Читать книгу Миссия Тьмы - Glorias - Страница 1

Миссия тьмы

повесть

родному полуострову Крым посвящаю.

Предисловие автора

Миссия Тьмы – это историко-художественная повесть, первая из цикла моих рассказов о Крыме раннего средневековья. События, описанные в повести, происходят на рубеже X-XI веков, то есть на рубеже первого и второго тысячелетия. Это время условно принято считать завершением Раннего Средневековья – «Тёмных веков», длившихся более 500 лет.

Обещанные мной рассказы выборочно охватывают в два раза больший период: с первого века до одиннадцатого, а поветь Миссия Тьмы, хотя и написана первой, как бы завершает весь цикл. Этот значительный «темный» период почти тысячелетней истории я, условно, называю «Время героев».

У истории нет неинтересных времён, а вся периодика условна. Она (история человечества) развивается поступательно и непрерывно, и вместе с тем, она часто показывает аналогии событий и тенденций, происходивших в разные времена, как бы говоря нам: нечто похожее уже было.

Описывать все выдающиеся мировые события первого тысячелетия нашей эры не позволяет мне формат предисловия. Разве что указать на самые глобальные процессы, повлиявшие на последующее формирование евразийской цивилизации, но в первую очередь на развитие родной мне Таврис, Таврики, Херсонесос – Таврического, Хацарии. Это распространение и развитие христианства, ставшего государственной и мировой религией, освятившей крестным знамением почти все уголки Европы, и определившего её мировоззренческое, культурное и политическое развитие на последующие столетия. Это великое переселение народов, навсегда изменившее национально-этническую и политическую карту Европы, и сравнимое разве что с последующей эпохой географических открытий. Это возникновение и активное расширение ислама, являвшегося одной из образованнейших культур того времени, его экспансия с Аравийского полуострова до Индии и Испании. Это создание и существование с периодами слабости и могущества одной из самых значительных и «просвещённых» мировых империй: Византии, или Ромейской (греческой) империи, повлиявшей на культурное и техническое развитие окружающих её народов, в первую очередь – славян (несмотря на неоднозначность, а порою и «кровавость» их взаимоотношений). Все перечисленное это далеко неполный перечень самых значительных событий «вселенского» масштаба, произошедших во «Времена героев».

Почему я так называю первое тысячелетие? Потому что этот период окутан мифами и легендам. Период смены традиций и ценностей часто очень болезненной. Время постоянной борьбы всех со всеми, требовавшее выхода на «сцену» истории выдающихся «героических» личностей, чей образ будет окутан ореолом таинственности, эпичности, а иногда и волшебства уже в Высоком Средневековье, а особенно в века просвещения и романтизма.

Иногда, даже трудно отличить какие из воспетых потомками героев первого тысячелетия вымышленные, а какие реальные. Ведь при этом надо понимать, что вымышленные героические персонажи, как правило, имели вполне исторический или собирательный прообраз, а герои, существование которых не вызывает никакого сомнения, иногда совершали поступки и подвиги не поддающиеся рациональному объяснению. У каждого народа этого исторического периода есть свои как выдуманные, так и реальные эпические персонажи в стиле Конана-варвара. К вымышленным, но от этого не менее интересным можно отнести: короля Артура с окружающими его рыцарями и волшебником Мерлином; Зигфрида – победителя дракона, с сокровищами Нибелунгов; полумифического конунга викингов Рагнара Кожаные Штаны, русских богатырей: Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алёшу Поповича, Яна Усмошвца – кстати, имеющих вполне реальные исторические прототипы, правда, существовавшие в разные временные рамки. К абсолютно реальным, но не менее интересным можно отнести: Карла Великого с Роландом, Генриха I – основателя Саксонской династии, Константина Великого, Лейфа Эрикссона – приплывшего в Америку, близких нашей истории: Рюрика, Святослава Игоревича, Рохдая Удалого, Владимира Великого и многих-многих других. А если уйти от «боевой» темы, можно перечислить имена выдающихся подвижников, ведших апостольскую деятельность в далёких и враждебных языческих краях: папа Климент, Косьма и Дамиан, папа Мартин, Иоанн Готский, Кирилл и Мефодий. Эти списки можно продолжать бесконечно, но в этом нет необходимости. Такое количество реальных и мифологических «героев» описанного периода можно сравнить разве что с гомеровским отрезком Древней Греции: Одиссей, Ахиллес, Геркулес, персонажи Троянской войны и т.д. Можно добавить, что в это время жил основатель одной из мировых религий Пророк Мухаммед.

В века Раннего Средневековья, когда великие империи рушились, возникали и опять рушились под ударами новых, ещё более могущественных объединений на одних и тех же территориях в течение нескольких столетий, Крым не стоял на краю цивилизационных процессов. Напротив, не став центром никакого государственного образования в силу своей географической обособленности, полуостров входил в состав многих государств, будучи лакомых куском для проходящих завоевателей. Впитав в себя романо-греческую культуру и технологии в достаточно развитую таврскую почву ещё со времён античности, Таврика находилась на пересечении двух великих мировых путей: из Азии в Европу (Великий Шёлковый путь) и с Севера на Юг («из варяг в греки»). А также на пути переселенческой экспансии многочисленных народов Поволжья, Средней Азии и Кавказа. За десять столетий через Крым прошли, кроме уже живущих там тавров, скифов и греков: римляне, гунны, авары, ятвиги, булгары, печенеги, венгры, половцы. Великие завоеватели аланы и готы – казалось бы, разные народы, впитав в себя романскую и греческую культуры, приняв в Крыму христианство, осели, объединившись здесь в один этнос – готаланы, и ассимилировавшись с потомками тавроскифов, надолго стали основным земледельческим и военным населением Крыма – носителями местной культуры. Не менее страшные завоеватели – хазары, приняв в Таврике иудаизм, включили полуостров в состав своего могущественного каганата, на века определив его названия среди европейцев, как Хацария. И даже когда под ударами Святослава, уже ослабленное к тому времени хазарское царство пало, в Крыму среди местных элит ещё долго оставались носители хазарских и иудейских традиций. Наконец – это усилившиеся в десятом веке княжества славян, в первую очередь с центром в Киеве, обратившие свой взор на богатые в материальном и культурном отношении земли «греков». Не важно, откуда пришло христианство на Русь, из Иерусалима или Константинополя, в любом случае оно пришло из Крыма. И когда на огромных территориях киевского, полоцкого или новгородского княжеств население строило капища Перуну, Чернобогу и прочим языческим идолам, в Крыму существовало огромное количество христианских храмов и монастырей – центров образованности и книжности того времени. И, наконец, несмотря на территориальные притязания всех вышеперечисленных народов, Крым, всё это время, оставался в сфере влияния, а чаще и под прямым протекторатом «Империи римлян» (Византийской).

Период с 1 по 11 столетия – «Темные века», «Времена героев» – достаточно интересный пласт истории, чтобы им интересоваться!

Десятки нор мышей и пауков

В истерзанных потрескавшихся стенах.

Дошедший к нам из сумрака веков,

Тот дом участник страсти и измены.

Ран серых стен не видно под плющом,

Они свидетели любви, тоски и крови:

Здесь ждал любовник, спрятанный плащом,

И дуэлянты встав, нахмуривали брови.

За столько лет он повидал всего,

Дверей источенных угрюмыми глазами.

Возможно, ведьмы прятались в него

И воины гремели сапогами.

Мир прошлый в нем как будто отражен,

Он не сторонник новых удивлений.

Сей дом всегда бывает погружен

В обитель снов и сказочных видений.

Равеннский пролог

Зимняя ночь быстро накрыла Равенну. С Адриатики шёл туман. На улицах было не морозно, но сыро и потому – зябко. Большинство жителей уже отдыхали и только немногочисленные часовые перед кафедральным собором Воскресенья Христова, да такая же малочисленная стража у дворца архиепископа обменивались короткими криками подтверждая: город может спать спокойно, что само по себе уже было божественным благом, учитывая наступившие смутные времена.

В одной из тайных комнат епископского дворца еще не ложились. Если кто-нибудь мог подслушать разговор в покоях архиепископа, иногда переходивший почти на шепот, то услышал бы что встретились мужчина и женщина, но это было не любовное свидание полное трепетной неги и страсти, а скорее деловой разговор влиятельных заговорщиков. Один голос принадлежал достаточно пожилому мужчине, он прекрасно говорил на латыни, хотя его кончиковые согласные выдавали уроженца юга Франции. Женщина, уже не девушка, но ещё не старуха, если такой вывод можно сделать только по голосу, тоже говорила на латыни, но по сильному восточному акценту можно было понять, что язык римлян не является для собеседницы языком детства.

– Ты считаешь, что ему нельзя открыть тайну его происхождения!

– Он молод и горяч, узнав, кто он есть на самом деле, как он себя поведет? В данной ситуации для него пока безопасней не знать, чья кровь течет в его жилах. Если он выдаст себя раньше времени, у него появится столько врагов, что он вряд ли доживёт до следующего рассвета! Нет, пусть всё задуманное до поры останется тайной известной только мне, тебе, и нашим друзьям! Наши цели слишком значимы и столь же сложны, чтобы подвергать их случайному риску. С того момента, как я стал наставником Оттона, я, как и его мать-гречанка, готовили императора к великой цели: воссозданию единой Римской империи. Мальчик получил прекрасное образование и наделён смелостью своего деда, но, к сожалению, ему не хватает последовательности и жесткости государственного мужа, многие поступки его импульсивны. Он так часто меняет плащ воина на власяницу отшельника, что идущие за ним князья потеряли направление. Нет, в другой ситуации, как духовник, я только бы приветствовал его религиозные опыты, но только не в лице императора, чья плоть и дух принадлежат великому предназначению, угодному Господу!

– Он продолжает общаться с этим монахом Ромуальдом?

– Да, и как папа, я не могу помещать этому, ведь аскетического праведника почитают за святого.

– Ты больше не веришь, что молодой император сможет осуществить свою миссию?

– В нем течёт кровь славных монархов, слава богу, благодаря влиянию мудрого дожа Пьетро и епископа Гериберта, он всё-таки решил вернуть Рим как воин, прежде чем навсегда стать святым отшельником. Нет, Оттон не станет Карлом Великим, но Господь не оставил нас, он послал мне Николая и тебя – Меридиана!

– Ты что-то задумал? – спросила женщина, которая, как мы теперь знаем, носила странное имя Меридиана.

– Как я сказал тебе: Бог не оставил нас! Оттон сейчас идет на Рим, силы его не велики, но вскоре на помощь должен подоспеть Гериберт с большим войском. Как папа я присоединюсь к ним, взывая итальянцев к покорности. Думаю, император сможет вернуть контроль над Римом с помощью германских мечей, а успех в Италии укрепит веру в него северных князей и герцогов. Когда в империи римлян и франков закончится смута и наступит мир, поддерживаемый германским оружием на равнинах и флотом нашего союзника дожа Орсеоло на море, мы сможем обратить свои взоры на восток. Тем более что и потомок диких гуннов Иштван теперь крещен, и получив от меня корону, не так опасен, как раньше. Чего нельзя сказать о хаджибе аль-Мансуре. Когда в Кордове правил просвещённый аль-Хакам, мы были почти союзниками!

– Возможно, покойный халив и интересовался наукой, но ещё больше влекли его юноши! – насмешливо заметила Меридиана.

– Да простит господь его грех! – воскликнул мужчина, именовавший себя папой:

– Иногда одаренные и интересные люди странны в своих наклонностях. Хорошо, что к моим грехам молва не относит мужеложство, а только связь с красивыми женщинами. Моё рвение к наукам приписывают влиянию дьявола. Так считает чернь, меня же интересует знание, дарованное всевышним. Квадривиум, что необразованная толпа, по своему незнанию, относит к колдовству, я воспринимаю как проявление божественного порядка и точности. Древние трактаты и наблюдение за небесным сводом давно привели меня к мысли, что земля круглая. Тогда, как большинство из моего окружения продолжают считать земную твердь плоской. К сожалению, я не могу делиться знаниями со всеми, разве что с тобой, Меридиана – умная дочь учёного! И если бы аль-Хакам сам не интересовался знаниями эллинов, разве собрал бы он в Кордове столько мудрейших мужей, к коим, безусловно, относился и твой отец. Возможно, тогда бы я, будучи монахом, под руководством своего учителя епископа Ато, не прибыл бы с посольством в Кордову. Сколько милых сердцу знаний, сколько рукописей я привёз из этой поездки, благодаря твоему отцу! И разве не проявление божественной точности, что ты, дочь кордовского философа, наделённая красотой, умом и мужским характером стала моей спутницей! И уж точно божественной милостью является то, что ты, Меридиана, кроме всех возможных достоинств, какими всевышний только может наградить женщину, ещё и имеешь кровь хазарских принцесс!

