Читать книгу Мишель и Антон. Часть 2 - Граф-О-Ман - Страница 1
ОглавлениеГлава 1(продолжение)
«Самая большая ошибка – это любить кого-то больше чем себя»
5 июня(вторник)
Я слышала их крик словно в тумане, вой, переходящий в волчий. Меня дергало и подкидывало из стороны в сторону, не хотелось быть сейчас тут, очень хотелось спать.
– Мишель, Мишель, – звал голос Антона.
Я хотела ему ответить, но губы слиплись, будто их зашили нитками, я сдалась. Потом отвечу, сейчас я хочу спать.
Когда человек умирает, возможно, он видит такие реалистичные картинки, а все звуки исходят из мощнейшего сабвуфера, слишком физические и агрессивные. Слышалось много встревоженных голосов, чей-то уговаривающий шёпот. Я не могла разобрать, что говорят все эти бесформенные люди в моем подсознании. Шагала по серому коридору, из стен которого вытекали бесплотные прозрачные лица, у каждого есть глаза, рот, нос, но у глаз не было цвета, а рты звали к себе. Я не понимала значения этих слов, просто крик, просто перешептывания, губы не двигались, но я их слышала. По рукам скользило их холодное дыхание, замораживая меня, заставляя дрожать. Одно из лиц выплыло вперед сильнее и выпустило за собой щупальца, одно за другим, прозрачные обрубки, торчащие из стены, и тянущие ко мне свои серые завитки. Я попыталась бежать, но ногу оплели сразу два змеиных кольца, обматываясь вокруг ноги, поднимаясь до бедра холодными кругами. Я крикнула, но горло обожгло огнем, которое пропустило через себя лишь хрип. Отбиваясь от чудища, я свалилась, не почувствовав боли, только холод по ногам и рукам, сдавливающий тело до синяков, не дающий отползти. Я не могу кричать, зато эта тварь зашипела на меня, громче и громче… “Шеееее… Шеееель… Шель снись…” Её мерзкое лицо приблизилось к моему, обдав меня кислым паром.
– Мишель, проснись, – вырвало меня из сна.
Надо мной сидел Антон, в руках у него ватка с едким запахом, которой он водил перед моим лицом.
Я хотела вскочить, объяснить ему всё, но губы опять отказались разжиматься, и я заревела.
– Малышка моя, – схватил он меня, прижав к себе. – Тише, ты дома, сейчас будет врач.
Я замотала головой, но тут же поняла, что так делать не стоит, потому что в голове зазвенели бубенцы. По ощущениям, внутри черепной коробки свободно скакали металлические шарики, стукаясь при каждом моем движении и производя звонкий болезненный шум. Я попыталась обхватить голову, в надежде утихомирить эти шарики. Получилось, но для этого пришлось отпихнуть Антона.
Мы были в моей квартире, на полу спальни. Странное место.
– Ты так начала брыкаться, пришлось тебя отпустить тут, – ответил Антон мне на мой немой вопрос.
Он подхватил меня и положил на кровать.
– Антон Григорьевич, врач будет через два часа. Я еще нужен?
Я глянула на дверь, но никого не увидела, видимо Федор не рискнул меня смущать своим появлением.
– Пустишь врача и можешь отдохнуть, я вызову.
– Мишель, кто это был? Кослов?
”Не он, но по его указке” – хотелось сказать, но голос не слушался, и я опять заплакала.
– Убью суку, я его убью, – зарычал Антон.
Только сейчас я разглядела его глаза, они были очень крупные, появились красные прожилки, я могла бы подумать, что он не спал много дней, но это невозможно. Новая волна адреналина заставила меня затрястись. Всё вокруг стало темнеть, пока свет не выключился, погрузив меня в пустоту.
Шарик в животе стал расширяться, надуваться, и резко покатился по пищеводу вверх, я только успела повернуться вбок, но перед лицом возникло ведро, прохладная ладонь придерживала мои волосы, пока не прекратились спазмы.
Я насилу открыла глаза. Сашка. Последний человек, которого я ожидала увидеть.
– Ты как, Мишель? – серого цвета лицо, блестящие глаза. Сашка был на себя не похож.
– Ты плохо выглядишь, – сообщила ему я сдавленным шёпотом.
Он отставил подальше ведро с содержимым моего желудка, глянул на меня, и мы рассмеялись.
Делать это было больно. Болело всё: грудь, губы, челюсть, голова. Поэтому я вновь повалилась на кровать и прикрыла глаза.
– Не засыпай, там врач пришла.
– Ну, нет.
– Да, Мишель, он правильно сделал.
Я приоткрыла глаза убедиться, что он мне не мерещится. С каких пор Сашка заодно с Антоном?
Кровать зашаталась, освободившись от Сашиного веса, я догадалась, что он собирается позвать Антона и врача, поэтому схватила его за руку.
– Побудь со мной, – выдавила я шепотом.
Не знаю, разобрал ли он, что я там пытаюсь сказать, но сел назад. Мне правда сейчас не хотелось, чтоб меня видел Антон. Если я выглядела хоть на сотую долю так же плохо, как себя чувствовала, то у меня есть все основания не попадаться на глаза Антону. А Саша – другое дело. Меня никогда не волновало с ним, как я выгляжу. Я – это я, не надо ни с кем конкурировать.
– Не хочешь, чтоб он тебя видел в таком состоянии? – угадал он.
Я кивнула и осторожно посмотрела на дверь, за это мгновение лицо Сашки ожесточилось.
– Он виноват в твоём состоянии.
Я покачала головой, горло не выпускало слова.
– Тебя чуть не убили из-за него.
Я закрыла глаза, пытаясь остановить непрошенные слезы. Саша говорил совершенно жестокие вещи, он просто не понимает, что в этом нет вины Антона. Не он же послал этих мальчишек.
– Моя Мишель, я не хочу тебя видеть такой.
По щеке скользнула слеза, которую сразу поймали холодные Сашкины пальцы.
– Не плачь, не из-за меня.
Я шмыгнула и почувствовала резкую боль в ребрах.
– Справимся, Мишель, сейчас доктор подшаманит тебя, будешь как новенькая. Но тебе бы в больничку…
Я улыбнулась его резко изменившемуся настрою. Он погладил меня по руке, когда в дверях появилась темная тень, а следом возникла фигура Антона.
– Малышка, ты пришла в себя?
Он направился ко мне, а я вспомнила про то, как выгляжу, и про ведро, стоящее недалеко от кровати.
– Пойду я, зайду к тебе завтра, хорошо? – догадался Саша и покинул комнату, захватив ведро, к моему облегчению.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Антон, садясь рядом.
Я отвернулась, пытаясь скрыть лицо.
Моя комната превратилась в проходной двор, так как следом вошла незнакомая мне блондинка, идеально подходящая на фильм-биографию о Мерлин Монро. То, что она – врач, можно было догадаться лишь по чемоданчику с знаком креста, и, конечно, по латексным перчаткам, которые обтянули её тонкие пальцы. С ней в комнату ворвался сладкий восточный аромат парфюма, да и сама она выглядела очень женственно, при этом, от неё исходила бешенная энергия в взгляде и уверенных движениях.
– Здравствуйте, – она подошла ко мне, оглянула комнату и сказала вслух, ни к кому не обращаясь: – стул.
Антон сразу кинулся из комнаты, видимо она говорила это ему. Врач смотрела на меня молча, но в её позе чувствовалось какое-то раздражения, словно ей не нравилось то, что её вызвали.
– Мишель, у тебя есть стулья, помимо барных? Табуретки? – заглянул Антон.
Я покачала головой.
– Присяду? – показала врач на кровать, я попыталась подобрать ноги в сторону.
Антон подошел к кровати с другой стороны, но врач его буквально прогнала, попросив возможность сделать осмотр без свидетелей. Со стороны казалось, будто она сердится на Антона, потому что стоило ему послушно выйти, и женщина сразу сменила выражение лица.
Она помогла мне стянуть платье, которое стало липким от моего пота. Очень тщательно осмотрела мою шею, горло. Открывать рот было очень больно, сухие губы натягивались, и она очень хмурилась, оглядывая их. Справа на ребрах разлилась сплошная синева, точечно перетекая на ноги. Врач, которая представилась Светланой, вела осмотр очень тщательно. Мы с ней даже встали с кровати, но голова моя закружилась такими вертолетами, что мне пришлось сразу принять горизонтальное положение.
Под конец осмотра вошел Антон, ему не терпелось узнать всё. Светлана сказала, что мы не закончили, но он ответил, что мы можем окончить в его присутствии, и бесцеремонно уселся в комнате.
За дерзость Антона была наказана я.
– Сексуальное насилие было?
Я с трудом вернула себе возможность дышать, но за меня ответил Антон:
– Не было.
Доктор повела плечами, словно его голос ей был неприятен, и, повернувшись к нему, заявила:
– Антон Григорьевич, я много лет являюсь вашим семейным врачом, но я не хочу вмешиваться и касаться такого рода дел. Никакие деньги не могут быть выше морали.
Антон – акула в своем деле, я помню каким он может быть хладнокровным, с каким достоинством он поставил на место Кослова в телефонном разговоре, но сейчас он сдал позиции, на мгновение даже показался пристыженным и виноватым, но взял себя в руки.
– При всем уважении, вам платят приличные деньги, именно поэтому, можете свои выводы засунуть туда же, откуда мораль выползла.
Светлана хотела что-то сказать, но Антон перебил:
– Это было раз. А два – действительно, вы наш семейный врач, так вот перед вами моя будущая жена, и увечье ей нанес не я, но прошу вас её вылечить. Такое положение вещей вас устраивает?
Я закивала, насколько позволила саднящая шея, уверяя, что Антон тут не причем.
Врач закусила губу, пристально вгляделась в лицо Антона, кивнула и как ни в чем не бывало начала рассказывать свои выводы:
– У Мишель ушиб плеча, переломов я не вижу. Есть сильная гематома в области ребер, затрудненное дыхание, необходимо сделать рентген. Я думаю, это ушиб, который сильно не повлияет на выздоровление.
Она приподняла мой подбородок и провела пальцами по шее, а я посмотрела на Антона. Он весь скуксился, будто ему неприятно смотреть. Как я и ожидала, сбываются мои опасения.
