Читать книгу Непересечение - Игорь Александрович Веселов - Страница 1

В своем почтовом ящике, что висит на калитке моего загородного дома, обнаружился, вместе с обычной корреспонденцией, желтоватый от старости и нестандартный по форме конверт. На дворе осенняя погода и на душе такая же промозглость. В последнее время подобное настроение преследует меня неотступно. По-видимому, этому в немалой степени способствует вдруг резко наступившее, после собственного пятидесятилетнего юбилея, ощущение возраста, плюс, к тому же, извечная моя склонность к депрессивной мнительности, так свойственная мужикам, кому далеко за сорок. И здесь я- не исключение. Это давно мне стало понятно. Но каков уж есть. Другим не буду, да и не переделаешь. Алкоголь если и лечит, то временно. Женщины тоже, теперь, не слишком отвлекают. Дети совсем взрослые, и у них свои заботы и семьи. С личным бизнесом хотя и наступило спокойствие, поскольку несколько лет назад он мною был свернут, не все так однозначно- многое мне тут кажется недоделанным, недоведенным до какого-то логического завершения.

В общем, во всем некие полумеры или аргументы, явно, не способствующие чему-то такому, что может придать пожилому дядьке побольше внутренней гармонии и согласия с самим собой.

Вот и приходится, как-то так скомкано, аккумулировать причины нынешней моей апатии и пребывания в состоянии уже длительного внутреннего раздражения на себя и окружающий мир. Таким образом получилось вроде смеси самокритики и совершенно неожиданно взлелеянной, где-то в подсознании, мизантропии.

Конечно, здесь, похоже, возрастная хандра и многое из того, что следует назвать «закатным этапом в личных переживаниях».

Ну пока, думаю, об этом хватит.

А сейчас я верчу в руках никем конкретно неподписанный «треугольник», вроде солдатского письма времен войны.

Как ни странно, не спешу вскрыть эту хитро сложенную бумагу. Но мною, почему-то, четко понимается-ее подбросили не в качестве глупой шутки или розыгрыша.

Нарочито медленно поднимаюсь по ступенькам крыльца, будто специально желаю отсрочить сам момент прочтения.

Не короткое (аж в четыре листа) содержание напечатанного текста поразило своей нахальной осведомленностью обо мне. И хотя к секретным службам или криминальным кругам никогда не принадлежал, все же детальность изложенного позволяла сделать предположение, что Иван Ворохов, давно стал кому-то интересен. Похоже, за мной следили и собирали довольно подробную информацию обо мне. Этот факт неприятно коробит и пугает даже, заставляя крепко задуматься- кому такое понадобилось? Конечно, оглядываясь назад, отчетливо понимаешь- врагов и завистников вокруг тебя собралось немало. Но ведь подобное – отнюдь не повод вести за вполне обычным человеком тотальное наблюдение. Ну а самое главное содержалось в концовке анонимки. Именно заключительные строки вызвали одновременно как сильное негодование, обусловленное этим бесцеремонным вторжением в мое прошлое, так и охватившим, до комка в горле, мистическим страхом за свое, и не только, будущее.

Что же было там?

В «постскриптуме» на пол-страницы составлен график дальнейших встреч с теми людьми, каждый из которых, так или иначе, запечатлен в моей биографии. Тут и те, кто предавал меня и те, кто не имел к этому никакого отношения. Со всеми ими я не виделся достаточно много лет, по разным причинам. А завершающие предложения письма просто выносят мозг: …… Уважаемый Иван Александрович, в выше обозначенных местах, с указанными датами и временем, Вас будут ждать. Нельзя проигнорировать ни одно «звено» в предлагаемом «путешествии памяти», как и соблюдение указанной хронологичности. В противном случае, малейшее нарушение приведенного здесь распорядка станет для них, к сожалению, последним днем. Если же Вами все выполняется пунктуально, то клятвенно обещаем- никаких последствий, кроме одного- больше никогда с ними не увидитесь, но они останутся жить. Доброжелатели» (грамматика сохранена).

Наглый и вызывающий тон окончания текста особенно давит на психику- кто такие и как смеют, почти, угрожать? Пусть считают, что я не прочитал эту, кем-то написанную, хрень. Как бы теперь узнать про авторство? И однозначно наказать уродов-шутников!

Такого рода мстительная мысль зароилась в голове. И уже трудно разделить, где мои фантазии, а где реалии чего-то нехорошего, происходящего сейчас.

Снова глазами пробегаю по длинному списку рекомендованных лиц, правда чуть ли не в приказном порядке, касаемо не везде желаемых мною встреч. Подхожу к минибару. Набулькиваю себе полный стакан виски. Усаживаюсь в кресло и делаю пару глотков в надежде, что размышления о содержании прочитанного вскоре примут более стройный характер. Но этого, почему-то, не произошло, а лишь усугубило растерянность от предчувствия плохого.

Как быть? Все-таки порвать, выбросить и забыть? Или самым серьезным образом отнестись к нелепому, с точки зрения здравого смысла, «маршруту», который подробно изложен на бумаге, в данный момент лежащей на журнальном столике. Не перестаю коситься на нее.

И вот тут словно обжигает сознание- пройти «его» – это прежде всего необходимо для меня самого! Я просто обязан принять участие в кем-то придуманном! Просто бред!

Довольно дебильное в собственной тревожности, так это вдруг наступившая покорность следовать непонятной воли тебе неизвестных.

Еще раз всматриваюсь в текст, где Иван Ворохов выставлен мудаком, причем с претензиями на некую глобальность чьих-то замыслов. Получается дурь несусветная! И она начинает казаться чем-то похожей на истину. Дай бог, если не на абсолютную. За окном мелкий дождь все не унимается. А во рту привкус, неизменно появляющийся у меня при стрессе. В общем, впечатлился на сегодня.

А еще я, конечно, с кучей сомнений, в итоге решаюсь замкнуть весь этот «круг».

Первой значилась встреча с когда-то лучшим своим другом, с кем начинал бизнес. Зовут его Аркадий, мой ровесник. Насколько знаю, он до сих пор живет в моем родном городе.

Чем сейчас занимается данный товарищ не ведаю, да и неинтересно. С годами, как-то само собой, любопытство по отношению к таким фигурам сходит на нет. И ты уже почти не стараешься делать вид полного безразличия к ним. Подобная трансформация не может не радовать.

Но вынужденное рандеву, через двадцать пять лет, с этим человеком, в любом случае, не вызывает особого прилива энтузиазма. Тем не менее, раз буду следовать указанному калейдоскопическому перечню, то надо ехать.

Это наше свидание назначено спустя три дня, как я получил конверт. Только теперь Ворохову следует пролететь девятьсот километров туда, где родился и до 33-х прожил. И что удивительно, в глаза друг другу будем смотреть в том самом офисе, который мы в перестроечное время арендовали. Такое вот совершенно никчемное «дежа вю»!

Город встретил настоящим бабьим летом. А сидя в такси, по дороге из аэропорта, не переставал прокручивать в голове, пытаясь разгадать- почему именно в таком порядке, «доброжелателями», мне уготованы соприкосновения со своим прошлым? Но ответ упорно не находился. К тому же у меня не было никакой уверенности, что этот Аркадий вообще придет в обозначенное «ими» время и место.

Правда следует признаться себе- на эту явную авантюру, наверное, все-же, сподвигнут той фразой в письме, что непослушание с моей стороны послужит некой угрозой для жизней, пусть даже и моих бывших недругов. Хотя вроде взрослый и адекватный мужик, чтобы уверовать в такую несусветную чушь.

Как бы то ни было, я еду, сейчас, на встречу одним из них.

Еще в самолете предался воспоминаниям об истории нашего знакомства, сравнительно недолгой дружбы и бизнес-сотрудничества. Немало из памяти, конечно, за долгие годы стерлось, но вот только в душе осталась ничем несмываемая обида на тот его поступок, приведший к окончательному, в итоге, прекращению общения между нами.

Несмотря на свою фамилию- Чугман, Аркадий всегда как-то нервно открещивался от принадлежности к евреям. И вроде никто особо и не старался допытываться до Аркашиных корней (кстати, отец звался Виктором), ему все же хотелось считать себя сугубо русским. А как он любил рассказывать анекдоты про сынов Сиона! Но, думаю, эта черта совсем не мешала парню оставаться ярким представителем древнего народа.

