Читать книгу Лондон должен быть разрушен! Русский десант в Англию - Герман Романов - Страница 1

Петербург, 17 марта 1804 года

– Я недавно прочитал ваши стихотворения, поручик. Талант у вас, Денис Васильевич, огромный, признаю охотно!

Петр с хорошо скрытой усмешкой посмотрел на невысокого юношу в расшитом гусарском ментике, что навытяжку застыл перед ним. Да что там – маленького роста, самую чуточку кривоногий, с черной кучерявой гривой густых волос. Взгляд дерзкий, отнюдь не испуганный – как-то не испытывает молодежь ныне трепета перед императором, не то что в былые времена.

– Осмелюсь спросить, ваше величество, какие мои стихи вам пришлись по сердцу?

– Дерзок, дерзок… – усмехнулся Петр, покачав головой.

– Так я гусар вашего величества, государь!

Поручик чуть выпятил широкую грудь, отнюдь не аристократическую, продолжая «поедать», как велит устав, монарха взглядом, вот только в его карих глазах запрыгали веселые бесенята.

– Ваши басни, поручик, просто замечательные, в точку попали. – Петр улыбнулся самыми краешками блеклых губ и с наигранным пафосом продекламировал: – «И может, как же быть, твое величество о камень расшибить!» И про «пешки» здорово сказано. Вам принадлежит эта басня, милейший Денис Васильевич?

– Да, ваше императорское величество! «Голова и ноги»! – Поручик говорил решительно, но в его глазах Петр впервые уловил смятение. – Только в тексте у меня было написано «высочество», на «величество» его изменяют переписчики. А «шашки» на «пешки»!

– Ну и правильно, что изменяют, басня никак не должна быть приглажена. Тогда она разит беспощадно своей критикой. Как острая сталь клинка! Этим характерно другое ваше произведение – про некого тирана, в котором легко угадать меня. Хотя название и спряталось под стыдливое «Зеркало». Эпилог в ней просто замечательный! «Велел в Сибирь сослать, чтоб эта быль на правду походила!»

Петр с наигранным смехом посмотрел на поэта – тот, насупившись как сыч, молчал, переминаясь с ноги на ногу.

– Мне интересно, Денис Васильевич, это какого мудреца, наделенного столь выдающимися государственными способностями, я повелел сослать на каторгу?! Государственного секретаря Михаила Андреевича Сперанского тоже прямо-таки разбирает любопытство – он готов взять сего выдающегося мужа на службу немедленно! Вы только откройте нам его имя, милейший поручик!

Гусар закряхтел, отвел глаза в сторону, его лицо приняло крайне смущенное выражение. Петр с отеческой усмешкой, в которой спряталась малая толика злорадства, молча наблюдал за молодым офицером: «А что же ты хотел, сукин сын? Сочинил два пасквиля, гоголем расхаживал три дня по столице, купаясь в лучах славы, полученной или от недоумков, гордящихся своим пресловутым фрондерством, или от законченных мерзавцев, польстившихся на презренный металл. А тут тебе славы, парень, не будет! Я на тебя ушат воды вылью! Честно сказать, устроил бы хорошую порку, да нельзя, как ни крути, талант у тебя изрядный. Таких, как ты, поберечь стоит, не столь у нас много хороших поэтов, чтобы всех дерзких остракизму предавать!»

– Ваше величество! Я не имел в виду вас, государь! Мудрец – это собирательный образ, который относится ко многим странам. Взять того же Томаса Мора…

– Вы мне налима за корягу не заводите, поручик! Откуда в Англии Сибирь, скажите на милость?!

– Так это тоже нарицательное имя, ваше величество, просто Сибирь для рифмы лучше подходила…

– Угу! – буркнул Петр и с пафосом произнес: – Ради красного словца не пожалею и отца! Так, что ли, поручик?

– Ваше императорское величество, творчество имеет неведомые пути…

– Ой ли?! Сомневаюсь в том я, милейший! Решили в революционера поиграть? Как же, суровенек батюшка-государь, дворянство свое верное изобидел, крепостных у них отобрал! Не дает недорослям девок крестьянских портить на сеновалах да в поместьях штаны просиживать?! Службы от них еще требует, да под пулями!

– Государь, ни мой род, ни я никогда не отказывались от долга перед Отечеством и всегда верно служили вашему величеству!

Поручик побагровел, с самым оскорбленным видом посмотрел на Петра. Правая рука гусара непроизвольно дернулась к рукояти сабли, но пальцы тут же одернулись. Сдержал порыв офицер, ибо в противном случае в этом движении можно было усмотреть намек на цареубийство.

