Читать книгу Под брошюрным пледом - Гоша Староверов - Страница 1

«Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду» (Иеремия 29:11)

Чем люди занимаются утром? Вопрос кажется странным. Серьёзно, у кого-то когда-нибудь спрашивали, что он делает утром? Некоторые люди в это время спят, другие лишь просыпаются, кто-то может уже быть на работе. Да и такое понятие, как утро, растяжимое – это и пять часов, и десять. И то и то утро, а разница большая.

Боря же в шесть с небольшим уже сидел в автобусе, движущемся к остановке «Московская» – туда ему и надо было. На улице сентябрь одиннадцатого года, показывающий всю свою сущность – ещё зеленые деревья, ещё летнее небо, ещё летний воздух. Но посмотришь из окна на дома, на их крыши и подъезды – все они будто слегка покрашены бронзовой краской. Ты видишь этот медный оттенок не только на зданиях. Он везде, куда ни глянь. Оттого не получится обмануть себя и сказать, что сейчас лето, нет. Лето прошло, и наступает осенняя пора, с её грядущими дождями, лужами и слякотью.

Одет он был так, как и летом, как и поздней весной – черные джинсы, бордовая рубашка (этот цвет был его любимым, а бордовые рубашки – самой улюбленной частью гардероба), часы серебристого цвета да берцы. На груди же блестел металлический значок с изображением Ленина.

Собственно, по этой причине Боря и ехал на «Московскую». Там находился штаб его партии – ещё молодой, но амбициозной «Партии Ленина». Ей было три года, всё это время он следил за этой организацией, читал про нее в газетах и выражал максимальное уважение. Её представители действительно следовали заветам Маркса, Энгельса и Владимира Ильича, они действительно защищали интересы трудящихся и в них, как он считал, действительно была сила. Пусть сейчас «Партия Ленина» немногочисленна, за ней пойдут десятки тысяч, сотни тысяч. Потому что единственным верным путём человечества к будущему был путь левый – путь социализма, путь правды и гордости. Все три года Боря наблюдал за этой организацией и всё ждал, когда ему исполнится восемнадцать, чтобы в неё вступить. И вот, два месяца назад, он наконец-то получил свой партийный билет – матово-красный с золотого цвета гравюрой Ленина и надписью над ним «Слова обязывают к делам!».

В двадцать минут седьмого Боря вышел на Московской. Через дорогу – два небольших табачных магазина. Справа от них – красная десятиэтажная высотка, на первом этаже которой был продуктовый магазин. После высотки был перекресток, одна из дорог которого вела к колледжу, в котором Боря учился на издателя.

Московская была окружена старинными двухэтажными домами, которых сейчас действительно много только в Таганроге да Петербурге. Но все эти здания портились рекламными вывесками и плакатами – это очень сильно бросалось в глаза, портило весь антураж. Порой у него рождалось желание пройтись по этой остановке, по всем этим домикам, и сорвать всю рекламу, разбить все вывески и выбить все пластиковые окна и двери – до того Боря был не в духе от осквернения такого чудного места такой похабщиной, как реклама.

Он перешел дорогу, прошёл мимо табачных магазинов и завернул в переулок. Затем пару десятков метров по двору и направо. И вот он – штаб «Партии Ленина», находящийся в трехэтажном офисном здании на самом первом этаже. Над входом – два флага СССР. Так как время было ранним, в штабе был лишь один человек – Михаил Андреевич. Наш герой постучал, дверь открылась.

Боря зашел внутрь штаба – он состоял из трёх комнат. Самая большая была для собраний и конференций: по углам множество книжных полок с трудами Ленина, Маркса, Энгельса, Сталина, Тельмана и многих других великих деятелей социализма. Круглый стол, слева от которого, на столике, был бронзовый бюст Владимира Ильича. Боря был всего на двух собраниях, и оба раза его внимание отдавалось лишь этому бюсту. Помимо собраний, здесь нередко работали и другие сотрудники партии – места было немного.

Вторая комната была рабочим кабинетом, где и заседал Михаил Андреевич. Эта часть штаба мало чем отличалась от первой, разве что размерами и большим шкафом, вмещающим в себя разного рода флаги, брошюры, магнитики и значки. Ну а третьей комнатой было место для отдыха – столик, стулья, кулер да полочка. В тесноте, да не в обиде.

Михаил Андреевич поздоровался с Борей и проводил к себе в кабинет. Он работал всю ночь, это было видно по его слипающимся глазам и тому, как много кружек с кофе было на столе.

– Ну что, товарищ, слушай меня внимательно,– начал Михаил Андреевич, расчесывая своей рукой свою бороду,– у нас, ты знаешь, скоро выборы в гордуму. По предварительным подсчетам, нас поддерживает пять процентов населения. Этого мало. Нам надо поднажать. Больше агитации, больше работы. Сейчас я дам тебе брошюры, ты пойдешь на Московскую, раздашь их. Сможешь? Тебе надо сегодня на учебу?

