Читать книгу Прорвёмся! - Ice Walker - Страница 1

Сапоги с шуршанием подминали сырую траву, капли росы стекали с мокрой черной кожи. Некоторое неудобство доставляли отсыревшие выше голенища колени, до которых даже под плащ-накидку дотянулась высокая и влажная лесная растительность. Комаров и гнуса ещё не было, чёртовы кровососы наверняка обсыхают под листьями, поэтому я расстегнул молнию капюшона, свернул москитку и засунул ее в специальный кармашек на груди куртки-анорака. И даже похлопал по нему ладонью, чтоб не торчал кривой неаккуратной грыжей. Скинул капюшон плаща, наслаждаясь утренним холодком. Сидор за спиной был тщательно уложен, и не очень тяжел, а сумка из под противогаза, которую я приспособил под патроны, приятной тяжестью постукивала по бедру. Люблю я, когда у меня нормальный боезапас, даже на охоту на соседнее болото беру патронов побольше, на всякий случай. А случаи, как известно, бывают разные. Ладно если инопланетяне или зомби. Зомби то, если вдуматься – малейшие существа. С ними всегда все ясно, увидел зомбаря – стреляй и беги. А вот с людьми то по нынешним временам совсем всё мутно стало. Да уж, пожалуй, лучше зомби. Жаль только, зомбей нет, а люди ещё есть. Чужие люди.

Проселочная дорога, когда-то хорошо утрамбованная покрышками снующих туда-сюда машин, теперь едва угадывалась под свежей растительностью, а густая поросль березняка, осины и сосны теперь росла почти вплотную к профилю. Ну а что, раньше все это дело выгорало каждую весну, с весенним палом, когда деревенские идиоты вольно или невольно устраивали пожары, выжигая старую траву на огородах и пастбище, заодно и сараи с хатами не успевших увернуться соседей. А теперь вот природа, избавившись от "хозяина", быстро скрывает следы его существования. И даже куда быстрее, чем предполагал сам человек в фильмах на тему "что будет, если человечество внезапно исчезнет". Ну вот. Исчезло. Исчезло даже раньше, чем сознание восприняло новую реальность и перестало ежесекундно задаваться тупым вопросом, типа – «что за хрень! Тут! Вообще! Происходит?!»

Дорога сразу заросла, а старые пластиковые бутылки, валяющиеся у обочины, вон уже делят юркие ящерицы, мыши и муравьи. Даже в городах растительность во всю начала взламывать асфальт или накрывать прошлогодней листвой и порослью травы.

Дорога шла то через лес, то между болот. Когда-то, во времена проклинаемого из официального ящика совка, дорогу к Боровому капитально поднимали над уровнем воды, засыпали щебнем и супесью, прокладывали трубы для перетекания воды между болотами, и даже занимались мелиорацией. Потом, в святые девяностые, все это дело похерилось вместе с колхозом, а в тучные нулевые развалилось окончательно, когда мудрое руководство страны пустило на рынок страны заграничное говно из забугорья по бросовым ценам. Прикрываясь, как обычно, красивыми лозунгами о "невидимой руке рынка" и "конкурентной среде", благополучно по заказу Запада уничтожило собственное сельское хозяйство, которое впоследствии так и не смогло восстановиться. Хотя вру. Нет, со временем сельское хозяйство то восстановилось, только не все осознали, что вот так вот тихонько произошел передел собственности. Толстожопые наперсточники из самых верхов новой власти сперва оставили простодырых селян без штанов, а потом земельку прибрали к рукам наиболее прошаренные типы. Крысы победили, и мелкие колхозы, не способные принести быструю прибыль по тем или иным причинам, просто бросили. Как и нашу деревеньку. И дорога на Боровое стала рушиться, превращаясь местами в непролазные кошмар любой колёсной техники. И поднимающиеся болота, ранее сдерживаемые мелиорацией, почти налились влагой в уровень профиля. Получилось как в том анекдоте (а может быть и не анекдоте), что в России всего три сезона: грязь, грязь засохла, и грязь замёрзла.

В общем, когда я решил прикупить домик вдали от цивилизации для охоты, души и просто по случаю «так подвернулось», деревня почти обезлюдела, местных было всего человек десять-двенадцать, в основном пенсионеры и несколько вечно непросыхающих синяков. Дом был обычный сруб с печкой, некоторые бревна уже изрядно подгнили, крышу пришлось ремонтировать. Ну как ремонтировать, настелить свежий рубероид и кое-где набить на старые стропила обрешётку из не слишком гнилых досок. Ещё коробку монтажной пены угрохал на запенивание щелей между бревен, окошек и потолка.

Был ещё покосившийся сарай, но с огромным подвалом, махонькая банька и – самое главное! – колодец с чистой, вкусной водой.

А ещё рядом был бор, речка, охота и рыбалка.

Супруга сперва возмутилась, мол, почему без нее и зачем вообще такое счастье, но узнав цену вопроса, а потом и попарившись в бане, оттаяла, и благословила. А когда дети с восторгом начали бегать за по двору, увидели живьём настоящих корову и кур у соседки тети Веры, да ещё и напились парного молока… тогда и ее лицо просветлело, а мысли закрутились вокруг огорода и где мы что посадим. Я выразился в духе, мол, «да нафига бы оно мне всё упёрлось, и вообще, я далек от сельского хозяйства", но мои возражения были диктаторски отвергнуты, и уже следующей весной я с печальным видом грузил в своего китайца (это потом я уже взял потрепанного УАЗика) рассаду всякой полезной ботаники, домашнюю утварь, которую не жалко на дачу и другое барахло, от детских сапожник до одеял и верёвочку для подвязки помидор.

Собственно, этот огород, точнее, его урожай, и помог нам достаточно неплохо пережить ту самую первую зиму после начала Новой Депрессии, когда деньги резко перестали вливаться в экономику, когда масса народа осталась без средств к существованию. Вопреки сотням авторитетных дядечек, вещавших об гиперинфляции, Депрессия была похожа на то, что экономика, и так дышавшая на ладан после коронавируса и затянувшейся украинской войны, внезапно влетела в стену. А череда цветных революций в странах с дефицитным сырьем, нефтью или технологиями, внезапно нарушили логистические цепочки. А что вы хотели, это ж, мать её, глобализация. Это ж, мать её, открытый рынок. В результате все начало схлопываться как карточный домик. Кредиты обрезали, заводы встали, рухнули цены на нефть и сырье, и далее по спирали. Зато цены на бензин, продукты и товары полезли вверх, заставляя реально охреневать даже самых крепких нервами индивидуумов.

Так и получилось, что купленный почти случайно, по велению запасливой натуры домик в деревне помог нам не утонуть в самую первую зиму после обвала.

Ну а что? Я конечно по натуре хомяк, но моя жена в этом полезном деле даст мне что очков вперёд. Если надо что-то взять на будущее, спрятать что-нибудь ценное или купить нечто качественное – это к ней. У нее всегда найдется время чтобы почитать в нэте отзывы, выбрать получше и подешевле, купить и… спрятать. Да так, что не всегда сами вспоминаем, куда положили. Потом эта нужная, полезная и качественная вещь всплывает во время очередной генеральной уборки или во время переезда. "Ой, а что это у нас?" А это у нас швейная машинка какой-то крутой фирмы, безумно качественная и офигеть какая дорогая, седьмой год стоит на антресолях в комнате дочери. Здорово! Протереть пыль и переставить на другую полку!

Но у этой ее особенности была и крайне полезная сторона. Она сквозь пальцы смотрела и на мои увлечения, связанные с расходами. Или даже не с расходами, а с их накопительной частью. Например, я увлекся охотой, и каждый год все собирался на две-три недели сбежать в деревню и настрелять всласть уток. Я темпераментно доказывал любимой, что осенью я добуду дичи, и есть мы будем не химических кур, которыми даже кошка брезгует, а экологически чистую утятину, гусятину и прочую для городского жителя диковину. Но приходил конец августа, работы было море, охота регулярно откладывалась, да ещё и огород-картошка… Но зато я регулярно ходил в тир, а для будущих охотничьих подвигов покупал патроны, порох, капсюля, гильзы и прочие приблуды, способные облегчить жизнь сельскому охотнику и любителю пострелять. Так что дома у меня всегда был запас патронов, по десятку банок пороха для гладкого и нарезного, и целый пакет капсюлей, коробка стреляных гильз и прочее ценное барахло. И то же самое было и в деревне, в нише под полом, под тумбочкой. Все капсюлированное, тщательно упакованное, смазанное, готовое к использованию и хорошенько сныканое от чужих глаз. Тетя Вера, конечно, присматривала за домиком в наше отсутствие, но в то же время и облегчать жизнь возможным воришкам я не был намерен.

К слову, в деревне не воровали. Она была слишком на отшибе, слишком далеко было ехать по разбитой дороге, чтобы свиснуть у нищего селянина мешок картошки. И ещё там поселились, привлеченные почти заповедными местами и бросовым ценами, несколько крутых мужиков, один из которых был директором свалки, а другой – бывшим строителем и ныне бандитом, ну или наоборот, я не вникал. Деловые и понтовитые, приезжали они туда не часто, на джипах с челядью и друзьями, тихо бухали, громко катались на гидроциклах или снегоходах в зависимости от сезона, и не особенно напрягали местных. Судя по всему, приезжали не только отдохнуть в тишине, но и порешать в этой тишине дела, которые очень нуждаются в этой самой тишине.

Вот на снегоходе то одного залетного жулика они и покатали, когда тот попался в сарае директора свалки. Не, ну как на снегоходе… Сзади, привязав за ноги к фаркопу. Говорят, терпилу довезли до самой трассы и сдали чуть живого полицейским. Благо в тот сезон снега было много, а дядьки были в хорошем настроении. А ведь могли и в Иртыш спустить. Типа, на Крещение утоп, сердешный. А то что рожа синяя и зубов мало, так то поскальзывался на льду, сто пудов, пока до проруби добрался.

Так или иначе, но после этого ни об одном случае воровства я не слыхал.

Кроме того, в старом шкафу, обитом изнутри жестью и доставшемся нам от старых хозяев, мы сделали запас продуктов длительного хранения, типа круп, макарон и консервов, покупных и самодельных.

Вспомнив про еду, я почувствовал, что проголодался. Дело подходило к обеду, и запланированная мною остановка была уже где-то в получасе ходьбы. Я вытянул из кармашка москитную сетку, и натянул так, чтобы закрыть низ лица и нос, оставив только глаза. Комары и гнус, будьте вы неладны, ненавижу вас, скоты.

Брызгалки и прочие средства от комаров и клещей давно кончились,. Даже перчатки мало помогают, потому что перчатки кожаные, и без пальцев. Жрут эти самые пальцы немилосердно. Ну а как вы хотели, тут почти тайга, и много болот.

Становилось жарковато, и я остановился, скинул плащ и быстро свернул его в рулон, потом повесил сбоку на специальный ремень. Скинул следом вещмешок, почувствовав, как по мокрой спине прошёлся прохладный ветерок. А потом подумал и прикрутил плащ к боковым лямкам сидора. Так, пожалуй, будет удобнее, чем если бы он болтался с боку.

Вообще, за последние несколько лет слово "жарко" в отношении погоды стало немного не верным. Теперь "жарко"– это значит ты в основном можешь ходить без ветровки, в рубашке, и, возможно, даже немножко позагорать. Если нет ветерка, от которого покрывается мурашками даже на солнце. Лето стало короткое – то жара, то заливает, а зимы длинными и лютыми. Как и многое в нашей прошлой жизни, глобальное потепление оказалось пустышкой и фуфлом, за какие-то пару лет сменившись затяжными страшными морозами и ветрами, нестабильными летами с плохими урожаями и пришедшим потом голодом. Как-то так оказалось, что наши дома в основном не очень теплые, трубы водопроводные и отопления зарыты для изменившихся условий не всегда достаточно, и местами промерзали, что превратило последнюю зиму почти в пытку. Коммунальщики работали сутками, латая разморозившиеся магистрали, но пока они делали в одном месте, трубы леденели и рвались в других местах. А потом пришла Пандемия…

***

А вот и место моего обеда и послеобеденного отдыха. Небольшая полянка под высокими берёзами, с изуродованными морозами стволами. Толстая кора деревьев потрескалась, заросла уродливыми наплывами и превратила стволы в какое-то подобие древних идолов леса. Местами комель был черен от старых лесных пожаров.

Я быстро скинул сидор на землю, и кряхтя потянулся. Не молод уже однако, поясница гудит, да и сапоги бы с ног скинуть, портянки просушить. Спина опять же, сырая, вспотела под вещмешком. Так что прежде чем насобирать хворост и зажечь костерок, я стянул сапоги, развесил портянки и плащ на ветвях, оставшись босиком, отвязал и кинул на землю туристический коврик. Тэкс, а чем мы сейчас будем подкрепляться? А будем мы подкрепляться вареным мясом, и картохой, заботливо завернутой женой в лист лопуха и вложенную в обрезанную пластиковую бутылку. Сильно наедаться нельзя, а то потом тяжело будет идти, а мне надо до темноты добраться до соснового леса перед трактом. Была ещё вяленая лосятина, жёсткая, но вполне съедобная, и сало, в старом полиэтиленовом пакете, уже порезанное, и растаявшее. Вот и надо его вечером есть, кинем его в кашу, вон крупа в тряпочном пакете. Ну и мяском же разбулыжим, благо его взял дней на пять точно. Если не шиковать, конечно.

Так что я отрезал кусок лосятины и сунул себе в рот, потом ухватил небольшой походный топорик и отправился за хворостом, в пол голоса ругаясь на сырую траву и холодную землю под босыми ступнями. Тут же нарубив сухих веток не то что в достаточном, а даже избыточном количестве. Самое веселое – разжечь костер с помощью огнива. Ну а что, спички нынче неимоверный дефицит. Поэтому я аккуратно достал из пакетика с замком пучок хорошо высушенного трута и заскоблил железом о кремень, высекая сноп искр.

Как только огонек заплясал по веточкам и старой берёзовой коре, я кинул несколько толстых сучков, воткнул в землю рогатку и подвесил над костерком на тонкой цепочке котелок с водой, для чая.

Само собой не настоящего чая, а смеси высушенных листьев малины, смородины и тысячелистника. Или еще чего-то подобного, этим добром женщины занимаются, я не особо вникал.

Потом не торопясь жевал жестковатое вяленое мясо, которое нарезал тонкими ломтиками, запивая чаем. Хехе, раньше я ел быстро, словно торопясь куда-то, и не всегда по-настоящему наслаждаясь вкусом еды, превращая удовольствие в обычное набивание утробы. А вот сейчас, когда еда стала гораздо проще, когда ее уже нет в избытке а выбор стал не велик, я внезапно начал ценить такие моменты. Не спеша пожевать, потом сидеть и смотреть на лес сквозь пар, поднимающийся над кружкой чая, слушая ветер в кроне деревьев и вдыхая сыроватый запах хвои и прелой листвы. Что может быть лучше?

С кряхтение растянулся на коврике, с наслаждением расслабляя ноющую спину и сунув под голову руки. Всё-таки скоро полтинник, и старые травмы все чаще дают о себе знать. Скоро, блин, полтинник, а кроме меня на разведку идти некому. Такие вот печальные дела.

Я прикрыл глаза. На пол часика можно.

