Читать книгу Инициатива наказуема - Ида Миллер - Страница 1

Часть 1. Мата Хари

Глава 1

Счастливейшие из людей те – кто не имеет секретов. Жизнь легка и в радость, когда тебе не нужно ничего скрывать, когда не нужно думать о том, как спрятать свой секрет еще глубже от окружающих или как выкрутиться в случае прокола. Каким образом встать, сесть, говорить – главное, не выдать себя и даже не допустить у человека мыслей, которые могли бы навести на твою тайну, – вот, к чему сводится жизнь, когда большие и маленькие секреты пронизывают тебя насквозь.

Когда я была малышкой, было очень популярно иметь свои тайны. Мы с подругами вели специальные дневники, где записывали свои переживания, оформляли их красивыми наклейками, лентами и блестками. Что это были за запретные сведения? Например, там мы писали, что съели конфету со стола без разрешения или что не почистили зубы на ночь. Мы лгали и всячески сопротивлялись правилам, навязанным нашими родителями, чтобы выглядеть в глазах друзей и собственных более самостоятельными и свободолюбивыми. Конечно, сейчас, это видится ерундой, а нечищеные зубы катастрофой для здоровья.

Через каждый возрастной этап жизни события прошлого кажутся либо позорно смешными, либо до ужаса стыдными.

В средней школе, например, я скрывала, что пробовала курить. Узнай об этом мама, то отшлепала бы меня ремнем без всякой жалости. Примерно тогда же меня обвинили в краже карманных денег у одноклассника, которые я, естественно, не брала. Я так сильно переживала из-за этого, пока не выяснилось, что одноклассник, их сам потратил и выдумал кражу, обвинив в этом человека, чья семья, вот удача-то, еле сводит концы с концами. Об этом я тоже никому не сказала, потому что мать бы расстроилась.

Моя семья никогда не хватала звезд с неба, но в конце средней школы начался апогей финансовых трудностей. Отца сократили, он долго нигде не мог устроиться и с горя начал пропивать наши сбережения. Мать вообще не окончила институт, да и, если честно, работать она не особо любила, а отсюда и хранительницей домашнего очага была весьма посредственной. Я завидовала своим одноклассницам, чьи матери учили их печь вкусные пироги, заплетали красивые косы и даже водили в театры и прочие приличные заведения. Моя родительница большую часть времени проводила за телевизором, в школу она мне не давала ничего сытнее бутерброда с сыром, а карманных денег выделяла, только если я получала хорошие оценки на контрольных. Поэтому, когда в нашей семье все стало совсем плохо, она даже с места не сдвинулась и на запои отца смотрела сквозь пальцы. Надо сказать, что я ее вовсе не виню. Таким она была человеком, ленивым и инфантильным, и считала, что моим воспитанием должны заниматься учителя, правительство, улица, телевизор, но только не она. Иногда мне казалось, что я приемная, но на общих фотографиях все-таки находила подозрительно схожие черты лиц моего и родителей, и тревоги отступали.

Все детство я жила в каком-то странном вакууме из стабильности и думала, что как было, так и будет всегда. Смотря на своих отца и мать, я даже не задумывалась, что, может, стоит подыскать подработку, или попробовать обратиться к классному учителю, чтобы нам, как малоимущим, оформили какие-нибудь выплаты. Мне думалось, что этот бутерброд с сыром – это то, что я заслуживаю. Ни больше, ни меньше. Не бывает других бутербродов: ни с колбасой, ни с маслом, ни, боже упаси, с котлетой. Вся моя Вселенная строилась на этом принципе и была по-своему верной. Я не стремилась к недостижимым высотам, но и не сетовала на судьбу. Наверное, это была определенная психологическая защита, чтобы не слишком переживать из-за прорвавшегося в капиталистически построенные слои населения социального неравенства, породившего то, что человек, неспособный позволить себе модный гаджет, не имеет права даже приближаться к тем, кто его позволить мог. Короче, от меня ничего не требовали, и я ничего ни у кого не просила.

Но продолжалось это не так уж долго.

Все изменилось, когда пришла пора выбирать: остаться в школе, чтобы доучиться и поступить в университет, пускай даже в долг, либо сразу пойти работать. Родители вдруг встрепенулись и решили, что если я просижу штаны кассиршей в супермаркете, то точно в люди не выйду, поэтому решено было поступить в колледж с уклоном в точные науки. Конечно, у них был свой корыстный интерес, который я не сразу разгадала: они избавляются от лишнего рта, да еще и приучают его к самостоятельности.

В течение месяца я полностью переехала в город к младшей сестре моего отца Рите Сайкс. Не сказать, что она была очень этому рада. Она имела полное право меня не пускать, так как мою мать немного презирала и меня за глаза считала такой же, ленивой и глупой. Отцу удалось ее уговорить, да и какие-то два года особой роли не делали. Основным ее условием было, чтобы я устроилась на работу и питалась за свой счет. Я это прекрасно понимала и, внемля требованиям, устроилась на полставки в книжный магазин, где занималась тем, что упаковывала покупки по Интернет-заказам в пакеты и коробки. Было скучно, но после первой зарплаты мои глазки загорелись, я втянулась и стала ходить на работу с большим рвением. Часть заплаты я отправляла родителям, остальное тратила на себя. Тогда-то я почувствовала вкус денег и узнала, что бутерброды, оказывается, бывают многослойными, с разным хлебом, с овощами, соусами и мясом.

Рита видела, что я не доставляю ей особых проблем и вскоре стала лучше ко мне относиться, тем более, я всегда после получки покупала ей баночку пива. Она расплывалась в улыбке и говорила, мол, ты, Адена, мое лучшее вложение.

Когда осенью началась учеба, не произошло ничего особенного. Я ни с кем крепко не подружилась, но приятельницами обросла. Одногруппники и учителя порывались затащить меня в какой-нибудь кружок самодеятельности, но я решила, что надо сосредоточиться на учебе, сдать экзамены и стать, наконец, банкиршей или финансисткой какой-нибудь, – что угодно, лишь бы больше никогда не есть пустые бутерброды с сыром.

В тот период появилась еще одна моя большая тайна: очаровательный бариста из кофейни напротив колледжа. Цены там были невысокие, поэтому мои набеги на это место во время его смен не сильно сказывались на кошельке. Все, что я о нем знала, это его имя на бейджике – Майкл. Реально оно или нет, не в курсе, хотя, меня это мало интересовало. Улыбчивый юноша немного старше меня всегда с шуткой и прибауткой обслуживал нас, хохочущих от его высказываний, первокурсниц. Я смеялась вместе с остальными и с обожанием рассматривала его большие карие глаза, густые черные кудри и щетину, которая россыпью маленьких черных точек покрывала его подбородок. Сердце мое билось так сильно, когда он протягивал мне цветастый пластиковый стаканчик и как бы случайно слегка дотрагивался пальцами до моих ногтей, после чего обязательно извинялся.

Я не заметила, как прошло больше полутора лет на новом месте и пришла пора экзаменов. Не поднимая головы, я сидела за уроками и тестами, учила билеты и решала задачи. Но иногда Рита и ее друзья устраивали мне разрядку, вернее, я просто попадалась им под горячую руку.

Выходные, если я не проводила их на работе или за уроками, справлялись у нас дома. К нам заваливались человек пять или шесть. Они громко пили, ели пиццу, смотрели телевизор и смеялись над всем подряд. Когда я выходила из своей комнаты, меня тут же хватали за руку, сажали в центр тусовки и вручали банку пива или бутилированный алкогольный коктейль. Дальше начинались нравоучения о жизни, о судьбе и о любви. Среди друзей Риты были и мужчины: бородатые и немного обрюзгшие, но веселые. От этого мне становилось неловко, особенно, когда меня начинали выспрашивать о моем личном фронте. Я отнекивалась, хотя и понимала, что расскажи я им всю жизнь, наутро они не вспомнят и половины моей исповеди. Как только компания не получала от меня ответов, они начинали талдычить о собственных похождениях, об ошибках и удачах. От них я узнала много всякой информации, полезной и не очень. Например, что первую любовь и первую близость лучше пережить в подростковом возрасте, мол, будет, что вспомнить; или что платить алименты ужасно утомительно, поэтому нужно подходить к созданию семьи максимально ответственно.

После всех этих лекций я по глупости решила, что мои воспоминания юности безвозвратно упущены, и вообще уже старая дева, потому что дальше дружеских объятий с отцом я с мужчинами не заходила, и нужно как-то исправлять это неприятное обстоятельство и добывать хотя бы теорию. Тогда я и обросла еще более страшными секретами. Одна девушка из колледжа, с которой мы обменивались книгами, вручила мне небольшой любительский роман, охарактеризовав его как «там все, что тебе нужно знать». Само произведение я боялась прятать дома и таскала его везде с собой, завернув в плотную цветную обложку. Иногда вместо главных героев романа я представляла себя и Майкла, отчего сразу вспыхивала румянцем и шла на кухню остужаться стаканом воды.

Конечно, рано или поздно все стало понятно даже мне. Еженедельные рассказы о чужой личной жизни и вечные советы от Риты, как надо и не надо поступать, и на что обращать внимание, сделали свое дело. Ненароком я даже стала считать себя гуру романтических отношений, несмотря на то, что у самой никогда на них даже намека не было.

Рита и однокашники дали мне ответы на множество важных вопросов, хотя на самом деле я нуждалась в тот момент в совсем других знаниях.

Ни родители, ни тетя, ни ее друзья не научили меня главному – не разговаривать и не доверять незнакомцам, особенно странным и подозрительным.

***

Недавно я выяснила, что за ночную смену на складе книжного платят больше денег. Уговорив своего директора, я осталась до полуночи на складе, где распаковывала коробки с товаром и выкладывала его на специальные тележки, чтобы отвезти и расставить на полках. Мне нравилось приклеивать ценники и ставить на специальные вертикальные подставки книги. Многие из них были дорогими, с красиво оформленными обложками и содержанием. Новинки с яркими заголовками и кучей выдуманных к ним рецензий сразу заставляли желать эту книгу, купить ее в ту же секунду. Но на меня это не действовало, ведь я знала, что лучше пошлого чтива в моем рюкзаке, спрятанном на самое дно, нет ничего увлекательнее. Конечно, я читала и другую, нормальную, литературу, но руки все равно тянулись к одной единственной книге.

За половину ночной смены мне выдали сумму наличных, в любом случае бóльшую, чем я обычно получала. Радостная, я шла домой и думала, что надо бы зайти в круглосуточный магазин и прикупить для Риты приличного пойла. Идти было всего ничего – пара остановок на автобусе. Однако была уже глубокая ночь и автобусы ходили раз в час, поэтому пройтись пешком было единственным вариантом.

Тихонько напевая, я просчитывала в голове примерный план своих трат, в который входили новые кроссовки, подарок родителям и пара плотных обедов в бургерной. Вдыхая теплый ночной воздух, я наслаждалась тишиной и нежным ветром, который трепал макушку. Я казалась себе единственным живым существом на планете, и настроение было на редкость потрясающим. До нужного подъезда оставалось пройти пару домов, когда кто-то со спины коснулся моего плеча. Голос человека, обратившегося ко мне, был такой глухой и будто прокуренный, что я не сразу поняла, что он говорит. Будто выплывший из стены высокий мужчина, немного сгорбленный, одетый во все черное, с жутким акцентом попросил ему помочь. Обтянутой перчаткой рукой он протянул мне бумажную карту нашего города и ткнул в какое-то место рядом с улицей, по которой я шла. Будучи наивной, но наблюдательной, я спросила себя, почему он весь затянут в теплую одежду, когда все вокруг, и я в том числе, ходят в одних майках и шортах.