– Достаточно тяжкие повреждения, на языке имеются ссадины, а на конъюнктиве обоих глаз кровоизлияния, – она аккуратно провела по шее. – Это травма гортани, и предполагаю, что потеря голоса обусловлена отеком, но я вам рекомендую завтра приехать ко мне, надо исключить различные неприятные последствия.
Антон отвернулся, я не видела его выражения лица, но догадываюсь, что ему неприятно теперь на меня смотреть. Неужели всё так страшно?
– Судороги были? Тошнило?
– Не было, – поведал Антон очень быстро. Губы Светланы дернулись в полуулыбке.
– Тошнило, – сообщила я шепотом.
– Хорошо, но я не вижу у вас сотрясения, единственное, что я сейчас могу сделать, это зашить губу, у вас достаточно серьезный разрыв, и я бы рекомендовала наложить маленький шов, чтобы избежать шрама.
– Вы её тут будете оперировать? – каким-то очень высоким голосом уточнил Антон.
Я была солидарна с его паникой. Не хочу шить, я стала смотреть на него, ощущая новую влагу на ресницах, будто он мой папа и привел меня на прививку, а я его сейчас упрошу её мне не делать.
Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, мне зашили губу. Не знаю, что чувствуют женщины при всяких модификациях лица ботоксом и прочими составами, но эти несколько уколов и три маха иглой были невероятно болезненными, несмотря на обезболивающее. В какой-то момент даже мелькнула жалкая мысль, что я умру от этой боли.
После ужаса и бесконечной боли этого дня, мне запретили принимать любую пищу, кроме жидкой, чтоб не травмировать гортань, а ещё я получила капельницу. Как из меня ее вытаскивали, и как уходила Светлана, я не видела. Этот ужасный день измотал меня полностью.
Глава 2
6 июня( среда)
Не сосчитать сколько раз мой сон прерывался за ночь, нарастающее гудение в голове сменялось сильной болью по всему телу, болели даже волосы. Но присутствие рядом Антона, и его легкие объятья возвращали мне сон. Я проваливалась в безмятежность так же быстро, как просыпалась.
По окну барабанили капли дождя, в помещении пахло сыростью и духотой, комната выглядела мрачной и черно-белой, словно вчера сломался отдел моего мозга, отвечающий за цветное изображение.
– Ты как? – погладил меня по голове Антон.
Я скосила на него глаза и поняла, что даже это вызывает боль, поморщилась.
– Туалет, – проговорила я губами, звука никакого издать не получалось.
Почувствовала себя рыбкой. Губы тоже болели, сильно, я вспомнила, как нижнюю губу мне вчера зашивали. Притронулась к ней, она оказалась огромных размеров, и сразу стало липко на пальцах. Кровь.
– Не трогай, Светлана сказала, что должно быстро зажить.
Да что ж у меня там? Я начала вставать, голова опять закружилась, но мочевой пузырь уже не мог терпеть, и мне надо было срочно добраться до уборной, в противном случае, я была бы опозорена перед Антоном навечно.
Он понял мой настрой и, скинув с меня одеяло, очень бережно подхватил и понес в туалет. Там же я его настойчиво выгнала за дверь, он предложил помочь мне пописать. Я задрав голову, превозмогая боль, кивнула Антону на дверь.
– Ты уверена? – серьезно спросил он, его не трогала тема, из-за которой я смущалась.
Я не смогла сдержать улыбку, таким он выглядел серьезным.
Какой-то запредельный дурдом. Сделав свои дела, с трудом встала. Ноги болели так, будто я вчера была на активном фитнесе, а сейчас не могу из-за перенапрягшихся мышц сесть на унитаз. Но оказалось, что встать с него еще сложнее. Кое-как по стенке я доковыляла до раковины. И испугалась девушки в зеркале, не сразу узнав в отражении себя. Теперь стало понятно, почему Антон избегает смотреть на меня. Это не лицо, это месиво. Нижняя губа вывалилась из рта, как кусок мяса. По челюсти, поднимаясь к виску, был сплошной кровоподтек. Правая сторона лица была заметно крупнее левой. Под глазами образовались синяки, как бывает, когда размазывается тушь. Но смыть мне ее не удалось, кожа лишь покраснела от усиленного трения. Перед глазами заплясали цыпочки, и очень вовремя Антон вошел в ванну без приглашения и понес меня в кровать. Уши заложило, и пока я была на ногах, казалось, что стоит лечь и опять отрублюсь.
– Нам надо в клинику, ее сейчас закроют для нашего визита. Я помогу тебе одеться.
Я никуда не хотела ехать и пыталась выразить это всем видом, Антон же игнорировал мои попытки донести до него такие мысли. Кое-как упаковав меня в длинную юбку и лонгслив, всё так же на руках меня спустили в машину к Федору. В парадной я зажмурилась и спрятала лицо на плече Антона. Было страшно смотреть по сторонам, казалось, если я их открою, картинки вчерашних событий станут настоящим. Я тихо порадовалась выбору транспорта, потому что удобно разлеглась на сидении, изображать из себя полноценного человека, честно говоря, сил не было. Пока мы ехали, Антон стал тихим голосом описывать события вчерашнего вечера, и это было поразительно.
– Я решил сразу заехать за тобой, прежде чем парковаться в паркинг, но увидел, что из парадной вылетают какие-то наркоманы, за ними выскакивает огромная овчарка, шум стоит. Естественно, я пулей ринулся в подъезд, и вижу, что ваш сосед сидит над тобой, а ты распласталась по лестничной клетке, – он смотрел в окно, лицо безэмоциональная маска. – Черт, малышка, я думал, убью его, я сперва подумал, что это он пытается надругаться над тобой.
Его тело окаменело на несколько секунд, реагируя на воспоминания.
– Потом дошло, что к чему. Он жизнь тебе спас. Его пес начал кидаться на дверь квартиры, и ему пришлось выйти проверить, что там происходит. Никто из соседей ничего не слышал, а пес среагировал. Ну и пес, пролетев пару пролетов, кинулся на этих ублюдков. А сосед наткнулся на тебя. Пытался прощупать тебе пульс, и как раз я подоспел.
Он треснул кулаком по подлокотнику.
– Нет, Мишель. Я опоздал… опоздал.
Я погладила его по сжатой руке, пытаясь убедить, что он тут не причем, но он меня не замечал.
– Я растерялся. Мишель, я впервые в жизни впал в настоящую панику. Я пытался тебя привести в чувство, ты не реагировала. Я позвонил Федору. Твой сосед помог мне занести тебя в квартиру. Я боялся тебя отпустить с рук. Ты вся в крови, маленькая, даже дыхание не слышно. Я думал сойду с ума.
Мне нечего было ему ответить, для меня его откровения казались нереальными. Я-то всё это проспала.
Федор вызвал врача, а ты вдруг начала отбиваться, выгибаться в руках и стонать. Тебя трясло и выгибало. Это было очень страшно. Чем я сильнее тебя обнимаю, тем ты сильнее бьешься.
Он закрыл глаза.
–А потом приехал твой Саша. Представляешь? Говорит, почувствовал что-то. Я всё пропустил, а он почувствовал. Монитор херов.
Антон начинал заводиться, я это понимала, но не представляла, чем помочь, поэтому затихла, надеясь, что если дать человеку выговориться, он сам придет к правильным выводам и осознает отсутствие личной вины.
– Светлана сказала, его действия были самыми верными. Он смекнул с этим ведром, он и ухаживал за тобой до того, как ты пришла в себя. Этот придурок оказался таким собранным в такую критическую минуту.
Конечно, Саша собран в такую ситуацию, всё его детство отец жестоко избивал его мать. А он потом ее выхаживал, заботился. Страшный опыт. Но это Сашкина тайна, даже Юна не знает, в каких условиях жил вечно позитивный Саша, поэтому сообщать это Антону я не имела права. Да и не могла физически.
В таком настрое мы приехали в клинику, Антон, как покусанный собаками, и я совершенно вымотанная дорогой, болезная. Клинику действительно закрыли для нашего визита, не понимаю зачем, но я радовалась, что мне не придется в таком виде попадаться на глаза людям без медицинского образования. Да и вероятно Антону не нужны лишние разговоры зевак.
Светлана очень внимательно на меня смотрела, вероятно, причина – изучение моих синяков и ссадин, а не голова в петухах и нелепая одежда. А может, дело в том, как Антон посадил меня в глубокое кресло, а сам уселся на его подлокотник, нависая надо мной, как коршун, защищающий свою добычу. Мне нравилось держать его за руку. Наше обследование закрутилось колесом, спущенным с горки. Первым делом мне была вручена баночка для мочи, это было необходимо, чтоб определить, не беременна ли я для подбора дальнейших обследований.
Неприятная процедура была излишне волнительна. Светлана дежурно окунула в банку тест-полоску, и сказала, что надо подождать пару минут результата. Меня затрясло в эти минуты, я остро осознала, что не готова становиться матерью. Антон выдохнул, когда Светлана сообщила, что всё в порядке, мы не беременны. Мне стало обидно, а почему беременность является «не порядком». Это же естественно, когда речь идет между взрослыми любящими людьми. Сразу стало жалко этого мнимого несуществующего возможного ребенка.
Мне был сделан рентген головы, снимки принес молодой врач и вручил Светлане очень радостно сообщив:
– Таким черепом можно орехи колоть.
Полагаю, я должна была начать гордиться своей черепной коробкой.
Результатами обследования Светлана оказалась довольна, это она сообщила нам с Антоном. Ничего угрожающего здоровью не нашли. Необходимо некоторое время на восстановление, но оно обязательно будет. Я готова была сразу ехать домой, но Антон сыпал на врача бесконечный дождь вопросов. Складывалось ощущение, что он в первый раз привел ребенка к педиатру. Всех беспокоил мой голос, но когда отек спадёт, и он вернется.
Согласившись на все витамины, мази и визитку психотерапевта, меня отпустили домой. Вот она целебная сила медицины, я ехала домой гораздо живее.
В квартиру ко мне мы больше не возвращались. Он поднял меня к нему в квартиру, и заказал еду, сославшись на то, что не готов сейчас к обычным механическим действиям. Заказал что-то из быстрой доставки готового меню. В спальне я обнаружила огромных размеров корзину, полную красных роз. Размером корзина могла посоревноваться с небольшой лодкой. Антон с раздражением сказал, что это прислал его отец для меня. Неужели он всё рассказал папе? Стыдоба мне.
