Читать книгу Перевёртыш - Хлориди Тор - Страница 1
ОглавлениеДверь медленно закрылась, проглотив прямоугольник света на асфальте. На улице воцарилась темнота. И в темноте зацокали каблуки, сбивчиво и торопливо. Шаг, шаг, шаг. Почти бегом.
Слева дома, справа дома – тишина и темень. Только где-то вдалеке звуки проезжающих машин. И ни души! Кроме этих торопливых звонких шагов.
Если бы кто-то сейчас посмотрел сверху, он наверняка бы не понял, что на этой пустой и темной улице забыла шикарно одетая дамочка? А дамочка неслась не разбирая дороги, спотыкаясь на каблуках, подтянув повыше узкую длинную юбку. Неслась, словно за ней черти гнались. Дыхание сбивалось, крошечная сумочка, болталась на длинном ремне, перекинутом через локоть. Шляпка с вуалеткой так и норовила сползти на глаза, окончательно закрыв обзор, и без того скудный на темной улице. Дамочка бубнила ругательства себе под нос, поправляла на бегу шляпку, но темпа не сбавляла.
Уже подбегая к выходу из переулка, она перешла с полубега на шаг, а выйдя на освещенную улицу и вовсе остановилась. Проносились машины, куда-то двигались припозднившиеся пешеходы… Жизнь, как жизнь, ничего особенного, кроме этой странной, словно из прошлого века, высокой дамы под вуалью.
Она внимательно осматривала дорогу. Было понятно, что она кого-то ждет, но этот кто-то отсутствовал.
Сдавленно чертыхнувшись, незнакомка выудила из сумочки мобильник и, взглянув на него, зачертыхалась еще отчаянней.
Номер она набирала, гарцуя на месте, как застоявшаяся лошадь, а когда в трубке отозвались, без предисловий перешла к делу. И немногочисленные в этот час прохожие предусмотрительно обходили ее подальше.
– Где машина-то? На каком углу? Он чего, охренел?! Мы с тобой как договорились, что он будет здесь! Здесь, а не на углу! Где я здесь сейчас бегать буду? У меня максимум полчаса! Где я… Блин, что?! Ладно, пусть сюда едет. Да. Да, жду.
Не обращая внимания на шарахающихся прохожих, дамочка сунула телефон в сумочку, достала сигареты и зажигалку. Однако попытка успокоить нервы сигаретой едва не закончилась катастрофой, потому что дешевая китайская зажигалка, выпустив высоченное пламя, едва не подпалила, свисающую со шляпки почти до середины носа ночной дивы, тонкую вуалетку.
– Да что за нафиг-то?!!! Ох ты ж… – дамочка отпрыгнула от края проезжей части.
Из аж взвизгнувшей рядом с ней тормозами машины машины на нее голодными глазами таращилась бритоголовая морда. Морда была широкой, складчатой, небритой и со следами похмелья.
– Эй, красивая! Садись, куда тебя везти-то? – мокрые губы бритоголового растянулись в лягушачьей улыбке.
Но ни широкий жест, ни слюнявая улыбка не сломили бастионы нервной ночной курильщицы. Хотя и посылать игривого мордоворота, рискуя нарваться на неприятности, она не стала.
– За мной едут.
– Так я уже приехал! Давай, садись! Щас покатаемся. Слыш?! Ну куда ты?! Ээээ…
Но она, словно внезапно о чем-то вспомнив, сделала несколько шагов в направлении противоположном тому, откуда двигался поток машин, забирая дальше от дороги. Похмельный Казанова гаркнул «Коза!» и взвизгнул покрышками и покатил своей дорогой.
Возможно, при других обстоятельствах “Коза” и показала бы себя во всей красе, достойно дав отпор проезжему наглецу, но не сейчас. Сейчас она нервно всматривалась в проезжающие машины.
Когда из потока вынырнула синяя Хонда и подрулила к бордюру, дамочка рванулась к двери пассажирского сидения, на бегу входя в роль:
– Котик, ты ж меня так без работы оставишь! Что ж ты творишь-то?!
Невозмутимый водитель Хонды, не дожидаясь, когда пассажирка хлопнет дверью, лихо взял с места, встраиваясь в поток.
– Жень, я вообще не понял, как вы договорились, если честно. Пашка сказал «забери от угла», я на углу и встал.
– Встал ты, встал… – мгновенно убрав из интонаций прорвавшегося «котика», обыкновенным таким тенором заговорила дамочка. – Мы за пятнадцать минут до клуба доедем? Мне перед номером хоть до сортира добежать!
– Должны успеть. Если набережная не стоит, будем даже раньше, – не выказал удивления водитель, уставившись на дорогу.
Дамочка Женя вздыхала так, словно на ее плечах лежал груз всего мира. И водитель потянулся включить радио.
– Ой нет! Мне настроиться нужно.
В салоне машины повисла тишина, только звук работающего двигателя нарушал ее да Женины вздохи.
– Я покурю?