Ну, а лично меня ровным счетом ничего не тревожило в таком характере. Наоборот, человек умел нравиться. Да и внешность Чугмана вряд ли позволяла однозначно определить национальность- рыжеватый, даже немного конопатый, узколицый с масленичными глазами и утиным носом. Обычный облик не красавца, но с массой умного обаяния, которое так, зачастую, привлекает молодых, и не очень, особ женского пола.

А познакомились в какой-то новогодней компании, через наших, тогда еще юных, жен, являющихся на тот момент одногруппницами, хотя далеко не подругами. Оба мы, веселые ребята, 22-х лет, и учимся на последнем курсе, правда разных институтов. У каждого из нас свои планы на будущее, но они совпадают в одном- обратить постперестроечное время в свой карьерный и финансовый успех.

Другими словами, ничего нового, у того моего поколения, если ты с мозгами и не наделен явными пороками.

Вплоть до девяностого года наши, с Аркадием, дороги особо не пересекались. Так, изредка встречались за какими-то общими праздничными столами, где сдвигали рюмки, травили байки, пьяненько и одобрительно хлопали друг друга по спине и т.д. Когда я защищал кандидатскую, он успел стать начальником монтажного участка. То есть, у обоих наличельствовали перспективы и виды на лучшее. А в безденежной науке, враз распадающейся страны, наступила эпоха хоздоговоров и кооперативов. И вот тогда, когда по тематике моей диссертации на двух крупных предприятиях города были, без лишних рекламаций внедрены установки по очистке гальваностоков, ко мне, в лабораторию, заявился Аркаша Чугман.

–

Его эмоциональная напористость, в тот день, слегка удивила, но причина такого поведения, в общем-то, лежала на поверхности. Ведь я почти сразу купил себе первое и дефицитное авто за серьезные деньги. А этот факт, по-видимому, и вызвал у парня повышенный интерес к тем самым проектам, по результатам их доходности.

Хотя справедливости ради стоит отметить, что пришел он не с пустом, но, заведомо, и не из праздных побуждений. Оказалось, у него с собой, в письменном изложении, предложение (ныне бизнес-планом называется) о нашей будущей совместной деятельности. Там ему «скромно» отводилась роль 50%-го участника в новом предприятии. Причем оно уже с налоговыми льготами, поскольку имеет статус молодежного научно-производственного объединения. И юридически, мол, все подготовлено и надо лишь мое официальное согласие, чтобы мои разработки стали собственностью этой фирмы. За такие уступки мне горячо обещаны (ни много ни мало): та же доля в уставном капитале и должность зама.

Аркадий по обыкновению убедителен, да еще с присущей коммерческой жилкой. А я, сам, и не сказать- весь прямо в науке, да и как-то сразу прочувствовал здесь лидерство Чугмана.

С того момента передо мной встала дилемма: либо уходить с кафедры и вплотную заняться бизнесом, либо, все-таки, не бросать мечту о докторской. Те годы многих растиражировал подобный выбор. И Иван Ворохов оказался именно из этого числа растерянных. На эволюцию решения (как поступить?), наверное, повлияло несколько факторов- предвкушение перспективы больших «бабок», вера в свою удачу и способности, стремительно падающий престиж советского ученого, и конечно главная и основная причина для меня- это недавний и принципиальный конфликт с заведующим кафедры….

Вот последнее окончательно и перевесило чашу весов в пользу предпринимательства. Надо было видеть, как распереживались мои старорежимные родители по поводу такого радикального шага сына, но я уже никого не слышал.

За два с небольшим года наша с Аркашей деятельность, на ниве самостоятельного плавания в «водах» ускоренно зарождающегося в стране капитализма, претерпела всякое. А итогом ее- это учреждение нами многопрофильной фирмы с модным названием- «ФинТраст».

И теперь мы уже имеем устойчивую прибыль и неуклонно расширяем штат сотрудников. Кажется, наконец-то, что многое устраивается наилучшим образом. Возможно, с финансовой точки зрения и будущего потенциала, так и было. Но, тут, замечаю- когда у нас вроде бы забрезжила полноценная стабильность- в наших рабочих отношениях, иначе говоря в стане руководства, постепенно стала пропадать необходимая доверительность.

Подозрительность, совсем как-то незаметно, овладевает твоими мыслями и все труднее начинают решаться оперативные задачи своего же бизнеса. Если рассуждать, что с нами это сделали деньги и плохо скрываемая тяга каждого к единоначалию, то будет, думаю, слишком уж упрощенно и довольно наивно. Скорее всего такое явилось результатом общей неготовности признать, в силу собственных характеров, самим себе- здравые паритетность и компромиссность ни в коем случае не могут считаться твоей слабостью, а совсем наоборот.

Но этот вывод мне пришел на ум много позже. Тогда же мы оба лишь продолжали усугублять сложившуюся ситуацию, пока Аркадий не спровоцировал (как потом понял-специально) наш с ним окончательный разрыв.

Началось все где-то месяца за три до этого. Через одного московского академика мне счастливо удалось заполучить серьезные квоты на продажу заграницу партии из ряда редкоземельных металлов. Я долго и сложно к этому шел, и теперь достиг нужного и совершенно легального. А ведь, когда набрел на эту идею, тут же поделился ею с напарником. Тогда еще, по- другому, у нас и не представлялось. Вот только сейчас, выслушав, Чугман как-то сразу скептически сморщился, выразив таким образом свое полное неприятие моего нового бизнес-проекта.

За последнее время именно этим видом он давал почувствовать мне, что особо рассчитывать на старое взаимопонимание не стоит. Это стало касаться почти всех рабочих вопросов.

А еще совсем недавно все было как у нормальных друзей- мы могли с ним крепко выпить и сходить «налево», вместе с семьями отмечали праздники и вроде ничего не предвещало подобного дистанцирования. В общем, как говорится: «служили два хороших товарища, и на тебе- дослужились до непоняток».

В тот же день я здорово психанул, послав его куда подальше. Между нами и раньше, конечно, случались стычки, но все они носили достаточно несерьезный характер и которые забывались на следующее утро. Ну, а в этот раз вдруг торкнуло – с меня хватит!

Да и Аркаша смотрю, такого же мнения, если заявил- занимайся сам этой тематикой, но только на свои деньги и не в ущерб общим делам. И тут начинает доходить- человек осмысленно идет на конфликт, чтобы второй акционер добровольно сдал полномочия в «ФинТрасте» как зам генерального.

Но мне уже все равно и захотелось драки. Так надоела эта его игра. С трудом сдержался- лишь с матом развернулся, хлопнув дверью. Наступили дни выжидательного молчания, а ты в тягостных раздумьях- как быть? С одной стороны- почти три года суровой маеты и сомнений, локальных неудач и успехов, с другой- пришедшее, не вдруг, осознание, что тебя неплохо поимели, а сейчас умело спровоцировали на какое-то радикальное решение. Причем у Аркадия, при нашем возможном разбегании, остается куча преимуществ в плане дальнейших перспектив, тогда как моей персоне-

только половина уставника, который выбран и так минимальным, допустимым в те времена.

Здесь конечно злую шутку сыграла моя излишняя доверчивость. У меня, к сожалению, всегда по молодости было так- если кто-то смог понравиться, то вера к нему порой начинала зашкаливать. Это сегодня я иной, уже не раз набивший аналогичные шишки за свою долгую взрослость. Но, поскольку еще потом мне приходилось испытывать схожее, тот случай, по-видимому, не стал для меня каким-либо серьезным уроком на будущее. Пока к 46-ти окончательно не столкнула с практически полной аналогией этой мерзкой давности. И, кстати, ряд участников в подобном отмечены в графике моих встреч, что в письме-анонимке, которое сейчас лежит в кармане.