– Это было так давно, Герберт, что остатки моего народа ни за что не признают во мне кровь каганов Великой Хазарии, к тому же мои предки больше чем триста лет назад крестились, а дед принял ислам.

– Они не признают Меридиану, но женщине, в которой течет кровь Ирины, дочери правителя Боспора, жены императора Константина, обязаны подчиниться, и не важно, сколько столетий прошло, право крови останется правом крови. Тем более что твоё происхождение могут подтвердить наши друзья – твои родственники в Херсоне Трайхейском. – уверенно заявил мужчина, которого звали Герберт.

– Что нам даст признание моей крови народом, держава которого пала под ударами славянских племён.

– Мой замысел велик и труден в исполнении, но вполне понятен в голове. Чтобы соединить империи, нам нужны лояльные императоры в Старом и Новом Риме. Мы поможем навести порядок Оттону на западе, после чего государь может отказаться от мира и служить Господу в обществе святого Ромуальда, возможно, что и Оттон станет святым подвижником.

– Тем более что у него нет прямых наследников – подхватила Меридиан:

– Но как решить вопрос на востоке? В Константинополе правит Василий – это храбрый правитель-воин, его боготворит армия!

– Пускай мы открыто не справимся с Василием, но все мы ходим под Богом! Во-первых: ему давно за сорок, а у него нет наследников. Василий больше заботится о своих солдатах, чем о семье и продолжении рода, он ведь до сих пор холост. Его младший брат Константин не на много моложе императора, к тому же он никудышный правитель, только в отличие от Оттона, государственным делам он предпочитает не молитву, а кутежи, и уж точно не сможет опираться на армию и народ. Что касается мужественного Василия – воинская удача переменчива, однажды он чуть не погиб в битве у Трояновых ворот, кажется, он опять собирается идти походом на булгар и только одному Богу известно, чем закончится это предприятие. На окраинах Романии не спокойно. Прошли чуть более десяти лет с последнего мятежа полководцев, и здесь нам уместно использовать моего воспитанника Николая.

– Но он не знает ни отца, ни матери!

– Зато я знаю всё и могу доказать что Николай – потомок знатного рода. Его героический отец был племянником Никифора, его солдаты два раза провозглашали императором.

– Я слышала, что отец Николая одним боевым кличем мог заставить бежать вражеское войско!

– Молва всегда преувеличивает силу героев, но то, что он был умён, мужественен и опытен в военном деле – истинная правда. Я вижу это по Николаю. С тех пор, как его мать Адралестина, изгнанная на Хиос, опасаясь за жизнь младенца, передала его на попечительство хиоскому монаху, живущему в пещерном монастыре, а тот, в свою очередь, передал мальчика миссии аббатства Боббио, он превратился в сильного мужа.

– Николай тщательно тобой оберегаем, я сама недавно узнала о его существовании, почему?

– Вначале я думал направить его по своим стопам в монастырь, но когда до меня дошли слухи о гибели его отца в сражении у Абидоса, я передумал. Десять лет Николай был моим учеником, его познаниям в арифметики, геометрии и астрономии могут позавидовать мудрецы Кордовы или Константинополя. Однако я, готовя своего подопечного к большим целям, не ограничивал знания воспитанника только рукописями, представив его ко двору императора как своего племянника. Последние четыре года Николай тренировался с лучшими офицерами Генриха Баварского. Он атлетически сложен, владеет мечом, и я давно уж перестал тягаться с ним в верховой езде. И хотя он не участвовал в боевых походах, и не искушён в практике приступов, засад и сражений его теоретические знания и кровь отца сделают свое дело. В целом я в нем уверен! Кстати, он просил отпустить его в поход на Рим с отрядом Оттона, да и император рассчитывал на ещё один верный меч, так что мне стоило больших усилий оставить его в Равенне.

После некоторой паузы, как будто говорящие хотели удостовериться, что их никто не подслушивает, мужской голос продолжил:

– Несмотря на активность халифата и пиратов, дож Пьетро согласился выделить один неф для перевозки планируемой экспедиции. Есть трудность в сборе отряда верных людей, но я решу и этот вопрос. Франки, германцы, венецианцы, было бы неплохо найти несколько десятков греков. Для похода я готов привлечь даже своих знакомых иудеев и мавров из Кордовы. Вы отправитесь в плавание в земли Хацарии, или как называют её греки – Херсонесос-Таврический. Там в городе Херсоне, коим правит хазарский род Цулы, ты найдешь много своих соплеменников. Жители Херсона не любят Василия, отдавшего город на разграбление киевскому конунгу Владимиру, так что ты встретишь там не только свой народ, но и множество недовольных константинопольской властью. Херсону принадлежит область, именуемая Готией. Набрав войско среди местных, ты, на правах хазарской принцессы, провозгласишь Николая, сына Варды Фоки, императором, и вы двинетесь на оставленный Василием Константинополь.

– Твой план столь же грандиозен, как и труден – возразила Меридиана:

– Допустим, я и Цула соберём отряд из хазар и греков, недовольных Василием, но идти на столицу…

– Когда провинции узнают, что восстание в Готских Климатах поднял сын Варды, к вам присоединятся Антиохия и Каппадокия. Если наш замысел удастся, и мой наставник станет императором греков, а Оттон предпочтёт тронному залу монашескую келью, я употреблю всё свои связи, чтобы убедить епископов и князей провозгласить Николая императором римлян и франков – великая империя Константина возродится! Ты же, Меридиана Хазарская, воссоздашь каганат от Понтийского моря до Итиля, с которого много веков идет на Европу Тьма! Как христианка с помощью рода Цул, также принявшего нашу веру, ты распространишь Святую Церковь на земли язычников и возможно остановишь их извечный варварский путь бесчинств и грабежей на империю.

– Мои предки поклонялись Тенгри, затем одна их часть приняла ислам, другая веру иудеев, узнав тебя, я крестилась, впрочем, как и многие из моего народа, живущие среди греков, франков и римлян. То, что задумал ты, станет и моим планом, но о какой «тьме» с востока ты говоришь, из-за Итиля встаёт солнце?

– Ты знаешь, что благодаря твоему отцу мои знания в астрономии, заставляют трепетать напыщенных неучей, так что, откуда встаёт солнце, я знаю! Только когда оно садиться на западе именно с востока начинает свой путь тьма, та самая Тьма, которая привела к нам Атиллу и гуннов, затем булгар, с коими много лет воюет Василий, твоих предков – хазар, унгров. Теперь Тьма привела пацинаков, чьи ханы правят в великой степи от Итиля до Гипаниса. Но и этим всё не закончится. У меня много информаторов: странствующие монахи, подвижники, несущие апостольскую проповедь в земли язычников. Там, за Итилем, на краю земли растёт новая сила, и эта Тьма, вырвавшись из бескрайних степей, сокрушит пацинаков и штормовой волной докатится до нас. Я иногда думаю – продолжил Герберт: – зачем Бог позволяет Тьме идти на нас, почему не удержит её? И я вижу только один ответ: Он хочет, чтобы мы, силы несущие Божий свет, объединились, вот для чего я ратую возродить империю! Отнюдь не из личных амбиций, как ты можешь подумать. Если мы, крещёные народы, не сможем объединиться, нас поглотит Тьма, и тогда и Новый и Старый Рим будут разрушены, как было уже… И что будет тогда с наукой, варварам Тьмы не нужны книги и астролябии!

– Но зачем столь сложный путь к объединению, почему тебе и Оттону просто не договорится с Василием о дружбе двух братских империй под одной церковью?

– Гордыня и алчность сильных мира сего, ослепление и невежество! Будучи папой, я не могу победить симонию в наших землях, а что говорить о востоке, константинопольские патриархи давно считают свою духовную власть выше папской! Ещё немного и святая церковь развалится, нет, только единый император единой империи с единым духовником всех христиан смогут спасти наш мир от надвигающейся Тьмы!

– Есть ещё мавры на юге и западе, их ты не боишься?

– Сарацины не так страшны, мы ведь долгое время жили с тобой в Кордове. Последователи Магомета образованней и просвещенней многих христиан. У нас неисправимые разногласия, но мы, хотя бы, верим в единого Бога и признаём Библию. Нет, когда я говорю о Тьме, я имею в виду не силы халифов, с ними ещё можно договориться!

Герберт сделал паузу в своей пафосной речи, затем продолжил:

– Осталось только договориться с племенами, живущими по течению Данаприса. Их конунг Владимир, бывший противник Константинополя, с принятием Святой Церкви стал союзником Василия. Впрочем, для заключения союза я отправил туда епископа Бруно. Так же опасайтесь язычников – пацинаков – хозяев бескрайних, в прошлом – хазарских, степей от Готии до Итиля. С завтрашнего дня готовься к путешествию, а я посвящу Николая в его миссию.

На великой дорогой стелется пыль:

То ли черный день, то ли белая ночь.

Чьи-то ноги топчут степной ковыль,

Крики гибнущих ветер уносит прочь.

Многорукий огромный встает великан,

Как пример всем безжалостным монстрам.

Кому – правда и смерть, кому – жизнь и обман,

Но свой меч я держу всегда острым.

Его латы калились священным огнем

И подобны мерцающим звездам,

Тонны крепкой брони и оружия на нем,

Но свой меч я держу всегда острым.

Колоссальный как небо, живуч как земля,

Победить его в битве не просто,

Его прячет луна, ему светит заря,

Но свой меч я держу всегда острым.

Захвативший пол мира, отважен и дик,

Он удался и силой и ростом,

Горизонта не видно от шлемов и пик,

Но свой меч я держу всегда острым.

Николай

Архиепископ Леон был не только служителем господа, но и вполне светским правителем. В обществе графов он не брезговал такой азартной забавой, как охота. Хотя папа Сильвестр, почти год находящийся в Равенне из-за римской смуты, не одобрял подобные увлечения архиепископа. Сегодня был особенный день, в город с коротким визитом пожаловал дож соседней Венеции могущественный Пьетро Орсеоло – хозяин Адриатики. Дожу в этом году исполнилось сорок лет, он был на пятнадцать лет моложе папы Сильвестра, и в отличие от последнего, как и Леон, не чурался светских развлечений. Дож Пьетро был умён и любвеобилен, о чём свидетельствовали одиннадцать детей произведённые от него на свет. Сильвестр был заинтересован в помощи значительного морского союзника. К тому же Орсеоло, как опытный государственный муж, оказывал положительное влияние на молодого императора, склонного к противоречивым поступкам. Правда сейчас Оттон был под Римом и не мог встретиться с правителем Венеции. В виде исключения и ради дожа пожилой папа не только благословил, но и сам принимал пассивное участие в травле.

Охота была в своей кульминации. Зверя гнали с азартом и свистом дикарей, знать резвилась на славу, и только два человека не интересовались охотой и держались особняком. На взгляд стороннего наблюдателя эти двое представляли полную противоположность.

Наконец день стал клониться к вечеру, и вся титулованная компания направилась в город. Не въезжая в Равенну, два упомянутых мной всадника, молча покинули спутников и направились в ближайшую рощу. Сосновые деревья кругом не представляли непролазную чащу, а редкие низкие фисташки не мешали открывающемуся виду. Солнце садилось, разноцветная заря с преобладанием различных оттенков розового и фиолетового освещала окрестные холмы, создавая атмосферу мрачной таинственности и романтизма. В лесу стали просыпаться ночные птицы, а далёкий вой волка заставлял лошадей нервно шевелить ушами.

Всадники выехали на открытую поляну, в центре которой возвышалась круглая двухъярусная часовня покрытая большим монолитным куполом. Её стены из бело-серого известкового камня имели десять выступов, и несколько окон по периметру. Тяжёлый купол украшали двенадцать каменных скоб. Часовня являлась бывшим мавзолеем Великого Теодориха, именно к ней направлялась столь несхожая парочка.