– Не надо, Пашка не любит чтобы в машине пахло.
– А в окошко?.
– Говорю же – нет! – водитель повернулся к своей пассажирке и, сменив тему, со смехом спросил. – Женьк, вот тебе нормально в таком виде разгуливать?
– В каком таком? В платье что ли? Шотландцы исторически в юбках рассекают, никто вопросов не задает. И, потом, это же не я, а персонаж. Есть разница.
– Ну я бы не надел.
– Так ты и не актер!
Водитель, не найдя достойного возражения, хмыкнул и снова уставился на дорогу. И, словно ждав окончания разговора, в дамской сумочке заверещал мобильник. Женька, путаясь в длинном ремешке, поспешно полез за ним.
– Да, Серег, слушаю. Едем уже! – и обращаясь к водителю. – Где мы сейчас?
– На Большую Татарскую выезжаем.
– На Большой Татарской. Да считай уже рядом. Чего? – голос Жени внезапно возвысился почти до крика. – Какие батарейки? Где я их тебе куплю? Куда я заскочу? В костюме, в гриме?! Ты издеваешься??? Серег, ну это гадство, честное слово! Я знаю, что я актер и что теперь? А сам метнуться не можешь что ли? Ладно, – меняя гнев на милость урезал децибелы Женя. – Куплю.
Водитель сдерживал улыбку. Сдерживал старательно, но губы так сами собой в нее и расползались.
Евгений покосился на него:
– Просить сходить в магазин бессмысленно?
– Абсолютно! Мне сказано тебя до клуба довезти. Я довезу.
– Зараза! Ладно, тут круглосуточные магазины по дороге есть? Остановишь?
– Угу, остановлю. Вон торговый центр, в нем купишь. Только ты учти, тут стоять долго нельзя.
– Да я здесь прямо заночевать собрался! Все, тормози.
Они остановились, Женька откашлялся, поправил шляпку на чуть подрастрепавшихся кудрях, выбрался из машины, одернул юбку и бодро зацокал каблуками в сторону ярко освещенных дверей торгового центра. Своеобычность наряда здорово выделяла его из толпы. Евгений был молод и довольно привлекателен. Но эта шляпка с вуалеткой и длинная узкая юбка в духе Довимы, и длинные нитки крупного жемчуга, плотными витками обхватывающие шею – все как из бабушкиного сундука! В общем, Евгений являл собой фигуру приметную. Тем более сейчас, когда позднее время уже успело разогнать большинство жителей города по домам.
К некоторому неудовольствию Женьки, народу в торговом центре все же было достаточно и прошмыгнуть не привлекая внимания не получилось. В салоне же связи и вовсе был аншлаг.
У стойки с консультантом стояло пять человек: трое водили носами возле витрин с мобильными телефонами, двое что-то выясняли у совсем уж замученного второго консультанта, вцепившегося руками в спасительный планшет, еще три человека бесцельно слонялись по салону, видимо, в ожидании своих спутников.
Пять человек! Пять человек у стойки! И вялые, как сонные мухи, консультанты. У Евгения дыхание перехватило, когда он осознал масштаб грядущего бедствия – минимум по три минуты на каждого из этих пяти (не считая оставшихся), при двух еле двигающихся консультантах (один из которых уже занят) – это четверть часа! Драгоценные четверть часа, за которые он должен купить, доехать, отдать, надеть гарнитуру и, если повезет, банально отлить. Ах, да – и выйти на сцену! Зритель не обязан знать, ждать и понимать – зритель платит деньги. Зритель идет на шоу. А прима этого шоу, вот здесь и сейчас, должна добыть батарейки для своего же радиомикрофона. А иначе… Нет, шоу конечно состоится, с микрофоном или без, но без – придется драть глотку (а потом сутки отмалчиваться, давая связкам восстановиться).
Спектакль Женя начал с порога.
– Слава Богу, вы работаете! – воскликнул он на октаву выше своего диапазона. – Молодые люди, спасите меня! Если не вы и не сейчас, то даже не знаю кто тогда! Оооочень срочно нужно! Помогите!
На последних двух фразах Евгений уже нависал своей вуалеткой над консультантом, ошарашенно таращившегося на него из-за стойки. Консультант был коренастый и веснушчатый, рыжие короткие волосы торчали над ушами. На бейдже значилось имя – Виталий. Виталий хлопал серыми глазами на этот внезапно возникший ураган. Посетители у стойки расступились. Время позднее, дамочка странная.
– А… что вас интересует? – во внезапно возникшей тишине салона пролепетал напарник Виталия, очевидно быстрее других пришедший в себя.
– Батарейки!!! – почти простонал Евгений, через плечо разворачиваясь на спросившего. И почти тут же возвращаясь к так и не прозвучавшему Виталию – Батарейки!!! Срочно! Простите, но это очень важно!!! От них зависит ВСЕ!!!
– Да продайте уже батарейки. Ну горит ей. – подал голос худющий мужик, отлипнув от разглядывания мобильников в витрине.
