Читать книгу Город-призрак - Гюлюш Чингиз кызы Агамамедова - Страница 1
Город – призрак
ОглавлениеОн шел по весеннему городу, не узнавая его. Громадные многоэтажные монстры, выраставшие с ужасающей быстротой грозили захватить город и установить в нем свою диктатуру. Свирепые гигантские постройки, хаотически расположенные на всей территории нового города, совершенно непохожего на прежний, спокойный и заботливый, напугали Малика Гафура, вышедшего из дому в этот весенний ласковый вечер, в надежде проснуться после зимней спячки и вновь ощутить себя молодым и сильным. Он не переставал оглядываться по сторонам. Он не узнавал улиц, знакомых с детства, не мог почувствовать прежний аромат, и внезапно очевидная и от того еще более пронзительная мысль посетила его. Он вдруг подумал, что уже не молод. Первый признак уходящей молодости: он становится брюзгой и начинает тосковать по прежней жизни, прежнему городу.
Ничто не радовало Малика весенним вечером. Ни трава, пробивавшаяся сквозь бетон, вопреки бесконечным попыткам людей загнать ее в подземелье, ни птички, прилетевшие в железобетонный город, ни красивые девушки, весной становившиеся дразняще привлекательными. Он бесцельно слонялся по незнакомым улицам и с каждой минутой чувствовал себя все несчастнее. Горестные мысли о проходящей жизни, так и не подарившей несказанной удачи, маячившей столько лет перед глазами, были прерваны звонком мобильника. Малик посмотрел на табло, номер не высветился на экране, отвечать не хотелось, и он отключил аппарат. Проходя сквозь извилистый лабиринт улочек, застроенных когда-то одно-двухэтажными трогательными домами, он то и дело натыкался на строительные площадки, котлованы, отбиравшие у престарелых домов их законные владения. Он представил, как не позже, чем через несколько месяцев, на месте прежних домишек вырастут посеянные зубы дракона – новые железные солдаты. На одной из улочек, идя по узкому тротуару, он наткнулся на девушку, непонятно почему неподвижно стоявшую в пыли, окутавшей плотной завесой очередную стройку. Она застыла в горестном созерцании и не могла оторвать взгляда от полуразрушенного старинного дома. Фасад дома был снесен, и с улицы просматривалась внутренняя сторона, лишенная перегородок и перекрытий. Где-то остались обрывки обоев, пестрела выгоревшими пятнами облупившаяся краска. Призраки ушедших в былое событий и людей глядели со стен разрушенного дома. Малик внимательно посмотрел на девушку, вообразил, что она могла чувствовать. Девушка, заметив любопытный взгляд Малика, очнулась и решительно пошла вперед. Малик проводил ее взглядом и подумал о том, что лет пять назад он обязательно попытался бы завязать знакомство, повздыхал, но не успел огорчиться; в тишине снова раздался звонок. Малик удивился, точно помня, что телефон отключен. Недоумевая, он вытащил трубку из кармана, взглянул на табло и вздрогнул. На экране отключенного мобильника появилось четкое изображение странной физиономии. Удлиненное бледное лицо с оттопыренными ушами и черными немигающими глазами с огромными зрачками глядело на него. Малик машинально спросил изображение, почему-то не сомневаясь, в том, что ему ответят:
– Кто ты?
– Не все ли равно?
Малик не удивился и тогда, когда услышал в ответ механический, лишенный всяких интонаций голос.
– Как ты смог до меня дозвониться, ведь телефон отключен?
– Спроси что-нибудь поинтереснее, например, как ты предполагаешь выбираться из … ,голос помолчал и продолжил совсем тихо, – из дерьма.
– Простите, как Вы сказали? Откуда выбираться?
Лицо странно задергалось. Малик не сразу догадался, что незнакомец смеется.
– Оттуда! Из кошмара!
– Вы меня с кем-то перепутали, – Малик вздохнул, – я не могу сказать, что все в моей жизни распрекрасно, но будет неправдой утверждать, что все так уж плохо!
Разговаривая с незнакомцем, Малик продолжал идти по узкой улочке, стараясь не свалиться в канаву, идущую вдоль тротуара. Подняв глаза, он наткнулся на тот же полуразрушенный дом и девушку, в оцепенении стоявшую перед ним. Малик повертел головой, пытаясь определить, в каком направлении он двигался. Решив про себя, что ходил по кругу, он остановился рядом с девушкой. Незнакомец с экрана телефона продолжал вещать:
– Иди вперед! Не смотри по сторонам! Не отвечай ни на какие провокации! Как можно меньше общайся! И самое главное! Не забывай: ты в чужом городе. Твой город ушел в прошлое вместе со старыми домами и прежней жизнью. Ты сейчас находишься не просто в чужом, ты живешь, сам того не ведая, во вражеском городе. Я поставил эксперимент и вижу, что он удался. Никого не слушай и никого не жалей!
– Кто ты? Чего тебе от меня нужно? Почему ты вмешиваешься в мою жизнь?
Малик закричал и невольно обернулся на девушку. Она вскинула на него печальные глаза и стала таять вместе с разрушенным домом. Малик раскрыл рот от удивления. Соседний недостроенный громаднейший дом вдруг покачнулся, одна из балок, криво висевшая на самой верхотуре оторвалась и понеслась со страшной скоростью на Малика. Он едва успел отскочить и тут же упал в канаву. Больно стукнувшись головой, Малик потерял сознание и неизвестно сколько времени пролежал на дне канавы. Когда он пришел в себя, первое, что он увидел – низко висящие над ним звезды, мерцающие холодным светом. Ему даже показалось, что одна из них вдруг качнулась и стала медленно двигаться к Земле. Малик попытался подняться, ойкнул несколько раз, ощутив пронзительную боль, и с трудом встал на ноги. Прихрамывая, он побрел в сторону оживленной улицы, в надежде сесть на какой-нибудь автобус и вернуться домой. С трудом дойдя до улицы, похожей на главную магистраль преуспевающего, зажиточного села, он остановился в толпе людей, одетых исключительно в черный цвет, очень напоминающих ворон. Странное впечатление от когда-то изысканного проспекта, сияющего многочисленными огнями и монолитными домами. Огни и дома были те же, но что-то неуловимо изменилось. Неопрятные тротуары, асфальт, положенный неровно, многочисленные стада мини-автобусов, не подчиняющиеся никаким правилам уличного движения, и, главное, люди. Бесконечно пререкающиеся, озлобленные, уставшие с самого раннего утра, неулыбчивые люди ходили по этому проспекту и всем другим улицам завоеванного ими города.
Малик, который раз пережевывал свои невеселые размышления, как вдруг к нему подбежал один из них и вежливо, в его понимании, обратился к Гафуру:
– Слушай, друг, как там тебя, ты бы мог одолжить свою мобилу? Мне только на минутку, позвонить. Я сразу же верну тебе твою трубку. Я же понимаю, денежки капают. Все мы сейчас считаем наши кровные денежки. Да ты не беспокойся, я тебе заплачу. Сколько наговорю, столько и заплачу. Я тариф знаю. – Незнакомец развязно подмигнул Малику.
Тот молча протянул незнакомцу трубку. Человек усмехнулся, набрал номер, который он, видимо, выучил наизусть совсем недавно, потому что при наборе он шевелил губами, вспоминая каждую последующую цифру. Громко повелительным тоном прокричал в трубку, что «он ждет до полуночи, а дальше пусть обижаются на себя. Все будет так, как договаривались». Человек разъединился с невидимым собеседником и с той же усмешкой вернул Малику трубку, не забыв сунуть ему в карман мелкую купюру. Малик не успел что-либо ответить незнакомцу и вернуть ему его деньги, такие неуместные в подобном случае.
Деньги казались Малику неуместными во многих случаях. Он не переставал удивляться тому, как люди в новом городе обращались с деньгами. Деньги для них были самым главным мерилом личности. Человек, умеющий зарабатывать деньги, мог позволить себе все. Он становился эталоном для общества; никто более не заботился об устаревших, ставших ненужным хламом и так восхваляемых прежде «моральных ценностях». Они ушли в прошлое.
* * *
Малик засунул руку в карман, с недоумением вытащил скомканную мелкую купюру и брезгливо выбросил ее. Он не смог объяснить себе, почему он поступил таким образом. Он перестал задавать себе вопросы, будучи уверенным, что он не сможет, при всем желании, вразумительно ответить. Придя домой, он улегся в одежде на кровать и уставился в потолок, раздумывая над странным сегодняшним собеседником. Малик не мог с определенностью сказать, что смущало его в незнакомце. Среди людей, наводнивших его когда-то родной город, встречались такие странные типажи, что он перестал удивляться разнообразию людской природы. Малик задремал. Его беспокойный сон был прерван настойчивым, повторившимся несколько раз, звонком в дверь. Он поднялся, протер заспанные глаза и торопливо распахнул дверь. За дверью стояли двое незнакомых мужчин. На вопрос Малика, старший по возрасту, вытащил из внутреннего кармана куртки удостоверение и ткнул им под нос Гафуру. Малик успел лишь прочесть «майор»; мужчины стремительно вошли в прихожую и бесцеремонно, не спросив разрешения у хозяина, прошли в гостиную, оставляя на паркете следы от мокрых ботинок.