На учебу Боре надо было, ко второй паре. Она начиналась в 10, так что он успевал раздать брошюры и не опоздаю в колледж.

– Да, надо, но я успею туда. Я сейчас на Московской был, там уже прилично человек.

– Там всегда много человек. Поэтому ты туда сейчас и пойдешь. Сейчас я тебе дам всё, что нужно, думаю, часа полтора тебе придется походить, пораздавать агитматериалы.

Сказав это, Михаил Андреевич открыл шкаф и достал немаленькую стопку брошюр – примерно триста-триста пятьдесят штук. Кое-как наш герой уместил их в свой портфель, где итак были тетрадки для учебы, взял нарукавную повязку с символикой партии и вышел из штаба. Вновь вернулся на Московскую – немало людей. Действительно немало. Особенно, если учитывать столь раннее время.

Боря начал расхаживать у остановки и раздавать людям свои брошюры. Они пестрели такими громкими лозунгами, как «Да здравствует власть пролетария», «Свергнем иго капитализма», «Вместе мы – сила».

В основном тут были совсем молодые люди – студенты, которые, как Боря понял, приехали сюда из далеких районов на первые пары, и пожилые – сложно сказать, зачем. Не раз он задавался вопросом, зачем вообще старушки, которым семьдесят, восемьдесят лет куда-то ехать в шесть-семь утра. Впрочем, это сейчас не самое главное.

Прохожие были неоднородны – кто-то с превеликим удовольствием брал брошюры, кричали вслед, что революция грядет и что они всецело за заветы Ильича, кто-то просто проходил мимо, не забирая брошюры, а кто-то просто брал их и шел себе дальше. Какая им революция? Какая им идейность и какая им власть народа? Они все – рабы своего быта. Им нет дела до политики – лишь бы не опоздать на работу, а то бесящий начальник, не дающий даже дышать спокойно, поругает и оштрафует. Им лишь бы прожить этот месяц, получить зарплату и пойти в ближайший магазин, купить химозную пищу и давиться ей до следующей зарплаты.

А окружающий мир стал ещё более бронзовым – возможно, свою роль сыграло всё поднимающееся и поднимающееся солнце, которое заставляло здания блестеть и светлеть. А может, оно передавало им свое тепло и они накалялись. Атмосфера осени становилась все более и более заметной. А с ней пришла и некая хандра, которую Боря слегка пропустил через себя, выразив через один сиплый вздох. Осень…. Ницше как-то сказал, что осень – пора души, а не природы. И это действительно так. Природа увядает, прячется, чтобы её не смела надвигающаяся зима, и люди, видя пустые деревья и жухлую траву, начинают искать природу в себе. Но прохлада и грязь осени выдворяют в нас не положительные чувства, а, как правило, хандру, меланхолию, уныние. Душа грустит, и чтобы её согреть, мы ищем теплоту в других людях. Да, осень заставляет нас скучать. Но она заставляет нас относиться друг к другу добрее, чтобы согреть свое сердце и передать это тепло другим.

Боря уже почти раздал все, что у него было – оставалось сорок-пятьдесят брошюр. Он решил вернуться на остановку, раздать там оставшийся материал и вернуться в штаб. В общей сложности, он провел за этим делом уже час.

Подойдя к остановке, Боря увидел, что там сидит бомж. Осмотрел его: сидел, весь в пыльной, но не рваной одежде, с двумя костылями. У него не было одной ноги. Наш герой подошел к нему и вручил одну из брошюр. Он взял её, осмотрел, затем посмотрел на меня и улыбнулся. Вся его неотесанность, вся его пыль и грязь – все померкло, когда он посмотрел на Борю своими добрыми глазами и улыбнулся. Он открыл брошюру, начал читать – а наш юный «революционер» все не отходил. Стоял в метре и смотрел. Прочитав половину страницы, бездомный снова посмотрел на Борю. «Ты, сынок, правильное дело делаешь! Они нас что тогда загоняли, так и сейчас загоняют. А вы придете и все исправите, людей людьми сделаете. Чтобы ни холода, ни голода не было». С этими словами он пустил слезу. Сердце нашего героя расшатывалось. Ему было очень приятно слышать слова поддержки, но в то же время больно было слушать этого человека. Через его слова передавалась вся боль, все тяготы, которые он испытал в своей жизни.

«Сынок, прости, если потревожу»,– обратился он к Боре, – «а можно мне такой же значок, как у тебя? Может, попросишь у себя там? Для Вячеслава Николаича, это я»,– Боря кивнул и ответил, что сделает это, как только пойдет в штаб.