Евгений благодарно засверкал улыбкой в сторону неожиданного голоса помощи, но мужик мгновенно потерял интерес к происходящему (в отличие от остальных посетителей салона) и снова уткнулся носом в витрину.
– Какие нужны? – Виталий наконец вышел из ступора.
– Да любые пальчиковые давайте. Только поскорее! – Женя, видя, что рыжий продавец-консультант снимает со стенда нужный ему товар, немного расслабился и решил так же подснять градус напряженности вокруг себя. – Простите, что я так без очереди. Ради Бога! – и тут же переходя к делу. – Сколько с меня?
– Двести пятьдесят рублей. – Виталий положил на стойку-прилавок пачку из четырех батареек и уже не столь ошарашенно смотрел, как чудная дамочка с острой батарейковой недостаточностью, роется сумочке в поисках кошелька.
Сумочка была маленькая. Очень маленькая, но как у всех женских сумок, у нее была особенность. Даже не так – ОСОБЕННОСТЬ – в определённый момент в ней ничего нельзя было найти. Словно там открывалось четвертое измерение и все нужное моментально находило там укрытие. Вот и сейчас Евгений нервно копался в поисках кошелька. Кошелька не было! Пальцы дрожали, а на висках выступили капли пота.
– Да как же так? Ой, вот они! – Женя наконец выудил из крошечного кармашка пятисотенную купюру.
«Молодец, кошелек, значит, в клубе остался. Мо-ло-дец! Заначки – наше все!»
Схватив батарейки, Евгений почти бегом бросился к выходу из салона. Времени было в обрез.
– Сдачу возьмите! – ломким голосом крикнул вдогонку Виталий.
– Потом! – крикнул Евгений, но в последний момент передумал, развернулся, бегом просеменил к стойке, выдернул из рук озадаченного продавца купюры и, не оглядываясь, понесся к выходу из торгового центра.
Отзвучали последние ноты, за столиками раздались аплодисменты, и холодный белый луч прожектора выхватил из сгустившегося на сцене мрака утонченную фигуру – в длинной узкой юбке, с нитками жемчуга на шее и в шляпе с вуалеткой. Вуалетка прикрывала половину лица, а остававшиеся открытыми губы улыбались – сдержанно, но не без самодовольства. Дама манерно коснулась кончиками пальцев груди и склонилась в поклоне.
Зал постепенно смолкал, снова зазвучало звяканье приборов по тарелкам, бокалов о бокалы…
Дама, сопровождаемая лучом прожектора, величественно следовала к выходу со сцены. А на выходе ее уже поджидала другая… Нет, не дама – представительница своего времени – молодая, современная, длинноногая, с гладкими темными волосами, полотном закрывающими спину, почти до самой крепкой, как орех, попки. Девушка проявляла все признаки нетерпения, тыкала наманикюренным ногтем в циферблат часов и пальцами показывала, что ногами надо шевелить минимум в два раза быстрее, а не изображать величавую цаплю.
– Ну ты быстрее ходить можешь?!
– Я работаю! Чего случилось? Кто-то умер?
– Дурак что ли совсем?! Ты мне нужен срочно, пошли в гримерку.
Дама под вуалью ухватила девушку за руку с часами, развернула к себе ее запястье и проследила за стрелками.
– Оки, десять минут у меня есть, пошли. Только в сортир заскочу. Чего такая спешка? Что-то серьезное?
Они быстро удалялись в сторону от сцены, от зала… Словно встреча двух эпох – селебрити и аристократка.
На лестнице они едва не налетели на хмельного уже посетителя клуба, распрощавшегося с молодостью лет тридцать назад:
– О, девочки! – широко разводя руки, заулыбавшись, пропел мужчина. – А тебя я знаю, ты эта… как же тебя?
Он захихикал и потянулся к руке дамы под вуалью, явно с целью галантно припасть нетрезвым поцелуем. Но дама бережно повела рукой вверх, уходя от прямого контакта, губы тронула улыбка, и она так же почти пропела в ответ, одновременно с этим протискиваясь между своей спутницей и ловеласом:
– Не теперь, юноша, не теперь!
– Хох! Юноша! Ха-ха-ха!!!
Посетитель добродушно засмеялся, глядя им вслед.
А девушки торопливо спустились по лестнице и скрылись в коридоре.
– Ты для мужиков просто магнит! На меня этот старый хрен даже не посмотрел. Несправедливо!
Брюнетка бросила это между делом. Ясно, что ничего личного в ее словах нет, и мужским вниманием она не обделена, но… Но что-то все же ее царапнуло.
Дверь гримерки была распахнута настежь, словно приглашая посетителей, однако, кроме этих двух красавиц из разных эпох, желающих занять помещение не было.
Войдя внутрь, Евгений, сдирая на ходу с головы шляпку, метнулся в другую дверь, неприметную в глубине помещения, а брюнетка подошла к зеркалу и потянулась к нему всей своей выразительной фигурой. Поправила пальцами макияж или только сделала вид что поправляет. Вытянула прядку волос и начала рассматривать кончики, пристукивая высокой шпилькой, всей собой выражая крайнюю степень нетерпения.
