Оглавление
Гэри Лахман. В поисках П. Д. Успенского. Гений в тени Гурджиева
Благодарности
Введение. Искатель и хитрец
Глава 1. Детство мага
Глава 2. Мечты о тайном знании
Глава 3. Мыслить другими категориями
Глава 4. «Tertium Organum»
Глава 5. «Бродячая собака»
Глава 6. Несравненный господин Г
Глава 7. Встреча с замечательным человеком
Глава 8. Найденное чудо
Глава 9. Ты себя не помнишь
Глава 10 «Я» и Успенский
Глава 11. Чудо
Глава 12. Ноев ковчег
Глава 13. Сверхусилия
Глава 14. Ссора
Глава 15. Лондон зовет
Глава 16. Возвращение господина Г
Глава 17. «Он может сойти с ума»
Глава 18. «Система ждет работников»
Глава 19. Нирвана и клубничный джем
Глава 20. Путешествие на Запад
Глава 21. Конец системы
Эпилог
Послесловие
Отрывок из книги
Многие люди оказали мне помощь в написании и публикации этой книги. В особенности я хочу поблагодарить Джона Элджио за то, что представил меня сотрудникам издательства Quest Books, и за его глубокие комментарии и предложения во время работы редактором в журнале Quest. Также я хотел бы поблагодарить сотрудников библиотеки Йельского университета за предоставленную брошюру «Вспоминая Петра Демьяновича Успенского». Дж. Уолтер Дрисколл и Грегори М. Лой из журнала Gurdjieff International Review оказали мне неоценимую помощь, как и Уильям Патрик Паттерсон, который своей книгой «Битва магов» подал мне идею для этой работы, и чей журнал Telos является огромным вкладом в изучение Четвертого пути. Разговоры с мудрым Джеймсом Гамильтоном подтолкнули меня к новым размышлениям, как и переписка с Джеймсом Муром, чьи работы по Гурджиеву остаются образцовыми. Беттина Грасиас, Педро Васкес, Роджер Азнар и Джон Гаррисон оказали мне дружескую поддержку в трудные времена в ходе написания этой книги, как и два моих сына, Макс и Джошуа. Однако отдельную благодарность я хочу выразить тому человеку или людям, которые ясным сентябрьским днем 2002 года сочли нужным украсть коляску Макса, пока мы наслаждались утренней прогулкой. По глупости я положил под сиденье свою сумку, в которой были все заметки по этой книге и по другой, над которой я в то время работал. Коляску, сумку и заметки мы так больше и не видели, но благодаря этому я вдвое лучше ознакомился с материалами.
Георгий Иванович Гурджиев и Петр Демьянович Успенский, вместе с мадам Блаватской, Рудольфом Штейнером и Алистером Кроули, были ведущими фигурами в возрождении оккультных и эзотерических идей в начале XX века. Однако хотя Гурджиев обучался оккультной мудрости, он привнес в эзотерические исследования новую, прямолинейную и аскетичную доктрину. Он рассказывал своим последователям, что люди пребывают во сне и представляют собой всего лишь машины, управляемые окружающими силами. Хотя они считают, что обладают сознанием и свободой воли, но это всего лишь иллюзии. Единственный шанс человечества на освобождение от пут – это пробуждение, сложная и тяжелая задача, требующая многой работы и огромных усилий.
.....
Россия конца XIX века, подобно ее будущему противнику, Австро-Венгерской империи, была старым и могущественным гигантом, шатающимся под собственным весом и вошедшим в период плохого управления и халатности, которые приведут к Великой Октябрьской революции 1917 года. В год рождения Успенского среди либеральной интеллигенции распространялся призыв о конституции. Другие, более экстремистские группировки, такие как тайное политическое общество «Народная воля», открыто поддерживали террор и революцию как методы свержения трехсотлетнего режима Романовых. Прямо перед третьим днем рождения Успенского бомбист-анархист взорвал царя Александра II. Его преемник Александр III, который правил тринадцать лет, попытался пресечь мятежи с помощью репрессий и политики «нулевой терпимости»[12], но через тринадцать лет умер, истощенный собственными усилиями. Николай II, последний царь, имя которого, как и его жены Александры, навсегда будет связано с загадочным «святым грешником» Распутиным, был добрым и бессильным мечтателем, абсолютно неподходящим для улаживания критических ситуаций. Он попытался достичь компромисса между своей нереалистичной верой в абсолютное правление и народными требованиями конституции. Но действовал он слишком мало и слишком поздно, и радикальные перемены было уже не остановить.
На этом фоне Успенский начал сомневаться в авторитетах. Не в политических – он был еще мальчиком и в любом случае испытывал мало симпатии к революционным группировкам, которые составляли молодежную культуру того времени. (Позднее он говорил о политических сборищах, где все только «говорили и говорили».) Авторитеты, против которых взбунтовался Успенский, были из сферы науки, которую он лишь недавно открыл. После начального энтузиазма он со временем понял, что видение «горизонтов бесконечно далеких и невероятно прекрасных», которое произвело на него такое впечатление, имеет мало отношения к тяжеловесному консерватизму профессиональных ученых. «Повсюду были глухие стены», – сказал он и вскоре начал стучаться о них головой. Ученые, говорил он, убивают науку, как священники убивают религию. Успенский стал «крайне анархически настроен». Это не значит, что он стал метать бомбы. Как и многие творческие мыслители, Успенский испытывал глубокое доверие и уверенность в собственных прозрениях и склонен был предпочитать их официальным, признанным мнениям. Ментально, морально и эмоционально он достигал зрелости во время, которое поощряло такого рода независимость.
.....