Еще полчаса и он раздал весь материал, который у него был. Боря делал это у остановки, и Вячеслав Николаевич за ним наблюдал. Когда кто-то брал брошюру, бездомный говорил прохожим: «Правильно! Берите, читайте, голосуйте за них!», а если кто-то отказывался и просто проходил мимо, полностью игнорируя агитматериал, Вячеслав Николаевич подбадривал нашего героя. «Не обращай внимания. Они просто недалекие, им этого не надо. Им лишь бы поржать да пожрать».

И вот, последняя брошюра отдана. Боря, с улыбкой на лице, пошел обратно в штаб. Михаил Андреевич встретил его, похвалил за проделанную работу и предложил чаю. Боря согласился, а за чаепитием рассказал про Вячеслава Николаевича и его просьбу. Михаил Андреевич выслушал и, слегка призадумавшись, подошел к шкафу. Открыв его, он достал оттуда значок в виде советского флага с надписью «Партия Ленина». Затем засунул руку в карман, достал оттуда пятьсот рублей и протянул Боре купюру вместе со значком. «Отдай ему. Пусть возьмет себе что-нибудь покушать, попить. Жалко человека. Хоть так поможем ему».

Боря хоть и не проявил никаких эмоций, хладнокровно взял значок и пятьсот рублей, внутри бурлил от радости. Даже внешний мир, как ему показалось, слегка поменялся, и не бронзой он сверкал, но золотом. Да и солнце уже не такое тусклое, а прохожие не такие угрюмые. Правильно говорил Ницше. Осень – та пора, когда душа наша главенствует над природой.

Наш герой пришел на остановку (на удивление, некоторые люди, ждавшие своего автобуса, действительно читали брошюры, что он им отдал), подошел к Вячеславу Николаевичу и сел рядом с ним. Тот поймал Борю взглядом еще когда он был в пяти-шести метрах. И уже в тот момент Боря запечатлел на его лице уже не такую яркую, но все же улыбку. Он взял значок, который тут же прикрепил на свою темно-синюю куртку, а пятьсот рублей положил в карман. Он еще раз пожал юноше руку и выразил слова благодарности, пообещав, что будет агитировать прохожих голосовать за единственную и правильную «Партию Ленина».

Если бы Боря сейчас пошел в колледж, он пришел бы к середине первой пары, хотя ему ко второй. Поэтому он перешел дорогу на перекрестке и двинулся по тротуару вниз, к набережной. По ней он и дойдет до колледжа – это займет больше времени, так что Боря придет ко второй паре, так еще и насладится прекрасными видами реки, на которой и стоял его город.

А набережная была очаровательной. Водная гладь безмятежно стояла без каких-либо намеков на течение. Вдалеке, по другую сторону берега, виднелись многоэтажки, которые покрывались синим оттенком. Когда юноша был маленьким и гулял здесь, глядя на эти здания вдалеке, ему казалось, что они и вовсе парят над землей – этакий небесный город. А если посмотреть на другую сторону, повернуть направо, то там уже не будет домов, нет. Там, вдали, он увидел зеленые холмы да поля, которые тоже приобретали синий оттенок. Идет по набережной – широкая, метров тридцать в ширину и более четырех километров в длину, со скамейками, фонарями, мусорными урнами. Радовало его то, что не было ни окурков, ни банок, ни фантиков на земле – может, люди уже осознали, в каком чудном месте живут и что его не стоит засорять? Все возможно. А возможно и то, что это уборщики постарались, а горожане как гадили, так и будут гадить. Хоть на остановке людей ходило много, здесь, у реки, было безлюдно: иногда лишь пробегали спортсмены да проезжали велосипедисты. А Боря поглядывал то на воду, то на небо, то на землю. Пока шел, раздумий никаких не было. Обычно, когда он гулял, его голова готова была взорваться от безудержного потока мыслей, каждую из которых юноша долго переваривал. А сейчас мозг решил отдохнуть, пощадить нервную систему, так что работали лишь его глаза, любующиеся видом, да уши, слушавшие едва понятный звук реки.

Так Боря и шел все время – с пустой головой да страдающими от нагрузки глазами и ушами. Шаги его были медленными, так что отнял он у себя минут тридцать. Затем завернул налево, поднялся вверх по улице, и тут же встретил контраст необитаемой набережной и гулких улиц города, кишащих людьми и машинами в столь ранний час. Ощущение было, словно в паре метров от молодого человека звенит колокол, поражая его уши. До того ему стало мне некомфортно и непривычно слышать звуки цивилизации.