Один из всадников, возрастом пятьдесят пять лет, был одет в длинный серо-черный плащ из лёгкой шерсти с темно-красной отделкой. На его груди, сверху накидки наподобие фанона, красовалась цепь со знаками папского престола. Мужчина был худощав, от чего казался высоким. О такой худобе принято говорить – суховат, но это была не болезненная сухость, а жилистая худоба – признак умеренного образа жизни. Из рукавов плаща выглядывали кисти рук с длинными пальцами. На голову от зимнего холода был накинут капюшон, так, что можно было разглядеть только лицо. Оно было худощаво и благородно. Выделялись умные решительные глаза, красивый правильный греческий нос. Волевой подбородок скрывала аккуратно подстриженная чёрно-рыжая борода, уходившая под капюшон. Под всадником был такой же, как и хозяин, жилистый поджарый конь вороной масти с загаром и белой проточиной на лбу. Седло и сбруя, украшенные папскими знаками, казались удобными для возраста седока. Пожилой всадник с накинутым капюшоном был не кто иной, как Герберт Аврилакский и Реймский – как называли его немцы, Жильбер де Орильяк – по-французски или Джерберто ди Ауриллак – как называли его итальянцы, первый папа французского происхождения Сильвестр II.

Сопровождавшему папу всаднику на вид было лет тридцать. Он выглядел скорее воином, чем духовником. Его коротко подстриженные чёрные волосы, чёрные глаза и щетина такого же цвета, а также строение скул, форма носа и прочие черты лица выдавали в нем уроженца Каппадокии. Несмотря на правильные черты и отсутствие видимых недостатков мужчину нельзя было назвать красавцем. Его внешность не отталкивала, но настораживала. Выражение лица могло показаться надменным, но это было не призрение, а скорее решительность. Рыцарь внимательно смотрел на собеседника, ненавязчиво выказывая почтение старшему спутнику. Можно было предположить, что прямой взгляд слегка исподлобья смотрящий открыто глаза в глаза, и презрительно сжатые губы не относились непосредственно к папе, а отличали привычку второго всадника не робеть перед любым, будь то собеседник или противник. Хотя они возвращались всего лишь с охоты, спутник святого отца был одет в стальные латы с красивой золотой насечкой и вооружён длинным широким мечом, позже получившим название «скандинавский». За седлом папской лошади также висел длинный охотничий нож бившей ей по крупу. Пускай святой отец и не собирался им пользоваться, их маленький отряд вполне мог отразить нападение волков или небольшой шайки разбойников, вот почему их отделению от остальных охотников никто не придал значения. Из-за того, что оба мужчины сидели на лошадях, а второй всадник ещё и закованным в латы, было трудно определить его рост. Скорее всего, он был среднего роста, не высок, не низок, не худ и не толст. Туловище в броне казалось массивным, можно было бы сказать, что оно похоже на бочонок, но только в данной ситуации это было бы не насмешкой, а восхищением. Ноги были не длинные и сильные. Спутник папы был крепок и коренаст, его фигура напоминала тело борца или атлета, поднимающего тяжести. Казалось, что никакому урагану не удастся сдвинуть его с места против воли. Под ним был такой же богатырский конь чалой масти на мощных ногах, белых до скакательного сустава, с белой лысиной на морде. Сбруя коня была аскетичной, и ограничивалась только обычным седлом, стременами, уздечкой и удилами.

Всадники остановились у бывшего мавзолея и, не слезая с коней, продолжили разговор.

– Мой мальчик, раздвоенный Рим становится все слабее и слабее. Знать на востоке и западе интересуют только личные доходы, а тем временем варвары атакуют границы империи. В Риме смута, Константинополь часто вынужден платить дань язычникам. Где строительство крепостей, где укрепление границ как при Константине, Юстиниане или Карле. Меровинг создал империю франков, но он не смог вернуть Испанию, на далеком острове Британия саксы и кельты объединились в королевство, а что ждет нас? С востока идет сила, которую не остановить без централизации власти. Если мы не объединимся под одной верой, одним императором, одной столицей то наши дети или будут семь раз в день молиться на восток или того хуже – стану язычниками.

Рыцарь внимательно, но равнодушно слушал наставника, он привык к поучениям папы и считал их разговорами для времяпровождения.

– Николай, прошло много лет с тех пор, как я принял тебя на воспитание. Вначале я готовил тебя в служители Господа, но не рядовым монахом. Ты получил прекрасное образование, недоступное многим сановникам нашего времени. Ты постиг тривиум и квадривиум, и из тебя в будущем мог бы получиться просвещенный аббат или епископ, но чем больше ты взрослел, тем сильнее я видел в тебе проявление героической крови твоего отца.

Николай не знал своего отца и почти не помнил мать. Его раннее детство прошло в маленьком пещерном монастыре на острове Хиос, а позднее – в монастыре Боббио, расположенном в горной местности Северной Италии, откуда в прислужники и ученики забрал его аббат Герберт.

– Кто был мой отец? – Николай поймал себя на мысли, что впервые задаёт этот вопрос наставнику.

– Твой отец был славным воином Христовым, но сегодня, увидев, как ты возмужал, он мог бы тобой гордиться. На правах приёмного отца, я готовил тебя к великой цели, всё величие которой не могу сам осмыслить.

Далее папа Сильвестр в нужных для Николая деталях пересказал свой разговор с Меридианой, подслушанный нами накануне.

Николай был шокирован обрушившейся на него информацией. Всю свою жизнь он был верным спутником отца Герберта, учеником, охранником, собеседником. Николай, живший в детстве у греческого монаха, в отличие от Сильвестра немного знал греческий язык, и поэтому иногда даже выступал в качестве плохого переводчика текстов античных мыслителей, но он никогда не думал, что Герберт готовит его к некой самостоятельной цели. Проведя юность в монастыре, Николай и там, кроме как корпел над книгами, не чурался любой тяжелой работы, а когда учитель отпускал его за пределы аббатства, совершал длительные восхождения на горы, поэтому вырос здоровым и физически сильным. Четыре года назад, Жильбер де Орильяк получивший кафедру епископа Равенны, вывел подопечного из почти монашеской, так как Николай до сих пор не был пострижен, жизни в аббатстве, в свет. Будущий папа знал о благородном происхождении своего воспитанника, поэтому относился к нему не как к слуге, а как к равному, иногда даже представляя Николая своим далёким племянником. Светская жизнь давалась Николаю с трудом, комфортней всего он чувствовал себя в обществе германских солдат и офицеров епископской вассальной стражи. Благодаря образованности и физической силе он также снискал уважение в среде военных. За четыре года он научился сносно владеть мечом и хорошо освоил приемы боевой верховой езды. Его атлетическое сложение и сильные ноги не оставляли учебным противникам шансов победить Николая в безоружной борьбе. А умение читать позволило изучить некоторые известные трактаты по военной стратегии, так что Николай вполне мог считаться грамотным офицером. Но всё это воспринималось учеником папы как своеобразная игра, как естественный ход жизни, а не подготовка для важного будущего. И хотя мир кругом был переменчив, Николай в душе считал, что все житейские бури должны пройти стороной, а он так навсегда и останется под началом Герберта в качестве его верного ученика-телохранителя.

– Я посылаю тебя во главе небольшого отряда в далёкое путешествие в Готские Климаты, расположенные на острове Таврика – прервал размышления Николая Сильвестр.

– Там, в городе Херсоне, ты должен помочь некому Георгию Цуле – стратигу города в отстаивании наших общих интересов. Он крещёный хазарин. С ним и местным епископом пройдёте по епархии, собирая народ. Среди готов и хазар много недовольных властью Василия. Они хотят снять опеку Константинополя и жить самостоятельно. Нам это на руку, но у них нет лидера, кроме самого Цулы. Стратиг Херсона носящий звание протоспафария, находится на императорской службе, и не может претендовать на высшую власть, поскольку в глазах всех будет лишь низкородным мятежником. Им нужны лидеры царской крови.

– А признают ли они меня за своего главаря – усомнился Николай, слушая наставника всё с большим удивлением.

– Твой отец был знатного рода, солдаты два раза провозглашали его императором. Достигнув Херсона, ты найдешь Георгия и передашь ему на словах моё благословление на общее дело, а также этот светлый топаз, как знак добродетельности.

Из складок плаща папа достал бесцветный переливающийся камень размером с небольшое куриное яйцо:

– Писать слишком рискованно, рукописное доказательство, попади оно в руки наших врагов, подпишет тебе смертный приговор, а мне скандал и, возможно, анафему.

– Но как топаз докажет что я не самозванец, это некий символ? – поинтересовался Николай, любуясь редким драгоценным камнем.

– Это не просто драгоценный камень, он часть некоего древнего иудейского терафима, хранящегося в Хацарии. Говорят, что он попал туда вместе с войсками персидского царя Камбиза, и представляет для местных иудеев огромную ценность. Я приобрёл этот камень у одного арабского философа в Кордове, путём, неподобающим моему нынешнему сану, от него же и узнал о существовании терафима. Одного топаза, переданного Цуле, будет достаточно, чтобы он приложил максимальные усилия для успеха общего дела. Кроме того, ты отправишься не один, и я подразумеваю не только отряд наёмников и вассалов под твоим началом…

– Меридиана! – позвал Сильвестр.

Из часовни вышла женщина, её внешний вид мог удивить кого угодно, тем более Николая, чей опыт общения с противоположным полом, не смотря на годы, оставлял желать лучшего. Даме было более тридцати, то есть она была как минимум ровесницей Николая, или даже старше. Большинство известных ему женщин возрастом около сорока выглядели почти старухами, но та, чьё имя было Меридиана, не относилась к их числу. Большие черные глаза, поднятые брови, розовые как лепестки роз слегка одутловатые губы красивой формы, правильный маленький нос, и может быть слегка великоватые уши с большими мочками, скрытые под копной тёмно рыжих волос. Кожа женщины выглядела гладкой практически без морщин. На Меридиане был обтягивающий мужской брючный охотничий кожаный костюм, наподобие тех, что носят варвары, слишком откровенный, подчёркивающий все достоинства её прекрасной фигуры: округлые бёдра, тонкую талию и упругую грудь.

– Познакомься! – обратился папа к воспитаннику:

– Это Меридиана, моя старая спутница.

– Не такая уж я и старая! – насмешливо заметила женщина, с интересом рассматривая Николая.

– Мы познакомились в Кордове, и я знаю её больше чем тебя – продолжил Сильвестр.

Подобное заявление могло звучать двусмысленно, но сейчас Николаю было не до разбора интонации наставника. Всё внимание рыцаря было приковано к странной даме, вышедшей из дверей часовни.

– Меридиана – принцесса народа, живущего от Готии до Итиля, по крайней мере, таковой была её далёкая прабабка Чичак, в крещении Феофана. Правда сейчас её держава пала, и у них нет верховной власти, но для нашего дела это даже к лучшему. Думаю, двух представителей знатных родов будет достаточно, чтобы собрать сторонников нашего дела. В Таврику вы отправитесь вместе. И пользуясь поддержкой рода Цул, соберёте народ из числа местных ромеев, готов и хазар. Но этого будет недостаточно. Дальше через Фанагорию вы двинетесь в земли зихов, везде поднимая людей. Дойдя до Каппадокии, ты найдешь там много сторонников своего отца. Этих сил будет вполне достаточно, чтобы поднят мятеж против Василия и заявить права на Константинополь. Для путешествия в Хацарию дож Пьетро предоставит нам один венецианский неф. Первоначально я думал, что вы сразу поплывёте вместе, но отдавать вас обоих на волю волн и дожа Орсеоло, значит подвергать неоправданному риску наше, и без того сложное дело. Поэтому Меридиана отплывёт из Венеции с купеческим судном, следующим в Херсон. Василий наш враг, но союзник Венеции, поэтому корабль без труда пройдёт Пропонтиду и, зайдя в Константинополь, достигнет Понтийского моря. До прибытия на место и обретения сторонников тебе всё время придётся носить мужскую одежду и называться мужским именем, например Джафар. – обратился Сильвестр к Меридиане: – впрочем, дамам из Кордовы не привыкать к подобному.

Женщина красиво и звучно рассмеялась:

– Ты хочешь, чтобы я пошла по стопам супруги покойного аль-Хакама влиятельной Субх. Хорошо мой повелитель, я буду мавританским купцом!

– Меридиана прибудет в Херсон раньше тебя, и сможет подготовить почву к твоему приходу. Ты же, Николай, с отрядом отправишься на восток через королевство Унгров. Вы будете сопровождать миссию моего легата Астрика. Недавно он короновал Иштвана, и я назначил его архиепископом Грана, хочу, чтобы Астрик продолжил нести Святую Веру в те земли. Ваше совместное путешествие не вызовет подозрения, наоборот, оно будет почётной и благословленной миссией. Оставив архиепископа в королевстве Иштвана, ты пойдешь в земли булгарского царя Самуила. Он враг Василия, а значит наш союзник. У Самуила трудные времена, армия Василия разоряет его страну, сейчас она осаждает Дуростор. Если ты проявишь мастерство дипломата, ты получишь надёжного союзника. Я не рекомендую тебе вступать в открытое столкновение с имперскими войсками. У тебя пока нет военного опыта, и под твоим началом недостаточно солдат. Будет трагично, если ты погибнешь или попадешь в руки Василия не достигнув целей. К тому же, идти на битву будет смысл только в случае, если ромеями командует сам император, и одним точным ударом на поле сечи решится история. За Булгарией от Адары по реке Гипанис начинаются великие степи, где господствуют кочевники пацинаки. Путь дальше слишком опасен и долог, поэтому в устье Доная или Истра вас будет ждать тот самый неф. В земле хацарской встретишься со стратигом Георгием и Меридианой, отдашь первому камень, и будете действовать по плану. А сейчас идем внутрь, я покажу тебе свою новую армиллярную сферу, это самый крупный прибор, изготовленный по моему эскизу равеннскими мастерами.

