Гаррисону, одной с ним природы, ныне живут на Земле и могут окружать нас повсюду.

Если задуматься, как много видов ведет свою историю со времен всеобщего зарождения? Если все живое вышло из воды, то что заставило бабочку стать бабочкой, а человека человеком? Возможно, то же, что заставило Эдварда Гаррисона в гораздо более сжатые сроки в сравнении с любой эволюцией превратиться в нечто, до этого не обитавшее на нашей планете.

-–

Экспедиция «Волхвы» была направлена международным исследовательским центром к месту падения метеорита МЮ-861, за траекторией которого тщательно следили. Угол прохождения метеора относительно Земли, его яркость, а также волнение и какие-то личные чувства, вызванные этим событием, заставили ученых провести аналогию с библейским предзнаменованием пришествия миссии в мир, благодаря чему экспедиции, направившейся за образцами, было дано название «Волхвы».

В нее входили 5 человек. Помимо Гаррисона – инженера-механика и астронома-любителя, в ней был Никсон – химик, однофамилец одного из американских президентов, которого из-за этого никто иначе как по фамилии не называл. Далее – Стив Хонски, научный лаборант, обративший внимание на метеорит, Эндрю Гизл – студент, стажер службы спасения и специалист по ориентированию на местности и Оливия Стоул – журналист и заместитель редактора научного журнала «Космос».

У каждого из них были равные шансы дотронуться до того самого обломка, что принес на Землю нечто неизученное или наоборот такое обыденное, что на это никому не приходит в голову обратить внимание. Некую эволюционную частицу – жизнь, оснащенную катализирующим эволюцию механизмом и готовую моментально встроиться в любую экосистему. Конечно, она проявила себя не сразу. Как опытный разведчик, жизнь некоторое время выжидала подходящего момента.

Точкой начала развития можно считать час, когда у Гаррисона снова заболел зуб. Это случилось спустя два дня после того, как образцы метеорита, ничем не примечательные и не сулившие грандиозного открытия, были сданы в лабораторию. Эдвард и раньше мучился зубной болью и всегда до последнего оттягивал поход к врачу. В этот же раз снова выстрелившая в десну резь совпала своим появлением с обязательной диспансеризацией для сотрудников исследовательского центра, проводившейся раз в несколько месяцев.

-–

Гаррисон сидел у стоматологического корпуса на ступеньках в тени, и руки его дрожали. Его мучила режущая зубная боль и страх того, что врач обязательно найдет ее источник. И тогда ему придется вынести всю процедуру до конца – горячий укол холодной иглой под десну, ожидание, когда подействует обезболивающее, а оно не подействует – по странному стечению обстоятельств у Эдварда была аллергия на единственный препарат, эффективно снимающий боль. Каждый раз стоматолог колит ему нейтрально воспринимаемое средство, рассчитывая больше на эффект плацебо. Но ощущения не притупляются, и Гаррисон чувствует все – как инструмент, входя в зуб на небольшую глубину, кажется, достигает дна челюсти, как каждый нейрон агонизирует, передавая мозгу сигналы о вмешательстве, как медленно тянется время, ставшее вязким, как прокисшее молоко.

На ладонях Гаррисона проступил пот. Механизм был уже запущен – надпочечники выделили адреналин в кровь, сердцебиение и дыхание участились. Эдварда поддерживала лишь одна мысль, которую он крутил в голове, как молитву. Что зуб будет удален, это время так или иначе пройдет, как бы долго оно не тянулось, и на месте боли появится безжизненный металлический стержень с имплантом, который будет служить как надо и не будет ничего чувствовать. Изо всех сил Гаррисон старался перенести свое сознание во времени к тому моменту, когда все будет позади.

Он старательно и потому отчетливо представлял новый зуб. Гладкий, натурально выглядящий экопластик, без единого изъяна. Прочный и надежный резец на месте берущей его теперь измором боли. И боль прекратилась. Со стороны это выглядело, будто у Эдварда вдруг вылетела пломба, он и сам так сначала подумал, но когда рассмотрел то, что выплюнул на руку, был неприятно удивлен и даже испуган.

