Читать книгу Забудь о прошлом - Гоар Каспер, Гоар Маркосян-Каспер - Страница 1

Дан вынырнул и лег на бок, лицом к берегу. Зеленые волны, которые часто снились ему… почему-то больше на Перицене… набегали на узкий пляж. Пляжа, впрочем, отсюда, из воды, видно не было, Дан просто знал, что от скалистого обрыва, который, казалось, облизывают подкатывающиеся к самому его основанию валы, бугристое штормовое море отделяет шестиметровая песчаная полоса. На фоне темного неровного базальта почти не выделялась ажурная лестница из прозрачного пластика, похожая на стеклянную. Верхние ступеньки ее пропадали в сплошной зелени кустарника, над которым высились великолепные сезанновские сосны – недвижимые, словно выписанные кистью великого француза на темно-голубом фоне неба. Если заплыть еще дальше в море, можно разглядеть карабкающиеся в гору постройки, но сделать это Дан поостерегся, вода была холодновата, перевернувшись на спину, чтобы отдохнуть, он сразу продрог. А вообще-то он заплывал далеко, настолько, чтобы остаться наедине с морем – море Дан любил нежно, в юности выбирался к нему не реже трех-четырех раз в год… удивительно, как он сумел вынести столь долгую разлуку! Только войдя в призывно пахнувшую йодом и водорослями черную воду – приехали вечером, но дожидаться утра не было сил, Дан почувствовал, как он счастлив вернуться домой, странно, там он не осознавал сполна собственной тоски… нет, конечно, возникали время от времени ностальгические порывы, но, в принципе, даже непосредственно перед прилетом его не особенно тянуло на Землю, разве только перспектива показать ее наконец Марану… Вспомнив Марана, он огляделся. Того нигде не было видно. Слегка обеспокоенный – все-таки волны, пусть не очень большие, но для неопытного пловца небезопасные, Дан перешел на кроль. Вообще-то он предпочитал брасс – в отличие от Марана, который не успев еще толком научиться плавать, облюбовал себе кроль, Марану нравилась скорость, Дан подозревал, что на трассе или в море тот давал волю своему вечно сдерживаемому темпераменту…

Тревога оказалась напрасной, подплывая к берегу, Дан уже издали увидел высокую фигуру Марана, стоявшего во весь рост на сильном ветру перед закутанной в просторное оранжевое полотенце Никой, сидевшей на большом валуне. Демонстрирует Нике свое роскошное телосложение, подумал Дан с легкой иронией… ирония, впрочем, относилась, скорее, к собственной мысли, нежели к Марану, на всех трех известных Дану населенных планетах не нашлось бы, наверно, человека, более равнодушного к собственной внешности, чем Маран. Нельзя сказать, что он был настолько наивен, чтобы не подозревать о ее преимуществах, Маран и наивность – это… это… Дан даже не нашел слова, чтобы достаточно точно охарактеризовать подобное сочетание, нет, о достоинствах своих Маран знал отлично, но отнюдь не гордился ими, он просто не считал их таковыми и пренебрежительно усмехался, когда кто-то позволял себе их не только заметить, но и упомянуть о замеченном вслух. И то… несколько лет назад Дан иногда был не прочь покрасоваться перед зеркалом, не говоря о женщинах, но сейчас…

Он выбрался из воды и пошел к увлеченной беседой парочке. За словом «парочка» никакой задней мысли не скрывалось, с Мараном Нику он оставил бы хоть на год – не потому что Ника тому не нравилась, просто он уже достаточно хорошо знал понятия Марана о дружбе, его своеобразный кодекс чести. Слава богу, что Ника наконец… Дан вздохнул. Он не уставал удивляться тому, насколько по-разному они с Никой смотрят на вещи. Эпизод с письмом… Если, конечно, подобное можно считать эпизодом, это больше смахивает даже не на поступок, а на деяние, как высокопарно выражались древние. До сих пор все шаги Марана, даже самые неординарные, Дану – в отличие от Ники, были понятны и не вызывали сомнений, ну разве что минутных, но на сей раз… На сей раз он никак не мог принять случившееся, как должное. Может, он не осознавал, как данность, критическую ситуацию, сложившуюся на Торене? Он часто ловил себя на избытке оптимизма, это, наверно, черта характера – предпочитать надеяться на лучшее до тех пор, пока в худшее не упрешься носом. Или дело в нерешительности, неспособности взвалить на себя груз столь чудовищной ответственности и, соответственно, непонимании, как это может сделать другой? А может, ему просто было жаль Марана, который… Днем он был спокоен и сдержан, как обычно, но по ночам выдавал себя, вставал, ходил, иногда часами, в последние дни на Торене Дан, спавший в той же комнате, не раз, просыпаясь далеко за полночь или под утро, видел его неподвижный силуэт у открытого окна… Так или иначе, Дан никак не мог убедить себя в том, что сделанное не было роковой ошибкой… Не то – Ника. Ника встретила их в космопорту. На Землю она прилетела на неделю раньше, и вид у нее был уже сугубо земной, в легком белом платье с развевавшейся на ветру длинной, чуть ли не до щиколоток, плиссированной юбкой и широкими, мягко спадающими до локтя рукавами, в сплетенных из прозрачных синтетических паутинок босоножках на высоких тонких каблуках, вся увешанная переливавшимися десятком оттенков зеленого, под цвет глаз, ожерельями, браслетами, серьгами, цепочками, радостная, праздничная, она кинулась Дану на шею, а потом, с трудом вырвавшись из его более чем пылких объятий, повернулась к Марану, подала ему руку и сказала:

– Я была неправа. Во всем, что касается тебя. Думала о тебе неверно, нечестно, нехорошо. Словом, я виновата перед тобой. Прости меня.

Вот так. А когда Ника считала себя перед кем-то виноватой, она…

Маран обернулся на его шаги, и Дан с облегчением увидел на его лице улыбку, за последний месяц, наверно, в первый раз.

Дан взбежал на пригорок и в последний раз оглянулся на море. За три дня он успел изучить все сюрпризы тропинки. Если идешь от виллы, еще за метр до этого самого места сохраняешь иллюзию, будто моря нет и в помине, лес обступает тебя плотно и надолго, но делаешь один лишь шаг, минуешь поворот, и на тебя буквально обрушивается необъятная, неотразимая, невообразимая синева. Можно отступить – ничего, только толстые, бугристые, высокие стволы.

Дан любил эти игры с морем, в юности он создал для себя целый ритуал свиданий с ним. Ездил он на побережье всегда наземным транспортом, ибо флайер лишал встречи с морем некоего кокетства, ведь, растягивая ожидание, продлеваешь и обостряешь удовольствие. Едешь, едешь, выезжаешь на какой-нибудь холм, и вдруг вдали почти неощутимо прорисовывается голубая линия, отсекающая небо от земли, прорисовывается, исчезает, появляется снова, потом между деревьями и домами начинают мелькать лоскутки синевы, потом – вот как здесь – находится какой-то предел, какой-то неуловимый переход, и только что далекое море неожиданно вырывается целиком из-за тщетно пытающихся заслонить его зданий или холмов. Дан зажмурился от наслаждения. На море он мог смотреть часами… Подумать только, это большое ласковое чудо чуть не превратилось в холодный, гниющий труп. Полвека назад окунуться в морскую воду означало рискнуть жизнью. Не успело человечество ценой небывалого напряжения сил переломить хребет двум едва не наложившимся друг на друга вирусным пандемиям, как оказалось лицом к лицу с опасностями еще более грозными, главной из которых была казавшаяся неотвратимой гибель Мирового океана. Борьба за жизнь морей отняла больше пяти десятков лет. Не только морей. Лесов, вод, воздуха… Неудивительно, чуть не две сотни лет человечество жило словно по принципу «после нас хоть потоп», бессмысленно истребляя невосполнимые ресурсы и громоздя горы ненужного хлама. К концу двадцатого века, на взлете научно-технической и информационной революций думалось, что прогресс пойдет все ускоряющимися темпами и в скором времени достигнет фантастических вершин, очертания которых расплывались даже в глазах футурологов. Никто не мог предугадать, скольких усилий потребует спасение планеты, сколько интеллектуальных и материальных ресурсов придется израсходовать на поддержание расползающейся в клочья биосферы, неуклонно иссякающих запасов питьевой воды, на то, чтобы кое-как удерживать воздух в состоянии, пригодном для дыхания. Понадобилась реконструкция на основе безотходных технологий практически всей земной промышленности и энергетики, и только после этого удалось перейти в наступление, перейти от поддержания жизнедеятельности к основательной очистке, обеззараживанию, дезактивации. Не обошлось и без человеческих жертв, во многих местах на Земле ныне можно увидеть скромные стелы с надписями. «Здесь погибли члены Двенадцатого отряда ЭСС»… Двенадцатого, Двадцатого, Сто четвертого… ЭСС – Экологической Спасательной Службы. В двадцатом веке существовали войска ООН, в двадцать первом они постепенно превратились в ЭСС. Почти целый век ушел на то, чтобы сделать планету… какой? Да всего лишь такой, какой она была до начала научно-технической революции. Вот тебе и прогресс! Неужели нужны века и угроза гибели, чтобы понять самые элементарные вещи, например, что никакие богатства и удобства не заменят человеку простого погружения в эти зеленые волны, никакие полеты, путешествия… даже в космос!.. зачем это, в сущности? Чтобы найти там то, что безвозвратно утрачено на Земле?

Он наконец оторвался от лицезрения моря и углубился в лес. Тропинка петляла между громадными стволами, окаймленными скудным кустарником, идти по земле, устланной толстым слоем опавшей рыжей пружинившей под ногами хвои, было мягко и радостно, рассыпавшиеся по тропинке и стволам сосен пятна света создавали праздничное настроение. Дул легкий ветерок, и лес наполняло тихое шуршание колеблющихся хвоинок. Земля… У Дана перехватило горло. Нет, ни Торена, ни Перицена не шли ни в какое сравнение с его родной планетой, и вообще ничего прекраснее Земли во Вселенной быть не могло. Даже если где-то реально существуют созданные буйной фантазией писателей и художников необыкновенные миры – сады, цветники, сокровищницы… Все равно! Ни разноцветные леса Тиганы, ни сиреневые горы над Бакной, как бы хороши они не были, не могут заменить… Но это ему не могут. Для Марана Торена наверняка прекраснее Земли… Подумав о Маране, Дан ускорил шаги. Состояние Марана его смущало и беспокоило. Нет, конечно, тот не жаловался, не плакался, не демонстрировал примет дурного настроения, не успей Дан изучить его характер настолько основательно, он вообще ничего не заметил бы, наблюдая за поведением Марана, ровным и спокойным, как обычно. Правда, тот стал еще неразговорчивее. При желании это можно было бы объяснить незнакомой обстановкой и бездействием, но… Даже с Даном он общался как-то нехотя. Не торопился увидеть Землю, хотя прошло уже полмесяца со дня прилета, не проявлял никакого нетерпения, не высказывал никаких желаний, предоставив Дану беспрепятственно проводить с Никой все двадцать четыре часа в сутки, он бродил по городу в полном одиночестве, либо читал – большинство книг в библиотеке Дана было на интере, а интером Маран владел уже в совершенстве. На море он согласился поехать без сопротивления, но и без восторга, просто кивнул и снова уткнулся в книгу, да и здесь он большей частью молчал – если не заплывал далеко и надолго в море, доводя Дана до невменяемого состояния, и не читал, то сидел на берегу, смотрел на море и думал.

Тропинка кончилась, выведя Дана к легкой полупрозрачной лестнице, взбежав по ней, он очутился у белоснежного двухэтажного здания, в архитектуре которого было что-то от резных листьев пальм. Нику он нашел на просторной террасе второго этажа, разлегшись в шезлонге в почти символическом бикини, она слушала какую-то незнакомую Дану невнятную музыку, наверняка очередной бред одного из современных композиторов-авангардистов.

– Что это за какофония? – спросил он, беря с ажурного белого столика маленькую пузатую бутылочку из обыкновенного стекла – секрет был в самом напитке, благодаря присутствию каких-то непонятных ингридиентов тот ухитрялся оставаться ледяным в любую жару. Он глотнул прямо из бутылочки, и Ника широко открыла глаза, предварительно сняв темные очки, видимо, чтобы лучше выразить свое недоумение.

– Фи! – сказала она, – ты совсем одичал, Даниель! Пьешь из бутылки, не знаешь музыки Тернера…

– Кто такой Тернер? – невозмутимо поинтересовался Дан.

– Фи, Даниель! Тернер – самый модный на сегодняшний день композитор на небезызвестной тебе планете Земля, а это – наипопулярнейшая его вещь. Симфоническая поэма «Торена».

Дан растерялся.

– Как? «Торена»? И давно он ее?..

– Разумеется, после того, как Торена была открыта. Нами, кстати, если ты этого не забыл.

Дан даже не улыбнулся. Черт возьми, как давно он не был на Земле! Даже композиторы… и не только композиторы, наверно… успели появиться, стать модными, написать достаточно большие вещи на тему планеты, о существовании которой перед его отлетом с Земли никто не подозревал… Черт возьми! Он принялся считать. База, на которой он вяло исполнял обязанности астрофизика… правда, тогда он за собой вялости не замечал, наоборот, считал себя энтузиастом… гм! Торена, главный рубеж в его жизни, Рубикон, можно сказать… хотя переправился через него он чуть позже… все равно, сам он считал границей между двумя своими существованиями те несколько минут на площади Расти в Бакне, когда сошлись в первый раз пути его, Марана и Поэта… Так, опять база, вновь Торена, орбитальная станция, Перицена, еще раз Торена… В общем, около четырех лет. И скоро опять лететь. Интересно, надолго ли? Впрочем, его не столько волновали сроки, сколько то, пошлют ли с ним Марана… не с ним, конечно, а вообще с экспедицией… могут, кстати, и его самого не послать. После истории с Бакнией в ВОКИ уже третий месяц шли непрерывные баталии, Железный Тигран отбивался, но отбиваться ему было нелегко, в руководстве Всемирной Организации Космических Исследований нашлось немало людей, готовых даже отправить его в отставку, правда, директор ВОКИ придерживался иной точки зрения, но положение шефа все равно оказалось не самым комфортным, общественное мнение тоже раскололось, одни поддерживали его, другие осуждали, газеты развернули яростную полемику, ломались копья и микрофоны… Маран, бывший причиной всей этой заварухи, мучительно переживал… так, во всяком случае, Дану казалось, разговоров на эту тему они не вели… правда, самого Марана, как ни удивительно, никто не трогал, из своеобразной деликатности или по другой не совсем очевидной для Дана причине, но его имя практически не упоминалось, все шишки сыпались на шефа, что Марана вовсе не утешало, наоборот, он переживал вдвойне, ведь он подставил под удар человека, благодаря которому спаслись десятки тысяч его соотечественников, не говоря уже о том, что шеф сделал для него самого, открыв ему двери в новую жизнь. Дан знал, что он считает себя глубоко обязанным Командиру Разведки… своих трудов на Перицене он в расчет не брал, говорил, что любой землянин мог бы с успехом его заменить… Может, так оно и было? Но шеф, наверно, придерживался иного мнения, ибо прочил Марана в экспедицию на еще не обнаруженную планету Людей с зелеными глазами… название из бакнианского предания так и прилипло. В глубине души Дан поражался шефу – он не упрекнул Марана ни единым словом, ни в одном интервью, ни на одном брифинге и наверняка ни перед кем, ни в какой инстанции не попытался защитить себя, свалив хоть крохотную частичку вины на Марана, только теперь Дан понял, что он имел в виду, объявив некогда, что берет всю ответственность на себя. И он не только взял все на себя, но даже и предложил Марану контракт, и не разовый, как на Перицене, а постоянный, что после случившегося было, по мнению Дана, чуть ли не подвигом…

– А где Маран? – спросил Дан, придвигая свободный шезлонг поближе к Никиному.

