Читать книгу Как я умер - Герман Филатов - Страница 1

I

В тот день тоже шел дождь.

Я помню это так же, как взрослый человек помнит самые счастливые моменты из своего детства. Четкой картинки нет, лишь яркие вспышки, словно те мгновения были записаны на видеопленку, которую разрезали на части и склеили, убрав некоторые куски.

Дождь лился с неба без перерыва. Прячась от воды сподручными предметами, прохожие бежали кто куда, желая поскорее укрыться от непогоды, а я сидел в это время в своей комнате и наблюдал за ними через окно.

Казалось бы, для девятилетнего паренька вроде меня есть множество более интересных занятий, например просмотр фильма или видеоигры, но проблема в том, что все это связанно с электричеством, а его как раз и не было из-за каприза разбушевавшейся природы.

Конечно, можно было посидеть за книгой, но в том возрасте я не читал их сам, это была обязанность мамы, которую она исполняла каждый вечер перед тем, как я ложился спать, но было еще рано. В тот момент она работала в своем небольшом кабинетике, сделанным для нее отцом, когда родители только переехали в этот дом, в котором я появился на свет…

…и в котором я его покинул.

На дворе было шестнадцатое сентября две тысячи восемнадцатого года, и в то время в моем небольшом городке произошла череда страшных убийств и странностей, которые никто не мог объяснить.

Все было хорошо, люди жили свою жизнь, работали, гуляли по вечерами в центральном парке и делали все то, что делают другие обычные люди в обычных городках вроде моего, но однажды весенней ночью произошло нечто, что ужаснуло всех в Вистене одновременно, хотя никто этого широкой огласке не придал. Люди лишь перешептывались между собой и удивлялись, когда узнавали, что почувствовали одно и то же.

Узнал я об этом только после своей смерти, когда начал видеть больше, нежели живые.

Та ночь также хорошо сохранилась в моей памяти. Я спал и смотрел какой-то сон. Не помню, о чем он был, в памяти сохранился лишь отчетливый запах корицы, которую мама часто добавляла в пироги.

И вдруг, ни с того ни с сего, в половину первого пополуночи мое сердце быстро забилось. Распахнув глаза, я подскочил в своей постели, обливаясь холодным потом, и начал озираться по сторонам с тем бешенством в глазах, какое можно увидеть у жертвы, озирающейся на хищника, который вот-вот настигнет ее и лишит жизни.

Тогда была середина весны и температура на улице в основном держалась на двадцати пяти градусах, но в ту ночь, когда я пробудился ото сна, мне показалось, что комнату превратили в морозильную камеру.

Съежившись, я несколько минут просидел недвижимо, скованный ужасом, и только тогда понял, что в моей комнате тепло. Холод находился внутри меня.

Первым, что мне хотелось сделать, это побежать в родительскую комнату и спрятаться под маминым одеялом, рассказать ей все, и чтобы она обняла меня и успокоила, но я передумал. Для подобного мне было уже слишком много лет, почти десять, и вести себя, как трехлетка, мне показалось стыдным.

С трудом выровняв свое дыхание, я смотрел в одну точку на стене и попытался выровнять свое сердцебиение. Спустя несколько минут мне это удалось, но вдруг снаружи раздался отчетливый звук. На мгновение сжавшись, я прислушался, и через несколько секунд успокоился, узнав тяжелую отцовскую поступь.

Он тоже проснулся?

Я вроде бы не кричал и не мог стать причиной его пробуждения, да и за окном все было тихо.

Подождав немного, я слез с кровати и тихонько вышел из комнаты. Приблизившись к лестнице, что соединяла первый и второй этажи нашего дома, я услышал бормотание голосов.

Спустившись по ступеням и не издавав при этом ни единого звука, я приблизился к дверному проему, что вел на кухню, и, аккуратно заглянув в него, увидел своих родителей. Сидя друг напротив друга в полумраке, они курили по сигарете, а рядом с пепельницей стоял бокал, из которого они по очереди что-то пили.

Я смотрел на них всего лишь несколько секунд перед тем, как спрятаться за стенкой, но этого времени мне хватило, чтобы заметить бледность на их лицах и то, как у них тряслись руки.

– Со мной подобного никогда не случалось, – пробормотал отец. – Мое сердце билось так, что первой мыслью было – инфаркт.

– Да, – согласилась мать. – Но самое странное то, что с нами произошло одно и то же в одно время. Мне до сих пор так страшно, даже описать не могу.

– Это не может быть совпадением. Может, у нас утечка газа в доме?

– Завтра утром вызову мастеров. А пока нужно открыть окна во всем доме.

Услышав это и не желая быть пойманным, я на цыпочках отошел от двери на полдюжины шагов, после чего развернулся и побежал в свою комнату.

Едва я успел лечь на кровать и укрыть себя одеялом, как вдруг дверь отворилась и вошла мама. Пройдя мимо меня так тихо, как могут ходить только женщины, она отворила окно и вышла, предварительно подойдя ко мне и ощупав мое лицо.

Я с трудом удержался от того, чтобы не зажмуриться.

Спустя несколько минут за ней последовал отец, и в доме стало тихо.