Мы легли в постель, и целый час я слушала тиканье часов, дыхание Антона и стук его сердца. У меня не было сил говорить, а он и не пытался. Я вдыхала его запах, и он мне нравился, даже такой непривычный: туалетная вода и пот. К своему удивлению, поняла, что он во вчерашней рубашке. Уже больше суток Антон не переодевался и не принимал душ, вот насколько был встревожен за меня.
– Душ, – выдавила я из себя.
– Вечером, малышка. Сейчас привезут еду, и должен Саша приехать.
Вот так поворот, он позвал Сашу к себе в дом?
– Мне надо отъехать. Это ненадолго. Потом будет тебе душ, – он прижал меня сильнее к груди.
Я слышала, как быстро стучит его сердце. Он был весь напряжен, и мне никак не шла в голову причина его настроения.
– Всё прошло, – попыталась я уверить Антона.
– Нет, Мишель. Пока нет, – сказал любимый печально и пошел открывать дверь курьеру.
Есть не хотелось, я вообще планировала поспать, пока Антон ездит, но Сашка меня взбодрил.
Пока я укладывалась в спальне, Саша и Антон о чем-то спорили в кухне, хлопнула входная дверь в квартиру.
Сашка не выглядел перегруженным, завалившись на кровать рядом, трещал без умолку, не давая мне отключиться. Заодно напомнил, что надо бы и о работе подумать. Что я и сделала. Слабыми пальцами написала смс Оле. Она обещала вывести на стажировку свою приятельницу, а мне пожелала меньше волноваться и скорее восстанавливаться. Сашка сказал, что если очень надо, то заменит Ольгу на работе. Поистине настоящий лучший друг, но я не собиралась неделю валяться в кровати. Еще день-два, и надо выползать из своей обители.
– Спасибо.
– Я проезжал мимо, увидел свет в твоей квартире, – начал он таким тоном, словно оправдывается. – Подумал, странно, что ты у себя, подумал, что поругались с этим, вот и заехал. Ну, а тут такие события.
– Спасибо.
Он засмеялся.
– Кончай благодарить, думаю, ты бы сделала для меня то же самое. Я просто вспомнил, как у меня был сотряс, и как меня выворачивало, вот и захватил в ванной ведро.
Я обняла его, прижавшись к нему. Саднило лицо, ныла губа, очень болели ребра, но осознание, что у меня такой классный друг, лечило.
– А ты этого-то береги, он вчера был сам не свой. Мне кажется, он даже плакал.
Саша явно радовался возможности принизить Антона, но во мне это вызывало противоположные чувства. Били меня, а попали по Антону. Интересно, так загадывал Кослов?
– Он злится, – сообщила я.
– Еще бы, моя Мишель, но мне кажется, он сломлен. Это нормальная реакция мужчины, который не уберег свою женщину.
Я хотела возмутиться, но Сашка понял меня.
– Конечно, я не имею в виду, что он должен тебе приставить личную охрану и двадцать четыре на семь следить за каждым твоим передвижением, – он погладил меня по голове и, отняв руку, обнаружил на ней волосы. – Хотя, в данных обстоятельствах это не было бы лишним.
Саша сел и стал разглядывать мою голову, как мартышка.
– Так вот, моя Мишель, он знал, с кем выходит на тропу войны, и то, что сейчас произошло было ожидаемо, только странно, что этот Кослов подослал к тебе каких-то наркоманов, а не какого-нибудь элитного киллера.
– Денег нет, – пояснила я.
– Это многое объясняет. Расческа в ванной? – Саша посмотрел на мою голову с очень кислым выражением.
В следующие полчаса мне так и не удалось поспать, Саша терзал мои волосы, вычесывая из них клоки оторванных волос. Мне кажется, из этих пучков, что снимались с каждым махом расчески, можно было собрать кошку. Было больно, но я была благодарна Саше, он был предельно бережен. Вспомнились наши студенческие годы, он часто причесывал мне волосы, а потом заплетал волосы в две косички. Думаю, это был его ритуал с мамой, когда ему приходилось о ней заботиться. Мама встала на ноги, даже обзавелась какой-то личной жизнью, а Саша стал заботиться обо мне. Поэтому это стал и наш обряд.
Антон приехал, как и обещал, довольно быстро, зашел в спальню с улыбкой, которая оборвалась как тонкая нить, стоило ему увидеть Сашу, заплетающего мне волосы.
Безумными глазами, в которых красноречиво было обещание убийства, Антон впился в Сашку. Затем его взгляд упал на клоки волос, которые мы не успели убрать с постели рядом. Кажется, его передернуло, и он, сказав Саше, что ему пора, быстро покинул комнату.
Хотелось посмотреть на Сашино выражение лица, мне показалось, что он хихикнул, но он еще не закончил с последней косичкой, и я не рискнула ему мешать.
– Не переживай, – он поцеловал меня в щеку и погладил по плечам. – Мне правда пора, заеду к тебе завтра.
Саша ушел, а Антон в комнату так и не зашел. Я слышала, как он ходит по кухне. Как закипает чайник. Даже как звонит его телефон, но он прикрыл дверь в спальню и отошел подальше, я перестала разбирать его речь. У меня сейчас совершенно непривлекательная внешность, да и проблем я ему создала немало, можно понять его нежелание находиться со мной рядом. И куда он ездил, я не знаю, может, обсуждал с отцом варианты, как безболезненно со мной расстаться? С одной стороны, такие мысли звучат абсурдно, но и других объяснений у меня не было.
Я задремала, но меня разбудил Антон.
– Мишель, ты хотела в душ, пойдем.
Он начал меня поднимать, а у меня не было сил возражать ему. Я боялась противиться и просить оставить меня в покое. Мне казалось, если я его сейчас оттолкну, то он уйдет навсегда. Он помог мне добраться до ванной комнаты, где на кафель расстелил стопку полотенец, прямо посреди душевой.
– Думаю, стоять тебе будет тяжеловато, поэтому, сядешь на полотенца, пока я тебя обмою. Мне больше ничего не придумалось, – он пожал плечами, а между бровей залегла складочка.
Я надеялась, что наш процесс мытья хоть немного будет содержать прежние эротические нотки, но ожидания смылись уверенными руками Антона так же, как грязь с меня. Антон даже не взглянул на меня, как прежде. Он меня просто мыл, аккуратно, бережно, но без какой-то забавы, игры или заигрываний. Затем отнес в постель, где насухо вытер и даже помог надеть сорочку. Он взял влажное полотенце и вышел. А я не в силах сдержать слезы обиды, накрылась одеялом. Вскоре послышалась трель телефона Антона и хлопнула дверь. В квартире воцарилась страшная тишина. Куда ушел Антон, я не знала, а внутренняя Богиня шептала какие-то неприятные варианты, пришлось отключить её и уснуть.
Глава 3
7 июня( четверг)
Когда открыла глаза, комната отозвалась унылой пустотой. Я тихонечко лежала, прислушиваясь к звукам еще не проснувшегося дома и города. В всегда светлую комнату еще не заглядывало солнце, а легкая тюль на окне шелестела от проникающего ветерочка. Её шорох-единственный звук. Если прикрыть глаза, то можно представить юг, как вдали крадется море по песочному берегу, шепчет и зазывает поиграть. Вот-вот закричит чайка, и воздух будет обдувать лицо свежим, прохладным бризом.
– Кхе.
Я дернулась, испугавшись неожиданного звука, не вписывающегося в мои грезы.
– Ой, ты чего, малышка? Испугал? – Антон положил мне на плечо крупную ладонь.
Я улыбнулась, осознавая, что он тут, за моей спиной. Значит, вернулся, и я еще его малышка. Губа остро заболела, от натянувшейся улыбки, и я её накрыла пальцами, будто это движение могло успокоить саднящую плоть.
– Болит? – Антон перегнулся через меня. – Покажи-ка.
Он отнял мою руку от лица и осмотрел внимательно губу. Я же заглядывала в его глаза, ища в них его настоящую реакцию, что он испытывает теперь, глядя на меня. Отвращение? Разочарование? Прочитать его лицо я не смогла, испытала досаду. Что лучше: отвращение или неопределенность? Первое – конкретная эмоция, с которой можно работать. В моём случае слишком много вариантов.
– Светлана сказала, в субботу можно будет снять швы, к этому времени отек полностью уйдет. Я купил крема, которые она рекомендовала, сейчас надо будет нанести их на все твои синяки.
Он встал с кровати и направился в зал, мне осталось лишь наблюдать за его широкой спиной, удаляющейся непонятно куда. Я решила, что этого утреннего непонимания с меня достаточно, и, закрыв глаза, попыталась проспать неправильно начавшееся утро.
– Мишель, эй, Мишель, надо обработать синяки.
Антон вернулся с тюбиком мази в руках, я посмотрела на него, на тюбик, опять на него.
– Давай намажу, и пойдем позавтракаем.
– А работа?
– Ну куда же я тебя оставлю? Поработаю из дома.
Но ночью оставлять не побоялся, подумала я, но вслух не сказала, радости от того, что он не уйдет мне хватило, чтоб скрыть печаль.
Я медленно села и вытянула руку, ожидая, что получу мазь, но он всё сделал сам, выдавив густую полосочку на палец, шлепнул им мне на губу. Было больно, и это выразилось у меня на лице, Антон извинился, и стал чуть более аккуратен.
Справившись с губой, когда я уже чувствовала себя достаточно дискомфортно от нашего мероприятия, Антон, подцепив мизинцем лямку на моем плече, скинул её вниз, обнажив одну грудь. Я замерла в ожидании, когда он проделает то же самое с другой стороны. Моё ожидание было вознаграждено, и сорочка соскользнула до бедер. Под взглядом Антона соски напряглись, а снизу появилось тяжелое томление, казалось бы уже забытое чувство за последние дни.
Освободив руки, я медленно опустилась на подушку, поглядывая на Антона. Ожидая, сорвется он с цепи, как раньше, или мой вид потерял для него желанный вид. Взгляд Антона прошелся по моей груди, он шумно сглотнул слюну, и когда я решила, что воздух разогревается, наши взгляды встретились. Он тряхнул головой, выдавил еще порцию мази и стал размазывать её по моим ребрам. Я чувствовала страшную боль, но болела не губа или ребра, по которым скользили его пальцы, болело сердце, как бы это не звучало антинаучно. Я была окончательно не любима и отвергнута. Внутри меня сгорало в пепел всё прекрасное, что посадил за эти недели Антон. Огромный пожарище внутри, но наружу я не выпустила ничего. Антон скинул одеяло и стал мазать мои ноги, спокойно, размеренно, не выразительно. Мне подумалось, что мы с ним поступаем одинаково, не показываем свои эмоции, я – боль, а он- отвращение. Как только он закончил, я постаралась поскорее надеть сорочку и закрыть своё тело от его взглядов, наверняка полных ледяных чувств.