Всадники спешились, Меридиана и Николай последовали за папой в глубь часовни. Николай шел следом за хазаркой, не анализируя, что пожирает её глазами. Он, конечно, не был монахом, связанным обетом безбрачия, а за последние годы, живя в Равенне, видел множество женщин, и нельзя сказать, что его не влекло к противоположному полу. Но годы юности, проведённые в аскетизме, не сделали его опытным ловеласом. К тому же Сильвестр, борющийся с конкубинатом, ни как не одобрял громкие случайные связи, а, живя при папском дворе, Николай не задумывался о браке.

Герой шел рядом с Меридианой, легко прикасаясь к женщине, но его рыцарская броня не способствовала возникновению тактильных реакций. Поэтому он мог только украдкой рассматривать её совершенные формы, и чувствовать запах. Этот запах был мягок и необычен, он влёк, легко кружа голову.

Следуя за папой, парочка поднялась на верхний ярус часовни, где стоял пустой саркофаг Теодориха.

– Очень символично – заметил Сильвестр: – что план, следуя которому вы отправляетесь в земли готов, мы окончательно обсудили у бывшего мавзолея их великого короля. А вот и моё любимое детище!

Верхний ярус, на который опирался массивный купол, имел меньший диаметр. За счет этого между ярусами находился круговой балкон, с которого можно было вести наблюдения за звездным небом. На балконе стоял значительных размеров прибор, о котором папа отзывался с таким восторгом. Это был астрономический инструмент для определения координат небесных тел. Устройство, называемое армиллярной сферой, состояло из нескольких подвижных и одного неподвижного кольца или круга, изображающих небесную сферу с обозначением полюсов, горизонта, меридиана и месяцев.

– Вот, по этой причине неучи считают, что я на «ты» с дьяволом, а это ведь чистая наука – брюзжал папа.

Подойдя к прибору, Сильвестр внезапно стал похож на ребёнка, приблизившегося к заветной игрушке. Через некоторое время он был полностью поглощен своими наблюдениями, предоставив парочку самим себе.

В ночном воздухе повисла тишина, изредка прерываемая криками хищных птиц или далёким волчьем воем, да, ещё, причмокивающим от удовольствия Гербертом.

Николай застенчиво молчал, не решаясь начать разговор с Меридианой. Его чувства были ему не подвластны. Глаза, уши и ноздри тянули к этой необычной, столь внезапно появившейся в его жизни женщине, но он робел, списывая робость на близость наставника. Первой начала разговор Меридиана.

– Раз уж судьба сажает нас в одну лодку, нам стоило бы узнать друг друга ближе.

Николай ничего не понимал во флирте. В её голосе слышались насмешливые нотки, но даже насмешка была приятной.

– Герберт рассказывал о тебе, но, как я понимаю, существование Меридианы для тебя полная неожиданность!

Николай продолжал молчать, он не знал, как следует ответить, на сколько надо быть учтивым с этой странной и столь привлекательной особой. Меридиана не была юной невинной прекрасной девушкой, которых рыцарь редко, но видел на официальных церемониях или службах в городе. Она была ровесницей, если не старше, и, судя по наряду и манере держаться, не казалась стыдливой скромницей. Мужчина ни как не мог прийти в себя. Он не понимал, что мешает обрести столь внезапно потерянную стойкость духа: груз навалившейся информации, или … запах. Этот слегка ощутимый и вместе с тем головокружительный запах, исходящий от её тела. Возможно это был особый аромат неизвестных ему масел, но к ним примешивалось нечто большее, чего Николай никогда раньше не ощущал.

– Я вижу, ты не слишком разговорчив – засмеялась Меридиана:

– Кандидату в императоры следует развить ораторское искусство, иначе не только дамы, но и солдаты не будут знать, что им делать в твоём обществе!

Меридиана отошла на противоположную часть балкона, жестом поманив за собой Николая. Он повиновался, и они оказались на другой стороне мавзолея, не видимые для папы.

– Герберт решает всё очень быстро, если на подготовку к походу у тебя ещё будет какое-то время, то я послезавтра отбываю с дожем Пьетро в Венецию, где ждет меня корабль. На первом этапе у каждого из нас будет свой путь, а мы так плохо знакомы. Там, в Хацарии, я не хочу встретиться с войском под предводительством мужа, которого я не знаю, а значит, и не знаю чего от оного ожидать! Скоро Герберт налюбуется ночными светилами, и мы вернёмся во дворец. Завтра, как солнце начнёт садиться, я жду тебя в этой часовне для продолжения разговора.

И Меридиан легко коснулась своими утончёнными пальцами руки Николая.

Весь последующий день рыцарь провёл в странном волнении. Меридиану он не видел, хотя знал, что она также прибывает в покоях архиепископского дворца. Наставник больше не обсуждал с ним детали их грандиозного плана, но было понятно, что подготовка к походу продолжается. Часть времени папа провёл с дожем Венеции, отбывающим завтра. Наконец настал вечер. Николай, порывшись в своём маленьком гардеробе, переоделся в лучшую рубашку, накинул на плечи плащ из теплой шерсти, и, спрятав в правый сапог засапожник, незаметно покинул дворец. Сев на заранее оседланную лошадь он отправился к месту условленной встрече находясь в необъяснимом волнении. Он не совсем понимал, зачем нужно это ночное свидание, задачи ясны, союзники известны! Но, увлекаемый неизведанной до вчерашнего дня силой, он и не думал отказываться от встречи. Свои нынешние ощущения он сравнивал с теми, что испытывал перед учебной борьбой с сильным противником из числа офицеров стражи. Когда хочется и избежать боя и ринуться в битву одновременно. Благо мавзолей Теодориха находился в предместье Равенны, в каких-нибудь десяти минутах верховой езды.

Привязав лошадь рядом с входом, он осторожно проник внутрь. На первом уровне было темно. Постояв около минуты, Николай захотел выйти, сесть на лошадь и вернуться в Равенну. Он даже почувствовал некое облегчение.

– Поднимайся наверх – услышал он знакомый голос, в котором звучала одновременно лёгкая ирония и мягкость.

Этот голос он не перепутал бы ни с каким другим. Сердце его забилось сильнее, хотя тело вошло в лёгкий ступор.

Николай поднялся наверх. Зал, где стоял пустой саркофаг, освещался несколькими светильниками, стоящими по кругу и дающими легкое тепло, так как воздух на улице был прохладный. В центре этого импровизированного круга на толстых медвежьих шкурах сидела Меридиана. Её костюм, мало чем отличающийся по крою от вчерашнего, сегодня был из тонкой греческой парчи, той, что возится из Константинополя для местных модниц.

– Иди ближе, я не собираюсь тебя убить – засмеялась Меридиана в своей манере.

– Или ты боишься меня? Я знаю, вокруг Герберта ходят разные слухи, якобы в Кордове он встретил суккуба, обещавшую богатство и даже папский трон в обмен за любовь. Поверь мне, я не порождение дьявола, но магией всё-таки обладаю, только это магия не суккуба, а умной женщины, умеющей следить за собой и знающей чего хотят мужчины. Я действительно должна узнать тебя ближе, ведь цели, поставленные перед нами, сложны и опасны. Что я знаю о тебе: непорочный мальчик, выросший при монастыре, не искушенный в интригах и хитростях. Твой отец, знавший нравы Константинополя, как раз был полной противоположностью: осторожный, хитрый, опытный, но и это не спасло его от гибели. Непобедимого на поле боя и в дворцовых интригах, говорят, его отравили. Герберт не зря отправляет нас вместе, я буду твоей осторожностью и хитростью.

Николай слушал Меридиану, ему нравилось все, что она говорит, дело было не в смысле слов, а в голосе, которым они произносились.

– Откровенно говоря, я не верю в успех нашего дела – продолжила женщина:

– Если тебя не убьют по дороге в Хацарию, а я не утону в морской пучине всё равно слишком много «но» и «если» станут на нашем пути. Я действительно благородного хазарского рода, но я никогда не была на родине. Даже если я смогу доказать своё происхождение при помощи наших союзников в Херсоне, смогу ли собрать народ? И ты не похож на харизматичного лидера, за которым пойдут другие! Нам надо объехать пол мира в поисках союзников, при этом не попасться сторонникам Василия, этого сурового и жестокого правителя-воина. Всё очень запутано. Оттон противник Василия. Могущество соседней Венеции держится на союзе и с тем и с другим. Иштван враг Самуила, но союзник папы. Самуил враг Василия. У самого константинопольского императора достаточно интриганов среди приближённых. При этом, Сильвестр, как наместник Бога, стоит над всеми, но власть его слишком условна. Если для готских епархов слово папы ещё будет иметь вес, то далёкий константинопольский патриарх не зависит от Равенны. Да что говорить о Константинополе, если Рим, находящийся от нас в четырёх днях конного пути, изгнал папу и императора, и Оттон вынужден возглавить второй поход в этом году чтобы попасть в Авентинский дворец. А есть ещё мавры, разбойники, пацинаки! Нет, шансы, что нас зарежут, прежде чем мы опять увидим Герберта девять против одного! Впрочем, Герберт отдал тебе предмет, в определённых условиях обладающий огромной силой! Покажи мне камень, он ведь у тебя?

Николай, боявшийся оставить драгоценность даже в епископском дворце, хранил камень в кошельке на шёлковом поясе под одеждой. Герой достал топаз и протянул его женщине. Меридиана взяла камень в ладонь, непристойно поглаживая его пальцами другой руки. Минуту она любовалась камнем, затем с неохотой вернув его Николаю.

– При других обстоятельствах я бы настояла отдать топаз мне, но это только половина предмета. Найдя вторую часть, обладатель терафима будет наделён необычайной силой. Пока магический символ не собран воедино, камень несёт владельцу больше проблем, чем преимуществ. Путь слишком опасен, и я верю, что в твоих руках топаз сохранится лучше, чем в ладонях слабой женщины! Тем более что тебе неизвестно его предназначение, пока ты не посвящен, ты защищён от себя самого!

Николай слушал собеседницу, не понимая её слова.

– Что за терафим нужно собрать?

– Ты всё узнаешь со временем! Скажем, с его помощью можно узнать будущее. Пока, всё что тебе следует помнить: храни этот камень как зеницу ока и никому не отдавай его до положенного часа, пока не найдешь вторую часть. Надеюсь, что в этот миг я буду рядом! Ты можешь спросить: зачем я, не верящая в успех предприятия, всё же соглашаюсь покинуть Равенну и отправиться за три моря? Ответ прост! Мне уже за тридцать! Жизнь проходит, а впереди женщину моего положения ждет только отверженная одинокая старость. У Герберта есть свои амбиции, и сейчас они совпадают с моими. Наша экспедиция – это шанс умереть или получить будущее, способное скрасить годы любой женщины, когда количество морщин на её теле, превысит количество мужчин её окружающих. Я не думаю, что и тебя, потомка великого отца, два раза провозглашённого императором собственными солдатами, устроит пожизненная должность офицера папской стражи. Но, не будем предсказывать грядущее, оно во тьме! Иди ко мне мой мальчик, я замерзла, зимние ночи в Равенне прохладны для такой нежной ткани, как парча моего платья!

Меридиана, подошла к Николаю и, обняв его обеими руками за шею, прижалась всем телом.

Голова рыцаря закружилась с новой силой. Он опять почувствовал аромат этого упругого и одновременно податливого тела. Повинуясь зову природы, он подхватил Меридиану, замешкавшись на некоторое время.

– Идём на мех, слуги специально принесли сюда шкуры и светильники, мы же не настолько грешны, чтобы заниматься этим в пустом гробу Теодорика!

Опыт Меридиан с лихвой покрыл неопытность Николая. Ночь была полна страсти. Рыцарь испытывал ощущения, не известные ему раньше, он окончательно опьянел этой женщиной. Только под утро, когда на востоке забрезжила тонкая полоска зари, любовники решили что пора возвращаться в Равенну.