– Значит так, уважаемый Малик Гафур, – неспешно, с расстановкой, глядя на Малика проговорил майор, – значит так, вы сейчас собираетесь, машина ждет у подъезда и мы едем с вами, вы знаете, куда. Я думаю, вы взрослый человек и понимаете, что шутить с нами не стоит. По дороге обдумайте ваше положение. Самое лучшее для вас – во всем сознаться, а дальше будет легче.
Гафур сидел на стуле, разглядывая собеседника. Прежде чем ответить, он несколько раз провел рукой по волосам – жест означающий у него степень крайней взволнованности.
– Извините меня за мою непонятливость, но я не представляю, о чем идет речь. В чем я должен сознаться? Я в растерянности и недоумении.
Второй мужчина, все это время с обожанием взиравший на майора, обернулся на Гафура, затем снова перевел умильный взгляд на своего начальника. Майор усмехнулся:
– Уважаемый Гафур, я и не сомневался, что вы будете все отрицать. Поэтому беседовать с вами мы будем не здесь, а в другом, более подходящем для этого месте. А сейчас я хочу попросить передать мне ваш мобильный телефон. Ведь у вас есть мобила, да?
– Есть, я купил его по случаю. И что в этом криминального? Я не понимаю.
– Ах, мой дорогой, как вы себя выдали, своим заявлением! Ведь почти во всем сознались. У меня и свидетель есть. Как ты считаешь, Мустафа? А, Мустафа? Ты слышал? Наш клиент, сам, сам сказал о криминале. Ты слышал?
Мустафа ожесточенно закивал. Майор с удовлетворением продолжил:
– Так что, дорогой Гафур, ваше признание у меня в кармане.
Малик почувствовал, как покрывается испариной:
– Я имею право знать, в чем вы меня обвиняете? Есть у меня такое право или нет?
– Есть, конечно, есть, дорогой. Мы тебе все расскажем, только не здесь. Собирайся. Я сегодня доброй, и потом, я же понимаю, я сам интеллигентный человек, – тут он подмигнул Гафуру, – не чета многим, у меня дома почти столько же книг, как и у тебя, дорогой.
Майор закончил вступительную часть и естественным образом стал «тыкать»:
– Собирайся, и поедем. Наверняка ты стер этот звонок, это неважно, он все равно зафиксирован у оператора, и никуда тебе не деться, уважаемый. Все улики против тебя.
Малик попытался встать и не смог, ноги отказывались служить ему. Совсем недавно, пережив смерть своего самого близкого друга, Малик неделю не мог подняться с постели; у него отнялись ноги. Сейчас он почувствовал те же симптомы. Он сделал еще одну бесполезную попытку. Майор и его товарищ с подозрением смотрели на него.
– Ну, ну, дорогой, не устраивай нам представление. Мы всякое видели на своем веку. Вставай и поживее.
Майор подошел к Гафуру, схватил его за воротник рубашки и попытался поднять со стула. Ворот рубашки врезался Малику в шею и стал душить, лицо его побледнело. В наступившей зловещей тишине, прерываемой тяжелым дыханием Малика и майора, резко прозвучал звонок мобильного телефона. Майор отпустил Гафура и приказал:
– Отвечай. Веди себя так, как будто ты один, ты понял, гаденыш?!, – последнее слово майор просипел утробным голосом.
Малик испытывал странное чувство ирреальности. Ему казалось, что он смотрит на происходящее со стороны. Как будто это не у него отнялись ноги, не у него в доме сидят люди в черном и что-то пытаются от него заполучить. Майор схватил телефон и сунул его в руки Гафуру. Малик нехотя нажал на кнопку ответа. На экране появилась давешняя странная физиономия. Майор подошел к Малику и взглянул на экран. Человек на экране оживился, насколько такое бесстрастное лицо могло оживиться:
– А, я вижу, у тебя гости? Я тебя предупреждал. Не поверил ты мне, а зря.
Майор от удивления опустился на стул рядом с Маликом. Он хотел что-то спросить, но голос не слушался его. Между тем незнакомец продолжал:
– Гости чувствуют себя хозяевами в твоем доме, я угадал? Да разве только в доме? Они хозяева вашей жизни! Малик, ты должен пройти всю дорогу, чтобы что-то понять. А гостей нужно привечать, на то они и гости. Пока, Малик! До встречи!
Во все время разговора майор и его товарищ не могли прийти в себя от изумления. Подчиненный майора безумно вращал глазами, не в силах остановить взгляд на конкретном предмете. Тяжелое дыхание майора выдавало застарелую астму. Малик сидел, забыв о своих гостях. Первым очнулся майор:
– Какая у тебя техника. А прикидываешься интеллигентом, оторванным от мира. Ты посмотри, Мустафа! Я слышал, что есть уже такие телефоны. Этот тип с экрана видел все, что происходит здесь, понимаешь? Мустафа! Нет, ты понимаешь?!, – Майор справился со своим дыханием, щеки его порозовели. Он вскочил и стал возбужденно ходить по комнате. Мы с тобой, наивные дураки, предполагали, что Малик Гафур – мелкая сошка. Ну, не совсем так, шантажист, киднапер!
– Начальник, как ты сказал? Кид на пер?, – Мустафа преданно, не мигая, смотрел на майора.
– Ээээ…., какая разница, как я сказал, Мустафа! Я не с тобой, я с собой разговариваю. Не сбивай меня, Мустафа. Этот Малик Гафур, оказывается, резидент иностранной разведки. Не зря у него такое странное имечко. Его специально придумали, и не где-нибудь, а на Западе. Ты понимаешь, Мустафа?
Мустафа осмелился лишь кивнуть. Майор возбужденно продолжал:
– Поэтому… именно поэтому они ему дали такой идиотский псевдоним. Что они знают о Востоке? «Тысяча и одна ночь» – вот предел их познаний. Малик Гафур – они вытащили имя оттуда. А? Малик, я ведь попал в точку? Мустафа, твой начальник умный человек, очень умный! Учись, пока я жив.
Мустафа восхищенно покачал головой, выкатив до предела, бараньи, карие ласковые глаза. Малик тихонько тер то одну, то другую коленку.
– Ну что, уважаемый? Поехали?
Гафур сделал усилие, чтобы подняться, и со стоном опустился на стул.
* * *
В голове майора происходила усиленная работа мысли. Расклад менялся на глазах. Если Гафур и в самом деле был связан с иностранной разведкой, то действовать обычными методами: тащить его в машину, надавать ему по шее и выбить из него любое показание, неосмотрительно. Еще чего доброго можно нарваться на международный скандал. Майору было глубоко плевать на любого уровня скандалы, но вот полететь с насиженного места, обеспечивающего безбедное существование его семье и ближайшим родственникам, никак не хотелось. И во что превратился бы майор, лишившись выстраданного места? Умный и циничный человек он прекрасно понимал, что без поста он всего лишь отработанный материал, который при первой же возможности выбросят на свалку люди, ловящие сегодня каждое его слово. Оценив сложившуюся ситуацию, он изрек:
– Значит так. Я вижу, что Гафур не транспортабелен.
– Как ты сказал, начальник?, – Мустафа заискивающе заглянул в глаза майору, стараясь не рассердить его.
– Я сказал, что ты останешься здесь и будешь следить за Гафуром; ну и поможешь ему, если нужно. Мы же не звери, люди, – он похлопал по плечу Малика и выразительно посмотрел на Мустафу, – а когда он придет в себя, тогда мы с ним и поговорим.
– А может, я, начальник, с ним поговорю?, – глаза Мустафы загорелись хищным огнем.
Майор оценивающе посмотрел на него, открывая в своем подчиненном новые качества:
– Не нужно, Мустафа. Не смей, я тебе запрещаю говорить с Гафуром. Я сам буду на связи. Ты меня понял? Хорошо понял?!, – Мустафа торопливо закивал.
Майор поспешно вышел, радуясь возможности хоть на некоторое время избавиться от Мустафы, ходившего за ним тенью уже несколько месяцев. Недавно поступивший на службу Мустафа, проявлял необыкновенное рвение, отягощенное трудным восприятием. Майор первое время раздражался до крайности, видя рядом с собой восторженную физиономию Мустафы. Он попытался избавиться от него и порекомендовал Мустафу своему коллеге в качестве помощника. В тот же день майора вызвали к начальству и подробно объяснили многочисленные достоинства Мустафы, а среди них одно из самых главных: наикратчайшая цепочка родственных связей с одним из самых влиятельных сановников их ведомства. Майор проглотил наставления начальника. Не видя энтузиазма у своего смышленого подчиненного, начальник напоследок решил его подбодрить:
– Ты не понимаешь своей удачи. Мы приставили его к тебе, потому что считаем тебя перспективным кадром! Понимаешь? Ты же не мальчик, я могу с тобой говорить откровенно. Мустафа далеко пойдет, понимаешь? Вот тогда он о тебе вспомнит! Попомни мои слова!