Медленно встав, я пошла в гардероб за одеждой, которая могла бы скрыть моё тело, хотя бы на то время, пока Антон рядом, или не зажили синяки. Мужчина не пошел со мной. Он остался на кровати, сохранив молчание. Да и о чем говорить? Расстаться он со мной не может, это я понимаю, хотя бы пока я не поправилась. Оставить одну – тоже не по-человечески. А находиться со мной вблизи ему больше неприятно, не говоря уже о необходимости общаться и видеть моё калечное лицо.
Длинные трикотажные брючки и лонгслив справились со своей задачей. Из гардероба я вышла прикрытая, еще бы на лицо что-то придумать. Желто-черная скула, к тому же еще отечная. Словно вывернутая нижняя губа сильно меняла внешний облик.
Кровать была заправлена, но сверху на покрывале лежал плед, которого я не видела раньше. Уютное вязаное полотно. Я коснулась еще крупной бежевой вязки, ощутила облачко под пальцами, пушистое и совсем невесомое. Какая красивая вещь. Неужели Антон купил его для меня? Заботливо.
Я решила проявить вежливость, обернулась в новый плед и вышла в зал, прижимая его к лицу, прикрывая им синяки, показывая всем видом, как я оценила заботу. Антон выставлял тарелки на стол.
– Сидеть за столом будем, или на диване? – спросил Антон, услышав меня, и обернулся.
Один взгляд на меня, и лицо Антона опять преобразилось в строгую маску, но я успела увидеть, как он поморщился, словно прожевал лимон.
Я кивнула на стол и села за него, оставляя вопрос без прямого ответа.
У меня стояла тарелка с каким-то супом пюре, который пах курицей и сыром. Желудок отозвался болезненным спазмом. Я вдруг поняла, насколько изголодалась, церемониться не стала, взяла ложечку и, подцепив по краю суп, отправила в рот. Вкусовые рецепторы восторженно заиграли, встречая еду. Мозг не успел осознать, что я ем, прежде чем проглотила ложку. Никаких неприятных ощущений в горле не возникло, желудок не реагировал, поэтому, я спешно стала отправлять ложку за ложкой в рот, пока не опустошила всю мисочку. Наконец ощущение сытости до меня дошло, и я, чуть отодвинувшись от стола, довольной откинулась на спинку стула.
Я так была увлечена поеданием супа, что не заметила, что Антон очень пристально смотрит на меня и улыбается. Я улыбнулась в ответ, как могла, обезображенным ртом. Его улыбка погасла.
Он налил мне в чашку чай, который не вызвал нисколечко желания его пить.
– Кофе? – попросила я.
– Мы не спросили у врача на счет кофе, – отрезал он.
Ну что поделать. Я взяла чашку с слабым раствором чая и пересела на диван, плотнее укутавшись в плед, единственный оставшийся мне атрибут уюта в этой квартире, когда ко мне потерял интерес её хозяин.
Антон медленно ел, отвлекаясь на свой звонящий периодически телефон. Вскоре рядом вырос ноутбук, погрязнув в котором, он забыл о остывающей пище. В следующие часы я взяла свой блокнот с карандашами и рисовала, хаотично, выплескивая на бумагу всё, что накопилось внутри. Разрисовав несколько листов, успокоившись, я стала делать наброски деревьев, растущих за окном, низкий ярко-прокрашенный болотной краской заборчик, куст шиповника. Теперь рисовала увлеченно, совершенно отключившись от реальности, и, лишь услышав своё имя, осознала, что Антон разговаривает с мамой.
– Да, на работе сейчас, я ей передам, что ты звонила.
Он мне подмигнул, будто у нас была общая договоренность.
– Мишель сама выбирает себе платье, я же говорил, твоё вмешательство лишнее.
А если учесть, что никакой свадьбы не будет, то тем более мамино предложение, какое бы оно не было, точно лишнее.
Я не стала невольно подслушивать чужой диалог и, встав, ушла в спальню. Дикое ощущение одиночества сводило с ума. Я написала Оле, которая ответила, что новая девочка отлично справляется с обязанностями, но она еще пару дней отработает с ней. Это не могло не радовать. Посмотрев в зеркало, я оценила скорость, с которой спадает отек на губе. Еще дня два, и несмотря на нитки можно будет выйти на работу, хотя бы для оформления закупок или работы за баром, при необходимости. Антон всё еще разговаривал, переходя на более высокие ноты, эмоционально, мне показалось, что он ругается. Выйти к нему я не могла, он не нуждался больше во мне, поэтому я написала Саше.
М: «Ты заедешь сегодня?»
С: «Могу приехать через час».
Меня это порадовало, Сашка как всегда был мощнейшей поддержкой, но надо было предупредить Антона.
Мужчина сидел за столом, сильно растирая пальцами глаза, вид был утомленным.
– Саша заедет через час, – сообщила я тихо.
Он замер, не отнимая пальцев от лица. Сделал глубокий вдох и, сказав «отлично», направился в ванную, бросив всё на столе. Пока он отсутствовал, я убрала посуду, разобрала посудомойку, постаравшись расставить все чашки и тарелки, как делает это он, не нарушая порядка хотя бы в этом.
Телефон его завибрировал, я совершенно без задней мысли, глянула на экран, а там сообщение от мамы:
«Я приеду в следующую субботу, я с ней разберусь».
С кем она собралась разбираться, я не знала, но могла догадаться. Антон вышел в полотенце, повязанном на бедрах, по торсу скользили капельки воды, а пах он так вкусно, что мне пришлось отвернуться, чтоб не заплакать от огорчения, что не могу его трогать. Он прошел мимо меня и исчез в гардеробной, где провел всё оставшееся время до прихода Сашки.
Зазвонил домофон, и я пошла открывать. Антон вышел навстречу моему другу одетый, в любимой белой футболке и рваных джинсах. Я бы закусила губу, если бы она помещалась мне в рот.
Он протянул руку Саше для рукопожатия.
– Ты надолго? Мне надо по работе отъехать.
– До твоего прихода пригляжу, – он кивнул на меня.
И мне хотелось стукнуть одного за то, что бросает, а второго, что меня выставляет вещью.
Антон кивнул и, обувшись покинул квартиру, не поцеловав меня, не сказав мне ничего, даже не посмотрев в мою сторону. Слезы горьким потоком полились из глаз.
– Ты чего? – обхватил меня Саша. – Эй, поругались что ли? Ты чего?
А я давилась слезами, даже не сдерживая их, пытаясь избавиться от слабости, выталкивая с ними всю боль. Я даже начала подвывать, насколько способно было слабое горло.
Саша медленно гладил меня по голове, тихо мыча какую-то мантру, по всей вероятности, которая должна была меня успокоить.
Мы так и стояли, пока я не ощутила полнейшую слабость в ногах и апатию. Опираясь на Сашу, я добрела до дивана и, завернувшись в плед, шмыгнула носом.
– Ну ты даешь, моя Мишель, – он сел рядом, взяв меня за руку, поворачивая лицом к нему. – Что это такое было?
Я пожала плечами. Мокрые ресницы спутались с выбившимися прядями волос, закрывая его выражение лица. Я стала убирать волосы с лица, но Саша мне помог, нежно очистив мне лицо, и, подхватив за подбородок, заглянул в глаза.
– Рассказывай.
Я опять пожала плечами. Что я могла рассказать? Что Антон теперь не может на меня смотреть? Что ему я неприятна, и он избегает любого моего общества. Что мы как чужие люди, а его мама обещала приехать и избавиться от меня?
– Устала.
– А с Антоном у тебя что?
Я опять пожала плечами.
– Но ты его еще любишь? – удивил меня Сашка неожиданным вопросом, на который не могло быть иного ответа.
– Конечно.
Саша задержал на мне взгляд, а потом весело заявил:
– Я жутко голоден, меня Юна совсем не кормит, у нее какое-то расстройство желудка, и она села на диету. И мне запрещает есть мясо. Давай что-то закажем сытное? – заговорщицки зашептал он.
Я улыбнулась, если бы не болела губа, я бы засмеялась в голос.
– Юна в курсе? – спросила я, когда он выбирал фильм.
– Да, Мишель, надеюсь, ты не против, но я не мог ей не сказать. – Он опять погладил меня по голове.
– Конечно нет, – сказала я искренне.
Еда прибыла вовремя, и Саша довольно поедал куриные ножки прямо из картонного ведерка доставки, запивая пепси. Мне же привезли божественный латте. И чудотворное сравнение было заслуженно, я оголодала за последние дни по вкусу кофе.
Наевшись, Саша опять взялся меня заплетать. Выглядел он как сытый лев, улыбался и излучал счастье. Приятно находиться с таким довольным человеком – заряжает оптимизмом.
Он рассказал, что мама его поехала в отпуск с мужчиной, которого он одобряет. Удивительно, что он совершенно не ревнует её к другому человеку, обычно сыновья большие собственники.
– Мне хорошо от того, что она счастлива. Это лучше, чем она бы была привязана ко мне, но не имела личного счастья. Я бы не смог ей его дать.
Такой прекрасный Саша сын. И друг чудесный, я не устану в этом убеждаться по жизни.
Часа через два с половиной приехал Антон. Вид у него был взмыленный, глаза красные. Он окинул комнату взглядом, увидел стаканчик кофе и, приподняв бровь, посмотрел на меня. Я перехватила этот взгляд и достойно выдержала. Он поговорил недолго с Сашей, а потом, извинившись, ушел в спальню, сославшись на то, что у него еще кое-какие рабочие звонки.
Саша тоже не стал злоупотреблять гостеприимством Антона, и, обняв меня, укутав крепче в плед, шепнул:
– Я рад, что тебе понравился подарок.
– Какой подарок? – не поняла я, пытаясь сообразить про что он.
Он засмеялся.
– Я про плед. Вчера его тебе принес, я еще в магазине подумал, что он должен тебе понравиться, как видишь, не ошибся.
Черт. Черт. Черт. Плед-то от Саши. Перед глазами плясало то удовольствие, которое я испытывая нежилась в нём.