А через пол часа я скидал в сидор шмотки, немного провозякавшись с маленькой, шириной в ладонь диаметром, алюминиевой сковородкой, укладывая ее так, чтобы она легла ровно, чуть выше середины вещмешка, и на спину не давили закопченый котелок и фляжечка с самогонкой. Ну и всякие другие мелочи типа стеклянной пятисотграммовой банки тушёнки, которую научилась делать жена. Причем сама банка была простерилизована и вставлена в обрезанную пэт-бутылку, а затем с помощью кипятка бутылка съежилась и так плотно облегла баночку, что ее стало нельзя снять. Такую банку стало сложнее разбить, стукнув по ней чем-нибудь твердым. Но это НЗ, на крайняк. А пока доедаем более скоропортящиеся продукты.

К вечеру я добрался до намеченного места ночёвки, привычно накидал под раскидистую ель свежего лапника, постелил на него туристический коврик, рядом кинул плащ-накидку – укрываться. Поужинал кашей, все тем же мясом (как же, блин, в нем не хватает приправ) снова долго хлебал чай, глядя в холодное бездонное небо. Потом натянул москитную сетку, пододел под анорак старый свитер, и, положив рядом заряженное ружье, задремал – а сном это было назвать нельзя – чутко, вскидываясь при каждом подозрительном шорохе. К середине ночи спустился туман, я подкинул толстую дровину в почти погасший костер и вырубился, свернувшись калачиком. Холодно.

***

– Ты глянь, что творится, – я ткнул пальцем в экран ноутбука, как будто любимая могла увидеть экран. – Пишут, вторая волна идёт. Вируса. Народец дохнет, вроде. – Я сидел на диване, укрывшись пледом и читал новостные ленты, потягивая из большой кружки чай.

Жена стояла у плиты, колдуя над запеканкой. Свиные рёбрышки и кругляши резаной картошки в духовке одним своим видом выбивали слюну, а сверху ещё немного специй и майонеза. Мммм, божественно, а аромат просто убийственный.

– И? – откликнулась она колдуя над плитой. – Будем опять ходить в масках и изображать карантин?

– А кто его знает? Но начинается как в прошлый раз, уже вроде и импортные врачи на измену подседают.

– Сам только на измену не подсядь.

– В каком смысле? – я подозрительно уставился в спину жены. – Помнишь, ты ругалась, когда я начал скупать продукты и фарму? Ну ведь помогло же? И масок купил, на пол года хватило. Да вообще норм затарился, сколько потом денег сэкономили, когда на продукты цены вверх полезли.

– Ну да. Сперва они сами же, – жена потыкала лопаткой куда-то вверх, – развели панику, распродали за дорого разные неликвиды, разогнали инфляцию… Горбунов, ты правда думаешь, что они изначально не знали, что паника не соответствует опасности?

– А что, хочешь сказать, что корона оказалась не опасна? Сезонный грипп, типа?

– Не ерунди! Я такого не говорила!

– А что ты говорила?

– Я говорила, что надо же как-то было оправдать инфляцию, типа, мы не при делах, это все вирус. Отнеситесь к этому с пониманием. – процитировала она одного известного политика, всплеснув руками. – Я не я, и жопа не моя. А как же, за месяц продукты так сразу подорожали? И не в инфекции дело было. Сволочи! Сметана вон как подорожала!

Угу. Не очень внятно-понятно, но очень эмоционально. Как обычно.

– Ну ты даёшь, все новости опять к сметане свела, – восхитился я. – И как так у тебя получается?

Я снова уставился в экран.

– А что? Нет, ну это нормально?! – Ульяна отложила ложку, которой мешала мясо в глубокой сковороде, развернулась ко мне, уперла руки в бока и обвиняюще заявила: – Тебе что, прошлого раза не хватило? С короной? Сперва панику навели, людей по хатам заперли, половина народу до сих пор в долгах, без работы, и вроде как потом оказалось, что… – она замялась, подбирая слова и бодро шурудя лопаткой в сковороде, – типа, мы пошутили.

– Ну почему ж пошутили, зараза то была, даже я вон переболел. А кое-кто и помер.

– Ну так ведь ты не помер же? А кто помер у того куча других болячек была, с тем же успехом и от чего другого бы загнулись.

– А осложнения? Вон сколько народу до сих пор кто лысый, кто с лёгкими маются? Пчёлка моя, ты опять на броневичок лезешь? – хмыкнул я, в пол глаза продолжая глядеть в экран ноута.

– Да ну тебя, – отмахнулась разгорячившаяся Уля. – Помнишь же, когда выяснилось, что куча народу со временем превратилось в инвалидов от последствий, все просто спустили на самотёк. Типа, «помер Максим, ну и хрен с ним. Положат его в гроб, ну и мать его йоп?». Им, видите ли, экономика важней. А люди, – она громко постучала ложкой в сковороде, перемешивая что-то, – а люди побоку.

Я поморщился, вспомнив, как у меня после короны начало пошаливать сердце, получив как осложнение что-то с сердцем. И сколько денег я выложил тогда за новый тогда противовоспалительный гормональный препарат. И как я тогда начал набирать вес и терять волосы, превратившись за пол года в одышливого лысого толстяка. Слава богу обошлось, и сердце пришло в норму. И даже вес почти скинул. Повезло. Но тот страх и чувство беспомощности я помню до сих пор.

– Я что-то не понял, ты чего сказать то хочешь? То у тебя «ложная тревога», то «все инвалидами» остались… – Я реально стал путаться в том, что хотела сказать жена.

– Я хочу сказать, – перебила она меня, – Горбунов, что нефиг снова паниковать раньше времени. Поживем увидим. Было бы что опасное, так уже сказали бы.

– Типа, ой, все плохо, разбегайтесь, холопы, хоронитеся от микроба, да и от нашего барского пригляду? Так что ли? Да они,– я ткнул пальцем в потолок,– скорее удавятся, чем отцепят поводок. Рассадят на самоизоляцию, и вся недолга.

– Горбунов, ты что предлагаешь? Схватить узелки и податься в лес?

– Не, ну не так то сразу, – включил заднюю я. – Не надо передёргивать.

Уля облизнула ложку, внимательно ее осмотрела и, ткнув ей в мою сторону, спросила:

– Для особо одаренных повторяю: ты чего предлагаешь?

– Ничего, просто говорю, что опять какая-то хрень идёт, надо держать нос по ветру.

– Ну так держи, чего мне то голову забиваешь?

– Ага, – завелся я. – То ты говоришь, что короняга была опасная, а у нас на самотёк все пустили ради экономики, то наоборот, сейчас они, по твоему, забьют на гешефт и начнут нас тут спасать. Сама то поняла, что сказала?

– Максим, надоел. Тебе заняться нечем?! Иди вон мусор вынеси, полный пакет стоит, хожу спотыкаюсь!

–Ты чего завелась?

–Да ну тебя. Мало других проблем, что ли?

– Не, ну нормально? – я тоже начал закипать. – Вся такая умная-разумная, а чуть что, так сразу офигеваешь в атаке.

– Да пошел ты, надоел уже! Я тут жрать готовлю, а ты ко мне со всякой ерундой лезешь. Становись вон к плите, а я над компьютером посижу, поумничаю!

– Да и хрен с тобой! Уже и поговорить с тобой нормально нельзя!

– А ты не приставай со всякой ерундой. Сидишь на диване, когда я готовлю, весь такой мировыми проблемами озабоченный. Все тебе тридцать три удовольствия подавай, а я у плиты тут торчу! Надоело!

– Бзззз, злая муха,– ругнулся я, схватил ноут, чуть не выдернув штекер зарядки, и, теряя на ходу тапочки, ушел в комнату. Даа, вот и поговорили.

В комнате было холодно и не уютно, в отличие от прогретой и вкусно пахнущей кухни. Я забрался на диван с ногами, укрылся пледом и снова уставился в экран. Нет, здесь не то. Да и есть и правда охота. Поэтому, взяв плед под мышку, вернулся обратно. Жена молча сопела, лязгала кастрюлями, и через некоторое время, успокоившись, я снова углубился в чтение.

Разные люди говорили о том, что множество людей в разных уголках мира внезапно погибали, и симптомы тоже были разные, но одно общее – быстрое развитие клинических признаков и большое количество умерших. Просто человек, с утра прекрасно себя чувствовавший, к обеду начинал чувствовать недомогание, а к вечеру умирал. Отказывало сердце, почки, резко отекали лёгкие и человек, внешне здоровый, умирал. В Африке вообще, вымирали целые селения. За сутки. А официалы молчали, лишь разные мелкие сайты конспирологов сообщали, что сильные мира сего внезапно отменяли все дела и убывали в неизвестном направлении. Бронировались на долгий срок отели в Альпах, круизные океанские лайнеры и атоллы в тропических морях. Правда, все это перемежалось тревожными сообщениями про аннунаков, активность черных дыр и прочих инопланетянах, поэтому не зацепило бы моего внимания, если бы я не был абсолютно уверен, что так называемый «коронакризис» не для того создавался, чтобы вот так вот взять и просто рассосаться. Так не бывает, слишком много усилий было приложено. Поэтому про разные случаи со вспышками непонятной заразы с некоторых пор стали привлекать мое пристальное внимание.

Ну вот, например: дядька профессорского вида в своем маленьком видеоблоге возбуждённо разводил руками и вещал, что та, первая пандемия, на самом деле и не должна была вызвать множество смертей, ее главная задача была вызвать в организме какие-то процессы, что при повторном заражении немного измененным вирусом иммунитет сходил с ума, и начинал бороться с собственным организмом. И чем здоровее человек, тем сильнее был иммунный ответ. То есть больной иммунодефицитом человек даже бы и не заметил новый вирус, а молодой здоровый человек помрет с вероятностью единица. То есть в первую волну погибали слабые и старые, а теперь наоборот, будут умирать те, кто моложе и здоровее.

Профессор возбуждённо сыпал терминами, из которых я запомнил почему-то только "бинарное оружие", "сенсибилизация", аутоиммунная реакция" и "быстрая мутация". Суть его мессиджа сводилась к тому, что уж сейчас то точно трындец.

–Папа, а чё Дрюха меня маркером мажет? – младший сын, пылая праведным гневом возник над лежащим на моих ляжках ноутом. – Ну пааап, он меня мажет маркером!

Я, не отводя взгляд от экрана, строго сказал в сторону детской комнаты:

– Андрюша, ты зачем мажешь Витю маркером?

– А чё он меня достает? – донеслось из детской. – Он меня Винни-Пухом стукнул!

– Сына, ты зачем Витю стукнул Винни-Пухом? – я наконец то поднял глаза на сына. У того на лбу и щеках сияли несколько загадочных ломаных линий, делая его похожим на виденных мною когда-то картинок с татуированными лицами воинов маори.

–А чё он со мной не играет?

Железная логика.

– Улечка, пчёлка моя, у нас побоище. Один твой сын стукнул другого твоего сына медведем, а тот разрисовал портрет этого маркером.

– Вот как? Мои значит? Ты не при делах? Вот пойди и разберись со своими сыновьями, – непреклонным тоном ответила Ульяна. – А то у нас папа за месяц к дивану прирос. А я занята. Или сам к плите встанешь?

– Шантаж! – Я закрыл ноут.

– Все в тебя. Кого сделал – так тебе и надо!

– Папа, пойдем! – потянул младший меня за руку.

Вставать с дивана откровенно не хотелось, но я отложил ноут на стоящую рядом табуретку и уселся. Надо было наводить порядок железной рукой. Андрюха аж подпрыгивал на месте от возбуждения и обиды.

– Это не я, он первый начал, – донеслось из комнаты.

Я с грозным видом вошёл в комнату двойняшек, но только набрал воздуха в лёгкие, чтобы начать проповедь о том, что нужно жить дружно, как наступил на разбросанные по полу детальки Лего. Мляаааа!!! Ссууукааа, больно было просто атас, я запрыгал на одной ноге, наступил второй ногой тоже, зашипел и рявкнул, зверея:

– Это мля что за бардак? Быстро тут, мать вашу, все убрали и в упор лёжа, оба!

– Нееет.. – оба сорванца в один голос взвыли , а младший поджал губы и завопил:

– Мама, мама, а папа плохое слово сказал! – и заныл, обманутый в своих ожиданиях наказания брата. Ах ты стукачок мелкий! Я подскочил к телевизору и нажал на кнопку, выключая его, и тут же захныкал старший.

– Не умеете жить мирно, будете наказаны! Ну-ка хватит соплей и быстро порядок наводим!

– Пааап, ты их ещё в упор лёжа обещал поставить, – донёсся ехидный голос из-за стенки. Доченька проснулась, ага.

– Вот ты этим и займешься, золото ты моё самоварное. Как старшая по званию.

– Нееет, – картинно взвыла она и, открыв дверь прошлепала босыми ногами в ванную.

– Горбунов, у тебя телефон разрывается! – раздался голос жены.

Я выдохнул, развернулся и отправился обратно на кухню, по пути снова наступив на разбросанные по полу Лего.

Звонил по воцапу мой давний друг ещё со школьной скамьи, Костик Савченко, ныне подполковник медслужбы в какой-то мутной военной конторе.

– Я вас внимательно, господин полковник! – радостно отрапортовал я в трубку и похромал к дивану.

– Здорова, Брюс, – назвал меня старой школьной кликухой Костик. – Как дела?

Голос у него был какой-то напряжённый, поэтому я посерьёзнел и сказал:

– Говори.

Брюсли меня прозвали ещё в секции карате, куда ходило много пацанов с нашего класса. Я очень любил киношные эффектные вертушки и разные прыжки, наивно принимая за чистую монету фильмы с разными там Ван Даммами, Брюсли и прочими Джеки Чанами. Поэтому меня регулярно на этих прыжках ловили и, соответственно, били. Даже посмеивались, что надо просто отойти в сторону, Брюсли и пролетит мимо. Ну или просто поймать за ногу.

Сава посопел в трубку, а потом медленно, словно борясь с неуверенностью, спросил:

– Про вторую волну пандемии слышал?

– Ну.

– Баранки гну. Все серьезно, Брюс, даже более чем. Наше начальство становится на крыло, в штабе округа начинается паника, на этой неделе будет приказ закрывать все военные городки, выводить часть войск побатальонно чуть ли не в чистое поле, лишь бы подальше друг от друга и от населенных пунктов. Ну а другие будут обеспечивать карантин.

– Бля, Костян, тормози, с чего вдруг такие дела? С какого хуя? Какой карантин, давай с начала!

– Максим, ты там базар фильтруй! – рявкнула Ульяна, указывая деревянной лопаткой в сторону мелких. С лопатки от резкого движения что-то слетело, кажется, картоха.

– Аа, да, – Костик словно вспомнил, что то, о чем он говорит, само собой разумеется только для него, а я в этой теме совсем "холодный". – Короче, братан, если проще: пошла новая волна заразы, вирус, который сам по себе не смертельный и даже не очень опасный, но если им заразится человек, до этого переболел коронягой, пусть даже бессимптомно – то человек быстро и гарантированно погибает. Помрёт только в путь, с гарантией.

То есть если ты до этого коронавирусом не переболел, то тебе и эта зараза не страшна. Если ты переболел этой новой заразой, а потом подхватил коронавирус – тебе хана. То есть каждый вирус не очень опасен сам по себе, но вместе… Вместе, в одном организме они тебя гарантированно убьют. Мало того, новый вирус имеет очень долгий бессимптомный период, и крайнюю заразность, почти как ветрянка, ну может чуток меньше, но от этого один хрен не легче. В какой-то момент времени иммунная система начинает сходить с ума, и начинает уничтожать собственные ткани и органы.