Но вернемся к тому персонажу, оказавшемся в том списке первым. Поэтому продолжу. Это Аркашино поведение, на мой взгляд, обусловлено рядом факторов- как личностных, так и внешних. Много позже, исходя уже из своего жизненного опыта, кажется удалось уяснить для себя, пусть не совсем и четко, природа человеческого предательства порой не объясняется даже самой эгоистичной целесообразностью. А тогда в голове лишь горечью вихрилось- каким же он оказался подонком! И им все, получается, давным- давно продумано! Обида буквально душила меня. Я был зациклен на строжайшем, касаемо бизнеса, соблюдение паритетности между нами. Такое являлось моим обязательным условием, когда мы только начинали. Поскольку наивно считал- по другому никак нельзя. И в стартапе (в то время этого слова в лексиконе еще не имел) и далее, собственный вклад оценивал решающим. Тем не менее за наш «микроколхоз» С Чуманом радел- как за основу успешного и долгого существования «ФинТраста».

Если же разбирать конкретику причин, приведших мой уход из первой коммерции, то главной из них несомненно явилось иезуитское нарушение принципа деловой порядочности. Ко всему прочему, я в какой-то момент потерял элементарную бдительность (потом такое со мной случалось не единожды), а за моей спиной соратник, втихую, через юридические подделки, переписал все активы фирмы на каких-то подставных лиц (замечу, бухгалтерия была на нем). Конечно узналось об этом потом, когда уже почти распрощались. А открылись глаза мне им самим, зашедшему в кабинет, где его теперь бывший зам собирал свои вещи.

– Иван, поверь, искренне хочу, чтобы мы остались с тобой друзьями и, возможно, продолжили сотрудничать. Надеюсь, не будешь против? – голос примирителен и некоторое волнение выдает разве что нервное раскачивание на стуле.

Разговор происходил один на один.

– Да пошел ты! И засунь свой благородный тон куда подальше, понял! А моей доли, думаю, вполне хватит на раскрутку новой темы по редким землям, которая тобой не признана. Ну, а будущее нас, разумеется, рассудит- кто был прав?

– Извини, Ворохов, но деньги, лично, тебе никакие не светят. Максимум- половина уставного. Больше твоего здесь ничего нет. Кстати, можешь судиться. И в общем, счастливо оставаться,– с гадкой ухмылкой встает и идет к двери.

В два прыжка достаю воротник его пиджака…. Все закончилось тогда для меня ничем. А в сухом финансовом остатке и вправду почти ноль. Но не потеря мной заработанного нежданным крахом пала на мозг (уверенность в собственные силы уже благоприобретена, и значит все будет в порядке), а подобное грязное соприкосновение с лицемерием и бессовестностью совсем нечужих людей.

Эта история переживалась долго и крайне болезненно. И какое-то время казалось, что обида не пройдет никогда. Но любая работа, особенно та, которая увлекает, да еще приносит достаток, значительно помогает отретушировать весь остаточный негатив. Говоря иначе, организация собственной фирмы, где я командовал теперь в одиночку, позволило в полной мере ощутить себя полноценным хозяином своего дела. И вот уже через год напряженного труда солидный финансовый успех настиг Ваню Ворохова. И он стал даже испытывать нечто похожее на благодарность судьбе за такой поворот.

С тех самых пор, как мы подрались, больше с Аркадием не встречался. А пару лет спустя мне пришлось уехать из родного города, поскольку несколько неожиданно получил приглашение, существенно увеличившее масштаб моей востребованности….

Ну и пока я был здесь, случайно узнались некоторые подробности об Аркашиных, затеянных против конкретно меня, интригах. Это из письма, кем-то подброшенного в мой новы офис. В нем, написанном незнакомым убористым почерком, приводилось некое подобие психоанализа наших, с Чугманом, отношений. Причем не подписавшийся автор будто часто находился в компании с нами. Но не как какой-то коллега по бизнесу, а словно кто-то из домашних. Хотя, если и так, тогда становится совсем непонятно- почему (следовало из текста) инициатором всей нашей «катавасии» объявлялся никто иной, как тесть самого Аркадия? Тот когда-то являлся партийным функционером районного значения и имел возможность помогать нам в нескольких начальных организационных моментах «ФинТраста». Например, в поиске производственных помещений или в юридической и налоговой проработке заключаемых договоров. Но такое его участие происходило пока страной управляли коммунисты и этот еще нестарый человек обладал определенным административным ресурсом в виде ряда служб в своем райкоме. Потом он, впрочем, не лез особо в коммерческую деятельность зятя, поскольку уход КПСС с политической авансцены повергли тогда многих, властьпридержащих, в состояние деловой прострации, (правда кого-то из них наоборот- слишком встряхнуло).

Мы же с Чугманом, к тому времени, фактически не нуждались в каком-либо, даже консультативном, содействии со стороны Василия Харитоновича (так мужика именовали). Ведь постепенно сами обросли нужными связями, денежными возможностями и навыками управления разросшимся коллективом.

Тем не менее бывший партиец был зачислен к нам в штат в качестве, больше, свадебного генерала на должность некоего референта со свободным графиком и довольно приличной зарплатой. Здесь настоял Аркадий, а я и не противился, поскольку уже знал- родня у него превыше всего. Да и если честно, к Харитонычу, у меня молодого, без претензий.

Появилась у тебя возможность, можно, пожалуй, и поддержать неплохого в общем-то человека, разом потерявшего свою прежнюю высокую статусность. Такая житейская философия превалировала во мне тогдашнем. И вот в полученном письме указывают, что именно тесть моего бизнес-партнера каким-то образом, стал первопричиной раздора между нами. Ну, как тут быть? Но когда оно было прочитано мною, совершенно ничего не дрогнуло- кто, зачем и почем? Сегодня личная контора с неоригинальным названием «Союз» вполне успешна и почти забыта некрасивая история с Чугманом. Сейчас, я сам себе король! И это так свежо тешило душу! Но в ситуации с «разоблачением» Аркашиного тестя забеспокоило только одно- перед кем и

за что так провинился? Кого хотят подставить? Совсем не желается влезать в какие-то дрязги, от которых сам добровольно ушел. Решил- ничего не буду выяснять. Похоже на чью-то продуманную провокацию! Такими схожими, несложными суждениями ограничились мои мысли тогда. Если же продолжить внешнее наблюдение, то буду достаточно краток:

1) 

По слухам из медийных и частных источников карьерный путь Аркадия Викторовича Чугмана оказался следующим: глава «ФинТраста», какой-то клерк в администрации одного из районов города, далее- в начальстве там же, потом ее руководитель, время спустя- пост в мэрии, а вот затем (информация об этом промелькнула по центральному ТВ)– заместитель представителя президента России по Дальневосточному округу. Недурно, даже очень;

2) 

Про Василия Харитоновича не ведаю- жив ли еще курилка?;

3) 

О себе-впереди.

Примерно такие, четвертьвековой давности, воспоминания посетили меня, пока добирался до места назначенной не мною встречи ….*

*Советы самому себе

_________________________

Вряд ли нужно пробовать переделывать себя, если это не касается порядочности. И то здесь крайне мало шансов на успех ….

Незабытая случайность, неоткрытое вино,

Не любить под гнетом тайны, той что заболел давно,

А она все ускользает и неясен алгоритм,

Только голос уже сорван, от бессилия хрипит….

Такси минут за сорок домчало до здания, где когда-то размещался «ФинТраст». Судя по вывескам теперь в бывшем постперестроечном исполкоме функционирует не только районная администрация, но и ряд коммерческих структур.

– А, тогда мы ведь были одни, из частников,– вдруг подумалось Ворохову.

До указанного часа свидания оставалось еще уйма времени и он решил пока не идти туда, а лучше прогуляться по окрестностям. В этом городе его не было почти пять лет. С тех самых пор, как похоронил здесь отца. Того, кто бросил их с матерью, когда Ивану не исполнилось и семи. Что интересно- кладбище тут совсем рядом. И неспешно зашагал в том направлении, по дороге выдергивая из памяти некоторые эпизоды общения с ним….

Под ногами шуршала листва позднего сентября. За тот период, который прошел со дня смерти старшего Ворохова, родной город остался, и узнаваем, и нет. Такая метаморфоза бросилась в глаза, когда еще ехал из аэропорта. Понятно, если бы это обусловилось лишь новыми застройками, но все вроде не так. И пока объяснение странному этому ощущению не находится. Ему стала навязываться мысль- будто собственная жизнь необычным образом поделилась на: до сегодняшнего приезда сюда и после.