Незнакомец продолжал спрашивать, как пройти к гостинице.

«Гостиница? Ночью и даже без багажа?» – подумала я, медленно объясняя дорогу и произнося слова разборчиво, чтобы он понял. Но иностранный гость с недоумением разводил руками, нервно мычал и озирался.

Я все пыталась разглядеть его лицо, но он натянул шарф чуть ли не до лба, а глаза закрывала широкополая шляпа. Наконец, мне стало его жалко. В конце концов, на его месте мог оказаться, кто угодно. Потерявшийся турист, да еще и явно плохо понимающий английский, нуждается в помощи. Меня ничего не смутило, потому что по улицам все еще ходили люди, ярко светили фонари, а сама гостиница находилась буквально в полсотни метров от моего дома.

– Я вас провожу, – выпалила я и поманила его за собой.

– Спашибо, – прошептал незнакомец и пошел рядом со мной.

«Поляк что ли», – подумала я и украдкой, чтобы он не заметил, стала его рассматривать. На затылке из-под шляпы немного выбивались седые волосы. – «Да он же дед! Тем более. Нужно помогать старшим, мало ли, может у него склероз или дезориентация».

Меня переполняла гордость за свою гражданскую сознательность, и я уже нафантазировала, как доведу его до пункта назначения, а он благодарно пожмет мне руку и, быть может, подарит сувенир.

– Как тебья шовут? – пропыхтел мой спутник.

– Адена Сайкс, или просто – Ади, – я улыбнулась ему, но не нашла никакого эмоционального отклика с его стороны и снова сделала серьезное лицо. – А вас?

– Анакшимандер, – казалось, он с трудом выговорил собственное имя.

Я проговорила про себя несколько раз, но так и не запомнила полностью, только окончание – «дер».

– Вы турист? Откуда к нам приехали?

Тут я заметила, что он отстал. Обернувшись, я увидела, что он остановился у узкого переулка, где обычно сваливают мусор. Сгорбившись, иностранец вдруг схватился за сердце и протяжно застонал. Я не на шутку испугалась. Первое, что нужно было сделать, это вызвать скорую, но тело внезапно окоченело, и вместо того, чтобы полезть в рюкзак за мобильным, я в ужасе пялилась на то, как он корчится. Человек мотнулся в переулок, будто хотел спрятаться. Только когда он пропал из поля зрения, мысли и тело вернулись ко мне, я очухалась и побежала за ним. Однако, оказавшись посреди мусорных баков, я никого не обнаружила.

– Уважаемый, вы где? – спросила я окружавшие меня стены.

Тут ладонь в резко пахнущей кожаной перчатке зажала мне рот и дернула назад. Другой рукой иностранец схватил меня за руки и длинными пальцами, словно наручниками, обезвредил их. Он прижал меня к себе, и мы сползли вниз по стене. Голые плечи неприятно терлись об его кожаное пальто, а пальцы негодяя больно впились в кожу. Я дергала ногами и пыталась мычать, чтобы хоть как-то привлечь внимание людей, но, как назло, улицы оказались пусты и безлюдны. Видимо в тот момент я больно ударила его пяткой по бедру, отчего он зашипел, как змея, и навалился на меня всем телом. Я оказалась зажата между ним и грязным каменистым асфальтом, который сильно оцарапал лицо и колени, и больше уже не могла двигаться.

Страх сильнее ударил в голову. Наученная репортажами ночных новостей, я с ужасом ждала, когда он стащит с меня шорты и трусы. Лежа на мне, он тяжело дышал в шею под ухом, а потом неожиданно облизал ее, от плеча до подбородка. Никогда еще я не чувствовала ничего более противного. Казалось, что гигантский слизняк елозил под моим лицом, и у меня нет никакой возможности скинуть его и убежать. Краем глаза, морщась от отвращения, я видела, как двигается вместе с лицом его шляпа. Вдруг у меня возникли странные мысли, которые испугали меня еще больше. Если бы он хотел меня, то давно бы уже это сделал, а не вылизывал. Тем более, он упирался бедрами в мои ягодицы, и я не чувствовала того, что обычно бывает у мужчин в таких ситуациях. Скорее всего он извращенец, который не успокоится, пока не изуродует или не убьет меня. Я запаниковала, стала дергаться с большим усилием, пытаясь врезать ему локтем или ногой, но он держал так крепко, словно в железных тисках. И хотя он все равно продолжал лизать мне шею, я дрожала от страха и слезы градом лились из глаз.

Вдруг я почувствовала, как четыре острия одновременно впиваются в кожу, и опасения на счет маньяка подтвердились.

«Он хочет перерезать мне горло», – подумала я и уже приготовилась к смерти, когда снова ощутила скользкий язык на своей шее. Ранки больно щипали на воздухе и от его слюны, а участки кожи, которые он не облизал, стягивались под действием свернувшейся крови. Я поняла, что моя шея и лицо заляпаны грязью и кровью, но иностранец все продолжал то облизывать, то обсасывать мои раны. Продолжая рыдать от страха с удвоенной силой, я все еще не чувствовала, что он «готов» со мной что-то сделать. Можно сказать, я даже ждала, когда он перейдет к основным действиям, потому что, удовлетворившись, он, возможно, оставит меня в живых. Казалось, эти странные действия длились бесконечно долго, будто он выполнял какой-то обряд и не собирался останавливаться, пока я не умру.

Течение времени окончательно остановилось, и мир скукожился до одного маленького переулка. Где-то там, далеко-далеко, были родители, Рита и Майкл, где-то там остались несданные экзамены и ненаписанные контрольные, волшебный институт и прибыльная работа больше не маячили на горизонте, ведь больше все это не имело значения.

«Пусть все это быстрее закончится», – подумала я, и на душе вдруг стало так спокойно, словно я постепенно погружалась в глубины бескрайнего океана. Надо мной сновали рыбки, а солнце светило в лицо. Была лишь одна проблема – что-то с неумолимой быстротой и тяжестью уносило меня с собой на темное холодное дно.

Глава 2

Я очнулась из-за сильной тряски, вибрация от которой отдавалась в ноющую шею. Мой едва работающ Я очнулась из-за сильной тряски, вибрация от которой отдавалась в ноющую шею. Мой едва работающий после долгой отключки мозг никак не мог сообразить, где находится. Я уставилась в потолок и поняла, что лежу на заднем сиденье быстро едущего автомобиля. Попытки повернуть голову и вообще пошевелиться оказались бесполезными, потому что как только я напрягала мышцы шеи, по мне словно проходился огненный кнут, и боль стреляла в лицо и грудную клетку. Все, что я могла себе позволить, – это водить глазами по машине, смотря в окно, за которым была непроглядная тьма, и лишь когда на небе появился тонкий месяц, я поняла, что машина едет где-то в лесу, скорее всего, к океану, насколько я хорошо знала географию своей страны.

Глянув вправо, я увидела на передних сиденьях двоих: один вел, другой – тот самый в шляпе. Должно быть, он дремал, потому что шляпа немного слезла с него, а сам он, немного сгорбившись, уткнулся макушкой в боковое стекло. Водитель, тоже одетый во все черное, в балаклаве, закрывавшей все его лицо, кроме глаз, постоянно дергал зеркало заднего вида над собой и посматривал через него то на меня, то на спутника. Вскоре он заметил, что я очнулась.

– Как себя чувствуешь? – спросил он волнительно, будто действительно переживал. Голос молодой, но приглушенный. Водитель очень не хотел будить соседа.

«Именно это я всегда хотела услышать от похитителей», – подумала я и опрометчиво рискнула открыть рот, чтобы заговорить. Но стоило мышцам лица немного поработать, как шея снова вспыхнула огнем, и меня ужалил еще один приступ боли.

– Ясно, потом, – с некоторой досадой сказал водитель.

– Что ты делаешь? – рявкнул на водителя внезапно проснувшийся мой похититель. Он оторвался от стекла, поправил шляпу и выпрямился на сиденье. Голос его слышался нормальным, без акцента и, как будто, более юным, чем казалось, когда он заманил меня в ловушку.

– Просто хотел узнать, как она себя чувствует. Дорога дальняя.

– Твое дело вести машину.

– Извините, хозяин.

– Сколько мне еще учить, чтобы ты не лез, куда не просят.

– Извините, я больше не буду с ней разговаривать.

«Хозяин…» – это обращение навело на мысли, что меня продадут в рабство, либо уже продали этому извращенцу. Я мало что могла сделать, будучи не в состоянии даже пошевелить пальцем. Оставалось одно – просто находиться в сознании, думать, о чем угодно, лишь бы снова не засыпать, хотя очень хотелось. Если я еще подслушаю их разговоры, то смогу выудить что-то полезное.

– Я так устал… – похититель тяжело вздохнул. – И очень голоден.

«Дер, дер… Оникс…», – я пыталась вспомнить, как зовут этого гада.

– Вы потратили много сил в городе. Неудивительно, что вы буквально разваливаетесь на части.

– Ничего, это скоро пройдет. Даже сейчас мне уже лучше. Ты бы слышал, как я разговаривал с людьми, – он хмыкнул. – Многие принимали меня за иностранца.

– Серьезно? Вы, да иностранец? – водитель повеселел и рассмеялся. – По сравнению с вами – они тут все иностранцы.

– Это ты верно подметил. Пожалуй, я еще вздремну, а ты не смей с ней разговаривать, пока мы не приедем, понял?

– Понял. Ваше слово – закон.

После этого они не издали ни звука. Хозяин положил шляпу на лицо и, видимо, крепко заснул. Водитель больше не пытался со мной взаимодействовать, лишь периодически посматривал на меня через зеркало заднего вида, будто удостоверялся, что я все еще с ними. От тишины и собственной усталости я не заметила, как тоже впала в тяжелый сон.

***

Никки, сходи открой ворота. Эти бездельники не удосужились даже встретить меня.

– Хозяин, никто же не знал, что мы так внезапно вернемся.

Под грубые реплики человека в шляпе я снова открыла глаза. Черная ночь сменилась пасмурным утром. Сквозь едва приоткрытое окно машины на меня дул промозглый сквозняк. В машине никого не было, и голоса доносились снаружи.

«Если уже утро, то скоро меня отметят отсутствующей в колледже. Если Рита не обратит внимания, что меня давно нет дома, то через три дня с ней свяжется мой учитель, они будут мне звонить, потом родителям, потом в полицию. Точно, телефон же можно отследить, где мой рюкзак?!» – с проблеском надежды подумала я и чуть не расплакалась от счастья, когда увидела, что он валяется между сиденьями.

Мне все еще было ужасно больно, тело затекло, шея не двигалась, к тому же рядом с лицом появился неприятный запах гниения. Огромным усилием я подняла руку и зажала нос. Второй рукой потянулась к рюкзаку, но шею обожгло огнем, и я даже не смогла дотронуться до ручек.