– Чудесный подарок. Спасибо, – поблагодарила я друга.
Саша ушел, а я, свернув плед, оставила его на кресле в зале. Думаю, тут ему и место, но не в постели, которую я делю с Антоном.
Антон лежал на кровати, на коленях у него стоял ноутбук, рядом находился ежедневник. Антон спал. Осторожно убрав компьютер и записную книжку, я погасила свет и прилегла рядом. Антон выглядел резко постаревшим. Казалось, его волосы стали темнее в вечернем солнце, проникающем через занавески в комнату. Его густые ресницы подрагивали, вероятно, он уже видел сон. Дышал порывисто, короткие вдохи чередовались с свистящими выдохами. Я смотрела, смотрела, смотрела на него…
Замерзли босые ноги, попыталась нащупать одеяло, но не нашла. Открыла глаза, в комнате было темно, и в ней я была одна, спала поверх застеленной покрывалом кровати. Антона не было. Потрогала его половину кровати, будто он стал невидимкой, и я могла его нащупать. Но, нет. Рука упала на пустое холодное покрывало.
Да куда он сбежал от меня опять? Я встала с намерением вернуть мужчину обратно в кровать. Но и в зале его не обнаружила. Я заглянула в ванну и даже в кладовую, его и там не было. Комната была лишена присутствия другого живого человека. Вернувшись в спальню, взглянула на экран телефона. Час ночи. Отличное время для прогулки, он уже совсем обалдел?
Я набрала его, он не ответил. Пощечина, натуральная, такого еще не было. Я пошла в гардеробную, и с сильным намерением избавить Антона от своего присутствия, прежде чем ему придется просить, достала свой чемодан. Пройдясь по гардеробной, я поняла, что перевезла к Антону уже слишком много всего, и одним чемоданом я не обойдусь, а тащить больше я физически не смогу.
Плевать на одежду – решила я и стала собирать то, без чего не обойтись в ближайшее время. Ноутбук, зарядки, блокноты, минимум белья. Зашла в ванную. Свою зубную щетку я решила забрать сразу, мне показалось, это очень важный символ семейной жизни, и теперь он тут был неуместен. Трусы с полотенцесушителя я тоже прихватила, решила не оставлять ему такого подарка напоследок.
Когда я шла по коридору, щелкнул замок, испугав меня до предынфарктного состояния, первым желанием было спрятаться в ванной, словно я не свои вещи собирала, а выносила из квартиры ценности Антона.
– Мишель? – замер он оглядев меня.
Я проигнорировала и, набравшись решимости, направилась к чемодану, распахнутому посреди спальни. Шлепки ног по паркету за спиной сообщали, что Антон идет следом.
– Опять сбегаешь? – остановился он в дверях, сложив руки на груди.
– Ты же сбегаешь от меня в ночи.
Я была сейчас ядовита, и мне не хотелось сдерживаться. Проще рубить с плеча, не оставляя недомолвок, чтоб обойтись разовым разговором, где будут поставлены все точки над И. Чем меньше разговоров, поводов встречаться и бередить раны, тем скорее заживет.
– Я ходил по кафе, искал, где купить кофе.
– Нашел? – язвительно я кивнула на его пустые руки.
– Нет, все ближайшие заведения уже закрыты.
– Угу.
Смысла спорить не было, поэтому, уложив последние безделушки, я запечатала чемодан на молнию и потянула его в коридор.
Я еле сдвинула с места свой груз, он оказался необычайно тяжелым, как будто там было спрятано пару трупов и кирпич. Антон всё так же стоял в дверях и не реагировал на мои попытки сдвинуть с места чемодан. Я кряхтела, но ни за что не хотела сдаваться, поэтому из всех потуг дергала неподдающуюся ручку. Когда ситуация стала превращаться в комичную, мне пришлось признать, что пока я ослабевшая, я не смогу дотащить ношу целиком.
Раскрыла молнию, вытащила сумочку, ноутбук, зарядку, щетку и влажные трусы. С охапкой этих самых важных вещей двинулась к двери, нацелившись вернуться сейчас же к себе домой. Стоило мне втиснуться в узкое пространство в двери рядом с Антоном, как он сгреб меня в охапку и стал вытаскивать из рук вещи. Я начала вырываться, но Антон еще сильнее прижал меня одной рукой, выдергивая вещи другой. Ноутбук, МОЙ!!!! ноутбук, был брошен на пол, я услышала треск стекла.
– Антон, – в ярости зашипела я и попыталась наклониться к остаткам своего рабочего агрегата, но мне не дали.
Антон подхватил меня на руки и, донеся до кровати, на нее же и уложил. Я, как на пружине, села, всё еще рождая яркие картинки проклятий, которые никак не шли с языка. Он дернул меня за ноги, и я опять оказалась в горизонтальном положении. Попробовала его лягнуть и сбросить руки с себя.
– Не отпущу, – как упрямый ребенок заявил Антон.
– Антон, дай встать, – опять села я.
На этот раз, дернув меня за ноги, он это сделал вместе с трикотажными брюками, которые, как в руках опытного фокусника, слетели вниз, а со вторым рывком совсем с меня.
Я не успела их подхватить, как опять оказалась лежащая на подушках. Схема не действовала, поэтому я решила использовать другую, перевернувшись, я поползла поперек кровати, пытаясь уползти от Антона, но была придавлена сзади его телом, голых бедер щекоткой коснулись волосатые мужские ноги. Я попыталась встать, выпрямив тело на локтях.
– О, – только и смогла выдохнуть я, растерянная его действиями и подтолкнула бедра на встречу, рефлекторно.
– Да, малышка.
Одно движение, и кружево моих трусов, издав треск, порвалось, а Антон особо не церемонясь, вошел в меня толчком бедер.
Мы застонали, а я, не выдержав, упала вперед. Сразу резко заболели ребра справа, но скользнувший в меня еще глубже Антон, заставил забыть про любые другие чувства.
Подхватив меня под животик, он направлял мои бедра к себе, вколачиваясь и очень быстро доведя моё измученное, истосковавшееся по нему тело к финалу. Вскоре и он содрогнулся и излился мне на ягодицы, еще сильнее подмяв меня под себя.
– Прости, прости, – зашептал он, целуя меня в шею.
Я заскулила, острая боль в ребрах усилилась после того, как он полностью навалился на меня.
Он привстал и развернул меня, но не отпустил, всё еще зарываясь в волосах, шепча мне извинения.
– Какая же ты упрямая, чтобы заставить тебя слушаться, надо заняться с тобой любовью.
Он погладил меня по щеке, вглядываясь в меня красными глазами.
– Я не хочу, чтобы ты меня бросала.
– Но именно так ты и ведешь себя в последние дни. Смотришь на меня с отвращением, избегаешь со мной любого общения, злишься, уходишь по ночам.
Антон засмеялся, но вдруг стал очень серьезным.
– Всё клевета. Пойдем, ополоснемся, – он поднялся с меня и помог встать мне.
Я взглянула на остатки трусов на моей талии, кружевные лоскутки тряпкой висели на резинке, под которой остался красный след.
– Да, нехорошо вышло, извиняюсь, у меня тоже едет крыша в последние дни.
– Тоже? – решила уточнить я.
– Хорошо, у меня едет крыша, согласен.
Так-то лучше. Я послушно добрела до ванной, затормозив на кухне у мусорного ведра, чтоб отправить туда очередное белье, пострадавшее от рук страшного зверя.
В ванной никаких чудес не случилось, Антон меня раздел и стал мыть, но уже без застилания ванной полотенцами. Я отвернулась от него, видя, что его взгляд утратил игривость и затянулся пеленой льда.
Меня душили слезы, опять. Девиз моей новой жизни – поплакать.
– Малышка, ты чего? Болит что-то? – Он начал оглядывать меня, словно ища какой-то значительный дефект, например отрывающуюся руку.
– Ничего у меня не болит, – огрызнулась я.
Я вылезла из под душа и схватила полотенце, а Антон схватил меня.
– Мишель, ну в чем дело?
– Лучше сам мне объясни. Ты где был?
– Искал, где купить кофе.
– Ночью?
– Ну хотел сделать приятное тебе ночью.
– Действительно, это единственный способ сделать мне приятно ночью.
– Судя по тому, как ты светишься, когда Панов тут, тебе это доставляет большее удовольствие.
– К сожалению, да, когда мой парень не берет трубку, отсутствует где-то ночью, я не могу излучать удовольствие.
– Я не слышал, потому что, когда уходил, выключил звук телефона, чтоб не разбудить тебя.
– Ага, а смотришь ты на меня с отвращением тоже во благо мое?
– Нет!
– Именно, Антон, ты если и смотришь на меня, то так, – я топнула.
– Мишель, я просто не могу смириться с тем, что эти ублюдки с тобой сделали.
– Ты делаешь еще хуже.
– Я не хотел вредить, – крикнул он эмоционально.
– Не вреди! – удалось крикнуть мне в ответ, и мы оба удивились, внезапно прорезавшемуся голосу.
Мне удалось отдернуть руку. Горло начало опять саднить.
– Я понимаю, что сейчас не в лучшем виде, но не отталкивай меня или отпусти домой, хотя бы на время.
Антон смотрел на меня очень несчастно, и я только сообразила, что я стою в полотенце, а он голый, с него натекла лужа воды, и возможно, судя по мурашкам на бедрах, он замерз. Мне захотелось его сейчас согреть, даже если он будет против, но он так ничего не ответил, а прикасаться к нему я не решилась. Протянула ему еще одно полотенце и ушла в спальню, пока еще чего лишнего не наговорили друг другу.
Забравшись под одеяло, я стала размышлять, что никогда не смогу понять Антона. А главная проблема в недоверии. Я всегда ему не доверяла априори, только за то, что считала себя недостойной его. Мне никогда не расслабиться с ним. Сон всегда обрывается на самом интересном, так и жизнь с ним, обязательно после большого счастья наступит грубая реальность.
Антон залез под одеяло позади меня и прижался грудью к моей спине. Его рука скользнула мне под сорочку на живот, стала поглаживать.