Вот и могила отца. Строгий памятник из черного мрамора, заросшая травой чугунная оградка. Просто некому ухаживать. И с каким-то скрытым укором на сына смотрит выгравированный в камне батя.

Александр Иванович сохранился в сыновьих воспоминаниях разный. В детских- он веселый и добрый, а в юношестве и дальнейшей взрослости, то больше хмурый человек, обиженный на судьбу и людей. Как бы не было, родитель, сейчас, часто приходит во снах, печально улыбающийся, неизменно молчаливый, и какой-то растерянный. Словно он что-то такое знает и это следует сказать, но не говорит, боясь расстроить единственное чадо. И каждый раз, в этом случае, Иван просыпался с тяжелой головой, в поту и с бьющимся сердцем.

В последнее время именно такой флер загадочности отцовского образа особенно изводил его. Тогда и посещало неясное предчувствие – грядут события, которые много перевернут в мировоззрении. Ведь недаром посещение церкви, за этот год, превратилось в насущную необходимость.

И вот теперь, обрывая увядшие вьюнки с надгробной плиты, Ворохов, вдруг, с особой остротой ощутил, что это время наступило. А в душе затревожилось, будто по привычке. Подобное предвидениене было четким, без какой-либо детализации. И резануло сильной болью в висках, вплоть до тихого вскрика….

Потом вздрогнулось, когда зазвонил мобильный. Но не от неожиданности самого вызова, а от мелодии, которая никогда, причем ни при каких условиях не могла им самим установиться. Из трубки доносился похоронный марш Шопена!

На «алло»– оттуда зловещая длинная пауза и номер оказался скрыт. Он взглянул на часы. Они показывали, – еще минут сорок до встречи с Чугманом. С рассеянными мыслями побрелось с кладбища обратно. Когда же подходил к зданию, где много лет назад размещался офис «ФинТраста», увидел, как в труповозку загружают носилки с черным полиэтиленом. А рядом две полицейские машины и суетящиеся вокруг люди.

В поджелудочной по-недоброму засосало. И нехорошее полезло в голову. Его опоздание составило всего четыре минуты. Но без лишних расспросов, почему-то, стало понятно- там, в мешке, мертвый Аркадий.

Такой ход развития событий, слабо сказать, ошарашивает, и кровь приливает к мозгам. А нахождение, в данный момент, при небольшой толпе зевак все подтвердило- смерть случилась именно с Чугманом. Об этом узналось из негромких разговоров (видимо некоторые лично знали Аркашу). Но о причине гибели никто не говорил. Правда краем уха услышал – до сегодняшнего дня умерший возглавлял фирму, связанную (кто бы мог подумать) с производством редкоземельных металлов сверхвысокой чистоты. Как раз тем, что когда-то послужило своего рода «катализатором» их скандального расставания.

Это какой-то вертлявый молодой парень проявил болтливую доверительность в виде реплики в никуда к рядом стоявшему незнакомцу- Ворохову, а ведь тот ни о чем и не спрашивал. Он же, взяв Ивана под локоть, отводит гостя города в сторону. Почему этот юноша, представившись Дмитрием, уделяет внимание ему, тогда осталось сразу непонятным. Но тем не менее тип с бегающим взглядом приглашает, впервые встретив, на разговор в ближайшее кафе. Якобы, чтобы рассказать обо всем интересующем его будущего визави. Так, примерно, им и было заявлено. И хотя подобная самонадеянность и навязчивость несколько настораживает, беседа их все-таки состоялась. Пусть она Ворохову практически ничего и не прояснила, лишь напустила еще больше «тумана», но благодаря ей у него окончательно сложилось мнение, что письмо, недавно полученное дома – не чья-то плохая шутка, а некая «дорожная карта» для Ивана Александровича Ворохова, на оставшиеся годы…..

А вот из услышанного за чашкой, и не только, кофе, причем, не задавая лишних наводящих вопросов…. Этот самый Дима, с голубыми глазами навыкате, с недавних пор работает, скорее числится (так сказано), у Аркадия Викторовича в качестве референта в химико-технологическом отделе.

Попал он туда сразу после окончания вуза, вроде как по блату- какие-то родственные связи. Да и зарабатывать надо, ведь уже обзавелся семьей. Должность активно не нравится, коллектив поганый и зарплата не ахти какая, но пока мирится и тихо подыскивает новое место. А это сегодня совсем непросто.

Теперь же, со смертью начальника может все, коренным образом, измениться. Ворохов старается парня не перебивать, при этом не перестает про себя удивляться- чего вдруг, все-таки, вздумалось молодому, годящемуся ему в сыновья, так подробно, еще не дойдя до факта гибели Чугмана, не стесняясь повествовать о своих нынешних заботах. Но терпеливо продолжал ждать, когда тот, наконец-то, заговорит о его интересующем, раз сам проявил недюжинную инициативу к разговору с ним, случайным прохожим.

Иван в меру внимателен и тактичен к собеседнику, и все же вынужден выказать свое недовольство:

– Уважаемый, зачем меня, неизвестного Вам человека, посвящать в собственные переживания? Я ведь не исповедую по будням,– прозвучало сарказмом,-к чему мне эти откровения?

Заказывает уже третий «эспрессо» и наблюдает, как Дмитрий немало смущен.

– Извините, что тяну, но придется дослушать, поскольку я являюсь здесь единственным очевидцем вашего давнего знакомства с моим шефом.

– Как-так? – вопрошается с отвисшей челюстью,– мы с ним не виделись с четверть века! Небось просто бредится, дружила?!

На него, от сидящего напротив, сильно повеяло неадекватностью. А может и у самого не все в порядке с головой? За столом повисла длинная пауза, а кафе вмиг взяло и замолчало.

– Просто я добрый гений Аркадия Чугмана,– произнесено было тихо, перегнувшись, почти на ухо.

Ворохову пришлось даже отпрянуть, шумно отодвинув свой стул. Немногочисленные посетители дружно повернулись в их сторону.

– Тебе надо лечиться, Дима, и немедленно,– только и смог вымолвить старший по возрасту.

– Ладно, теперь к делу,– с лица парня слетает маска положительности- оно становится угрюмым, если не мрачным.

У Ивана же нет никакого намерения дослушивать этого более чем странного. Но что-то останавливает его, и он, было привстав, с целью уйти, снова усаживается. Видя эту неуверенность, Дмитрий позволяет себе улыбнуться.

– Давайте по коньяку и наш разговор обязательно получится,– наглеет назвавшийся «добрым гением», сейчас уже покойного ….*

*Советы самому себе

С возрастом, общение с неуважаемыми тобой людьми, куда интересней подменять ставшим комфортным уединением.

Кокон недоверия давно сидит во мне,

И разъедается им живьем нутро и делается худо,

А в рассуждениях сквозит маразм,

И мы не смотрим друг на друга…….

– И как же будешь доказывать?

– Всего-навсего Вам расскажу: почему не стало Чугмана. Вот тогда легко поверить сможете.

– Ну, давно жду,– натурально выказываю нетерпение. Теперь уже мною подзывается официант ….

С этого самого момента Димина версия о себе, да ко всему прочему его свидетельствования многих фактов по Чугману, плюс знание некоторых подробностей обо мне (что особенно поразило) вызывает, по-настоящему, обалдевание у верующего и пожившего немало.

Концепция своей идентичности у Мельниченко была не в меру оригинальной: любой человек обязательно рожден в сопровождении двух ипостасей- добра и зла. А по-другому их можно назвать, соответственно,– «испытания» и «соблазны». В данном случае он относит себя к первому. И пусть Дмитрий сам физически осязаем, у него нет какой-либо определенной автобиографии. Причем подобное диктуется не им. А собственный образ постоянно изменчив, но всегда с тем, с кем ему предначертано быть где-то рядом. И за всю, более полтинника, жизнь Аркаши, до сегодняшнего дня, представлял собою совершенно разных людей – по полу, по социальному статусу, не старых, но только без малейшего намека на кровное родство. Нет, он далеко не ангел-хранитель, а лишь тот, кто исподволь обеспечивал своему «подопечному» всевозможные коллизии, которые способны «протестировать» (сказано именно так) того, как бы на «грани грехопадения» (опять дословно).