– Где моя шляпа? – услышала я снаружи голос своего похитителя.

– Прошу.

– Иногда мне хочется убить вас всех и намотать кишки на изгородь, черт возьми.

– Не горячитесь так. Видите, кто-то идет.

– Мисс Ди, девочка моя. Вот она-то по-настоящему любит своего господина.

– Зря вы так с ней…

– Захлопнись. Сходи за носилками и потом отвези машину в гараж.

– Вы сегодня на радость в настроении.

– Никки, еще одно слово, и я отрежу твой поганый язык.

– Понял, простите.

Послышались шорохи, шаги, добавились еще два женских голоса, один принадлежал явно взрослой даме, другой юной, возможно, моей ровеснице. Тут дверь машины открылась и надо мной всплыло румяное девичье лицо. Блондинка с волнистым каре пару секунд с интересом меня рассматривала, а потом подозвала еще кого-то.

– Мне не нравится ее бинт, эти желтые разводы выглядят не очень. Мисс Ди, давайте отнесем ее в медкабинет, – она снова склонилась надо мной так низко, что наши носы почти соприкасались. – Будет немного больно, но ты потерпи. Меня Моника зовут.

Потом, не обращая внимания на мои сопротивления, мне на голову нацепили черный мешок, связали руки и ноги, переложили на носилки и недолго куда-то несли. Даже не видя, я поняла, что как минимум два раза меня спустили вниз по лестнице, скорее всего, это будет подвал или подземная тюрьма.

Когда мешок сняли, я зажмурила глаза от ударившего в лицо электрического белого света, руки и ноги все еще были связаны, что только добавляло мне неудобств и страданий. Идеально белая комната с полупрозрачными шкафами и холодильниками ничем не отличалась от какого-нибудь школьного медпункта или поликлиники. Передо мной стояли две женщины: Моника и та, что постарше. Обе были одеты в одинаковые закрытие белые платья до пола.

– Как тебя зовут? – начала диалог Моника, неестественно радушно улыбаясь.

Страх сковал меня, и я промолчала.

– Я же назвала тебе свое имя, давай познакомимся.

– Ад… Адена.

– Хорошо, Адена, – сказала взрослая женщина, а Моника уселась рядом со мной и взяла за руку. После холодной ночи в машине прикосновение теплой кожи подействовало на меня немного успокаивающе.

– Она замерзла, мисс Ди.

– Сначала бинт.

– Ох, – Моника стала развязывать тугие узелки на моей шее, – сейчас тебе, возможно, будет неприятно, но ты должна еще потерпеть. Перевязка испортилась, и нужно ее заменить.

– С-спасите, – выдавила я с трудом, но не получила от медсестер никакого ответа на мой зов.

Моника продолжала слой за слоем снимать с меня бинт. Она делала это аккуратно и нежно, словно боялась причинить мне еще больше боли. Наконец, до кожи остался всего один слой.

– Мисс Ди, запах ужасный, дайте обеззараживающее средство. –

Она приняла от напарницы стеклянную бутылку с марлей и протерла освободившиеся участки кожи. Затем медленно, сантиметр за сантиметром стала отрывать приклеившийся к ранам бинт. Было так больно, что думала, умру прямо там, у Моники на руках. Я закричала и принялась вырываться, отчего мне становилось еще хуже. Мисс Ди схватила мена за плечи, чтобы я не крутилась и дала Монике закончить процедуру.

– Вот это да, – вздохнула девушка, с отвращением посмотрев на грязный бинт, и кинула его в коробку с отходами под койкой, на которой мы сидели.

– Сепсис, – то ли спрашивая, то ли утверждая, спокойно сказала мисс Ди.

Краем глаза в отражении шкафов с медикаментами, я увидела, что правая часть моей шеи, почти до ключицы, сильно покраснела и покрылась сыпью, а четыре глубокие ранки под ухом были покрыты наростами запекшейся крови и нещадно гноили.

– Где хозяин сделал это с тобой? – мисс Ди посмотрела мне в глаза. Я испугалась внимательного и строго взгляда этой женщины, которая была примерно одного возраста с Ритой, и даже чем-то походила на нее: короткие темные волосы, узкие губы и несколько родинок на лице.

– П-помойка, – я вздрогнула, вспомнив о событиях минувшей ночи. Ко мне снова вернулось мерзкое ощущение, когда человек в шляпе, которого они называют хозяин, напал на меня и творил странные вещи.

– Какой ужас, отец переходит все границы, – тихо сказала Моника

– Уверена, что у него не было выбора, поэтому он так поступил.

– Обсуждаете хозяина у него за спиной? Ну-ну! – раздалось в дверях.

Человек сделал шаг внутрь и я, наконец, смогла увидеть своего похитителя во всей красе.

Благородный профиль с орлиным носом и длинными седыми волосы выдавали в нем представителя какого-то древнего аристократического рода, он словно сошел с портретов королей времен Генриха VIII. Я не могла понять, сколько ему лет: морщин не было, но седые волосы и усталое, даже изможденное, лицо выдавали человека, который много повидал и знает что-то такое, чего не знает никто. Это был уже не тот старик, за которого я его приняла при встрече. У меня не укладывалось в голове, как такой приличный на вид дядька мог организовать похищение невинного человека.

Высокий, одетый с дороги все еще во все черное, он с отвращением взглянул на мою болячку. Надо сказать, что впалые темные глаза с глубокими фиолетовыми синяками под ними, тоже его, кстати, не красили. Уверена, что со стороны мы оба выглядели так себе.

– Хозяин, – прервала молчание мисс Ди. – Боюсь, вы не сможете использовать девушку обычным способом. У нее развилось заражение, скорее всего попала грязь или Никки плохо продезинфицировал. Лечение займет от недели до двух.

– Так долго, – их господин вдруг помрачнел. – А что насчет вен? Я не брезгую методами современной медицины.

– Думаю можно, но о сонной артерии на некоторое время придется забыть.

Я с ужасом слушала их диалог и никак не могла понять, о чем речь. Они хотят продать меня на органы? Выкачать кровь, чтобы сбыть на черном рынке? Или же я буду ходячим донором для какой-то нелегальной операции?

– Объясните ей все, что нужно, проводите в комнату и займитесь лечением. Моника!

– Да, отец! – девушка резко подскочила.

– Ты будешь приносить еду и следить за всеми ее передвижениями.

– Будет исполнено!

Раздав указания, господин еще раз внимательно взглянул на меня, не выразил ни единой понятной мне эмоции, и вышел из медкабинета.

– Хозяин Анаксимандер сегодня такой добрый, – внезапно сказала мисс Ди.

Она обработала мне раны и помазала сыпь какой-то резко пахнущей жирной мазью. Потом ввела несколько ампул антибиотиков и сделала еще несколько непонятных уколов. Когда лекарство распространилось по организму мне стало легче, и жажда жить снова проснулась. Но ощущение опасности все равно не покидало. Они заботятся обо мне не просто так, нужно держать ухо востро и искать способ побега, пока не стало совсем поздно.

С черным мешком на голове меня отвели в «мою» комнату. Вид ее не особо отличался от медпункта. Такие же белые стены, кровать-полторашка, тумба и пустой полупрозрачный шкаф.

У меня зарябило в глазах и пришлось сильно зажмуриться, чтобы после резких перепадов света и тьмы, наконец привыкнуть к чему-то одному. Шею мне снова забинтовали, и двигаться было все еще больно. Медички посадили меня на кровать, но развязывать конечности, видимо, не собирались.

Моника протянула мне бутылку воды с трубочкой. Я испугалась это пить, хотя жажда мучила меня еще со времени пребывания в машине, поэтому лишь плотно сжала губы и откинулась назад.

– Адена, сделай глоточек, это обычная вода. Если ты не будешь пить сама, придется сделать рот в рот, – тут она ехидно улыбнулась и подмигнула мне.

Я вздрогнула и тут же поймала губами трубочку. Вода на вкус оказалось обычной, без странного запаха или вкуса. Но не покидала мысль, будто они могли туда подмешать все, что угодно. Глоток воды стал источником боли и облегчения одновременно. Я почувствовала, что через силу, но смогу с ними говорить.

– Помогите мне, умоляю…

– Адена, сейчас я тебе все объясню, – строго сказала мисс Ди. Все это время она стояла позади и собирала ампулы, чтобы сделать мне очередной укол. – Наш господин очень болен, для поддержания здоровья ему нужна свежая кровь. Уверена, ты сейчас подумала, почему мы не обратились в больницу.

Я вопросительно смотрела на нее.

– Хозяин болен крайне необычной болезнью, ее не лечат просто так. Можно сказать, что он единственный на целом свете, кто страдает от этого недуга. Как только он выздоровеет, то отпустит тебя. А пока ты поживешь здесь. Тебя будут кормить, поить, следить за твоим здоровьем. Считай это небольшим отпуском.

Я была в шоке от такого наглого объяснения. Как она может называть то, что меня едва не изнасиловали на помойке, похитили, заразили какой-то дрянью – отпуском? Это самая натуральная тюрьма.

– У меня нет денег.

– Каких денег? – теперь уже удивилась мисс Ди.

– Моя семья – нищая, вам никто не заплатит.

– Никто не будет вымогать деньги у твоих родственников. На счет твоего отсутствия мы уже позаботились.

– Что? – меня ударил озноб, сердце сжалось и бешено запрыгало в груди.

– Ты сбежала с парнем и попросила о тебе не беспокоиться.

– Ах вы, ублюдки! – закричала я и тут же согнулась от боли. Моника погладила меня по спине и предложила еще воды. – Отпустите меня! Я не собираюсь быть донором для какого-то психа!

– Да как ты смеешь! – мисс Ди одарила меня пощечиной.

– Мисс Ди, не надо! Хозяин приказал мне о ней заботиться, если нужно будет ее наказать, то я это сделаю! – вступилась за меня Моника, но ее слова не добавили мне радости.

Я упала боком на кровать и так и осталась лежать. После этой пощечины силы вдруг покинули меня, а все происходящее превратилось в бессмыслицу. Пока мисс Ди что-то вкалывала мне в руку, я думала, что мой сон слишком затянулся. Это действительно было похоже на сон: резкая смена декораций, странные люди, чьих диалогов я не понимаю, хотя они говорят со мной на одном языке. Единственное, что забирало у меня веру в то, что я однажды проснусь, – это физическая боль, которую я не переставая испытывала с тех самых пор, как повстречала Анаксимандера.

Глава 3

Ночью меня бил озноб. Видимо, пока я спала под действием уколов днем, с меня сняли путы и Ночью меня бил озноб. Видимо, пока я спала под действием уколов днем, с меня сняли путы и можно было размять кости. Однако много часов я все равно провела в позе эмбриона. Я закутывалась в одеяло, но все равно не могла согреться. Маленькая полоска лунного света, просочившаяся сквозь крошечное окно, буквально двадцать на двадцать сантиметров, украшала потолок. Дрожа от страха и холода, я прислушивалась к каждому шороху и пыталась уловить хоть малейшее движение жизни в этом странном месте. Я пыталась построить схему дома или подземелья, но так и не смогла. Все-таки было опрометчиво надеяться, что у меня вдруг проснется талант в мастерской ориентации в пространстве. Дверь медички закрыли на ключ, я уже проверяла. Замок был плоский и без единого отверстия, даже без замочной скважины. Видимо, он был устроен так, что изнутри, без ключа, открыть его невозможно, либо там был какой-то тайный механизм, типа магнита, или что-то в этом роде.