– Наверху, на смотровой площадке. Дани, он мне не нравится.

– То есть? – не понял Дан.

– Надо его как-то развлечь… Нет, не развлечь, а отвлечь.

Дан пожал плечами.

– Ты ведь уже придумала. Париж.

– Боюсь, что это не поможет.

– И что ты предлагаешь?

– Я? Ты его знаешь, ты и предлагай. Хотя… Послушай, Дани, у меня возникла одна мысль. Не изменить ли нам направление поездки? Вместо запада махнуть на восток.

– В Индию, что ли?

– Нет, ближе.

Она не продолжила, но голос ее звучал как-то особенно, то ли загадочно, то ли многозначительно, и Дан понял. И опешил.

– Что это тебе взбрело в голову? Откуда ты взяла?.. – Он запнулся, боясь выдать тайну Марана… если она, конечно, существовала, а не была его очередной фантазией… А может, он уже выдал? Ну и нюх у этих женщин! Правда, он рассказал Нике… но сухо, если можно так выразиться, хроникально, одни факты… Неужели она прочла между строк? Или это так явно?

– Ладно, не прикидывайся, – Ника снисходительно воззрилась на него снизу вверх. – Могу поспорить, что… Во всяком случае, это в тысячу раз серьезнее, чем история с Индирой.

– А что Индира? – Дан придвинул шезлонг вплотную к Никиному и сел. Оборот, который принял разговор, заинтересовал его, он помнил фразу, вырвавшуюся некогда у Марана. – При чем тут Индира? – спросил он строго.

Ника помолчала.

– Вообще-то не при чем, – призналась она смущенно. – Просто… Боюсь, что меня мучит совесть, Дан. Я наболтала ей массу глупостей. Массу!

– Например?

– Да что угодно!

– И все-таки?

– Например, что Маран служил Изию верой и правдой, но изменил ему, как только почуял возможность совершить переворот в свою пользу. Например, что пытаясь захватить власть, он не побрезговал подставить своего лучшего друга с целью, во-первых, использовать его имя и популярность, а во-вторых, избавиться от опасного конкурента…

– Красиво. А что он сам подставился, ты, конечно, упомянуть забыла.

– Ну знаешь, чтобы сорвать банк, надо рискнуть!.. Ладно, ладно, мне теперь самой неуютно. Единственное оправдание… Маран никогда не питал к Индире сколько-нибудь серьезных чувств, разве что она привлекала его, как женщина… она же весьма хорошенькая!.. Но и только. Это бесспорно, ты не можешь со мной не согласиться. Так что в итоге для Индиры получилось лучше, а она в данном случае лицо более заинтересованное, она была влюблена в Марана по уши, удивительно, но факт.

– Тебе это кажется удивительным?

Ника чуть помедлила.

– По правде говоря, нет, – сказала она лукаво. – Надеюсь, ты не ревнуешь?

– Нет, – буркнул Дан. – Однако вела ты себя не слишком этично, не находишь?

– Нахожу.

– И на том спасибо. Погоди… – Дан задумался, потом рассеянно уставился на нее. – Ника… Послушай, Ника… А у них что-нибудь было?

– Спроси у Марана.

– У Марана спросишь!

– Ага! У Марана не спросишь, а у меня можно? Любопытный какой…

Дан досадливо поморщился.

– При чем тут любопытство? Я пытаюсь выяснить, возможны ли соответствующие отношения между уроженцами Земли и Торены. В принципе. А что если нет? В последнем случае мне многое становится понятным.

Ника задумалась.

– Не знаю, Дани, – сказала она чистосердечно. – В самом деле, не знаю. А почему ты, собственно, решил, что возможны какие-то осложнения? Насколько мне известно, анатомия у них не отличается от нашей, физиология в целом тоже…

– В целом! Мало ли какие могут быть тонкости…

– Тонкости? Ну насчет тонкостей ты, конечно, большой специалист. – Ника улыбнулась дразнящей улыбкой. – Дани, я правильно поняла, за столько лет на Торене ты так и не удосужился проверить свои сомнения на практике?

– Тебя это огорчает?

– Напротив! Мне весьма лестно. Тем более, что в этих делах у тебя вряд ли был добрый пример… Нет, право, мне очень лестно.

– И только?

– А что еще?

– По-моему, я заслуживаю награды.

– Жарко.

– В комнатах прохладно. – Дан выбрался из своего шезлонга. – А заодно и позвоним… Ну же! Ника… – Он нетерпеливо потянул ее за руку.

– Ну раз заодно и позвоним… – Ника рассмеялась и поднялась.

Дан набрал код шефа с некоторой опаской… Хотя чего он, собственно, опасается? Почему бы ему не пообщаться с Наи? Однако, к вящему его разочарованию, на экране появилось вовсе не лицо Железного Тиграна. Правда, лицо человеческое, в отличие от многих, шеф, не довольствуясь электронными помощниками, имел и самого настоящего живого. Дан был с ним знаком и после обмена приветствиями коротко спросил:

– Занят?

– Совещание, – отозвался тот.

– Долго еще?

– Только сели. Полчаса, не меньше.

– Нда. – Дан поколебался, потом все же поинтересовался: – Ты его дочь знаешь?

– Наи? Еще бы! Мы вместе учились в школе. И вообще дружили.

– Дружили?

– И продолжаем дружить. А что?

– Ничего. А где она сейчас?

– Понятия не имею. Я разговаривал с ней по-моему позавчера, поймал ее в воздухе, она летела домой. Но сегодня?.. Лучше свяжись с ней по личному коду.

– Свяжусь, если, конечно, ты мне его назовешь.

– Код? Ради бога…

Код он знал наизусть, машинально тронувший сенсор «памяти» Дан, слушая длинный ряд букв и цифр, подумал, что это неспроста. С чего, собственно, он взял, что Наи интересовал Маран? Возможно, она давным-давно забыла об этом мимолетном знакомстве…

Тем не менее он набрал код, и Наи ответила почти мгновенно. По форме изображения, плавно закруглявшегося по краям, Дан понял, что вышел на ее личный видеофон медальонного, наверно, типа, значит, она скорее всего где-то на улице или на природе. Лицо ее осветилось улыбкой, она сказала с неподдельной радостью:

– Дан? Какой приятный сюрприз! Ты давно на Земле?

– Две недели.

– Папа говорил мне, что ты должен прилететь, но когда…

– А он не говорил тебе, что я не один?

– Говорил. Ну и как Марану Земля?

– Он ее еще толком и не видел.

– Почему так?

– Решили сперва немножко поплавать. Через пару дней начнем путешествовать. А пока обдумываем маршрут. Вот только что обсуждали с Никой, откуда начать.

– Понятно.

Она не продолжила тему, и Дан, не придумав ничего другого, небрежно поинтересовался:

– А ты что поделываешь? Отдыхаешь? Ты ведь не дома?

– Почти дома. Двадцать минут лета. Это из-за папы. Он так мало бывает на Земле, появляется всегда внезапно, свободного времени у него вечно в обрез, домой попадает редко, ну я и держусь поблизости… Впрочем, я не отдыхаю, я здесь работаю, хотя это может показаться странным.

– Почему странным? – не понял Дан.

– Ах тебе не видно! Я подумала… – Не договорив, она исчезла с экрана – отвернула объектив, и Дан увидел бронзового цвета стены, мелькнуло узкое удлиненное оконце, закругленное кверху, граненый каменный купол, увенчанный крестом, а за ним темно-синее… море? Нет, озеро – объектив продолжил движение, и показалась цепь голубых гор, подножие которых уходило в синеву воды, а вершины в синеву неба.

– Где это?

– Нравится? Прилетайте… – в тоне приглашения Дану почудилась будничная вежливость.

– Да мы на море.

– А! Ну так то море, а тут…

– Колыбель индоевропейской цивилизации. Знаю.

– По одной из теорий да. Только не совсем тут, чуть южнее. – Наи весело улыбнулась. – Тут только высокогорное озеро, храм десятого века и я со своим компьютером… – Насчет компьютера это намек на работу? Дан насторожился. – Но если надумаете, буду рада, – отбрасывая за спину густые черные волосы, слегка непоследовательно закончила она.

Попрощавшись, Дан обернулся к Нике.

– Что скажешь, психолог?

– Тсс, – Ника приложила палец к губам и кивнула в сторону террасы. Широкая раздвижная дверь была открыта, отворенные в большинстве своем настежь или наполовину огромные окна от пола до потолка разделялись лишь узкими полуметровыми простенками, и комната почти сливалась с террасой в одно целое. Обернувшись, Дан увидел Марана, который стоял за ближайшим окном, прислонившись к небьющемуся стеклу. Конечно, он слышал разговор с Наи, почему же не захотел принять участие? Окликнуть? Словно угадав его мысль, тот отошел к балюстраде.

– Итак? – спросил Дан, снова повернувшись к Нике.

– Ты заметил, что она даже не сочла нужным передать ему привет?

– Ну и что из того?

– Ты считаешь это естественным?

– Пожалуй, нет, – признал Дан. – Но, может, она обиделась, что он не позвонил сам?

– Она слишком умна для столь дурацких обид. И вообще это не ее стиль.

– Она тебе понравилась?

– Да. Эль-грековское лицо. Глаза замечательные. Лучистые такие. В ней есть непостижимая штука, которую называют очарованием. А насчет того, о чем ты спрашиваешь… Не скажу, она очень закрытая.

– И что ты предлагаешь?

– Съездить туда.

– Ага. Остается пустяк – уговорить Марана.

– А зачем его уговаривать? – искренне удивилась Ника. – Что он может иметь против подобной поездки?

Дан только вздохнул.

Когда он подошел к Марану, который в задумчивости стоял у балюстрады, опершись правой рукой о поддерживавший крышу террасы столб, тот даже не повернул головы, хотя наверняка слышал звук шагов. Дан неловко кашлянул.

– Ну? – спросил Маран, по-прежнему не оборачиваясь.

– У меня к тебе предложение.

– Нет, – сказал Маран, продолжая глядеть на переливавшееся золотыми блестками море.

– Что – нет?

– Не предлагай. Не поеду. И вообще, – он вдруг оттолкнулся рукой от столба, резко повернулся к Дану и сказал, яростно отчеканивая слова… Дан, пожалуй, никогда не видел его в таком гневе… – не вмешивайся! Я прошу тебя, никогда больше не вмешивайся в… – он поискал подходящее слово, но, видимо, не нашел и махнул рукой.

– Но я хотел только…

– Ты!.. – Ноздри Марана раздулись, он напрягся, потом вдруг усилием воли подавил вспышку и сказал почти спокойно: – Хватит об этом.

Он сунул руки в карманы и пошел к лестнице. Дан беспомощно проследил взглядом за тем, как он стремительно сбежал вниз, миновал кусты олеандров и углубился в лес.

– Дан! – крикнула Ника, высовываясь в дверь. – Дан, иди сюда!

Еще не дойдя до двери, он услышал неторопливый голос диктора.

– … опираясь на эти данные, удалось установить одиночную звезду… – дальше следовал буквенно-цифровой код, который Дан привычно перевел в пространственные координаты, так сказать, сориентировался по месту. Сделав еще пару шагов, он увидел соблазнительно переливавшееся на стереоэкране монитора звездное небо, именно тот участок, который уже представил себе мысленно. – Исследования по методу Нортона позволяют утверждать, что на четвертой планете звезды есть цивилизация, достигшая уровня технической. Теперь дело за первооткрывателями.

– Слава богу, – пробормотал Дан. – С развлечениями покончено.

Дан свернул за угол дома, наткнулся взглядом на лицо шефа и застыл на месте. Железный Тигран еще больше похудел, щеки его совсем ввалились, а кожа была сероватого оттенка.

– Что смотришь? – усмехнулся тот. – Не нравлюсь? Клиническая смерть, брат, не красит. Ну-ну, не вешай нос, Даниель. Со мной не так легко справиться. Просто не вовремя все это. Ничего, провожу вас и лягу на полную регенерацию миокарда. Я уже обещал Наи.

– Ты мне уже три года назад обещал, – голос Наи дрогнул. – После первого инфаркта.

Железный Тигран улыбнулся.

– Я же тебе сказал. Пока не увижу Тиграна-младшего, я с этого света не ногой. Внука, – пояснил он, обращаясь к Дану и молча стоявшему в отдалении Марану. – Рассаживайтесь, что вы стали…

Маран так же безмолвно прошел к столу и сел, а Дан, не удержавшись от соблазна, прогулялся по дворику – маленькому, аккуратному, больше похожему на сценическую площадку с декорациями, чем на двор, как таковой. От улицы его отделял дом, проходя, Дан коснулся стены, та была сложена из прохладного пористого оранжевого камня, Дану пришлось напрячь память, чтобы вспомнить название… Да, конечно, туф. К стене прилегала небольшая ровная площадка, выложенная узорчатой плиткой, над площадкой нависало своеобразным тентом переплетение изогнутых во всех направлениях виноградных лоз, полускрытых большими, причудливо изрезанными листьями, из-за которых выглядывали тяжелые сочные грозди длинных матовых желтовато-зеленых ягод. На площадке помещался только вместительный стол из некрашеного дерева, такие же стулья… Все. А дальше был небольшой, но густой сад. Различить фруктовые деревья по листве для Дана оказалось задачей непосильной, но он отметил небольшое раскидистое, довольно нескладное деревце, увешанное оранжево-желтыми, чуть тронутыми розовыми мазками персиками.

– Вот здорово! – сказал он с приятным удивлением. – В центре большого города – и такое…

– Когда два века назад мои предки поселились здесь, это был заштатный городишко в несколько десятков тысяч жителей. Хотя ему и тогда было двадцать семь веков. А сто лет назад здесь жило два миллиона человек, это после того, как нам вернули некогда отторгнутые территории, половина разъехалась. Перебралась на землю предков. К истокам… «Восходит солнце, и заходит солнце и спешит к месту своему, где восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя»… Знаешь?

– Экклезиаст?

– Да. Наверно, и человек, как природа… Хотя у того же Экклезиаста есть и такое: «Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после»… Впрочем, это я позволю себе оспорить. Или, по крайней мере, принять как антиутопию, а не реальность… Но я, кажется, заговорился. Наи, а с тобой что случилось? Будешь угощать гостей или нет?

– Не надо нас угощать, – запротестовал Дан. – Мы сыты.

– Когда я заявлюсь к тебе в дом, можешь обойтись без угощения. А здесь помалкивай. Со своим уставом, как известно, в чужой монастырь не суются.

– Но мы недавно обедали. Честное слово.

– Что ты так волнуешься? – засмеялась Наи. – Обедали так обедали. Придумаем что-нибудь другое.

Как только она исчезла в доме, Железный Тигран приступил к «процедуре», как в Разведке называли его беседы-допросы. По точным и четким вопросам шефа Дан понял, что, несмотря на болезнь, тот в курсе всех деталей подготовки, и у него отлегло от сердца. Конечно, он был далек от мысли, что экспедиция может провалиться, если шеф выпустит бразды правления из рук, но… Слишком важным было это предприятие, слишком многое связывали с его успехом, а тут все пошло не так… Ну не все, естественно, однако Дана не обнадеживал утвержденный ВОКИ смешанный состав. Успел ли он проникнуться своеобразным патриотизмом разведчиков? Во всяком случае, его немало смущало, даже нервировало то обстоятельство, что в группе из шести человек разведчиков оказалось только трое… Да еще эти контактологи!.. Не то чтобы он, Дан, не доверял им, но его настораживала сугубая теоретичность их установок. То, что шеф владеет ситуацией, несколько успокоило его… но ненадолго.