Из неприметной двери вышел Евгений, удовлетворенный и теперь уже вполне готовый к разговору:
– Ну, чего у тебя? Я пока переоденусь. У меня еще один номер.
Он нырнул за ширму и закопошился с одеждой.
Брюнетка развернула к ширме вращающееся кресло, стоящее у зеркала, аккуратно присела в него, поправила образовавшуюся на короткой юбке складку, откинула за спину волосы, вздохнула и приступила к делу:
– Жень, мне нужно, чтобы ты со мной сегодня тут побыл.
Евгений выглянул из-за ширмы:
– Не понял?
– Жора приедет, мне надо с ним помириться.
Женя наклонился почесать ногу, и голова его (все, что в настоящий момент можно было увидеть) смешно скользнула вниз:
– Кристин, ты и Жора – это понятно, а я тут с какого бока? Зачем спектакли разыгрывать? Может просто поговоришь с ним?
Кристина закатила глаза, словно услышала самую большую глупость в своей жизни, закинула ногу на ногу, застучала туфелькой по полу:
– Жень, ты как маленький! Мы с ним неделю не разговариваем! Я чего, к нему сейчас подойду, такая вся, ха, Жорик, давай мирится, золотой мой! Он в ватсап не пишет, не звонит, цветов не прислал даже! Он точно меня бросить хочет! Ну вот точно прям! А я не хочу. Я же его люблю. Понимаешь? Я неделю на успокоительных. На маникюре сижу, а у меня руки дрожат! Машка позавчера написала, что видела с ним какую-то бабу. Женька, я должна быть с ним! Он как ребенок, его же любая стерва обдурит. Мужик при деньгах, на него каждая тварь липнет. Это ж точно не по любви! Я же знаю! Я переживаю!
Евгений, замерев в нелепой позе, слушал эту пламенную тираду. В глазах читалось восхищение.
– А с чего ты взяла, что он такой наивный? Ну видела с ним Машка кого-то, почему сразу стерва-то? Может по работе кто?
Евгений скрылся и еще активнее зашуршал одеждой. Время от времени яркие всполохи мелькали из-за края ширмы.
– Женечка, зайчик мой, я этих оттюнингованных знаю! Только и ждут, чтобы место занять. Помнишь в прошлом году скандал был? Мы с Жоркой только встречаться начали, а он со своей разводился? На него тогда столько накинулось! Потому что бабло! Ну я-то не ради денег. Я просто влюбилась тогда… Женьк, мне без него плохо! Мне с ним помириться надо. Но я хочу чтобы он сам! Женечка, ну пожалуйста, просто побудь со мной сегодня в клубе, пусть Жорка нас увидит, а? Приревнует, подойдет – хоть заговорит! Только ты переоденься!
Женя вышел из-за ширмы, расправляя пышное красное платье, расшитое стразами. Кристина смотрела на него во все глаза, словно в первый раз.
– Крис, ты уверена, что так и будет? Я бы с таким раскладом не говорить начал, а послал бы.
– Да при чем тут ты-то?! Он другой. Он же меня любит. Не, ну точно любит! – Кристина, словно подстегивая собственную уверенность, цокнула маникюром по подлокотникам кресла.
Евгений же тем временем пристраивал на голову блондинистый, слегка подвитый, парик:
– Не, все же лучше ты сама к нему подойди. Поговори без этих глупостей. Скажи, что все бывает. Ну, поругались. Скажи, что тебе без него плохо. Скажи, что он единственный. Да вообще ничего не говори, просто подойди и поцелуй! Кристин!
– А если он меня пошлет?
Женя замер с раскрытой пудреницей в руках и посмотрел через зеркало на внезапно поникшую плечами Кристину.
– Почему он должен тебя послать? С ума сошла?
– Потому что… Ну, потому что… Потому что, Жень! Потому что мне уже двадцать шесть! А молодых вон, целый табун! Кобылы, блин!
Рослая блондинка в отражении полуприкрыла ресницами глаза, провела руками по стразам расшитого верха платья, улыбнулась уголками губ, медленно повернулась к ссутулившейся брюнетке, осторожно, двумя пальцами приподняла подбородок девушки, заставляя смотреть себе в глаза:
– Ты такая умница, но такая дура. Кто устоит, когда к нему такая красота первой подойдет? Слушай, а давай я сейчас номер только для тебя отработаю?
Женька взял Кристину за руку и решительно потянул из гримерки.
«Comment te dire adieu» неслось над залом. Блондинка в красном, напоминающая Аманду Лир цепко держала взглядом красивую брюнетку, стоящую недалеко от низенькой сцены. Время от времени, сообразно тексту песни, поводила в ее сторону рукой, словно расставляла акценты. Брюнетка одними губами подпевала. А может и в самом деле подпевала, кто знает? Ее внимание, казалось, было сосредоточено на певице, но это только казалось, на самом деле девушка старательно косила глаза в сторону входа в зал, высматривая кого-то.