– Ты же не собираешься оставить меня здесь – нежно шепнула хазарка Николаю, целуя его в горячие губы: – слуги заберут все днём.

Сев на одну лошадь, мужчина и женщина поскакали в сторону города, прибыв во дворец архиепископа с рассветом. Днем, переодевшись в мужское платье, Меридиана в свите дожа отбыла в Венецию. Николай, ожидая прибытия архиепископа Астрика, стал готовиться к трудному походу, понимая, что путешествие может состояться в один конец.

После рождества в Равенну прибыл архиепископ Астрик, всё было готово к походу. Сильвестр в последний раз встретился со своим наставником и благословил Николая.

Рыцаря беспокоил один вопрос: почему пастырь всех христиан, отправляет его, воспитанного монахами, искать союзников среди иудеев, и помогать хазарке в восстановлении её такого далёкого от Рима государства. Своими сомнениями герой поделился с наставником.

– Дело в том, мой мальчик, что в хазарском царстве есть великая река Ател, а за ней бескрайние степи, откуда тысячу лет идут орды варваров: хунны, авары, булгары, теперь пацинаки. Все они, угрожающие нашей вере и нашей истории, вырвались оттуда и были остановлены только силой христианского оружия, благодаря многолетним разорительным кровопролитным войнам. Как будто империи было мало готов с севера, как теперь норманнов, и мавров с юга. Хазары тоже вышли из тех степей, но они, единственные, кто остановился на границах восточной империи, а не пошёл на Константинополь или Рим. Их царство, на протяжении многих столетий воюющее с кочевниками в степях и маврами на Кавказе, стало стеной на пути других варваров, защищая империю с востока. Теперь оно пало! И я очень боюсь, что из-за Атела придёт новая сила, страшней хуннов, которая, будто волна не встречающая сопротивления, докатится до земель нашей империи. И это когда нас и так теснят воинственные халифы! Вот почему так важно восстановить силы, объединив запад и восток, и вот почему я хочу возродить Хацарию!

Папа, эскортируемый сильным немецким отрядом под командованием епископа Кельнского Гериберта, отправился под стены Рима на помощь императору Оттону III. А Астрик, в сопровождении маленькой армии Николая, отбыл в Гран.

Несмотря на трудности в наборе солдат, Герберт применил всё свое влияние на вассальных епископов и князей, чтобы те выделили хоть какое-то количество людей. Причём папа прозорливо предполагал, что для задуманного на востоке, лучше идти с войском, набранным из мест, близких к восточной империи, знающим язык и традиции. Если армия Оттона комплектовалась германцами, то воины, последовавшие за Николаем, являлись свободными крестьянами, владеющими небольшими наследственными участками земли на восточных границах империи римлян и франков. Также в отряде было некоторое количество иностранцев: булгар и выходцев из Анатолии, служивших не за деньги, а за наделы. Общая численность отряда составляла семьдесят пять пехотинцев. Они не были профессиональными войнами-наёмниками – феодальной элитой, а являлись, как было сказано выше, ополчением стратиотов, призванных в армию за освобождение от всех налогов с их земельных наделов. Некоторые пошли в поход, не зная его цели, в надежде на открывающиеся перспективы воинской службы. И хотя боевой опыт у них отсутствовал, все солдаты под началом Николая были крепкими молодыми людьми, самому старшему из которых не было и сорока лет. Учитывая дальность похода, и то, что большая его часть должна была проходить пешим строем или на корабле, папские офицеры отобрали рекрутов, ориентируясь на их выносливость и повиновение – ропот или бунт в пути означал бы крах задуманного предприятия. Также в отряде не было знатных отпрысков, заносчивость, гордость и стремление к лидерству которых могла бы подорвать авторитет неопытного военачальника в глазах подчинённых. Николай единственный, если не считать небольшую личную свиту Астрика, путешествовал верхом, составляя всю конницу своей малочисленной армии, состоявшей из пехоты, оснащённой по принципам ромейского воинского искусства.

Часть его солдат представляли собой облегчённых скутатов. Пехотинцы были вооружены длинным тяжёлым мечом-спатой, и защищены овальным щитом-скутумом. Их доспехи состояли из кожаного, а у некоторых и из ламеллярного панциря, под которым была надета шерстяная одежда, а сверху – стёганая куртка и птериги. Для дополнительной защиты использовались поножи, некоторые имели парамерионы, висящие на поясном ремне. В пользу мобильности передвижения и в силу ограниченного места на корабле решили отказаться от копий. Николай сделал ставку на защитную линию из больших щитов, с переходом в наступление мобильным подвижным отрядом и яростный ближний бой оглушающими рубящими ударами как делали воинственные норманны.

Другая часть лёгких пехотинцев выглядела как нечто среднее между токсотами и псилами. Лучники были вооружены византийскими луками длиной чуть более метра с короткими мощными концами и боекомплектом из сорока стрел на каждого. Для ближнего боя стрелки имели компактную спату или парамерион на поясном ремне. Доспехи этих пехотинцев состояли из кавадиона – стёганого ватного кафтана с хлопковой одеждой под ним и поножей. Лучники должны были ставить заградительную завесу из стрел перед защитной линией в обороне, и обеспечивать поддержку скутатов в наступлении.

Кроме перечисленных воинов в обозе отряда находилось ещё пятнадцать человек кордовских евреев, отправленных папой для агитации иудеев Хацарии. Мелкие купцы, ростовщики, алхимики, философы, они не были воинами, способными участвовать в серьезном бою. Но, вооруженные ножами с кривыми рукоятками, вполне могли защищать обоз. Остальная часть крещёного отряда, разве что кроме самого Николая, не принимали иудеев, и они держались особняком на привалах или в арьергарде на марше.

Сил было недостаточно, чтобы свергнуть константинопольского императора, но хватало, чтобы добраться до Таврики и поднять мятеж.

Отсутствие конницы Николай полагал заменить многочисленными стрелками, способными остановить всадников противника и прикрыть фалангу скутатов. Иудеи были не способны сражаться в рядах фаланги, поэтому рыцарь приказал выдать им луки, назначив обязательные тренировки. Николай также лично решил освоить искусство метания стрел, в чём преуспел, в последствии держа свой лук и стрелы в обозе или пристёгнутым к седлу.

Выйдя из Равенны, процессия проследовала мимо часовни, рядом и внутри которой всего несколько дней назад произошло столько событий значимых для нашего рыцаря. Стараясь внешне не выдавать волнения, Николай долго всматривался в древние стены мавзолея Теодориха. Но взгляд его был скорее отрёшённым чем внимательным. Поход, хоть и волновал рыцаря своей непредсказуемостью, но не страшил, наоборот, впереди были приключения, новые страны, родина его отца – Каппадокия, битвы приносящие славу. Воспитанный при монастыре Николай не был кровожадным, инстинкта убийцы он не испытывал, но молодой человек был сыном своего времени, и знал, что в этом мире жизнь, по сравнению с целью, ничего не стоит, жизнь противника или собственная. Впрочем, личных врагов у него пока не было. Рыцарь был слепым оружием политики, в первую очередь он выполнял поручение своего могущественного и умного наставника, и ему нравилось, что в принятии глобальных решений от него не требуется самостоятельности.

– Направление задано!

Поэтому Николай больше интересовался насущными проблемами. Под его началом была группа людей, ответственность за судьбу которых теперь нёс только он. Солдаты, вчерашние мелкие землевладельцы, прошли короткую подготовку в тренировочном лагере под Равенной. Они немного знали своего командира, а он их. Но этих знаний было явно недостаточно, никто не был в реальном бою, полководец даже не знал всех по именам. От организационных и тактических знаний Николая теперь зависел общий успех, и речь шла не только о возможных далёких битвах, отряд надо было содержать, кормить и делать привалы. Пока они были частью миссии архиепископа, основные задачи решали люди из свиты Астрика. В королевстве унгров обязанность по содержанию посольства лежала на вассалах Иштвана. Это время Николай мог использовать для приобретения опыта руководства походом. А вот после Грана в землях Самуила он и его солдаты будут предоставлены самим себе. Он понимал, что стоит показать хоть в чём-нибудь слабость, и доверие его воинства к командиру будет потеряно навсегда. И как бы ни отбирали в отряд кандидатов по принципу покладистости характера, недоверие вызовет неповиновение снизу и потерю контроля сверху.

На первое время отряд был снабжен всем необходимым, в том числе и провиантом, находящимся в обозе. Также Николаю папа выделил значительную сумму ромейских монет на закупку провизии в дальнейшем, а отсутствие лошадей не требовало поиска фуража. На территориях, где планировалось поднять народ против власти Василия, не следовало озлоблять людей поборами и мародёрством. Поэтому притеснение населения допускалось только в крайнем случае.

Николай мог пока не волноваться о снабжении. Проезжая рядом с часовней, он думал совсем о другом. Женщина, знакомство с которой было столь внезапно, коротко и страстно, волновала его больше опасностей похода. С той ночи, проведённой вместе на втором этаже мавзолея, он думал о Меридиане почти всё время. Где она: плывёт в нефе в мужском платье по волнам зимнего моря, или находится в объятьях очередного любовника. Можно ли доверять ей как Герберту, встретятся ли они в Фуллах или Херсоне?

Через неделю путешествия миссия Астрика прибыла в прекрасную Венецию, город столь же значительный для мировой торговли и политики, как Рим или Константинополь. Дож Пьетро заключив мирные и торговые договора с императорами обеих столиц, и став фактическим хозяином моря, активно расширял влияние и территорию своей республики. Василий II, флот которого переживал не лучшие времена, напрямую зависел от венецианских нефов, выделяемых дожем для переброски ромейских войск, в обмен на семикратное снижение таможенных пошлин для купцов республики. Что касается империи Оттона, его германские вассалы вообще были не мореплавателями, предпочитая торговые и военные вопросы решать на твёрдой земле. Сейчас флоту Венеции не было равных в морях южной Европы от земель халифа до гор Зихии. Недаром папа для экспедиции в Таврику арендовал неф у дожа.

Николай никогда не был в Венеции. Он с удовольствием осматривал город, его необычные острова и каналы. В первую очередь Николая интересовал порт, откуда несколько дней назад должен был отплыть корабль, везущий Меридиану. Правда он не понимал, что может там обнаружить, какие сведения о знакомой женщине могли остаться в гавани, бурной от многотысячного людского потока. Ремесленники, моряки, солдаты – авантюристы с разных краёв земли и, конечно, купцы, везущие: янтарь, пряности, икру, рабов, серебро, зерно, ткани из Индии, Таврики, земель германцев и франков. Десятки кораблей приходили и отчаливали каждый день. В Венеции было всё, а вот найти человека или получить нужные сведения – непросто. Так, по крайней мере, казалось Николаю, привыкшему к тихой монастырской жизни, и даже в Равенне не ставшему представителем светского бомонда.

Первоначально рыцарю нравилась разноцветная суета. Оставив отряд, разместившейся лагерем в предместье, он погрузился в этот водоворот, получая удовольствие от новых впечатлений, и одновременно наивно пытаясь почувствовать некий знак недавнего пребывания Меридианы. Под вечер у героя, не привыкшего к столь значительному людскому потоку, закружилась голова. Сев на лошадь, Николай, уставший, словно совершил восхождение в горы, покинул центр и вернулся к своим людям.

В лагере к нему подошёл один из кордовских иудеев, путешествующих с обозом, и просил подойти к их обособленной от стратиотов стоянке. Якобы некий венецианский ростовщик хочет видеть командира отряда из Равенны и ожидает его с полудня.

Направившись к обозу, Николай заметил сидящего у костра пожилого седобородого мужчину в чёрном плаще, отделанном бурым мехом и такой же шапки. Тот привстал, представившись купцом Залманом. На вид его возраст примерно соответствовал возрасту Сильвестра. Торговец пристально, но уважительно смотрел на Николая.

– Если вы, синьор, тот самый Николас, временный обладатель древнего камня, то у меня есть к вам дело от купца Джафара, отбывшего из города неделю назад.

Николай посмотрел на гостя с изумлением. Он знает о топазе, и знает о Меридиане, кроме того, он говорил с ней. Кровь прильнула в голову, и дыхание участилось, однако Николай не хотел выдавать чувства первому встречному. Герой жестом предложил иудею отойти в сторону, чтобы их разговор не мог никто услышать.

– Что передавал тебя Джафар? – нарочито холодным голосом поинтересовался рыцарь.

– А сеньор, действительно обладает частью терафима? – посланник всё ещё смотрел с недоверием.