Когда Наи вышла из дому с плоской плетеной корзиной, приподнявшись на цыпочки, безуспешно попыталась дотянуться до винограда, и Маран несколько принужденно встал, чтобы ей помочь… при этом он бросил на Дана свирепый взгляд, который Дан проигнорировал… а потом исчез вместе с ней в саду, Тигран, чуть понизив голос, озабоченно сказал Дану:

– Я рад, Даниель, что ты будешь в этой группе. Как-никак, ты у нас первый человек, вступивший в контакт с представителем иной цивилизации. Я имею в виду истинный контакт, а не наши костюмированные представления на Перицене.

– Я вовсе не первый, – честно возразил Дан. – Ника вступила в контакт раньше меня. И в контакте с Мараном моей заслуги нет, он сам на меня вышел.

– Ладно, не торгуйся. Первый, не первый… В любом случае, у тебя самый большой опыт такого рода. И я рад, что ты летишь. И не меньше рад, что сумел втиснуть в группу Марана. У него есть два качества, ценнейших для нашего дела: быстрая реакция и развитая интуиция. Я не говорю о прочих его достоинствах, потому что таковыми в той или иной степени обладают и другие, но вот эти два, к сожалению, землянам мало присущи. Правда, у Патрика тоже неплохая реакция, но насчет интуиции… Увы! Боюсь, что интуитивные способности человечества изрядно атрофировались в компьютерную эру. Так что прислушивайтесь к Марану. К сожалению, Даниель, вам придется нелегко. Будь я на ногах, когда утверждали ваш состав, я бы добился назначения командиром группы Патрика. Как и планировал. А теперь руководить будет контактолог и… Только не пойми меня превратно, я вовсе не подговариваю тебя к бунту на корабле, командир есть командир, но вам придется быть предельно собранными, потому что ситуация может потребовать от вас совсем не того, к чему вас готовят… Впрочем, позови Марана. И передай Наи, чтобы она разбудила Патрика, то, что я сейчас скажу, касается вас всех… А, вот и он, – добавил Тигран, делая знак рукой.

Обернувшись, Дан увидел Патрика, высунувшегося из окна второго этажа. Приветственно помахав тому, Дан подошел к краю площадки и оглядел сад. Он поискал глазами малахитовое платье Наи… Малахитовым оно было не только по цвету, ткань имитировала и все разводы и переливы, свойственные самоцвету… Красивое платье, что-то новенькое, подобное, только несколько иного оттенка, было и у Ники, легкое, почти невесомое и одновременно плотное, даже жестковатое, благодаря этому и создавалось ощущение, что юбка все время развевается на ветру… Дан покраснел. С ним творилось что-то непонятное, раньше он не запоминал даже нарядов Ники, а сейчас, после долгого отсутствия, замечал не только всех красивых женщин, но и их платья, украшения, запах… он мог поклясться, что от Наи пахнет духами той же древнейшей французской фирмы, которую предпочитала Ника… Черт возьми! Можно подумать, он пребывал все это время на необитаемом острове, а не на населенной планете…

Наи он увидел не сразу, сначала разглядел белые брюки Марана, его светло-серую сорочку, потом наконец отыскал малахитовое платье, прежде чем окликнуть, не преминул оценить дистанцию между «сборщиками фруктов» и разочарованно убедился, что мешать нечему.

– Маран! – крикнул он. – Можно тебя на пару слов?

Железный Тигран минуту молчал, собираясь с мыслями.

– Вот что, ребята, – начал он, задумчиво глядя куда-то в неправдоподобно синее небо, – то, что я вам сейчас скажу, я уже говорил в ВОКИ… само собой. Но боюсь, что моим словам не придали должного значения. После Торены мои акции несколько упали… ладно, неважно. Словом, у этих Людей с зелеными глазами что-то не так.

– Неладно что-то в Датском королевстве, – сказал Дан.

– Именно. Смотрите. Что мы имеем? Визит в Синуку примерно триста пятьдесят лет назад. Первые посещения Атанаты точно датировать не удалось, но время катастрофы определено окончательно, это двести плюс-минус десять лет. Время везде, конечно, земное. Ну а дальше? Ни на Торене, ни на Перицене они больше не появлялись, во всяком случае, никаких упоминаний об этом ни в устных, ни в письменных источниках нами не обнаружено. Так? Спрашивается, почему они прекратили полеты?

– Может, они просто прячутся? – немедленно возразил Патрик. – Наблюдают, но в контакт не вступают. После Атанаты это неудивительно.

– Где же они прячутся? Если тайных наблюдателей могли не засечь на Перицене или Торене до нашего появления там, от современной земной техники им не спрятаться. Не забывайте, это не какие-нибудь энергетические фантомы, а обыкновенные гуманоиды.

– Ну и что? Помните НЛО? Они были чрезвычайно популярны в позапрошлом веке. Правда, нет никаких доказательств, что они действительно имели отношение к внеземному разуму, но именно это и доказывает, что скрываться можно и от развитой цивилизации.

– Но на Торене ничего подобного не наблюдалось, – заметил Тигран. – И вообще ты льешь воду на мою мельницу. Ведь эти твои НЛО тоже исчезли. В последние век-полтора о них ни слуху, ни духу. Другое соображение: если бы Люди с зелеными глазами отказались от полетов на известные нам планеты, но продолжали активно изучать космос, мы, скорее всего, уже с ними где-то столкнулись бы. Все-таки один регион Галактики. Так почему они прекратили полеты?

Патрик только хмыкнул.

– Теперь, – вставил Дан, – когда мы знаем их точное местоположение, мы можем судить и о другом. Они достаточно близки к Торене, чтобы оказаться на ней даже без гиперпространственного двигателя, скажем, на субсветовых скоростях, но на Перицене? Это уже невероятно. Тем более, не одно случайное появление, а несколько… Иными словами, мы можем с достаточной точностью определить минимальный уровень их астронавтики. То, что мы получили десять лет назад, они имели не менее, чем за два с половиной века до нас. Нда…

– Так почему они прекратили полеты? – спросил Железный Тигран.

– Карфаген должен быть разрушен, – проворчал Патрик. – Прошу прощения, шеф, можно еще поспорить?

– Конечно. С чем ты хочешь спорить?

– С основным постулатом. Он трудно доказуем или вообще недоказуем.

– Ты хочешь сказать, что мы не обязательно имеем дело с одной цивилизацией?

– Да. На словах все получается очень красиво. Сквозное развитие и тому подобное. Но на деле… Вполне возможно, что на Торене были Люди с зелеными глазами с установленной нами планеты, а на Перицене кто-то другой.

– А на Земле третий? – спросил Дан ехидно.

– Хотя бы. Или вообще никого. НЛО ведь большая часть землян всегда считала блажью. Или оптическим феноменом.

– Это да, – согласился Тигран. – Однако твоя гипотеза не отменяет моего вопроса. Одна цивилизация или две, но они прекратили полеты, не так ли? Это еще более странно.

– А может, они развязали войну и уничтожили друг друга?

– Угу. Космическая опера, так это, кажется, называлось. Но ты упускаешь одну деталь, Патрик.

– Какую?

– А ту, что они не уничтожили друг друга. Во всяком случае, Люди с зелеными глазами живехоньки. Ты забыл про эффект Нортона. На той самой планете, куда вы послезавтра вылетаете, есть цивилизация. Правда, не того класса, который ожидался… Хотя электромагнитные отходы цивилизаций Нортон классифицировал чисто теоретически и мог ошибиться… Но я склонен думать, что ошибки нет. Налицо еще одно противоречие.

– Может, война не уничтожила их, а отбросила назад? – предположил Дан.

– Я не верю в космические войны.

– А в обыкновенную? Планетарную?

– Это уже теплее. Хотя при подобном уровне астронавтики… Впрочем, наши земные рецепты не универсальны. Могут быть и ножницы между техническим и общественным развитием… Словом, война или не война, но что-то с этой цивилизацией произошло. Что-то, остановившее ее развитие.

– А если она просто замкнулась на себя? Теоретически такое возможно.

– Но это тоже патология. Для обычной гуманоидной цивилизации, во всяком случае. Ну вы меня поняли? Я думаю, что цивилизация, с которой вы столкнетесь, пошла по отличному от нашего пути развития. Помимо всех прочих неожиданностей, там может не быть никаких условий для контакта, на который нацелена экспедиция. Что в принципе неверно. Я так считаю. Вы должны быть готовы к другому. Настройте себя на это.

– Я и так настроен на это, – проворчал Патрик. – Но чертовы контактологи, которых нам навязали… Ничего себе экспедиция, кабинетные ученые в ролях командиров! Сидят себе перед компьютерами, тасуют наши добытые тяжким трудом данные, сооружают себе из них диссертации, а потом нам же указывают…

– Не любишь ученых, Патрик? – улыбнулся Дан.

– А за что их любить? Бездельники и туристы. Шляются круглый год по всяким научным конференциям, попивают кофеек, толкуя за чужой счет о высоких материях, считают цитатки… Тьфу!

– Без науки тоже, знаешь…

– Да при чем здесь наука, Дан! Наукой занимался ты, на своем безвоздушном астероиде. А эти… Они ведь только потребители, толку от них на грош. Знаю я их, сам когда-то занимался переливанием из пустого в порожнее… А эта парочка, попомни меня, худший их вариант. Вывели графики, теоретики! Контакт им, видишь ли, подавай…

Дан вздохнул. Удивительная получалась история. Ассамблея передала решение вопроса ВОКИ, а ВОКИ… При обычной склонности руководителей Организации к тому, что разведчики между собой называли перестраховкой, а общественность именовала придерживанием золотой середины, вдруг… Экспедицию действительно нацеливали на контакт. Видимо, ВОКИ поддалась общей эйфории. Развитая цивилизация! Технический уровень, позволявший совершать межзвездные полеты уже больше двух веков назад! Несколько неожиданные результаты исследований по Нортону чуть охладили пыл ученых, но не журналистов, не популяризаторов, не обыкновенных людей, от науки достаточно далеких. К тому же методике Нортона было свыше ста лет, и она слыла слабо подкрепленной экспериментально. Стереовидение, сеть, радио, газеты, захлебываясь, расписывали фантастические возможности, которые откроет будущий контакт. Футурологи размахивали расчетами и выкладками на тему того, какой станет Земля через два-три века, и, доведя себя до исступления, падали в обморок (фигурально выражаясь). Сам Дан тоже увлекся мечтой о невиданно разумной и могучей цивилизации… Да, неприятно. Но может, шеф неправ? В конце концов, Галактика велика, не обязательно в первое же десятилетие выхода в межзвездное пространство встретиться с не самыми ближними из соседей… То, что они не появляются на Перицене, понятно. Кому охота любоваться горькими плодами собственной глупости, пусть и не злонамеренной? На Торене? Тоже психологически объяснимо, если вспомнить найденный в Солане текст. Так что, возможно, они и не прекратили полеты, это видимость… А интересно, что думает по этому поводу Маран, он ведь так ничего и не сказал? Дан посмотрел на Марана. Тот по-прежнему молчал, казалось, и не слушал. Кто его знает, о чем он думает. Может, и вовсе не об экспедиции, а о Наи… Так и есть – он перехватил взгляд Марана, устремленный к открытой настежь двери в дом. Из двери, бодро подскакивая, выкатился сервировочный столик, главное место на котором занимало широченное блюдо с горой золотисто-розовых персиков и разноцветных упругих виноградных гроздей. Затем появилась и Наи в сопровождении возникшего откуда-то помощника шефа, которого Наи называла Гевиком. Тот нес скатерть, что-то еще и выглядел своим человеком в доме. Вот как?

Белый, незнакомого вкуса сыр, еще теплые, тонкие, как бумага, хрустящие лепешки, нарезанные узкими длинными лоскутами, нечто мясное, острое – неведомое, но вкуснейшее, незнакомые травы, вино, легко пьющееся, но и пьянящее… Дан это понял, выпив незаметно для себя под традиционное «доброго пути» два больших бокала. Слегка закружилась голова, его охватило теплое чувство к людям, сидевшим вокруг стола… Собственно, он и так их любил. Как жалко, что он не прихватил с собой Нику, ей было бы хорошо здесь. Он исподтишка оглядел всех по очереди. Задумчиво-добродушный Железный Тигран, гревший в пальцах полный бокал, из которого только пригубил, и с легкой улыбкой слушавший Патрика… Экспансивный Патрик, продолжавший, размахивая руками, что-то доказывать шефу… Смеющаяся Наи… Такой Дан ее не видел. Она распустила свои тяжелые волосы, струившиеся по спине и чуть прикрывавшие обнаженные плечи. Когда она, грациозно выгибая шею, поворачивала голову, длинные пряди падали ей на лицо, и она отбрасывала их назад с ленивой томностью. Небольшая, но упругая грудь четко вырисовывалась под тонкой тканью, глаза светились, это была совсем другая женщина, не та строгая, даже суровая интеллектуалка, какой он знал ее до сих пор, теперь она напоминала ему Нику, и не дневную, а ночную – такая у него была градация, ту Нику, которую он шепотом называл искусительницей… Наи, помощник шефа, сыпавший остротами, несомненно привлекательный молодой человек лет примерно… ну лет ему должно было быть столько же, сколько Наи, раз уж они вместе учились в школе, но выглядел он старше, на полных тридцать… или это она казалась моложе? Наконец Маран, упорно молчавший, в лучшем случае отделывавшийся короткими репликами, скорее мрачный, чем бесстрастный… Да… Не только море, леса, города, но и люди, все это вместе и есть Земля… Тут Дан вспомнил, что Маран как раз и не Земля, а совсем другое, попробовал, но не смог отделить его от прочих… таких земных людей! Единственная разница – остальные южане, а они с Мараном северяне… Он перехватил слегка притушенный полуопущенными веками взгляд Марана и усмехнулся собственной наивности. Причислять к северянам темпераментных бакнов потому лишь, что они по преимуществу светловолосы и светлоглазы? Особенно это неуместно в отношении Марана, сдержанность которого отнюдь не следствие холодности или флегматичности, а производное сильной воли и постоянного самовоспитания… Очень сильной воли, надо сказать! Он снова поймал устремленный в том же направлении взгляд и даже удивился. Поэт прав, он совсем не знает Марана в этой части, никогда не подумал бы, что Маран способен так смотреть на женщину. Заинтригованный, он стал следить за ним и удивился еще больше. Его всегда поражал самоконтроль Марана, его умение скрывать свои чувства словно за непробиваемой броней, а теперь возникало ощущение, что эта броня вдруг треснула, и всякий, кто даст себе труд немного понаблюдать за Мараном, все поймет. А может, виновато вино? Непривычный напиток? Он вспомнил, как сам пьянел от самых малых порций тийну и подумал, что разгадал загадку, но тут Маран поставил бокал на стол, и Дан увидел, что тот полон до краев. Поставил бокал, с явным усилием отвел глаза от Наи, встал и отошел к деревьям. Постоял немного, потом открутил кран на длинной ножке, предназначенный, видимо, для поливки, и резко плеснул воду себе в лицо. Дан перевел взгляд на Наи, и увидел, что та больше не смеется. Пока Маран сидел к ней лицом, она ни разу не взглянула в его сторону, но теперь, когда он стоял спиной, она смотрела на него неотрывно, и глаза у нее были жалобные… Дан вздохнул. Напрасно Маран мучает себя. И не только себя. И зачем надо все усложнять? Он вспомнил, как это было у них с Никой. Да, действительно, он увидел ее на соревнованиях по кун-фу и сразу влюбился по уши и навсегда. В первый день он только любовался ею издалека, и как будто этого ему хватало, но на второй… Вечером, когда в большом зале собралась куча народу, он протолкался к ней сквозь танцующую, хохочущую, галдящую толпу и пригласил на вальс. Спросил, как ее зовут. «Вероника», – ответила она, и он сказал: «Что ты со мной сделала, Вероника? Я весь горю.» Ника оглядела его с ленивым любопытством, потом более внимательно и вдруг предложила: «Выйдем в сад, мне надоел этот шум». И все. Через полчаса они уже целовались, как одержимые. Правда, тогда он был на десять лет моложе, но не мальчик же…

Он снова посмотрел на Марана, по-прежнему стоявшего под деревьями. Этот, конечно, ничего подобного не скажет. Может, вообще ничего не скажет, а просто затопчет в себе занявшийся огонь. А зачем? Зачем?! Дан вспомнил плачущую Наи и вырвавшуюся у нее фразу: «Он мне никогда не простит…» Так-таки никогда? Что за бред!