Майор еще больше скис, представив себе радужную перспективу работы под начальством Мустафы, но больше не выказывал недовольства и терпеливо отвечал на многочисленные незатейливые вопросы Мустафы. Майор догадался, правда, не сразу, что перед Мустафой была поставлена сверхзадача – разобраться, хотя бы в общих чертах, в чем состоит работа в ведомстве. Задача, как оказалось, для Мустафы непосильная, что, однако, не умерило его пыла и не разрушило обоснованных надежд на счастливое будущее. Майор ничего не стал менять в отношениях с Мустафой, он по-прежнему относился к нему покровительственно, с легким оттенком пренебрежения. Время от времени он ловил себя на мысли, что если судьба распорядится так, что Мустафа и в самом деле станет его начальником, то ему придется окончательно сломать свой хребет, и без того измученный бесконечными упражнениями на гибкость. Мысль, не дававшая ему покоя и вносившая в жизнь майора элемент нестабильности.
Встреча с Гафуром подстегнула непривычные для майора размышления. Он давно уже не задумывался над зряшным вопросом, для чего он, в сущности, живет? С этим беспокойным делом, «пустыми размышлениями», не приносящими никакого реального дохода, он покончил в ранней юности. И совершенно неожиданно для себя, встретив Гафура, он как будто вновь вернулся в подростковый период полового созревания. Его опять стали мучить вопросы, не имеющие ответов. Как могло случиться, что в наше прагматичное время, когда ушли в прошлое идиотские, с точки зрения майора, понятия о морали, мог выжить такой «архаичный тип», как Малик Гафур. А ведь он еще не старый, вероятно, они ровесники. Интересно, как он будет общаться с Мустафой, человеком не только не тронутым цивилизацией, но к тому же «девственным» во всех других отношениях.
Мустафа объявился на следующий день. Скучный, без обычного чрезмерного оживления, он буднично доложил, что Малик Гафур никуда из дома не выходил и ни с кем не общался. Докладывая, он не ел глазами майора, а смотрел в сторону. Майор, с удивлением наблюдавший за Мустафой, подумал о том, как все-таки человек, испорченный бациллой образованности, может влиять на окружение. Взять хоть Мустафу. Майор был уверен, что цельная натура Мустафы не может измениться ни при каких обстоятельствах. То, что он наблюдал, говорило об обратном.
– Послушай, Мустафа. Мне не нравится твое выражение лица. Смотри мне в глаза. В глаза, я сказал! – Майор повысил тон, и строго посмотрел на Мустафу, – Ты обманываешь меня, своего начальника. А это не хорошо. Я знаю, что Малику звонил тот самый тип, и ты это знаешь еще лучше меня. Зачем ты пытаешься меня обмануть. Скажи своему начальнику. Я пойму!, – майор сменил гнев на милость.
– Какой ты умный, начальник. Да, звонил. Я не все понял. Малик объяснял мне. Долго объяснял, только я не все понял, начальник. Не трогай Малика, он хороший человек. Тот, другой, мне тоже сказал, что если Гафура обидим, нам тогда плохо придется, – Мустафа робко, заискивающе посмотрел на майора.
– Как ты сказал, Мустафа? Плохо придется? Кому? Этот юродивый еще нам угрожает? Я правильно тебя понял?
– Нет, начальник, неправильно. Не он, не Малик. Тот другой, который звонил.
Мустафа со страхом вспомнил, как человек, позвонивший Малику и возникший на экране, вдруг вытянул руку и этой длиннющей, страшной железной рукой притянул к себе Мустафу. Несчастный потерял всякую способность соображать, и так не очень развитую у него. Он только чувствовал животный страх и понимал, что если сделает что-нибудь такое, что не понравится Малику Гафуру, то его сытой жизни разом придет конец.
– Пошел вон, – только и сказал страшный человек с железной рукой и бросил Мустафу, как тряпку, на пол.
Мустафа не мог рассказать майору, что произошло. Никак не мог. Во-первых, он боялся железной руки, и этот страх был сильнее всех других. Во-вторых, как он ни был глуп, он понимал, что такое рассказать невозможно, хотя бы потому, что после рассказа к нему, возможно, позовут доктора и отправят на лечение.
А майор продолжал недоумевать.
* * *
Гафур, после ухода Мустафы почувствовал необыкновенную легкость. Он вновь оценил свою относительную свободу и возможность жить, не сверяя свои реакции и ритм жизни, с кем-либо, пусть немного похожим на Мустафу. Эпизод, повергший бедного Мустафу в состоянии близкое к умопомешательству, в некоторой степени позабавил Малика. Не то, чтобы ему приходилось ежедневно общаться с пришельцами, нет! Обстоятельства сложились таким образом, что он каждый день сталкивался с чуждыми ему людьми, заполонившими в последнее время его родной город и почти столь же загадочными для Малика, как инопланетяне. Малик постепенно привык к их присутствию. А эффектное явление пришельца, к тому же с дешевым трюком: рукой, тянущейся с экрана телефона, совершенно не повлияло на Гафура, столь подверженного всякого рода впечатлениям. Больше всего его развлекла реакция Мустафы. Развязный Мустафа, учивший Малика уму разуму, не смущаясь никакими внешними признаками, в одно мгновение стал таким почтительным и предупредительным, что Гафур на некоторое время забыл о своих проблемах и ностальгии, наблюдая за искусным перевоплощением. Наконец, он смог оценить этих людей. У них было одно непревзойденное качество, которого были начисто лишены Малик Гафур и люди, подобные ему, оставившие город на растерзание варварам. Они обладали лицемерием, возведенным в ранг искусства. Так удивительно сыграть, прожить почтение мог лишь человек, в жилах которого течет кровь нескольких поколений талантливых перевоплощенцев. «Люди без лица». Малик нашел определение, наиболее подходящее для этой категории варваров, и улыбнулся, как будто от того, что он смог хоть как-то квалифицировать категорию людей, активно мешавших ему жить, ему стало немного легче.
В распахнутое по случаю весны окно влетел ветерок и вместе с ним воздушным облачком, подражая неподражаемой Мэри Поппинс, влетела девушка. Та самая, что рассматривала вместе с Гафуром руины старинного дома. Она грациозно спустилась с облупившегося подоконника и с интересом стала обследовать жилище Гафура. Малик удивился, но решил не задавать вопросов, зная, что девушка не сможет долго молчать и обязательно все расскажет сама. Все получилось именно так, как он и предполагал. Обойдя комнаты и неодобрительно покачав головой в кухне перед полной грязной посуды раковиной, она изрекла:
– А на вид такой интеллигентный человек! Мне даже захотелось с вами пообщаться. А этого со мной не случалось уже много лет.
– А что вам не понравилось, милая девушка?
– Разве можно жить в такой грязи? – брезгливо сморщив носик, произнесла девушка.
– Можно, –с достоинством произнес Гафур, – разве это грязь? Грязь – нечто совсем другое.
– Я так и знала, а все же надеялась. Напрасно, как оказалось!
– Вы говорите загадками. Впрочем, как и полагается такой симпатичной девушке. На что вы надеялись?
– Это же просто! Надеялась, что вы не будете жонглировать словами и понятиями, а будете делать что-то конкретное. Для начала помоете посуду. Да, да, так просто, прежде чем говорить о высоких материях, я угадала ваше любимое занятие? Помыть посуду. Вы же собирались рассуждать о грязи. Рассказать мне о различии между грязью элементарной физической и моральной? Я не права?
– Ну, моя дорогая, если вы научились простейшим приемам телепатии, это еще не значит, что нужно забыть о вежливости!
– Это вы забыли о вежливости, – девушка широко раскрыла глаза и похлопала длинными ресницами от возмущения, – Вам не мешало бы предложить даме вина, или на худой конец, чаю. Чай у вас есть?, – деловым тоном спросила девушка.
Малик, смущенный конкретным вопросом, задумался:
– Конечно, такая проза жизни не может волновать вас.
– Послушайте, почему вы разговариваете со мной подобным образом? То, что у вас приятная внешность, и вы летаете, как птичка еще не дает вам права говорить со мной таким тоном. Я вам не муж!
– Во-первых, я летаю не как птичка. И только рассеянный человек мог этого не заметить. Я летаю, как Мэри Поппинс, а может, даже лучше, чем она, – девушка выпрямилась и постаралась придать своей тоненькой фигурке величавую осанку, – а во-вторых, я говорю с вами, ну, – протянула она, – стараюсь говорить нормальным тоном.
– Стараетесь, но у вас это плохо получается, как и у вашей кривляки Мэри.
– Не будем сориться, прежде чем познакомились, – Малик вспомнил о том, что он выступает в роли хозяина, а не наоборот. Он открыл посудный шкаф и вытащил оттуда сухой чай.
– К чаю у вас, конечно, ничего нет? – неодобрительно спросила девушка.
– Нет, – отрезал Малик, – а раз вы такая необыкновенная, взмахните ручкой и доставьте сюда пирог. Давно мечтаю о пироге с кишмишом.
– Мечтайте дальше, не буду вам мешать. Печеное портит фигуру, – девушка замолчала, убеждая себя во вреде печеного. – А вы не хотите, наконец, спросить меня, почему я выбрала ваше окно. Почему я залетела к вам, где даже чаем не напоят.
– Я не буду ничего у вас спрашивать, вы сами все расскажете, если захотите.
– Да, вы правы, – девушка взглянула на Малика с интересом. Тут вы правы, я пришла к вам, чтобы расспросить вас о том, как вы живете. Я так скучаю, – она замолчала, и Малику показалось, что глаза ее наполнились слезами. – Я прекрасно устроилась там, – она небрежно махнула рукой в сторону раскрытого окна, – но ничего не могу с собой поделать, я скучаю. Прошлый раз, когда мы встретились с вами, вы помните? Около моего разрушенного дома?