– Я виноват, прости меня. Я не думал, что ты это всё так видишь и чувствуешь. Мне казалось, что тебе сейчас не хочется общаться с людьми… потом этот Панов, который лучше всех всё знает и умеет за тобой ухаживать. Я когда увидел, что он сидит в нашей спальне, плетёт что-то там у тебя на голове, то чуть с ума не сошел. Я тоже хотел утром поухаживать за тобой, но сделал тебе больно, обрабатывая губу. А потом ты с таким удовольствием куталась в плед…
– Я думала, это ты купил, поэтому вышла в нем.
– Нет, я даже не подумал, что тебя может порадовать такая странная вещь. И целый день ты была молчалива. Думал, тебе нехорошо или горло не хочешь напрягать, а тут сообщаешь, что опять едет лохматый.
– А я думала, что напрягаю тебя своим присутствием, и ты не хочешь быть со мной.
– Взаимная мысль закралась мне, когда я приехал. А потом просыпаюсь от рабочих смс, а ты рядом лежишь, такая уставшая, маленькая. Выключил звук, чтоб не разбудили. Решил проветрить голову, пройтись, заодно купить тебе кофе.
– Как песня льется.
Антон прикусил мочку моего уха.
– В смысле, Мишель? Ты мне не веришь?
– Не особо. Моя голова уже нафантазировала пару любовниц, – прошептала я, вжимаясь в него спиной, по моей пояснице бежали волны возбуждения.
– Ну, тогда моя цель номер один – доказать, что у меня лишь одна любимая женщина, – его рука скользнула мне между ног. – М-м-м, если она конечно не против небольшого рандеву.
Против я, естественно, не была.
Глава 4
8 июня (пятница)
Перемирие, достигнутое ночью, должно было выровнять течение моей жизни и спалить как траву августовское солнце многие недомолвки. Конечно, мы не всё с Антоном смогли обсудить, но я верила, что у нас на это будет время. Я никак не ожидала дальнейших событий.
Проснувшись в пустой постели, я пошла на поиск Антона. В гостиной с новостного канала по телевизору выливался обычный поток сумасшедших вещей, делающих наш мир криминальным, без радостных просветов. Да кто вообще смотрит новости? Если верить их описанию обстановки в мире, то можно сойти с ума: убийства сменяют грабежи, те задвигаются мошенничеством в различных масштабах, межрасовыми войнами, политическими преступлениями и домашним насилием. А в завершение привычных выпусков показывают больных детей, чьи шансы на ближайшие 5-10 лет жизни равны тем взносам, которые мы – обычные зрители – сможем позволить себе перевести по озвученному счету. Хоть бы раз утренние новости состояли из радостных заявлений, что совместное сотрудничество списка стран победило рак, и вскоре вакцина по доступной цене будет предоставлена всем желающим.
Таких чудесных новостей точно не вещали, а судя по бледному лицу Антона, новость задела его лично.
– Эй… – начала я, подойдя к нему.
Он шикнул на меня и чуть махнул рукой, веля мне не загораживать телевизор. Теперь и моё внимание зацепилось за знакомое лицо на экране. Кослов. Испуг, ненависть, страх, приобретенный с нападением напомнил о себе. Я прислушалась о чем говорят с экрана.
«… найден убитым в своей квартире глава корпорации «Кослов продакшн» Александр Юрьевич. Следствие не разглашает подробностей случившегося, но нам стало известно, что тело Кослова с огнестрельными ранениями обнаружено сегодня утром в 7 утра дочерью убитого. Следственные органы по факту убийства завели уголовное дело, рассматриваются различные версии произошедшего, однако приоритетной является- рабочая деятельность потерпевшего. Сейчас проводятся обыски и выемки по месту жительства Кослова.»
Программа новостей легко переключилась на другие ужасы посленочного Петербурга, а я не могла заставить себя отвернуться от экрана. Антон, по всей видимости, не испытал моего шока и, встав, направился к барному ящику. Вытащив виски, он налил себе в бокал, и без льда, залпом проглотил.
– Антон, ты знал?
– Да, час назад мне позвонили.
– Кто? – спросила я раньше, чем подумала.
– А это важно? Мне кажется, в данных обстоятельствах, чем меньше знаешь, тем безопаснее.
Он плеснул себе еще порцию из бутылки и, проглотив, закряхтел.
– Что это значит? Ты имеешь к этому какое-то отношение? – в мыслях стояла картина, как он вернулся ночью откуда-то.
– Мишель, ты спрашиваешь, убил ли я его? – он повернулся ко мне и, расправив плечи, с гордой осанкой поглядел на меня. Несмотря на кажущуюся силу, лицо его было опечалено, но чем? Моими подозрениями? Случившимся с Кословым?
Язык не поворачивался сказать «Да», это было так противоестественно, но он догадался.
– Нет, Мишель, я за свою жизнь совершил много нехороших поступков, но убийство в их счет не входит.
– Правда? – вырвалось у меня раньше, чем я подумала.
– Мишель, правда, людей я не убивал, у меня даже оружия нет, – Антон задумался. – Но думаю, теперь приобрести надо.
– Оружие, домой? – пискнула я.
Антон налил себе еще одну порцию ароматного, на этот раз до меня донесся терпкий запах напитка, и, добавив лед, начал медленно отпивать.
– Ты решил напиться? Сегодня опять выходной? – я посмотрела на бокал с темно-соломенной жидкостью, в которой болтались два кусочка льда.
– Просто слишком много всего для одного утра, – он поглядел на свой бокал и вылил его в раковину.
Я была бы не искренняя, если бы сама себе честно сказала, что я не подозреваю Антона. Может, где-то в глубине души, мне бы хотелось, чтобы Антон за меня отомстил, наказал обидчика. Но лишить жизни человека, каким бы он не был – слишком жестоко. Это преступление против природы, Бога. Нет, смерти Кослову я точно не желала. И сразу возникла мысль, как страшно было Инге наткнуться на убитого отца. Я вспомнила, как умер мой отец, меня берегли, и я так и не увидела его мертвым. Я не прощалась с его телом в морге, не присутствовала на похоронах. Мама запретила. «Ты не поможешь ему, а сердце оцарапаешь до шрамов на всю жизнь». Инге же выпало несчастье прийти домой и увидеть застреленного отца, наверняка, в луже крови.
Меня передернуло. Стало жалко ту миниатюрную блондинку.
Антон поднял руку, видимо, хотел меня обнять, но я машинально отшатнулась, меня подкосила новость. Я совсем не хотела показать недоверие к нему, мне просто надо было остаться одной. Физически необходимо, но мой жест он расценил иначе.
– Ты думаешь, что это я убил Кослова ночью? – Антон сделал шаг ко мне, нависая надо мной, гордый и обиженный.
– Э… ну… я не…
Мне не хватало слов, чтоб отобразить свои мысли, но ситуацию спас телефон, который взорвался громкой трелью.
– У тебя телефон звонит, ответишь? – протараторила я на одном выдохе.
Он демонстративно, даже не глянув на экран, сбросил вызов.
Я напряглась.
– Так что, Мишель, ты подозреваешь во мне убийцу?
– Я не говорила этого…
Я пыталась оправдаться, но его телефон опять начал звонить. Он его выключил. Пока экран гас, исполняя команду выключения, мы молча уставились на него с двух сторон. Телефон стал объектом нашего внимания.
Антон поднял медленно на меня глаза, и уже с его губ начал слетать вопрос, как зазвонил мой мобильный, напугав меня до чертиков. Нервы были на пределе. Я пошла за телефоном. Дзынь-дзынь светился незнакомый номер.
– Алло?
– Мишель, это Надежда, – пауза. – Мама Антона, дай трубку моему сыну.
Понятно, в кого Антон.
Я вернулась к взвинченному Антону и протянула телефон.
– Это твоя мама.
– Блядь, – изрек он, забирая у меня телефон.
Я старалась не слушать разговор, потому что он был настолько эмоциональный, что я могла разобрать каждое слово, искренне пытаясь это не делать. Некоторые особенно эмоциональные обрывки фраз: «Безответственный, как папаша», «Доиграешься».
Единственное, что я могла сделать в этой ситуации – это заварить кофе. Это мне всегда удавалось безупречно. Приготовив напиток, я пошла переодеться. В гардеробной из зеркала на меня взирала какая-то пьяница, другой ассоциации мой вид не вызывал. Уменьшившаяся, но теперь ставшая желтой губа, скула и линия челюсти тоже посветлели, и ушли в зеленцу. Я настроилась по боевому, поэтому, одевшись, намеревалась пойти в ванную и замазать все эти ужасы. С губой мне ничего не придумать, но решительно настроилась завтра же снять швы. Тогда можно и с этим разобраться. Мимо Антона пройти не удалось. Он сидел за кухонным столом, совсем как ребенок, навалившись на руки, спрятав в них лицо. Я прижалась к его спине, зарывшись в его волосы, стала гладить. В голове прозвучали его слова «Слишком много для одного дня».
– Все будет хорошо, – звучали мои слова.
Он приподнялся, перехватил мою руку и усадил меня к себе на колени.
Я думала, он сейчас начнет мне что-то объяснять, но у Антона на всё имелся свой антистресс. Поцелуи, без содержания нежности, щекотали шею, сильные руки стали снимать не без труда только что надетую одежду. И я понимала, что сейчас так быть не должно, надо решить проблемы, надо разобраться. Вместо всех верных вещей, которых минуту назад могла надиктовать целый список, я отдалась воле любимого и вернула себе рассудок лишь через час, когда насытился мой печальный мужчина.
И таким образом, мое утро было сплошным дежавю. Я опять вставала с кровати, одевалась, заваривала кофе и боялась вопросов Антона, на которые не умела убедительно соврать.
– Откуда у твоей мамы мой номер? – спросила я, когда мы пили кофе.
– Малышка, ну нет у этой женщины тормозов. Ума не приложу, если Алиса дала, то уволю к чертям, – продолжая листать что-то в ноутбуке, сказал Антон.
– Жестоко.
– Мне казалось, что именно в жестокости ты меня и подозреваешь сегодня, – он опять одарил меня выжидательным взглядом.
– И что мама сказала кроме ругательств? – удалось мне сменить тему.
– Хорошую новость и плохую.
– Поделишься?
– На следующей неделе ты познакомишься с моим братишкой.
– Как здорово, Антон! – обрадовалась я, а потом созрела и до плохой новости. – О, Боже.
– Да, малышка, мама взяла билеты, прилетает через несколько дней.
Я по привычке подняла руки к щекам, но, вспомнив о больной губе, опустила. Да какая мне встреча с ней, пока я с таким лицом?