Пока приходится только молча внимать этому умалишенному самозванцу. Ведь все это проговорено почти тезисно, заучено и, аккуратно пресекаются любые мои попытки задать сколь-нибудь встречный вопрос, позволивший, возможно, уличить прямо сейчас, оппонента в огульной лжи.

Но выпито уже изрядно и моей активности хватает лишь на то, чтобы слушать дальше. А малахольный продолжает развивать свои домыслы о «гениях и прочих», постепенно доводя меня до исступления. Но внутренне успел дать себе установку- до конца дотерпеть бред этого Димы, поскольку, явно, объяснение причины смерти Чугмана он приберег напоследок.

Вдохновение рассказчика, регулярно подкрепляемое алкоголем, переходит на новый виток, когда видно, что речь начинает опережать

мысли и превалируют общие фразы тавтологического характера. Почему, почти за час его, практически, монолога несильно удалось поверить в реальность персонажа, который сидит напротив? Не знаю. Все словно во сне. Но глухое раздражение, и это странно, ушло. И добавлю, перед тем как перейти к личности покойного, мой не очень трезвый собеседник заявляет еще одну несусветную чушь:

– А, знаете, Иван Александрович, мы- «добрые гении» даже не можем догадываться, кто из окружения «подшефного» является «злым». Считаю, что и они про нас так же. Закавыка, однако.

У меня нет никакого желания развивать и эту ерунду. Поэтому стараюсь сбить с толку зарвавшегося в своих фантазиях:

– Ответь-ка, пожалуйста. Дорогой «друг» – вот сейчас не стало твоего, при ком ты находился- с тобой теперь что будет? Сгинешь или все-таки нет?

Растерянность тенью легла на лице Дмитрия.

– К сожалению, не ведаю. Уверен только в одном- «наше» главенствующее участие в людских судьбах неоспоримо- в голосе дрожь и масса сомнений.

Вновь этот «театр» с единственны «актером» начинает меня бесить и мучить.

– А, случайно, пару часов назад, не ты ли звонил на мой мобильный и так упорно молчал?

– Точно не я. И, кстати, здесь, скорее всего, и проявилась моя «противоположность». Хотя номер Вашего телефона был мне и самому известен, впрочем, как и внешность.

– Откуда?

– Если откровенно, я уже говорил, что изначально запрограммирован конкретно на Чугмана Аркадия Викторовича. И живу в некоем параллельном с ним мире. А через определенные участки времени «гений» вдруг вынуждено меняет облик, имя порой и гендерность, но непременно входит в круг того, к кому «прикреплен» (опять эта его терминология). Еще хочу заявить- вдобавок обладаю даром предвидеть, в некоторых случаях, будущее своего «хозяина». Как сегодня, на утро, в голове сложилась определенная информация о Вас (так интеллигентно и продолжает «выкать») и предполагаемой встрече с Аркадием! – тут к нему снова возвращается самодовольный тон.

– Ну, а функции «злого»– каковы?– спрашиваю почти без всякого намека на язвительность.

– Получается такие же. Он вступает в управление нашим общим «объектом», когда меня кто-то задвигает в сторону от этого всего. А я, в свою очередь, проживаю этот период словно по наитию, то есть прислушиваясь лишь к собственной интуиции, которая никак неподконтрольна влиянию извне. И кончина Чугмана, сейчас понимаю, передоверена именно мне.

– Как ты, вообще, без какой-либо устойчивой личностной предистории, каждый раз внедрялся в общество пресловутого Аркаши? – ставлю тогда главный вопрос.

Коньяк в бутылке успел закончиться. А, на данный миг, являющийся Дмитрием Мельниченко смотрит, не моргая, в какую-то точку за окном.

–Предыдущие свои роли при нем, сознаюсь, помню довольно смутно, как-то максимально неубедительно. Но вот с Вами, Иван Александрович, явно был знаком аж лет тридцать назад. Только в каком «образе» пришлось находиться в то время- убейте, не знаю. Мои все предыдущие физические оболочки, момент их трансформации, никогда практически не оставляют исторических следов в моем вновь приобретенном сознании. Или скажу как-то иначе- эти мои «переселения» имеют сакральный смысл и во многом определяют будущее того, с кем я рядом,– он пьяно откинулся на спинку стула, прикрыв подрагивающей узкой ладонью глаза.

Эта его театральная пафосность уже изрядно успела надоесть, но решил- пока не услышу заключительную часть о происшедшем сегодня с Чугманом, наберусь терпения. А пока осторожно спрошу:

– Здесь для меня, конечно, оказалось много запутанного и прямо-таки сказочного. Поэтому хочу задать тебе еще пару-тройку вопросов,– во-первых, знаешь ли ты о письме, недавно полученном мною, затем- нынешнее твое обличье как вяжется с контактированием, якобы, теперь родных и знакомых, и наконец, что происходит с теми, чье тело, с твоих слов, оказалось «занято» тобой, уже после того, как суждено «выбраться» из него?!

Чувствую, нам следует добавить алкоголя. Синхронно киваем пробегающему мимо с подносом. Когда заказ выполнен и оба сощурились от выпитого и лимона, вижу, как он готов ответить. И хотя речь Дмитрия заизобиловала ненужными знаками препинания и совсем неинформативными идиоматическими оборотами, попробую несколько систематизировать им сказанное ….

Если попробовать по порядку и кратко:

1) клялся, даже божился, мол ни о какой анонимке за подписью- «доброжелатели» (я показал ему), совершенно не в курсе. Его, тотчас, предположение: стопудово- это проделки «злых гениев»;

2) он до сих пор не представляет, как удается подобное переформатирование от одного вынужденного «героя» к следующему. А главное тут- память упрямо отказывает полновесно продуцировать предыдущие Димины лики. Все так размыто, будто о чем-то чужом, без каких-либо значимых деталей, тех, что составляют основу настоящей биографии любого из нас.

И в каждом случае, когда просыпался в незнакомой обстановке, у, на сегодня, Мельниченко возникало разом понимание- ты опять «новый», но буквально во всех бытовых мелочах, к счастью для тебя, без единой загадки. Отсюда ему, да и, наверное, всем подобным, которые относят себя к этой категории, достаточно комфортно продолжать свою скрытую деятельность. Получалось таким образом полное «дежавю» по отношению к своему настоящему. Стоит еще добавить- жизненная гармония общеустройства этого «фантома» (мое определение) явилась результатом «диктата некой высшей силы» (не мой слог);

4) 

А относительно третьего моего вопроса- помню лишь кучу восклицаний и каких-то междометийных пояснений с той стороны……

Просто я внезапно напился. *

*Советы самому себе

Как можно реже следует поддаваться желанию, хотя порой и невыносимо от него отказаться, чтобы тебя лишний раз пожалели другие.

Во сне я часто вижу радугу,

Она всегда восьми цветов,

На фоне черной краски тут белым намазано:

«Жизнь нам дана, чтоб не стать подлецом» ….

В итоге, кажется, Ворохов на время отключился. А когда вдруг очнулся, то перед ним только жалкие остатки коньяка и немудреной закуски. Дима отсутствовал. Еще на столе, под чеком, лежали деньги. Язык словно наждак и болезненный пульс в висках.

Он машет рукой официанту. Тот услужливо спешит к нему.

– Случайно не подскажете, где мой товарищ? – прозвучало совсем риторически.

– Думаю, что ушел, поскольку рассчитался,– кивается на смятые купюры, а на халдейской физиономии блуждает ухмылка.

Иван скоропостижно прощается с заведением. Но на улице похожего на Мельниченко не усматривает. Тогда надо идти в то здание, откуда недавно вынесли Аркашу Чугмана. А там попытаться все выяснить и возможно обнаружить этого «странного», с повадками вполне земного «антихриста».