– Помню, я очень хотел подойти к вам. Но не успел, вы растаяли, как облако.
– Я была не в духе и совершенно не расположена к разговорам. Но, как видите, я вас тоже заметила. Позвольте представиться, меня зовут Иветта.
– А дальше?
– Иветта Кётлинг.
– Какое у Вас необычное имя.
– Да, меня назвали в честь моей бабушки, а фамилию я взяла ее же, когда получала паспорт.
– Значит, вы похожи на бабушку, раз и фамилию ее взяли.
– В самом деле, похожа, только поняла я это, когда ее не стало. А в детстве я была уверена, что ни на кого не похожа. Одна такая, уникальная, похожая на саму себя. Любимая балованная внучка. Я выросла с бабушкой. У мамы были свои проблемы. Ей было не до меня. Ну, Вам, наверное, неинтересно слушать про мое детство.
– Очень интересно. Не каждый день встречаешь летающих девушек. Про них все хочется знать. – Малик заварил душистый чай и осторожно разливал его по хрустальным стаканам.
– Как замечательно пахнет чай. Забытый аромат, – Иветта поднесла к лицу стакан и с видимым удовольствием сделала глоток обжигающего чая. – Летать я научилась из крайней необходимости. Я очень скучала, а другого транспортного средства оттуда, где я сейчас нахожусь, нет. Меня отговаривали. Боялись, что разобьюсь. Но ничего, кажется, получилось. И по-моему, не плохо? А вы как считаете?, – она застенчиво посмотрела на него.
– Замечательно, просто замечательно, – Малик широко улыбнулся и подумал, что она совсем не такая задавака, как ему показалось.
– Расскажите, пожалуйста, как вы живете. Мне очень, очень интересно. Знаете, как странно получилось со мной. Когда я жила здесь, и все вдруг сразу и ужасно переменилось, я думала, что если попаду в другое место, в новое, незнакомое место, то не буду больше переживать о прошлом. Конечно, я знала, что такое ностальгия, но мне казалось, что я сумею справиться с ней. Я сумела справиться, – она тихонько засмеялась.
Малик не дал ей досказать:
– Я знаю, вы научились летать.
– Да, именно так. И теперь хотя бы раз в месяц я прилетаю сюда, чтобы посмотреть, на вас на всех. На тех, кто еще не уехал.
– И как? – Малик затаил дыхание. Ему вдруг стало необыкновенно важно, что ответит почти незнакомая девушка. Как будто от ее ответа могло что-то поменяться в его жизни.
Она помолчала, отвела глаза, попила чаю:
– Вы же знаете все сами. Мы встретились с вами там, у разрушенного дома. Я ничего не могу с собой поделать. Мазохистка. Наблюдаю за тем, как все превращается в прах, прямо у меня на глазах. Страдаю и не могу уйти совсем и оставить прошлую жизнь в красивом ностальгическом флере.
– Как вы изысканно выражаетесь.
– Это только с вами, я научилась уже по-другому тоже. Хотите послушать?
Малик в испуге отрицательно завертел головой.
– Нет, нет ни в коем случае.
В дверь позвонили. Малик вздрогнул. Он тихо на цыпочках подошел к двери, ему не хотелось принимать незваных гостей. За дверью Мустафа вытирал красную потную физиономию. Малик ни за что не хотел открывать дверь. Ему так хотелось продолжить беседу с Иветтой, а Мустафа настойчиво нажимал на кнопку звонка. Малик осторожно вернулся в кухню, чтобы попросить Иветту не производить лишнего шума некоторое время, и с разочарованием обнаружил, что девушка исчезла. В этом не было ничего удивительного. Малик знал совершенно точно, как ей удалось уйти. Она просто выпорхнула в раскрытое окошко, оставив на столе стакан с недопитым чаем.
* * *
Мустафа продолжал звонить в дверь. Звонки получались резкие, настойчивые, совершенно непохожие на те, к которым привыкла входная дверь Малика Гафура. Обычно немногочисленные знакомые и друзья Малика звонили очень деликатно и не более двух раз. Если хозяин не открывал двери, значит его нет дома, или по каким-то причинам он не желает принимать гостей, и самое разумное в этом случае не настаивать, а удалиться. Мустафе подобные мысли прийти в голову не могли. Да и просто мысли, как таковые, его посещали не так часто, лишь в экстремальных случаях. Не выдержал испытания Малик Гафур. Его тонкая нервная организация могла переносить серьезные нагрузки, но только при положительных эмоциях. Мустафа вызывал у Малика отрицательную реакцию. Гафур даже не пытался анализировать свои чувства по отношению к этому человеку. Малик распахнул дверь и встал на пороге, загораживая вход в квартиру. Мустафа попытался протиснуться в небольшое пространство, между Маликом и косяком двери, но не тут-то было. Забыв о своей обычной деликатности, Малик решительно оттолкнул Мустафу. Тот покраснел, насупился. Малик, прочитав, как в раскрытой книге, все, что творилось в душе у Мустафы, насмешливо спросил:
– А что, дорогой, ты пришел, чтобы пообщаться со своим телефонным другом? Соскучился?
Лицо Мустафы из пунцово-красного стало бледным. Он вспомнил железную руку, свой страх и мгновенно поменял тактику. Из напористого малого он вновь превратился в приторно льстивого раба.
– Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Может, лекарство нужно какое? Ты скажи. Мы поможем.
– Самое лучшее для меня лекарство – это не видеть ваши физиономии. Твою и твоего начальника.
– А начальник тебе привет передает, – голос Мустафы звучал вкрадчиво. –Просил тебя прийти к нему.
– Куда к нему? В Вашу жлобскую контору? – Малик сам удивился вырвавшему слову.
Мустафа не стал переспрашивать, он и так не понимал больше половины из того, что говорил Малик Гафур.
– Нет, дорогой, он тебя приглашает в кафе рядом с твоим домом. Сегодня в три часа. Хочет поговорить.
– Хорошо, передай ему, что я приду.
Малик с облегчением закрыл за Мустафой дверь, невольно прислушиваясь к удаляющимся тяжелым шагам. Прошел в комнату. Опустился в старое продавленное кресло и погрузился в невеселые мысли. «И почему я задержался здесь, почему не последовал примеру стольких своих знакомых и друзей, твердивших в один голос, что необходимо уехать, оставить все, хорошее и плохое, в прошлом, в этом городе, и начать все заново где-нибудь подальше отсюда? Почему я цепляюсь, как за старые изношенные, но такие любимые штаны, за свою ушедшую в небытие жизнь? Нужно что-то менять. Продолжать бороться с ветряными мельницами глупо и небезопасно». Малик встал, размялся, стряхнув с себя оцепенение, и взглянул на часы, стоявшие на буфете. Стрелки медленно продвигались вперед и через каких-нибудь пятнадцать минут достигнут срока, назначенного начальником Мустафы. Малик оделся, пригладил рукой еще густую шевелюру и напоследок взглянул в зеркало. Как всегда, остался недоволен своей долговязой и, как ему казалось, нескладной фигурой.
На улице весна вступила в свои права. У Малика немного кружилась голова, как это с ним происходило каждую весну, и он постоял, прежде чем подойти к кафе, в котором майор назначил ему свидание. Простенькое кафе, приобретшее в последнее время облик, схожий в чем-то с новым характером города. Название кафе говорило само за себя: латинскими буквами было написано искаженное французское слово «Papilon». И рядом мерцающее изображение бабочки, чтобы люди, не говорящие на иностранных языках, смогли догадаться о значении вывески. Несмотря на время суток, не располагающее к шумному веселью, из кафе доносились громкие звуки музыки. Майор в одиночестве стоял под вывеской и внимательно изучал обстановку. Как только Гафур появился в поле его зрения, он моментально заметил его и широко улыбнулся.
– А вот и наш дорогой Малик Гафур. Я надеюсь, вы не забыли взять с собой ваш уникальный мобильник. Я думаю, в республике можно по пальцам пересчитать людей, у кого есть такой же. Я не удивлюсь, если окажется, что подобный телефон есть только у вас.
Малик потер лоб, сетуя на свою забывчивость. Идя на назначенную встречу, он не подумал о главной причине пристального внимания к своей особе. Он оставил телефон на столе.
– Извините, я рассеян и забыл о том, что мой телефон вызвал у вас такой интерес.
– Не только у меня, дорогой Малик, но и у моего подчиненного Мустафы. Он до сих пор не может прийти в себя.
Малик улыбнулся. Когда-то Малик серьезно занимался психологией. Эта область очень интересовала его, и он даже подумывал о том, чтобы стать профессиональным психологом, но жизнь сложилась совсем не так, как он предполагал, и психология стала его увлечением. По тому, как майор оглядел его, взял под руку и увлек за собой в кафе, Малик сделал вывод, что майор хочет расположить его к себе. Малику стало смешно, потому что никакой информацией, сколько-нибудь интересной майору, он не владел. Войдя в кафе, майор зорко оглядел небольшой зал, оставил Гафура и прошел вперед с явным намерением найти служебный выход. Малик непроизвольно вспомнил, что волки в незнакомой обстановке, в закрытой норе обязательно будут искать второй выход, чтобы воспользоваться им в случае опасности. Удивительно, как люди определенной профессии повторяют повадки волков. Майор выбрал укромный столик, спрятанный за густой растительностью, и широким жестом пригласил Гафура. Потом он поманил пальцем официанта, мгновенно отозвавшегося на зов.