– Это сейчас, поручик, в нынешнее время. А сорок лет тому назад ваш дедушка, царство ему небесное, такие вещицы вытворял со своими крепостными, особо с девками…

Петр злорадно улыбнулся, глядя на сконфуженное лицо гусара, по которому расплылись стыдливым румянцем пятна, и с улыбкой на губах закончил, но жестким голосом:

– Хотя его чудачества можно счесть довольно невинной забавой, особенно на фоне деяний Салтычихи, что умертвила больше сотни дворовых девок и мужиков. Или иных аристократов, что с пистолетами в руках выходили на «охоту» в загоны, где вместо дичи бегали мужики и бабы! Ах, как хорошо они над рабами своими куражились! Многие из этих образованных дворян кресты на шее носили, в церковь ходили, а души православные самым злодейским образом губили. Крепостных за людей не держали, хуже, чем с рабами, обращались!

– Государь, я противник рабства, и поверьте, ваше величество, такие ироды осуждаемы всем дворянством!

– Охотно верю, Денис Васильевич. Потому я до сих пор на престоле, что дворянство, по большому счету, отказалось от рабства. Скажу более того – оно просто не успело привыкнуть к своему положению, ибо вслед за манифестом о вольности последовало и освобождение крестьян. Хотя потребовалось сорок лет, чтобы изжить рабство окончательно. И вот тут ваши стихи, Денис Васильевич, в которых вы выступили рупором части, да-да, именно части, не спорьте, дворянства. Отбросим всякие экивоки в сторону! Скажите мне прямо, поручик – чем вы недовольны и в чем вы меня обвиняете? Говорите честно. Даю вам слово, что этот разговор останется между нами и последствий для вашей службы не будет.

Гусар побледнел, щека непроизвольно дернулась, он медленно выдохнул из себя воздух, будто купальщик, собирающийся прыгать в ледяную воду. Хотя такое сравнение не совсем подходящее – поэт больше напоминал солдата, собирающегося бежать в атаку из спасительного окопа прямиком под смертоносные пулеметные очереди.

– Ваше величество, вы очень многое сделали для России, народ на вас просто молится…

– Оставьте славословие! Вы офицер, а не торговец, расхваливающий залежавшийся товар!

– Ваше величество, пропало семь человек, молодых дворян, которых вы, по общему мнению, тайно казнили. И мне, как и многим другим офицерам, будет интересно узнать, чем они вызвали ваш суровый гнев и в чем виновата их сестра?

– Вы говорите о Зубовых?!

Губы Петра сложились в жестокую гримасу, вспыхнувшая ненависть моментально опалила душу. Два прошедших года не остудили душу, которая опять взывала к мести.

– Да, государь, прошу простить. Мне бы хотелось знать, за что эти люди подверглись столь странному забвению. Что с ними, ваше величество? И в чем перед вами оказалась виновата Ольга Александровна, что вы с ней сделали? Правду ли говорят, что вы прямо домогались ее любви?

– Ну что ж, – тихо протянул Петр, – вы храбрец, поручик, и осмелились меня спросить о том, о чем другие помалкивают. А потому отвечу прямо – я убил братьев Зубовых, а также князя Яшвиля, Саблукова, Аргамакова и Марина. Ольгу Зубову изнасиловал, но жизнь оставил, упрятал, правда, в монастырь на вечное заключение…

– Значит, все правда… – тихо прошептал поручик, потрясенно глядя на Петра. – Ради своей похоти вы, ваше величество, казнили ее братьев и друзей и после этого…

– Не торопитесь с выводами! Я сказал, убил, а не казнил! И убил собственными руками, в бою, лоб в лоб! С одной шпагой в руке против многих пистолетов! А эта милая женщина, как вы говорите… Эта тварь до этого застрелила в спину двух моих казаков!

– Как так?! – Поручик совершенно растерялся и побледнел, кое-как выдавив из себя: – Но мне говорили…

– Да мало ли что говорили, Денис Васильевич?! Главное – кто говорил и почему. Вы не задавались простым вопросом: почему молчат родственники всех жертв моего «произвола»?!

Последнее слово Петр выдавил с нескрываемым сарказмом. Перед глазами в его памяти плыл мост, на котором лежали тела убитых, и Зубова, что держала в руках плюющий свинцом револьвер.

– Они молчат, ваше величество.

– А вам никогда не приходило в голову, поручик, что они молчат не из-за страха перед Третьим отделением или жандармами, а из-за чудовищного стыда! И всплыви правда о тех днях двухлетней давности, как их фамилии будут навек опозорены?!

– Но что произошло, государь?

– Измена, поручик, измена! Вот слово, которое объясняет всю эту историю, грязную и подлую. Английский посол Уинтворт пообещал «сим благородным господам» два миллиона рублей. Золотом! И даже выплатил задатком сто тысяч. Они подстерегли меня в Гостилицах, на мосту… Засада была подлой. Эта стерва убила двух моих казаков, а потом начала стрелять в меня. Я смог заколоть князя Яшвиля и из его револьвера застрелить двух заговорщиков. А там был и сам ранен пулей, но смог спастись – конь унес меня в болото, где пал. – Петр говорил тихо, лицо почернело, воспоминания прямо душили, сжимая горло, и он буквально выдавливал из себя слова. Молодой поэт с бледным как мел лицом, горящими глазами пристально смотрел на него, боясь пропустить не только каждое слово, но и вздох.