Зайдя в помещение сразу ощутил атмосферу смерти- снующие по этажам люди имели довольно траурный вид. Маршрут, куда шагать, ему конечно знаком. Из полицейских никого, а кабинет покойного (наличествовала табличка) уже был опечатан. Пока вглядывался, что на приклеенной полоске бумаги, его кто-то трогает за плечо.

– Вы кого-то ищете? – почти в ухо.

От неожиданности аж вздрогнул и резко выпрямился. За спиной стоял глубокий старик в неопрятном костюме 80-х, с засаленными лацканами. Дедок, внешне и голосом, сразу напомнил никого другого как тестя Аркадия- Василия Харитоновича! Наверное, очередное чудо на сегодня! И тут же озаряет мысль- вот и «злой гений» тебе!

– А сами-то кто будете?

Обладатель морщинистой лысины и клочковатой бородки узнаваем, но встреча почему-то никак, положительно, не впечатляет Ворохова. Таким образом, вопрос превратился в праздный.

– Да это я, Ваня- в ответе старшего.

И вроде получается их сталкивание, через много лет, тоже кем-то предполагалось.

– Здравствуйте, даже чуть напугали,– бывший друг его зятя старается, сейчас, быть вежливым.

Получается явно плохо. А тот как-то неуместно захихикал вставной челюстью:

– Пришел засвидетельствовать Аркашину смерть, что ли? – его щетинистый кадык неприятно задергался. Внутреннюю тревогу последнего времени подменило вырвавшееся наружу негодование:

– Не пойти-ли Вам лесом, мил человек? – несколько несправедливо грубит Иван, но поделать с собой уже ничего не может. Злость на происходящее с ним самим просто захлестывает. Но возможно этот старикан остался единственным, кто в силах пролить свет на всю эту чертовщину. Поэтому, все же, следует эмоции держать при себе.

– Извините, Василий Харитонович, не сразу признал. А что случилось с Аркадием? – прикидывается он несведущим (так ведь и вправду знает без подробностей, лишь о самом трагическом факте).

И наталкивается на хитрый прищур, почему-то улыбающегося, тестя погибшего. Такая веселость, безусловно, озадачивает и одновременно настораживает- дед-то в своем ли уме?

– А ты, дружок, смотрю постарел,– продолжает ерничать тот, кто, по-видимому, тоже, пока не испробовал, какого-нибудь, «эликсира молодости».

Чтобы окончательно убедиться в фантасмагоричности собственного положения, задается вопрос:

– Скажите-ка, пожалуйста,– Вам знакома личность Дмитрия Мельниченко? Он вроде как был работником у вас? Или ошибаюсь?

Взгляд из-под лохматых, седых бровей, устремленного на Ворохова вмиг белеет. И от подобного становится совсем жутко.

А тут Василий Харитонович начинает судорожно хватать ртом воздух и с хрипом медленно оседать. В это самое время в коридоре, только что еще населенном редким народом, оказалось ни души. Все куда-то, разом, будто испарились, спешно спрятавшись за многочисленными дверями.

Обмякшее мешком костлявое тело держать, особенно спереди за подмышки, крайне неудобно. А крики Ивана о помощи не находят должного отклика- пустота под высоким потолком отзывается лишь гулким эхом.

Тогда он осторожно укладывает находящегося без сознания прямо на паркет и устремляется к ближайшему кабинету- там закрыто. Дальше начинает, по порядку, лихорадочно дергать другие дверные ручки по всему этажу- тот же результат- за всеми ними тишина.

Когда бегом вернулся к оставленному старику, то сразу понял- волноваться здесь уже нет смысла- Василий Харитонович, похоже, скончался. Глаза остеклененно смотрят вверх, а пульс отсутствует- пальцы Ворохова не почувствовали малейшего биения под кожей шеи того, кто минуту назад еще бодро стоял на ногах.

Тогда и подумалось Ивану- сегодня он как никогда подвержен «наваждению», то есть внушению «злой силы» с целью соблазнения заглянуть в свое прошлое. И пришлось ему трусливо покинуть вымершее вдруг здание, где только на крыльце которого им были замечены какие-то люди. А тем, по-видимому, никакого не дела до куда-то торопящегося мужика.

Да и весь город, теперь, словно не обращал внимания на него…

Впрочем, в данный момент, это мало беспокоит человека, голосующего такси. *

*Советы самому себе

Нельзя публично бояться смерти, поскольку дело это сугубо личное, как разговор с Богом.

В колокол бьет одинокий звонарь,

Ему, видимо, есть что сказать,

Только вот срамно у нас на душе,

Не все мы хотим вспоминать……

Следующим пунктом у меня значилась встреча ни с кем иным, как одноклассником Артуром Василевым. Почему именно с ним, из моей школьной жизни? В тот период осталось большой загадкой. Но в письме указан он, хотя, наверняка, можно было подобрать из того времени, персонаж и поинтересней. И я о нем фактически и не вспоминал все эти годы, прошедшие после выпускного вечера.

А еще показалось мне странным, что ныне живущий в Канаде, возьмет да и приедет в когда-то родной для нас обоих город, с единственной целью- поговорить со мной.

Примерно так я рассуждал и заодно, к тому же, мысленно переживал недавние события по Чугману, сидя в номере гостиницы с заказанным из бара виски. Вторая моя встреча назначена на завтра, в десять утра, у той самой школы, которую мы вместе закончили.

Пока упирался нетрезвым взглядом в футбольный матч по телевизору, из головы все не выходили три картинки: как в машину заталкивают носилки с Аркашей, как в кафешке моноложит назвавшийся Димой и как неожиданно, у кабинета собственного зятя, «протягивает ноги» Василий Харитонович……

Весь этот сюрреализм плохо действует на мою психику. И, пусть, много чего, за свои годы, Ворохов и повидал, такая череда, за короткий промежуток, случившихся и никак необъяснимых фатальных странностей, отчаянно будоражит фантазию. А спиртное здесь, оказывается, лишь усиливает ее полет.

Ну, а потом, ночью, долго ворочаясь в кровати, все пытался спрогнозировать наш будущий разговор с Артуром. Но конкретика слабо угадывалась. Да и о чем можно вести диалог с человеком, которому ты когда-то, будучи девятиклассником, дал по морде?

И еще, единственным выводом, теперь уже не вызывающий личных сомнений- это то, что сегодняшний день и, скорее всего, все последующие кем-то, заранее срежиссированы, а мне уготована, во всем этом, явно зловещая роль. При том постоянно преследует вопросительная деталь- зачем предполагаются встречи с теми, с кем, в массе своей, совсем не хочется видеться?

В общем, не столько уснул, сколько впал в какое-то пьяное забытье.

За завтраком, в ресторане гостиницы, ковыряясь вилкой в тарелке, испытывал стойкие симптомы похмелья. Слегка поправился, заказав двести грамм того же шотландского. На часах- половина девятого. Бывшая школа расположена в пятнадцати минутах неспешной ходьбы. Но решил выйти много загодя, чтобы, не дай Бог, не опоздать, как вчера случилось. Поскольку тут пунктуальность, похоже, имеет решающее значение….

И вот идет Ворохов, рассеянно смотря перед собой, а память продуцирует те школьные годы, которые, как и у многих, были прожиты с юношеским задором и ясным ощущением собственной неизбывности.

А что касаемо Артура Василева, то с ним он познакомился в восьмом классе физико-математической школы, куда и сам пришел в том же далеком сентябре.

Высокий парень с рыхлым телом маменькиного сынка, хорошо успевающий буквально по всем предметам, не считая физкультуры. С ней у него было мало общего. Другими словами- книжный тип отличника. В это единственное, для города, среднее учебное заведение такого профиля принимали (туда еще сдавались экзамены) с14-15 лет. И одаренные подростки, или дети блатных родителей, становились учениками элитной школы под номером 131.

Они сначала даже подружились, поскольку жили в одном микрорайоне и с уроков часто возвращались вместе.

Но где-то полгода спустя между ними пробежала «черная кошка». И вроде бы обычная ситуация для их возраста (впрочем, как и в любом), когда вдруг взаимную товарищескую симпатию сменяет тупая неприязнь. Да только Иван, тогда, не сразу объяснил причины этого себе.