Человек просто быстро погибает от отказа, например, лёгких. Или сердца, или почек. Или отека мозга. Блин, Макс, это пиздец! Просто. Ебаный. Пиздец! – Костик уже почти орал, от медленной вдумчивой манеры выражаться старого друга не осталось и следа. А я, не осознав и половины сказанного, внезапно испытал страх. – У нас уже херова туча народу ещё ходят на работу, говорят, бухают, трахаются. И не знают, что они уже почти покойники! Через месяц, край два, братан, у нас парализует всю, слышишь, вообще всю медслужбу, а ещё через неделю-другую трупы будут валяться на улицах. Это математика, это военная эпидемиология, братан, это конец!

И самое херовое, братан, что вирус мутирует очень быстро, в разных странах уже сейчас появились разные штаммы, которые, встречаясь в одном организме, дают все ту же реакцию гипериммунного ответа. И вирус расползается по миру, каждую минуту, с каждым самолётом, поездом и автомобилем. Короче, Брюс, ты мне веришь?

Я был так поражен этой истерикой моего друга, здоровенного и обычно спокойного мужика, что конкретно подсел на измену и не сразу ответил:

– А? Да.. Конечно… Тебе верю.

– Отстань от папы, видишь же, он по телефону разговаривает! Брысь отсюда! – жена выглядела озабоченной, видимо, увидела мой ошеломлённый вид.

Я осознал, что все это время меня за штанину трико дёргал Дрюха, просясь поиграть на компьютере.

– Брысь отсюда! – сказал я сыну.

– Что? – спросил телефон голосом Костяна.

– Это не тебе. Сейчас, секунду.

– Саве привет, – крикнула жена, поняв, с кем я говорю.

– Тебе привет.

– Ага, слышал, ей тоже.

Сын разобиделся, и, требуя внимания, с утроенной силой заканючил ноутбук.

Я развернулся и пошел в ванную. Закрыто. Доча плещется. Пошел в комнату, но там снова работал телек и Спанч Боб громко наводил суету в подводном мире. Ненавижу этот мультик.

Тогда я снова пошел в нашу с Улей комнату, превратившуюся в помесь спальни и гаража из-за холодной зимы и постоянного отключения тепла. У соседей сверху разморозились батареи, и часть штукатурки потолка просто отвалилась. За это лето я сделал ремонт, но убирать небольшую дровяную печь и трубу не стал. Впереди новая зима, а коммунальщики явно не успевали. Протиснулся между штабелем топливных брикетов, придвинутом к окну шкафом и выбрался на заваленный балкон. Тихо спросил:

– Сава, так чё, какие прогнозы?

– Прогноз один, без вариантов, – Сава вздохнул на том конце трубы, – Песец. Брюс, просто поверь, как лучшего друга тебя прошу, хватай родню и забейся в самый дальний угол, какой найдешь, и сиди там не высовываясь. Тогда может и пронесёт. Один хрен Новая Депрессия детским утренником покажется.

Костик Савченко потом ещё долго говорил, даже скорее для себя, а не для меня, я слушал, вставлял междометия, а сердце начинало ныть все тоскливые. То, что он говорил, было похоже на ночной кошмар, он говорил страшные вещи. Как тихо, без шума и интернетных воплей блокировали несколько городков на границе с Китаем, как начали умирать бойцы службы РХБЗ, обеспечивающие карантин. Как блокируется информация и удаляются из сети наиболее страшные ролики. Как спешно разбегаются по дальним убежищам народные избранники. Ну как, как можно соединить воедино эти ужасные вещи и мой растущий бизнес, оптимизм и веру в будущее? Он попер в гору после тяжёлой зимы, пластиковые окна, утеплители и разные печки с обогревателями разлетались как пирожки. И теперь Костян настаивает, чтобы я все бросил и укрылся подальше от людей. И отмахнуться я не могу, потому что… Потому что смотрите выше.

Слова Костяна легли в благодатную почву. Нечто такое, нечто тревожное и так прорывалось через информационные заслоны. Ощущение надвигающейся угрозы давно смутно витало в воздухе, хотя я все списывал на обычную усталость и просто общую депрессию. А может, и на солнечные пятна, или точнее, на отсутствие оных. Есть, говорят, какая-то связь между пятнами и душевным равновесием. Типа, есть пятна – ты параноик. Нету пятен – ты шизофреник. Ну или наоборот, я не силен в астрономии.

Я сидел на кровати, уставившись в почерневший экран телефона, и решал, как быть дальше. Потом вздохнул и пошел переодеваться. Надо начинать готовиться.

– Папа, а ты куда?

– На работу вызвали, – отмахнулся я от малых. – Можете взять ноут. Только по очереди, по честному! – крикнул я вслед убегающим наперегонки малышам.

Жена настолько поразилась, что я не дождался запеканки из рёбрышек, что не нашлась, что ответить. Потом обиженно фыркнула, мол, «сбегаешь? А куда ж мне самой то от вас деваться», а я оделся потеплее, нацепил маску, скользнул за дверь и был таков.

До комендантского часа было ещё далеко, поэтому я не спеша забрался в машину, завел двигатель и тут же включил подогрев сиденья, смастыренного одним умельцем в мой УАЗик с какой-то иномарки. Сентябрь, а уже холодно и промозгло. Минут десять, пока работающая печка нагоняла тепло в салон, я лихорадочно размышлял, что делать. Нет, даже не то чтобы размышлял, а скорее собирался с мыслями и силами, чтобы принять решение. Костяну я верил безоговорочно, все детство и юность вместе, ага. И гуляли, и за девчонками бегали, и дрались.. было время проверить, кто чего стоит. И если здоровый спокойный Сава, похожий по жизни на серьезного слонёнка из советского мультфильма про тридцать восемь попугаев, кричит "шухер", значит надо делать ноги, без вариантов. Но, блин, ну как же не вовремя то, а, ну твою ж мать!…

Я медленно выкатился со стоянки, открыл с пульта ворота, кивнул пожилому охраннику казаху в будке, и поехал в находящийся рядом супермаркет. Потом долго закупался, сгребая с полок консервы, крупы, макароны. Пришлось сделать несколько ходок, чем вызвал несказанное удивление кассиров объемами, ассортиментом и суммами покупок, на что, в общем то, не обратил никакого внимания. Ни настроение, ни равнодушные лица за кассами к общению не располагали.

Кредитка немного похудела, но пока не существенно. Нужны порох и капсюля, причем часть капсюлей – центробой, на латунные гильзы. И я взял почти все, что нашел в магазине, 20 банок "Сокола", почти 30 упаковок капсюлей, плюс пяток банок «Сунара» для нарезного и 366 калибра, и капсюля к нему. Ну и конечно патронов к моей любимой Моське, винтовке Мосина аж 1942 года, превращенный из бюджетного раритета во вполне себе снайперский субминутный карабин. Цены просто безбожно кусались, но в свете событий последней пары лет удивительно вообще, что хоть что-то разрешается продавать, могли ведь как всегда просто запретить все, и дело с концом.

Хотя при таких ценах и так, по сути, гражданское оружие стало для большинства граждан недоступно. Самыми дорогими стали капсюля. А и то правда, я могу слепить патрон из всякого хлама, отлить пули и дробь, нахимичить порох-дымарь, а вот без капсюлей никак. И получается, что без этих маленьких хреновинок все ваше оружие не более чем палки своеобразной формы, годное для мужественных селфи или как декорация на стенку. Да что там говорить, если бы я не купил свои стволы до начала Новой Депрессии, то потом уже просто бы не смог этого сделать. Банально не было бы денег, ценник на оружие улетел в космос.

В общем, кредитка просела существенно, но это уже проблема банка.

Я конечно же считаю банки мошенниками, а кредиты и кредитки – заманухами и капканами, рассчитанными на завлечение людей в долговое рабство, как тот самый сыр в мышеловке. Но вот в такие моменты кредитка незаменима, для получения материальных благ почти на халяву. Особенно, если кредит отдавать не придется. Крутя баранку, я даже неожиданно для себя громко и злорадно процитировал вслух известного классика разговорного жанра, обращаясь к неведомому банкиру: "Денег нет, но вы держитесь!». Послушал свой голос, и добавил, подняв вверх указательный палец: «Заграница вам поможет, пидоры!».

Потом заехал на работу, без интереса выслушал Тимофея, своего коммерческого директора о текущих делах, сообщил ему, что он остаётся за старшего, а я поехал с семейством отдохнуть на недельку в какой-то там санаторий. Настроение рухнуло в плинтус и начало закапываться. Сперва с женой погрызся, теперь вот почувствовал себя подонком, что не сказал, не предупредил. Смалодушничал. Почему не предупредил? Да побоялся, может быть даже в тайной надежде, что всё как-нибудь образуется, само собой отменится, а Костян ошибается, а я отделаюсь лёгким испугом и всего-то буду пол года работать на кредитку. Так было паскудно на душе, что не заезжая домой я поехал в деревню. Позвонил жене, выслушал очередные упрёки, снова нахамил в ответ и пол ночи ехал, потом разгружал продукты, распихивал их по углам, потом ехал обратно.

Под утро грязный, пропахший потом, на заляпанный машине я въехал в город. Комендантский час закончился пол часа назад, в шесть. Светились окна, загорались во дворах пока ещё редкие фары. На бронированном "Тигре" проехал мимо патруль, внимательно оглядев меня и машину. Я примерно держал руки на руле, стараясь не дергаться, а то последнее время патрульные стали слишком нервные и перестали заморачиваться криками "Стой!" и стрельбой в воздух. Куда там, лупят со всех стволов сразу на поражение. Может и правильно, иначе за последние пару лет уже бы все в крови захлебнулись. Вместе с тотальным обнищанием Новой Депрессии, мы получили не просто ремейк девяностых, а самый его худший вариант, с разгулом беспредела, этническими бандами и АУЕ-шным зверьём, подросшим и заматеревшим. И людской безнадегой. В некоторых небольших городах были натуральные уличные бои, а часть Кавказа и Закавказья снова захлестнула братоубийственная война, превращая станицы, аулы и кишлаки в руины и кладбища. А некоторые дворы и районы в городах России – в филиалы этих самых Закавказских республик. Приехавшие гости-беженцы быстро соорудили какие-то шанхаи, палаточные городки а то и просто повыгоняли местных из домов. Само собой, по своей старой привычке начали нагибать местных и учить их жизни. А потом… а потом оказалось, что озверевшие от безденежья и одичавшие от безнадеги местные – русские, буряты, татары и т.д – начали просто стрелять по гордым сынам Кавказа и Закавказья, благо боевого опыта и ярости уже было не занимать. Новый виток «братской любви» породил такую лютую вражду и неприятие бармалеев, что в течение нескольких месяцев кровопролития пришельцы были либо убиты, либо изгнаны обратно, либо загнаны на самые задворки. Дружба народов подошла к логическому завершению. А уж после кровавых событий в Сургуте, где приезжих оказалось даже больше чем местных, и дело кончилось для русских совсем плачевно, насилие выплеснулось кровавой баней неожиданно и мощно. Тогда, если мне не изменяет память, всё началось как обычно – с пьяной массовой драки в ночном клубе. Приезжие отметелили и порезали компанию русских, этого им показалось мало, и всей кагалой они пошли отлавливать славян на улице. Били всех подряд, толпа разрослась, пошел кураж. Зазвучали выстрелы, посыпались битые стекла, загорелись машины. Зазвучало привычное “Аллаху акбар”, “русские – свиньи”, и город погрузился в кровавую бойню.

Правды ради и к чести кавказцев, далеко не все горцы поддержали исламистский мятеж в Сургуте, многие выступили против. И даже сражались за конституционный порядок с оружием в руках. Но, само собой, бармалеи на тот момент были подготовленные, а местные – нет. Да и СМИ, и всякие говноблоггеры, оппозиция и провокаторы подняли такую вонь на тему «Русский фашизм поднимает голову!», что плевались даже самые стойкие. Кровь потекла рекой, государь ввел комендантский час, пропускной режим и прочее подобное говно, словно не они сами создали все предпосылки к мятежу, позволяя “иностранным специалистам” въезжать в Россию в товарных количествах. Процесс получился самораскручивающийся, следствие становилось причиной, посеянное проросло кровью.

И облом. Росгвардия, войска, а тем более недавно сформированные отряды теробороны не только не стали защищать “несчастных миролюбивых иностранных рабочих”, но и стали помогать местным, избрав максимально лёгкий вариант подавления беспорядков – убрав лишний раздражитель с глаз долой. То есть выгнав беспокойных пришельцев, попутно и перестреляв особо буйных. Не особо буйным, как водится, тоже досталось. Ну а что, у вояк и гвардейцев тоже есть семьи, и они тоже хотят жить спокойно… Кое-кто из скандальных умников из телевизора даже сказал, что «понаехавшие» сослужили тем громоотводом, на который сработала накопившаяся разрушительная энергия масс. И, мол, «если бы не было этих несчастных беженцев, их стоило бы придумать», “они не виноваты, так получилось”, “русский фашизм надо остановить”… Само собой, этого умника начали цитировать и хором стыдить. Ну и, как обычно бывает в нашем перевёрнутом мире, чаще приглашать на разные ток-шоу и «аналитические программы», словно издеваясь над разумом и совестью. За одним и пополняя банковский счёт этого внезапно ставшего популярным говнюка.

Нам повезло. Мой город был областной, с оборонными заводами, и традиционно «красный», войск туда нагнали быстро, бардак жестоко подавили. Поговаривали, что сами менты организовали небольшие отряды, занимавшиеся отстрелом особо отпетых этнических банд и влиятельных представителей диаспор. Слухи, конечно, когда это менты решались на подобные резкие маневры? Чаще они возглавляли эти самые банды, ага. Хотя нет, это несмешная шутка. На самом деле менты лютовали так, что синие от портаков авторитеты и их коллеги из ближнего зарубежья с тоской начали вспоминать о временах с адвокатами и гуманными судами, о депортации и штрафах. Да и вояки не церемонились, несколько особо отпетых бандосов расшмаляли с КПВТ прямо в машинах, остатки которых как в назидание долго красовались на картинках местных пабликов “ВКонтакте” и прочих соцсетей. В общем, менты, Росгвардия и другие силовики неожиданно стали той силой, которая не дала анархии захлестнуть страну в братоубийственной бойне. И хотя явную анархию и удалось подавить, обнищание основной массы народа продолжилось, и недовольство продолжало расти. Поэтому комендантский час так и не отменили, а бронемашины и патрули на улицах превратились в привычную вещь.

А город между тем просыпался, загорались окна, выползали из дворов машины, на улицах появлялись немногочисленные дворники и спешащие по своим делам люди. Фонари не горели, их вообще стали включать только на центральных улицах. А что вы хотели, экономия. Электроэнергия нынче дорогая, а обслуживание сетей денег стоит. Которых, как известно, всегда не хватает.

