Оглавление
Группа авторов. Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование
Введение. «Реализм» и русская литература XIX века
Социальное воображаемое и проблема жанров
Белинский и «конец искусства» «Эстетика» Гегеля и становление русского реализма
«И для чего же такое писать?» «Бедные люди» и политическая экономия реализма
«Неточка Незванова» и экономика письма. Эстетика и политика романа воспитания в николаевской России
Дисциплинарное государство и горизонты социальности «Обыкновенная история» и поэтика европейского реализма
«Случайная действительность» в эпоху реформ «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина и проблема литературной репутации[392]
Роман с Эдипом и без него. Семья и закон у Диккенса и Достоевского[453]
«Анна Каренина» и 1876 год. От «утонченной восторженности» к «непосредственному чувству»[503]
Экономика и материальность
Капитализм как повествовательная проблема. Или почему деньги не горят в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»[571]
Повествовательная экономика Достоевского. Радужные кредитные билеты в романе «Братья Карамазовы»[627]
Изготовление бумаги, акусматическое слушание и реализм ощущений в «Записках охотника» И. С. Тургенева
Срубленный лес, или О резервах русского реализма. Тургенев, Толстой, Печерский
Реализм и культурная экономика русской прессы середины XIX века
Реализм и научная эпистемология XIX века
Наука реализма
Достоевский и рефлексы головного мозга «Записки из подполья» в свете открытий И. М. Сеченова[921]
Рефлексы любви. Теория И. М. Сеченова и любовные нарративы русского реализма[960]
Мимесис и мета/интертекстуальность реализма
«Писатель другого пошиба» Теория и практика литературного реализма в романе А. Ф. Писемского «Взбаламученное море» (1863)
«Феатр» Лескова. Реквизит и эффекты правдоподобия «Тупейного художника»
Гнезда клочней и роковые рецидивы. К исторической поэтике реалистических сюжетов[1127]
Сведения об авторах
Отрывок из книги
«Эстетика» («Лекции по эстетике») Гегеля оказала определяющее воздействие на развитие воззрений Белинского и в особенности на его «реализм». Под «реализмом» я имею в виду специфическую, локализованную в обществе и истории структуру сознания (Gestalt des Bewußtseins по Гегелю), модель осмысления мира и взаимодействия с ним[123]. Как показывает Л. Я. Гинзбург, именно так понятие «реализма» толковалось его первыми русскими адептами, в том числе Герценом и тем же Белинским:
Соответственно, «Эстетика» Гегеля служит Белинскому далеко не только источником теоретических суждений об искусстве[126]. Вместе с другими частями гегелевской системы, занимавшей Белинского со времен его участия в кружке Станкевича, «Эстетика» предоставляла ему концептуальный аппарат для осмысления собственной личности, общественной деятельности и бытования реалистической литературы в среде зарождающейся интеллигенции. Это не значит, однако, что Белинский избрал эстетизирующий подход ко всем этим сферам и истолковывал их по законам искусства. Напротив, хорошо усвоив многие положения «Эстетики», «реалист» Белинский должен был отозваться (хотя бы бессознательно) на самое спорное из них: пресловутый тезис о «конце искусства». Предлагаемая работа посвящена отзвукам и следствиям этого гегелевского тезиса в трех различных областях «реалистического» сознания Белинского: в знаменитой идее «примирения с действительностью»; в эволюции его представлений об обществе и «социальности»; и в его взглядах на сходство литературы и науки.
.....
Антагонизм между отдельным субъектом и внешним миром играет важнейшую роль в хорошо известном эпизоде духовной эволюции Белинского – в его предполагаемом отказе от гегельянства и от «примирения с действительностью» (к этому эпизоду мы еще вернемся)[133]. В письме В. П. Боткину от 1 марта 1841 года Белинский писал: «Я давно уже подозревал, что философия Гегеля – только момент, хотя и великий ‹…› Субъект у него не сам себе цель, но средство для мгновенного выражения общего, а это общее является у него в отношении к субъекту Молохом»[134]. Хотя Гинзбург говорит о «периоде кризиса гегельянских идей»[135] у Белинского, его отказ от примирения с бесчеловечной действительностью не выходит за пределы гегелевского определения романтизма: «Чем меньше [дух] считает форму внешней действительности достойной себя, тем меньше он может искать в ней свое удовлетворение и находить примирение с собой в единстве с ней»[136]. Вообще, в гегельянской перспективе трудно провести четкую границу между романтизмом и реализмом[137].
Более того, исследуя постепенную секуляризацию романтического искусства, Гегель отмечает ее внимание к жизненной прозе и способность прозревать художественность в любых областях человеческого существования – то есть те самые черты, через которые обычно определяется реализм. Абсолютная ценность внутреннего, духовного существования человека впервые проявилась, согласно Гегелю, в христианстве, и романтизм был первоначально сугубо религиозным искусством. Однако по мере своего развития, соответствующего по внутренней логике протестантизму[138], романтизм обращается в совершенно светское искусство, и стоявшее в его средоточии «возвышение конечного человека к богу» приходит в «земной мир»[139].
.....