– Можешь не сомневаться! – Николай достал камень из маленькой походной сумки, спрятанной у него под плащом:

– А почёму ты назвал меня временным обладателем?

– О сеньор, этот камень, ещё никогда не избирал себе одного хозяина, наоборот, многие сами становились его рабами! – иудей смотрел на топаз с восхищением и ужасом одновременно.

Николаю стало интересно подобное отношение незнакомца к топазу, судя по его размеру, он понимал, что камень редкий и очень дорогой, наверное, многие, ради обладания этой драгоценностью, не остановились бы перед любым преступлением, включая убийство. Даже папа – наставник, в чьей святости Николай никогда не сомневался, не хотел раскрывать историю, как камень попал к нему. Но Николай, воспитанный и в аскетизме и в достатке одновременно не обладал чрезмерным корыстолюбием. Под завистливым взглядом ростовщика рыцарь спрятал камень.

– Так что ты знаешь о камне?

Сеньор Николас, этот кристалл очень древний, я бы сказал, столь древний, что о нём было известно до того, как Бог создал Адама!

– Кому же о нём было известно до Адама? – съязвил учёный рыцарь.

– О сеньор, я бы сказал, что он принадлежал тому, кто восстал как противник Элохима!

Николай был достаточно просвещен для своего времени, чтобы не предавать значения небылицам невежд, но как христианин, готовившийся стать священником, серьёзно относился к вещам духовным. Ему даже показалось, что странный камень стал жечь ему поясницу.

– И ты веришь в подобные сказки? – спросил рыцарь насторожено.

– Сеньор, топаз – часть терафима, когда он соединится с другой частью, его почти бесцветный лазурный цвет побагровеет, словно налившись алой кровью, и тогда обладатель целого сможет напрямую обратиться с любым вопросом к Сатане.

– И ты видел это своими глазами?

– Нет, сеньор, так гласит мудрость моего народа!

– Ну, раз ты не видел, оставим легенды на потом. Ты видел Джафара, расскажи! – сердце Николая забилось сильнее.

– Да сеньор, известный вам купец – Залман посмотрел на рыцаря с ироничной улыбкой: – отбыл с товарами в далёкую Хацарию при последней полной луне. Перед отплытием, он щедро наградил меня, велев найти вас, когда посольство из Равенны остановится в городе. Вам не надо идти пешком через земли царя булгар, это займёт много времени и очень опасно, скорее всего, ваш отряд будет ждать засада. Покиньте сеньора архиепископа и садитесь на ожидающий вас неф. Вам нужно как можно быстрее прибыть в Хацарию, местные готы и аланы подняли там восстание против хазар и херсонских греков, поэтому идти сразу в Херсон кораблём не стоит, пусть высадят вас в стороне от города. Большего я не знаю!

Николаю очень хотелось расспросить иудея о Джафаре или Меридиане, как выглядела, была ли спокойна или расстроена, но ростовщик, сообщив, какой неф ожидает солдат Николая, поспешил в город, оставив рыцаря со своими мыслями. Обеспокоенный событиями в Таврике, герой был рад изменению маршрута. Он не был моряком, он и его люди были готовы к длительному пешему переходу, но путь через земли конунгов Иштвана и Самуила занимал около четырёх месяцев и стоил больших физических и материальных затрат, тогда как плавание на корабле отнимало чуть более девяти суток. Значит, он раньше вступит на землю хазар и готов и встретится с Меридианой. Конечно, он ожидал свершения подвигов по пути, сражений с булгарами или армией Василия, наконец: дикими степными пацинаками, но подвигов должно хватить и дальше, зато он имеет шанс скорее увидеть любимую женщину, и сохранить людей. Николай чувствовал, что любовный опыт Меридианы наложенный на полное отсутствие его собственного породил в нём страсть к этой уже немолодой хазарке, или кем там она была: гречанкой, иудейкой, мавританкой? Страсть, сравнимую с зависимостью!

Не откладывая ни дня, следующим утром Николай поднял своё малое войско и поспешил на ожидающий корабль. Решено было оставить весь обоз, кроме воинского снаряжения, монет, хранившихся в общей казне и небольшого количества еды, вина и воды. Архиепископ с удивлением, но лёгкостью отпустил сопровождающего. Николай сослался на приказ папы, а Астрик относился к тому числу служителей церкви, чья миссионерская деятельность не требует воинской охраны, тем более он вступал в известные ему земли дружественного короля.

К вечеру погрузка была закончена, и корабль, немногочисленная команда которого, рассчитывающая на помощь солдат Николая, была предупреждена о маршруте плавания, подняла якоря.

Николай с интересом рассматривал судно, в детстве он совершал плавание с острова Хиос, но это было так давно, что он почти всё забыл. Корабль представлял собой типичный венецианский четырёхмачтовый неф с прямыми и латинскими парусами, имеющий соотношение длины к ширине как три к одному. Корабль был лишён резных излишеств, и имел венецианские флаги, позволяющие беспрепятственно и почти беспошлинно проходить воды Константинополя. Судя по конструкции, его предназначением была перевозка большого количества солдат, так что отряд Николая, чья численность вместе с матросами была немногим более ста человек, комфортно разместились внутри корпуса. Корабль вмещал достаточное количество припасов для двухнедельного путешествия.

Благодаря северному ветру, дующему на юго-восток, неф сравнительно быстро пересёк Адриатику и, обогнув Пелопонесский полуостров, взял курс на Пропонтиду. Здесь экипажу пришлось бороться с тем же ветром, сносящим неф в сторону Крита и Родоса. Недалеко от Хиоса, который Николай считал местом своего рождения, судно встретил ветер, уже дующий в лоб. Чтобы не лечь в дрейф в опасных водах, моряки, используя помощь воинов, искусно справились с парусами. Тогда неф продемонстрировал прекрасные мореходные качества, идя круто к ветру. Пользуясь выторгованной дожем Орсеоло неприкосновенностью, корабль миновал Пропонтиду и, не останавливаясь в Константинополе, вошёл в воды Понтийского моря.

Несколько часов Николай мог наблюдать стены огромного города – средоточия богатства и политической власти. Он никогда не был в городе Константина, но много слышал о нём. Исходя из скупых рассказов наставника, этот город был знаком его мятежному отцу, которого рыцарь никогда не видел. Его отец не был франком, ромеем или греком, но Николай, воспитанный в римской культуре, почти ничего не помнил о корнях, разве что язык, освоенный в раннем детстве с помощью хиоского отшельника. Этот город, тянувший его отца, совсем не привлекал Николая. Нет, ему, как стремящемуся к знаниям и наукам, было бы интересно посетить город, изучить его, но не бороться за власть, реальную и мощную и столь же эфемерную как дующий в лицо холодный ветер. Власть, требующую огромные риски: интриги, заговоры, многотысячные человеческие жертвоприношения на поле брани, и вместе с тем, способную улетучится как воздух, и уж точно не защищавшую от яда или кинжала убийцы. Жизнь в монастыре, изучение рукописей, горные походы – были гораздо безопасней и умиротворённей. Но он дал слово папе! Наставник сказал, что готовил его к великой цели, и он, выполняющий чужую волю, не имеет право остановиться. К тому же, на него рассчитывает Меридиана, он дал ей слово рыцаря, что поможет обрести власть, принадлежавшую её далёким предкам. Значит, для неё эта власть была чем-то большим, чем он пока понимал, может быть и ему стоит захотеть власти, так же, как он хотел любимую женщину.

Путешествие заняло около десяти дней. Особых приключений в походе не было, все люди были сохранены. Моряки, знавшие Понтийское море и очертание Таврики хотели высадить отряд в неглубоком заливе Тамираке, здесь некогда был маяк, поддерживаемый херсонцами, пока гунны не сравняли всё с землёй. Но разыгравшийся сильный шторм не позволил подойти к берегу. Неф, сносимый ветром и волнами начал дрейфовать вдоль аланского берега в сторону Херсона. Николай вглядывался в пустынный берег. Не свинцовые волны, бьющиеся о борта корабля, а то, что ожидало впереди на суше, держало рыцаря в нервном напряжении. Перед ним была земля, которую он не знал, и на которой, по замыслу, ему предстояло стать главным.

Дрейфуя на юго-восток, экипаж не уходил в открытое море, держась берега. Капитан нефа правильно предполагал, что изгибающийся на восток берег образует залив, защищённый от северного ветра очертанием острова, самой западной оконечностью которого и являлся залив Тамираке. К вечеру волны стихли, и судно смогло ближе подойти к берегу. Пристани не было, берег был абсолютно дик, и полог в этом месте. Опытный экипаж, постоянно замеряя глубину, смог подвести неф так близко, что до дна было не более трёх метров. Соорудив плот для самого необходимого и тяжёлого, отряд, совершил высадку, преодолев холодные воды Понта. Николай прыгнул в воду прямо верхом на лошади, его выносливый богатырский конь не без труда преодолев расстояние от нефа до берега с фырканьем, тряся головой, выбрался на пологий берег. Оказалось что многие стратиоты, бывшие землепашцы не умеют плавать. Расстояние до берега было минимальным, но воинам приходилось высаживаться с личным оружием, не поместившимся на плот. Это могло неожиданно погубить столь малочисленную армию. Благо, для таких горемык, экипаж судна предоставил имеющиеся на корабле пустые бочки или куски дерева, привязав к ним канаты, чтобы тянуть обратно.

До темноты отряд полностью достиг берега. Наступила зимняя ночь, чтобы не заморозить людей, Николай приказал развести как можно больше костров. Это оказалось непростой задачей, крупных деревьев рядом не было, их активному поиску мешала темнота. В ход пошло всё, в округе были вырублены все кусты и деревья. Люди, как моги, сушили одежду и грелись сами. Приходилось выбирать между скрытностью и холодом. Огни могли выдать прибытие неожиданного отряда возможным лазутчикам, но выбора не было. Согревались взятым с собой разогретым вином. Те, кому удалось просушиться и согреться первым, стояли на страже. Ночь была спокойная, и люди, вымотанные плаваньем, морской болезнью, закрытым пространством и высадкой, смогли кое-как отдохнуть на твёрдой земле.

Вода сквозь скалы может течь,

Пробив гранитные породы,

Но славу дарит только меч,

Он – воплощение свободы!

Умеет кнут до смерти сечь,

Когда спина совсем нагая,

Но славу дарит только меч

Узлы, на нитки, разрубая!

Орудия пыток могут жечь

Ломать хрящи и резать вены,

Но славу дарит только меч,

Клинок решает все проблемы!

Топор главу срубает с плеч,

Палач от совести свободен,

Но славу дарит только меч,

Он справедлив и благороден!

Пылая ярко, пламя свеч

На вызов тьмы всегда ответит,

Но славу дарит только меч,

И только меч как солнце светит!

Еду и пунш готовит печь,

Согреет душу бара дверца,

Но славу дарит только меч,

И только сталь насытит сердце!

Умеет быть красивой речь,

Наружу выставляя чувство.

Но славу дарит только меч,

И только он творит искусство!

Легко любовью нас увлечь:

Вскипаем, чуть амур заденет,

Но славу дарит только меч,

Лишь меч до смерти не изменит!

Миссия

День выдался пасмурным и прохладным, словно сама природа предупреждала о трудностях, ожидающих впереди.

Неф, отошедший от берега сразу после высадки отряда, уплыл с рассветом. Армия Николая, а именно так приходится её называть, несмотря на малочисленность, расположилась на берегу возле устья реки, рядом с руинами древнего городища, крепость была давно разрушена и из укреплений частично сохранилась только одинокая башня, почему-то напомнившая Николаю мавзолей Теодориха.

Пока отряд готовился к выходу, не зная, куда поведёт их полководец, Николай, у потухшего костра, обдумывал план действий. Теперь он понимал, почему Меридиана назвала план авантюрным. Его войско слишком мало, чтобы пройти по острову «огнём и мечём» не считаясь с чьими либо силами или интересами. Нужно была искать союзников и избегать врагов.

– Если бы, прибывшая раньше Меридиана была рядом, она, зная обстановку, направила меня в нужном направлении.

Николай тут же прогнал от себя эти недостойные мужчины мысли. Она слабая женщина, приплывшая одна, он командир боеспособного отряда почти из сотни мужчин, не она ему, а он должен найти её и оказать помощь.