– Не переживай, мы с папой оттянем семейную встречу на максимальное время, пока не заживет всё… во всяком случае внешний ущерб.
Надо ли говорить, что день прошел на моем личном стрессе, который надо было стараться не показывать Антону? У Антона телефон разрывался без перерыва, а к вечеру взорвался и мой. Первой позвонила мама, испугав меня паническими нотками в голосе.
– Мишель, срочно включай новостной канал.
Взяв пульт, не прерывая разговора с мамой, я села на диван и включила телевизор.
На экране появилась женщина в погонах, с очень суровым лицом.
«Нам известно, что компания Кослова Александра Юрьевича шла к банкротству, и партнеры в деловых кругах предпочитали отказываться от совместного сотрудничества. Несколько недель назад, сын главы Глобел Недвижимость, владелец дочерней компании Стройделл Красавин Антон Юрьевич, отменил помолвку с дочерью Кослова. А позже, и главный партнер Красавин-старший, разорвал все контракты о слиянии с Кослов продакшн. Вскрыв сейфы в офисах Кослова, оперативники извлекли документацию, с большим количеством мошеннических схем, можно утверждать, что огромные суммы денег были получены обманным путем.»
Я обернулась на Антона, он так и продолжал сидеть за кухонным столом, за компьютером. Сейчас же он внимательно слушал. Лицо – каменная маска, только глаза блестят, как два алмаза, в комнатном освещении светодиодных лампочек.
– Мишель, ты слышала? – напоминает о своем присутствии мама.
– Да, спасибо, мы смотрели.
– Детка, у вас всё хорошо? – как почувствовала мама.
– Да, мам, прорвемся, – зазвенела я наигранно веселым голосом.
– Ты смеешься? – удивилась она.
– Нет, это нервы. Ситуация нехорошая.
– Да, котеночек. Согласна. Мы можем чем-то помочь?
– Всё хорошо, сама не переживай, всё наладится, – произносила я мантру, не особо в нее веря.
После маминого звонка начался бесперебойный гул звонков, наши телефоны соревновались, кто будет звонить чаще и настойчивее.
Отзвонившись Ольге и пообещав завтра заехать на работу, написала Саше не волноваться, и отключила телефон с чистой совестью.
Еще один звонок, и я не выдержу. Страшно. Почему фамилия Красавиных упоминается, зачем их втягивают в такое грязное дело, как это отразится на их жизни и бизнесе?
Антон к вечеру, не выдержав, тоже отказался от любого информационного источника, и, отключив все гаджеты, мы направились в кровать. В эту ночь мы не занимались любовью, не болтали, не обсуждали ситуацию. Мы лежали обнявшись, без слов. Мои мысли были о том, что мне страшна эта неизвестность. Я обещала всегда быть рядом, а он обещал нас защитить. И всё это не проронив ни слова.
Глава 5
9 июня( суббота)
– Поздравляю тебя! – ласково шепнул Антон, побуждая меня проснуться.
Я высунула нос из-под одеяла, увидела, что комнату заполнил солнечный свет, сделав ее очень яркой. Я сперва хотела укрыться, но блеск глаз Антона пробудил меня окончательно.
– Какой праздник? – удивилась я.
– Два месяца наших отношений!
Я стала лихорадочно считать, не понимая, какой момент наших отношений был именно их началом, и какая дата считается нашей. Голова отказывала в содействии, я еще не проснулась.
– Ну, почти два месяца, но я решил вручить тебе подарок пораньше, чтоб ты подготовилась.
Я села в кровати, подтянула к себе одеяло, которое еще сохраняло теплоту сонного тела и вытянула руку.
– Ну?
– Он виртуальный, – смутился Антон и почесал подбородок. – Мы едем в Москву в среду.
– У тебя же мама приезжает!
– Ну да, но если ты хочешь остаться, чтоб ее встретить… – начал кивать головой Антон и задумчиво скосил глаза.
– Нет- нет, я еду! – уверила я его, пока он не передумал. – Мы от мамы сбегаем?
– Если честно, то нет, у меня несколько крупных клиентов после вчерашних новостей решили соскочить, поеду чинить мосты.
– Значит, деловая поездка, да?
– Ну и мы сменим обстановку, думаю, это необходимо в свете последних событий.
Я согласилась.
После завтрака мы поехали к Светлане, и вновь под нас клиника была закрыта, по крайней мере нам никто не встретился. Ну и я судила по тому, что после того, как мы оказались внутри, администратор закрыл дверь на замок.
Светлана была довольна тем, как всё заживает, видимо, мазь идеально мне подошла. Мне сняли швы на губе, хоть врач и настаивала, что еще пару дней походить с ними было бы не лишним.
В завершение косметолог клиники мне сделала процедуру лазером, после которой мои синяки выглядели гораздо светлее.
Поругавшись с Антоном из-за чашки кофе, предложенной мне в клинике, и категорически не одобренной врачом, я настояла на необходимости заехать на работу.
Напудренное лицо, губы без усиков ниток, чуть румяная щека после процедуры лазерной терапии, и я готова была выйти в свет. Но ненадолго.
Меня встретили новая администратор Анна и Ольга. Поздоровавшись, я попросила приготовить мне кофе, пока Антон усаживался за столик.
Кофе мне принесла Оля в кабинет, ввела в курс дела за последние дни.
– Мишель, это же не Антон так тебя? – спросила она, когда мы остались наедине.
– Оля, ну что ты говоришь…
– Ну и в то, что ты попала в аварию, как уверял Антон, я не поверю. Сама потом расскажешь, если захочешь, но тебе надо еще пару дней отлежаться…
– Нет-нет. Завтра, послезавтра и во вторник я отработаю сама, ты и так без выходных работаешь, домашние совсем тебя потеряли?
Оля улыбнулась, я увидела маленькие тени у неё под глазами, она действительно устала, просто не сознается. Маленький сын требует ее внимания, и думаю, после работы она восполняла ему отсутствие выходных.
– Аня, кстати, здорово управляется, можно её полноценно ставить в смену.
– Это хорошая новость, спасибо.
Оля уже собралась уходить, как я вспомнила про поездку.
– Оль, я в среду в Москву улетаю на несколько дней. Справитесь же? – я вложила в свой взгляд максимальную мольбу.
– Спрашиваешь! Пойду, уточню у твоего прекрасного принца, всё ли ему нравится сегодня, пока ты заканчиваешь.
Оля прикрыла дверь, а я вместо того, чтобы разбирать отчетность, присосалась к кофе. Нежная пенка наполнила рот. Я даже замурлыкала от удовольствия, не сдержав переполняющих эмоций.
Ну и пусть, меня же никто не видит. Я так думала зря.
Встретив сердитый взгляд Антона, сразу заподозрила неладное. А когда села за столик красным кирпичом мне выставили упрек:
– Променяла меня на кофе?
Уже догадываясь о чем он, я не стала сдаваться сразу и решила сделать непонимающую мину.
– В кабинете пила кофе?
Я подвинула к себе меню, открыла, хотела проигнорировать его вопрос, но потом решила, что лучшая защита-нападение.
– А ты подглядывал за мной?
– И подслушивал, – кивнул невозмутимый парень.
– Ну, знаешь ли, есть же границы приличия, – уже возмутилась я не на шутку, соображая, как сменить пароли, чтоб он их не знал.
– Я просто соскучился, – прошептал он мне в ухо, притянув меня к себе.
И так он серьезно это сказал, что я сразу простила ему обиду и очень захотела вернуться домой.
Его глаза были серым бархатным закатом, какой бывает в летнюю ночь над океаном. Слегка затуманенные, покрасневшие, но такие теплые. Я легко поцеловала его и поняла, мне мало этого поцелуя, на его лице читались такие же чувства. Как же мы давно не целовались, и сколько дней еще такая невинная радость будет нам недоступна? Собрав еду с собой, мы поспешили в машину.
Ехали мы молча, обмениваясь продолжительными взглядами. Как всегда, его рука гладила мою, пальцы перебирали мои, а Лана Дель Рей обещала, что всё будет хорошо.
Я узнала значение слова «соскучиться» с новой стороны, теперь и оно не будет прежним. Еще в коридоре Антон обнял меня со спины, только я переступила порог квартиры. Моё тело изогнулось, словно пропустило разряд тока, и я прижалась к нему, ощущая его аромат туалетной воды, который не покидает меня в последний месяц. Мои легкие раскрылись, жадно впитывая любимый запах, кровь забурлила, реагируя на адреналин. Антон откинул волосы с моего плеча. И стал посасывать кожу на моей шее, заводя все механизмы моего организма, настраивая на себя. Я замурлыкала, получая удовольствия больше, чем от долгожданной чашки кофе днем. Антон начал двигаться через гостиную, в спальню, всё еще играясь с моей шеей, отпуская её лишь для того, чтоб укусить мочку уха. Горела поясница, её схватывало, я чувствовала, как болят соски от напряжения, я искала возможности прижаться к его телу теснее. Это удалось, лишь когда мы упали на постель, все так же, он вжимался в мою спину, но теперь я прекрасно ощутила его натянутые брюки ягодицами.
Мне бы хотелось попросить его сейчас начать активные действия, сорвать с меня одежду, но язык стал ватный, слова заканчивались рваными слогами, я таяла в его руках, терлась головой о его плечи, вдыхая его дыхание, пытаясь влиться в него каждой горящей клеточкой тела. С каждым толчком бедер в мои я рассыпалась и постанывала. Я пыталась хвататься за ускользающие мысли в моей голове, но они разбегались как пух одуванчиков на ветру. Я лишь сильнее выгибалась, подставляясь его действиям. Его дыхание скользило по моей разгоряченной шее, щекотало ухо и дико заводило. Я соскучилась по его ласкам, я просила их всем телом, была натянутой стрелой, которая указывала ему не отступать.
– Малышка моя.
Какой у него красивый голос, какие крепкие руки, что скользнули по моей груди, слегка задев сосок, будто случайно, не задерживаясь, устремляясь вниз. Я раздвинула ноги, когда его рука расстегнув мою ширинку, скользнула в джинсы. Целоваться. Люди целуются в такие моменты, чтобы проглатывать стоны, но не сегодня и не здесь.
Сорвав с меня напряжение, Антон показал мне, как скучал по нашим ночам. Соскучился.