И этот кто-то появился. И этот кто-то был не один. И эта «не один» была совсем юная, рыжая и длинноногая. Она висела на руке своего спутника, как белье на веревке, крутила головой по сторонам и что-то говорила ему на ухо, высоко задирая подбородок, вытягивая и без того длинную шею.
Брюнетка изменилась в лице, отвернулась, губы задрожали, а глаза, как за спасательный круг, уцепились за блондинку на сцене, чья жестикуляция стала еще яростнее.
Пока мужчина в компании юной особы устраивался за столиком, блондинка на сцене, не прерывая пения, направилась туда, где стояла окаменевшая брюнетка. Луч прожектора следовал за ней.
Твердо взяв за руку Кристину, Женька потянул ее к себе. И уже на сцене, воспользовавшись проигрышем в песне, подхватил из стойки резервный микрофон и сунул девушке в руки:
– Давайте похлопаем!
В зале зааплодировали, некоторые подняли бокалы, салютуя новой красотке.
Женя держал Кристину за руку, не давая ей сбежать со сцены, заставляя оставаться на виду.
Tu mis à l'index nos nuits blanches, nos matins gris-bleu
Mais pour moi une explication vaudrait mieux
Он пел, повернувшись к ней, глазами, всем собой показывая – если ты сейчас не запоешь вместе со мной – ты сама себе будешь враг! А у Кристины внезапно защипало в носу, на глаза навернулись слезы и отчаянно задрожали колени. В ней смешалось все – и негодование, и ошарашенность, и внезапно налетевшая стеснительность, и какая-то детская радость с дрожью в душе, когда вдруг все смотрят на тебя.
– Теперь вместе! – блондинка зажигала.
Такого драйва Евгений сам от себя не ожидал. Ему по-хорошему было обидно за эту не глупую, в общем-то, девушку, сжимавшую в руке микрофон рядом с ним. И зачем он сейчас так поступил, он бы и сам себе не смог объяснить, но чувствовал, что все делает правильно. Что так и надо.
– Пой!
Sous aucun prétexte, je ne veux
Devant toi surexposer mes yeux
Derrière un kleenex, je saurais mieux comment te dire adieu
Comment te dire adieu, comment te dire adieu.
Голос Кристины робко начал вторить его собственному. Она не попадала в ноты, но с каждой фразой все больше и больше расходилась. И вот уже блондинка, сверкая стразами и улыбкой отступает назад, оставляя сцену Кристине, которая словно раскрывается навстречу залу. А зал нетрезво, но воодушевленно хлопает, поддерживая ее. И оттуда, из зала, из-за столика, во все глаза смотрит, совершенно забывший про свою рыжую спутницу, мужчина. И на его лице тоже улыбка. Добрая такая улыбка, искренняя. И он так же, совершенно искренне хлопает.
И все прощают ей вокальные ошибки, потому что поет она от души. Это словно откровенность, словно признание – на глазах у всех. Но только для одного.
Женя разоблачался в тишине гримерки. Он уже успел сменить платье на привычные джинсы и серый бесформенный свитер. Натянул на деревянную голову-болванку парик и медленно, аккуратно, сидя перед большим зеркалом отклеивал накладные ресницы. Издалека доносились звуки музыки, по коридору за дверью слышались шаги и голоса. Его никто не беспокоил. Кристина осталась в зале. Жорик не удержался и после песни подошел к сцене, протянул руку, помогая спуститься со ступенек. Он что-то у нее спросил, склонившись к уху, она что-то ответила… И так, переговариваясь, они направились к его столику, за которым их ожидала вертлявая молодая девица.
Евгений вышел на авансцену, поклонился публике, сорвал свою порцию аплодисментов и величаво покинул зал.
Конечно ему было интересно, чем и как закончится вся эта затеянная им авантюра, но бесцеремонно лезть в чужие отношения он не мог себе позволить. То, что Кристина доверяла ему свои душевные тайны, принимала его, точно близкую подружку, еще не давало ему право совать свой нос не в свое дело.
Грим снимался неравномерно. Женя устало возил мокрым ватным диском по лицу, полоска за полоской освобождаясь от женского образа, возвращая себе привычный свой. И вместе с маской уходила плавность движений. Лицо становилось жёстче. Брови опустились ниже, возвращая взгляду твердость. Исчезали, растворялись и эксцентричная, но аристократичная, дама под вуалью, напоминающая Довиму, и роскошная блондинка в стиле Аманды Лир. Сейчас перед зеркалом сидел усталый, растрепанный Евгений, театральный актер, живущий на окраине в маленькой съемной двушке и подрабатывающий в закрытом клубе.