– Значит, так. Прежде всего, вы уберете эту дурацкую музыку, включите что-нибудь для фона, но без завываний, понятно я говорю?
Официант усиленно закивал.
– И принесите нам чаю с лимоном и с сахаром.
Гарсон почтительно изогнулся. Малик представил, какую физиономию он скорчил бы, если такой же заказ сделал он, Малик Гафур. Официант не стал бы со вниманием выслушивать Малика, как в случае с майором. Заслышав слово чай, он бы мгновенно исчез. С тем, чтобы через полчаса принести полный джентльменский набор, в который войдет все, чего захочет официант. От варенья до орешков и непременного «сникерса». А самый сладостный момент для гарсона – наблюдать за клиентом, у которого вытянулась физиономия при виде счета, и со злорадством следить за тем, как он выворачивает карманы, надеясь найти там чудом завалявшуюся купюру.
Малик в полной мере прочувствовал разницу между собой, сомнительной внешности ни к чему непригодным интеллигентом, и хозяином жизни – сангвиником майором. Не прошло и минуты, как на столе уже стоял чай с горкой сахара в хрустальной вазочке и тонкими ломтиками лимона на блюдечке.
– Дорогой мой Малик, я очень хочу, чтобы мы поняли друг друга. Мы же с вами умные люди. Вы же понимаете, что в наше сложное время, – майор придвинулся к Гафуру и фамильярно похлопал по плечу, – мы должны помогать друг другу. И, как там, поется в песне, «Все у нас будет, как надо!»
Малик сидел, скрестив руки на груди. Он чувствовал себя прескверно. Не любил он эту картинную позу, но ему хотелось показать майору, что он, Малик Гафур, закрыт для майора и для всех, ему подобных. По тому, как майор пристально взглянул на Малика, он понял, что послание дошло до адресата. Майор знает о намерениях Малика.
– Вы все усложняете, дорогой Гафур. Я вовсе не собираюсь вербовать вас или предлагать внедриться в стан наших врагов за рубежами нашей родины. Я попросил о встрече, причем в вежливой форме, чтобы услышать от вас разъяснения по поводу некоего звонка с вашего мобильного телефона. Заметьте, я был с вами очень корректен, хотя не скрою, у меня есть возможность, – майор выпрямился и значительным тоном продолжил, – есть кое-какие возможности, не буду скрывать, говорить с вами другим образом и в другом месте.
Малик не отвечал и казался погруженным в свои мысли, ничего общего не имеющие с майором.
– Напрасно, господин Гафур, вы так упрямы, вы же знаете, мы найдем способ развязать вам язык. К тому же мы знаем некоторые подробности вашей личной жизни, – майор захихикал, что совершенно не вязалось с его солидной внешностью. И все сказанные им грозные слова о невероятных возможностях показались Малику дешевым фарсом. – Мы знаем, что вы посещаете секту кришнаитов. Занимаетесь там всякой ерундой. Поклоняетесь богу со слоновьей головой. Я даже имя его запомнил. Сейчас, сейчас, напрягу память. Га, га…
– Ганеша, – не выдержал Малик.
– Он самый, ха-ха. Как только взрослому умному человеку такое в голову могло прийти! Слону какому-то поклоняться, – майор окончательно развеселился.
– Здесь хоть слон. Большой, сильный. А вот как вы поклоняетесь доллару? Это мне объясните. Он у вас самый главный бог. Разве я не прав?
Майор вспыхнул. Появилось желание дать этому дохляку под дых, чтобы не рассуждал о том, о чем не имеет ни малейшего понятия. Вспомнил о своей задаче – расположить к себе Гафура, вспомнил, некстати, о физиономии с мобильника и почти миролюбиво сказал:
– Не будем препираться, у каждого из нас свои ориентиры. Например, Мустафе мой выбор покажется вполне естественным, в отличие от вашего.
Малик впервые внимательно посмотрел на майора и удивился. Майор вдруг показался ему несчастным замордованным человеком, когда-то отказавшимся от себя в угоду ненасытной родне. Но только лишь на одно мгновение.
Майор собрался с мыслями:
– Я и без вашей помощи могу все выяснить. К нам поступил сигнал из еще одного источника. Я хочу вам помочь, – майор, заметив, что Малик не прикоснулся к чаю, стывшему в армуды, пододвинул его к Гафуру, приглашая таким образом поверить в его искренность.
Малик демонстративно отодвинул от себя стакан.
– Ну и почему же вы не воспользуетесь источником, как вы сейчас выразились?
– А потому, что я профессионал и хочу иметь полную картину. Вы должны меня понять. Что мы все вокруг да около ходим.? С вашего мобильного телефона звонили в тот день, когда украли сына нашего уважаемого и всеми горячо любимого Джаил муаллима. Мальчика нашли потом на заброшенной даче, и только после того, как отец выплатил приличные деньги, причем в долларах. Так презираемых вами долларах.
– Я этого не говорил, я просто сказал, что эти деньги стали вашим богом.
– Дорогой, да кем вы себя воображаете? Кто вы такой, чтобы читать мне мораль и судить меня? Да я вас в порошок сотру, если захочу, – майор возвысил голос. В своей ежедневной рабочей практике он так отвык от диалога на равных, что не мог вытерпеть ни малейшего сопротивления собеседника. Вновь призвав себя к порядку, он продолжил. – Сейчас не об этом. Самое главное, Гафур, звонок к родителям мальчика с требованием о выкупе был сделан с вашего телефона. Вы понимаете, Гафур? Понимаете, что это очень серьезно? У нас есть доказательство того, что вы преступник, Гафур, опасный преступник. Кто знает, может, вы к тому же связаны с террористами? Признаюсь, когда я в первый раз увидел вас, то подумал, что это нелепая ошибка. Конечно, мне захотелось расспросить Вас и поиграть немного. Ну, знаете, как кот играет с мышью. Тем более, что мышь попалась интересная. – Майор помолчал, громко отхлебнул чаю. – Ну что взять с такого, как Вы? Вы на себя в зеркало когда последний раз смотрели? Давно, наверное. Посмотрите, и вам будет понятно, почему я стал сомневаться. Но когда я увидел ваш мобильник, то меня вдруг осенило. Я подумал, а это же гениально задуманный план. Берут такого вот недотепу, как вы, анахро-низм, – майор запнулся на сложном слове, привыкнув в последнее время обходиться минимальным набором простейших слов, – анахронизм, – повторил он уверенней, – можно сказать, и делают из него страшное оружие. Мозги то у него есть. И идейный к тому же, слон у него всем заправляет. Вот такая персона им, террористам, больше всего и подходит. А начать решили с малого, мальчишку украли. Тренинг своего рода. Да и деньги, опять же.
– Слушаю вас и не понимаю, как вы с вашим воображением работаете в такой серьезной конторе. Вам же нужно придерживаться фактов, ведь так? А вы целый роман придумали на пустом месте. Сразу бы спросили меня про звонок. И я бы ответил, что дал позвонить со своего телефона незнакомому человеку в черном. Дайте припомнить. Да, это было в пятницу, на прошлой неделе. Обычно я в пятницу покупаю газету. В ней всегда бывает телевизионная программа. Я и запомнил этот день. Человек позвонил. Сказал что-то вроде « жду до полуночи» и разъединился. Он даже заплатил мне, хотя я и выкинул эту бумажку. Она жгла мне руки. Но в тот момент я не мог представить, что речь идет о преступлении. Вы мне верите?
Раздался мелодичный звонок мобильного телефона. Майор вытащил аппарат, поморщился, увидев на табло «Мустафа», и тут же отключил телефон.
– Я не верю ни единому вашему слову. И как я могу поверить? Послушайте, то, что вы сейчас рассказали, совершенно лишено всякого смысла. Зачем преступнику понадобился ваш телефон, если на каждом углу стоят люди и умоляют позвонить с их мобильного телефона за плату? Это же их бизнес. Понимаете, Гафур, бизнес. С такого телефона звонить совершенно безопасно, потому что у телефонной мафии выработана стройная система скидок и анонимных звонков. Я не буду сейчас подробно об этом говорить. А этот идиот преступник, как вы пытаетесь меня уверить, звонит с вашего мобильника, при этом платит за звонок и рискует быть узнанным, потому что вы сможете при случае описать его приметы. Так? Я правильно вас понял? Единственное, во что я могу поверить, так это в то, что вы могли выбросить мелкую купюру.
– Я не знаю мотивы преступника. Я не так часто, в отличие от вас, сталкивался с мошенниками. Я не могу сказать, какие у него были причины для того, чтобы попросить меня о звонке. Но я рассказал то, что было на самом деле. И мне нечего более добавить к сказанному.
Малик решительно встал, заставив тем самым майора поступить так же.
– Я надеюсь, что вы разберетесь с этим делом и оставите меня в покое, – Гафур нервничал.
– Я тоже на это надеюсь, но мне почему-то кажется, что мы еще будем встречаться. Не уезжайте из города. Считайте, что я взял у вас подписку о невыезде. У меня к вам еще много интересных вопросов, – майор многозначительно покачал головой и, оставив под чайником плату за чай, стремительно вышел из кафе.