– Они гнали меня, как «красного зверя», Денис Васильевич, всю ночь. Почти безоружного, смертельно уставшего старика преследовали четверо молодых убийц, увешанных пистолетами и кинжалами. На болоте я вступил с ними в последнюю схватку. В меня стреляли в упор, но я, как видите, остался жив. Там мне удалось убить всех Зубовых и Саблукова – зарезал шпагой моего деда Карла!

– Это правда, государь?

– Что зарезал?!

– Нет. Что эта шпага досталась вам от самого…

Молодой гусар осекся, в глазах ужас сменился восхищением.

– Правда, Денис, хотя она невероятна. Но на болоте я встретился с дедом во второй раз… Он же и излечил меня от раны…

Нисколько не чинясь и совершенно не стесняясь, Петр чуть приспустил с себя брюки и ткнул пальцем в багровый шрам, оставшийся отметиной на его теле.

– За одно его единственное прикосновение сразу же зажило, сам удивляюсь. – Петр быстро привел в порядок одежду, туго затянул ремень и бросил взгляд на гусара, который прямо застыл столбиком, задумчиво потирая лоб.

– Так вот оно что выходит, ваше величество! Так британцы не только на ваших сыновей покушались, государь, но и на вас самих, дабы смуту в нашем Отечестве завести? А Зубовы… Иуды! Простите меня, ваше величество, и за эти басни глупые тоже…

Офицер сглотнул, кадык дернулся на горле – парня явно душил стыд. Гусар встал перед ним на одно колено, склонил голову. Петр машинально провел ладонью по курчавым жестким волосам и тихо произнес:

– Встаньте, поручик, я не икона, чтоб передо мной на колени падать. Вы совершенно правы, молодой человек, англичане задумали разом решить все проблемы, убив меня и моих сыновей. Но Бог хранил великих князей, и с его помощью я одолел польстившихся на проклятое золото мерзавцев. Знаете что, поручик, езжайте-ка вы на Валаам и там, в монастыре, побеседуйте с Зубовой. Надеюсь, что после разговора с ней вы поймете, насколько молва может исказить истину. Жизнь ведь не роман, в котором благородные юноши спасают прекрасных девушек из кровавых лап похотливого тирана. В жизни может быть не совсем так, вернее, совсем не так – благородные юноши могут оказаться подлыми предателями, помогающими врагу и способными за тридцать сребренников совершить убийство. А за прекрасной внешностью девицы скрывается злоба и коварство, в бокале вина, принятого из ее нежных ручек, может быть подсыпан яд. А насчет похотливого тирана…

Петр тяжело вздохнул, взмахнул рукою и медленно прошелся по кабинету, искоса посмотрев на молодого поэта. По лицу гусара снова поплыли красные пятна стыда.

– Денис Васильевич, вы бывали когда-нибудь в бою?

– Простите, ваше величество, еще не приходилось. Но я жажду пролить кровь за Отечество!

– Жаждете? Хм… Пролить, конечно, кровь за Россию можно и нужно, но не раньше, чем наши супротивники прольют кровь за свою родину. Так вот к чему это я… Мне приходилось ходить со шпагой в руке в атаку, и я понимаю своих солдат, когда они, распаленные бешенством, под пулями врага врываются в крепость. А там ведь есть женщины и вино…

– Я понимаю, государь, все понимаю. Простите меня великодушно! Я не знаю, смог бы сам изнасиловать, гм… эту особу, но убил бы точно! Задушил бы собственными руками! Стыд-то какой! Чтобы русские дворяне покусились на свое же Отечество и предали его! Благодарю вас, государь, что сохранили все в тайне и позор не обрушился на многие семьи.

– Вот потому-то и ходят слухи, поручик, и правды не ведают, ибо рассказать ее нельзя! – Петр скривил губы и с нескрываемым огорчением вздохнул.

– Можно, государь! Я стихи напишу! Нет, басню клеветникам России, иносказательно, но все поймут!

– Пишите, поручик, пишите. У вас еще есть неделя, ибо предстоит вам вскоре отправиться во Францию, где вы станете адъютантом генерала князя Багратиона. Я удовлетворил ваше прошение, поручик!

– Во Францию?! Так десант в Англию будет! – Поручик аж задохнулся от счастья, его лицо приняло неописуемое блаженное выражение. – Государь, самым счастливым днем моей жизни станет тот, когда вы мне прикажете положить живот на алтарь Отечества!