Несколько позже, правда, к нему пришло понимание- почему? Одна из них неосновная и незаметная- негласное соперничество за звание лучшего ученика в классе (педагогический состав всячески культивировал такое). Ну, а вторая, и главная- это юношеская любовь Артура к рано созревшей, в своих формах, однокласснице по имени Тома.

Дело в том, что к общественной активистке- комсомолке Тамаре тянулись многие мальчишки, даже старшие. Уж не особо на личико и красавицей была, но обладала легким и веселым нравом с характером хохотушки. И прыщавые пацаны не переставали млеть, когда она, по-свойски, общалась с ними в компаниях.

Среди же, в целом, несерьезных поклонников этой девчонки Василев выделялся какой-то особой страдательностью в своих чувствах по отношению к ней. А вот она, видя это, лишь, зачем-то, задорила парня, всячески показывая ему личное «фи». Говоря иначе, имела место сплошная безответность на все его попытки неуклюже-подростковых ухаживаний за юной дамой сердца.

А где-то весной влюбленного девятиклассника совсем «переклинило», так как Томка и Ваня стали похожи на пару, что периодически могло вызывать у того приступы скрытой ярости ревнивца. Подобное всякий раз отражалось на физиономии Артура, в виде желваков и нездорового румянца, когда те начинали о чем-то перешептываться между собой.

Еще следует добавить, что изображать романтические отношения у Ивана, да и, наверное, у Тамары, был свой резон…. Сейчас он уже и не помнит – какой- все-таки больше присутствовала мальчишеская дурь, замешанная на подростковой жажде самоутверждения.

И поздней осенью, в десятом, ученики Ворохов и Василев окончательно оформились врагами. Если без излишних подробностей, то история такая….

Всем классом сорвали урок- не дождались опоздавшую, как оказалось потом, минут на десять, «англичанку». Некоторые разбрелись по улицам, а часть засела в школьной библиотеке, куда Иван зашел чуть позже других.

Приоткрыв дверь туда сразу услышал, за книжными полками, заговорщический голос Артура (примерное):

– А, давайте-ка выставим, в случае все же появления училки, Ворохова зачинщиком….

Потом выясняется- среди тех немногочисленных, кому это говорилось, находилась и Тома. Только на какие дивиденды рассчитывал мелкий пакостник?– осталось непонятным.

Не дожидаясь реакции тех, кто внимал ему и своего обнаружения, Ваня, быстро подойдя, с размаху въехал в скулу, когда-то сидевшему за одной партой. И еще несколько ударов последовало по корпусу в синей школьной униформе. Ну, а далее- кровоподтек на роже оппонента, вызов к директору и приход домой классной руководительницы вместе с истеричной мамашей Артурика, после недельного непосещения им уроков. И хотя теперь Иван оказался на грани отчисления, ни о чем не сожалелось, а наоборот- даже повысилась собственная самооценка.

А итогом всего этого будто бы и ничего, без каких-либо особых последствий, ни для кого. Сначала, классная дама, физичка, Вера Ивановна заявила на педсовете, что Ворохов покинет школу лишь через ее труп (правда сам провинившийся отнесся к возможной смене места учебы довольно безразлично).

Затем, Артур перевелся в параллельный и при встрече всегда отворачивался. И, наконец, какая-то полудетская игра во флирт Тамарки и Ворохова постепенно сошла на нет. Думается, объяснение они этому, тогда, вряд ли нашли. Выпускной окончательно развел «троицу». Василев поступил в престижнейший московский институт, Тома- в медицинский своего города, а Ваня стал студентом местного университета.

Касаемо дальнейшей судьбы Артура, то ею Иван никак не интересовался. А двадцать лет спустя от кого-то дошли слухи- мол он эмигрировал в Канаду, где и обосновался. Вот, пожалуй, и все.

Хотя года два назад в социальных сетях, случайно, натолкнулся на его антироссийские заметки по поводу Украины. На тот момент ему вспомнился этот бывший однокашник, чья фамилия в классном журнале писалась сразу перед «Вороховым» ….

И получается, давно практически забытый им человек, вдруг всплывает как участник второй встречи, словно один из значимых персонажей на жизненных перипетиях Ивана.

С Тамарой же, до отъезда из города, изредка пересекались, но больше на уровне- «привет-здрасьте». Примерно с таким багажом обрывочной памяти о Василеве, и того немного связанного с ним, шагалось сейчас, в сторону школы № 131. Неожиданно заморосил мелкий косой дождь.

И опять марш Шопена! Эти траурные звуки из мобильного с новой силой вызывают у меня тревожную безысходность. Трубка, как и вчера, полна ответного молчания. А какой-то, шедший навстречу, с удивлением уставился в мою сторону, пока я судорожно вытаскивал телефон из кармана. Да, что за напасть! Готов просто разможжить это устройство связи об асфальт. Но остаться без него тоже не лучший вариант. Поэтому приходится снова прятать в плащ.

Пятнадцать минут десятого стоял уже у школы. Видимо там идут уроки, поскольку во дворе почти никого. Решаю не заходить вовнутрь, а ждать на высоком крыльце под козырьком, чтобы сразу обнаружить себя. А в голове затеснились ностальгические воспоминания о том времени, когда был старшеклассником ….

Узнал его издалека, пусть постарел и отпустил рыжеватые усы. Похоже, спешил к назначенному часу, судя по скорой походке. На лице блуждает улыбка.

Поднимаясь по ступенькам, через одну, как бы опережающе приветствует:

– Салют однокласснику, Ване Ворохову!

– Ну, тогда здравствуй, Василев,– и протягиваю руку, стараясь пока быть вежливым.

– Кто все-таки нас удосужил встретиться и зачем, а? – мой первый вопрос.

Ныне канадец вздрогнул и лишь недоуменно пожал плечами:

– Мне лично пришло письмо на «электронку», где ты же сам просил срочно приехать. Причем, фактически, умолял сделать это. Разве я не прав? – здесь он округляет глаза цвета болотной воды и показывает на висящий сбоку ноутбук.

А ведь говорит уже с некоторым, заметил, акцентом. Мне с огромным трудом удалось сдержать себя, чтобы тот прямо тут, немедленно, предъявил мне доказательства этому. И тогда, не сговариваясь, мы пошли на выход, к трамвайной остановке. Напротив нее, еще с нашей юности, находился небольшой ухоженный парк. Туда и направились. А из-за сплошных туч выглянуло несмелое солнце. Присели на мокрую скамейку. Именно сейчас почувствовал, как этот субъект источает едва уловимый запах какого-то изысканного парфюма, смешанного с тленом, всегда чуть сладковатым. Но пока мне совсем не до того. Артур открывает свой навороченный компьютер. Да, убеждаюсь- там послание с моего e-mail. И текст, датированный недельной давностью, в общем-то, соответствует тому, о чем сказано им ранее.

– Послушай, до сегодняшнего дня я и не знал твоего электронного адреса. И уж точно не являюсь инициатором подобного рандеву. Поверь, никакого смысла, а тем более личного желания! Извини, но особенно с тобой,-

раздражение становится малоуправляемым.

Реакция Василева тоже предсказуема:

– Однозначно не хочу принимать твои слова, что не ты отправитель, за какую-то истину. Не за просто же так, бросив все дела, приперлись оба в эту даль! – тут голос повышается. И у меня окончательно сдают нервы:

– Ничего не понимаю! Сам то, кем будешь?!

Тот из недр пиджака достает канадский паспорт в иссиня черных корочках. Листаю страницы, все верно- никто иной как Артур. Возвращаю ему биометрический документ.

– Ответь тогда- почему, прочитав якобы мое сообщение, даже не удосужился списаться со мной? Что за безоглядность неразумная, тем более по отношению к тому, с кем тебя ну совершенно ничто не связывает? Может, разве, только память о мордобое, и та Тамарка, старая любовь?

После некоторой паузы прилетевший, аж, из-за океана становится надменно утвердителен, словно я ему чем-то обязан:

– Но, ведь и ты не просто так оказался здесь, и главное в это время.

Мне возразить особенно нечего. И наш диалог приобретает странный характер, где люди ведомы, сейчас, чьим-то недобрым умыслом.

Опять пытаюсь про себя, связать между собой вчерашние события с сегодняшним днем.