Он устал. Устал от целого дня суеты, от вечерней репетиции, от сумасшествия сегодняшней ночи. Он мечтал только об одном, как сядет в такси, бросит на сидение рядом рюкзак, и откроет глаза уже на подъезде к дому. А дома, тихо на цыпочках прокрадется по коридору в кухню, мимо приоткрытой двери спальни с большим разложенным диваном, на котором, обняв одну из подушек, спит Маришка. Нальет теплого компота (потому что Маришка никогда не убирает его в холодильник, оберегая горло Жени от простуд), выкурит сигарету (и вот тут хоть чем хочешь шантажируй, но бросать он не станет… пока). Зайдет в душ. А потом уже в спальне осторожно, чтобы не разбудить, ляжет рядом. И ее волосы будут щекотать ему нос. А потом Маришка заворочается и недовольно перевернется на другой бок, наматывая на себя все одеяло. И ему не останется ничего другого, как придвинуться к ней ближе, совсем близко и обнять.
– Жень, вставай! Полпервого уже!
Маришка кричала из кухни, громыхая посудой.
Евгений сморщился, потер глаза, потянулся за углами подушки и, вытянув ее из под головы, хлопнул себе на лицо, словно закрываясь и от шума, и от дневного света.
– Вставай!
Она слишком хорошо его знала, чтобы ограничиться одним возгласом.
– Жень!
– Даааа! – глухо заголосил из под подушки Евгений и, приподняв один из углов, крикнул еще. – Ну сейчас! Еще пять минут!
– Никаких пять минут, вставай!
– Зануда! – пробурчал он и медленно стащил с лица подушку.
Конечно Маринка была совершенно права, пора вставать – репетировать роль, сгонять в магазин, да просто пообщаться с ней.
Она – мечта любого творческого человека – весь быт на ней. Больше того – терпит и понимает все, что в его жизни происходит, не возмущается частыми ночными отлучками, не раздражается долгими телефонными разговорами (порой ну очень страстными и на повышенных тонах), не ревнует к девушкам, цветам, повышенному вниманию. Словом – святая. Святость пропадает только в моменты, когда она берется будить своего благоверного. Вот тут Маринка становится исключительной гадиной – никакого понимания и терпения, сплошной вынос мозга. И ведь так занудствовать она будет до тех пор, пока Женька не выползет с сонной рожей в кухню и не приложится поцелуем к плечу.
– Ну вставай уже! Ты обещал помочь с мольбертом!
– Ааааа, точно! Обещал… – Женька завозился, без всякого энтузиазма выпутываясь из одеяла.
Марина стояла у плиты полностью собранная и готовая в любой момент отложить в сторону поварешки, накинуть пальто, впрыгнуть в сапоги и выскочить по делам.
Женя, истошно зевая, зашел на кухню, натягивая на ходу свитер, потянулся через плечо жены к чайнику, схватил, обжегся, зашипел, получил локтем в бок и молча плюхнулся за стол. Вынул из вазочки печенье, жевал, пока Марина, не глядя, одной рукой выуживала чашку с полки, а другой помешивала на сковороде лук.
– Молоко достань, – не оборачиваясь, по-деловому бросила она.
Женька, не желая расставаться с гостеприимным табуретом, потянулся к холодильнику. Не дотянулся, сопя встал. Открыл и долго смотрел на заставленные продуктами полки.
– А где?
– Кастрюлю синюю подвинь, за ней. Был бы чаще на кухне, знал бы что где лежит.
Марина говорила ворчливо, но Женька прекрасно знал – сейчас она специально дает этакую суровую мамочку. Хочется же иногда побыть крутым начальником над собственным мужем?! Ладно, не начальником, просто очень-очень заботливой… мамочкой! Вообще, Женька, когда бывал дома, брался помогать ей на кухне, но все его попытки помочь в этом царстве кастрюль заканчивались крахом. Но вовсе не потому, что руки были не под то заточены, просто Маринке здесь он попросту мешал. Ее рациональные, короткие движения напоминали движения хорошо отлаженного механизма – ничего лишнего, только то, что требуется.
– А куда за мольбертом хотела?
Женя поставил на стол пакет с молоком, вынул из вазочки еще одно печенье. Марина поставила перед ним здоровенную кружку с кофе, растворимым, но ароматным. Присела за стол рядом, тоже потянулась за печеньем:
– В «Леонардо», наверное. Там точно есть. А цены сейчас везде ломят, мама не горюй! Но там нормальные. Мне же очень крутой не нужен. Только я хочу не тот, который на стол ставят, а такой, обычный.
– Ммм, понял, – кивнул Женька, довольно жмурясь от кофейного запаха и, на самом деле, ничего не поняв. – А “Леонардо” это где?
– Ну если поближе, то на Комсомольской есть в торговом центре. От метро недалеко. Правда вокзальная станция, народу много…
– А что тебе народ? Я тебе оттуда такси возьму, а сам в театр поеду. Мне как раз там близко. Можем даже пообедать сначала, а потом я тебя отправлю.
Печенье в вазочке незаметно убывало.
– Про пообедать ты вовремя сказал, на часы посмотри! Обед это уже сейчас!
– Не, ну а чего? Я ж вчера только в полпятого приехал.
