Оглавление
Игал Халфин. Автобиография большевизма: между спасением и падением
Благодарности
Автобиография большевизма: между спасением и падением
Часть 1. От тьмы к свету
Глава 1 «Я» большевика
1. На товарищеском суде
2. Обсуждение кандидатур
3. Испытания
Глава 2. Агнцы и козлища
1. «Рабочие»
2. «Крестьяне»
3. «Интеллигенция»
Глава 3. Лавры и тернии
1. Бунд
2. Анархисты
3. Меньшевики и эсеры
4. Временное затмение или злая воля?
Часть 2. Оппозиция как ущербность
Глава 4 «Я» оппозиционера
1. «Новый курс»
2. Выявление «нутра» большевика
3. Характерология
4. Склочничество
5. Контрольные комиссии: факты и домыслы
6. «Неисправимые»
Глава 5. Ловцы нестойких душ. Диагностика уклонов
1. «Политика есть алгебра революции»: новая оппозиция
2. Вокруг съезда. Битва «железных партийцев»
3. Систематизация инакомыслия
Часть 3. Диагнозы оппозиционности
Глава 6. Слабый дух троцкиста
1. Класс как психологический тип
2. НЭП и проблема быта
3. Духовное пробуждение Тани
Глава 7. Слабое тело оппозиционера
1. Освобождение инстинктов
2. Сублимация
3. Реабилитация психики
4. Упадочничество в физиологическом ключе
Заключение
Приложение. Карикатуры
Список использованных архивов
Иллюстрации
Отрывок из книги
Книга эта получилась длинной. Не беда, она написана для моего отца, а у него времени много. Папа мой был коммунистом, членом ВКП(б) с 1946 года, и вместе с тем хорошим человеком. Общаясь с ним, помня его, я понимаю, что я не могу полностью отмежеваться от коммунистов, как бы мне ни хотелось. Их идеи о жизни сидят во всех нас, потому что это идеи модерного, просвещенного общества. И если эти идеи приносят с собой в том числе убийство и смерть, то мы все, как современные люди, к этому причастны. Вот я и стараюсь всю жизнь разобраться с этим вопросом, соотнести мое «я» с отцовским. Мне интересно понять коммуниста изнутри, его манеру думать и чувствовать. Хочу услышать, что он говорил о себе и как он это делал. И этим вопросам посвящена моя исследовательская работа.
Книга эта – часть большого проекта, который я надеюсь довести до 1937 года, и работаю я над ним, так или иначе, вот уже 30 лет. За эти годы я получил помощь от многих. О своих израильских и американских друзьях я здесь писать не буду. Я уже их отблагодарил в своих англоязычных публикациях. А вот перед своими русскими друзьями и коллегами я в большом долгу. Помогали мне по мере сил очень многие, и главное, помогали не из чувства профессиональной солидарности или необходимости заработка, а из настоящего интереса и от всей души. Более того, иногда со мной делились самым дорогим – накопанным материалом. Без сомнения, мои друзья в Петербурге, Новосибирске и Москве видят в моей работе часть общего дела. Они явно не равнодушны ни к моей фактуре, ни к моей аргументации. Наконец, я почувствовал, что книгу ждет не маленький круг историков-профессионалов, а более широкий круг читателей, готовых открыть для себя тяжелые страницы истории своей страны.
.....
Смирнов Ф. М. из Ленинградского института инженеров путей сообщения пытался отмежеваться от интеллигенции как мог. Поступив в 1922 году на 1‐й курс рабфака, он подал заявление о приеме в число кандидатов РКП(б): «Райком постановил принять меня в кандидата по 3‐й категории, как интеллигента. Считаю такую постановку вопроса не правильной, прошу ходатайства бюро коллектива о пересмотре моего дела, и смене категории на 2-ю, ибо не считаю себя интеллигентом». Не было ли это очевидно из автобиографии Смирнова?
Смирнов нес свет в рабочие массы, не отрываясь от пролетариата. «Неужели, из моей биографии, верно, что я интеллигент? – спрашивал он. – Зачем тогда интеллигенцию принимали на рабфаки и не выбрасывают в чистки? Пусть мне докажут, что я интеллигент, и я сам ни минуты не останусь на шее государства как рабфаковец»[336]. Тирада Смирнова ставила вопрос о классовой сущности этих учреждений. Рабфак, по мысли Луначарского, это «политическая организация… проводящая идеологию рабочего класса, борющегося за завоевание высшей школы пролетариатом». В аудиториях рабфака, говорил нарком образования, сидят «не одни сыновья интеллигентных отцов, но настоящие рабочие и крестьяне»[337]. Или же рабфаки являлись кузницей интеллигенции, как любое другое образовательное учреждение? В таком случае Смирнов, которому рабочая принадлежность была важнее всего, обещал сдать свой студенческий билет.
.....