Я медленно рулил по улицам родного города, и словно другими глазами смотрел на знакомые с детства пейзажи. И не узнавал их. А ещё то ли усталость бессонной ночи, то ли мрачные перспективы навевали ощущение какого-то постапокалипсиса, упадка и обречённости. Мой город никогда не был богат, но это все же был областной город, а сейчас… Разросшиеся барахолки, контейнеры и развалы со всяким старьем и откровенным хламом, пыльные не освещенные вывески – да, все та же экономия электроэнергии – превратили город в серую унылую клоаку. И озлобленные лица прохожих, шлюхи, алкаши и инвалиды войн с безнадёгой в глазах довершали картину. Безденежье, отсутствие работы и наличие кредитов – страшное сочетание. Особенно, если при этом есть и ипотека. Может, поэтому город наполнился этими самыми алкашами и наркоманами, бандитами и шлюхами? А целые кварталы превратились в такие трущобы, куда и патруль не всякий раз решается заехать? Да, Депрессия – она такая.

Собственно, когда экономика посыпалась, как карточный домик, многие люди, привыкшие к изобилию и некой лёгкости бытия, оказались не готовы не столько материально, сколько морально. Подвинуться, ужаться, заняться не сидением перед компьютером с чашечкой кофе, а, например, тяжёлым физическим трудом смогли не многие. Чувство собственного «Я» и повышенный уровень притязаний не дали во время приспособиться к изменившимся условиям, и, как следствие, масса народа оказалась не у дел.

Меня тоже зацепило, и сильно. Когда партнёры начали разоряться, когда строительный бизнес, в том числе и мой, пошел под откос, я взаимозачетом взял немало листового металла. А потом пришла зима. Нет, не так. ЗИМА! И я пустил металл на недорогие компактные дровяные печки. А из оцинкованной стали, деревянных реек и минваты мы делали своего рода сэндвич-плиты в размер и толщину стеклопакета. Если уж случались коммунальные аварии или мороз становился совсем невтерпёж, стеклопакет вынимался из окна, на его место вставлялась наша плита, в которую, в свою очередь, вставлялась дымовая труба от печки. Туда же, в печку, можно было вместо дров сунуть газовую горелку от бытового газа, если с дровами заморачиваться не охота.

Хотя газ тоже был не во всех домах, а во многих высотках он не предусматривался вовсе. А кое-кто, обогреваясь конфорками на кухне, и просто угорал или травился. Да и просто не хватало газа, когда резко выросло его потребление. Точнее, даже не газа, а газовых магистралей, их проходимости. И электросети горели от нагрузок, погружая целые районы во тьму.

И тут я со своими печками. Все делалось просто и буквально на коленках. И такие печки закупались у нас чуть ли не целыми домами, превращая фасады зданий в дымящиеся колонны. Стены чернели от копоти, город становился похож на постапокалиптический сюр с торчащими из окон трубами, но в квартирах теплело. Ну или по крайней мере трубы не размораживались. В общем, бизнес пёр в гору, практически без конкурентов, по крайней мере пока. По началу работали у меня в гараже, а потом я даже расширил ассортимент и нанял людей для продаж. Дело пошло, рос ассортимент, я выбирался из долгов. И тут такая засада! уроды! Сто процентов, не смогли осилить Россию на войне, вот и ударили из-под тишка.

Задумавшись, я медленно заехал на заправку и в голос выматерился. Цены на бензин вызвали даже не возмущение, а оторопь. Ну нельзя же так, право. Такими темпами скоро бензин можно будет в аптеках продавать, мензурками. Соляры вон вообще нет, судя по висящей на колонке табличке. Ну и хули делать?! Вон, лампочка уже моргает, кобыла жрать хочет. Автомобиль, шурша протекторами по высыпавшийся из дорожных выбоин щебёнкой, подрулил к колонке и я, кряхтя, выбрался из салона и засунул пистолет в горловину бака. Пока дошел до окошка заправки, два раза чуть не поскользнулся на тонком ледке подмерзших лужиц.

– Откуда такие цены, родная? – возмущённо запричитал я, заглядывая в неудобно расположенное окошко. – Ну что за дела то?

И добавил уже спокойнее:

– Здравствуйте.

– Драсти. Я что ли их назначаю? – устало отмахнулась средних лет женщина-оператор, у которой я частенько заправлялся. – Сегодня ночью директор прилетал, все закрыли, перемеряли ёмкости, а потом и ценник подняли. У них там, кажись, что-то с поставками стряслось. То ли оптовики цены подняли, то ли топлива нету, я не поняла.

– Ну трындец, – я поглядел на наличность в кошельке, и, махнув рукой «семь бед – один ответ», снова полез в карман за кредиткой. Такими темпами я обнищаю куда быстрей, чем предполагалось.

Заправившись и ещё раз чуть не свалившись на льду, отправился восвояси.

Открыл с пульта ворота и заехал во двор. Поставил машину, и, собравшись с духом, пошел домой. Предстоял долгий разговор.

Поднимаясь по лестнице, я понял, что очень устал. Это только в книжках главный герой бегает сутки напролет, не тратя время на сон, горшок и еду. Его не мучают старые болячки, рассудок все время ясный, а не так, как у меня сейчас – мысли от усталости и нервяков путаются. И ведь никуда не денешься, надо сперва объясняться с женой по поводу ночного отсутствия, потом долго и нудно объяснять, почему этот песец неизбежен, потом убеждать, психовать и истерить, все то же самое говорить моим старикам-родителям, отчиму и матери жены, друзьям и другой родне. Дел предстояло немеряно, времени было мало, ресурсы были ограничены, а нежелание людей принимать быстрые и кардинальные решения – бесконечно. Что, в принципе, понятно. Вот сидишь ты, чай пьешь с баранками, и тут прибегает к тебе взъерошенный родственник, кричит что всё, хватай вокзал, чемодан уходит. Конец света, мы все умрем. Что ты будешь делать? Да ото ж, в лучшем случае доброжелательно угостить пустырником или «Афобазолом», в худшем – по-родственному дашь звиздюлей и вытолкаешь в шею. Или вызовешь врача, по ситуации.

Занятый такими мыслями, я кое-как поднялся к себе на третий этаж, потыкал в замочную скважину ключом, но дверь не открывалась. Видно, изнутри в замке тоже торчал ключ. Только я потянулся в карман к телефону, чтобы не трезвонить в дверной звонок и не будить детей, дверь открылась. Уля не глядя на меня тут же ушла на кухню, и я только успел заметить ее припухшие покрасневшие от слез глаза и скорбно поджатые губы. А, ну да, ну да. Знаем-знаем, пол ночи не спали, мысленно уже раз двадцать со мной развелись, во всех красках представили, как с сумочкой и двумя детьми уходим от "этого подонка" (меня, то есть). Или наоборот, ставим чемодан за дверь, а "этот подонок", насвистывая, уходит к молодой любовнице, обязательно блондинке с большими сиськами. Блондинок Уля не любила, не знаю почему, как-то так исторически сложилось. Может быть просто киношный штамп прилип, может когда-нибудь в прошлом были, так сказать, нюансы. Я не вникал, она не рассказывала, факт был фактом – блонды ей не нравились категорически. Точка.

Но при всем при этом Уля моя – женщина умная, начитанная и за словом в карман не лезет. И добрая, что немаловажно. Когда она расстраивалась, я всегда чувствовал себя больным и виноватым, даже если и не считал себя таковым. Как так получается, я не знаю, наверное, какая-то специальная женская магия. Врождённая суперспособность.

Вот и сейчас, устало кряхтя снял обувь, свитер, и, жалко шаркая тапочками по полу, направился сперва умываться, а следом на кухню. Ещё в ванной услышал, как пиликнула микроволновка. Зашёл на кухню и обалдел. На столе стояла тарелка с рёбрышками и картошкой, большая кружка крепкого чая, и даже несколько дефицитных в последнее время маринованных помидорок, в чашке с рассольчиком. Погода летом совсем не баловала, урожая практически не было, цены на огурцы-помидоры полетели в космос. И тем неожиданнее было увидеть их сейчас на столе. И, видимо, чтобы совсем порвать мне шаблоны на британский флаг, справа от тарелки стояла запотевшая рюмочка.

– Улечка, пчёлка моя…– в восхищенном экстазе я не нашелся что сказать и думая, что это мне все снится.

– Сава умер.

Это прозвучало как гром. Сказать, что меня оглушило, значит не сказать ничего. Меня словно окатили ледяной водой, да ещё и ударили сверху. Я плюхнулся на стул, растерянно оглядел богатый завтрак (или ещё ужин? Ведь я ещё не спал?)

– Как так? – кажется, у меня даже голос сел. – Я же с ним вчера разговаривал. – Я растерянно посмотрел на жену.

– Вчера, когда ты так сбежал из дома, я сперва психанула, а вечером, когда уложила детей спать и позвонила тебе.. ну ты помнишь, как мне ответил… – она потерла пальчиком подбородок, как делала всегда, когда задумывалась – в общем, я позвонила Саве, чтоб он прояснил. А там мне ответили, по его номеру, в смысле, спросили, кто я ему. Ну, говорю, друг детства. А мужчина мне и говорит, кажется, он был слегка нетрезв, что подполковник Савченко час назад умер, предположительно от острой дыхательной недостаточности. Задохнулся. А потом он сказал, что у него за вечер уже пол роты охраны на ладан дышат, насколько офицеров и лаборантов при смерти или уже сложили сотни, и ему уже все похуй, потому что к утру здесь, то есть там, будет сплошной морг, тишь да гладь. Я хотела узнать, в чем дело, но он мне посоветовал забить на все хер и рвать когти.

– Так и сказал?

–Да. Дословно, – она всхлипнула, голос дрогнул. – Горбунов, что происходит? Мне очень страшно.

Я растерянно оглядел кухню, даже не замечая ничего. Намахнул стопку водки, не чувствуя вкуса, закусил, ещё налил.

Потом схватил телефон и набрал Саву. Аппарат абонента выключен. Вот же ж бля!

Я невидяще уставился на холодильник, собираясь с мыслями, потом вкратце пересказал все то, что мне наговорил Костик вчера днём. Особенно сделал акцент на то, что через месяц вырубит всю медицину, особенно скорые и разных инфекционистов. Ну и поликлиники, до кучи, которые уже, получается, превратились в рассадники заразы. Потом я выпил ещё пару стопок, поглядел на серый сентябрьский рассвет за окном и пошел спать. Уля осталась сидеть за столом, подперев щеки руками и уставившись в одну точку. А меня рубило просто несказанно, в глаза словно песок насыпали, в общем, я быстро принял душ, добрался до кровати и вырубился, попросив разбудить в двенадцать. Дел ещё была куча, а вечер судя по всему, обещал быть просто сумасшедшим.

***

Проснулся я немного позже, хотя Ульяна меня будила по-честному, в двенадцать. Долго умывался и чистил зубы, избавляясь от противного привкуса водки и нездорового зуба во рту. Зубы зубы зубики… Не долечил я вас. И это может стать проблемой. И наверняка станет, но уже нет времени. Раньше надо было, раньше. А сейчас к врачам ни ногой.

Пока я прихлебывал крепкий, до черноты, горячий и сладкий чай, мы с женой договорились, что она начнет потихоньку собирать вещи, а я буду разговаривать со своими родителями и заеду позже к Миркиным. Они были нашими друзьями, и, как и Костя Савченко, учились с нами в одной школе, просто Миркины учились на два класса младше. Все мы друг друга хорошо знали, частенько проводили время вместе, правда, пока Сава не уехал по распределению пиджаком в какой-то дальний гарнизон лечить чирьи и панариции солдатам и триппер прапорам. Служба такая, военно-медицинская. Отучился в академии с военной кафедрой – будь добр одеть лейтенантские погоны и вперёд, аты-баты.

А с Борей Миркиным мы долго вместе ходили на бокс, куда я ушел после карате. Парень он был жилистый и высокий, удары его были быстрые и хлесткие, поэтому в своем весе быстро приобрел авторитет. Тренер, Иваныч, даже как-то спонтанно дал ему кличку Панч Боб. Но так как далеко не все знали, что такое "панч", и кто такие панчеры, то очень быстро Панч Боб превратился просто в Спанч-Боба, хотя на придурочного Губку он был совершенно не похож. К погремухе Борян отнёсся философски и даже с юмором, ну а потом ее и совсем для краткости сократили до Боба.

Жил Боб Миркин недалеко от моих родителей, так что я скатаюсь и туда и туда. Между делом докуплю продукты и другие полезные ништяки.

А Уля заодно обрисует ситуацию Насте, нашей старшей дочери. Насте было 19, но она жила уже отдельно от нас, со своим парнем, иногда приезжая к нам с ночёвкой и чтобы немного помародерить продуктов и вкусностей. Я был против, чтобы она жила отдельно, но страсти тогда кипели нешуточные, и я уже был однажды готов на смертоубийство этого незнакомого мне говнюка, но дочь просто привела его однажды к нам домой знакомиться, пока меня дома не было. Когда я пришел с работы, я сперва увидел в прихожей красные мокасины. Кислотно-красные, мать его, мокасины! Доча и ее парень уже пили чай с Улей, рядом у стола крутились малые, тягая со стола вкусняшки и хвастаясь перед Кириллом игрушками. Идиллия, мать его. Парень встал здороваться, и я понял, что он мне совершенно, абсолютно, категорически не нравится. Невысокий, худощавый, с длинными волосами, собранными в хвост. С густой короткой бородой а-ля брутальный дровосек, в клетчатой красно-коричневой рубашке и джинсах. Джинсы, слава Богу, не те, которые я называю полупидерными, короткие по щиколотки и в обтяг. Нормальные джинсы, в общем. Но красные мокасины! Красные, мать их, мокасины! Раздражает! И наконец – как венец образа – дыры в ушах от тоннелей, снятых, видимо, чтоб совсем уж не травмировать психику тёлкиных предков, нас то есть.

Я пожал ему татуированную руку, даже крепче, чем надо, придавив узкую ладонь, и глядя ему в глаза. Парень не смутился и глаза не отвёл, да и ладонь оказалась крепче чем ожидалось.

Потом пили чай, я устраивал ему допрос, он отвечал, Настька трещала без умолку, а рядом суетилась Уля, пытаясь подсунуть печеньки, фрукты и долить чайку, как умея сглаживая напряжение.

В процессе разговора выяснилось, что Кирилл старше моей дочери на пять лет и работает… кем бы вы думали?? Угадали. Сисадмином в какой-то организации. Был он деревенский, с нашей же области, приехал учиться, сперва купил на заработанные летом деньги дачу, где и жил с несколькими такими же студентами, потом устроился на работу ту фирму, где по сей день и трудится. Фирма была крупная, из нефтянки, поэтому зарплата даже позволила снять однокомнатную квартиру и без особых потерь переживать новую Депрессию.

С родителями у него оказалось достаточно сложно. Как мне потом сказала Настя, они сильно запили в начале грянувшего экономического коллапса, не выдержали быстрого обнищания и последовавших невзгод, не помогали ему, опустившись и став обычными деревенскими пропойцами. А потом и вообще угорели по зиме. И Кирилл скорее всего просто сбежал из деревни. И, как уехал, так больше там и не появлялся, кроме похорон родителей. А деревенская безденежная жизнь вот так своеобразно отразилась на его манере одеваться. Он стал хипстером, демонстративно не интересуясь политикой и тому подобной унылой фигнёй, зато разбирался в моде, любил погонять на велике, самокате и скейте. Руки раскрасил модными портаками и всячески замалчивал сам факт деревенского происхождения.

В общем, когда мы прощались, мне уже не хотелось набить ему морду. Деревенский? Да плюс ему в карму, нормально. Вроде и не дурак, и работящий. И Уля потом отметила, что, кажись, Настька то им вертит как хочет. И мне не морду Кириллу бить надо, а падать на колени, целовать руки и звать спасителем нашим, избавителем и благодетелем. (Шутить так золотце мое изволит.)