И мало получалось, пока неожиданно этот «мутный» не заговорил о «добрых и злых гениях», о которых уже наслышан.

Если и отбросить несколько несущественных расхождений с бредовой теорией о них, некоего, назвавшимся Димой Мельниченко, то, в общем-то, недлинное Артурино разглагольствование на эту тему во многом совпадает с его, сутки назад сбежавшего из кафе. И тут, по мнению Василева, сам он является центральной фигурой в такой «тройке», которую и окружают эти две

«ангельско-дьявольские» (мое определение) ипостаси. А подобное откровение, мол, пришло к нему во сне, в ночь, как раз сразу после прочтения им моего псевдоприглашения. И именно на утро проснулся с твердым убеждением- ехать надо.

Далее Артур замолкает и так пристально вглядывается в меня, а затем скорбным тоном изрекает, на каком-то русском из 19-го века (приведу концовку):

– в том духовном внушении было мне донесено, что слетав сюда, я, видишь ли, обрету знакомство с собственной «светлой и темной стороной». И тому противиться явно не в моих силах. А теперь, сие, стараюсь угадать- какую из них именно ты представляешь, сударь?

Взгляд этого типа вопросителен. Но я совершенно не собираюсь в чем-либо признаваться тому, кто лишь промелькнул в школьном прошлом Вани Ворохова.

Но вот определенная аналогия сюжетов из свежих своих впечатлений по Чугману и подданному, ныне, Канады так и напрашивалась…. И одновременно оставалась быть дремучей загадкой.

Погода начинает портиться- небо снова заволокло свинцом и поднялся промозглый ветер, порывами бросающийся каплями в лицо.

Считаю, вдруг, миссию по второму пункту навязанного извне «путешествия» выполненной. Поэтому поднимаюсь со скамейки, закуриваю и отрывочными фразами:

– хочу сказать тебе- прощай…. А еще добавлю-

– думаю, зря ты сюда приперся…. Мог, пожалуй, и не приезжать.

На Артура жалко смотреть, весь как-то сник и побледнел.

– Иван, все-же ответь, прежде чем уйти,– а в интонации появилась просительность.

– Не понимаю, на что конкретно?

– Но получается ты же был в курсе чего-то, раз мы встретились сегодня, – резко привстал.

– Кивать, по-видимому, нам следует на случайности и другие нелепые совпадения,– только и остается, таким образом, прекратить разговор с ним.

И, не подав руки, разворачиваюсь, с целью покинуть это место. А вслед, не пройдя и десяти шагов, раздается отборный мат в мой адрес. Медленно оглядываюсь, но того уже нет, словно испарился, хотя вокруг особо и негде спрятаться. Бегом возвращаюсь. И вправду, поблизости никого- лишь брошенный мной, еще дымящийся, окурок, да кем-то, где сидели, оставленная пуговица.

Трогаю себя- вроде осязаем. Из оцепенения выводит шопеновская мелодия в мобильном. Но брать трубу, чтобы в очередной раз услышать, на том конце, молчание, нет ни малейшего желания. И все-таки нажимаю на зеленую кнопку. Так и есть- чье-то еле уловимое дыхание….

Очнулся я неуклюже развалившись на той же парковой лавке, где совсем недавно рассиживал с Василевым. Глянул на часы, те показывали половину двенадцатого. Значит провалялся здесь около сорока минут. Чуть поодаль резвилась собачья стая, похоже у них своя «свадьба». И какая-то проходящая мимо пенсионерская пара внимательно наблюдает за всем этим.

Что же, однако, произошло? – задаюсь немым вопросом. А воспаленное сознание мысленно диктует- Иван Ворохов, просто-напросто, втравлен неведомым роком в большие неприятности.

Когда уже выходил за территорию, неизвестно почему вспомнилась одна дурная Артурина школьная привычка- он любил грызть заусенцы, причем не стесняясь. Сейчас такого за ним, вроде, не заметил- значит избавился, получается, от нее. Или, может, я встречался с совсем другим человеком? Какие глупости лезут в башку! Хотя им, теперь, самое время быть там! *

*Советы самому себе

Не делай из совести категорию высшей духовности- она не всегда абсолютна, даже в своих лучших проявлениях.

Короткая память как признак эгоизма,

Недлинные проводы- пробелы судьбы,

А мы же влезаем в пределы коллапса,

Тогда и живем от вранья до беды ….

Завтра ему, Ворохову, надо лететь уже обратно. Третьим свиданием обозначено с неким господином по имени Алексей, с конско-кастрированной фамилией- Меринов.

С этим, он лет пятнадцать назад, начинал один из своих бизнесов. Познакомились они, в общем-то, случайно. Много младше, тогда еще студент, этот высокий, сутулый парень совсем неожиданно появился на пороге офиса. По его словам- проходил, как-бы мимо, увидел новую вывеску. А поскольку, с недавних пор, искал хоть какой-нибудь приработок, то не преминул зайти в эту дверь. И прямо с первой беседы скромный на вид Леха немало удивил предпринимателя со стажем. Прежде всего своей заряженностью быть крайне полезным в любом начинании шефа. Такое им проявление бизнес-энтузиазма, причем не заикаясь даже о зарплате, тогда, слегка подкупило, Ворохова. Плюсом ко всему, как показало дальнейшее, молодой человек обладал недюжинным талантом схватывать все налету, при хорошей деловой коммуникабельности.

Говоря иначе, почти сразу сумел понравиться работодателю. А если быть кратким, где-то через пару месяцев Иван назначил этого Меринова командовать направление лизинговых сделок. В свою очередь, в целом устоявшийся коллектив посчитал его явно выскочкой и карьеристом. Но их начальник словно не замечал или не желал понимать поступающие сигналы «народного» недовольства. Главным коммерческим критерием Ивана, по тем временам, являлась прибыль собственного предприятия, а не разбираться в тонкостях взаимоотношений подчиненных. Поначалу руководитель, и вправду, не мог нарадоваться на ушлого и деятельного молодца. Подобного рвения Ворохов давно не наблюдал. Ну, а в связи с тем, что лизинг постепенно стал приоритетным в финансовых показателях фирмы, ему пришлось пересмотреть и несколько скорректировать тогдашнюю форму оплаты труда сотрудников.

Сейчас он сам себе удивляется- почему им был пропущен момент, когда повелся на поведенческие трюки Алексея. Казалось, вроде бы все устраивало уже опытного управленца- тут и наличие результатов, и дисциплина, и, наконец наличие корпоративного духа.

Но оказывается, всего одна неучтенная деталь, в созданном тобою же «механизме» под названием- «слаженно работающая организация», и все может враз нарушиться.

Этим бракованным «винтиком» суждено было стать некоторой застарелой Вороховской неразборчивостью в людях. Именно она, часто, являлась основной причиной, которая делала из Ивана Александровича, пусть и временно, отъявленного мизантропа. Он знал, конечно, за собой этот грех, базирующийся на личном тщеславии и тяге с чужой, если даже ничем не прикрытой, лести в свой адрес. Сколько раз из-за этого приходилось пребывать в депрессиях и последними словами проклинать мир, а еще собственный характер. Но потом не забывал с определенной маниакальностью наступать на те же «грабли». Словно здесь имело место какая-то его запрограммированность на такую слабость, свойственную многим смертным.

Вот и тогда прием на работу человека по фамилии Меринов обернулся тем-то похожим. Очень неглупый и голодный до денег, к тому же с театральными задатками, как-то исподволь сумел сделать так, чтобы на своем дне рождения удостоиться быть названным самой достойной сменой на посту руководства фирмы. До такого договорился Иван- хозяин и основатель. Так быстро втереться в доверие- это несомненно талант. Хотя для самого Ворохова, до появления данного фигуранта, ничего не предвещало подобного хода мыслей. А в то время возникла уверенность- пришла пора заняться чем-то другим, в более глобальном масштабе, а контору передать под начало Лехи. Правда следует признать- он всегда четко понимал, что продвижение любого, особенно из ниоткуда возникших, пусть и креативных, вызывает, в массе, у остальных лишь глухое раздражение и неприятие. Но такова, к сожалению, человеческая натура.