Окно находилось очень высоко, и своими размерами не оставляло шанса на побег. Единственное, о чем я точно знала, что мы находимся в какой-то глуши: лес или заповедник. Едва-едва шелестел ветер, но ни звуков машин, ни шума волн слышно не было.

«Это все сон, он все еще продолжается», – пыталась я себя успокоить. – «Нужно заснуть еще раз, и тогда я проснусь дома у Риты».

Вдруг я услышала, как замок закряхтел. В комнату вошла невысокая тень и так же тихо закрыла за собой дверь.

– Не бойся! – прошептал силуэт, и в голосе его я узнала Монику. Тут я подумала, что раз у нее с собой ключи, то нужно втереться в доверие и выкрасть их. Но в тот момент мне было так плохо, что я ничего не могла делать, лишь скрючившись дрожать и тупо пялиться в стену.

Моника подошла к тумбе, сбросила на нее темный плащ и, оказавшись в просторной ночной рубашке с длинным рукавом, не спрашивая разрешения, залезла ко мне в постель. Она дотронулась ладонью до моего лба.

– Бедненькая… Знобит?

Я утвердительно кивнула.

– Это нормально. Значит, организм борется. Я тебя вылечу, Адена, – она взяла меня за плечи и прижала к себе. Резкие движения снова стрельнули мне в шею, и я застонала.

– Ничего, что я пришла? Подумала, что тебе сейчас больно и одиноко.

– Мо.

– Мо? Давно меня так никто не называл.

– Спаси меня.

– Не могу. По крайней мере, не сейчас.

– Почему?

Я дышала ей в плечо, и эти объятия малость успокаивали. Вот уж правду говорят, как только к побитой собаке кто-то проявляет нежность, она забывает обо всех пережитых страданиях. Моника скрестила руки на моей спине, и тепло ее кожи немного помогло избавиться от колотящего все тело озноба.

– Я не могу ослушаться хозяина.

– Он держит тебя силой?

– Нет, просто я его очень сильно люблю и никогда не смогу покинуть. И, хотя не одобряю многих его решений, против делать не могу.

– Что ваш хозяин за человек? Куда я попала?

– Ох, мисс Ди, конечно, многого тебе не сказала, но я буду с тобой честной, потому что хочу подружиться и помочь. Отец, он… Как это помягче выразить… Не совсем человек, скорее, вампир. Потому что для поддержания здоровья и молодости ему нужна свежая юная кровь.

– Это не смешно.

– Те четыре раны на твоей шее – его клыки. Он напал на тебя, потому что его тело начало ему отказывать. Другой причины нет.

– Почему я? Какого хрена? – я всхлипнула, хотя понимала, что если разревусь, то снова почувствую боль.

Конечно, мне не верилось в эти сказки. Моника изначально странно себя вела, и, возможно, пыталась запугать или привязать к себе. И у нее это почти получилось.

– Отец очень стар. Ему уже лет двести, а то и больше. Но он такой потрясающий: самый лучший, самый умный, самый красивый… Я его боюсь и в то же время восхищаюсь. Он долго жил и видел, как рождаются и умирают короли, как начинаются и заканчиваются войны. За эти годы он завладел огромными богатствами, каких ты даже никогда не видела. В то же время он ужасно привередлив во всем! И особенно к своей внешности – он осматривает себя у огромного зеркала и, если находит хоть одну морщину или дряблость, то тут же идет за порцией свежей крови. Поэтому предпочитает держать такую вещь про запас. Когда он долго ее не пьет, то кожа его покрывается пятнами, волосы седеют, начинают отказывать ноги и руки, становится сложно бывать на солнце. Он превращается в разваливающегося старика. Продлить ему молодость может только кровь девственницы.

– А? – тут я пожалела, что не познала радости половой жизни раньше, как советовали друзья Риты.

– Когда он уехал два месяца назад, то выглядел уже не очень хорошо, а когда приехал, стал похож на себя прежнего. Значит, твоя кровь ему помогла.

– То есть, мой козырь – это моя девственность? Если я перестану ею быть, то потребность во мне отпадет?

– Не знаю… Если ты ему понравишься, то он оставит тебя здесь, как мисс Ди. Вроде когда-то он тоже пил ее кровь, а потом они были любовниками, но он то ли перегорел к ней, то ли еще что-то у них случилось. Чего не знаю, того не знаю.

– А ты? Разве ты не подходишь ему?

– Я? Нет, конечно. Мы все любим отца, но он зачем-то каждые несколько лет предпочитает эту любовь подогревать – дает нам выпить воды с каплей его крови. Зачем это делать? Я и так верна ему до гроба. Поэтому, мы, «порченные», – тут она хохотнула, – не можем помочь хозяину вернуть здоровье.

– Сколько вас тут?

– Отец, я, Никки, мисс Ди… и еще семь женщин. Это если тебя не считать.

– До меня были девушки?

– Я помню только одну, мне было шесть, а ей около двенадцати. Но она долго не протянула, он выжал из нее все буквально за месяц. Мисс Ди говорила, что были на ее памяти еще две или три.

«Точно маньяк», – подумала я, и ужас снова накрыл меня с головой.

– Почему ты называешь его отцом? Вы родственники?

– Он мне не родной. Когда-то отец забрал меня с улицы, но я ничего не помню о тех временах и росла уже здесь, в его доме. Когда была маленькой, то считала мисс Ди своей матерью, но она быстро развеяла мои мечты. А потом я приняла кровь хозяина, и он стал мне настоящим отцом. Хотя этого можно было не делать, я и без того очень его любила.

– Мне жаль тебя.

– Почему же? Лучше я буду носить ему еду и стирать одежду, чем меня бы продали в какой-нибудь бордель. Отец сам всегда говорит, что спас меня, и я ему благодарна. Пока ты слушаешься и делаешь все, как он любит, то он хорошо к тебе относится.

– А кто такой Никки? Его сын?

– Пф, – Моника опять рассмеялась. – Конечно, нет. Он сын кухарки, что здесь работала. Она забеременела от кого-то из других работников, и это разозлило хозяина. Слышала, что он хотел убить их обоих, но в итоге расквитался только с ее любовником. С тех пор он не берет к себе в услужение мужчин. А ее сына он решил оставить. Никки тоже принимал кровь и считает себя его сыном, безропотно выполняет все, чтобы тот ни сказал.

– То есть Никки здесь единственный мужчина, кроме Анаксимандера?

– Ну да. А что?

– Да ничего, – нужно было срочно сменить тему. – Ты правда мне поможешь?

– Сделаю все, что в моих силах. Я люблю хозяина, но и смотреть на страдания невинного человека тоже не могу. Он приказал мне кормить и следить, но не сказал, что нельзя позволить тебе бежать. Однако, ты должна поправиться. Хорошо?

– Хорошо.

Наконец, у меня появилась надежда вернуться домой. Я все равно не особо верила, что мой похититель – это кровожадный вампир из баек, но запомнила все, что рассказала Моника. Скорее всего, у них тут какая-то секта, где неуравновешенный главарь промыл им мозги. А если он и правда вампир, причем, как показывает его образ жизни, весьма «очеловеченный», то к нему наверняка можно найти подход и обнаружить ахиллесову пяту.

Лежа на плече Моники, я снова смогла заснуть, чувствуя приятное спокойствие и умиротворение. Наутро ее со мной уже не было, а дверь была по-прежнему закрыта.

Первая неделя, проведенная в заточении, действительно походила на отпуск. Такие, знаете, каникулы в психбольнице. Меня кормили три раза в день обычной домашней едой. Поначалу я боялась ее употреблять, но Моника поела вместе со мной и, таким образом, показала, что пища не отравлена. Ее забота обо мне, какая-то материнская, немного пугала. Мысленно я старалась к ней не привязываться на случай, если она подставит меня. Тогда мне будет не так больно.

Она сидела со мной, пока я ела, помогала делать растяжку, потому что за сутки лежачего положения мои мышцы ныли от желания подвигаться. Я пыталась выяснить, где мы находимся, но Моника не отвечала, мол, потом объяснит.

Огромной удачей оказалось то, что они поддерживали связь с внешним миром. Стационарный телефон, по словам моей надзирательницы, был у них только один, и чтобы им воспользоваться нужно набрать код доступа перед звонком, а его знает только Анаксимандер. Если нужно было куда-то позвонить, их хозяин все делал только сам.

Продукты и прочие предметы для бытовых нужд раз в несколько дней ездил покупать Никки на машине, оттуда он привозил газеты и журналы. Моника даже передала мне пару книг, чтобы я не сильно скучала в заточении.

Получив литературу, я задумалась о судьбе своего рюкзака. Они могли его сжечь или выбросить, чтобы уничтожить улику, но надежда была. Я исследовала свою комнату вдоль и поперек, но не нашла ни розеток, ни батарей. Электричеством-то они пользуются, ведь нужно как-то готовить и стирать, да и у меня в комнатушке была на потолке плоская лампа, которая загоралась и гасла в строго определенное время.

Периодически заходила мисс Ди. Она делала мне уколы, меняла повязку, накладывала мазь. С легкой улыбкой она говорила, что я иду на поправку, и скоро боль покинет меня – я смогу, как и раньше, нормально двигаться, говорить и есть. Вот только, если верить Монике, выздоровление мне не на руку, наоборот, пока я болею, их хозяин ко мне не притронется.

И действительно, кроме медичек, я вообще больше ни с кем на общалась, пока мои раны не зажили настолько, что ко мне снова вернулась жизненная энергия. Мне было так одиноко, что я с нетерпением ждала очередного приема пищи, чтобы хоть словцом обмолвиться с живым человеком. После нашей ночи откровений Мо была немногословна и вела себя гораздо более сдержанно. Стоило серьезно подумать, кто еще из нас к кому больше привязался.

Еще через неделю покраснения и сыпь полностью сошли, а раны на шее не доставляли мне больше невыносимого дискомфорта, хотя все еще немного болели. В тот вечер состоялся последний мой разговор с мисс Ди, который обозначил, что мне нужно готовиться к переменам в своей жизни.

– Господин спрашивал о тебе, – сказала мисс Ди, попутно вставляя мне в вену иглу, чтобы набрать небольшую колбу крови.

– Очень мило с его стороны.

– По возможности говори Монике о потерях крови. Не забывай больше пить и съедать все, что тебе приносят.

– Угу, – промычала я, пока она прикладывала заспиртованную ватку к сгибу руки. – А можно мне выйти на улицу?

– Спросишь у господина. Если он разрешит, то можно.

Больше она ко мне не приходила. Лишь Моника продолжала исправно приносить подносы с едой, водой и чтивом.

***

Новый этап моей жизни наступил в считаные минуты. Уже ближе к ночи ко мне ворвалась Моника с огромной сумкой. Она сказала мне срочно и быстро помыться и переодеться, потому что хозяин зовет меня на встречу. Ее спешка и паника напугали меня, и я не заметила, как она затолкала меня в душ.