– В полпятого? – сочувственно охнула Маришка, закусила переживание еще одним печеньем и сменила тему. – Кстати, ты про отпуск еще не думал? Может съездим куда, а? Мне море неделю уже снится. Знаешь когда я в последний раз на море была?
– Знаю, пять лет назад. Когда я ногу сломал.
– Вот именно. Пока все цело, ты про отдых даже не подумаешь, – Марина, как-то внезапно загрустив, надула губы и очень не логично заинтересовалась состоянием своего тапка.
– Подумаю, подумаю, – Женька засмеялся, глядя на непритворное огорчение жены. – Вот сейчас мы спектакли отыграем, в клубе подзаработаю, ты со своей учебой закончишь и поедем.
– О, кстати, про учебу! – встрепенулась Маришка, перепрыгнув с темы на тему. – Аську помнишь? В параллельном классе училась?
– Ммм… Аська, Аська… – напряг память Женя, прихлебывая из кружки кофе. – Толстая такая, как хомяк?
Марина округлила глаза и махнула на него еще одним вынутым из вазочки печеньем:
– Не толстая она! Просто крупная!
– Хорошо, крупная. И чего?
– Я ее в Одноклассниках нашла, прикинь! Фотки посмотрела. Слушай… Она такая красавица стала. Сейчас покажу! – Маришка сорвалась с места и кинулась в комнату за планшетом.
– Смотри!
Она сунула Жене в руки планшет с открытыми фотографиями.
Женя аж присвистнул:
– Нифига себе тюнинг!
– Почему тюнинг? – Марина даже печенье в рот положить забыла.
– Потому что! Смотри, верх она себе весь переделала. Глаза. Лоб наколола. А чего это? О, и нос себе еще поправила?! У нее же нос уточкой был!
– Нос?!! Ты же только что ее не помнил?!
– Ну а сейчас вот вспомнил, – Женька хмыкнул, пролистывая фотографии.
Марина не сводила с него глаз:
– А как ты это все видишь? Ну, хотя нос, да, мне тоже так показалось. А остальное-то как?
– Ой, ну смотри, вот у меня здесь видишь как, – он внезапно типично женским движением коснулся уголка своего глаза, чуть натянул кожу, разглаживая морщинки в углу. – А теперь посмотри как у нее – все гладко, натянуто. Она улыбается, а тут вообще ничего не меняется. И вот тут, – он провел по лбу над бровями и тут же ткнул пальцем в фотографию. – Видишь, оно вообще неподвижное. И как будто опухшее. На глазах она себе пластику сделала, здесь филеры, а лоб это ботокс. Ну и грудь у нее не такая была, я же помню.
– Да откуда ты помнишь-то?! – притворно возмутилась Марина. – Она, кстати, в зал ходит. Может накачала.
– Ага, накачала. Из кого? Знаешь, сколько эта радость стоит?
– А может мне тоже сделать?
– С ума сошла?! – Женька чуть не облился кофе, испугавшись внезапно прозвучавшей серьезности в голосе жены. – Мариш, сдурела?! Ни в коем случае! Даже не думай об этом! Во-первых, это больно, во-вторых, ты и так красивая! Не порти себя! Мариш! Это не от хорошей жизни, правда! Я еще понимаю, когда под нож ложатся по медицинским показаниям, но перекраивать то, что от природы дано – это же глупость! Скажи, что ты пошутила!
Марина не отрываясь смотрела на фотографию невысокой крепкой брюнетки, с высоко поднятой, рвущейся на свободу из маленького спортивного лифа, грудью.
– А если больно и дорого, так чего все себе это делают?
– Не все, Мариш, не все, – Женя потянулся к ней, притянул за шею ее голову к своей, прижался лбом к ее лбу, заговорил тихо-тихо, доверительно. – Тебе это совсем не надо, правда. Ты красивая, настоящая. Ты ни на кого не похожа. Если бы ты была, скажем, как Аська сейчас, я бы тебя не полюбил. И не женился бы. Честно-честно! – он чмокнул ее в лоб и уже совершенно другим тоном сказал. – Вообще-то, мы с тобой за мольбертом собирались, а не искусственные сиськи обсуждать. Давай, поехали. Ой, время-то уже сколько!
Мольберт был здоровенный и нескладный, в скользкой пластиковой упаковке, он цеплялся за все и за всех. Нести его было крайне неудобно, потому Евгений с завидной регулярностью перекладывал его с одной руки на другую. Маринка, довольная и сияющая, вышагивала рядом перебегая со стороны на сторону, оберегая свое приобретение от проходящих мимо людей. Или наоборот.
Люди, по обыкновению, ничего, кроме своих собственных целей не замечали, и, следовательно, Маринины маневры были не лишены смысла.
– Вообще такие штуки лучше в интернете заказывать, – Женя в очередной раз переложил мольберт с руки на руку.