Глава 6
10 июня ( воскресенье)
В наказание за поздний отбой день решил начаться раньше. Телефон Антона издал оглушительную трель. «Самая противная полифония у айфонов». В моей голове мысль стала в очередь между желанием убить Антона и спать дальше. Резво отрубив телефон и неразборчиво буркнув про какого-то «дебила», Антон вновь прикатился ко мне и вернул гармонию в нашу постель.
“Динь-динь-динь-динь-динь”, – затрещали колокольчики.
– Антон, еще темно! – напомнила я, крепче натянув одеяло на голову.
Я пыталась надавить на совесть моего благоверного. Он одарил меня хмурым взглядом и ответил на звонок.
– Чего тебе? Какого хрена вообще? – Антон поднялся с кровати и, отодвинув занавеску, взглянул за окно.
Тут уже заволновалась я.
– Ты страх потерял? Обойдешься, иди домой.
– Антон? – я села, не понимая, что происходит, кто там может быть? Может, опять те парни, или Кослов еще кого подослал? Тут я вспомнила, что Кослов мертв, но легче от этого не стало.
Антон начал натягивать штаны, всё еще бранясь.
Надеясь достучаться до его сознания, я захныкала.
– Антон, мне стра-а-ашно!
Тут Антон обратил внимание на меня, потому что сбросил вызов и кивнул на окно.
– Иди, погляди, что происходит!
К окну идти не хотелось совсем, ощущение было, что там сидит киллер, который непременно спустит курок, стоит мне сверкнуть в окне. Я издали попыталась разглядеть, о чем говорит Антон. Но ничего не увидела. Лишь отодвинув занавеску и прижавшись к стеклу, разглядела темную фигуру на скамейке во дворе. Мужская фигура, с бутылкой в руках.
– Саша! – обрадовалась я, поворачиваясь к Антону.
– Мишель, я сейчас выйду и прогоню его домой. У моей гостеприимности есть определенные рамки, и в пять часов утра она не работает.
Я бросила взгляд на настенные часы над кроватью. Пять тридцать. Ну, Саша дает.
– Антон, только обещай мне, что вы не подеретесь, пожалуйста.
Я знала, что их отношения напряженные, но поскольку Саша сейчас пьян и творит безумные вещи, то в случае агрессии Антона, ответит тем же.
– Ну теперь мне тем более идти не хочется. Ладно, малышка, ложись, сейчас выясню, что ему надо и вернусь. Я скоро.
Антон, осыпая проклятиями пьяную Сашину голову, ушел, а я прилипла к холодному стеклу окна в спальне. Я ждала, что Саша почувствует мой взгляд, поднимет лицо и улыбнется. Но он выглядел совсем не радостным. Он постоянно делал глоток из пивной бутылки. Вскоре вышел Антон, и я надеялась, что весь диалог между ними будет перед моими глазами. Но, как назло, Антон развернулся, и Саша, швырнув бутылку в мусорный бак, (через открытую форточку донесся звук бьющегося стекла), пошел за Антоном, скрывшись из поля моего зрения.
Этот звук напомнил мне наш первый откровенный диалог с Сашей, когда мы впервые стали по настоящему близки. Кажется, это был одиннадцатый класс.
Я тогда впервые увидела его слезы и думала, что они вызваны тяжелым расставанием с девушкой. Был зимний, но достаточно теплый вечер. Помню его как сейчас. Сашка сидел на скамейке, в свете фонаря танцевали снежинки, такие невесомые, пушистые, красивые. Они покрывали наши шапки, куртки, и я поймала одну на ладонь. Снежинка сразу превратилась в каплю, не дав себя рассмотреть. Такие же капли были на ресницах Саши. Можно было догадаться, что он сидел тут и плакал.
– Понимаешь, Мишель, нет единения душ. Тело есть, я им пользуюсь, а вот внутри у них не горит ничего, нет положенной женственности, любви и тепла. Какие-то куклы корыстные, пустые, как это, – он потряс перед моим носом пустой бутылкой, непонятно сколько их у него уже было до того, как пришла я. Я не пила, поэтому не могла соотнести степень опьянения и количество выпитого.
– Может, тебе уже хватит? Давай я тебя провожу до дома? – предложила я, неуверенная, стоит ли Сашку сейчас оставлять одного.
– Ты проводишь меня? Мишель! Ты – меня? – он захохотал. – Ты знаешь, что ты удивительная и очень заботливая девочка?
Саша достал из рюкзака следующую бутылку и похлопал по скамейке, чтоб я села рядом.
Я решила, что настаивать сейчас про уход домой не стоит, в любом случае, Саша упертый и никуда не пойдет, пока сам не решит. Саша шмыгнул носом, вытер руками, с натянутыми на них рукавами, лицо. Бледная кожа моментально покрылась розовыми пятнами. Он закурил.
– Знаешь, Мишель, мама пашет на нескольких работах, я ее вообще не вижу, а всё, что осталось ей в наследство от папки – это целый букет заболеваний.
– Я не знала. Что-то серьезное? – Он никогда не говорил про мать и отца. Я только знала, что он умер пару лет назад, но траура Саша по этому поводу не проявлял, а я не лезла с расспросами.
– Нервы. Все проблемы от стресса и нервов. Сейчас уже лучше, но всё равно я должен о ней заботиться, а я не знаю, чем помочь. Посещают мысли бросить школу и пойти работать, нормально работать, а не флаеры раздавать.
– Саша, но образование тоже важно, с ним у тебя появится больше возможностей, к тому же, если честно, мама сделала свой выбор, а теперь твоя очередь. Никогда нельзя полагаться на эмоции.
– Мама сделала неправильный выбор. Мне лет 5 было, когда он ее первый раз ударил, наотмашь, – Саша прервался, чтоб сделать глоток из бутылки. – Хлестанул за то, что она заступилась за меня, а она крикнула, что ей больно, – Сашка сделал глубокий затяг и выдохнул сигаретный дым. – А самое страшное было потом, когда отец взглянул на нее с таким удивлением, мол, так и должно быть. Жуткий взгляд.
Я закрыла рот ладонью. Такой истории от вечно улыбающегося Саши я не ожидала. Он оглядел меня совершенно пустым взглядом, будто не видя, и продолжил:
– Знаешь, после того раза он вошел во вкус, и маме очень часто доставалось. Меня не бил никогда, но постоянно унижал. Он считал, что мама меня нагуляла. Представляешь? Он сам штаны закрытыми не держал, а обвинял мать в измене. Хотя, конечно, мы мало с ним были похожи. Я в маму пошел. Он огромный, кареглазый, а я был щупленьким и сероглазым. Его это безумно бесило. Он приходил домой и срывал на нас всю свою злость, все плохое, что происходило с ним за день. Порой, на маме места живого не было, а я даже ничего сделать не мог. Помню, лет в 7, я кинулся на него, когда он терзал мать, так он отшвырнул меня в сторону, и я ударился головой об угол батареи. Голова у меня оказалась крепче, кусок трубы отломался. А я не сломался. Но в больничке пришлось полежать. У меня даже шрам остался на затылке. Хочешь покажу? Говорят, девочки любят шрамы, – Сашка засмеялся привычным заводным смехом, будто шутку рассказывал, а не ужасы из своего детства.
Я просто околела от страха и жалости. Не могла ничего сказать, чувствовала, как в глазах собирается влага, которую я старалась не выпустить. Главное – не моргать.
– А потом мать слегла, почти овощем. Могла только рыдать и дрожать. Врачи разводили руками. Это папаша ее довел. Но ей повезло – тогда его перевели в Сирию. Мне потом один сочувствующий сержант сказал, что папка заглянул в постель к одной капитанской жене. Вот ее муж и позаботился, чтоб его подальше от Санкт-Петербурга отослали. Папа уехал без нас, чтоб мать не тащить за собой, а от меня тупо избавился. На мать, типа, оставил.
Саша замолчал, покачался взад-вперед, докурил сигарету и кинул ее в ближнюю мусорку. Промахнулся, сигарета, отскочив, упала в снег. Саша поднялся, поднял мокрый огарок и кинул в помойку. Я молчала.
– А потом пришло лучшее письмо в моей жизни, с сообщением, что этот гад сдох… Там говорилось что-то про почетную службу, звание героя, но это все мелочи. Ты представляешь? Уже через несколько дней к маме рассудок стал возвращаться! Она вновь начала жить, словно этот урод сдох, а с ним те тиски, которые душили в ней жизнь. Я теперь имею освобождение от армии, представь себе, даже не надо будет какое-то плоскостопие придумывать.
Он сделала еще серию глотков из бутылки, каждый раз со звуком от нее отлипая, казалось, его забавляет этот «чпок».
– Моя Мишель, скажи мне, я чудовище? Бесчувственное чудовище, что не страдаю по отцу?
– Саша, он был чудовищем, ты ни в чем не виноват, ты один из самых лучших людей, что я знаю. Тебе так досталось, а ты сохранил оптимизм.
– Может, я оборотень? – вновь он попытался отшутиться.
– Если только очень милый оборотень, – попыталась и я разрядить обстановку.
Саша выкинул очередную пустую бутылку и откинулся на скамейку, притянув к себе меня. Я не возражала. Мы часто обнимались, когда смотрели кино или просто сидели где-то: так теплее. И сейчас мы сидели молча и смотрели, как падают серебристые снежинки в луче фонаря. Вернее, смотрела только я, Саша сидел по обыкновению, прикрыв глаза. Что там творилось за закрытыми веками оставалось загадкой. Какие демоны там беснуются, он никогда не показывал. Вечер был теплый, безветренный, несмотря на то, что температура была чуть ниже нуля. Я забыла перчатки, и руки ощутимо прихватывало. Саша взял мою ладонь в руку.
– Ты замерзла, – констатировал он.
Он взял мои руки в свои теплые ладони и поднес к лицу, начал на них энергично дышать, слегка касаясь губами замерзших пальцев, согревая паром изо рта. Так и правда стало влажно и теплее. И в моей душе появилось такое чувство расплывающейся нежности к нему. Видимо он прочитал это на моем лице, потому что поймал мой взгляд и обменивался со мной какой-то непонятной мне информацией. А потом резко отвернулся и проговорил:
– Только не влюбись в меня, Солнцева.
Меня очень смутили его слова, потому что за секунду до них мне показалось, что я вижу нежность в его взгляде. И, по правде сказать, мелькнула мысль, что он меня поцелует. Это был бы мой первый в жизни поцелуй, который предназначался ему. Но его слова меня здорово шарахнули об землю.