Ванной комнаты в моей темнице не было, лишь санитарный уголок, метр на метр, встроенный в стену у шкафа. На дверь он не запирался, можно было только завесить проход шторкой. Стоя под струей горячей воды, я в очередной раз обозлилась, что они все предусмотрели, я даже не могу находиться без присмотра в ванной. Идти на встречу с этим монстром совсем не хотелось, и я подумала, что будь у меня хоть что-то острое, я бы перерезала себе вены или глотку.

«Старый хрен! Уверена, он хочет сделать меня своей любовницей. Нет никакого вампира, он просто маньяк с фетишем на девственниц. Надо просто врезать ему хорошенько и сваливать!» – думала я, намыливая лицо. – «А Моника? Под гипнозом или наркотиками, скорее всего. В наше время промыть кому-то мозги не так сложно».

– Давай я помою тебе голову, – Моника бесцеремонно отодвинула шторку и вошла внутрь.

– Не надо! Выйди! – я накричала на нее с перепугу и закрыла грудь руками.

– У тебя красивое тело, – она все еще стояла и пялилась, пока я хватала с крючка полотенце и судорожно оборачивалась им. – Мне вот не повезло. От природы у меня волосы секутся, зад плоский и талия далеко не осиная.

– Моника, еще одно слово, и я никуда не иду.

– Это невозможно. Если ты не пойдешь со мной, тебя силой поведет Никки, а он действует более грубыми методами.

– Еще недавно ты говорила, что хочешь мне помочь.

– Так и есть. Но сначала нужно узнать правила игры, а потом уже менять их.

«Подозрительно мудро сказано», – подумала я, все еще гневно посматривая на нее. После душа, она расчесала мне волосы и заплела их в хвост. Переодеться предлагалось в свободное черное платье до щиколоток и длинными рукавами. Я чем-то была теперь похожа не медичек, но только в черном.

– Ваш хозяин предпочитает минимализм?

– В смысле?

– Ничего, забудь.

***

Снова мешок на голове, снова куда-то ведут под руку. Страх неведомого накрывает с головой, и будущее кажется мне мрачным и беспросветным. Возможно, завтра для меня уже не наступит.

Через некоторое время меня остановили, посадили на что-то мягкое и сняли мешок. Я завертела головой и увидела, что нахожусь в небольшой столовой, завешанной картинами и хаотично заставленной скульптурами. Сложилось впечатление, что раньше это был склад и его еще не успели разобрать. Освещалось все это настенными и напольными люстрами, и моя догадка о том, что блага цивилизации здесь не чужды, успокоила меня. Сам обеденный стол был небольшой, человека на четыре. Спереди, справа и слева от меня стояли еще мягкие стулья с резными спинками.

Передо мной находилась пустая большая тарелка и графин с водой. Спутница же моя куда-то испарилась, как только я обернулась в ее поисках. Тут я почувствовала, как кто-то провел пальцем по моим ранкам на шее. Я вздрогнула от боли и неожиданности и машинально прикрыла этот участок тела ладонью.

– Прошу прощения, что так вышло, – раздался рядом знакомый мужской голос. – Но, вижу, ты уже поправилась.

Я с нескрываемой злостью наблюдала, как мой похититель проходит рядом и садится напротив. Сегодня я видела его второй раз, и он изменился еще сильнее. Одет опять в черный костюм, но уже без шляпы и перчаток. Волосы его приобрели темно-русый оттенок, на лице как будто блистал румянец, а от синяков под глазами не осталось и следа. Надо сказать, что выглядел он весьма и весьма неплохо, а, главное, молодо. Нет в нем ничего «вампирского». Мне показалось, что это два разных человека. Возможно, так и есть, и мне просто коллективно дурят голову.

– Кто вы?

– Мы уже знакомы. Но, так и быть, представлюсь еще раз – Анаксимандер.

– Это ведь вы похитили меня и держите взаперти против воли?

Он ничего не ответил, а только громко хлопнул в ладоши.

– Моника! Ты хочешь меня голодом заморить?

Девушка пулей вышла из тени коридора, катя перед собой ресторанную тележку с едой. Она откупорила бутылку вина и поставила ее посреди стола, затем положила нам на тарелки по овощному салату и небольшому куску рыбного стейка.

– Предпочитаете полезную пищу? – не могла не съязвить я.

– Да, слежу за здоровьем.

Моника разлила вино по бокалам и, закончив с сортировкой, покатила тележку обратно в сумрак.

– Надолго я здесь? Как давно вы, эм, болеете?

Он снова ничего не ответил и с аппетитом студента, который перебивается с воды на хлеб, быстро поедал принесенное блюдо. Я решила, что говорить со мной откровенно никто не будет, и пошла в атаку первой.

– Скучно у вас тут. Давайте сыграем в игру?

– Какую игру? – он оторвался от салата и удивленно посмотрел на меня.

– В «Вопросы».

– Что это? – Анаксимандер сощурился.

– Каждый из нас будет задавать вопрос. Первый на него честно отвечает и ход переходит ко второму игроку, а если первый отказывается отвечать, то выпивает ровно полбокала вина, и ход опять переходит ко второму игроку.

– И кто проигрывает?

– Кто быстрее допьет бутылку, конечно, – меня порадовало, что он заинтересовался, хотя эту игру я выдумала только что.

– Давай, – согласился он, поразмыслив пару секунд. – На правах новоприбывшей можешь начинать.

– Итак, сколько вам лет?

Он сделал глоток.

– У вас есть дети?

– Нет, и никогда не было. Ты часто прогуливаешься по ночам с незнакомцами?

– Нет, это было впервые, – мне стало противно от этого вопроса, а это только начало. – Вы женаты?

– Сейчас нет, но однажды был. Опиши свою первую любовь.

– Ну, он работает бариста и еще очень красивый, – вспоминать Майкла было приятно, но только не говорить о нем с этим человеком. – Где вы сейчас живете?

– Хм, – он ухмыльнулся и сделал глоток.

«Вот ублюдок!» – от досады я заскрипела зубами.

– Чем вы болеете?

– Старостью.

– Нужно отвечать честно! – я осмелилась перебить его.

– Это честный ответ. Моя главная и единственная болезнь – это время, называемое старостью. Теперь мой ход. Ты девственница?

– Нет, – я рискнула соврать.

– За нарушение правил будет штраф. Выпивай бокал до дна.

На голодный желудок спиртное совсем не шло, и я буквально давилась им.

– Снова мой ход? Я столько о тебе разузнал, что даже и не знаю, чем поинтересоваться. Но, ладно. Какие книги ты читаешь?

– Классику или про любовь что-нибудь, – вино ударило в голову и, чтобы не опьянеть, я принялась за еду. – Кроме вас и Никки в этом доме еще есть мужчины?

Он осушил бокал и налил себе новый. Я заметила, что в бутылке осталось еще где-то чуть-чуть каждому.

– Вы отпустите меня, когда выздоровеете?

Он сделал глоток.

– Скольких до меня вы тут еще держали?

Снова глоток.

– Где мой рюкзак?

Опять глоток.

– Вы убьете меня?

Глоток.

Наконец, бутылка, как и наша посуда, опустела. Я сидела над тарелкой, по которой размазала салатный соус, и опустив голову, бесшумно плакала.

– Я не рассчитывал сегодня столько пить, – внезапно развеял тишину Анаксимандер. – Это ты хитро придумала, я едва не повелся. Особенно в конце.

Его тон так резко изменился с равнодушного на сердитый, что я струхнула и с опаской посмотрела в его сторону. Но его за столом уже не было. Вдруг он из-за спины схватил меня за руку и потащил за собой. Его пальцы, как клешни, впились в меня и, все еще продолжая реветь, я бесполезно била его по руке.

Одним рывком он толкнул меня, и я приземлилась на маленький диван, стоявший недалеко от стола.

– Ты играть со мной вздумала! – рявкнул он, прижимая мою голову к подушкам. – Куску мяса свободы не давали! Маленькая шлюха!

Знакомая боль дала о себе знать, когда он прижался ртом к моей шее. Я почувствовала его передние зубы, державшие меня, словно собака лесную дичь, а потом и четыре клыка, два верхних, два нижних. Они вонзились в меня с такой же безжалостностью, как и в первый раз. Я закричала, но он тут же зажал мне рот. Когда он перестал вводить клыки под кожу и остановился, присосавшись, ворочая языком и облизывая вытекающую из ран кровь, мне даже стало почти не больно. Второй раз я закричала, когда он вытащил из моей шеи зубы. Все еще продолжая кровоточить, я прижала к коже длинный рукав платья.

«И вправду вампир», – теперь я, наконец, удостоверилась в его сущности.

Анаксимандер все еще нависал надо мной, смотря куда-то вниз, на мои колени, и глубоко дышал.

– Как же мне хорошо… – выдохнул он, а затем встал и с упоением погладил свое лицо, размазав вокруг рта мою кровь.

Вдруг на меня накатила слабость, и я обессилено опустилась на пол, все еще держа руку у шеи. Все, что я видела перед собой это ножки стола и ботинки вампира.

– Теперь так будет всегда, Адена, – услышала я его сдавленный голос над ухом. – Ты – моя рабыня. Если захочу, ты будешь свободна, а если передумаю, твою голову подадут мне на завтрак.

Сказав это, он окликнул Монику и приказал ей увести меня.

***

– Что ты наделала, идиотка? – Моника вела меня под руку обратно в комнату. – Я же говорила, не смей ему дерзить, будь покорной и покладистой! Когда я увидела, что ты затеваешь с ним спор, у меня чуть сердце в пятки не ушло. Я уже приготовилась к тому, что он убьет тебя!

Из-за мешка на голове я не очень хорошо ее слышала, но понимала, что злится она не на шутку. Шея опять разболелась, и ко мне вернулись едва позабытые ощущения двухнедельной давности. Он укусил в другое место, спасибо, что не в те же самые раны, но впечатления от этого лучше не стали. Наконец, я поняла, почему прошлая девочка так быстро умерла. Такими темпами он и из меня все выкачает.

– Иди сюда, – Моника дернула меня за собой и завела в какой-то узкий коридор, где светила всего одна тусклая лампа на потолке. По оба конца коридора никого не было, и, когда она сняла мешок, я смогла осмотреться и хоть как-то представить, каких размеров этот странное место.

– На этот раз все не так страшно, – она рассматривала свежие укусы. – Быстро обработаем и будешь, как новенькая.

– Я так долго не протяну, – от жалости к себе я снова всхлипнула.

– О, не плачь, милая. Я же сказала, что помогу тебе, – она с силой прижала меня к стене и приблизила лицо к моей кровоточащей шее.

Я чувствовала на коже ее дыхание и хотела оттолкнуть, но от усталости и полного эмоционального опустошения никак не среагировала. Монике все еще было сложно доверять. Она была добра ко мне все это время, но теперь вела себя странно.

– Хозяин… – она накрыла ладонью мое лицо и слизала с ключицы тонкую струйку крови. Не видя ее, а лишь чувствуя прикосновения влажного языка, я испугалась еще сильнее и оцепенела, не решаясь сдвинуться с места.

– Что вы тут делаете? – рядом с нами внезапно раздался спасительный голос водителя, который вез меня сюда.

– Черт возьми! Не пугай так! – Моника отстранилась от меня и быстро вытерла рот рукавом. На белой ткани тут же отпечатались красные разводы.