Когда Маран наконец вернулся к столу, он был совершенно спокоен. Сел, только слегка сдвинул стул вбок – чтобы не видеть Наи, как понял Дан, и взял бокал. И даже включился в разговор.

Немного позднее, уже после прощания с шефом, у ворот Наи вдруг сказала:

– Я провожу вас до стоянки… Нет-нет, Гевик, я пойду одна, ты, пожалуйста, побудь с папой.

– Я приехала бы в порт, – заговорила она чуть погодя, когда пройдя пару сот метров по тихой узкой улочке, они вышли на угол более широкой, – но не хочу оставлять папу. Все-таки два обширных инфаркта. О микро уже не говорю, весь миокард в рубцах, я сама видела. И нервничает – совсем не ко времени он слег и переживает. Так что туда прилететь не смогу. К сожалению.

– Ничего, – сказал Дан бодро. – Нас проводит Ника.

– Ника проводит тебя, – возразила Наи. – А Патрика проводят мать, старшая сестра и два юных племянника, верно?

Патрик кивнул.

– А вот Марана… – Она задумалась или сделала вид, что задумалась, Дан подозревал, что все было решено заранее и тем не менее казалось совершеннейшей импровизацией… остановилась, перебрала бусы и цепочки, висевшие на шее – как и все, она носила их массу, по последней моде, правда, в отличие от большинства, ее украшения были подобраны достаточно строго, без эклектики, в основном, серебро и обсидиан… Перебрав все, она вытянула из-под прочих тонкую серебряную цепочку, на которой висел маленький диск, сняла ее через голову и протянула на ладони Марану.

– На счастье!

Дан бросил взгляд на медальон. Серебряный диск был покрыт насечками, придававшими ему вид цветка с загибавшимися по кругу лепестками, он уже видел здесь такие розетки, высеченные в камне, какой-то символ, чуть ли не знак вечности.

Диск заметно подрагивал на протянутой ладони. Маран медлил. Тогда Наи шагнула к нему и сама надела цепочку ему на шею. Ей пришлось подняться на цыпочки, Маран не наклонил голову, чтобы ей было удобней, вообще не пошевелился, только вздрогнул, когда Наи случайно коснулась его.

– Я пойду, – сказала она чуть слышно. – Вон стоянка. Доброго пути, верного возвращения. – Она протянула руку Дану, потом Патрику, который довольно церемонно эту руку поцеловал, а Марану только неуверенно улыбнулась. И поспешно пошла по улице обратно.

Патрик задумчиво посмотрел ей вслед, потом покосился на Марана и молча зашагал к стоянке. Маран взял диск в руку, словно колеблясь, Дану даже показалось, что он его снимет и сунет в карман, если не хуже, но Маран подержал медальон на ладони, потом опустил за ворот. Дан счел за лучшее сделать вид, что не заметил этого движения.

Зонд пробил атмосферу над устьем большой реки, впадающей в теплое море северного полушария, по аналогии с Землей здесь ожидалось наличие города или хотя бы поселения. Аналогия не обманула. На экране постепенно проступила сквозь туман, словно всплыла со дна моря, несомненно городская панорама.

Зонд спланировал прямо к огромному, сверкавшему, как никелированное, приплюснутому полушарию, плотно посаженному на круглую плоскость, словно необычной формы горшок на гончарный круг… Нет, пожалуй, это больше смахивало на гигантскую каплю ртути. Здание, увенчанное полушарием, было непомерно высоким, зонд опустился уже почти на уровень купола, когда панорама городских крыш стала видна достаточно отчетливо, чтобы разглядеть детали. Крыши, в большинстве своем дугообразные, нередко круглые или овальные, были окрашены в синий цвет разной интенсивности. Там и тут красовались ртутные капельки – миниатюрные копии первого, большого купола. Промежутки между довольно плотно сдвинутыми крышами отсвечивали желто-оранжево-кирпичным, таков был цвет листвы местных деревьев.

Наконец оператор отыскал просвет, и зонд завис над прямой широкой расселиной в массе домов, по всем признакам улицей. По всем? Первое потрясение: на улице не было ни одной живой души. Ни одного автомобиля или любого другого механизма. Никого и ничего. Зонд пошел вниз, замелькали окна, сначала по вертикали, потом по горизонтали – не дотянув нескольких метров до мостовой, оператор сменил режим полета и повел зонд вдоль здания на уровне второго этажа. Фраза в воспоминаниях Расти насчет полного отсутствия прямых линий была, конечно, преувеличением, но изрядная доля истины в ней имелась, наряду с круглыми зданиями наличествовали и обычные, призматические, однако последние, будучи прямоугольными в двух проекциях, в третьей, как правило, выгибались дугой, оставляя между собой и улицей сегментовидный кусок пространства, некогда, видимо, засаженного цветами, а ныне поросшего блекло-оранжевой травой, среди которой кое-где торчали высохшие кусты… какая-то икебана… Ощущение кривых линий создавалось, главным образом, за счет окон, все углы которых были закруглены. У здания, мимо которого скользил зонд сейчас, углы окон были срезаны по гиперболе… гипербола и циклоида, вот самые распространенные варианты кривизны, соблюденные с математической точностью, наметанный глаз Дана определил это сразу… Большинство окон оставляли ощущение, что за ними нежилое помещение. Нежилое, заброшенное… Стекла давным-давно не мыты или не чищены, мутные настолько, что за ними ничего не разглядеть, попадались и разбитые, но подвести зонд вплотную без приказа оператор не решился, а приказа такого не отдали ни капитан, ни командир экспедиционной группы Дэвид Крайтон, контактолог, по неочевидной для разведчиков причине назначенный на эту должность Всемирной Организацией Космических Исследований, чиновниками и бюрократами, как пренебрежительно, в отличие от Дана, еще не расставшегося с робким уважением, которое у него вызывали вышестоящие, отзывался о них Патрик, знавший эту, как он выражался, лавочку вдоль и поперек… За несколькими окнами мелькнули задернутые до упора шторы – но когда их задернули, вчера или сто лет назад?..

Неожиданно скоро зонд вырвался на круглую площадь. К площади сходилось… одна, две… девять улиц, а всю ее сердцевину занимало то здание, сверкающий купол которого был самой приметной точкой в панораме города. Круглое здание, высокое – почти вдвое выше любого другого, похожее на старинную башню не только формой, но и узкими окнами, напоминавшими бойницы. Темные стекла резко выделялись на фоне белой стены. Зонд облетел вокруг здания дважды.

– Что это может быть? – спросил то ли себя, то ли прочих присутствующих Дэвид.

Ответы не замедлили появиться.

– Ратуша.

– Культовое здание.

– Концертный зал.

– Тюрьма… – последнее было встречено дружным смехом, но постепенно смеявшиеся снова приуныли.

Зонд углубился в новую улицу, ничем не отличавшуюся от прежней, прошел ее из конца в конец.

– А который у них час?

– При двадцативосьмичасовых сутках световой день у них в это время года длится восемнадцать-двадцать часов. Сейчас здесь нечто вроде полудня у нас.

– Гм… Странно…

– А может, они ведут ночной образ жизни?

Высказывание принадлежало, конечно, Патрику, который был убежденным сторонником «безумных» идей.

– Для человека, – нравоучительно сказал Артур, второй контактолог, – это было бы необычно. Имея для активной деятельности меньшую часть суток и уделяя большую сну, вряд ли уйдешь по лестнице эволюции достаточно далеко.

– И потом, – вставил кто-то из команды, – у нас и в любое время ночи хоть кого-то встретишь на улицах.

– Непонятно…

Первым поднялся капитан.

– Пойду отдохну. Если что – будите.

За ним потянулись остальные члены команды – финал полета был самой утомительной его фазой.

Дэвид оглядел оставшихся у экранов членов экспедиционной группы.

– Ну что ж! Начнем работу? На пульте! Выпускайте остальные зонды!

– Посоветуемся? – Капитан пододвинул кресло, тяжело сел и внимательно оглядел присутствующих. – Ничего, что я вмешиваюсь? Можно, я начну? Или вы сами?

Дэвид удрученно покачал головой. Дан тихонько усмехнулся. Да, контактологи озадачены… не то слово… Шокированы! Готовились к любым трудностям, связанным с контактом, кроме одной: отсутствия объектов последнего…

– Подобьем итоги. – Голос капитана звучал строго, и Дан встрепенулся. – Итак, за четверо суток нами прозондировано около двадцати городов…

– Семнадцать, – уточнил штурман. Из команды он один участвовал в совещании.

– Семнадцать городов в разных точках материка планеты. Исследовано также пять отдаленных островов в двух океанах. Нигде ни одного живого существа размером больше болонки. И с таким же уровнем интеллекта. Конечно, мы можем продолжать облет, но, полагаю, ничего нового не обнаружим. Слишком уж похожи эти города.

– Как близнецы, – сказала Натали Мэй, единственная женщина в экспедиции, историк по специальности. – Наверно, мы встретились с единой цивилизацией. Без разделения на нации или расы.

– Возможно, это и единая цивилизация, – согласился капитан. – Однако, говоря о сходстве, я имел в виду другое. Состояние городов. Заброшенные окраины с покинутыми домами, замусоренными улицами, запущенными садами, практически превращенные в свалку, и идеально чистый центр, как будто только что подметенный и политый. Ощущение, что здесь жили еще вчера.

– Феномен «Марии Целесты», – вздохнул штурман. – И боюсь, что разгадать его не легче, чем тайну «Марии».

– Не так уж все это загадочно, – возразил Патрик. – Ясно, что центральные части городов убираются, в отличие от окраин, что свидетельствует о том…

– О том, что население городов сократилось, и с окраин люди переселились в центр, – подхватил Дэвид.

– И где ж это население? – спросил капитан. – И еще. Мы не увидели ни одного возделанного поля, ни одного сада. Плодовые деревья растут где попало, вперемешку с обычными. Ни одной фермы или поселка. Иначе говоря, никакого сельского хозяйства…

– Тут может быть два объяснения, – спокойно сказал Патрик. – Первое: они исчезли и соответственно забросили сельское хозяйство настолько давно, что все их поля успели зарасти травой, а постройки развалиться. Впрочем, это сомнительно. Не будем же мы так, с порога, отметать результаты, полученные по методике Нортона. Словом, более вероятным я считаю второе: у них просто нет сельского хозяйства.

– Промышленное производство продуктов питания?

– Да. Кстати, вы не дали мне договорить по поводу городов. Здесь тоже напрашиваются два варианта с тем же соотношением вероятностей: либо людей нет, и города убираются запрограммированными на это сохранившимися механизмами, либо люди переселились под землю.

– Чего ради?

– Бежали от того, из-за чего так сократилось население планеты. Вредный экофактор, вирус или еще что-то в этом роде.

– Мы не обнаружили никаких токсических факторов ни в атмосфере, ни в воде, ни в почве, – напомнил капитан. – Наоборот, в экологическом плане это почти идеально чистая планета.

– Эпидемия.

– Цивилизация, перешедшая на промышленное производство продуктов питания, но не справившаяся с каким-то вирусом? – с сомнением сказал Дэвид.

– Ну не эпидемия, а, скажем, биологическая катастрофа, результат манипуляций с генетическим фондом. При таком уровне биологии это вполне возможно.

– Но это уже объясняет сокращение населения, а не бегство под землю, – снова не согласился Дэвид.

– Было бы неплохо, если б ты сам что-нибудь кинул в общий котел, – разозлился Патрик. – Хоть малюсенькую идейку. В конце концов, если бы можно было во всем разобраться, сидя на орбите, мы б вообще сюда не летели. И никуда бы не летали. Торчали бы на Земле и посылали автоматы. А потом строили б теории. Я предлагаю рабочую гипотезу: уход под землю.

– От ночного образа жизни ты уже отказался? – насмешливо спросил Артур.

– С ночным образом мы разберемся сегодня же, – вмешался капитан. – Это не проблема. Запустим пару зондов на инфракрасном режиме и проверим. Но я лично склоняюсь к уходу под землю. А вы?

– Пожалуй, – сказал Дэвид. – Если, конечно, планета еще обитаема. Ну что, примем, как рабочую гипотезу? У кого-нибудь есть возражения?

Патрик воинственно взглянул на Артура, но тот промолчал. Дан тоже покачал головой.

– У меня есть кое-какие сомнения, – подал вдруг голос Маран. – Если они переселились под землю, зачем им убирать города? Из любви к чистоте? Или для красоты? Но почему тогда только центр? Кстати, если б на планете оставались лишь роботы, запрограммированные на уборку, они, скорее всего, чистили бы все подряд или, если их мало, в случайных местах…

– Ну и что ты думаешь? – настороженно спросил Патрик.

– Думаю, что, в основном, они все же живут наверху.

– Ты хочешь сказать, что они прячутся от нас? Это просто смешно! Зачем им прятаться? Чего им бояться?

– Бояться не обязательно. Можно просто не желать контакта с нами.

– И из-за этого прятаться? Да при их уровне техники им ничего не стоит уничтожить наш корабль!

– От нежелания вступать в контакт до уничтожения огромная дистанция, – возразил Маран. – К тому же, по свидетельствам, оставленным на Торене, они уже триста лет назад были пацифистами. Наконец, уничтожить корабль еще не значит избежать контакта. Если наш астролет не вернется на Землю, скорее всего…

– Не скорее всего, а точно пришлют другой, – подхватил Дан. – Но согласись, Маран, все это чересчур… громоздко. Чтобы население целой планеты пряталось в подземелья…

– Почему целой? Прятаться могут жители городов, в которые являются наши зонды.

– Откуда же они знают?

– О господи, Дан! Даже на Торене есть приборы, которые способны засечь эти зонды – не сами зонды, естественно, а их передачи и команды, которыми они управляются.

Наступило молчание.

– Обычные пеленгаторы, – пристыженно заметил штурман. – Конечно, они есть и у нас, просто мы не подумали об их применении в столь… детективных целях.

Артур презрительно усмехнулся.

– Тоталитарное мышление. Натуральный бред.

– Ну что ж, – сказал напряженно думавший Дэвид… слов Артура он словно бы не расслышал. – Сделаем. Пошлем зонд с жесткой программой, без связи, посмотрим, что ему удастся подсмотреть. Ну и инфракрасные, конечно. Ладно, на том и порешим.