Понимая, что впереди целая ночь, я начал думать о хорошем и вскоре заснул. Но перед тем, как впасть в небытие, мои уши уловили звук, донесшийся откуда-то с улицы. Громкий и протяжный вой, немного похожий на вой страдающего человека. Мой засыпающий мозг решил, что это, должно быть, волки.

Да, рядом с моим городом есть лес, но тогда я еще не знал, что волки в нем не водятся.

II

Спустя несколько дней после той странной ночи полиция нашла на улице четыре трупа, а также в участок подали заявление о пропаже семи людей.

Родители со мной об этом не разговаривали, но при жизни у меня был друг. Его имя очень странное и длинное, потому я никогда не называл его полностью и использовал сокращение Ро.

Так вот у Ро отец был полицейским с очень нетрадиционными взглядами на жизнь. Он искренне считал, что из мальчика вырастить мужчину можно только говоря правду, не скрывая от него ту жестокость и несправедливость, что происходит вокруг каждый день. Поэтому отец часто брал его с собой на работу, а когда Ро спросил о тех четырех трупах, родитель ему поведал все, что мог, и даже фото с места преступления показал.

Ро же в свою очередь провел меня в кабинет своего отца и показал их, попутно с этим рассказав то, что сам узнал.

Полицейские были убеждены, что в их городе обосновалась группа сектантов, которых еще называли дьяволопоклонниками. На фотографиях была запечатлена страшная сцена, которая произвела на меня столь глубокое впечатление, что еще долго являлась во снах.

На ней было изображено последствие какого-то ритуала. Посреди помещения, стены которого были украшены разными, написанными кровью символами, располагался большой деревянный стул, который словно попытались сделать похожим на трон для какой-то театральной постановки. На нем сидела одна из жертв, молодой мужчина, но у него отняли голову и пришили на ее место голову козла, а вместо кистей и ступней у него были копыта.

Перед троном же располагались остальные трое трупов. Раздетые догола, они стояли на коленях в положении поклона и были нанизаны на невысокие колья, призванные поддерживать тела в одном положении.

– Папа считает, что эти психи молились сатане – сказал Ро, разложив фотографии на столе.

Разглядывая изображенный на них акт зверства, я чувствовал холод и ужас внутри себя и удивлялся, почему друг был таким спокойным. Смотря на него, мне не удавалось увидеть в нем ничего, кроме интереса.

Едва удержав съеденный обед в своем желудке, я покинул комнату и спустя полчаса ушел из дома Ро. Несмотря на то, что мне было любопытно и что подробности о следующих убийствах я узнавал от него, я не смог справиться со страхом, осознанием того, что подобное жестокое бесчеловечное деяние произошло совсем неподалеку от меня…

Брр…

По коже пробежали омерзительные мурашки.

До дома было идти недалеко, всего каких-то десять минут. Ступая ватными ногами по асфальтированной пешеходной дорожке, я держал руки в карманах, как вдруг услышал неподалеку от себя шум.

Подняв взгляд, я повернул голову направо и увидел место, хорошо мне знакомое. Это был дом, располагавшийся на Солнечной улице. Он был старый и, несмотря на то что находился в хорошем месте и вокруг него стояли красивые ухоженные дома, его давно никто не населял. Про этот дом знали все в округе, но по какой-то причине никто никогда не задавался вопросом, почему он остается заброшенным столь долгое время.

Прямо от него в сторону дороги направлялся подросток, который жил неподалеку от меня. Это был Оливер Ситон, но в школе его чаще всего называли Оливером-хромоножкой или Оливером «калекой» Ситоном.

Глядя на меня, Оливер хромал, опираясь на велосипед, и зажимал подмышкой свою трость с набалдашником в форме львиной головы.

Ему явно не хотелось видеть меня в тот момент, и причина мне была неизвестна, ведь мы никогда с ним не обменивались даже приветствием.

Приблизившись к дороге и на протяжении всего этого времени не отрывая от меня своего подозрительного взгляда, Оливер привязал трость к велосипеду, после чего не без труда уселся на него и укатил прочь.

Смотря в спину удаляющемуся Оливеру, краем глаза я заметил какое-то движение. Повернув голову, на мгновение мне показалось, что на втором этаже заброшенного дома напротив окна стояла старуха, глядевшая на меня, но ее там не было.

Решив, что мне почудилось, я пошел дальше и вскоре был уже дома.

Там меня встретил мой любимый кот Донателло, рыжий турецкий ван, которого мне подарил отец на позапрошлый день рождения.

– Привет, дружок, – с улыбкой на лице сказал я, когда он принялся тереться о мои ноги.

Присев на корточки, я погладил его, и кот замурлыкал.

Это был первый вечер, когда Донателло пришел спать ко мне в кровать. Обычно он лежал в своем кошачьем домике в гостиной, стоявшей у телевизора, или же иногда у моих родителей, но с того самого дня Донателло спал исключительно со мной.

Почитав мне перед сном сказку из большой книги, мама ушла и оставила дверь чуть открытой. Спустя пару минут кот проскользнул через щель и, запрыгнув на кровать, ткнул меня носом в лоб, после чего свернулся в моих ногам комочком и замурлыкал.