– Ей запрещено ходить тут без мешка, забыла?

– Нет, не забыла.

– Давай-ка я сам ее отведу, – парень выхватил у Моники ключ от комнаты, который она все это время держала в руке, и мешок и быстро нацепил на меня последний.

Грубо схватив под руку, он потащил меня по коридору.

– Ей иногда сносит крышу, – сказал парень, когда мы немного отошли. Рассмотреть я его толком не успела. Но мне грело душу, что хоть кто-то здесь одевается просто, по-городскому, в обычные джинсы и футболку. Видимо он чаще других уезжает из этого дома и имеет доступ ко внешнему миру. – Но она бы не сделала с тобой ничего плохого. Через час это будет старая добрая Мо. Я, кстати, Никки. Нам так и не довелось познакомиться в машине.

– Адена, – хорошо, что он не видел меня в тот момент, потому что эмоции стали вырываться наружу, паника и страх усилились, и, скрытая под мешком, я впервые в жизни так истерично ревела.

***

Монике я больше не хотела и не могла доверять. Скорее всего, она заговаривала мне зубы, чтобы знать о моих планах и мыслях. Она такая же, как и ее хозяин-вампир – готова сожрать меня до последней косточки. Кроме этого Никки, который вроде казался адекватным, больше не на кого было делать ставку. С перепугу я решила, что он моя последняя надежда. Даже если он одурманен приказами хозяина, он все равно мужик, а значит, в определенный момент под аффектом может нарушить обещания.

Когда он привел меня в комнату и снял мешок, я, забыв все нормы приличия, тут же развернулась и кинулась к нему на шею. Никки растерялся и молча смотрел, как я елозю руками по его спине и прижимаю голову к груди.

– Что на тебя нашло? Отпусти меня, – сказал он тихо, озираясь по сторонам, хотя кроме нас двоих в комнате не могло никого быть.

Я подняла на него глаза. Он отдаленно напоминал мне Майкла своими темно-рыжими кудряшками и какое-то теплое чувство вдруг обернулось пару раз вокруг моего сердца.

– Побудь со мной, умоляю!

– Но тебе нужно обработать рану…

– Не нужно! Лучше я истеку кровью и умру, чем вернусь к этому извергу еще раз!

– Хозяин очень вспыльчив. Знаешь, как мне от него достается? В детстве весь в синяках ходил, а сейчас все нормально.

– Но он не пытается тебя убить!

– Вообще-то пытался пару раз, – он смущенно улыбнулся. – Все, пусти.

Он с легкостью развел мои руки и оставил стоять посреди комнаты. Сам же направился к шкафу, где достал бинт и перекись.

– Никки, я тебе нравлюсь? – я была готова сделать для него все, что угодно, лишь бы зацепиться за возможность сбежать.

– В каком смысле? – он посадил меня на кровать и стал ватными тампонами обрабатывать мне шею.

– Останься здесь на ночь, – раны нещадно щипали, но это переносилось действительно легче, чем в прошлый раз.

– Я не могу, – уши его покраснели, и он, еще сильнее засмущавшись, старался не пересекаться со мной взглядами.

– Или ты предпочитаешь мужчин?

– Нет, – он снова улыбнулся. – Я никого не предпочитаю. Просто не могу и все.

– Хозяин приказал?

– Нет, это мое личное решение.

– Так ты не можешь или не хочешь?

– Может и хотел бы, но не могу. Все, хватит меня расспрашивать, – он закрутил несколько слоев бинта вокруг шеи и завязал концы крепким узлом.

Его простота и спокойный тон вывели меня из себя.

– Подумай головой! Своей, а не вампира! – я закричала на него. – Чем вы занимаетесь? Крадете людей и заставляете их медленно умирать из-за прихоти какого-то психа! У тебя же есть машина, вызови полицию, спецназ, кого угодно!

Я схватила его за грудки и попыталась повалить на кровать. Но из-за потери крови и пережитого стресса ужасно себя чувствовала и, глядя на его спокойное лицо, поняла, что преимуществ у меня нет.

– Анаксимандер мне как отец, я люблю его всем сердцем, – сказал он словно заученную фразу. – Любое его действие и приказ для меня закон. Пока ты ему полезна, и он не разрешит отпустить тебя, я не стану ему препятствовать.

– Тебе нас не жалко? Ты ведь тоже молодой парень, у тебя могла бы быть семья, работа, учеба, а в итоге ты торчишь тут и прислуживаешь вампиру!

– Но мне это в радость. Ты не поймешь этого, пока не полюбишь его. Он спас всех нас от ужасной жизни там, в городах. Если бы не хозяин, многие из нас не дожили бы и до тридцати.

– Ты всегда рядом с хозяином? Почему он напал именно на меня?

– Он был на пределе, вот и не выдержал. Нельзя было оставлять тебя там, с укушенной шеей, иначе мы навели бы на себя подозрения.

– Анаксимандер, он смертен? В чем его слабость?

– Замолчи! Я даже думать не хочу о том, что когда-то он может нас оставить. Даже думать не хочу… – он сжал губы и, казалось, сейчас расплачется. – Не смей говорить об этом! Тебе выпала великая честь, а ты вот так себя ведешь! Знаешь ли… – он будто пытался подобрать слова, чтобы оскорбить меня посильнее. – … отцу не нравятся шлюхи!

– Ох, ему не нравятся шлюхи! – меня вдруг разобрал смех. Успокоившись, я снова схватила его за ворот футболки. – А тебе, Никки, нравятся шлюхи?

Этот вопрос поставил его в тупик, и он отвел голову назад, дернув меня за руки и освободившись от приставаний без особых усилий. В одну секунду он помрачнел, встал с кровати и направился к выходу.

– Если вдруг решишь, что нравятся, я тебя жду.

Он злобно посмотрел на меня, будто я оскорбила его до глубины души, либо, наоборот, что-то в этой душе побеспокоила. В любом случае, контакт был установлен. Никки вышел за дверь и, громко хлопнув ею, закрыл меня на замок.

Глава 4

Следующие дня три меня никто не трогал. Все, чем я занималась – это спала, ела и обрабатывала раны. Моника больше не составляла мне компанию во время приемов пищи, она лишь молча приносила поднос и также безмолвно его забирала. Мне показалось, что она чувствует себя виноватой, но было уже плевать. Если извинится, то, быть может, я снова буду с ней общаться. Хотя кого я обманываю? Наверняка мне недолго сталось – месяца три. Любой, даже самый ужасный день из моей прошлой жизни я бы поменяла на это место. Всякое случалось: бывало, мы с мамой питались одной кашей и хлебом, а еще дети в младшей школе пытались травить, пока им не надоело, что я ничем не отвечаю. Я бы даже хотела переместиться в тот день в детстве, когда отец, пьяный, ударил меня. Его злоба сразу же испарилась, оставив после себя лишь раскаяние и чувство вины, и это вселило в меня надежду, что такого больше не повторится. Конечно, эту боль не сравнить с тем, что я испытала в плену Анаксимандера. Его издевательства были особенными: он действовал мне на нервы, пытаясь сломить волю и сдаться. Было стойкое ощущение, что я не интересовала его ни как личность, ни как женщина. Ценность имел лишь биологический материал из красных кровяных телец, который чудесным образом хранил его молодость и красоту. В конце концов, я решила, что не стану играть по его правилам. Пусть лучше он убьет меня, пока свобода воли меня не покинула.

«То, что не прокатило с Никки, возможно, прокатит с ним», – смело подумала я, одеваясь на очередную встречу, о которой меня оповестила Моника.

Уже знакомая с процедурой, я переоделась в то же самое платье, что и в прошлый раз, сама надела на голову мешок. Мо слегка улыбнулась, когда увидела, какая я сегодня была покорная. Но она не знала, что, возможно, я, как и в прошлый раз, задумала смертельную выходку.

«Если понимаешь, что кто-то хочет тебя поиметь, поимей первым», – вспомнила я гениальную цитату одного из друзей Риты. Сказанный в нетрезвой беседе совет был как нельзя кстати.

***

Анаксимандер и я снова сидели в той же самой маленькой столовой. Теперь он подготовился и Анаксимандер и я снова сидели в той же самой маленькой столовой. Теперь он подготовился и за едой читал газету. Ели мы опять то же самое – овощной салат и рыбу.

«Если выберусь отсюда, больше никогда не смогу есть стейки», – подумала я, разрезая еду.

– Можно спросить? – разрушила я тишину, отчего вампир нехотя оторвался от газеты и посмотрел на меня. Он выглядел каким-то уставшим, и его тяжелый взгляд пугал до дрожи в коленях.

– Ты снова хочешь поиграть?

– Нет. Просто формальности.

– Когда дочитаю статью, – он снова уткнулся в газету. Анаксимандер бегал глазами по страницам так долго, и я поняла, что он меня обманул и читает уже не одну статью, а целых десять.

– Что пишут? – как ни в чем не бывало спросила я, жуя помидор.

– Скоро выборы в Парламент.

– Пойдете голосовать?

– Нет, – он хмыкнул.

– А я бы сходила.

– Не доросла еще, – вампир разговаривал, смотря в колонки, и совершенно не обращал на меня внимания.

– Почему я ем перед, кхем, процедурой?

– Не хочу, чтобы ты преждевременно вырубилась.

– А что так? Бездыханные тела ведь безобидные, с ними можно делать, что угодно.

«Хозяину не нравятся шлюхи», – пронеслось у меня в голове.

Тут он, наконец, оторвался от газеты и с недоумением на меня посмотрел.

– Смотрю, вы поели, может, приступим?

– Ты как-то резко изменилась с нашей последней встречи, опять что-то задумала?

– О, нет. Просто хочу быстрее отмучиться.

Я вышла из-за стола и подошла к тому самому дивану, где он обозвал меня «куском мяса».

– Хозяин, – с трудом выдавила я из себя это унизительное слово. – Я могу кое о чем попросить? Это касается наших с вами встреч.

– И что же это?

– В прошлый раз мы заляпали тут все вокруг, подушки, мое платье и, уверена, вашу одежду, – я смерила взглядом его очередной черный костюм. – Может, стоит в более приятных условиях все это проводить? А то в столовой, да еще и Моника тут где-то стоит.

Чтобы он не успел вспылить, я резко стянула с себя через голову платье, оставшись в одном нижнем белье.

– Уверена, так будет лучше, – внешне самоуверенная, но внутри трясущаяся от страха, я повернулась к нему передом.

Анаксимандер отложил газету. Ни единой эмоции не выражало его лицо, будто со стенкой разговариваю. Он осмотрел меня с ног до головы и пригладил волосы на затылке.

– Моника, приготовь комнату! – обернувшись, сказал он куда-то в темноту.

Я готова была запрыгать от радости, что хоть какая-то моя хитрость удалась. Чувствуя себя Матой Хари, с отличием в том, что шпионила я не в пользу Германии, а в свою, я глубоко вздохнула и машинально поправила сползшие лямки бюстгальтера. В этот момент, наконец, заметила, что вампир, облокотившись на спинку и закинув ногу на ногу, рассматривает меня уже не с тем равнодушием, на которое он только и был способен. Теперь ясно чувствовался интерес ко мне. Своей выходкой я, видимо, смогла вытащить себя из статуса «подопытного кролика» и перейти в разряд «одноразовой игрушки».