Мустафа был чрезвычайно подавлен. С ним опять произошел невероятный случай. Он страдал, прикидывал, как получше рассказать своему мудрому шефу о том, что происходит с ним, Мустафой, и ничего не мог придумать. А случилось вот что.
Мустафа получил от майора ответственное задание. Он должен был выманить Гафура на свидание к майору в кафе, а сам, тем временем, покопаться без особой спешки в нехитрых пожитках Малика. Авось, да найдется какая-нибудь маленькая зацепка. И тогда Гафур не отвертится, ему придется выложить все. Мустафа подготовился к своему первому ответственному заданию со всевозможной тщательностью. Он запасся отмычками, выданными ему майором для проведения этой ответственной операции. Проследил, когда Гафур вместе с майором войдут в кафе. Открыть дверь не составляло никакого труда. При желании ее можно было просто посильнее поддать плечом и готово.
Ах! Если бы только несчастный Мустафа мог догадаться, что ожидает его в квартире, с виду совершенно безобидной, он бы убежал в ту же самую минуту. Мустафа только вошел и тихонько закрыл за собой дверь, как услышал ненавистный и уже хорошо знакомый телефонный звонок, имитирующий щебетанье птиц. Он развернулся, чтобы выскочить поскорее из ловушки. Он теперь не сомневался в том, что это была западня, в которую заманили его, простого парня. Но не тут было. Телефон перестал звонить, и прямо перед побледневшим Мустафой возник тот самый тип, чья железная рука сжимала горло Мустафы каждую ночь. Он просыпался в холодном поту и долго еще не мог понять, сон это был или явь. Странный незнакомец приблизился к Мустафе. Взял его за шиворот, поднял высоко над собой, повертел, как будто хотел забросить далеко-далеко, затем передумал, и опустил на пол. Внимательно оглядел его с головы до пят.
– Я же говорил тебе, чтобы ты не мучил Малика. Говорил?
Мустафа попытался ответить, но не смог. Он сипел, тряс головой, однако звуки отказывались складываться в слова.
– Я не люблю повторять дважды одно и то же, и вообще эта история мне порядком надоела. Я торчу здесь уже десять дней, хотя должен был давно… Да… тебе это не касается. Поговорим о тебе, Мустафа. Если я не ошибся в своих предположениях, тебе приказали подбросить Гафуру кокаину. Старый испытанный трюк. У твоего майора свои методы, и он не хочет ничего менять. Работает по старинке. Я бы мог его кое-чему научить. А ты знаешь, кто я? А, Мустафа? Тебе не страшно? Вижу, вижу, хочется провалиться сквозь землю. У тебя еще будет такая возможность. Провалишься, не сомневайся. А сейчас расслабься, твоя дубленая шкура мне не нужна. Пока. Живи. Вот только в следующий раз, когда тебе захочется, или, может, прикажут сделать какую-то гадость, вспомни обо мне. Ха-ха, а я тебе помогу, чем смогу.
Тут незнакомец засмеялся, заскрежетал металлическим смехом, от которого Мустафа потерял сознание. Он пришел в себя только когда услышал звук открываемой двери. Он сел, вспомнил, что впопыхах забыл закрыть дверь. Малик стоял на пороге и хлопал глазами. Он был готов ко многим сюрпризам. Странная мысль о том, что Мустафа тоже умеет летать, как Иветта Кетлинг, посетила его, но тут же упорхнула. Мустафа поднялся, кивнул Гафуру и, пошатываясь, вышел. Малик машинально закрыл за ним дверь.
Всю неделю Гафур размышлял над странностями своей судьбы. Когда-то, будучи совсем молодым, он ясно представлял себе, как счастливо и удачно сложится его жизнь. Сколько полезных, а может быть, и уникальных открытий он сделает, как осчастливит все человечество. Особенных открытий он не сделал, единственную любовь упустил по собственной глупости. Все события происходили у Малика эволюционно. Ни каких бурных революционных переворотов. Резкие изменения в жизни Малика, бурные неуправляемые и от того особенно страшные стали происходить с той поры, как поменялась жизнь его города. Малик никоим образом не мог повлиять на ход событий. Его натура пассивного созерцателя не терпела активных, а тем более насильственных действий. Он, как всегда, занимался анализом происходящего, но с горечью стал осознавать, что скоро ему не с кем будет поделиться результатами своих наблюдений. Круг его общения сужался, и не только потому, что он становился старше и труднее сходился с людьми, а по той простой причине, что многие его друзья и хорошие знакомые, не умея бороться с враждебным окружением, оставили поле боя. Уехали и вряд ли вернутся. Мысль о том, чтобы уехать самому, посещала его, но не приводила к конкретным действиям. Для того, чтобы превратить в реальность смутно бродившее в нем желание, освободиться от навязанной ему извне новой реальности, нужно было суетиться, собирать массу бумаг, изворачиваться, кому-то что-то доказывать. Только вообразив всю дорогу, которую необходимо пройти, прежде чем окунуться по макушку в полную неизвестность, он приходил в ужас. Не мог Малик принудить себя к активным действиям. «И потом, – успокаивал он себя, – почему все так уверены, что там, в неизвестности, будет лучше? Я же из другого племени, из другого теста. Там мне все будет чужим!». Разжевав и покрутив это заключение, он неизменно под конец спрашивал себя: «А здесь? А здесь тебе все родное и близкое?» – и ему становилось еще хуже.
Представить себе его сегодняшнее окружение родным значило для Малика расписаться в собственной ничтожности. Последнее его увлечение кришнаитами позволяло иногда жить в параллельном мире, где все радостны, веселы, доброжелательны и озабочены лишь духовными проблемами. Совершенство души, отказ от мирского так захватили Малика, что Ганеша-слон, вызвавший у майора приступ веселья, стал другом и советчиком Гафура. Лишь в последние недели Малик стал замечать, что в их маленькой общине, пропахшей благовониями и цветами, тоже есть место чувствам, далеким от совершенства. Момент прозрения совпал со странной историей, происходившей с ним. Слон Ганеша, маленькая статуэтка на тумбочке в спальне, не смог оказать посильную помощь и только грустно глядел на Малика.
Майора вызвал к себе начальник. Официальным тоном, без обычного зубоскальства, он произнес:
– Хочу предложить тебе, дорогой майор, написать заявление об уходе по собственному желанию. Я думаю, что, обдумав положение, а ты человек опытный, согласишься со мной. Ты понимаешь, что самое лучшее для тебя в сложившейся ситуации уйти.
Начальник говорил спокойно, не поднимая глаз от бумаг, разбросанных на столе. Майор задохнулся от возмущения. С ужасом почувствовал приближение приступа астмы. Постоял несколько минут, стараясь справиться со своим физическим состоянием. Медленно проговорил, не узнавая собственного голоса:
– А что я такого сделал? Объясните мне, за что вы меня увольняете? Я что, не выполняю своих обязанностей или ваших поручений? За что? Я был вашим преданным псом столько лет!
– Ну зачем так переживать. Тебе вредно. Здоровье у тебя уже не то. Да ты сам знаешь, – начальник наконец поднял на него глаза. – Послушай, ты же умный человек!
При этих словах майор невольно вздохнул, вспомнив, что точно те же слова, с похожей интонацией он говорил всего лишь несколько дней назад Малику Гафуру.
– Как оказалось, не очень умный, если бы был умным, то не оказался бы в этой ситуации.
– В этой ситуации может оказаться любой из нас, – начальник вдруг высказал мучившие его сомнения, которыми не собирался ни с кем делиться.
– И кто же придет на мое место? – почти с издевкой спросил майор, уверенный в ответе.
– Ты мог бы и не спрашивать меня об этом, и так все ясно.
– А вы не боитесь, что завтра ваш Мустафа, ведь это его сажают на мое место, захочет подняться выше и тогда уже Вам придется писать заявление об уходе? А Вы старше меня, разве не так? И вам вряд ли удастся найти себе другое применение.
– Не забывайся, майор! Я предложил тебе по-хорошему написать заявление. А если ты сейчас начнешь рассказывать мне о моем трагическом будущем, то у меня обязательно возникнет желание самому позаботиться о тебе.
Начальник вышел из-за стола. Выпрямился во весь небольшой рост. Он с вызовом смотрел на майора, всем своим видом показывая, кто является хозяином просторного кабинета, сплошь заставленного пухлыми канцелярскими папками. На стене висел большой портрет президента. Пристрастия самого владельца кабинета не проявлялись ни в чем. Единственная деталь, напоминавшая о том, что и начальнику свойственны некоторые чувства –фотография жены и детей в аккуратной рамке, стоявшая на столе. Правда, даже эту маленькую уступку своей человеческой природе начальник сделал после того, как увидел такую же рамочку в кабинете у еще большего начальства.
Майор ощутил всю тщетность своих усилий. Испытал чувство, очень похожее на жалость, еще раз внимательно оглядев своего начальника. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица. Не удержался от злорадства, представив, как на доклад к начальнику вместо него, понятливого и в меру воспитанного майора, будет приходить Мустафа.
– Подготовься. Сдашь дела в пятницу. И постарайся ввести его в курс дела. Прошу тебя по-хорошему. Ты же знаешь не хуже меня, что может быть и по-плохому.