А теперь Уля должна была убедить дочь (и Кирилла, соответственно), что надо срочно собирать манатки, бросать высокооплачиваемую работу и быстро уезжать в деревню – веселить корову тети Веры модными красными штиблетами.

Я позавтракал, а может быть, судя по времени, и пообедал. Поскреб щетину уже подзатупившимся станком, брызнулся одеколоном, оделся и отправился раскочегаривать УАЗик. Уже немного потеплело, было даже почти комфортно. В утепленном в несколько слоев салоне машины стало тепло, и я, лязгнув передачей и нажав кнопку пульта ворот, двинулся со двора.

Родители были дома, и прежде чем приступить к нелегкому разговору, сперва пил чай с оладьям, хотя и был не голоден. Дождавшись, когда мама перестанет суетиться на кухне и закончит попытки накормить меня чем-нибудь вкусненьким, когда отец отложит старую потрепанную книжку и пересядет с дивана за стол, я откашлялся и заявил:

– Мам, пап, Сава умер.

Отец ошеломленно посмотрел на меня, потом на мать. Мама прижала ладошки к щекам и ойкнула, села на край табуретки.

– Это как? От чего? Что случилось?

И я начал пересказывать все то, что рассказал мне Костик и наш с ним разговор. Хотя выходило коряво, мама почти не слушала, накапала себе корвалол и тихонько плакала. А батя слушал, кряхтел и то пытался успокоить мать, то с сомнением качал головой, то протирал очки. Но, видимо, оба поверили. Смерть Савченко убедила, это был железобетонный аргумент.

– И какие будут предложения? – отец хлопнул себя по коленям и поднялся из-за стола поставить чайник.

– Поедете в деревню. Первыми, там начнёте обустраиваться, за одно и скажете, чего надо будет докупить. Следом я отвезу туда Улю с малыми, и Настю с Кириллом. Потом Миркиных туда же, если согласятся. Хотя нет, не сразу, – немного поправился я. – С Кириллом мы тут ещё продолжим закупаться, ещё столько всего надо.. . Дела еще надо быстро закруглить, да и столько всего перевезти надо, ужас.

– Да где ж мы там все уместимся то? – изумился отец. – Там на две то семьи места мало, а ты предлагаешь аж четыре туда запихнуть?

– Ну вот ты с Кирюхой и займешься, пока суть да дело, нары двухъярусные сколотишь. Да и в сарае можно угол отгородить, утеплить немного, мужикам на некоторое время. Соломы вон, подгнившей на поле полно, сам видел десяток старых рулонов. Утеплимся, ничего, будет теплее чем в доме. И на чердак накидаем, тоже польза будет.

Батя у меня, слава богу, мужик ещё крепкий, и всю жизнь проработал сперва работягой, а потом и инженером на заводе. Как красить ногти молотком знает твердо. Кстати, первые матерные слова я выучил в сопливом возрасте, когда он корявым пируэтом слетел со стремянки, подбивая карниз на дачном домике.

– Ничего себе ты горазд задачи резать.

– Не, ну а как? Я ж вам не семикрылый пятиног, и там и сям успеть. Вот и давайте, все вместе как-то, как же иначе?

– Нары, говоришь? – отец снова задумчиво снял очки, в десятый, наверное, раз их протер полой рубашки, и, водрузив на нос, сказал:

– Можно попробовать. За пару дней, наверное, наколочу. Леса хватит?

– В райцентре докуплю через пару дней. Машину целую. И телефон лесопилки местной дам, на всякий случай. Дров закажешь пару телег. Нормально будет.

Подумал, и добавил:

– Кстати, может и тетя Вера кого-нибудь на постой возьмёт, все равно одна живёт. Ну и мы ей подсобим.

– Я с Веркой поговорю, – внезапно сказала мать, вытерев слезы. – Думаю, договоримся.

Я обрадовался. Сруб у тети Веры большой, а жила она одна – сын то ее то ли погиб то ли пропал без вести в Чечне ещё в начале 90-х, а дочка с мужем военным жила где-то на Дальнем Востоке, и возвращаться в деревню не планировала.

– Это здорово. Ма, надо будет собраться как минимум до весны, думаю, к тому времени уже станет понятно, что к чему. Шмотки, чашки-ложки-поварёшки, ну ты поняла.

– Поучи меня, – грустно улыбнулась мама и пошла снова ставить чайник. Первый мы уже выхлебали. Я облегчённо вздохнул, поняв, что она уже успокоилась.

– И таблетки не забудь, лучше купи ещё с запасом. И вообще, купи побольше всего, я тебе денежку перешлю.

– Не надо, – сердито махнул рукой отец. – За нищебродов нас держишь? – Это был его пунктик, и жил он часто по принципу «Все пропью, но флот не опозорю». – Если все будет как ты говоришь, деньгами скоро можно будет подтереться.

– Ну, короче, это порешали, – я хлопнул по коленям ладонями, словно подводя черту. -Теперь следующий вопрос. Завтра или послезавтра край надо, батя, выдвигаться тебе, лучше бы с мамой сразу, и начинать там готовить места. Вторым рейсом забираю шмотки, которые в первый раз не влезли…

– Я у Михалыча прицеп попрошу – перебил меня отец. За раз все вывезем. Он ему всё равно не нужен, машины то нету. Ржавеет прицеп без дела в гараже.

– Отлично. Вы там протопите хату, а я на следующий день своих привезу.

– Доску сразу вези. И гвозди. Саморезы. Наждачку не забудь, а то на этих нарах полну жопу заноз нахватаешь. Будет тебе Ульяна выковыривать трясущимися руками.

– Почему трясущимися? – не понял я батиного юмора. Он у него того… своеобразный.

– Потому что смеяться будет. Ах, да, ножовки нормальные купи, пожалел денег, так в прошлый раз проще было зубами перегрызть, чем твоими пилами.

Я схватился за голову. Нужно было столько всего, а где взять средства и деньги? И, самое главное, время?

Мама тем временем разлила нам чай, и мы некоторое время молчали, собираясь с мыслями.

А потом по новой стали обсуждать детали.

В общем, ушел я от них в десятом часу, стараясь успеть приехать домой ещё до комендантского часа. Да и Уля уже волновалась, в городе опять стреляли. То ли бандиты кого-то ограбили, то ли сумасшедший начал шмалять по прохожим из окна, а его пристрелили патрульные, Уля не знала, но на всякий случай позвонила мне.

Блин, к Миркиным не успел. Придется завтра. Второго такого разговора за день я уже не выдержу, а чем делать кое-как, лучше уж вовсе не делать.

А дома мы ещё и с Улей просидели над списком того, что надо брать с собой. Я даже погрузился в уныние, проще было написать, чего брать не надо. За полночь я плюнул на все эти дела и отправился спать. Утро вечера мудренее.

***

«Нас утро встречает прохладой», бодро пелось в какой-то старой песне. Я же с трудом удержался от матюгов, вылезая из-под теплого одеяла и засовывая ноги в теплые трико. В квартире было просто холодно, обогреватели стояли у детей в комнатах. Мы же с Улей у себя его не включили, думая, что и так сойдёт. Не сошло. За ночь сильно похолодало, и я, бурча под нос, отправился в ванную, ежась и шаркая шлепанцами. Включил воду, и, дожидаясь, когда пойдет горячая, уставился на себя в зеркало. Подуставший мужик далеко за сорок, невысокий и широкий в кости. Лысый, как колено, с перебитым носом, круглым лицом и светлыми уставшими (и это уже с утра!) глазами. Не красавец, скорее больше похожий не то на бандита, не то на старого спортсмена. Хотя нет. Это я себе «льстю». Сейчас, с утра, помятый и унылый, я похож просто на мужика под пятьдесят, с грузом всякой хрени за горбом. Тьфу. Да ещё и не бритый, со светло-рыжеватой щетиной. Из-под майки выпирает объёмистый живот. Дааа… физическая форма устремилась к нулю, и формой и содержанием. Квадрат превратился в овал.. А ведь ещё недавно, до коронавируса, я частенько ходил в соседний спортзал потаскать железки да помолотить грушу. А потом все похерилось. Ой, чувствую, мне это боком вылезет, ох и вспомню я недобрым словом каждую сожранную лишнюю булочку. И каждое утро, когда можно было пробежаться, но вместо этого я забирался поглубже под одеяло и прикидывался мертвым. Типа, я в домике, и вообще «вдруг война, а я уставший». Лень – она такая, раньше нас родилась. Вот и будем пожинать ее плоды.

Я сунул палец под струю воды. Блин, чуть тепленькая. От такой воды ещё больше замёрзнешь. Но ждать горячую уже надоело, и я плюхнул на лицо пригоршню воды, протирая глаза, потом скрипнувшие щетиной щеки и наконец прошёлся ладонями по лысине, аж до самой шеи сзади. Долго надраивал зубы (которые ещё остались после бокса и дворовых разборок), с неудовлетворением глядя на небольшие пятнышки крови в белой пене зубной пасты.

Отплевался, прополоскать рот и снова ругнулся на воду. Горячая пошла. Очень вовремя.

– Я тебе воду согрел , – чмокнул я в щёчку Ульяну, с которой столкнулся, выходя из ванной. – Пользуйся.

– Я тебе кофе с полки достала. Свари, а? – она чуть-чуть отпихнула меня в сторону, мол, дай пройти, и заперла перед моим носом дверь, щёлкнув замком.

– Эээ.. это потому что ты кофе варить не умеешь.. – Сказал я дежурную утреннюю гадость в закрывшуюся перед носом дверь, потоптался в коридоре и отправился на кухню.

Потом мы тихо, стараясь не разбудить малых, пили кофе, обсуждая порядок наших действий.

Порешили на том, что пока Уля с Настей собираются, я еду к родителям и помогаю им загрузиться, потом лечу домой и загружаю часть вещей себе. Потом в две машины едем в деревню, там по пути я куплю пиломатериалы бате и договорюсь о доставке. Ну а потом, соответственно, если успеваю, лечу к Миркиным и хоть костьми лягу, но обращаю их в свою веру. И тащу их в деревню. Надеюсь, мама с тетей Верой договорилась взять их семью на постой.

– Ты, кстати, звонил ещё Саве на телефон? – спросила Уля, задумчиво глядя в полупустую кофейную кружечку.

– Ага. Тишина. Абонент всё. Недоступен. – Я подлил ей остатки кофе из турки. – И, кстати, попытался залезть на сайты их городишки…

– И? – заинтересовалась Уля?

– И вроде все работает, – в тон ей сказал я. – Но, что интересно, сайты по трудоустройству, точнее, вакансии, не обновлялись уже несколько дней. Ты не поверишь, на сайте многофункционального центра не занято ни одного дня. – Я шумно отхлебнул горячий кофе, Уля привычно сморщилась от таких моих дурных манер. – Хоть сейчас записывайся, хоть на завтра. А вот сайты экстренных служб не работают. Вообще. И группы ВКонтакте, типа «Будни Морозовки», «Морозовка, ЧП», и другие… ну.. как бы тебе объяснить.. – я замялся, подбирая слова. – Как будто просто старые новости по кругу гоняют. На дворе сентябрь, а по картинкам с мест ЧП, вроде ДТП – типа очень даже июль. Я даже на «Гисметео» залез, может у них там лето ещё? Ан нет, та же пакость, что и у нас. И вообще прошёлся по профилям комментировавших аборигенов, все как отрезало. Никого нет, все в оффе. Так не бывает, Уля! У нас уже пол страны в сети живёт, а тут тишина, все ушли на фронт.

– Слушай, Горбунов! – Внезапно сказала жена. – А давай попросим разобраться в ситуации Кирилла? Он же админ! Не вдаваясь в подробности, скажем, до твоего друга детства дозвониться не можем. Ну или Настька его попросит, или вообще просто в наглую заставит? И тогда к вечеру Кирюха уже будет способен адекватно воспринять информацию.

– Да! – Идея мне понравилась, и чем больше я о ней думал, тем больше проникался. – И ещё попросим пошариться по профилям людей, живущих в соседних поселках или городках. Один хрен, большую часть дня он по сети в бродилки рубится. Может чего и нароет, типа вояк, кордонов, слухов. И вообще, приглашай их вечером на ужин. – Я подмигнул жене. – Заодно и поработают.

Настроение улучшилось, план на день сформировался окончательно, и словно туман рассеялся, а все действия приобрели смысл и значение. Всё-таки когда появляется конкретика, когда нужно действовать – это одно. И совсем другое дело, когда бродишь в непонятках, не зная на что решиться… такая ситуация изматывает, рождает чувство усталости, неуверенности. У меня, по крайней мере.

Я быстро оделся в старые, хоть и носимые шмотки. Чтоб и на погрузке не жалко, и в магазин не стыдно. И в пир, и в мир, и в добрые люди. Проверил документы на машину, деньги, ключи, и, звонко шлепнув по попе пробегающую мимо жену, быстро шагнул за порог, чтобы не получить в ответ.

Подъезжая к дому родителей, я издалека увидел отцовскую четверку с прицепом. Салон четверы, багажник на крыше и уже пол прицепа были забиты шмотками, тюками и узелками. Я, честно говоря, даже обалдел. Они что, всю ночь собирались? Откуда столько хлама?!

Рядом с машиной стояли двое стариков-соседей, с грозным видом оглядывающих окрестности. Ага, батя подрядил, типа, на охране, пока с матерью таскают узелки.

– Мама родная, вы вообще всё решили увезти? Обои то в квартире хоть оставили? Или тоже оторвали? – Я задумчиво обошел прицеп. – Четвера то хоть выдержит? У меня там вообще-то бездорожье.

– Главное, чтоб туда добралась, – сказал запыхавшийся отец. – Если что, УАЗиком своим дернешь. А если всё нормально будет, так зимой, когда все замёрзнет и пройдет грейдер, проедем как по асфальту. А если все плохо – он закинул ещё один тюк в прицеп, – так зачем возвращаться?

Батя снова убежал наверх, мать попихала кульки кулаками, вроде как поправила, и полезла в четверку, за веревками. Привязывать.

– Ма, там ещё есть что нести?

– Нету, сыночка, уже всё. Мы ж с отцом давно грузимся.

– Ага. Я уже окоченел, – сказал один из сторожей-соседей, хлюпнув носом. – Батя то твой пузырь обещал!

– Во-во, обещал. За отъезд, опять же, – откликнулся второй.

– Обещал – отдаст, – авторитетно заверил я его, хотя и терзали смутные сомнения. Батя на бухло был реально жадноват. А местами даже хамовит и нагловат.

– Нет, ну вы на него посмотрите, – ехидно всплеснул а руками мать, и завопила как потерпевшая: – Ну куда ж ты волокешь эту гробину, а? На кой черт он там тебе сдался?! Алкаш хренов!!

Я обернулся и хмыкнул. Батя, упираясь и постоянно выглядывая из-за объемистого груза, осторожно шагал по ступенькам, таща на пузе огромный бачок самогонного аппарата. На плече его висела тряпочная сумка с перегонной колонной, разобранной и бережно завернутой в бумагу. Отец выглядывал попеременно то из-за одного блестящего нержавеющего бока, то другого, аккуратно нащупывая дорогу ногой.