– Все-таки, – сказал Дан, сделав солидный глоток, – ускоренное развитие слегка подпортило вкус карны.

– Не подпортило, а изменило, – отозвался Маран, – несколько необычно, но пить можно.

– Не понимаю ваших претензий, – буркнул Патрик. – Напиток богов. Кстати, Дан, какого черта ты выставил тут этот Лах? Как он мне надоел, если б ты знал!

– Переключи.

– Лень.

– Ты просто нервничаешь, – сказал Дан и подумал, что, может, и в самом деле надоел. Когда он узнал, что третьим от Разведки полетит Патрик, первой его мыслью было «насколько же серьезно относятся к экспедиции, если ради нее сорвали с места начальника орбитальной станции», но Патрик его выводы опроверг, сообщив, что сорвался сам. «Глаз замылился, – сказал он, – и вообще Атаната была последней загадкой Перицены, теперь все, осталась одна рутина».

– Я?!. Вообще-то да, нервничаю. Представляешь, если здесь никого не окажется!

– Скорее всего, не окажется, – меланхолично ответил Дан. – По правде говоря, я не верю в эти подземно-надземные рокировки. Слишком сложно. Патологично, я бы сказал.

– Именно, что патологично. Шеф, как всегда, оказался прав.

– Пока еще не оказался, – больше для порядка возразил Дан. – Вот вернутся зонды, посмотрим, что они принесут под крылышком, и тогда…

– Ничего они не принесут, – сказал Маран.

– Ничего?

– Ничегошеньки.

– Почему?

– Потому.

– Ты решил для разнообразия сыграть роль пророка? – осведомился Дан.

– А ты обращал когда-нибудь внимание на то, что в бакнианском языке нет слова «пророк»? – ответил вопросом на вопрос Маран.

– Не обращал. Правда, нет? Почему?

– Да потому что нет нужды в отдельном понятии. У нас все пророчествуют. Время от времени. Сам знаешь.

– Знаю, – проворчал Дан.

– О чем вы говорите? – спросил Патрик.

– Об интуиции, – объяснил Дан.

– Интуиции нет, – сказал Патрик, – это сказки для любителей парапсихологии и прочей белиберды. Есть расчет, основанный на точном знании.

Маран улыбнулся.

Дверь распахнулась, и на пороге возник озабоченный Дэвид.

– Зонды вернулись, – бросил он хмуро.

– Ну и?

– Инфракрасный привез те же картинки. То же безлюдье. А второй…

– Что второй?

Не отвечая, Дэвид прошел в каюту, сел напротив Патрика, оглядел всех троих и тихо сказал:

– Во втором стерты все записи. Так-то, мальчики.

Вывод насчет отсутствия фруктовых садов оказался преждевременным, по крайней мере, один такой существовал, его удалось засечь с орбитолета. Правда, судя по множеству усеявших желтовато-оранжевую траву крупных плодов несколько диковатого сине-зеленого цвета, часть которых сгнила до бархатной черноты, сад был заброшен. Среди трех или четырех десятков деревьев стоял небольшой домик, напоминавший земные, появившиеся в эпоху Разъезда… не только дом – выезжавшие за городскую черту и строившиеся за ней горожане разводили и подобные маленькие садики. Отличался от земного дом лишь формой, его углы, как образованные боковыми поверхностями, так и на переходе в крышу, а вернее, верхнюю грань куба, были если не закруглены, то сглажены или смазаны. Домик был скорее отлит, чем выстроен, из незнакомого материала, скорее всего, прочного пластика, дверь заперта, ставни закрыты наглухо, чтобы попасть внутрь, пришлось бы ломать. Но кто станет вламываться в чужой дом, тем более на незнакомой планете?

Еще один такой домик обнаружился у окраины города, того, первого, в устье реки, где было намечено сделать вылазку. Домиком заниматься не стали, решив добраться до городской черты.

«Черту» определить оказалось сложно, городские окраины были превращены в омерзительную свалку. Обломки мебели, сухие ветки и листья, осколки непонятных предметов, детали неизвестных приборов, тряпье, стекло, пластмасса, большие бесформенные груды чего-то осклизлого, отвратительного, зловонного… Запах гниющего белка, аммиака, сероводорода… Мерзость. Дан зажал нос.

– Отходы пищевого производства, – небрежно бросил Артур, бывший по совместительству то ли биофизиком, то ли биохимиком, либо просто биологом… собственно, по совместительству он был как раз контактологом, специализировался в этой сфере после того, как обнаружилась периценская цивилизация, и масса народу, порой случайного, кинулась разрабатывать теоретические основы контакта.

Преодолеть свалку оказалось делом многотрудным, пришлось взбираться на невысокую стену неизвестного назначения, идти по ее неприятно узкому гребню, потом влезать на крышу заваленного на три четверти мусором одноэтажного домика, сползать по гладкой стене… Дальше лежал район одно- и двухэтажных строений, утопавших в… Дан смущенно отбросил готовое клише, коттеджи утопали не в зелени, а в «желтизне» или «оранжевости», в отличие от Торены и Перицены, где растительность была зеленого цвета, а пигментом служил самый обыкновенный хлорофилл, здесь в окраске трав и листьев преобладали желтоватые тона… Кстати, это признак и более глубоких различий, фотосинтез тут должен осуществляться на иной основе, и кто знает, каковы его продукты, съедобны ли они для землян. Вообще эта планета отличалась от Земли сильнее, чем Перицена и Торена, дело не только в окраске растительности, небо и моря Торены, не совпадая с земными, все же были близки им, во всяком случае, естественны для глаз землянина, в конце концов, в пасмурную погоду земное небо по цвету походило на торенское, да и моря Земли в определенное время суток, на высоких широтах, наконец, напоминали моря Торены. На Перицене же вода и небо имели зеленоватый оттенок китайской бирюзы, то есть тоже, в общем… А здесь океан, занимавший четыре пятых планеты, был непривычного бледно-желтого цвета, да еще какие-то свойства местной атмосферы придавали ему своеобразный розовый оттенок, почему и кто-то из членов экипажа предложил условно назвать планету Палевой, пока не удастся узнать ее подлинное имя. Так ее и окрестили…

Район, в который они попали, был тоже заброшен, хотя и не столь захламлен, как предыдущий. Тихая улочка, вымощенная широкими плитами из незнакомого, явно синтетического материала, кружила между домами. Плиты лежали неплотно, между ними пробивалась тускло-желтая трава, переходившая в сплошной газон, окружавший коттеджи. Никаких тротуаров, оград, дорожек…

Подумав, Дэвид решительно сошел с мостовой и зашагал к ближайшему дому. Остальные молча потянулись за ним.

Стекла в плотно затворенных окнах были немыты так давно, что казались непрозрачными, но сам дом выглядел, как новенький. Дан осторожно прикоснулся к стене ладонью… Нет, он не ошибся, стена или, во всяком случае, ее поверхность, была сделана из материала, напоминавшего «вечный пластик» – сверхпрочную пластмассу, которой в середине прошлого века на Земле облицовывали здания, позднее он доставил массу хлопот при разборке бесчисленных высотных домов с дурно спланированными квартирами, почему-то рассчитанных строителями на вечность, пластик не горел в огне и не тонул в воде, чтобы справиться с ним, пришлось разрабатывать специальную технологию…

Пока Дан разглядывал стены, кто-то подошел к двери и толкнул ее. Дверь оказалась незапертой.

Просторная прихожая, абсолютно пустая, только в углу, на двузубой вешалке висит прозрачная с серебристым блеском накидка. Несколько дверей. За первой комната, видимо, гостиная, по земным меркам, конечно. Встроенная мебель, сплошные дверцы из того же вездесущего пластика, гладкие, без всяких украшений, без стекол, без ручек, выделяются только два слепых темных экрана и узкая длинная, сенсорная, надо полагать, панель, усеянная кружочками и квадратиками… Патрик не преминул в них потыкать, но экраны не реагировали, наверно, было отключено питание. В середине комнаты стояли небольшой круглый стол и два стула. И больше ничего. Никаких диванов, кресел, ковров, картин, ваз – голые простенки между шкафами, гладкий пластиковый пол, какой-то заостренный аскетизм, неужели так было всегда, или просто всяческие безделушки и прочие предметы, придающие дому уют, убрали перед уходом?.. Точно так же выглядела вторая комната, спальня. Дверцы шкафов напротив двери и три голые стены плюс узкая неуютная кровать с тощим матрасом и маленькой жесткой подушкой, постельное белье и одеяло отсутствуют. Дом явно рассчитан на одного жильца, но обстановка настолько безлика, что невозможно определить, мужчина здесь жил или женщина. Может, одежда? Дан подергал дверцы шкафов, одну, другую, те не поддавались. Никаких замочных скважин, ничего похожего на запоры, поди сообрази, как это открывается, может, настроенные на владельца голосовые или электромагнитные… Электромагнитные замки?.. Ну конечно! Видимо, Патрику в голову пришла та же мысль, пока Дан думал, тот уже вытянул из кармана за цепочку свой «ключ». «Ключ» перебирал частоты недолго, секунд пять-шесть. Первая дверца, вторая, третья… Пусто. Пусто. Пусто.

Кухня была совсем не похожа на земные… Если, конечно, это кухня, впечатление такое, что здесь никогда ничего не готовили. Небольшой металлический шкаф с двумя дверцами на присосках, за каждой пустая камера с утолщенными стенками, под дверцами по нескольку разноцветных четырехугольных кнопок…

– Наверно, холодильник и, наоборот, устройство для разогрева пищи, – предположил Патрик.

Дан пожал плечами. С тем же успехом шкаф мог быть, к примеру, консерватором или инкубатором…

Никакой плиты. Еще один шкафчик, внутри несколько керамических мисок непривычной неправильной формы, стол, стул…

Дану надоел этот бесплодный осмотр, он пошел к выходу, но на пороге его остановил удивленный возглас Патрика:

– А где же вода?

Дан круто повернулся. Действительно, ничего похожего на водопровод в кухне не было… Странно. А может, это вовсе и не кухня? А что? Интересно, какая же у них ванная? Дан открыл очередную дверь и обалдел. Совершенно пустая комната, не комната, а кабинка около полутора квадратных метров в основании, без окон, темно… Дан вынул фонарик. Гладкие стены и пол, на потолке что-то тускло блестит… Нечто похожее на большую выпуклую линзу, такая же торчит из стены на уровне груди. Все… нет, еще какие-то мелкие отверстия в стенах. Озадаченный Дан приоткрыл соседнюю дверь, по отверстию в полу догадался, что это туалет… Значит, предыдущая комната – ванная? Без воды? Неужели? Дан вспомнил ушедшие в историю земные перипетии с водой – в середине прошлого века, в период экологического кризиса положение с водой резко ухудшилось, перешли на сухие способы очистки одежды, посуды, пищевых продуктов, предполагалось заменить и мытье тела какими-то излучениями, но, к счастью, обошлось. Дан поежился. Лишиться душа, умывания… Ни одно из средств сухой очистки не давало ощущения свежести, на Перицене они намаялись с этим достаточно… Конечно, со временем можно привыкнуть… А можно ли? Все-таки вода это не только чистота, это нечто большее, в конце концов, человек вышел на землю из моря, ну не сам человек, но жизнь…

– Хватит мечтать, – сказал Дэвид. – Пойдем.

– Вы обратили внимание, в доме нет ни одной книги, – сказал Артур, аккуратно закрывая за собой дверь.

– Там есть компьютер, – заметил Патрик. – Зачем им книги, книга это реликт докомпьютерной эры.

– Сам ты реликт, – обиделся за книги Дан.

– Может, и так, – хихикнул Патрик.

Следующие два коттеджа оказались заперты, а третий выглядел совершенно иначе. Входная дверь распахнута настежь, в окнах ни одного целого стекла, словно кто-то тренировался здесь в прицельном метании камней.

В комнатах тоже полный разгром. По планировке и обстановке этот домик походил на тот, первый, походил бы, если б с обстановкой не обошлись более чем круто. В предполагаемой гостиной стулья были разбросаны по комнате, ножки стола отломаны, столешница громоздилась на груде какого-то мусора, дверцы шкафов распахнуты, некоторые сорваны с петель и раскиданы по сторонам. Экраны сдвинуты, один разодран пополам, второй вовсе сполз и держался неизвестно на чем, на его месте зияла дыра, в глубине гроздьями разноцветных крохотных цилиндриков, шариков, трубочек висела электронная начинка. Пол был завален вещами, которые, видимо, выгребли из шкафов, не просто выгребли – посуда разбита в крошево, одежда изодрана и искромсана на куски, ухитрились разодрать даже обувь… Среди хлама разбросаны тонкие черные диски и небольшие прозрачные треугольные пластины. Впечатление такое, что в доме орудовал сумасшедший… высказывать эту светлую мысль Дан не стал. Он бросил обратно на пол непонятное приспособление, которое извлек из-под кучи тряпья – это могло быть что угодно, от консервного ножа до машинки для пришивания пуговиц, и шагнул к выходу. И перехватил напряженный взгляд Марана, тот пристально смотрел в одну точку.

– Что ты там увидел?

Не отвечая, Маран отодвинул перевернутый стул, наклонился и вытащил из кучи ветоши какую-то вещицу.

– Гляди-ка! – ахнул Патрик.

Дан с трудом втиснулся в тут же образовавшийся круг. В руке Марана была изрядно изуродованная статуэтка, голова отбита, нет и правой руки до локтя, но левая цела… Не доверяя собственным глазам, Дан снова пересчитал пальцы: раз, два, три.

Узкий мост, перешагивавший протоку в дельте реки, был настолько тонок и хрупок на вид, что казалось, ступи на него, он тут же надломится под тяжестью человека, и неосторожный исчезнет в бурно текущей под мостом грязно-желтой воде. Полупрозрачный, он был почти невидим на фоне светло-серых зданий, а ощущение перешагивания создавалось особенностями конструкции, мост опирался на четыре ноги, две на этом берегу, две на том, а середина его круто выгибалась вверх, как тело рассерженной кошки. Видимо, под ним когда-то проходили суда… а может, и не когда-то, может, они и сейчас проходят?

Дэвид перед мостом не остановился, даже не замедлил шаг. Взбежал по ступенькам, с которых начинался подъем и бодро пошел вверх по дуге. Остальные, чуть помешкав, последовали за ним. Маран неодобрительно хмыкнул, и Дан спросил вполголоса:

– Тебе что-то не нравится?

– Беззаботность, – сказал Маран сухо. – Как на воскресной прогулке. И потом, нас слишком много.

Дэвид оглянулся.

– Как раз наоборот, по-моему, нас слишком мало.

– Для чего?

– То есть?

– Для применения силы нас слишком мало, это верно. Но силу мы ведь применять не собираемся? А для того, чтобы не бросаться в глаза, нас слишком много.

– Возможно. Однако нас некому обнаружить, никого нет.

Маран заколебался, потом неохотно сказал:

– Нас уже обнаружили.

– Что?!

– За нами наблюдают.

Дэвид опешил.

– С чего ты взял?

Маран неопределенно повел плечами.

– Это необъяснимо. Я просто чувствую. Привычка.