Изучивший с помощью Герберта армиллярную сферу и астролябии, Николай ориентировался по сторонам света при помощи небесных светил лучше любого старого моряка. Что знал Николай о Хацарии или Таврике, кроме того, что высадился на её западном берегу и что главный местный город империи греков – Херсон был южнее. Подготовленный наставником он помнил, что остров достаточно велик, с его противоположной стороны находится Фанагория или Томатархан, далее – земля Зихов, горного народа. На севере степи, куда заходят кочевники-пацинаки, на юге горы в которых прячется много городов, меньших, чем Рим, Равенна или Венеция, но значимых для местных народов. Кто они, эти местные? В горах и по берегу живут потомки алан и готов – воинственных племён, пришедших сюда до гуннов. Они христиане и, в общем, должны подчиняться грекам, окрестившим их, но имеют гордый нрав и часто восстают. Их топархи то воюют с хазарами, то с греками, то подчиняются обоим народам. Также рядом с ними живёт народ Меридианы. Они или иудеи или крещёные. Совсем недавно хазары в этих землях были грозной силой, подчинившей готов и алан, даже греки платили им дань, но теперь власть каганов потеряна, и хазары вынуждены служить Константинополю. Сами греки, чьи владения гораздо шире, чем территория Херсона, хоть формально и подчиняются императорской власти но, благодаря удалённости кесаря, пользуются долей самостоятельности, желая жить свободной общиной. Николай, представившись некой четвёртой силой, посланной из Рима, стал бы врагом всех. Рассчитывать на поддержку в лице кого-нибудь, он мог, только являясь частью одной из известных группировок. Самой правильной стороной было представлять себя греческим полководцем, мятежным Василию, тогда бы местные народы, стремясь к независимости от Константинополя, и опасаясь репрессий из столицы за сепаратизм, могли поддержать врага своего врага. Предвидев это, папа набрал людей и снабдил их снаряжением таким образом, чтобы отряд Николая ничем не отличался от воинов Империи римлян. Даже на скутумах были подобные знаки. Местная смута одновременно была и на руку и путала карты. Скажем, если Николай представит себя верным посланником Василия, а граждане Херсона лояльны центральной власти, его примут как своего, но если они мятежники, то могут напасть без предупреждения. Если он объявит себя врагом императора, всё будет с точностью наоборот. Также и с населением области Дори.

Не стоило проделывать такой путь, чтобы надолго застрять на побережье в раздумьях! Перед командиром стояло две задачи: найти Георгия Цулу, передав ему топаз, и сохранить войско. Николай скомандовал: «в путь»! Он решил идти не к Херсону, а в глубь острова на восток вдоль реки, постепенно вторгаясь в Готские Климаты. Река, вдоль которой двигался отряд, давала воду и со временем должна была вывести к какому-нибудь селению. Среди солдат было два грека живших некогда в Таврике. Они сообщили командиру, что река, вдоль которой они двигаются, называется Альма. Никто из местных не знал, что означает это слово, видимо оно пришло из глубокой древности. В устье реки попадались красивые оранжевые камешки, многие солдаты, сочтя их драгоценными, бросились собирать гальку в походные сумки.

Благодаря лёгкости снаряжения, а также близости воды, отряд мог пройти более двадцати двух тысяч шагов за день, преодолев маршем до ста тридцати пяти стадий или двадцати пяти километров в сутки. Решив придерживаться подобного темпа, Николай не забывал об отдыхе и тренировках людей. Останавливаясь в местах с чистой водой, солдаты перекусывали, отдыхали и устраивали учебные сражения, отрабатывая ближний бой и стрельбу из луков.

Двигаясь на восток против течения, отряд подошел к предгорью. Вечерело, решено было заночевать у изгиба Альмы, укрывшись в скалах из белого плотного камня. Следы добычи известняка говорили, что места здесь обжитые. Леса для огня было мало, и это приносило нестерпимые страдания от ночного холода.

Утро было солнечным, но холодным. Поняв, что следующая ночь может быть такой же мучительной, командир дал распоряжение своим людям обшарить всю округу с целью заготовки дров в прок. Зима в Хацарии оказалась более холодной, чем в Равенне. Огонь следовало поддерживать постоянно, даже на марше, сохраняя его в глиняной посуде. Благо в обозе было достаточно горючего льняного масла, использующегося для приготовления греческого огня.

Пока солдаты стаскивали и рубили найденные деревья, Николай забрался на возвышающуюся над местностью скалу. На север расстилались безлесные степи, суровые и холодные. На юг – горная цепь, в которой скрывалась страна Готия. Степи были источником пищи: баранов, зайцев, куропаток, но кроме кочевников, заходящих с севера, там некого было ждать. Всматриваясь в горизонт, Николай заметил некое движение:

– Неужели конница пацинаков, легка на помине!

Он скомандовал людям собраться, приготовившись к обороне. Сырая зима прибила обычную степную пыль, в иное время года заранее выдававшую приближение конницы. Рассредоточенные солдаты Николая сделались бы легкоё целью и непременно были бы все перебиты.

– Но, что это! – закричал один из стратиотов:

– Лошади без всадников!

Огромный табун серых и рыжих лошадей нёсся прямо на лагерь. Когда до людей оставалось менее сотни метров, бегущий впереди жеребец мышастой масти резко развернулся и помчался на восток, увлекая за собой табун.

Лошади могли ускорить марш отряда, и Николай приказал своим людям поймать несколько животных. Это оказалось непосильной задачей. После нескольких часов ловли, благодаря тому, что табун остановился на водопой, удалось заарканить одного молодого жеребца. Конь был силён и долго сопротивлялся. Только усилием нескольких человек удалось усмирить дикого скакуна. Николай похлопал по красноватой шерсти испуганного пытающегося встать на дыбы жеребца.

– Нет, этого коня так просто не оседлать, возьмите его в обоз – приказал рыцарь иудеям.

Резко холодало, снега не было, но река, там, где течение было слабым начала замерзать. Николай отправил людей для разведки местности в сторону гор. Разведчики вернулись под вечер, сообщив две новости. В нескольких тысячах шагов на юг был пещерный храм, он был безлюден, но грот над ним позволял отряду укрыться от ветра и мороза. Закоптелые стены и потолок грота свидетельствовали, что костры здесь разжигали и раньше. Рядом был источник с прекрасной незамерзающей водой. Другой новостью было обнаружение пещерного монастыря и укреплённого поселения, со стеной, башней и воротами, преграждающими путь внутрь.

Николай быстро собрал отряд и двинулся к обнаруженному навесу, где решили заночевать.

Место, где расположился отряд на ночлег, представляло скальный навес, сохранивший следы многочисленных костров. Это была стоянка охотников, очень древняя. Навес не мог вместить всех солдат, но рядом был большой грот, из которого вытекал источник и нагромождение скал, часть людей разместились там. Недалеко была церковь с родником внутри. Место было богато водой и удобно для ночлега.

Утро началось с молитвы в обнаруженной церкви. Николай, как лицо, знающее службу, выступил в роли священника. Старшие от пельтастов и токсотов молились рядом с командиром, остальные, кроме иудеев – рядом с храмом.

Весь день отряд провёл на месте, так как Николай решил дать людям отдых, задержавшись в столь защищённом месте, а также обдумать дальнейшее направление. Ущелье, где заночевали войска, было поразительно тёплым, в отличие от продуваемых степей, днём в нём было комфортно даже без огня. Солдаты весь день занимались заготовкой провианта, дров и стрельбой из лука. Рыцарь лично возглавил тренировку кордовских иудеев, решил сделать из них боеспособных бойцов своей маленькой армии. К концу дня он отметил, что их успехи в стрельбе, как и его собственные, быстро прогрессируют.

У подножья скалы, рядом с местом, где вытекал источник, на стене кто-то заметил некие знаки. Солдат подозвал полководца. Обрызгав стену водой, Николай с удивлением заметил, как на мокрой скале выступает красноватый рисунок в форме человечков и животных. Никто не мог понять, что это значит. Некоторые солдаты крестились, словно увидели послание дьявола. Желая успокоить людей, Николай объявил выступивший рисунок добрым знаком.

– Думаю, что нарисовать такое могли люди времён Ноя или Моисея. Место, где мы расположились богато источниками и храмами. Даже если это капище язычников, рядом церковь, значит место сиё не проклято – это добрый знак для нашего похода.

Среди воинов послышался одобряющий ропот, если они и не видели своего командира в бою, то верили в правоту его рассудительности и образованности.

На следующий день, возглавив разведку, Николай приступил к изучению местности в сторону обнаруженного укрепления. Надо было понять, что за гарнизон охраняет проход на мыс и как следует поступить дальше.

Впереди возвышалась скала в форме венецианского нефа, от носа которого в юго-западном направлении шла оборонительная стена, сложенная из тёсаных известковых блоков, укреплённая скальными глыбами. С северо-запада мыс также ограждала стена из тёсаного камня, усиленная прямоугольной башней. Попасть внутрь поселения можно было только через ворота шириной два с половиной шага. К воротам шёл каменный коридор, затрудняющий штурм. Со стороны укрепление казалось совершенно неприступным. И главное, снаружи не удалось обнаружить ни одного человека, словно население покинуло это место, или укрылось внутри от опасности.

Во главе небольшого отряда Николай направился к воротам, и рукояткой меча постучал по массивному дереву. На башне показалось несколько человек, это была охрана, вооруженная луками – монахи или солдаты.

Наш рыцарь поприветствовал вышедших на латыни, но кажется, они не понимали языка римлян. Тогда он обратился на греческом, сообщив, что является представителем Рима, и хотел бы найти местного архонта.

Николай надеялся переговорить с начальником крепости, который помог бы прояснить ситуацию. К удивлению рыцаря, ворота не открылись, и никто не вышел на встречу. Вместо понятного диалога со старшим, в ответ прозвучал коллективный галдёж с башни, из которого можно было понять, что поселение является монастырём, и не собирается пускать посторонних. Натянутые луки не допускали дальнейших переговоров. Население внутри – готы или аланы, не чтили власть Рима и Константинополя.

Самолюбие было задето, Николай понимал, что может двигаться дальше по дну ущелья, не захватывая эту неожиданную преграду. Но оставлять в тылу недружественное поселение было стратегически неправильно. Взять штурмом укрепление без катастрофических потерь не представлялось возможным, значит, надо было выманить гарнизон наружу.

Разведчики обошли всю местность вокруг скалы. Значительная часть мыса была занята кладбищем, вырубленным в скальных глыбах. Зайдя в одну из гробниц, Николай обнаружил мощи, лежащие под высеченным в круге крестом. На теле была надета рубашка из греческой парчи, повреждённая тлением, но сохранившая целостность. В голове рыцаря мелькнул кощунственный план. Кладбище относилось к поселению, и наверняка почиталось монахами. Если пригрозить разорением гробниц, они будут более сговорчивыми. Николай, воспитанный священником, чтил церковные святости, и никогда бы не посмел нарушить покой погребённого, поэтому он проделал всё с максимальной почтительностью к праху. Кости, одетые в парчу, пролежали в часовни не одно столетие. Рыцарь выбрал несколько надёжных солдат, приказав им принести в гробницу воды и омыв кости, сложить их на место, а одеяние покойного забрал себе. Надо сказать, что не все из его воинов сочли этот поступок правильным, многие роптали, распуская слухи, что Николай – колдун, недаром воспитанник папы-чернокнижника, и за такой поступок может ждать божья кара. Другие, напротив, увидели в предводителе большую силу.

Взяв с собой несколько переговорщиков, и дав отдых остальному отряду, Николай направился к воротам поселения. Избавившись от доспехов, парчу, снятую с тела, рыцарь надел на себя, сделав это с крайней осторожностью, чтобы не повредить старую ткань. Рубашка из гробницы была достаточно широкой, но и она с трудом налезла на богатырский корпус героя. Увиденное повергло в ужас большинство солдат его армии. Некоторые стали предрекать Николаю судьбу императора Льва, надевшего на голову корону Маврикия из разорённой могилы Ираклия. Известно, что после этого Лев умер, покрывшись язвами. Но Николай был непреклонен. Не опасаясь стрел с башни, он верхом подъехал к началу каменного коридора ведущего к воротам.

– Жители поселения, монахи и прочий люд, я Николай, спафарий и посланник святой церкви прибыл к вам с миром! – начал он звучным голосом.

– Я требую пустить меня и моих людей в вашу крепость, дав приют и хлеб, за что вы будете вознаграждены!

На башне показалось несколько солдат, направивших стрелы на говорящего. Их вид не свидетельствовал о дружелюбности.

– В противном случае, волей, данной мне – Николай не знал, на чью волю сослаться: – я подвергну разорению округу, перекрыв доступ к воде и разграбив кладбище, рубище на мне, снятое со святого тому подтверждение!

В рыцаря полетело несколько стрел.