– Нет, ну вы только поглядите, а? – снова сердито запричитала мать. – Вот же ж чёртов алкаш, а! Кому что, а ему лишь бы шары залить. Тьфу, зла не хватает.

– Батя, вот ты молодец. Вот это ты здорово придумал.

– Ещё один, – буркнула мать, насупившись.

– Давай, хватай, чего стоишь? – отец сунул мне в руки бак, и начал деловито разгребать угол в прицепе. – Сюда вот ставь. Да не пихай же ж так, поцарапаешь!

– Да ничего с ним не сделается, – аж возмутился я. – Тут у тебя тряпки одни.

– Все равно, не смазал – не пихай! – сказал как отрезал.

Потом мы долго уматывали груз, чтобы не свалились с багажника мешок с кастрюлями, мешок с одеждой, одеяла, мешок с мешками и прочие полезные в хозяйстве ништяки. В результате четверка и прицеп стали похожи не то на моток веревок, не то гнездо какого-то огромного паука. Я весь взмок и чуть не оторвал себе ноготь на пальце, а предки разгрызлись окончательно, мама надулась и залезла в машину, а отец с ней принципиально не разговаривал. Ибо нехрен!

К обеду мы уже изрядно умаялись, отдали окоченевшие соседям по пузырю батиного натурпродукта и тронулись в путь. А я скатался домой, закинул в УАЗик несколько коробок с барахлом, объёмистые мешки с одеялами, бельем и теплой одеждой. И рванул вдогонку за родителями.

Я их даже немного обогнал, в соседнем селе договорился о пиломатериалах, которые должны были привезти завтра на ЗИЛе 131, с военными мостами. На вездеходе, короче. ЗИЛ был с манипулятором, поэтому вопрос разгрузки отпал.

За это время батя проехал по грунтовке ровно километр и прочно засадил тяжело груженую четверу в большой заледенелой луже. Я даже не удивился. Просто переобулся в резиновые сапоги и зацепил крюком это чудо отечественного автопрома, врубил оба моста и понижайку, и, взревев двигателем, пополз по профилю. Само собой, вернуться домой до комендантского часа я уже не успевал, поэтому решил переночевать в деревне. Ну как переночевать, пол ночи мы ещё разгружали все это барахло, и уснул я как дух на КМБ, похоже раньше, чем долетел до подушки.

***

Утром ещё сильнее похолодало, и дорога, а точнее, направление через болота превратилась в полосу препятствий. Глубокие замёрзшие колеи стали похожи на траншеи, в которых трещал и хрустел лёд пополам с водой. Обледеневший грунт отчаянно скреб по днищу УАЗа, машина прыгала и стонала ревя мотором и звеня коробкой. Пустой прицеп гремел сзади всеми железками как ведро, прыгая в колее чуть ли не выше УАЗика. Я ещё раз похвалил себя, что никого не послушал в свое время и взял эту простую но оооочень железную колымагу. Вкинул в нее много денег, и ни разу не пожалел. Зачем? – крутили пальцами у виска друзья. А вот затем! А вот именно затем, чтобы не стоять и не смотреть уныло на раскисшую дорогу, чтоб и на рыбалку и на охоту, и вот в такие моменты, когда, по сути, стоит вопрос жизни и смерти. И затем, чтоб не смотреть, как ржавеет во дворе импортное кредитное ведро с гайками, когда череда цветных революций и кризиса накрыла логистику и поставщиков каких-то дефицитных деталей. И заводы Китая встали колом, а обнищавшие враз китайцы принялись бить друг друга с азартом и кровожадностью истинных азиатов. Я как раз очень выгодно спихнул свой кроссовер, о чем ни разу и не пожалел.

Лязгнув передачей, я вывалился с профиля на трассу, вырубил мост и, оставляя следы шин и комья грязи на дороге, рванул в Иртышск. Небо начало сереть, трасса была подозрительно пуста, я включил радио. ФМ на трассе не было, и я переключил на АМ, поймал новостной канал, и, достав из сумки маленький термосок с кофе, в пол уха начал слушать.

Все было как обычно, войны на бывшем постсоветском пространстве то притухали, то вспыхивали вновь, много жертв… генерал заявил… аналитики прогнозируют… беспорядки в США… биржи развернулись вниз, индексы-котировки… А вот это уже интересно. Я сделал громкость побольше и превратился в слух. Даже, кажется, снизил скорость. По сообщению информагентства «Синьхуа» «…из-за новой вспышки коронавируса в Поднебесной закрыли на карантин целую провинцию, расположенную где-то на севере Китая, причем, уже по сообщениям очевидцев, военные перекопали дороги и начали стрелять по гражданам, приближающимся к санитарным зонам. Интернет в провинции отключен, что происходит внутри неизвестно. В свою очередь, Россия снова будет перекрывать границу с Китаем, и подтягивает к границе войска. РХБЗ, санитарная служба с приданными подразделениями оборудуют пункты пропуска на магистралях и дорогах областного движения. С завтрашнего дня прекращаются пассажирское сообщение с Хабаровским краем и Еврейской автономной областью, поезда не будут ходить до особого распоряжения специально созданной комиссии по ЧС. Далее к новостям шоубиз…»

Я присвистнул. Во дела. Надо срочно лететь в Миркиным, а то с такими темпами я ещё неделю буду всех собирать. События то что-то ускоряются. Этак ещё немного и нас снова всех запрут по квартирам, наденут маски и будут просить сохранять спокойствие и сильно не вонять, если вдруг сдохнем.

Погруженный в такие мысли, я докатился до Краснояровки, где дороги по кольцу разбегаются в город, по окружной, минуя Иртышск, на Урал и на юг, к братьям-казахстанцам. И за поворотом упёрся в пробку. Точнее, не пробку, просто машины снизили скорость, и водители с удивлением разглядывали колонны военной и строительной техники, мечущихся туда-сюда солдат, и целая колонна грузовиков с имуществом под брезентом. Рядом, на площадке разгружали рулоны сетки-рабицы, и колючую проволоку, тугие мотки которой как на нитку были нанизаны на стропы. Что характерно, разгружали разномастные манипуляторы с иногородними гражданскими номерами, но у рычагов стояли военные в форме. Чуть дальше уже военные краны снимали с тралов и расставляли однотипные вагончики, какие-то бытовки и, похоже, кабинки туалетов. Пыли было много, и все бойцы были в респираторах.

Я так засмотрелся, что чуть не въехал в маленькую красную машинку, в которой автоледи высунулась в окошко, снимая все это столпотворение на камеру мобилы. Блииин, это что ж тут такое то творится? В животе появилось сосущее чувство, как всегда бывало при ожидании неприятностей. Многие, говорят, задницей чувствуют, а я вот животом. Видимо, особенность организма такая. Живот у меня мягкий и нежный, поэтому и чувствительный.

Чуть дальше, уже переехав виадук, увидел стоящий экскаватор и фронтальный погрузчик с вояками-водителями . Твою мать, они что тут рыть то собрались? Во дела.

Чувствуя, что не успокоюсь, пока не выясню, включил аварийку, и свернул на обочину. Вылез из машины и с озабоченным видом открыл капот, искоса поглядывая на вояк.

Несколько офицеров тесной группой склонились над какими-то бумагами, видимо, планами. Другие уже нарезали задачи на командно-матерном, но из-за масок их было слышно плохо.

Тогда я тормознул пробегающего мимо воина, нацепил маску и максимально уверенным голосом спросил:

– Эй, воин, где зампотех?

Тот на секунду смешался, но после заминки ткнул перчаткой в сторону нескольких ЗИЛов с антеннами.

– В кэшээмке, – в командно-штабной машине, значитца.

Я было двинулся к ним, но мне перегородили дорогу трое военнослужащих, тоже в противопыльных респираторах, и вооруженные укоротами со сложенными прикладами. Фигассе, плащи от Л-1, перчатки резиновые, на бушлатах лифчики с магазинами. У капитана рация, типа ходи-болтайки. Не сильно модные вояки, по виду скорее что получили со склада, то и носят. Плащи вон все в складочку-клеточку, как валялись на полках, так и слежались, ещё не расправились. Даже белые пятна талька кое где ещё видны. Зато на укоротах стоят коллиматоры и подствольный фонари.

– Туда нельзя.

– Здравствуйте, я из администрации Краснояровки..

– До свидания.

– Эээ, – на такой ответ я точно не рассчитывал, сперва охуел и начал даже заводиться. – По какому праву?

– Вопросы не ко мне. Покиньте территорию.

– Какую, нахуй, территорию? Это территория Краснояровского сельского поселения…

– Тебе в бубен дать, уебище? – осведомился крепкий сероглазый прапорщик, стоявший справа от меня. – Или мусоров вызвать? С вашей администрацией все было решено ещё ночью. Дядя, ты вообще кто такой?

А глаза у прапора цепкие, жестокие, как у видавшего виды волкодава. Явно умеет "расставлять приоритеты". Спорить с такими бесполезно, весь мой опыт об этом завопил. Чувствуя, что я на грани провала, а ни наглости, ни подвешенного языка, ни изворотливости мне не хватает, я всё же попробовал вывернуться.

– Хорошо, – примирительно поднял я руки. – Я из отдела экологии, и мне надо знать, чем вы занимаетесь и надолго ли.

Военные вдруг потеряли ко мне интерес.

– До свидания.

Прапорщик ощутимо пихнул меня в направлении УАЗика.

– Мужик, катись отсюда.

– Пока есть возможность, – устало добавил в пол голоса другой, и я почувствовал, что всё-таки добился своего. Я точно прав. Это точно был кордон, и город накануне карантина. Поэтому, не дожидаясь ещё одного тычка сзади, скоренько отправился к машине, обратив внимание, насколько же она была уляпана грязью, даже на фоне военных. Да и я сам.. примерно как и машина, в грязных штанах и сапогах, потертой куртке «бомжстайл». Ну да, точно, работник администрации. Штырлиц, блин, доморощенный, Станиславский икает от истерического смеха… Я почувствовал досаду, представив, как все выглядело со стороны. Стоял там, тупил, а был похож на «джентльмена в поисках десятки». Словно приехал посмотреть, чему тут можно “приделать ноги”. Запоздало подумалось, что при виде моей тачки, прицепа и меня самого, других ассоциаций бы не возникло. Точно мелкий жулик, мечтающий стырить мешок цемента или кусок сетки-рабицы. Блин, а ведь и правда мог по морде отхватить, как нефиг делать.

Как только я, заведясь, хотел выехать с обочины на дорогу, как услышал сзади спецсигнал и увидел в зеркале моргание проблесковых маячков. Хриплый уставший голос из матюгальника потребовал всем автомобилям прижаться к обочине и освободить дорогу колонне.

Следом за машиной ДПС, ревя моторами, мимо меня пролетели КАМАЗы и древние ГАЗ-66 (эту то рухлядь откуда вытащили?) с характерными крестами на бортах. Внезапно появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Нет, я знал об этом, интеллектом знал, но вот внутренне, наверное, не вполне осознавал. А вот теперь вник и вкурил. Я словно был в лифте, и он скрипя и ускоряясь сползал вниз. Ещё немного, и начнет падать, и мне точно хана.

Надо ускоряться. Хватать семейство под мышки и рвать когти. Время, мать его, время!

УАЗ рявкнул мотором и со второй передачи бодро покатил за колонной.

***

– Алле? – хриплый голос Боба Миркина заставил меня поморщиться.

– Ты чё там, сука, бухаешь что ли?

– Ну, во-первых, здравствуй, эт самое. Здороваться учили?

– Так что, бухаешь?

– Здоровца учили, э?!

– Ну здравствуйте, здравствуйте. Бухаешь, собака?

– Да. И чё? Сам, самое… собака.

– Через плечо. Один что ли? Почему без меня?

– Прыжжай – язык Боба явно заплетался.

– Я к тебе сегодня вечером приеду. Трезвей давай, ты мне дееспособный нужен.

– А ты чё, эт самое, со мной не выпьешь? – пьяно возмутился Боб.

– Конечно выпью, братан, – сменил я тон. – Ты спать пока ложись, я вечером приеду, бухнём. А то мне тебя не догнать будет. Выйдет, как в прошлый раз.

– Ой-ой-ой, нормально всё было… ик.. и будет.. ты ж меня знаешь, эт самое!

–Ага. Знаю. Ладно, братан, я за рулём, неудобно говорить, давай, до вечера.

– Водки батькиной возьми, – услышал я в трубке, прежде чем отключился. Захотелось долго и матерно выражаться. Ну блин вовремя! Кабан хренов, вот ни раньше ни позже. Интересно давно бухает? Надо Людмиле звякнуть. Прояснить, с чего вдруг такие дела.

– Привет, Люда.

– О, Максим, здравствуй. Давно не звонил.

– Людочка, солнышко, я за рулём, растекаться не буду, сразу по делу, – затараторил я в трубу. – Я сегодня к вам приеду, возможно буду перед комендантским, поэтому заночую… там матрасик мой ещё не выкинула, не? – добавил я радости в голосе. – Дело у меня очень важное, правда-правда, проблемы большие на горизонте, надо срочно обсудить.

– Что-то серьезное?

– Очень, Людочка, очень. – я вздохнул. – Просто несказанные.

– Макс, ты конечно приезжай, всегда рады, только… – Люда замялась, – только Боб забухал, его с работы уволили. – Люда всхлипнула. – Точнее, в смысле, сперва уволили, а потом он запил. Или ещё не уволили, но точно уволят. Он пришел, лица не нем не выло – Люда чуть откашлялась, чтобы голос не дрожал..

– Ну, попробую помочь, чем смогу. Ничего, все будет хорошо. – Я постарался, чтобы мой голос не выдал ликования. Значит, с работой проблем не будет.

– Только…Макс, – Люда замялась. – Короче, угощать тебя нам особо нечем. А так то конечно приезжай, и Улю бери. Ты его там поддержи, а то последнее время Боря сам не свой.

– Тьфу ты Господи, – я едва не приплясывая на сиденье от счастья, еле сдерживался. – Конечно поддержу. И за закуску не беспокойся, возьму всего и побольше, не боись. А Уля занята сейчас, сильно. Я ее в деревню повезу.

– Людк, а Людк, хто там? – раздался на заднем плане пьяный голос в трубе. Ага, Боб и правда никакущий.

– Слышишь, да? – Люда вздохнула.

– Да нормально, полечим твоего благоверного. Дело и правда серьезное, сейчас он отрубится и.. Людок, а до скольки он может проспать?

– Ну к вечеру то всяко проснется.

– Хто там, э?! – пьяный голос стал злым.

– Боря, не позорься. Максим звонит.

– Оооо, дай трбчку. Братуу-ляаа!

– Ладно, Макс, давай, до вечера, – прервала разговор со мной Люда. – Сейчас я этого кабана на диван утащу, а то свалится опять в коридоре, я ж не подниму.

Дальше, похоже, она положила трубку на диван, и занялась воспитанием благоверного, причем за ту минуту, что я слушал, ни разу не повторилась ни в эпитетах, ни в метафорах. А, судя по звонким шлепкам и басовитому кряхтению, она ещё и провела экстренный массаж головы и пухлого Борькиного хлебала, чтобы кровь Боба быстрее обеспечила мозги кислородом. Огонь баба, ей богу! Строит этого бугая только в путь.

Увлекшись подслушиванием процесса воспитания, я чуть не проехал на красный свет, ругнулся, тормознул, и торопливо отключил телефон. Внимательнее надо быть, внимательнее. А то получу проблему на ровном месте, и будет мне тогда не развоз чад с домочадцами, а нудные разборки с потерпевшими и полицией.