– Оденься уже, – рявкнул он, и я, словно по приказу, быстро надела платье обратно. Испугавшись, что он сейчас опять на меня накинется, я тихо присела на краешек дивана и покорно ждала неизвестно чего. С каждой секундой понимание того, что я натворила, все сильнее убивало во мне храбрость и веру в успех.

– Бедное поруганное имя! Сердце мое, как ложе, приютит тебя… Знаешь, откуда эти строки? – внезапно продекларировал он.

– Нет, но могу предположить, что Шекспир, – наугад сказал я.

– Читала что-нибудь?

– Только самые знаменитые пьесы: «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Отелло».

– «Отелло» – моя любимая.

– Потому что там убивают женщину?

– Нет, – он слегка улыбнулся, прищурив глаза. – Антагонист настолько мастерски манипулирует главным героем, что меня каждый раз охватывает восхищение его наглостью и коварством.

– Но ведь все пьесы Шекспира построены в таком духе.

– Так и есть, но конфликт всегда разный. «Отелло» учит тому, что можно быть ревнивым, главное не быть слишком доверчивым.

«На что он намекает? Раскусил?» – подумала я, невольно отвлекшись от тревог этой культурной беседой. Не хотелось бы обсуждать классику с вампиром, что силой держит меня взаперти, но от одиночества и тоски я уже была рада пообщаться на отвлеченные темы даже с ним.

Тут из сумрака выплыла Моника и сказала, что все готово. Глаза ее были красными, будто она их долго терла.

– Что случилось? – заботливо спросил ее вампир, на секунду вообще забыв о моем существовании.

– Ничего, просто Дездемону жалко.

– А если бы я приревновал тебя и убил в порыве ярости? Ты бы испытывала к себе жалость?

– Нет, хозяин. Вы мой отец, брат и муж. Я буду рада принять от вас смерть.

– А если я сделаю вот так, ты будешь меня любить? – он схватил ее за руку и сильно оттопырил мизинец.

Я услышала негромкий треск, который тут же перешел в надрывный крик Моники. Она опустилась на пол, у его ног, и, дрожа всем телом, держала перед собой руку, на которой ее хозяин только что сломал ей палец.

– Я люблю вас, и все для вас сделаю, – сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать от боли.

– Проводи нашу принцессу, – как ни в чем не бывало Анаксимандер отдал приказ и взял газету, которую не успел дочитать за едой.

Моника быстро вскочила и подлетела ко мне. Резко схватив меня за руку, она потащила меня в коридор, где мы уже ходили до этого, только теперь глаза не были спрятаны под мешком. Мне было жалко Монику, но судя по ее реакции, это было не первым случаем подобной жестокости. Она много готовила и стирала, а со сломанным пальцем ей теперь будет куда сложнее выполнять свои обязанности. Я прониклась к ней состраданием, но в то же время презирала за слепую покорность, хотя и понимала, что она в этом не виновата. За время пути она не проронила ни слова, лишь сильнее держала меня за локоть здоровой рукой. Я успела осмотреть коридор: простые, выложенные красным кирпичом, стены с тусклыми электрическими лампами на потолке. Напрашивался вывод, что я находилась под землей, поэтому мобильный мне не поможет – связь здесь, скорее всего, не ловит. Раньше в старых замках такие подземелья выкапывались, чтобы сделать хранилища для зимних запасов или для тайных ходов между этажами и комнатами. Пытаясь вспомнить, где могли на Туманном Альбионе находиться подобные достопримечательности, я не заметила, как мы подошли к еще одной двери, которую я, естественно, раньше не видела по понятным причинам. Я подумала, что сейчас можно попробовать вырваться и бежать, куда глаза глядят.

Вдруг Мо развернулась ко мне и ласково обняла. Я дернула рукой, но она крепко, как капкан, держала меня.

– За что он тебя так? – спросила я, поняв, что побег сейчас не выгорит.

– Он все чувствует, Ади. Я соврала ему, и он наказал меня за это.

– Разве ты можешь ему врать?

– Могу, но мне это очень тяжело дается, аж сердце разрывается. А все потому, что я давно не принимала его кровь. Еще год назад даже слово против не смогла бы сказать. Иди внутрь, – она прижалась к моему лицу и стала едва слышно нашептывать на ухо, – он повторит все, а я открою дверь. Попробуй выиграть момент и выбежать. Я буду поджидать тебя снаружи.

Я не успела ничего ответить. Моника, быстро орудуя ключами, открыла дверь и со всей силы толкнула меня внутрь. Дверь громко закрылась, и я испуганно осмотрелась.

Сказать честно, я ожидала увидеть либо комнату пыток, либо очередной медкабинет. Но представленный интерьер был больше похож на мебельный склад. Плотно прижатыми друг к другу стояли у стен завернутые в пленку диваны, большие кресла, тумбы и напольные лампы с гигантскими резными абажурами.

Анаксимандер был уже там. Либо он умеет перемещаться в пространстве, либо воспользовался каким-то тайным ходом. Единственная лампа на потолке не освещала некоторые углы комнаты, поэтому я не могла удостовериться ни в одном, ни в другом варианте. Развалившись на одном из кресел в своей любимой позе, ногу на ногу, он сидел спиной ко мне и похоже опять что-то читал. От нахождения в очередном замкнутом пространстве наедине с этим монстром, у меня началась паника. Я вжалась в стену, молясь всем богам на свете, чтобы стать невидимой или просочиться, как привидение, сквозь стену.

– Когда-то на этих диванах лежали графы и князья, а теперь они пылятся в подвале, – сказал он и снова на несколько минут замолчал. – Удивительная штука – жизнь. За эту картину, – он вытянул руку и указал на стоявшее у стены полутораметровое полотно, где была изображена какая-то небедная женщина средних лет в роскошном платье и увешанная драгоценностями, – была настоящая драка. Знаешь, что это за леди?

– Н-нет, – тихо промямлила я и уселась на краешек ближайшего ко мне кресла.

– «Прекраснейшая Виолетта», так называется картина. Эта леди была замужем за состоятельным предпринимателем, но супруг пропал на войне, а в это время она быстро промотала все его состояние, и, почувствовав вкус бедности, решила найти себе спонсора, как сейчас модно говорить. Вскоре она познакомилась с ревнивым и взбалмошным генералом Генрихом Монтгомери. У них завязался бурный роман, но была одна проблема – муж Виолетты внезапно оказался жив. В течение нескольких лет Виолетта металась между ними. Мужа она вроде как любила, но жить с ним в нищете не хотелось, а генерал обладал ужасным характером, но обожал ее и поэтому обеспечивал. Справедливость восторжествовала, и Виолетта внезапно скончалась от болезни. Безутешный генерал заказал ее портрет, но об этом прознал муж. Когда генерал перевозил готовую картину к себе домой, супруг Виолетты выследил его и выстрелил в полотно, в надежде испортить картину, чтобы любимая никому не досталась даже после смерти.

Я внимательно посмотрела на портрет. Он казался целым и невредимым.

– Генерал закрыл собой картину и получил пулю прямо в легкое. Скончался на месте. Мужа арестовали и отравили в колонию, где он подхватил тиф и тоже вскоре умер.

– Весьма грустная история, – без доли сарказма сказала я.

– На аукционах много таких интересных вещей с историями и получше. Мне удалось выкупить все это фактически за бесценок. Быть может кресло, на котором я сейчас сижу, было любимым предметом мебели какого-нибудь короля.

– Почему вы мне все это рассказываете?

– Нет особой причины. Современные молодые люди знают, кто такой Шекспир, и в то же время читают что-то такое, – он повернулся ко мне лицом и слегка помахал той самой книжкой, дешевым любовным романом, из моего рюкзака.

Я почувствовала одновременно стыд и облегчение, потому что хотя бы поняла, что мои вещи находятся либо у него, либо у Никки.

– Какая разница? – спокойно парировала я. – Это моя жизнь – что хочу, то и читаю. Не вам меня судить.

– Как думаешь, Отелло бы одобрил, найди он у нежной и чистой Дездемоны подобную литературу?

– Судя по тому, что он ее убил из ревности – вряд ли. Но я не Дездемона, а вы не Отелло.

– Это ты верно подметила, – он замолчал на минуту, я слышала, как он шелестит страницами. – Я тоже прочитал. Особенно мне понравилась та часть, где главные герои встречаются и предаются долгожданной любви. Как ни странно, но хорошие концы даже во мне вызывают теплые чувства.

Мне стало не по себе. Наученная прошлым опытом, я понимала, что он может сорваться в любой момент. Я будто прогуливалась по минному полю. Меня грела лишь мысль о Монике, что ждет меня за дверью, но пока вампир сидит лицом ко мне, выиграть время и сбежать не получится. Пока я размышляла, Анаксимандер опять углубился в роман.

– Читай с этой страницы вслух, – он швырнул в меня книгу в мягкой обложке, но я не смогла поймать и полезла поднимать ее, уже измятую и пережившую много читателей, с пола. Тут мой взгляд упал на стоявшее напротив еще одно кресло. Под ним, в узком пространстве между полом и шелковым расписным сиденьем, лежал складной нож. Я быстро повернула голову – вампир снова отвернулся и сидел спиной ко мне. Молниеносно вытащив нож и подняв книгу, я уселась обратно в кресло и засунула нож под резинку трусов на боку. Благодаря свободному платью прямоугольной ручки ножа было совсем не видно.

Я открыла на той странице, где был залом, и ощутила всю неловкость ситуации. Он выбрал далеко не самый пикантный момент, но лучше от этого не становилось. Почему-то в тот момент мне стало жаль свою однокашницу, которая, скорее всего, книги больше не увидит. Я наигранно откашлялась и принялась читать вслух.

– Алекс не виделся с Софи уже больше трех месяцев. Эти дни и часы разлуки давались ему очень тяжело. Пускай его и грели фотографии возлюбленной, но надобность ощущать ее присутствие физически не отпускала его тело и душу. Он не стремился изменять ей, хотя признавался себе, что, грешным делом, засматривался на других женщин и всегда понимал, что в них есть что-то от Софи: то цвет волос или прическа, то фигура, то голос. Одинокими вечерами, когда тоска наиболее сильно одолевала его, он ходил перед сном освежиться под прохладный душ. После чего ложился в постель и размышлял о завтрашнем дне. Но дела насущные быстро покидали его голову, оставляя лишь простор для фантазий, что мучили его днями и ночами. В такие моменты Алекс мог себе позволить перестать быть скромным клерком и дать волю тайным желаниям. Алекс закрывал глаза и придумывал поистине невероятные образы, наряжая возлюбленную в самые откровенные костюмы… – мне стало неловко. Кровь прилила к лицу, и я закрылась книгой.

– Дальше можешь не читать, – подал голос все это время молчавший вампир.

Я облегченно вздохнула. Вот каково это – получить освобождение от пытки. Я перевела дух, закрыла книгу и положила рядом с собой. Если все идет по плану, значит, он сейчас и за меня примется.

– Забавный парень этот Алекс, – сказал Анаксимадер, внезапно оказавшись рядом со мной.