Увернувшись, благодаря облученности коня, Николай поскакал к оставшемуся воинству. В тот же день он приказал выставить охрану у разведанных родников и источников, справедливо предположив, что жители укрепления должны брать воду, покидая защищённую скалу. Также пустив несколько солдат на кладбище, поручив им делать вид, что они мародёрствуют, не допуская реального надругательства над захоронениями.

Ночь прошла беспокойно. Собрав с темнотой людей под гротом и в храме, расставив посты, Николай готовился к любой вылазке противника. Если его план не сработал, тратить время на осаду поселения было глупо, не монастырь был его конечной целью. Если местный народ, включая монахов, враждебен к ромейской власти, значит надо идти напрямую в Херсон – её центр. Утром, собрав отряд, он решил обойти непокорную скалу по ущелью.

В тот момент, когда они проходили по низине юго-западнее монастыря, им навстречу с горы полетели стрелы. Гарнизон поселения, решивший не пропускать незваных гостей без боя, вышел из ворот и атаковал ромеев, ведь именно так представил себя и своих людей Николай.

Быстро рассредоточив солдат, рыцарь оценил нападающих. Защитников поселения было несколько меньше чем людей под его началом, но видимо они рассчитывали на внезапность нападения и своё превышение. В основном они были легкими пехотинцами – псилами, вооруженными луками или пращами, их сопровождал небольшой отряд тяжёлой пехоты, защищающей ворота, и также вооружённый луками, дротиками и пращами.

Николай приказал отряду скутатов, прикрываясь щитами продвигаться навстречу стрелкам. Токсотам – вести ответный огонь с правого фланга по лучникам готаланов, поддерживая наступающую пехоту, и также продвигаясь вперёд. А сам, вместе с иудеями остался прикрывать обоз, осматривая поле боя и пуская стрелы в тяжёлую пехоту противника.

Расстояние вполне позволяло стрелять прицельно. Обмотав стрелы волокном, смочённым в жидкости, наподобие греческого огня, основу которой составляло льняное масло и селитра, рыцарь то же самое приказал сделать и иудеям. Это был его первый реальный бой, первое военное столкновение с противником, но подготовка героя и его солдат вселяла уверенность в успехе. Нервничать времени не было.

Первые стрелы, пущенные автохтонами Готии, скосили несколько токсотов его отряда. Скутаты, держа строй и прикрываясь щитами, двигались вверх слишком медленно, что лишало их преимущества ближнего боя с незащищённой пехотой противника. Подпалив пламя, обоз Николая пустил горящие стрелы в несколько тяжёлых пехотинцев, прикрывших ворота, потом ещё и ещё. Юный полководец инстинктивно понимал, что надо вывести из строя самую сильную часть отряда противника и отсечь путь отступления остальным. Стрелы защитников поселения не причиняли вреда прикрытым большими щитами скутатам, но косили незащищённых лучников. Стрелковая дуэль продолжалась. Готовясь к походу, Николай вооружил себя и солдат сложносоставными луками, длиной более трёх локтей с мощными концами. Эти луки теперь показали преимущество в дальности стрельбы перед луками противника. Наконец защитники башни стали отступать к воротам осыпаемые стрелами воинов Николая. Большая часть их была уничтожена. Лично возглавив атаку, рыцарь ринулся на коне верх по склону, опережая скутатов, обрушив меч на головы непокорных поселенцев. Через несколько минут его люди захватили ворота и пробились внутрь монастыря, прекратившего сопротивление.

Дело сделано! Потери отряда составили пятнадцать токсотов, скутаты и иудейские стрелки потерь не имели. Николай, желая заручиться поддержкой местного населения, не стал устраивать бойню, достаточно было жертв перестрелки. Лучники под управлением нашего рыцаря оказались куда эффективней защитников поселения, утраты гарнизона были катастрофическими.

Весь следующий день отряд рыцаря провёл в поселении при пещерном монастыре. Войскам требовался отдых, нужно было похоронить убитых с обеих сторон. Николай торжественно вручил монахам одежду покойника, пообещав всячески защищать монастырь в дальнейшем. Своим солдатам он сообщил, что парча была снята с местного святого и теперь она возвращается на место. Он также постарался возместить людские потери поселенцев щедрым вознаграждением за кров, пищу и вино, приказав то же сделать своим людям.

Потеплело. Воины отдыхали, запасаясь провизией и водой из прекрасных местных источников.

Осмотрев скалу, Николай увидел, что монастырь состоит из нескольких сотен пещерных келий, расположенных в больших гротах или просто вырубленных в камне. Там же имелось несколько часовен с гробницами и церквей, сводам которым служила обработанная скала. Поселенцы, хозяйственные и жилые помещения которых, высеченные в глыбах, мало чем отличались от келий монахов, занимались виноделием, о чём свидетельствовали многочисленные винодавильни. Само укрепление монастыря не представляло серьезного препятствия для большой армии, имеющей осадные приспособления, но было непреодолимо для отряда, подобного войскам Николая. Стена из крупных тёсаных известковых блоков, соединённых скальными глыбами толщиной чуть более полутора локтя имела всего одну башню. Башня была построена, видимо недавно, тогда как стена простояла не одно столетие. Труден был сам подход к поселению, находящемуся на вершине неприступной скалы, имеющему только одни узкие ворота с простреливающимся коридором.

За всё нахождение внутри монастыря после боя, к Николаю так и не вышел настоятель или местный староста, переговоры пришлось вести с группой монахов, а жители, боясь чужаков расстрелявших часть мужского населения ещё при штурме, прятались в пещерах. Всё, что удалось узнать: на северо-западе, в соседнем ущелье находится кафедральный город Фулльской епархии Фуллы или бывшая столица хазар Кыркор, откуда хазары управляли всем краем.

Не смотря на опасность резни, ночь прошла более спокойно, чем предыдущая. Утром Николай двинул отряд на Фуллы, надеясь в городе встретить местного князя или епископа. Было бы правильно оставить в монастыре гарнизон, на случай возможного отхода и чтобы исключить бунт поселения, но после вчерашних потерь каждый солдат был на счету, и рыцарь просто боялся распылять немногочисленные силы.

Преодолев скалу в восточном направлении, отряд оказался в защищённом тёплом ущелье с небольшим поселением, населенным греками и асами или аланами и названным Мариам в честь Богородицы. Местные жители благосклонно приняли солдат, одетых в ромейскую форму, и Николай смог разбить лагерь. Снизу открывался вид на скалу, на вершине которой находился город- крепость Фуллы, стены которого виднелись вдали.

Население окрестностей было связано с городом давними узами, укрываясь там от опасности и хороня умерших вместе с горожанами в могильнике в конце ущелья, поэтому Николай отправил несколько посланников из местных греков в город, а сам остался ждать результата. Его солдаты не расходились, так как, учитывая недавний бой, ответ мог быть абсолютно любым. Николай, обученный просвещённым наставником, владел математикой. Не составляло труда рассчитать, что он, потеряв пятнадцать процентов своего войска в глупом штурме ничего не значащего укрепления, пока ничего не достиг. Ход его мыслей прервал часовой, сообщив, что по дороге из города приближается одинокая женская фигура.

Сердце воина забилось сильнее, он не отправлял в город греческих женщин, неужели, нет! Это была не Меридиана! Перед ним стояла женщина, возможно хазарка, черноволосая, на сколько можно было различить цвет волос, убранных под шапочку с назатыльником. Ни девушка, ни старуха, её возраст приблизительно соответствовал годам Меридианы, но это была не она. Свою неожиданную возлюбленную, Николай узнал бы из тысячи женщин под любой одеждой!

Незнакомка назвалась именем Парсбит.

– Приветствую тебя, господин архонт! – начала хазарка: – Та, которую ты знаешь, моя госпожа, рада, что ты добрался до Кыркора!

– Твоя госпожа, которую я знаю! – повторил Николай: – Ты знаешь Меридиану?

– Я служу принцессе, мой господин.

– Где она, она в городе, я должен её увидеть! – почти кричал Николай.

– Госпожа не в Кыркоре, но она была здесь и оставила меня передать тебе…

– Что, письмо, давай его скорее!

– Нет, архонт Николай! Послание только на словах, письма слишком опасны.

– Но где сама Меридиана?

– Она отправилась туда, где ещё можно собрать людей ранее верных царю Тогармскому.

– Где она? – не унимался рыцарь.

– Она покинула область Дори, и в окружении верных слуг держит путь на восток на остров Томатархан, в надежде найти там поддержку местных семей.

– Я должен следовать за ней?

– Нет, господин, но она велела ввести вас в курс последних событий, чтобы вы приняли самостоятельное решение.

– И что конкретно она передала?

– В Хацарии сейчас много господ, но не одного поистине сильного. Здесь смута местных аланских князей и готских топархов. Херсон – величайший город римлян из местных, уже не протекторат Дори. Его, как и мою страну разграбили каганы росов Святослав и Владимир. В городе начальствует римский стратиг Георгий, но фема требует от этого архонта принять шаги по отделению от императора. Да и влияние Херсона сейчас не распространяется за пределы его стен.

– Главный город области Дори – Дорос – укреплённое поселение на юго-западе в двух днях пути, раньше принадлежавшее моему народу. Там правит местный топарх и господин. Его люди захватывают селения Готии, но не с целью вернуть их Константинополю, а чтобы править независимым княжеством.

– А что хазары, Меридиана не нашла здесь поддержки?

– Мой народ, некогда правивший всем островом, теперь сам перешёл под власть греков, но только потому, что боится мести общины, которой ещё недавно сам управлял. Стоит появиться сильному лидеру, хазары поднимутся против всех. Перед тобой некогда построенный ромеями город Фуллы, на языке моего народа – Кыркор, главная крепость над сорока крепостями, спрятанными в этих горах. Крепость эту основали дети Израиля, прибывшие сюда во времена Танаха с персидским царём Камбизом. сыном Кира Великого и назвавшие её Села га-Иегудим. Раньше власть в ней делили каган и император. Там и сейчас есть епископ ромеев, но недавно город захватили люди дороского князя. Они не признают имперской власти и всячески притесняют остатки моего народа. Вот почему госпожа была вынуждена бежать в Томатархан.

– Я надеялся встретить здесь союзников, а не врагов в лице готов-федератов! Большие силы в городе? – поинтересовался Николай, в котором проснулся стратег.

– Формальный глава города спафарий Михаил Цула, он заместитель стратига Херсона Георгия и его брат. Он говорил с госпожой, и ожидает твоего прихода. В самой крепости отряд местных асов, греков и иудеев, именуемых себя караимами, подчинявшихся Цуле, но перешедших на сторону господина Дороса по принуждению. Эта стража крайне ненадёжна, асы дружат с ромеями и в случае прихода войск Херсона или Константинополя сразу же примут сторону силы. О греках и караимах и говорить нечего. Самые серьёзные солдаты – дороский отряд. Сейчас он стоит перед городом. Весть о приходе твоих сил распространилась по области. Предводитель готов Кейльхарт ждет твоего подхода со стороны южного обрыва. Под его началом до ста пятидесяти человек легковооруженных пехотинцев. По договору с жителями Кыркора эти люди не должны находиться внутри города, чтобы не было бесчинств, да они и сами привыкли к земле и не очень то любят жить за стенами. Поэтому Кейльхарт хочет навязать тебе бой снаружи. Твоё поражение отнимет последнюю надежду Кыркора, тогда город станет крепостью мангупского княжества, а победа сделает Фуллы твоим союзником. Моя госпожа надеялась, что ты сможешь закрепиться в стране Дори до её возвращения и похода на Херсон.

Николаю хотелось задать ещё множество вопросов о Меридиане, как выглядела, что чувствовала, кто её сопровождал, но Парсбит была немногословна, женщина, опасаясь возвращаться в Фуллы, осталась в селении.

Выполнение и без того нелёгкого предприятия усложнялось. Теперь, прежде чем встретится со стратигом Херсона, зачем-то передав ему часть терафима, надёлённого некой магической силой и, получив поддержку влиятельных родов местной фемы, поднять мятеж против Василия, нужно было победить дороского князя, претендующего на независимость от империи, которую Николай собирался возглавить. Или… заключить с князем союз. Противники Константинополя, местные сепаратисты пока были его союзниками, пусть даже временными. Прибыв в Таврику, Николай собирался опереться на народ Меридианы, но хазары были врагами готов, и это всё перемешивало. Делая вылазки из своей крепости Дорос, готы страны Дори являлись угрозой для всей области, для него, Меридианы, их общего замысла: объединить фемы под началом новых претендентов на троны империи и каганата. Рано или поздно их надо будет победить или склонить на свою сторону. Но прежде чем договариваться с князем Дороса, надо показать ему свою силу.