Внезапно одна из машин с иногородними номерами, двигавшаяся по перекрёстку, замедлила ход и как-то неуверенно начала принимать вправо, врубив аварийку. Сзади хором на разные лады возмущённо зазвучали клаксоны. Мне было хорошо видно, что водитель, запрокинув голову на подголовник отчаянно дёргал правой рукой воротник, словно задыхаясь, а левой сучил по стеклу и отчаянно ловил ртом воздух. Машина тем временем потеряла управление, и, подпрыгнув на бордюре, рывками вылезла на тротуар и уткнулась в столб. Блин, сердце что-ли прихватило, или жвачкой подавился? По виду вроде не старый…

Светофор загорелся зелёным, и я двинулся направо, желая заехать по пути домой на заправку. Приподнявшееся было настроение внезапно снова ушло в отрицательную зону. Надо спешить, надо, блин, спешить.

***

Выросшие цены на заправке снова буквально ввергли меня в ступор. Ценник, и так то не маленький, подлетел раза в два, и в магазине около кассы уже собралась небольшая возмущенная группа покупателей. Испуганная оператор оправдывалась, мол, не она же цены устанавливает, а хмурый охранник нервно теребил в пальцах брелок с кнопкой. Ага, думает, не вызвать ли подмогу. Блин, да что же такое творится то?!

– Ребята, кто крайний? – Как можно миролюбивей спросил я. – Мне бы заправиться.

– Всем бы заправиться, – не глядя на меня сказал хмурый парень в черном пуховике, стоявший немного в стороне, около зарешеченное витрины. Да, новое веяние. Витрины стали закрывать тонкими, похожими на арматурную, сетками, чтобы не воровали. А воровать стали часто, много и иногда с выдумкой и со вкусом. Со всеми этими кризисами внезапно оказалось, что в тюрьме и кормят три раза в день, и одевают, и на нарах относительно тепло. Да и о кредитах можно не беспокоиться. И страх перед зоной пропал, скорее у многих сидельцев появился страх, что их выгонят из «дома», в который превратилась тюрьма. Выходит такой подарочек по УДО, смотрит вокруг, хватается за голову и делает всё, чтобы попасть обратно «домой». Ну, если, конечно, не самый отмороженный. Там кормят, и тепло, а тут, на «воле», можно и сдохнуть в корчах. Главное, не накосячить слишком сильно, а то при задержании просто пристрелят, и вся недолга. За этим теперь не заржавеет.

А ситуация между тем накалялась. Один из мужиков, рослый толстый дядька средних лет, матерно обложил операторшу и пнул сгоряча витрину. Лязгнули замки, товарная мелочь посыпалась с полок, а сама витрина немного отъехала назад. Охранник было хотел оттолкнуть разбушевавшегося мужика, но получил по уху от стоящего рядом длинного сутулого деда. Удар был слабый и вскользь, но охранник лезть в драку передумал и надавил кнопку тревожного брелока. Тут же на улице над входом в торговый зал взвыла сирена, я аж подпрыгнул на месте, а сердце ухнуло в пятки. Блядь. Сука! Так же ж Кондратий хватить может! Видимо, расчет и был на психологию, и громкие звуки сирены быстро остудили горячие головы. Народ встрепенулся, злые глаза прояснились, закрутились по сторонам головы.

Тут же возникла озабоченная суета, и недопокупатели гурьбой двинулись к выходу. Так как я стоял ближе всех к двери, то меня первым же и вытолкали на улицу, я даже чуть не навернулся через порог. Последнее, что я заметил перед тем как оказаться за дверью, это как охранник, почесывая красное ухо, сноровисто ухватил вопящего сутулого деда за шиворот и поволок к стулу в уголок. Ага, революция отменяется, баррикад не будет. Насуют старому по почкам, проведут воспитательную беседу. Ну и денег возьмут, куда ж без этого.

Сирена гудела, машины разъезжались, и очередь к бензоколонкам быстро редела. Я решил не хлопать ресницами и полетел к УАЗику, завелся и придвинулся к заветному шлангу. Передо мной теперь была всего одна машина, не считая той, которая уже стояла с пистолетом в баке. Надеюсь, это не тот старый хмырь, что отвесил оплеуху охраннику. От этой мысли я аж похолодел, но тут же отпустило. Водила вышел откуда-то из-за машины и вынул пистолет из бака.

Потом я дождался своей очереди, поглядел, как подъехавшие охранники вытолкали в шею деда, пнув на прощание под тощую задницу тяжёлым берцем. Деда аж прогнало в обратную сторону. Видимо, предъявлять старику не стали, добрые сегодня. Повезло старому, чего уж говорить. В нынешние времена с человеколюбием явный дефицит, так что легко отделался.

***

Дома меня ждал фееричный разгром. Уля с Настей метались по квартире, собирая шмотки и распихивая их по коробкам, мешкам, пакетикам и кулькам. Между женщин бродил офигевший лохматый Кирилл, даже ухоженная борода которого имела вид помятый и встопорщенный. Он переставлял все это барахло туда, куда тыкали пальчиками женщины. Зачастую они требовали противоположное, поэтому инициатива у парня умерла и отпала. Бедняга просто таскал, толкал и пихал куда скажут, без надежды понять что, куда и зачем, а глаза остекленели, как у несвежего зомбаря.

И во всем этом бедламе весело бегали близнецы, разгоняя вековую пыль, залежи которой внезапно обнаружились при разборе барахла. Я даже обалдел от такого энтузиазма, но пробегающая мимо Настя после «приветпап» сказала:

– Кириллу мы все объяснили, он проверил сам по сети и сейчас тебе все расскажет.

– Максим, я ж тебя просила позвонить, как подъезжать будешь, я бы покушать разогрела. – выглянула с кухни жена.

Да? Просила? Я чего-то не помню. Ну да ладно.

– Не говорила. Это у тебя ложная память. – пропыхтел я, снимая сапоги и одевая тапочки.

– Говорила. А если и не говорила, то самому догадаться сложно?

Вместо ответа я только вздохнул.

– Настя, пожевать бы что-нибудь, – громким жалостливым шёпотом сказал Кирилл, незаметно косясь на Ульяну. Та намек поняла, отпихнула с дороги какую-то коробку с неаппетитными подтеками (наверное, столько коробок Уля набрала в магазине по соседству), и скомандовала:

– Перекур и перекус. Максим, мы почти готовы, сейчас поедим и можем собираться.

После умывания я плюхнулся за стол. Блин, день только начинается, а я уже устал. Ну что за жизнь, а? Не пацан уже, как-то тяжеловато становится. Эх, где мои семнадцать лет?

Только я засунул в рот ложку с пельменем, как напротив меня на стул плюхнулся Кирилл, и с энтузиазмом начал рассказывать, не забывая, однако, наваливать в тарелку майонеза, кетчупа и перца. Ну да, холостяцкая приправа «здравствуй, язва».

–-Короче, Максим Викторович, я тут ночью полазил по сети, порылся на тему «новая эпидемия», «пандемия», «люди внезапно умирают» и так далее.

– Мммм! – одобрительно промычал я с полным ртом, вопросительно подняв брови. Продолжай, мол.

– Так вот на иностранных ресурсах инфы уже и правда много, а у нас пока молчок. Как в танке. Тогда я провентилировал соцсети, как вы и говорили, в поселке, где служил ваш друг. И рядом, в соседних.

– И? – теперь я даже стал тише жевать, превратившись в слух.

– Во многих и правда не работают сайты, которые должны работать, нет записей в многофункциональный центр, записи в поликлинику даже свободные. Вроде, люди не болеют. Совсем. А вот соцсети вроде подают признаки жизни. Я на местные паблики настроил чат-бот.. – он посмотрел на меня с выражением, с каким смотрят ученики в ожидании похвалы, и сунул в рот ложку пельменей, закусив долькой лука.

– Молоток! – с энтузиазмом одобрил я. Не знаю, что бы это значило, но почему бы и не похвалить? – И какие результаты?

Кирилл проглотил еду, выдержал паузу и трагическим громким шепотом сказал, подняв вверх указательный палец:

– Нет там людей!

– В смысле? – я даже жевать перестал.

– В прямом! Движуха вроде как присутствует, народ вроде общается, местные паблики работают, а людей нет! – Кирилл от возбуждения даже начал махать вилкой с остатками майонеза. Даже Уля перестала греметь посудой, а Настя вытолкала упирающихся близнецов из кухни.

– Там! Одни. Чат-боты!!

Я завис, пытаясь осознать услышанное.

– И как ты это определил?

– Ну я же программёр и сисадмин, – с оттенком превосходства заявил парень. – есть признаки. Например слишком быстро отвечают. Иногда ответы прям мгновенно появлялись.

– Ну, может, просто быстрые? – подала голос Уля.

– Не настолько. Ещё один признак – они повторяют за тобой, симулируя ответ. А на самом деле ответа нет. Видимость диалога есть, а смысл через некоторое время теряется.

– Прям как у нас с тобой. – рефлекторно хмыкнул я, повернув голову к жене.

– Ой, всё! – отмахнулась та, а Кирилл снова замахал руками, привлекая внимание. – Вот и ещё одно, точнее, две функции, не доступные ботам, а именно: они не способны понимать юмор и не понимают предложений из одного слова, или когда слова коверкают, очепятки не всегда понимают и не понимают двусмысленностей. Ну и матерные производные.

– Хреново. От такой хреновины голова охреневает…– задумчиво выдал я хреновый экспромт.

– Именно. У них одни и те же грамматические ошибки, кучи смайликов, даже пробелы в тексте и построение фраз. То есть, по всей видимости это… – он запнулся, подбирая слова. – Симуляция это. Вот. И что там творится на самом деле, непонятно, раз подключили боты или искусственный интеллект. Не к добру это, точно. Словно всех отключили, а для видимости нормальной жизни врубили симуляцию.

А на сайтах поисковиков видно, что траффик упал почти до нуля, причем уже в нескольких областях. Китай вообще стал черной дырой, они там похоже всё подряд вырубают, – Кирилл помолчал. – Думаю, ваш товарищ прав, надо что-то делать.

За столом внезапно установилась тишина. Я переваривал новую информацию, остальные, видимо, тоже.

– Короче, господа, – я легонько стукнул по краю стола ладонью словно подводя итог прениям. – Сейчас быстро скидываем самое необходимое в тачку и прицеп, и я везу вас в Боровое. Это надо сделать быстро, около Краснояровки я уже видел вояк, они там по ходу блок-пост делают. Закроют нафиг, и будем сидеть в квартире и вытирать слезы половой тряпкой.

От такого оборота Кирилл поднял брови, жена же и дочь и ухом не повели – привыкли. Даже сами могли развить тему.

– А я потом ещё должен вернуться и Миркиных забрать.

– Ты ещё что, с ними не говорил? – это Пчёлка моя выразила свое «фи».

– А когда?! – возмутился я. – Я тебе что, семиногий пятиглав? Я в машине уже почти живу, задницу сиденьем тренирую. Да и Боб забухал, я к ним с ночёвкой сегодня закачусь.

– Ага! Разделить с другом горькую судьбину и пузырь? И почему я не удивлена?

– Нет! Добиться понимания и склонить в нашу веру.

Уля неодобрительно фыркнула, но промолчала.

Потом я пошел складывать оружие из сейфов, а остальные почти бегом скидывали в машину и прицеп мешки, сумки, тюки и коробки с барахлом.

Прежде всего уложил в сумку порох и капсюля. Капсюля я хранил не в фабричных коробках, а сразу ссыпал их в баночки из-под витаминов. Так они меньше места занимают. А порох так же уже давно пересыпал в ПЭТ- бутылки, по тем же причинам. В полторашку влезает примерно четыре банки «Сокола», так что тоже экономия места.

Патроны у меня всегда были в сумке, так что даже не возился. Просто вытащил ее из железного ящика, и оттащил к дверям. Тяжёлая, зараза. Я всегда посмеивался, читая книги, в которых главный герой бегал весь день не только с рюкзаком всякого хабара, но и носил с собой по тыщще разных патронов. Глупости. Вот сейчас у меня в сумке около полутысячи патронов .366 калибра, столько же – 12-го и несколько пачек 16-го калибра, чуть больше – барнаульской семеры под Моську, и весит все это добро не меньше сорока кило, навскидку. Ну давайте, пусть желающий побегает, посмешит дядю Макса.

Потом была сумка с магазинами. Причем под .366 были подсумки, все по-взрослому, а под Моську было всего четыре обоймы и они просто лежали в кофре вместе с карабином, перетянутые резинкой. А что, и карабин дорого мне встал, и патроны повышенной кучности. Стрелял я из него не часто. Зачем вообще нужен болтовик, как не для стрельбы на дальние дистанции? А как стрелять на дальние дистанции, если патроны не очень? Или оптика не тянет? Сколько я денег в это вбухал, даже не спрашивайте. Один прицел Люпольдовский стоит дороже карабина раза в два. И пристрелян он был под патроны повышенной кучности с ценником почти пять сотен за выстрел. Ценник на самом деле запредельный для нашего бюджета, и если бы Уля узнала, сколько я вообще вбухал в эту игрушку, она меня бы наверняка забила бы прикладом. Насмерть.

Но потом пришла Новая Депрессия, и «выгуливать» оружие в тире или на природе стало проблематично. Оружие вообще стало делом…хммм… проблематичным. Поэтому оно заняло свое место сперва в шкафу, рядом с кроватью, а потом перекочевало в сейф. И дорогущие патроны не пополнялись с тех пор, они просто исчезли с прилавков, убитые санкциями и гособоронзаказом. Остались только три пачки этих боеприпасов, остальные – БПЗ, что свели преимущества карабина на уровень хоть и существенно выше обычной «Сайги» или другого отечественного поделия, но не настолько, чтобы “ах!”. Так что его место занял полуавтоматический «Вепрь» .366 калибра, который тогда шел по гладкой лицензии и, соответственно, меньше привлекал внимание органов. А на коротких дистанциях мой «Поросенок» почти не уступал Сайге или СКСу, обладая достаточно тяжёлой пулей и безотказностью Калаша. На него я поставил коллиматор «Holosun», с солнечной панелью, и был вполне доволен кучностью и надёжностью. А еще накрутил на ствол ДТК закрытого типа. ДТК по паспорту, и глушитель по сути. Как сказал один мой знакомый, «белка бздит громче».

Туда же в сумку я засунул мешочки гильз и пресс для переснаряжения патронов. Подумал и сунул простенькие УПС-5, на 12-й и 16-й калибр, пригодятся. Закинул пулелейки, мешок приблуд – от бокорезов до маленькой ювелирной наковаленки – и тоже отволок все это в коридор.

Затем из сейфа достал стволы. Мосю, Поросенка, ТОЗик 34 и из-под шкафа – незарегистрированную тулку-курковку 16 калибра. Аж 1951 года выпуска, старше моего бати. Старенькая, с небольшим шатом и нехромированным стволом она была ещё вполне боеспособна. Пригодится. Оставив все это сокровище в коридоре, чтобы загрузить в последнюю очередь, я пошел помогать домочадцам носить барахло в машину.

В процессе погрузки я аж взмок, потом привычно погрызся с женой, а Настька застроила Кирюху. Потом мы хором торопили и ругали близнецов, которые то не могли быстро одеться, то путались под ногами. В конце концов втиснулись в машину и тронулись в путь.