Врач не поверил ему, когда Гаррисон спустя 15 минут пытался доказать, что только что у корпуса выплюнул на руку старый зуб, а пока шел к кабинету у него вырос новый. Ведь он не ребенок, чтобы это мог быть молочный зуб, и уж тем более не супермен, чтобы новый мог вырасти так быстро. Стоматолог решил, что это просто странная шутка, которая помогает его пациенту психологически расслабиться перед осмотром. Эдварду и вовсе не стоило волноваться – обе челюсти были в идеальном порядке, так что можно было позавидовать.

-–

Для Гаррисона, с детства молившегося о чем-то подобном в парадных у стоматологов, событие приравнивалось к чуду. Но какая-то внезапная рассеянность или даже некая избирательная забывчивость, включившаяся следом как защитная реакция и хитроумный камуфляж, чтобы скрыть до времени нечто необычное от мозга хозяина, заставили инженера не заострять на этом внимание.

Исследование остатков метеорита шло обыденно. Химический анализ выявил следы уже известных на Земле элементов, а также частицы, имеющие биологическую природу, но явно попавшие на образец где-то по дороге до центра. В связи с этим у Никсона был вид человека, который в очередной раз проиграл в лотерею, но не собирался изменять свой привычке покупать лотерейные билеты. После того, как все, имеющие допуск, подробно рассмотрели метеорит со всех сторон, он был почетно установлен на приготовленное место в музее космоса при исследовательском центре.

К этому времени большинство членов исторической, но бесславной экспедиции вернулись к своим проектам. Стив Хонски продолжал изучать интересующий его сектор Вселенной, откуда в любой момент могли прийти данные, способные изменить взгляд человечества на картину мира, а то, что уже 8 лет в этом секторе практически ничего не происходило, только увеличивало вероятность в скором времени уловить нечто революционное. Эндрю Гизл взял академический отпуск и ушел в армию.

Оливия, научный журналист и сотрудник издательства при институте, на тот момент была ближайшей знакомой Эдварда Гаррисона, и, по всей вероятности, собиралась стать его женой, если бы не странное свидание, о котором она впоследствии никому не рассказала не из-за обещания, а чтобы самой лишний раз о нем не вспоминать.

Вечер тогда выдался чудесный, это была вторая половина июня, спустя две недели с тех пор, как «Волхвы» отправились на поиски упавшего метеорита. Эдвард вел себя свободно и непринужденно, не обнаруживая никаких странностей, кроме внезапно проснувшейся любви к сладкому и орехам. Они гуляли по парку развлечений, выйдя из кино, ели сахарную вату, смотрели, как материализуется в сумерках теплая летняя ночь. Никто из них не любил аттракционы, но Оливии захотелось посмотреть на вечерний город из кабинки колеса обозрения. Эдвард высоты не любил, вернее даже боялся, но был в хорошем настроении и согласился.

Эдвард сглотнул ком в горле и очень сосредоточенно стал слушать Оливию, когда маленькая хлипкая кабинка робко качнулась и решительно поползла вверх, старался не отводить взгляд от ее лица. Но легкие порывы ветерка, на который девушка даже не обращала внимание, покачивали кабинку, и инженер начал ощущать знакомые спазмы в области груди, которые тем сильнее сжимают сердце, горло и легкие, чем больше заостряешь на этом внимание. Сосредоточится на этом ощущении – значит запустить своим вниманием безжалостный механизм панической атаки.

-–

Те, у кого бывали такие приступы, знают, что есть порог, до которого ты еще может пытаться дышать и расслабляться, но после него волна паники сносит все психологические защитные блоки организма, как дождевая лавина, скатывающаяся с крутой горы вперемешку с камнями, землей, деревьями и мусором, сносит гнилое бревно.