Дэвид недоверчиво усмехнулся. Дан поежился. По Торене он отлично знал, что Маран в полной мере обладает тем самым непонятным, но незаменимым для разведчика шестым чувством, любое наблюдение за собой он засекает сразу же. Правда, здесь не Торена, но… Думать, что за каждым твоим шагом следят невидимые глаза, было не просто неприятно, но даже жутко. Он задержался на самой высокой точке моста, чтобы окинуть взглядом безжизненный город. Река просматривалась вплоть до устья, вдали виднелась желтоватая в розовых бликах от винно-красного солнца морская гладь, набережные в пределах видимости были пусты, как и улица, которая брала начало от маленькой полукруглой площади, окружавшей опоры моста. Где может прятаться наблюдатель? В километре? Почему бы и нет, это дело техники… если Маран не ошибается. Может же он раз в жизни ошибиться! Дану очень этого хотелось, но особых надежд он не питал…

Спустившись с моста, они пересекли площадь и оказались на широкой прямой улице, ведущей к высокому круглому зданию, сверкающий купол которого был хорошо виден издалека. Улица как улица… нет, в ней есть что-то необычное – что? Подумав, Дан понял. Мостовая состояла из тех же неплотно прилегавших друг к другу пластиковых плит, перемежавшихся полосами травы. Не выделялись и тротуары. Надо полагать, в городе не использовался наземный транспорт. Как же они?.. Подняв голову, Дан обнаружил разгадку. На высоте примерно трех с половиной метров вдоль улицы тянулись два параллельных толстых троса, подвешенных к уходящим в стены домов своеобразным кронштейнам. Если считать, что обитатели Палевой одного роста с землянами… Дан мысленно привесил к тросу стандартный вагончик земной канатки… Да, видимо, дно вагончика находилось очень невысоко над землей, сантиметрах в тридцати…

Увлекшись предполагаемой канаткой, он прозевал что-то, привлекшее внимание остальных, и рассеянно ушел вперед.

– Дан, – окликнул его Патрик.

Обернувшись, Дан увидел своих спутников, собравшихся в кучку у одного из окон нижнего этажа. Подойдя, он понял причину замешательства. Стекло в наглухо закрытом и занавешенном изнутри окне было чистым и блестело, отражая хмурые физиономии разведчиков.

Волны, мягко шурша, набегали на песчаный берег и безмолвно уползали обратно. Шум прибоя напоминал земной. Дан расслабился, его беспокойство улеглось. Не потому ли, что спускавшиеся сумерки сгладили чуждые глазу землянина краски, тревожный желтый оттенок неба исчез, сейчас оно было тускло-серым, море тоже побледнело… Теперь проще поверить, что вода в нем чище, чем в земных морях, днем, глядя на его грязный цвет, можно было вообразить, что в него льются сточные воды со всего континента. Однако нет. Чистая вода, немного иного солевого состава, чем морская вода на Земле, но абсолютно безвредная… Только купается ли здесь кто-нибудь? Плавно изгибаясь, повторяя контур береговой линии, но отстоя от нее на добрых полкилометра, вдаль уходила возвышавшаяся над уровнем моря метра на три, не меньше, стена, облицованная тем же аналогом «вечного пластика». Набережная? Но почему так высоко? И так далеко? На всем видимом протяжении ни одного спуска к морю, ни одной лестницы, попасть на пляж можно, лишь обойдя конец стены у реки. Загадка. Уж нет ли у обитателей Палевой своеобразной водобоязни? Дан невольно вспомнил отсутствие водопровода в домах. Увлекшись, он уже строил самые фантастические гипотезы, когда его негромко окликнул Маран, сидевший на песке и машинально подбрасывавший и ловивший небольшой круглый камешек.

– Как ты думаешь, Дан, это была женщина?

В самом деле! Дан нахмурился. К вящему своему удивлению он понял, что определить пол того существа задачка не из легких.

– Не знаю, – сказал он наконец. – А ты как считаешь?

Маран неопределенно пожал плечами.

– А может, они бесполые? – предположил подошедший Патрик.

– Ага. И размножаются почкованием, – сказал Дан насмешливо.

– Почему бы и нет?

– А обновление генофонда? За счет чего же развитие?

– Мутации.

– Мало.

– Может, это биологическая цивилизация, представители которой с самого начала были способны к направленным мутациям собственного организма.

– Слишком сложно, – отозвался Дэвид, лежавший на песке чуть поотдаль.

– Сложно? Тогда скажи, какого оно было пола. Не торопись, подумай, вспомни.

Вспомни… И правда, не помешает. Дан закрыл глаза, восстанавливая в памяти облик палевианина. Вполне человеческие, но словно расплывчатые, неопределенные черты лица, очень бледная кожа, губы почти того же цвета, грязно-зеленые глаза, блеклые, неровно подстриженные волосы, спереди беспорядочно спадающие на лоб, сзади прикрывающие верхнюю треть шеи – тощей, как и обнаженные ниже локтя руки с плоской кистью и тремя костлявыми пальцами… Фигура скрыта под широкими, бесформенными штанами вроде шаровар и мешковатой длинной блузой, то и другое серо-голубое, непривлекательное… Но обычно под любой одеждой при движениях угадывается женское изящество или мужская угловатость, здесь же – ничего! Нет, не поймешь…

– Мне кажется, это все же была женщина, – объявил вдруг Маран, отбрасывая свой камешек.

– Ой ли? – усомнился Патрик.

– Перед тем, как нырнуть в подвал, она повернулась, наклонилась… какое-то такое движение, и я увидел очертания груди. По-моему. Давай просмотрим запись.

– А что увидишь на этом крохотном экранчике, – сказал Патрик, но вытянул из заднего кармана тонкую пластинку видео.

Лицо, глаза… Паническое выражение. Чего она испугалась? Она, оно?.. Может, это и страшно – в закрытом со всех сторон дворе столкнуться с несколькими незнакомыми людьми? А что если она увидела руки? Вряд ли, на таком расстоянии… А может, она знала? Как бы то ни было, она кинулась бежать, вначале была видна только спина, но перед тем, как нырнуть в незаметный издали низкий темный вход, она действительно повернулась, пригнулась… вот! Один миг, но… Патрик остановил изображение и укрупнил его. Да, блуза, опав, вроде бы обрисовала небольшую непривычно низко посаженную грудь… Секунда, потом набежавший Артур заполнил своей персоной весь экран.

– Ну и глаз у тебя, – Патрик небрежно сунул прибор обратно в карман. – Правда, чтобы быть уверенными, ее следовало б раздеть.

– А это мы предоставляем тебе, – насмешливо сказал Артур, стоявший за его спиной.

Патрик живо обернулся.

– Я был бы тебе глубоко признателен, если бы ты объяснил нам, какого черта ты за ней погнался, – бросил он зло, глядя на Артура в упор.

– А что я должен был делать? – удивился тот. – После стольких суток наблюдения, стольких часов бессмысленного блуждания по пустому городу первое живое существо…

– Это еще не значит, что надо его хватать!

– Я не хватал! Я только…

– Успокойтесь! – буркнул Дэвид, садясь. – Нашли время. Подведем первые итоги. Мы здесь уже… – он посмотрел на хронометр, – шесть с лишним часов. Темнеет. Что будем делать?

Он оглядел членов экспедиции, рассевшихся на песке, только Артур, крупный, неуклюжий, похожий больше на грузчика, чем на «кабинетного ученого», стоял во весь рост, рассматривая то ли набережную, то ли город за ней.

– Что же, никаких предложений нет?

– Почему нет? – сказал Патрик вызывающе. – Я предлагаю контактологам вернуться на орбиту и ждать, пока мы разберемся в ситуации.

– Дан?

– За. Обеими руками.

Дэвид вопросительно взглянул на Артура. Тот упрямо помотал головой.

– Не могу с вами согласиться. – Он старался говорить спокойно, но в некоторых нотках его голоса прорывалось скрытое бешенство. – Из-за частной неудачи устраивать тут… Мы тщательно готовились к этому контакту. Мы проработали массу вариантов, предусмотрели все возможные осложнения, постарались не упустить ни одной детали. В конце концов, мы специалисты. Подумайте, кому вы хотите препоручить контакт. Один – астрофизик, другой – электронщик…

Дан скосил глаза на Патрика. Может, в словах Артура и был определенный резон. Он вспомнил, сколько раз на Торене или Перицене ему случалось сожалеть об отсутствии специальной подготовки в той или иной области…

– Поймите, ребята, – теперь голос Артура звучал просительно. – Нельзя же так, с бухты-барахты… Контакт – слишком серьезное дело, чтобы поручать его случайным людям.

– Случайным людям? – Дан видел, как с каждым словом Артура Патрик наливался желчью, и наконец его прорвало. – Случайным людям! Ты еще назови нас «чернорабочими космоса», как это делают некоторые, с позволенья сказать, специалисты… – слово «специалисты» прозвучало в его устах уничижительно.

– Ну-ну, – успокаивающе проговорил Дэвид. – Патрик, ты слышишь то, чего не было и не могло быть сказано. А ты, Артур, придержи, ради бога, язык!

– Но контакт не дело…

– Прекрати!

Артур махнул рукой и замолк.

– Контакта не будет. – В наступившей тишине голос Марана прозвучал неожиданно резко.

– Чего?!

– Контакта не будет, – повторил Маран сухо.

И Дан понял, что Маран выразил не только собственное, но и его, Дана, мнение, пока смутное, неоформленное, но мнение.

Артур всплеснул руками.

– Из чего ты это вывел? Из пустяка? Из ничего не значащего эпизода?

– Не только.

– Не только? Из чего же? Из фундаментальных знаний? Из теории? В таком случае, прошу прощения, профессор!

– Твой сарказм совершенно не по адресу, – заметил Патрик спокойно. – В этом деле Маран действительно профессор. Неужели ты не понимаешь, что вся ваша теория – ничто, пыль, прах в сравнении с опытом практического контакта? С тем, что известно Марану и Дану. А если взять соотношение… ну уровни всех трех цивилизаций – нашей, торенской и здешней, тогда опыт Марана поистине неоценим, ведь он единственный известный нам на сегодня человек, вступивший в контакт с представителем опережающей цивилизации.

– Не человек, а гуманоид, – пробурчал Артур, не глядя в сторону Марана.

Дана словно подбросило. Он скорее почувствовал, чем увидел боковым зрением, как вскочил с места и Патрик, и торопясь опередить того… в конце концов, у него больше прав на это!.. кинул в мертвую тишину:

– Извинись немедленно!

– Плевал я на его извинения, – процедил Патрик сквозь зубы. – Я просто набью ему морду!

Дан бросил быстрый взгляд в сторону Марана. Тот не шевельнулся, только прикрыл глаза, но лицо у него было спокойное… Можно себе представить, что за этим спокойствием! Как горсть соли на рану…

– А что я такого сказал? – пожал плечами Артур. – Я люблю точные формулировки, только и всего. Если это кого-то оскорбляет, могу и извиниться.

– Точные формулировки! – Патрик поднес кулаки к его лицу, но сдержался и опустил руки.

Дан молча отодвинул его в сторону.

– Это мое дело, – сказал он.

– Дан! – предостерегающе окликнул его Маран.

Оглянувшись, Дан увидел, что тот уже на ногах, но отмахнулся.

– Отстань!

Патрик после минутного колебания круто отвернулся, подошел к Марану, обнял его за плечи и увлек в сторону набережной. Уступил поле боя Дану, тем самым как бы признавая первоочередность его прав.

Артур несколько смутился.

– Я вовсе не хотел кого-либо унизить, – проворчал он. – Я просто…

– Просто хотел отомстить за ту фразу! Насчет контакта. – Дан старался сохранять спокойствие. – Послушай, что я тебе скажу. Заруби себе на носу, человек он или кто, он мой лучший друг. И если ты еще когда-нибудь…

– Прошу тебя, Дан, – сказал Дэвид. Он тоже поднялся с песка и подошел поближе. – Я все понимаю. Но мы на чужой планете. Осталось только передраться тут… Артур! Я прямо удивлен. Как ты мог?

– Я уже извинился, – буркнул тот.

– Дан…

– Ладно, – Дан услышал свой голос словно со стороны и поморщился, настолько фальшивым он ему показался, – будем считать инцидент исчерпанным.

В комнате стояла невыносимая духота. Или это только его, Дана, ощущение? Маран не отрывался от экрана, на котором медленно поворачивалась площадь. Центральная площадь, огромная, круглая… строго говоря, круглой она казалась глазу наблюдателя, находящегося на ее территории, Дан отлично помнил результаты аэросъемки, с воздуха площадь представала сложным многоугольником, девять граней которого прямыми линиями не являлись, составлявшие их одинаковые, достаточно стандартные здания выгибались дугой, однако кривизна этих дуг была чуть меньше той, что позволила б им сойтись в совокупности в окружность. Здания отделялись друг от друга довольно широкими улицами, их, естественно, тоже было девять. И по всему периметру ни одной двери, подъезды, видимо, выходили во дворы. Перед зданиями узкие изогнутые полоски газонов – неухоженной, местами вытоптанной оранжевой травы, затем широкое кольцо мостовой и в центре высокое здание под каплевидным куполом. Как оказалось, в здание было три входа. Три равномерно расставленные по периметру двустворчатые, наглухо закрытые двери, синие, как и стекла в окнах. А вот распределение окон на первый, да и на второй взгляд не поддавалось никакой логике, они были расположены без всякой системы на разной высоте и неравном расстоянии друг от друга, без какого-либо соблюдения этажности или симметрии. И все закрыты, за время наблюдения – а наблюдение велось с утра, уже немало часов – не дрогнула ни одна створка, не приотворилась ни одна дверь. На экране ничего не менялось, и постояв немного за спиной Марана, Дан тихо вышел.

Он ступал прямо по траве, которая отделяла коттедж от мостовой… собственно, другой дороги не было, пустовавшее строение, выбранное местом дислокации, стояло, как и все прочие в этом районе, посреди обширного газона. По газону были беспорядочно разбросаны низкорослые, развесистые деревья, увешанные зеленовато-голубыми плодами, по форме напоминавшими сливы, но резко удлиненными, с указательный палец. Пройдя газон, Дан вышел на мостовую. Здесь, как и на других маленьких улочках, никаких признаков канатки не было, очевидно, в основном, в городе использовался все же воздушный транспорт. Дан медленно зашагал по плитам, разглядывая одинаковые, простенькие, как модели детского конструктора, домики. Задумавшись, он не сразу заметил, как его догнал Патрик и молча пошел рядом.

Настроение у Дана было пониженное, не только из-за вчерашней стычки, конечно, но, в основном, все же из-за нее. Ему не хотелось заговаривать на эту тему с непривычно молчаливым Патриком, будить, так сказать, уснувшие страсти, но сам он не мог отрешиться от невеселых мыслей. Вспомнился тяжелый разговор с Вестом на синукской дороге, собственное замешательство, даже оторопь, когда все словно вывернулось наизнанку, перемешалось, превратилось в кашу из добра и зла, вроде бы так четко разложенных по полочкам… И, конечно, несчастная аналогия Наи, и мучительная обида Марана… Надо же было случиться такому именно сейчас! И правильно ли он сделал, что не набил Артуру морду? Будь это на Земле… Но здесь? Один на один с чуждым, равнодушным, если не враждебным разумом… Враждебным? Откуда взялось это слово, что его породило? Дан огляделся, словно ожидая увидеть овеществленный ответ… Пустая улица, никого… И острое чувство обнаженности. Когда-то в юности ему снился нелепый сон: он в центре огромной площади, к нему неумолимо приближается гигантская толпа, он уже видит лица, глаза, изумление… что такое?.. оглядывает себя – он совершенно гол. Сон снился десятки раз, только после консультаций психоаналитика, усмотревшего в нем проявление юношеского комплекса неполноценности, сон ушел, перестал тревожить. И вот сейчас подобное чувство – почему? Он не успел еще оформить свои смутные ощущения в четкую мысль, как Патрик озабоченно сказал:

– Маран прав. За нами действительно наблюдают. Я тоже чувствую. Все-таки я кое-чему научился на Перицене. Лах, я тебе скажу, отнюдь не был веселой прогулкой, как казалось некоторым.