Марина, как по команде, тут же перебежала на другую сторону:
– А ты знаешь, что они разные бывают? Надо потрогать, посмотреть. А вдруг он неудобный будет? Куда его потом девать?
Маришка была настолько довольна своим приобретением, что даже недружелюбная толчея вокруг не могла снизить градус ее радости.
– Ой, Женьк, давай в кафешку зайдем?
– Есть что ли хочешь?! – он подкинул мольберт, перехватывая поудобнее.
Марина скосила глаза и загадочно заулыбалась:
– С тобой посидеть хочу где-нибудь.
– А,ну пошли,конечно! Я думал, ты домой спешишь.
И Евгений начал выбираться из толпы, маневрируя в сторону перехода. На противоположной стороне улицы как раз располагались несколько кафе.
Однако уже почти перед самым переходом их остановил пронзительный окрик:
– Жень-Жень-Жень! Стой! Стой, подожди! Женечка!!!
Из спешно паркующейся машины, на ходу открывая дверь, путаясь в полах накидки, пыталась выбраться Кристина. Зацепилась каблуком за порог, чуть не упала… Улыбалась при этом от уха до уха. Сияла не меньше Марины. Понятно, что повод для радости у нее был какой-то другой, но вот градус – тот же самый.
Они остановились, Женя поставил мольберт на землю, а Кристина уже со всех ног бежала к ним, на ходу поправляя прическу.
– Дай поцелую! Ты гений! Я тебя обожаю!
Кристина с разбегу повисла на Жениной шее, игнорируя Маринкино присутствие, а Марина даже в лице не изменилась, словно подобные моменты были ей не в диковинку. Она только перехватила драгоценный мольберт, уберегая его от всяких неожиданностей.
– Привет-привет! – Женя аккуратно отстранил Кристину. – Красивые серьги! Ты чего такая?
Кристина, пританцовывая рядом, хватая руками Женины руки, не отвлекаясь на серьги, заговорила про самое для нее важное:
– Это племянница, представляешь?!
Евгений закатил глаза и с непередаваемой интонацией протянул:
– Аххааа!
– Да нет! – она хлопнула его по руке, демонстрируя притворное возмущение. – Ну, правда, племянница! Настоящая, а не "ага"! Оказывается, Марго из Лондона прикатила с Каринкой. Она так выросла! Я вообще не узнала! Она же фотки ее не показывала.
Кристина засмеялась. И словно только сейчас заметила молчаливо стоящую рядом Маришку:
– Ой, Марин, привет! А это что? – глянцевый наманикюренный ноготь невежливо нацелился прямо Марине в грудь.
Точнее, нацелился бы в грудь, если бы мольберт, символическим щитом не стоял впереди.
Марина сделала вид, что не происходит ничего из ряда вон, здороваться посреди разговора и тыкать пальцами вполне себе комильфо:
– Мы мне мольберт купили. Я рисую…
– Круто-круто! – Кристине сейчас, что мольберт, что Папа Римский, было совершенно все равно.
Ее слишком поглощала собственная радость. И эту радость она, по всей видимости, стремилась донести до всех причастных к делу. Ну и до не причастных тоже.
Она снова переключилась на Женьку:
– В общем, ты гений! Мы с Жоркой так смеялись. Я тебя обожаю! Как же ты шикарно все придумал! Маммаааа!!! Все, надо губы уколоть!
И… забыв попрощаться, помчалась к ожидающей ее машине.
Женя с Мариной только переглянулись. Она переложила мольберт ему в руки, деловито поправила воротник куртки:
– Так, хочу кофе и эклер! И расскажешь подробности.
– Мариш, я все, конечно, понимаю, но без этой дуры громоздкой ты что, рисовать не можешь?
Женька аккуратно протискивался среди заполненных посетителями кафе столиков, стараясь без нужды никого не беспокоить. Маришка на цыпочках лавировала впереди него, приближаясь к выходу.
– Женечка, глупости не говори! Я эту штуку давно хотела. Забыл? Ну я ж тебе говорила! А представляешь, сколько сейчас на столе места освободится? Простите пожалуйста, – охнула Марина, обернувшись к посетителю, чей выдвинутый в символический проход стул она зацепила.
Евгений, шедший следом, на всякий случай сделал суровое лицо. Ну как жену не извинят? Но посетитель был слишком поглощен едой, чтобы отвлекаться на всякие мелочи, и Женька расслабился:
– Ну, это, конечно, правда. Дверь откроешь?
Марина, отступая спиной вперед, не глядя толкнула дверь.
Дверь широко распахнулась, лишь чудом не задев подходящую с другой стороны немолодую пару. Седовласый мужчина среагировал быстро и, отступив в сторону, оттянул свою спутницу. Однако тут же следом из двери вывалился Евгений и всем мольбертом впечатался в мужчину.
– Ой… – все, на что хватило опешившую и испугавшуюся Марину.
– Простите, ради Бога! – заизвинялся Женя, пока жена бочком-бочком отходила в сторонку, расширившимися глазами наблюдая, как буквально закипает гневом пожилая пара.
