Оглавление
И. Н. Романова. Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР
Введение
1. Деревня БССР во второй половине 1930-х гг
2. В преддверии показательных судов в сельском хозяйстве: декабрь 1936 – февраль 1937 г
2.1. Слухи и страхи во время Всесоюзной переписи населения. «Всех записавшихся будут клеймить»
2.2. Лепельские молчальники. «Здесь почти все были молчальники. Не брали паспорта, не шли в колхоз…»
3. Первые суды: февраль-март 1937 г
3.1. Лепельское дело. «К суду преступников!»
3.2. Повторение «лепельских дел». «Отсутствие массовой работы со стороны районного руководства, грубое администрирование, частые случаи издевательства толкали единоличника в объятия классового врага»
3.3. Правильный советский управленец. «Жить и работать, как Ленин, Маркс, Сталин, Соскин!»
4. Виновен центр (июнь-август 1937 г.)
4.1. Руководство республики. «В Беларуси шпионская вредительская диверсионная работа возглавлялась некоторыми очень “почетными” в прошлом людьми»
4.2. Я. А. Яковлев и Г. М. Маленков в БССР. «Это не перегибы, это бандитизм польских шпионов…»
4.3. Пряник для крестьян и пуля для руководителей. «Постановление было встречено трудящимися массами Белоруссии с большим воодушевлением…»
5. Уничтожить врагов: «церковников», «сектантов», «кулаков», «шпионов»
5.1. Удар по церкви и ее приверженцам. «Начать решительные меры по ликвидации церковников и приверженцев сект»
5.2. Операция НКВД № 00447. «Люди уже привыкли к шагающим под конвоем толпам заросших, изможденных людей, конвоируемых собаками…»
5.3. Национальные операции НКВД. «А тебя еще не забрали?»
6. Суды с расстрельными приговорами: октябрь 1937 – весна 1938 г
6.1. Новый виток показательных процессов в сельском хозяйстве. «…Все они настолько похожи один на другой с различными лишь оттенками, что вряд ли надо описывать их все»
6.2. Жлобинское дело, Гомельское дело. «Приговор суда – это приговор народа»
6.3. Глусское дело, снова Лепель и другие. «…в районах просто была ликвидирована большевистская и советская власть»
6.4. Дубровенское дело. «Я на это беззаконие никогда никого не ориентировал…»
7. Изменение сценария, пересмотр дел: весна 1938 – начало 1939 г
7.1. Органы суда и прокуратуры. «Эти органы в БССР выполняли задания врагов советской власти – польских шпионов и диверсантов с целью вызова у трудящихся недовольства советской властью»
7.2. Объединенное антисоветское подполье. «Подготовка населения к предстоящему отторжению путем вызова их массового недовольства советской властью»
7.3. Виновные в организации и проведении судов. «Нам не нужны были такие суды»
7.4. НКВД. «Только благодаря вмешательству НКВД был прекращен ряд вопиющих безобразий со стороны органов суда и прокуратуры»
Заключение
Приложение
Список литературы
Отрывок из книги
Название этой книги метафорично: представить советскую власть в виде Дракона, а лучше Дракона, который кусает сам себя за хвост – весьма образно, особенно когда речь идет о событиях 1937–1939 гг. Еще более образно раскрасить этого дракона в красный цвет. Однако идея назвать так книгу возникла совершенно иначе. Много лет назад я была крайне удивлена, встретив в документах партийного архива упоминание о живших в Лепельском районе молчальниках-краснодраконовцах – бюрократический язык обычно исключает подобную образность. Что это за люди? Почему и кто их так назвал? Откуда вся эта красочность азиатских сказок взялась в белорусской глубинке, отстоящей от Китая или острова Ява на тысячи километров? Со всех этих вопросов и начались мои изыскания. Вдобавок с этим полусказочным сюжетом тесно переплелся другой – эти люди имели какое-то отношение к начавшейся в марте 1937 г. массовой смене руководителей районного и колхозного звена, которая, в свою очередь, докатилась до самых высших эшелонов: «Дракон кусал себя за хвост». Однако, как выяснилось позже, эти люди краснодраконовцами сами себя не называли, но Красным Драконом они называли советскую власть, а символ большевиков – пятиконечную красную звезду – считали печатью Красного Дракона, его клеймом.
Впервые Лепельский район попадает в фокус внимания ЦК ВКП(б) в конце 1936 – начале 1937 г. в связи с подготовкой и проведением Всесоюзной переписи населения и массовым отказом от участия в ней[1]. В докладных записках из района в Минск, из Минска в Москву сообщалось, что население ряда деревень демонстративно уклоняется от переписи и саботирует все мероприятия советской власти. Причину власти увидели в религиозности этих людей, в докладных они называются «то ли баптисты, то ли евангелисты, какие-то сектанты», «молчальники» и даже «краснодраконовцы». Надо отметить, что составители такого рода докладных в категорию «сектанты» нередко зачисляли не только евангелистов, баптистов, но и католиков, и староверов; православные же фигурируют как «церковники». «Сектанты» и «церковники» неизменно называются среди основных врагов советской власти. Однако в начале марта 1937 г. риторика властей на некоторое время меняется, и «сектанты», как и единоличники, теперь называются трудящимся крестьянством, а поведение, которое квалифицировалось прежде как антисоветские выступления, теперь объясняется защитной реакцией невинных жертв против местных самодуров.
.....
По источниковой базе для анализа властного дискурса дополнительных объяснений не требуется, так как понятно, почти все документы – это документы, исходящие от властей. Относительно же взгляда «снизу-вверх»: все кампании 1937–1939 гг. сопровождались своего рода мониторингом общественного мнения, докладные о настроениях населения из районов шли в Минск, из Минска в обобщенных сводках в Москву. Такие докладные были, как правило, ориентированы на выделение типичных и распространенных фактов и настроений в обществе, либо были призваны привлечь внимание высшего руководства к форс-мажорным обстоятельствам или явлениям аномального характера. Закономерно, в информации о событиях и настроениях населения объяснения и оценка носили односторонний, заданный сверху характер (все сводилось к враждебной деятельности кулаков, антисоветских, контрреволюционных сил), но сами сводки дают нам возможность услышать голос «маленьких людей», представляют панораму того, что происходило на локальном уровне и, что не менее интересно, как это понималось и интерпретировалось на этом уровне, какие стратегии задействовались в ответ[32]. Эти материалы хоть в некоторой степени позволяют нам «увидеть» и «услышать» тех самых крестьян. Также использовались интервью, воспоминания. К сожалению, документы архива КГБ Беларуси, личные дела всех фигурирующих в данной книге лиц совершенно недоступны.
Обилие сюжетов, к которым пришлось обратиться в ходе попыток разобраться с событиями очень короткого промежутка времени – 1937–1939 гг., – лишали меня возможности твердо придерживаться показавшегося мне вполне логичным здесь хронологического подхода. Тем не менее, структуру книги определяет именно временная последовательность проведения показательных судов в сельском хозяйстве, которая, однако, не соблюдается для других сюжетов, так как их изложение требовало собственной логики.
.....