Дан кивнул. Хотя он и не попал в Лах, но по Атанате и походу узнал лахинов достаточно хорошо, чтобы не представлять себе их государство зоной комфорта.

– Да и ты на Торене был не в тепличных условиях. Ты тоже должен был научиться этому.

Дан опять кивнул.

– И я чувствую. Конечно, не как Маран, но что-то мелькает.

– Я так и думал. Мы могли б… Ах, что толку! Наши гастролеры… Согласись, Дан, это просто черт знает что!

Дан кивнул в третий раз.

– Не понимаю, – сказал Патрик с отчаянием, – что за ослепление на нас нашло? Контакт, видите ли! Что за страсть, очертя голову, кидаться на выучку к более умному? Какая-то иждивенческая психология, удивительная в обществе, разрешившем – и вполне самостоятельно – большинство своих проблем.

– Говоря об обществе, успешно разрешившем свои проблемы, ты упускаешь из виду одну деталь, – усмехнулся Дан. – Ты рассматриваешь общество в целом, как вширь, так и вглубь… ну, как в пространстве, так и во времени.

– Ну и что?

– А то, что, хотя проблемы у каждого времени свои, периодически происходит их накопление, и последний пик подобного накопления был почти век назад. И соответственно, решением проблем занимались наши прадеды и прапрадеды, даже деды, в основном, только подчищали, а уж наше поколение, как и поколение наших отцов, занимается по преимуществу ремонтом уже построенного здания, да и то косметическим. Отсюда тревожные тенденции…

Патрик пожал плечами.

– Любое стабильное общество подвержено опасности стагнации, главное – вовремя уловить эти тенденции и…

– И что? Дестабилизировать его?

– Почему бы и нет? Если нестабильное общество видит выход в стабилизации, то стабильное… Конечно, сознательно ни одно стабильное общество к дестабилизации не стремится, но, возможно, подсознательно… И поскольку внутреннего толчка к этому ждать не приходится, надежда только на внешний импульс.

– Какой еще импульс? Чем дольше развивается общество, тем большей стабильности оно достигает. Обращаться к опыту опережающей цивилизации можно только в поисках дальнейшей стабилизации.

– Это еще бабушка надвое сказала. Смотря какое общество… Ладно, это все теории, давай перейдем к практике.

– Какая ж это теория, если именно поэтому нам дали в начальники контактолога, и теперь…

– Теперь надо решить, что делать.

– А что мы можем сделать? Не свергнуть же его в самом деле?

– Бунт на корабле? Нет, Дан. До подобного экстремизма я еще не дорос. Но, согласись, надо как-то привести их в чувство. Неужели тебе по вкусу вчерашняя идиотская, дилетантская прогулка? А то, что они сейчас выделывают, тебе нравится?

– Нет, но…

– Дело даже не в Дэвиде, он не дурак и вполне поддается убеждению. Но вот тот фрукт…

– Фрукт или овощ? – рассмеялся Дан.

– Смейся, смейся. Ты его еще не раскусил. Это честолюбец и карьерист, и ради славы и карьеры он пойдет на любой риск и пожертвует, чем угодно.

– Даже жизнью.

– Все может быть. И не только своей. Но речь не об этом. Как бы он не пренебрег во имя собственных интересов интересами Земли. Человечества.

– Это вряд ли. Он так гордится своей принадлежностью к человечеству, что… – Дан запнулся.

– Что оскорбил человека в тысячу раз лучше него. Не стесняйся в выражениях. Но это ведь не показатель, Дан, как раз наоборот.

– Ну и что ты предлагаешь?

Патрик почесал затылок. Тут видеофон Дана пискнул, Дан машинально вытащил его и тронул сенсор. Дэвид – это был он – поинтересовался для порядка, нет ли чего нового, и, когда Дан покачал головой, сказал:

– Посовещаемся? Тут есть предложение.

– Какое? – настороженно поинтересовался Патрик.

– Войти.

– Как? Ах войти! Ну! Просто, как все гениальное! – Патрик насмешливо улыбнулся. – И кому принадлежит сия блистательная идея? Тебе?

– Ты против?

– Против.

– И ты, Дан?

Дан кивнул, без лишних, впрочем, эмоций.

Дэвид помолчал, потом предложил:

– Обоснуйте вашу точку зрения.

– Сначала ты обоснуй…

Патрика прервал дрожащий от возбуждения голос:

– Внимание! Следите за экранами!

– Артур, стой! – заорал первым догадавшийся Дэвид. – Стой, Артур!

Но тот не ответил, видимо, был уже у двери? Да. Вот он толкнул дверь рукой… Дан и Патрик застыли, всматриваясь в экранчик. Дверь не поддалась, Артур толкнул ее еще раз, потом отступил на шаг, мелькнула его рука, в которой было что-то зажато…

– У него «ключ», – буркнул сердито Патрик.

«Ключ»? Откуда? Кто из разведчиков мог расстаться со своим «ключом»? А что, если?.. Дан хлопнул себя по карману – нет, тяжелый кубик прощупывался сквозь нетолстую ткань… Наверно, с Земли привез, там достал? Но откроет ли их «ключ» эту дверь? Наверно, откроет, ни замков, ни замочных скважин не видно, запоры, должно быть, электромагнитные, термические, еще что-то в этом роде, если так, «ключ» мигом подберет нужную волну… Так и есть, дверь дрогнула и стала открываться. Забыв обо всем остальном, Дан поспешно переключил прибор на сигнал с камеры Артура и впился глазами в экран.

Темнота. Какой-то проблеск. Костер?! Нет, скорее, нечто вроде вечного огня. Величина экрана сама по себе не позволяла различить детали, а тут еще и темнота… Невозможно даже прикинуть размеры помещения, разве что судить по огню, по примерному расстоянию до него… Учитывая форму здания, расположение дверей, можно предположить, что весь нижний этаж представляет собой большой зал, в центре которого пылает этот странный огонь… Огонь горел не на уровне пола, а висел в воздухе, над головами, выглядел он довольно необычно – множество извивающихся мерцающих струй, похоже на клубок змей, беспрестанная игра, к тому же он длинный, возносится вверх, вверх, должно быть, нижний этаж непомерно высок…

Все эти прикидки длились лишь миг – тот самый, в течение которого Артур переступил порог и остановился. Потом внезапный визг, крики, Артур наконец сообразил переключиться на инфракрасное видение, и темнота в зале распалась на… Люди, множество людей! Замелькали качающиеся тени, темные фигуры кинулись в разные стороны, сталкиваясь друг с другом. Паника, хаос!.. Впрочем, нет. Движение, выглядевшее хаотичным, на деле оказалось осмысленным, просто смысл его трудно было уловить сразу, но прошла минута, вторая, и зал опустел. Не имевший опыта или просто растерявшийся Артур не сумел проследить за этим движением, в объектив попала только середина зала с неясным силуэтом колонны, над которой парил «вечный огонь». И лишь, когда он повернулся в одну сторону, в другую, мелькнула висячая лестница. И все. Ни души.

«Вообрази себе, Дан, довольно долго я думал, что проходящие века делают людей лучше»… Дан беспокойно заерзал. «Я думал»… Вот и я думал. А почему, собственно? Откуда я это взял? И думал ли я?.. Да, думал. То, что сегодняшние люди не смелее, не сильнее – не физически, а духом, это я понял давно, но продолжал верить, что они порядочнее, честнее, добрее, чем пару веков назад. Почему? Разве я знаю, какими были люди два века назад? Четыре? Шесть? Откуда мне это знать, по книгам? Но разве в книгах люди прошлых веков предстают лжецами или подонками? Вовсе нет. Есть и честнейшие, и порядочнейшие… Правда, если верить, что старая литература имела склонность к героизации, как утверждают критики, то… Но ведь отец… Дан вспомнил отца, его манеру говорить восклицаниями, пристрастие к рубящим жестам. Отец был в корне не согласен со многими литературоведами, к большинству своих коллег он относился с жестоким презрением, обзывал их конъюнктурщиками. Была ли в этом доля истины? Мать резкость отца относила на счет его неудовлетворенности своим положением, неутоленного честолюбия, будучи ребенком, Дан верил, что мать права всегда и во всем… наверно, это свойственно всем детям? Становясь взрослым, он все чаще замечал ее ошибки и постепенно понял, что права она оказывалась довольно редко. Не отсюда ли брало корни его недоверие к женской логике? Во всяком случае, по отношению к отцу она была несправедлива, из-за нее Дан во многом недооценивал отцовские знания и способности, в его любви к отцу присутствовало больше жалости к неудачнику, каковым его мнила мать, нежели уважения к ученому, несомненно талантливому… Хотя и недостаточно признанному. А почему? Не потому ли, что отец, обладая редкой независимостью суждений, ничего не делал на потребу обществу? Нельзя сказать, что он не ценил это воспитавшее его общество, не замечал его преимуществ, нет, но в самом тоне, каким он уничижительно цедил сквозь зубы любимое словечко «конъюнктура», звучало нечто… Впрочем, Дан слишком плохо знал отца, и судить о мыслях того ему было трудно… да он и не пытался!.. Конъюнктура… Почему современное общество усердно внушало себе, что достигло совершенства? Не потому ли, что от совершенства оно еще достаточно далеко? И самое несовершенное в этом обществе – люди. Мы достигли немалого в науке и технике, в экологии, особенно хороши наши законы, в принципе, законодательство наше уже приближается к совершенному, многого мы добились в вопросах общественного устройства, гуманистического воспитания… Кое-что делаем в искусстве… увы! Если поступательное развитие науки пока не прекращается, то с искусством у нас хуже, движение идет медленно, с рывками и остановками, даже с упадками… Но говоря о людях, надо, наверно, прежде всего говорить о морали? А что у нас с моралью?.. Дан перевернулся на бок. Не спалось. Из смежной комнаты… в этом коттедже, относительно большом, было три спальни, две из них почему-то сообщались между собой… из смежной комнаты доносился храп Артура, Дэвид же спал тихим и глубоким сном. А в маленькой спаленке чуть поотдаль то и дело вздыхал во сне и ворочался Патрик, из-за духоты оставлявший дверь открытой. Даже во сне они были разными. Вот, пожалуй, и ответ, люди, как были разными, так и остались. В том числе, и в степени их приверженности нормам морали. Но сама мораль? По сути, моральные ориентиры человечества не менялись уже десятки веков… Дан сел, потом снова лег. В доме было неважно с вентиляцией, наверно, когда эти коттеджи строили, рассчитывали на кондиционирование, но кондиционеры давно вышли из строя. Он позавидовал Марану, вызвавшемуся быть часовым в первую половину ночи – настороженный Дэвид полагал, что необходимо наблюдение человека, технике он почему-то перестал доверять. Решил, что ее можно обмануть с помощью другой техники?.. Все возможно, кажется, они зашли в тупик… в тупик, а он, Дан, валяется на неудобном, но матраце и рассуждает о морали, нашел время… Впрочем, он интуитивно чувствовал, что от морали совсем не так далеко до их проблем. А одинакова ли мораль в разных обществах? Разных цивилизациях? На разных ступенях развития одного и того же общества или цивилизации? Он наконец собразил, что задыхаться незачем, встал, открыл дверь и вышел на крыльцо. Поискал взглядом Марана… Вот с Мараном у них одна мораль. Практически одна, исключая мелкие детали. Одна, несмотря на парсеки и века. А что это значит? Разве не то, что мораль на Земле и Торене одинакова? Да даже на Перицене моральные критерии во многом сходны с земными, во всяком случае, понятны землянину, ведь если те же лахины относятся к войне и убийству иначе, чем земляне, они все-таки считают доблестью убийство врага в честном бою, а не из-за угла. Вот если б их мораль поощряла убийство из-за угла… Постой-постой, друг Даниель! Все не так просто. Мораль Марана? Да, конечно. А как быть с моралью Изия? Моралью Лиги? А может ли существовать мораль с обратным знаком? Или это просто патология? В данном случае, видимо, патология, ибо в том же обществе и на той же планете существует и нормальная мораль, но вообще… Наверно, возможно и целое общество, придерживающееся моральных критериев с обратным знаком – по отношению к земной, естественно. В таком случае возможность контакта, иными словами, взаимопонимания, должна ставиться в зависимость не от уровня развития науки, техники, информатики, даже не от общественного устройства, а от совместимости моральных ориентиров. Значит, надо понять, какова здесь, на Палевой, мораль. Если судить по прошлому… Конечно, что-то могло измениться, хотя моральные критерии вещь устойчивая… Но предположим, что не изменилось или изменилось не очень ощутимо. Итак? Пацифисты. Это как будто факт. На Торене они проповедовали нечто вроде любви к ближнему. А на Перицене? В Атанате? Немилосердное давление с целью привить свои нормы, вытеснив чужие… простите, свои или чужие, это как посмотреть, с позиции палевиан или атанатцев… А ведь Атаната была позже. Правда, еще не доказано, что была… Или доказано? Трехпалая рука налицо, этого, наверно, достаточно? Что ж получается? Фу, голова пухнет от этих мыслей…

Дан наконец обнаружил Марана, прохаживавшегося под деревьями, помотал головой, чтобы «вытряхнуть» мысли, от которых она пухла, и пошел к нему.

– Ну хорошо, – утомленно сказал Патрик. – Но с одним условием. Пойдут разведчики. Двое из нас троих.

– Согласен, – Дэвид твердо остановил взвившегося было Артура. – Кто пойдет, решайте сами.

– Кто? – Дан вспомнил прощальную беседу с шефом. – Мы с Мараном, – сказал он торопливо.

– А может, мы с Мараном?

Дан улыбнулся. В главном они с Патриком сошлись.

– Пусть Маран сам выберет, с кем идти, – предложил он не без некоторой доли лукавства. Но против его ожиданий Маран медлил с ответом, и только вмешательство Дэвида…

– Если уж вы сошлись на кандидатуре Марана, – сказал он, задумчиво оглядев всех троих, – пусть тогда он идет со своим привычным партнером. С Даном то есть.

Переглянувшись, Дан и Патрик согласились с этим решением, Маран же не промолвил ни слова. Только позднее, когда они уже шли вдвоем по двору ко входу в подвал, куда нырнула убегавшая от них в день прилета пугливая незнакомка, на брошенное Даном обиженное «Если ты предпочел бы идти с Патриком, так и сказал бы», он неожиданно ответил:

– Я предпочел бы вообще не идти.

– Как это? – растерялся Дан.

– А так. А ты считаешь, что идти надо?

– Нет, но…

– Но? Почему же ты пошел?

Дан смутился. Он знал, что трое оставшихся в коттедже слышат каждое их слово. Впрочем, это было известно и Марану, что не помешало ему в ответ на невнятное бормотание Дана типа «потому что… чего ты спрашиваешь?.. сам ведь знаешь» сурово сказать:

– Знаю. Чтобы не показаться трусами, мы трусливо согласились с тем, что противоречит нашему пониманию ситуации и просто здравому смыслу.

– Но надо же что-то делать.

Маран только хмыкнул.

– Если у тебя есть свои соображения, почему ты о них умалчиваешь?

Маран посмотрел на него хмуро, помолчал, потом буркнул:

– Я человек подчиненный.