Майор кивнул, соглашаясь. Позволил себя лишь чуть улыбнуться краями губ. Начальник вскинул брови. Но удержался от реплики. Он был не дурак и понимал, что « ввести Мустафу в курс дела» – задача невыполнимая даже для такого опытного старого волка, как майор.
Домой майор пришел раньше обычного и поразился неприкрытому неодобрению, написанному на лицах близких. Никто не ждал его в неурочный час, и вместо привычного свежезаваренного чая, ему пришлось удовольствоваться минеральной водой. Жена не скрывала удивления и продолжала заниматься обычными делами: сериалами и болтовней по телефону.
Улегшись на диване, майор попытался проанализировать ситуацию и разработать план кампании. А то, что ему придется начать военные действия, он не сомневался. Старый, затасканный девиз «Лучшая форма защиты –это нападение» оставался актуальным и в новые времена. Майор частенько использовал его на практике. Как опытный стратег он знал, что у самого несокрушимого соперника непременно есть уязвимая точка. Но для начала нужно определиться с соперником. Кого выбрать в качестве противника? Начальника, старого поседевшего в интригах и подковерных играх чинушу или «девственного» Мустафу? Поистине шекспировский вопрос. После долгих и мучительных раздумий майор остановился на Мустафе. Во-первых, потому, что своего начальника он успел изучить за много лет совместной деятельности и знал, что тот не сделает подлости без особой необходимости. А во-вторых, если Мустафа будет работать в управлении, то очень скоро там не останется ни одного работника, не являющегося членом родового племени Мустафы. И тогда у майора не будет даже призрачной надежды на возвращение. «Дитя природы. Что с него возьмешь?» Поразмыслив еще немного, майор пришел к парадоксальному выводу, что более грозного соперника у него не было за всю его сознательную жизнь. Мустафа на глазах вырастал в мощную, непредсказуемую фигуру. Он способен был преодолевать серьезные препятствия, не затрачивая при этом никаких особенных усилий. По большему счету затрачивать было нечего. «Вот если бы мне удалось обвинить Мустафу в связи с похитителями мальчика или, на худой конец, с террористами, вот тогда можно было возвращаться обратно, если не на белом коне, так хоть на белом мерседесе. Глядишь, и в звании повысят. И жена станет опять внимательной и заботливой. Главное найти доказательства. Самое лучшее доказательство – это кассета с его голосом. Майор, взбодрись и не забывай, что на войне все средства хороши. Не постеснялся же Мустафа выкинуть тебя из теплого гнезда. Захотел стать хозяином твоего кабинета и стал им. Так что будь добр, оставь свои манеры Малику Гафуру и ему подобным» Подробно разработав план, наметив действующих лиц, майор приступил к его осуществлению. Вечером он встретился с доверенным агентом, выполнявшим самые щекотливые поручения майора на протяжении двадцати лет. Маленький, толстенький, с блестящей потной лысиной, беспрерывно подсмеивающийся и потиравший руки человечек сыпал словами и изредка взглядывал на непривычно молчаливого майора. Человечек догадался, что с майором происходит что-то из ряда вон выходящее, но не смел ни о чем спрашивать. Обычно все вопросы в их нечастых беседах задавал майор.
– Вот тебе клиент. Профиль, анфас. Вот здесь все данные: адрес, телефон. Мне нужен на него копромат. Связь с террористами и похитителями. Кстати, я не исключаю, что последний случай с мальчиком, ну, ты слышал, наверное, как-то связан с ним. Я понятно все изложил или есть вопросы? – майор нервничал, понимая, что агент всегда найдет возможность вовремя переметнуться на сторону более сильного покровителя.
Человечек потер ладошки, взял в руки фотографии и стал внимательно разглядывать их.
– А разве это не ваш новый сотрудник? – человечек постарался спросить равнодушным тоном. Деланное равнодушие больно задело майора.
– Какая тебе разница, новый или старый. Это нехороший человек. Он хочет зла всем нам. Не только мне, не думай. Ты тоже можешь остаться не у дел.
Агент еще раз поднес к лицу фото и внимательно посмотрел на него.
– А по виду не скажешь. Вид у него очень неказистый.
– В этом я с тобой соглашусь. Я не буду тебя учить, как все организовать. Ты сам знаешь, не маленький. Но учти. Если начнешь вилять и захочешь поменять хозяина, то я тебя все равно найду и накажу. Ты меня знаешь.
Человечек вскинул на майора заплывшие маленькие глазки, поморгал и расплылся в благодушной улыбке.
Мустафа целый день лежал в занавешенной комнате. Он запретил входить к нему, и лишь когда неожиданно позвонил самый влиятельный в роду Мустафы родственник, он взял трубку и слабым голосом попробовал изобразить ликование. Сановник, ожидавший более бурного восторга от неслыханной милости, казался недовольным:
– Мустафа? Ты хоть понимаешь, что я тебе говорю! Тебя назначают на место твоего начальника, майора. Ты же так этого хотел. Ты что, не рад? Мустафа! Смотри, а то я начинаю уже жалеть, что обидел такого нужного человека. А может, мне передумать? Как, Мустафа?
Мустафа, преодолевая страх, головную боль, залился соловьиной трелью, разрядившей обстановку.
– Ну вот, я начинаю узнавать своего Мустафу. Через недельку зайдешь ко мне. Я хочу тебе дать наставления. Как старший.
Мустафа повесил трубку. Постоял, покачал головой. Разве мог он подумать, что тот самый миг, которого он ждал с таким нетерпением, почти со страстью, станет для него одним из самых несчастных в жизни. «Ты пропал, Мустафа, ты попал в услужению к диву и будешь у него в рабах остаток жизни. За что? Что я такого сделал? Ничего особенного, то же, что и все другие делали бы на моем месте».
На следующее утро, в белоснежной сорочке, темном костюме и галстуке, удавкой охватившей шею, Мустафа зашел в кабинет теперь уже непосредственного своего шефа. Тот, при виде свежеиспеченного начальника отдела откинулся на спинку кресла, широко развел руками:
– Как растут у нас кадры. Кто бы мог подумать, что так скоро Вы дорастете до начальника отдела! Поздравляю Вас от всей души! – в голосе шефа прозвучала издевка.
Мустафа стоял не двигаясь, вытянув руки вдоль туловища. Он боялся сильно пошевелить головой, да и галстук ограничивал возможность маневра. Он улыбался своей привычной льстивой улыбкой, похожий на китайского болванчика. Поблагодарил несколько раз, сильно преувеличив заслуги шефа в своем назначении, и уже собирался выходить.
– Майор сдает дела, и я хотел бы, чтобы вы внимательно ознакомились с делом о похищении мальчика. Мустафа, вы хорошо знаете нашего уважаемого Джаил муаллима, отца мальчика, и как он заинтересован в том, чтобы мы скорее нашли похитителей, – шеф говорил благожелательно, стараясь не выдать своего презрительного отношения к Мустафе.
– Я знаю, дорогой начальник, я все сделаю в лучшем виде. Не сомневайтесь. Вы не пожалеете, что назначили меня на такую высокую должность, – Мустафа поднял глаза к потолку.
Опустив глаза и наткнувшись на холодный взгляд шефа, он пятясь, вышел из кабинета. Мустафа медленно, расслабленной, несвойственной ему походкой, шел по коридору. Одно отчетливое желание руководило всеми его действиями. Ему вдруг захотелось скрыться от всех навалившихся на него разом проблем, сесть где-нибудь под тутовым деревом у родника и насладиться кристальным воздухом, тутовой водкой и неспешной беседой. Впервые за все время его пребывания в столице он вдруг вспомнил о том, что потерял. Он очнулся после того, как почувствовал на плече тяжелую руку майора.
– А вот и ты, уважаемый Мустафа. Ну как тебе на новом месте работается, доволен? Небось, в зобу дыханье сперло от радости. Не вижу, однако, проявлений восторга!
Мустафа с опаской смотрел на майора. События произошли так стремительно, что он не успел решить для себя, как ему вести себя с майором. Прежняя подобострастная манера уже не подходила, а стать наглым Мустафа побаивался. Майор был второй после монстра с железной рукой персоной, внушавшей Мустафе необъяснимый страх.
– Ну что вы, начальник.
– Какой я тебе начальник, Мустафа. Ты же спал и видел, как сесть на мое место, – майор выплеснул переполнявшие его чувства и тут же пожалел о сказанном. Для ведения военных действий ему необходим был нейтралитет. Мустафа не должен был догадываться о коварных планах майора.
– Ну, дорогой Мустафа, ты же понимаешь, что я шучу. Я только хочу поздравить тебя, порадоваться за тебя. – Майор опустил глаза. – Ну, пойдем, дорогой, в твой кабинет и я расскажу тебя, что нужно делать ближайшие две недели.
Мустафа покорно проследовал за майором. Майор сел на стул, приглашая красноречивым жестом Мустафу занять кресло, еще день назад бывшее его, майора, креслом. Удобно устроив локти на столе, и пристально глядя на Мустафу:
– А теперь, дорогой, расскажи мне подробней, что сумел узнать у нашего друга Малика Гафура. И как ты собираешься искать преступников? Расскажи по старой дружбе. А, Мустафа? Друг ты мне или нет? – майор раздвинул губы в гримасе.