А вот и он – колледж, на который Боря трачу уже второй год. Честно, у него уже не было желания в нем учиться: но ходил сюда по инерции. Когда юноша только сюда поступил, у него был огонь в глазах – было желание учиться, была цель – стать лучшим из лучших. Много тетрадей было исписано, много ручек было обгрызено и немало энергетиков было выпито. И все лишь для того, чтобы доказать, что больше всех привержен своему учебному заведению. Но кому он это доказывал? Однокурсникам, которые поступили сюда ради корочки и не более? Преподавателям, вечно ноющим о том, как мало они получают и как их никто не уважает? А может, управлению колледжа? Только в конце первого курса Боря понял, что пытался доказать свое верховенство самому себе. А зачем, если он итак верил в то, что лучшим и является? Вот и получается, что пахоты в первый год были бессмысленными. Теперь у него уже не было желания отчисляться или скатываться по учебе – слишком много сил он сюда вложил, чтобы взять и бросить все это.

Колледж его почти ничем не отличался от других: пятиэтажное бежевое здание, сопоставимое своей длиной и высотой с обычной хрущевкой. Перед входом – стенд, на котором обычно можно было найти информацию о направлениях обучения, конкурсах, интересных фактах об истории заведения. Обычно, когда Боры приезжал пораньше, он стоял напротив стенда и читал одни и те же предложения по десять раз. Такое ощущение, будто его мозг уже запомнил все это наизусть.

Если перейти дорогу, то можно увидеть старый, покрытый ржавчиной гараж, заросший кустами и деревьями. Сюда на переменах стекало большинство учащихся – покурить. И Боря исключением не был. Прошел вдоль колледжа, перешел дорогу, и вот он среди прочих студентов, которым, как юноша полагал, тоже надо было не к первой паре, но они слишком рано приехали.

Контингент был пестрым – девушки, на лицах которых было столько пирсинга, что свободного места не оставалось; парни, поправляющие руками свое каре, пока другие, наоборот, гордо проводили ладонью по своей бритой голове. И все, несмотря на такие различия во внешности (да и мировоззрении), абсолютно свободно общались между собой. Люди разных национальностей, от украинцев до грузин, субкультур и вкусов в одежде были объединены одной общей деталью – бытом. Еще раз убеждался Боря, что классовые различия гораздо сильнее этнических.

Боря приблизился – некоторые уже поздоровались, парни начали протягивать руку. Юноша не был безызвестным – такого фанатика учебы (ботаником он не был, да и никто меня таким не считал) надо было еще поискать.

Достал сигарету, закурил и еще раз осмотрелся: среди знакомых ему лиц было одно, которое он увидел впервые. Это была девушка чуть выше него, кареглазая, с каштановыми волосами по плечи, украшаемыми заколкой в виде черепашки. Одежда же была выбрана по-простому – бежевая кофта, под которой виднелась белая рубашка, черные брюки клёш да кроссовки. Но что-то в этой простоте, в этом минимализме показалось нашему герою привлекательным. Он понимал, что заходит слишком далеко и не знает эту девушку от слова совсем, но шестое чувство подсказывало, что она вообще не любит яркую одежду. Она не любит выделяться, предпочитая сливаться с толпой, но эта ее внешняя простота и выделяла ее среди всех. Это все равно, что с билетом на экзамене – тот самый, единственный из сотни, который ты не выучил, обязательно вытянешь.

Девушка эта, стоящая в двух метрах от Бори, болтала с другими особами, однако несколько раз поглядывала в его сторону. Тот же не отрывал от ее взгляда, даже про сигарету забыл, а она уже истлела. Тут она опустила голову и что-то тихо сказала паре студенток, разговаривающих с ней. Они в тот же миг посмотрели на юношу, робко отвернулись и одна из них начала говорить, смотря куда-то в сторону. О нем болтают. Но что можно про него рассказать? Что он год пахал, как раб на галерах, а теперь ходит разочарованным из-за того, что поступил не туда? Или то, что он коммунист до мозгокостей, единственный человек в колледже, который настолько сильно заинтересован в политике? Не мог и предположить, какая информация была сказана, но после этого девушка обернулась и смотрела прямо Боре в глаза. Он ответил тем же. Гляделки шли не больше десяти секунд, но за эти десять секунд она будто заглянула в его душу. Боря же смог рассмотреть в ее глазах доброту. Не знает он, как выглядит добро, какое оно на ощупь, какой у него цвет, но в очах этой особы молодой человек будто увидел свое беззаботное детство – такое утопическое и мирное. Непроизвольно Боря слегка улыбнулся, чего обычно себе не позволял – взгляд его всегда был хмурым и сердитым. Да, он заинтересовался в этой девушке. Что-то в ней было цепляющее, что-то да заставило его обратить на нее внимание. Редко он так обращал внимание на людей – обычно вообще не смотрел на них. А тут у него возник резкий интерес к человеку. Желание пообщаться с ней, узнать поближе, уже было заставило юношу подойти к ней. Но она сама это сделала.