И Дан понял. Уроки смирения не всем идут впрок. Недаром и Патрик такой нервный. Положение, в котором они оказались, своей нелепостью превосходило все домыслы. Если б еще палевиане шли на контакт, ситуация была проста и не требовала неординарных решений и реакций, Дэвид, наверно, более или менее справлялся бы, но теперь… Теперь он совершенно не представлял, что делать, да и если б представлял, вряд ли сумел бы свои представления реализовать. Командирами рождаются, это Дану было известно достаточно хорошо, командирами, полководцами, лидерами, неважно. Дэвид был рожден тем, что Патрик называл «кабинетным ученым». Конечно, в этом нет ничего плохого. Если бы он сидел в своем кабинете. Или хотя бы на Земле… Но он был тут. Правда, он спрашивал совета… Да, иногда. У Патрика. Марана он словно побаивался. В общем-то, Дан даже понимал его, впервые в жизни человек увидел вблизи инопланетянина и никак, наверно, не мог забыть, с кем имеет дело. Это в Разведке привыкли ко всяким торенцам и периценцам, не удивлялись им, там Марана быстро сочли за своего, но требовать того же от обыкновенного обывателя, которым, в сущности, Дэвид и был, несмотря на свои ученые степени? Дан усмехнулся. Контактолог! Монографию накатал, а наладить отношения с представителем иной цивилизации даже не пробует. Или он собирается дружить только с воображаемыми техническими гениями передового палевианского социума? Именно что воображаемыми. А с реальными людьми пусть разбираются другие. Да, сложно с ними… В глубине души Дан не сомневался, что харизма Марана рано или поздно сделает свое, но необходимо время, а пока… А пока Маран, которого и так одолевали невеселые думы, совсем ушел в себя и упрямо не желал вылезать из роли послушного исполнителя пусть даже дурацких приказов…

Вход в подвал имел форму приплюснутой арки, весьма низкой, окаймленной по внутреннему краю металлической полосой. Сигнализация? За аркой начинался сводчатый туннель шириной метра в три и довольно высокий, подняв руку, Дан не достал до потолка. В туннеле было темно, и Дан засветил фонарик, но Маран молча накрыл линзу фонарика ладонью, а когда Дан вопросительно взглянул на него, взял его за руку.

Ах да, верно, как он мог забыть! Дан беспрекословно выключил фонарик, сунул его в карман и зашагал в темноту, стараясь ступать бесшумно, теперь это у него получалось, правда, только тогда, когда он следил за собой. Несколько десятков шагов, и мрак сгустился, стал полным. До чего ж неприятно! Как слепой… Хорошо еще, что с поводырем…

– Слепые поводыри слепых, – пробормотал он под нос и запнулся. Почему, черт возьми, ему пришла на ум эта фраза, у него ведь поводырь зрячий…

Маран вдруг остановился.

– Что ты сказал?

– Ничего, – смутился Дан. – Так, цитата.

– Цитата? Хм…

Маран замолчал и молчал довольно долго, до тех пор, пока в ухе Дана не прозвенел встревоженный голос Дэвида.

– Что случилось? Из-за чего заминка? И почему передача в инфракрасном режиме?

– В инфракрасном, потому что идем без света, – объяснил Дан.

– Как это? – начал было тот, но его нетерпеливо перебил Патрик.

– Торенцы обладают ночным зрением, ты разве не знаешь?

– А? Нет. Какая удача!

– Удача? – насмешливо отозвался Маран. – Мы ведь идем на открытый контакт. Зачем нам прятаться? Это все мое тоталитарное мышление. Машинальные реакции субъекта, выросшего… – Он не закончил предложение, вместо того в его руке ярко вспыхнул фонарик. Дан воспользовался вспышкой, чтобы оглядеться. Оказывается, туннель не был прямым, а довольно круто изгибался, один поворот они уже прошли, то-то стало так темно. Под ногами бетон, стены и потолок облицованы матовой плиткой…

– Гаси! – рявкнул в ухе голос Дэвида.

– Зачем же? – невозмутимо протянул Маран.

– Гаси, говорю.

– Будем считать этот рейд сугубо разведочным? – вкрадчиво поинтересовался Дан.

– Да!

Фонарик погас, но Маран не преминул заметить:

– Вообще-то это детские игры. У них может быть аппаратура, контролирующая каждый наш шаг.

– Ты чувствуешь наблюдение?

Маран помедлил.

– Представь себе, нет.

Минут десять они шли молча, потом Маран внезапно остановился.

– Лестница.

– Вверх? – спросил Дан с надеждой.

– Вниз. Сможешь в темноте?

– Боюсь, что нет.

– Стань к стене и жди.

Маран выпустил руку Дана и… исчез. Как Дан не вслушивался, он не смог уловить ни звука, ни даже движения воздуха. Пожав плечами, он прислонился к стене и стал ждать. Через несколько минут Маран вышел на связь.

– Поставь фонарик на минимум и спускайся.

Дан включил фонарик… Даже минимальной интенсивности свет показался ему упоительным. Его взору предстал широкий и глубокий колодец, вдоль стены которого вилась спиралью узкая железная лестница с низкими решетчатыми перилами. Внизу царила та же непроглядная тьма. Спустившись, Дан увидел неподвижную фигуру Марана у высокого, закругленного кверху проема в стене прямо напротив лестницы. Проем открывался в новый туннель, по высоте и ширине больше похожий на обычный коридор внутри здания. Дан выключил фонарик. Еще минут двадцать, и впереди забрезжил слабый свет. К изумлению Дана коридор кончался стеклянной дверью, напоминавшей земные, но внутренние, в домах, а отнюдь не в пещерах или подземельях. Правда, в отличие от земных, здешняя дверь имела непомерной ширины раму, что частично компенсировало отсутствие простенков, за которыми можно было притаиться. Риск, что их разглядят в темноте из освещенного помещения, был нулевым, но они все же плотно прижались к стене по сторонам двери, прежде чем осторожно заглянуть внутрь. Или выглянуть наружу?

Зрелище, представшее взору Дана, не столько удивило, сколько озадачило его. Большой круглый зал… очень большой, не зал, а целая площадь!.. с высоким куполообразным потолком, потолок бетонный, голый, весь в потеках, пол и стены затянуты знакомым по городским зданиям облицовочным пластиком глубокого синего цвета, на противоположной стене просматривается еще одна дверь, аналогичная той, у которой они стоят, в центре над длинной синей колонной мерцает более бледный… наверно, из-за того, что светло?.. но в целом точно такой же «вечный огонь», как в здании, куда вломился Артур.

На этом сходство кончалось, в зале было полно людей, наверно, тысячи человек! И все они… стояли на коленях? Нет, не стояли, а сидели на пятках, наклонившись туловищами вперед и касаясь лбами пола. Больше всего это походило на йоговскую позу черепахи… Однако не йогой же они здесь занимаются, черт побери! Тем временем, из-за колонны, над которой висел огонь, вышел человек, поднял вверх вытянутые руки и произнес какую-то фразу – несмотря на расстояние и закрытую дверь, Дан расслышал каждое слово незнакомого языка, видимо, зал был оснащен усилителями. Все прочие оторвали головы от пола, выпрямили туловища, продолжая сидеть на пятках… Дан терялся в догадках. Куда они попали? Гимнастический ли это зал? Храм? Человек с вытянутыми руками медленно пошел вдоль основания колонны, огибая ее. Вслед за ним подняли руки прочие, сначала на этой стороне, потом на той. Обойдя весь пьедестал, человек вернулся на прежнее место и, растопырив пальцы, несколько раз ритмично потряс ладонями, выкрикнув при этом новую фразу. Приказ? Лозунг? Призыв? Молитву? После почти незаметной паузы раздался хор голосов – ответ? Или толпа повторила произнесенную фразу? Скорее, второе, хотя Дан не был уверен… Стоявший произнес еще одну короткую фразу… Ответ, еще фраза, ответ… нет, пожалуй, это повторение. Урок? Чего? «Солист» ничем не отличался от остальных, все были в одинаковых мешковатых одеяниях, таких же, как на давешней незнакомке – бесформенные шаровары и короткий балахон серо-голубых тонов, единственное – рукава «солиста» были перехвачены чуть выше локтя широкими синими повязками. Лицо и волосы, как и у остальных, бледные, вернее, блеклые… Повинуясь очередному жесту, участники непонятного действа поднялись на колени, снова опустились на пятки, потом стали браться за руки, образуя цепочки разной длины. Случайной или?.. Дан вытянул шею, чтобы расширить поле зрения, потерял равновесие и оперся рукой о раму двери… нет, не оперся, Маран перехватил его руку, и все же он успел коснуться рамы, чуть-чуть, кончиками пальцев… Неприятный буравящий звук вонзился в промежуток между очередным призывом и ответом, молящиеся… или что там они делают… повскакали со своих мест и стояли, выжидательно глядя на руководителя, тот, слегка помедлив, сошел со своего возвышения… Дан только сейчас заметил, что в середине зала было небольшое, сантиметров в двадцать, возвышение… и прошагал через почтительно расступившуюся толпу к двери – именно той, за которой стояли Дан и Маран. В коридоре вспыхнул яркий свет, и Дан почувствовал себя голым, как в давнем сне. Бежать? Он вопросительно взглянул на Марана, тот покачал головой. Не успеем, понял Дан. Ну что ж! Он судорожно сжал в кармане станнер…

– Не валяй дурака, – сказал Маран, не разжимая губ.

И правда! Дан отчаянно покраснел. Неужели он струсил? Ну да! Слишком уж их много, если набросятся… но с чего он взял, что они набросятся? Даже если и так, один выстрел – и конец мечте о контакте, полный провал. Он вынул руку из кармана и заставил себя стоять спокойно.

Дверь распахнулась. То, что произошло, тоже напоминало сон. Нечто странное, иррациональное… Человек с нарукавными повязками открыл дверь настежь, осмотрел ярко освещенный коридор, скользнул по лицам разведчиков безразличным взглядом, не задержав его, не выдав себя ни мимикой, ни жестом, словно не увидев, медленно притворил дверь и отошел. Почти сразу свет в коридоре погас, а толпа в зале стала редеть. Паники, какую вызвал наверху Артур, не было, но люди расходились достаточно поспешно, три минуты, и зал опустел. Тогда Маран осторожно надавил ладонью на стекло, дверь открылась. Дан напрягся, но сирена не включилась. Они вошли в зал, увидели закрытые двери, равномерно распределенные по периметру, числом девять и… И больше ничего. Пустота.

– Эти подземелья чем-то напомнили мне Атанату, – сказал вдруг Маран.

Первое предложение, произнесенное им за все время, пока они просматривали сделанную в инфракрасном режиме и потому несколько потустороннюю запись своего путешествия в темноте, потом маловыразительные общие планы подземного зала, потом Дан, стараясь не упустить ни одной мелочи, описывал детали виденного – одежду, движения, выражение лиц…

– Атанату? – переспросил Дан, поворачивая голову к Марану. – Почему Атанату?

– Верно, – вмешался Патрик, – это похоже на Атанату. Я и сам старался вспомнить, где я это видел.

– Что ты видел? – удивился Дан. – Что ты мог видеть? Подземелья они и есть подземелья, мало ли где… – Тут он понял, что имел в виду Патрик. Действо, свидетелями которого они стали внизу, напоминало мысленно сконструированные им… выходит, не только им?.. сцены молений в храмах Атанаты. – Вы хотите сказать, что они молились?

Маран покачал головой.

– Я ничего не хочу сказать. Просто у меня возникла ассоциация, я ею с вами поделился. Все.

– Что ж это было, если не молитва? – спросил Дэвид.

– В первый момент у меня возникло ощущение, что передо мной гимнастический зал, – сказал Дан.

– А лозунги, которые они скандировали?

– Почему обязательно лозунги? – возразил Дан. – Голосовая гимнастика.

– Голосовая, гм… – Дэвид замолчал.

– А во второй? – спросил Патрик.

– Что? – не понял Дан.

– Во второй момент. В первый у тебя возникло ощущение, что ты любуешься физическими упражнениями, а во второй?

– То же самое, наверно, – протянул Дан неуверенно.

– А если подумать?

– Ну… – Дан замолк.

Пока он думал, в открытое настежь окно коттеджа, в котором они расположились временным лагерем, без особого комфорта, зато не афишируя – так им казалось! – свое присутствие на планете, влетело одно из редких здесь крупных насекомых. «Букашка» облетела комнату, на секунду зависла в ее середине, потом вдруг заскользила по невидимым прямым линиям, вырисовывая в воздухе контур какого-то геометрического тела, куба или параллелепипеда… неважно! Дан сразу понял, в чем соль – конечно, в прямых углах, попытка привлечь внимание, не иначе. Прописав определенное число линий, «насекомое» неподвижно повисло в воздухе, и в мертвой тишине раздался… человеческий голос. Тихий, но отчетливый, он выговорил длинную фразу, замолк, через несколько секунд послышался вновь. Повторил ту же фразу, чуть выждал и произнес ее в третий раз. Затем «насекомое» метнулось к окну и исчезло.

Дан, морщась, сел на неприятно влажную, даже липкую, оранжевую траву, с каждым днем внушавшую ему все большее отвращение, и машинально включил запись. Длинная фраза из четырех самостоятельных предложений. Это единственное, что удалось установить. Может, на Земле? Но и Земле, ее умам и технике, нужен материал, а его нет. Обшарены сотни заброшенных строений – и ни одной книги, ни одной газеты, ни одного печатного слова, даже ни одной надписи. Видимо, все это исчезло достаточно давно. Но тогда должно быть нечто другое – микрофильмы, диски, кристаллы, что-нибудь! Если информация этого мира перенесена в машинную память, к ней нет иного доступа, как через компьютеры. Компьютеры, покрытые толстым слоем пыли, давным-давно, наверно, десятки лет назад выключенные, со стертой памятью… Единственное – в оставленных домах удалось собрать около сотни треугольных прозрачных пластин, предположительно, носителей информации. Но как к ней подобраться? Возможно, это удастся сделать на Земле, но когда? А послание ждет ответа. И почему палевиане не перевели его на интер? Не сумели расшифровать язык? Но это означает… Что же сие означает?

– Патрик, – спросил Дан, поворачиваясь к устроившемуся на ступеньках крыльца с пакетом грейпфрутового сока Патрику, – как ты считаешь, если они нас столько времени слушали и наблюдали… примем это за постулат… но не смогли раскодировать наш язык, можем ли мы расценивать их научно-технический уровень, как равный нашему? Я не говорю, более высокий.

– В твоем вопросе содержится ответ, – флегматично заметил Патрик, не отрываясь от своего пакета.

– Нет?

– По-моему, нет.

– Странно…

– С позиций ВОКИ и прочих восторженных олухов – да. Однако при более трезвом подходе… Я надеюсь, ты не забыл прощальный разговор у шефа?

– Думаешь, они не только остановились в развитии, но и деградировали?

– А ты иного мнения?

– Но тогда… Что если они полагаются на нас? Взывают к нашей помощи?

– Или, напротив, предлагают нам убраться восвояси, – сказал Маран, который стоял в дверях, время от времени оборачиваясь, чтобы взглянуть на приборы. – Разве этот вариант исключен?

– Нет, но…

А почему, собственно, но? Вполне вероятно, что им предлагают сматывать удочки. В общем контексте поведения хозяев планеты это вполне логично… Дан вздохнул.

– Вечно ты скажешь что-нибудь эдакое, – полушутливо-полусерьезно упрекнул он Марана, – совсем в тебе романтики нет.