– Друг, друг, дорогой начальник. Конечно, друг. Только я думаю, что мы этих преступников не поймаем. Все равно не поймаем. И как мы их поймаем? Где мы их будем ловить? А Малик Гафур – хороший человек, я это точно знаю.
– Откуда ты знаешь, что он хороший человек? Ты что-то не договариваешь, – майор впился взглядом в бегающие глазки Мустафы. Хотел было закричать, но вспомнил, что роли поменялись, и почти ласково продолжил: – ну, Мустафа, это в твоих интересах. Так я смогу помочь тебе, если все буду знать. Ты понимаешь?
Мустафа колебался. На лице бродила забытая льстивая улыбка, однако непривычная для Мустафы напряженная работа происходила в голове. По тому, как он не мог остановить взгляд, руки перебегали с одного предмета на другой, майор догадался, что попал в точку. Мустафа скрывает от него нечто такое, что, вероятно, могло сослужить майору большую службу. А именно вернуться в родное, ставшее вдруг таким желанным, кресло. Нужно приложить еще одно маленькое усилие, чуть надавить на бывшего подчиненного, и он расколется, как переспелый арбуз.
– Мустафа, дорогой, давай вместе отправимся к Гафуру, и я помогу тебе вытрясти из него все, что нам нужно. Ты увидишь!
– Нет, нет, только не к нему! – Мустафа съежился, – Только не к нему!
– Да не тяни резину, выкладывай, что ты там увидел? Черта что ли?
Мустафа остановил взгляд на майоре, открыл рот, посидел так минуту, прежде чем решился кивнуть в ответ. Майор внимательно, оценивающим взглядом оглядел маленькую фигурку Мустафы, превратившегося в того, кем он был на самом деле: потерянного крестьянина, заблудившегося в городских джунглях. « Все в порядке, майор, можешь спать спокойно. Мустафа теперь также опасен, как жертвенный барашек с красным бантом».
Далее события развивались так стремительно, что все действующие лица этой незамысловатой истории вряд ли успели до конца понять сплетенную интригу, навязанную извне. Каждый, исходя из своих убеждений и прошлого опыта, сделал выводы. Малик впоследствии решил, что Ганеша проснулся и решил повлиять на ход событий. Майор, не веривший ни в бога, ни в черта, приписал все произошедшее своему незаурядному таланту и выдающейся проницательности. Мустафа все свалил на дива, волшебным образом, вмешавшегося в его, начинавшую набирать обороты, столичную жизнь.
В понедельник, в тот самый, нелюбимый многими, в том числе и майором день, в бывшей конторе майора с самого утра начался страшный переполох. Неизвестный позвонил и заявил, что в здание заложили бомбу и через час она взорвется. Никаких требований звонивший не выдвигал. Просто сообщил о бомбе будничным тоном. Дежурный, получивший звонок, отреагировал мгновенно. То есть, он сделал то, что полагалось по должности: он передал информацию далее по цепочке. Когда информация дошла до лица, способного принимать решение, прошло еще тридцать минут. Большой начальник, выслушав сообщение, первым делом вызвал машину со своим шофером к подъезду, а затем отдал распоряжение выяснить, откуда был сделан звонок, и лишь потом приказал всем, кто находился в здании, немедленно покинуть его. Сотрудники не стали просить себя дважды, и через каких-нибудь пять минут здание, похожее на муравейник, обезлюдело. Впечатление это было обманчивым. Несколько оперативников, одетых в гражданское, находились в удобных для наблюдения точках. Одним из них был майор, срочно вызванный по такому случаю своим бывшим начальником. Рядом с ним вертелся маленький, толстенький человечек с потной лысиной, постоянно что-то нашептывающий ему на ухо. А вот Мустафу с миром отпустили домой, чтобы он не мешался под ногами. За десять минут до заявленного взрыва на противоположной от здания стороне дороги остановилась машина. Старая неприметная «шестерка». Водитель вытащил газету и погрузился в изучение объявлений. Еще один «жигуленок» остановился у здания, и когда молодой человек, по всем приметам очень спешивший, выскочил из машины, к нему подошли двое. Молодой человек закричал, пытаясь вырваться из цепких рук оперативников. Майор сел в машину, осторожно потрогал ключ, торчавший в замке зажигания. Молодой человек затих, обречено ожидая взрыва. Майор продолжал работать. Когда майор закончил, намокшая от пота рубашка прилипла к телу, а осунувшееся лицо вдруг стало значительным. Он с трудом вылез из машины и некстати подумал, что Гафур в тот памятный день не притворялся. Так же, как не притворялся сейчас майор. Ему было очень тяжело сделать первый шаг. Машина, стоявшая напротив, сорвалась с места, но ей немедленно перекрыл дорогу невесть откуда взявшийся громадный грузовик. Ситуация разрешилась. Пойманная банда промышляла разными делами. Совершенно неожиданно была выявлена их связь с похитителями мальчика. Майора не просто вернули на прежнее место, но и наградили за проявленную находчивость и смелость. А Мустафа возвратился в родную деревню. Что самое удивительное, захотел вернуться он сам, по доброй воле.
Как-то через несколько месяцев после описанных событий майор решил нанести визит Малику Гафуру. Он долго звонил в старую обшарпанную дверь, прежде чем Малик, беседовавший на кухне с Иветтой, открыл дверь. Иветта тут же выпорхнула в окно, а Малик приготовился к непростому разговору.
– Ну, здравствуй, Гафур, родной мой! – Майор широко улыбался.
Малик с недоумением глядел на майора, ожидая подвоха.
– Здравствуйте. Признаюсь, я не жаждал встречи с Вами.
– Красиво выражаешься, Гафур. Жаждать. Я уже и не помню, кто в последнее время жаждал со мной встречи, – майор отвел взгляд, задумавшись.. – Нет, решительно не помню. Никто, вероятно. А вот я, можно сказать, искал встречи с тобой, с Вами, Гафур. Может, Вам это покажется странным. Но я немного поменялся. И в этом ваша заслуга или, скорее, вина. Я теперь уже не так уверен во всем, как раньше. Я стал иногда сомневаться.
Малик, не готовый к тому повороту, сделал жест в сторону кухни.
– Прошу Вас. Могу напоить Вас чаем. Он еще не остыл.
Майор с любопытством огляделся.
– А у Вас, Малик, я вижу, были гости. Пирог с кишмишом, мой любимый.
– Да, были. – Малик замялся. – Угощайтесь.
– Можете не отчитываться, – подобревший майор был великодушен. – С Вас сняты все подозрения. Преступник найден, и я пришел сказать Вам об этом.
– Спасибо, майор. Я не ожидал, признаюсь, что все так благополучно закончится. Я собирался … – Гафур замолчал. – Собирался уехать. Мне казалось, что я все равно не смогу Вам ничего доказать. Мы такие разные люди. Живем в разных измерениях.
– Да, в самом деле. А куда Вы собирались уехать, если не секрет, – профессиональный азарт майора взял вверх над вежливостью.
– Во-первых, секрет, а во-вторых, вы решите, что у меня шизофрения.
– Не беспокойтесь, Гафур, я и без ваших признаний думаю, что психика у вас неустойчива, так что смело говорите о ваших планах.
Раздался звонок. Гафур вспомнил о злосчастном телефоне, забытом на тумбочке. Он зазвонил впервые после визита Мустафы. Майор встрепенулся.
– Ну, что, Гафур, напоследок мне очень хочется поговорить с вашим таинственным другом, так сильно напугавшим Мустафу.
Малик принес телефон, продолжавший настойчиво звонить, и спросил у майора прежде, чем нажать на кнопку ответа:
– А Вы действительно хотите поговорить с этим, – Малик запнулся, – этим человеком?
Экран загорелся синим ярким светом, и странное безжизненное лицо, возникшее на экране казалось еще мертвее.
– Ха-ха, я вижу, вы подружились. Я так и предполагал. Противоположности притягиваются. Ну что, друзья, именно такой расклад меня больше всего устраивает. Дорогой Гафур не будет таким чистоплюем, а майор не станет законченным злодеем и оставит мне мои обязанности. А любезный моему сердцу Мустафа отправился туда, где и полагается быть такому «чуду природы». В родные края, на волю. Задержался я с вами. Удаляюсь. Вернусь, когда захочется в следующий раз развлечься. Не скучай, майор.
Связь завершилась. Экран задымился, и через несколько минут от телефона осталась кучка пепла. Майор допил в молчании чай, протянул на прощание Гафуру руку, которую тот, поколебавшись, пожал.
А Малик Гафур в тот день долго бродил по городу, пытаясь услышать голоса старых, еще не рассыпавшихся в прах зданий. Казалось, что дома смирились со своей участью и чутко прислушивались к каждому незнакомому шагу, зная по своему горькому опыту, что вслед за любопытным человеком может последовать армия ликвидаторов, несущих им разрушение и смерть. Гафур чувствовал себя одним из таких домов, солдатом старой гвардии, отслужившим свой век. Вернувшись домой, он с огорчением увидел разбитого Ганешу, сваленного порывом ветра, и в этом распознал последний, самый главный признак того, что он свободен от прошлой жизни, от старого города, от себя прежнего. Он может теперь уехать, улететь, он сможет начать все сначала, с нуля….