Он сел на широкую ручку кресла и, положив руку мне на плечо, прижал голову к своей груди. Я услышала, как бьется его сердце – медленно и как будто через силу. По сравнению с ним, я пробежала сейчас Марафонскую дистанцию. Потом он снял руку с плеча и поправил мне волосы, чтобы обнажить шею. Опять он принялся гладить старые укусы, которые, как ни странно, зажили гораздо быстрее, чем первые.

– Сначала всегда больно, – продолжил он. – Мне нравится твоя воля к жизни, вернее, к побегу.

Тут меня обдал холодный пот. Неужели он понял, что Моника мне помогает?

– Еще мне нравится, что из-за тебя я чувствую неловкость. Так давно меня никто не вгонял в краску, хотя, если честно, эти чувства не доставляют мне ничего: ни страданий, ни удовольствия. Все одно – еда, питомцы, книги. Лишь одно меня радует – ощущение того, что кости снова гнутся, что пища приобретает вкус, что можно не прятать лицо и наслаждаться солнечными деньками. А ты… – он водил подушечками пальцев от моей ключицы до подбородка и обратно. – Ты должна быть счастлива, что попала сюда. В чем заключалась твоя жизнь там? Отучиться, пойти работать, найти самца и нарожать ему детей? – философски спросил он то ли меня, то ли мебель.

– А что в этом плохого? – аккуратно уточнила я.

– Разве ты не чувствуешь бессмысленности жизни? Замкнутого круга, из которого невозможно выбраться? Природой тебе отпущено так мало времени, поэтому нужно быстрее размножиться, пока твои чресла еще на что-то способны, а когда потомство вырастет, ты станешь никому не нужна.

– Но ведь необязательно заводить семью. У вас не было детей, вероятно, вы очень счастливы? – он продолжал гладить мою шею, и я без конца покрывалась ледяными мурашками.

– В отличие от меня, ты очень подвержена биологическим ритмам. Даже если ты считаешь необязательным заводить семью, то признай хотя бы, что желание самца одно из важнейших по твоей сущности после потребности в еде и сне.

– Многие люди жили одни и создавали шедевры, например, знаменитые художники и писатели, – я поежилась и вжалась в кресло, чтобы скрыть торчавший из нижнего белья нож, который от моих телодвижений начал выскакивать и выпирать из-под платья.

– И страдали от этого. Даже я, будучи не очень общительным, окружил себя питомцами, что искренне любят меня и никогда не предадут.

– Вы имеете в виду своих слуг?

– Да, все они: Моника, Никки и остальные – мои милые дети, мои питомцы. Тебе же сказали, что я больше всего ценю в своих малышах?

– Покорность, – тихо сказала я.

– Верно. Мне осталось совсем немного, чтобы восстановить свое здоровье. И если ты будешь себя хорошо вести, я, быть может, впущу тебя в свою семью. Кажется, Моника к тебе привязалась, ей тоже будет приятно.

– А если не буду?

Он больно обвил пальцами мою шею.

– Слушай внимательно – я не привык повторять дважды, – тон его перестал быть спокойным и располагающим. – Сначала я отрублю тебе руки, а потом ноги. А когда мне надоест слушать твои глупости, то и язык отправится на корм бродячим собакам. Ты будешь похожа на резиновую куклу.

Меня снова обдал холодный пот. После этих угроз вся моя храбрость и мысли о подобии Мате Хари испарились в один момент. Я почувствовала себя маленьким котенком, которого загнал в угол огромный пес и скалит на него зубы, готовый вот-вот напрыгнуть и разорвать на части.

Тут он наклонил мою голову и коснулся шеи клыками.

– Чем ваша семья отличается от обычной людской, которую вы считаете недостойной? – выпалила я в надежде, что это отсрочит пытку. Вопрос, на удивление, сработал, потому что он снова оторвался от меня, задумчиво уставившись в стену.

– Многим. В нашей семье строгая иерархия, но все строится исключительно на взаимной любви. Я воспитывал своих питомцев в уважении и почете к своему отцу. Они рады быть моими, а я рад ими распоряжаться. Если кто-то из них захочет вернуться в город, то никто держать не будет. Но они не уйдут. Потому что слишком любят меня.

– В обычной патриархальной семье одна женщина прислуживает мужчине, а вам прислуживает десяток женщин, разве это лучше?

– Они здесь по своей воле. Они благодарны мне за возможность трудиться и просто жить. Наверное, тебе покажется это странным, маленькое испорченное создание, – сказал он шепотом мне на ухо, – но я не эксплуатирую их тела.

– Почему? Обладать целым гаремом – мечта любого.

– Неужели тебя не прельщает господин, которому не интересно, что у тебя между ног? В отличие от твоего бариста. Рассказать, что он с тобой сделает на первом же свидании?

– Нет! Не надо! – забывшись, я закрыла уши руками. Тут только до меня дошло, что она давит мне на психику и попросту запугивает. Выставляет себя с хорошей стороны, а мою прошлую жизнь поливает помоями. Если он будет постоянно так делать, я могу не выдержать и сдаться.

«Я – Мата Хари, и не должна его бояться!», – шептала я про себя, словно молитву.

– Но ведь семья – это не только подчинение одного другому, это и нежные чувства друг к другу, доверие и все такое. Почему бы вам не попробовать поменять одно на другое?

– Что ты имеешь в виду?

Воспользовавшись замешательством, я выскользнула из его рук, и, делая вид, что поправляю юбку, придержала нож, чтобы тот предательски не выпал.

– Послушав вас, я поняла, что вам кое-чего не хватает. В чем смысл долгой жизни, если вы только и занимаетесь разведением «питомцев»? Нужно использовать молодость на полную, раз уж вам природа даровала такую исключительную способность.

Я залезла к нему на колени и обняла одной рукой за плечи.

– Зачем ходить вокруг да около? Вы мне нравитесь, и я вам, наверное, тоже.

Он не сопротивлялся моим действиям, хотя и было видно, что я повергла его в некоторый конфуз. Анаксимандер нахмурился и тоже обнял меня, положив руки на спину. Его кожа была ни холодной, ни теплой. Он был как металл, который нагревался от каких-то внешних факторов, а не от работы внутренних органов, кровообращения и всего остального.

– Вы никогда не обнимаете своих питомцев?

– Нет, – равнодушно ответил он.

– И не целуете?

– Нет.

– Хотите, я вас поцелую, – я делала ставку на то, что он не отталкивает меня. Будь ему вообще неприятны мои действия, он бы уже давно сделал свое кровавое дело и отослал меня.

Он не ответил, лишь удивленно повел бровью. Я приняла это за знак согласия и сухо чмокнула его в уголок рта.

– Ну как? Может, еще?

Он снова не ответил, а я, набравшись храбрости, снова чмокнула его уже прямо в чуть теплые губы. Я удивилась тому, какой он слишком «обычный» человек. Если откинуть его клыки и потребность в крови, то его вообще ничем на отличить от старомодного жителя Англии.

Тут его рука скользнула со спины на талию, а другую он положил мне на затылок. Таким образом, он совершенно не мог видеть, что я в этот момент схватилась за нож. Мы смотрели друг другу в глаза, и я не видела в них ничего, кроме пустого равнодушия и скуки. Уверена, будь у меня три головы и цилиндр с выпрыгивающими оттуда кроликами, он бы лишь зевнул и отправил куда подальше. Я максимально старалась удержать его внимание на своем лице, и, уж не знаю, что с ним случилось, но буквально через минуту молчаливого рассматривания друг друга, он сам вцепился мне в губы. Острыми зубами он поцарапал мне рот и подбородок, и затем слизал показавшиеся капельки крови. Я решила, что настал тот момент, когда нужно максимально отвлечь его от реальности. Мои губы все еще продолжали кровоточить. Я провела по ним языком и почувствовала старый добрый железный привкус живительной жидкости, что была так ценна в этой тюрьме.

– Если вы любите кровь, – прошептала я, – уверена, так будет еще приятнее.

Мы снова поцеловались, на этот раз глубоко и долго. Вампир, видимо, войдя в раж, прижимал мою голову к себе все сильнее, как будто хотел меня поглотить или сделать частью себя. Не сказать, что я наслаждалась этим, просто расценивала как часть моей «роли» и нужный этап для побега. Чтобы не раскрыть свои истинные чувства, я закрыла глаза, а когда приоткрыла, то увидела, что он тоже на меня не смотрит, вовсю отдавшись процессу.

«Вот оно!» – крикнула я про себя.

Я достала уже раскрытый до основания нож из-под платья и со всей силы вонзила ему в шею. Лезвие вошло так мягко, будто я проткнула подушку.

Первую секунду он как будто ничего не почувствовал, но потом громко закричал и схватился за горло. Я соскочила с его колен и ринулась к двери, что казалась мне выходом в спасительный рай. Однако не успела я пробежать и полметра, как Анаксимандер схватил меня за волосы на затылке, повалил на пол и ударил лбом об деревянную ручку кресла.

Я вскрикнула и попыталась выползти из-под него, но кровь, моя, смешанная с его, начала заливать мне глаза. Он перевернул меня на спину, раскинул руки, и наконец я увидела его во всей красе злости и ненависти. Его темные глаза испепеляли меня, а пальцы так сильно вдавили мои руки в пол, что я перестала чувствовать ладони, которые резко побледнели. Вампир тяжело дышал, ему явно мешал все еще торчавший из шеи нож, но он не умирал, как любой нормальный человек. Его русые волосы растрепались, рот наполнился слюной и кровью. Темно-бардовая жидкость обильно капала мне на платье и лицо.

Мне было так страшно, что я думала, пусть он уже убьет меня, все равно отсюда выход либо на своих двоих, либо вперед ногами.

Но он не убил. Все повторилось вновь: опять боль от разрывающейся кожи в одних и тех же местах, опять это ужасное чувство, когда он присасывался к ранам и выкачивал мои ресурсы, восполняя потерянные свои. Я уже даже не сопротивлялась, тело мое обмякло от пережитого стресса, а от непрекращающейся боли невозможно было сосредоточиться и подумать о чем-то приятном.

– Помнишь, что я обещал отрезать тебе?

Я с ужасом посмотрела на его самодовольное лицо. Все еще сидя на мне, он выдернул нож из шеи и с интересом пощелкал им, будто видел впервые. Агрессия унялась после того, как он восполнил силы. Как и в прошлый раз, на него напала какая-то «расслабуха». Я наконец поняла, что обычно так выглядят люди, которые от чего-то зависят. Выкуренная сигарета, выпитая банка пива и далее по списку – накатывает желанное облегчение, и короткое ощущение эйфории преследует некоторое время, пока организм не исчерпает «таблетку счастья» и не потребует добавки.

– Знаешь, я передумал, – вдруг сказал он, вернувшись в свое привычное равнодушное состояние. – Мне даже интересно стало, на что ты решишься в следующий раз. Но наказания тебе не избежать.

Не успела я вздохнуть, как он схватил мою левую руку, сжал и резко дернул на себя, расположив пальцы в пространстве между костями. Он надавил на руку и тут я услышала похожий треск, какой издал несчастный мизинец Моники. Так же, как и до вампира, боль дошла до меня не сразу. Лишь спустя секунду, а то и две, она накрыла меня с головой, заставив закричать еще сильнее и начать унизительно, по-рабски, извиваться под ним и умолять прекратить.