Игорь Аркадьевич Жуков родился в 1964 году в городе Коврове Владимирской области, окончил филологический факультете Ивановского Государственного университета.
Автор книг стихов «Преимущества маленьких» (Иваново, 1992), «Ястребы охлаждения» (Иваново, 1999), «потеря совести еще не потеря чести» (Москва, Издательство Р. Элинина, 2002), «Язык Пантагрюэля» (Москва, «Арго-Риск», 2007), а также многочисленных книг стихов и сказок для детей, инсценировок сказок для Радио России, сценариев для детских телепередач, стихов для кино- и анимационных фильмов. Председатель Партии Пантагрюэлистов России и основатель Общества Беззащитных Поэтов.
Оглавление
Игорь Жуков. Готфрид Бульонский
1. Что-то такое – наверное, блудный сын
Третий Рим обрел третий смысл (Эпизод истории очередной погони)
Эдгара по начитались вороны
Фрагмент бала Фаберже для VIP-персон (Застолье-дивертисмент)
Обед генриха VIII
Гимн жизни
Готфрид Бульонский
Что-то такое – наверное, блудный сын
Общество Беззащитных Поэтов
Герои Серджо Леоне
Что-нибудь нежное для Лизы
Дудочка Вергилия
2. Илюша Жуков и физика реки
Девочка Долгоежка
Паломничество снежных баб
Наклонная восемь
Исповедь в сторону эстетики
«Конформист» Бертолуччи (1970). Стефания Сандрелли и Доминик Санда
Наблюдение за полярником
Надежда и пальто
Флейтист и таксист
Илюша Жуков и физика реки
Царь Ворон
Обезьяны
Вергилий и Данте
Кузнечик Льва Николаевича
Портрет широкоскулой блондинки
Портрет графа в исполнении Уго Тоньяцци
Дедушка Петр Тимофеевич
3. Колыбельная для моей дочери Лизы
Исповедь человека, который стал змеей
Я ищу рыжего клоуна
Молитва местоимений
Что-то у нас с лисой
Знаки припадания
Колыбельная для
Колыбельная для моей дочери Лизы (Ко́лыбель Ли)
Отрывок из книги
Поэт, прозаик, детский писатель Игорь Жуков, признанный лидер ивановского литературного андеграунда, бывшего в 1990-е довольно заметным явлением, последнее время живет в Москве. Впрочем, его физическое присутствие в столичной литературной жизни не меняет уникальности индивидуально выработанного поэтического метода.
Частенько Жукова сравнивают с обэриутами: ирония, абсурд, гротеск его текстов дополняются ситуацией «взрослого» автора, за пределами литературного сообщества более известного как автора «детского». Это сравнение поверхностно: определение линий наследования невозможно по столь расплывчатым параметрам, как вышеуказанные. Обэриутская (опять-таки, надо разделять Олейникова и Хармса, Введенского и Заболоцкого – всё это разные миры и разные поведенческие, творческие модели) линия подразумевает особый тип постапокалиптической метафизики, у Жукова же мир искажен, но не устранен. Предмет его поэзии, в конечном счете, – лирическое переживание, а не онтологическое конструирование или критика бытия, просто это лирика, существующая в пространстве невозможности прямого лирического говорения. Отсюда, быть может, некоторая изоляция Жукова в эпоху утопии «прямого высказывания». Но здесь нет и постмодернистского гиперрефлективного выверта а ля Умберто Эко («я знаю, что ты знаешь, что я знаю»).
.....
В последнее время стихи Жукова насыщенны особой, пронизительной и рагической нотой, так, вроде бы, несхожей с его безумным бестиарием. Но это как раз доведение метода до логической и закономерной стадии просветления: « машина удаляется под флейты затихающие звуки / через два квартала водитель / тоже плачет» .
Мир Жукова – распадающийся, шизоидный, состоящий из разно-контекстных образований. Он населен фантомами и симулякрами, однако эти не-сущности обретают сущностные характеристики, оживают. Даже обыденность выворачивается непредставимой, порой вселяющей ужас стороной: «когда я сражался с котом / пытался ткнуть кошачьим носом / в обделанные им бумаги с буквами / кот становился в 100 раз сильнее / он царапался кусался шипел как тигр / он становился похож на / во все стороны слепо и беспомощно / отбивающегося от опасности ребенка – / как в детском саду 40 лет назад / на прогулке возле неимоверно высоких кустов – / это было невыносимо / мне становилось стыдно / и я просил у кота прощения…».