Выезжая с Иртышска, я обратил внимание на усиленный наряд полиции на посту ДПС, причем за постом скромно стоял БТР, а несколько гвардейцев разгружали с ЗИЛа какие-то мешки.

– Тяжело пацанам, песок мокрый тяжёлый. – сказал Киря.

– Почему думаешь что песок?

– Вижу. Там один порвался.

Я не заметил, но я сидел за рулём, вот и не сподручно было сильно уж крутить головой. Песок, значит. А для чего на посту машина песка? Догадаетесь с трёх раз? Ой, не добру это, ой не к добру.. У Краснояровки увидели почти готовые заграждения, рулоны шипов по обочинам, готовых развернуться на проезжую часть, ряды БМП и суетящихся рядом солдат в респираторах.

Дальше ехали молча, даже близнецы.

Дорогу до поворота на Боровое мы преодолели за пару часов, потом ещё час пробирались по убитой дороге до деревни. Не, ну как дороги… По направлению. Потому что этот раскисше-замерзший кошмар, перефразируя самого сильного мастера словесности, преодолеть могла не только лишь всякая машина. Мало какая могла. Несколько раз я буквально чувствовал, как колыхалась под нами насыпная почва, под которой была ненадежная болотная жижа. Стоит колесам провалиться, а машине сесть на брюхо, и придется ждать до утра. Потом идти пешком до трассы, добираться до райцентра и искать трактор. А потом выдергивать машину из замёрзшего за ночь месива, и там уж как получится.

В общем, страху я натерпелся, а вот мои пассажиры даже ничего не заметили, только подпрыгивали на сиденьях, ругались и цеплялись руками за ручки и спинки сидений. Поэтому слов благодарности за мое мастерство и героизм я не услышал. Ну и ладно, герой я скромный, перетопчусь без лобызания рук и закидывания лифчиками.

Так же спешно выкинули все шмотки из машины, причем я сгружал все прямо на сырую землю, чем вызвал негодование женской части семейства. А и похуй, время – деньги, поорут и успокоятся.

***

– Помнишь, с какой стороны браться? – спросил я отца, отдавая ему ружья и ненаглядную Мосю. Батя в ответ выразительно посмотрел и коротким матерком объяснил мне всю глупость моего вопроса. Батя стрелял, и стрелял неплохо. А перестал ходить на охоту потому, что ноги стали болеть, да и очки слишком с большими диоптриями. Плохо стал видеть прицельную планку. А с Мосей он в свое время и в караул походил, и пострелял немало. Сам кого хочешь научит. Первую лекцию по баллистике, кстати, именно он мне и прочитал.

Я в ответ лишь попросил его научить Кирюху, точнее, хотя бы вкратце разъяснить, как всем этим добром пользоваться.

– Добро, – сказал уже серьезно. – Ты главное, сам не задерживайся. А то что-то как-то неспокойно мне.

– Ага. Постараюсь.

– И это… Купи сахару. Я бражку поставлю.

На том и распрощались, я быстро проверил уровень и подлил масло, прыгнул в уже о опостылевший грязный УАЗ и рванул в город, к Миркиным, не забыв перед выездом на трассу почистить номера и фары от толстого слоя грязи.

Подъезжая к Иртышску, отметил большее, чем обычно, количество дорогих внедорожников и кроссоверов, с прицепами, быстро едущих со стороны города. «Побежали, крысы», – злобно подумалось мне. Само собой, шила в мешке не утаишь, и если о будущем песце знаю даже я, то наверняка знают и те, кого в городе называют «элитой». Побежали, родимые, кто по своим загородным коттеджам, кто подальше. Да и ладно, пущай бегут, я то чем лучше? Такая же крыса.

Тут же, вспомнив, я набрал номер Тимофея, коммерческого директора и моего заместителя в одном лице. Про себя я называл его Мэнсоном, потому что похож он был лицом на солиста “Мэрилин Мэнсон”, только рожа не такая мерзкая и макияжем не пользовался.

– Максим Викторович, я вас внимательно, – раздался усталый голос Тимофея.

– Ты чего такой убитый? – насторожились я.

– У меня сегодня двое написали по собственному. Прохоров и Сарвилов.

– Причины?

Тимофей замялся, видимо, не решаясь говорить. Он вообще то был мужик конкретный и даже немного грубоватый. Если бы причина было банальна, то он бы так и сказал, мол, нашли другую работу, или забухали, или или послали его подальше. А тут вот замялся, видимо, просто не решаясь ее озвучить.

– Да ерунда какая-то, Макс. Мол, эпидемия новая идёт, и пора сваливать куда-нибудь. Дичь какая-то. – Я так и представил, как Тимофей разводит руками. И вздохнул. – А ещё «ТеплоСтройМонтаж» просит вернуть предоплату за окна.

– Что там у нас в кассе? На счёте?

– Не хватит. Мы ж проплатили за стекло и фурнитуру. Тысяч пятьсот осталось, на аренду, свет и…

– Тимоха, слушай меня внимательно. У тебя ж сейчас запись разговора как обычно? Включена?

– Ну да. Вы ж знаете, я всегда…

– Короче, Тимоха. Михална на работе? – Татьяна Михайловна была наша бухгалтерша, – Выплатите персоналу зарплату за текущий месяц, с премией двадцать процентов и себе, с пятьюдесятью процентами. Объяви завтра отпуск, всем, не перебивай! – рявкнул я, услышав, что он что-то хочет сказать. – Остаток переведёшь мне по зарплате, премию и под авансовый отчёт. Понял?! Повтори!

Опешивший коммерческий повторил мне почти слово в слово, и добавил, что Михална уже ушла с работы. Я категоричным тоном приказал:

– Езжай за ней, хватай за жабры, тащи ее в офис, сделайте как сказано. Это моя ответственность, эти деньги мы перекроем с объекта по Мира. Они обещали на неделе перечислить. Выполняй. И ещё. Эээ… Сейчас перезвоню, полиция на дороге, а я с телефоном в ухе.

Само собой, полиции не было, и я тут же перезвонил Тимофею.

– Тимофей, этот разговор уже не для записи. Точнее, не для предъявления. Все и правда хреново, я точно знаю, – на слове “точно” я сделал ударение – что и правда идёт эпидемия. Она куда серьезнее Короны, поэтому объясни людям и рекомендую всем уехать из города, на дачу там, в деревню, куда угодно. На въезде в город уже ставят кордоны, скоро всех запрут в карантин, и будем тут как тараканы в банке.

– Это точно? Откуда знаете?

– Оттуда. С самой передовой. И вообще, я тебе что, шутник, что ли?! – прибавил я децибел в голосе. – Я только что свой бизнес под откос пустил, тебе этого мало? – я сделал упор на слове «этого». -Давай, не тяни, не пизди и сделай как я сказал, и.. И это.. удачи, дружище.

– Подождите-подождите, ну правда, откуда? Это ж не просто так, взять и на всем крест поставить? Ну, блин, ну туману то не нагоняй.

Я вздохнул.

– Друг у меня военный эпидемиолог. Из очень серьезной конторы. Был. Он умер из-за этого, но успел мне позвонить. Все очень серьезно. Смертность высокая, заразность тоже, человек с виду здоровый, еще не имеет клинических признаков, а уже заразен. Я не спец, не все понял, но это как-то связано с Короной, вроде бинарного биологического оружия. И единственный вариант – забиться куда подальше. Собственно, считай, что пришел Великий Пушной Зверь. На въезде в город уже войска, кордон готовый почти у Краснояровки. А в супермаркеты ходишь? Тачку заправляешь?

– Ну да.

– Видел, что с продуктами? А с ценами! Думай, дружище, думай. И это… «ТеплоСтройМонтаж» пошли в жопу. На меня все вали. Пусть в суд подают, или читают договор. Ничего они сейчас с нами не сделают, так, на горло берут. Лан, не могу больше говорить, в город въезжаю. Бывай, удачи.

Я поспешно отключился, не желая продолжать и оставив Тимофея переваривать услышанное. Он не был моим другом, но он был нормальным мужиком, и не заслужил, чтоб его так просто взяли и кинули. Мысленно ещё раз пожелав ему и другим работникам удачи, я въехал в город и повернул на заправку.

***

– Привет, дорогой! – Люда подставила мне щёчку для поцелуя, и я ее с удовольствием звонко чмокнул. Тут же из коридора показалась здоровенная туша Боба, которая хрипловато пробасила:

– Привет, дорогой, – и дурашливо, как для поцелуя, вытянул посеченные в молодости и похожие на неровные вареники губы. Пахнуло перегаром.

– Иди в задницу. Люда, что за домогательства? – широко улыбнулся я и пожал протянутую ладонь.

– Это он такой на людях хорохорится, а домой пришел – и на диван. Совсем обленился.

– Боб, да ты старпёр! – сказал я, подавая пакет с продуктами Бобу. По пути к ним я заскочил в супермаркет, привычно изумился бедным ассортиментом и повысившимися ценами. Взял бутылочку водки, немного пива и всякой закуси типа колбасы неизвестного состава и с запахом мяса, кусок копчёного сала в вакууме, хлеба, готовых салатов и шоколадок дочкам Боба и Люды. У них долго не получалось завести детей, а потом сразу погодки. Сейчас им было 12 и 13 лет. Невесты.

– Оппа, пивас! – прогудел Боб, заглядывая в пакет и, быстро выдергивая бутылку холодного напитка, отправился на кухню.

– Не тебе. Вообще, что за манеры, ну-ка все поставь и не трогай! – возмутилась Люда и добавила сердито, – сейчас все сядем и будешь тогда свое пиво глотать.

– Макс, чё за праздник?

– Не праздник, – помрачнев, решил сразу зайти с козырей я. – Сава умер.

В прихожей сразу наступила оглушительная тишина, только я сопел, снимая обувь и куртку.

Боб со стуком поставил бутылку на кухонный стол. Вышел в коридор.

– Бля, – он как-то растерянно посмотрел сперва на жену, потом на меня. – Рассказывай.

– Сперва дайте пожрать. С утра не ел.

Люда молча и быстро разворошила пакет, выставила на стол пластиковые боксы с салатами, настругала колбасы. Спросила, буду ли я борщ и, получив согласие, налила полную тарелку, и ещё плюхнула в нее большую ложку сметаны. Мммм, вкусно то как. Я и правда проголодался, и, уже не обращая внимание на хозяев, усиленно замолотил ложкой, заедая его хлебом с салом. Божеественнноооо…. Борщ был густой, наваристый, с небольшими кусочками мяса, таявшего на языке. Я почти рычал от удовольствия, не обращая внимания на расстроенную Люду и хмурого Боба, которому не терпелось услышать подробности.

– Слыш, кишка, хватит жрать, рассказывай! – не выдержал друг.

– Наливай. Не все так просто.

Люда сердито фыркнула, а Боб ловко скрутил пробку и оформил три рюмочки. Выпили не чокаясь.

Потом я начал рассказывать. Слова давались мне легко, сказывалась практика последних дней. Рассказал о звонке Савы, о том, как поговорила по телефону Уля с неизвестным офицером. Про блок-посты (или санитарные кордоны?) на въезде в город. Про то, что нарыл сам и Кирилл в интернете. Говорил долго, даже охрип немного. Поэтому повторили по рюмке и я перешёл к главному.

– Короче, мальчики-девочки, я уже перевез своих в деревню, завтра с утра собираетесь и едете вы. Батя там места уже готовит, разместимся, ничего. Газелька твоя на ходу?

– Подожди-подожди, завтра?! Не, ну так как-то внезапно… – Люда аж опешила. А вот Боб наоборот, меня поддержал:

– А чего ждать то? Чего высиживать? Макс верно говорит, некогда. Помнишь, я тебе говорил, что какая-то хрень непонятная творится? А ты не верила! – Боб потёр нос-картошку, из которого добрые врачи когда-то поудаляли половину костей, не выдержавших встречу с кастетом в далёком девяносто пятом году. – Леха Цэренов пару дней назад звонил, говорил что-то, вояки закрыли завод… нууу, патроны там делают. Закрыли, а весь товар со склада вывезли. Подогнали грузовиков немеряно, солдат, оцепили все. За ночь загрузили и все вывезли.

Леху Цэренова я знал плохо, он был приятелем Борьки, пересеклись на каких-то соревнованиях в Барнауле, когда долго и вдумчиво выбивали друг другу мозги. Леха был коротконогим и короткоруким бурятом, плотным и мощным. А Борян тогда был длинным и тощим. Одному было плохо на длинной дистанции, другому на короткой. Оба были упертыми и злыми, и как-то так очень неплохо потом друг с другом поладили. И регулярно созванивались и переписывались даже тогда, когда спортивные карьеры у обоих закончились.

– Оппа, – я напрягся. – Завтра с утра я ещё скатаюсь в магазин, ещё патронов докуплю. Пока вы грузиться будете. Я, кстати, на свой пипелац прицеп взял, так что за раз все вывезем.

Потом мы долго обсуждали, что собирать в первую очередь, куда и в какую машину что пихать. При этом у похмельного Боба разболелась голова, так как Люда убрала водку со стола. И правильно, завтра за руль. Часов в восемь вечера пропиликали приходящие сообщения, в двух из которых были списки того, что надо докупить в магазине. Их прислала Уля и мама. И ещё в трёх сообщения интернет- банка о поступлениях средств – зарплата, премия и деньги под отчёт. Жить можно. Отбил в ответ: «Тимофей, спасибо».

Спать пошли только в первом часу ночи. Последняя связная мысль была о том, что первое, что я сделаю в деревне – это наконец то высплюсь. Лягу и буду спать. Сутки напролет.

***

Выспаться не получилось. Боб, скотина толстожопая, за день выспался, и теперь пол ночи ворочался, кряхтел, шумно ходил отливать, вздыхал и жалобно бормотал под нос, что больше так пить не будет. Эта бодяга началась часа в три ночи, и затих он только к шести утра. А в семь нас разбудила Люда, и погнала собираться. И началась очередная серия бедлама.

В десять я их оставил, рванул в оружейку и начал скупать то, что ещё оставалось. А оставалось, надо сказать, не много и по совершенно нереальной цене. Я скрипел зубами, матерился и старался не нахамить продавцам. Но стал обладателем коробки с порохом, скупил почти все капсюля к 12 калибру – КВ-209, ЦБ и каких-то импортных. А ещё скупил капсюля КВ-7.62Н, «бердан» и порох к нарезным. Пока работники торговли радовались прибылям, я считал в уме чего у меня не хватает. Если считать, что банки «Сокола» хватает примерно на сотню с небольшим патронов 12 калибра, то капсюлей у меня с избытком. А вот на .366 калибр банки пороха хватает на 260 выстрелов, и тогда капсюлей маловато. Но тут уж ничего не поделаешь, эти капсюля продаются только здесь, а в связи с тем, что релоадом занимаются не только лишь все, то и капсюлей завозится в магазин не много. В общем, взял, что было. Настроение было ниже плинтуса, но я решил прокатиться ещё по другим магазинам. Как ни странно, капсюля нашел в маленьком магазинчике на выезде из города по Мокрому тракту. Взял, что дали, и на всякий случай взял ещё и «боксеров». На всякий случай, да. При плохом раскладе капсюльное гнездо можно рассверлить, и впихнуть туда «боксера». Наверное… я не уверен, но пусть будут.