Читать книгу Три приятеля (сказка) - Игорь Квентор - Страница 1

Игорь Квентор

Три приятеля

(сказка)

© И. Квентор, 2004 г.

Часть первая. Начало пути.

ГЛАВА 1.

Жили – были три приятеля. Старый хиппи Гаша Туманов, бывший шпион-резидент Эдик Гонзалес и индеец из племени ирокезов по прозвищу Прыткий Мокасин. Обитали они в небольшой избушке на краю заброшенной деревни. Кроме них в деревне имелось ещё три с половиной старухи и один старый и тощий Змей Горыныч.

Бабульки целыми днями мусолили семечки и матерно поругивали Горыныча, от чего он всегда был злой и насупленный. Мужики иногда заступались за Змея, но старух было не переубедить. Всё им казалось, что Змей хочет их похитить и надругаться над каждой по очереди.

Как-то ранним, погожим утром, когда на дворе было начало весны, и мухи только-только народились, трое приятелей уселись на лавку у плетня и забили первую Трубку Мира. Сей нехитрый ритуал, однако, был нарушен воплями старух и тревожным хлопаньем крыльев Горыныча на пустыре.

– Опять старухи Змейку мутузят, – огорчился Гаша.

– Клянусь своими сапогами, – вскричал Эдик, – я их на ремни порежу, вот прям щас!

– Плохие, однако, ремни выйдут, – заметил Прыткий Мокасин задумчиво, но для дела также улюлюкнул разок сурово.

– Надо Змея выручать, – сказал Эдик и решительно побежал на пустырь.

Гаша не любил драться, особенно со старыми женщинами. Да и Мокасин тоже не спешил. Однако забористый испанский мат Эдика и утробный рык пернатого призывно звали в бой. Гаша на всякий случай снял очки, а индеец протёр томагавк.

На пустыре в клубах пыли бились не на жизнь, а насовсем. Причем старухи явно теснили Змея с Гонзалесом на спине, прикладывая их обоих то кочергой, то ухватом.

– Падлы-ы! Los tontos! Суки поганые! Los agujeros centenario! – свирепо кричал Эдик, всё сильнее краснея лицом.

Индеец хыкнул что-то своё, индейское и кинулся врукопашную. Томагавк он благоразумно припрятал за скамейкой, чтобы не отняли. Гаша попытался по старой хипповской традиции уговорить бойцов заключить перемирие, но это было бесполезно. Бабки вошли в раж и всё метили в причинное место крылатому, но попадало больше Гонзалесу. От этого Эдик перешёл на, совсем уж, какой-то мексиканский диалект, и разобрать его вопли было весьма сложно.

Конец битве, как всегда, положил урядник из соседней деревни. Он ещё издали увидел столбы пыли и притарахтел на старом «Иже», чтобы вмешаться, значит, как и положено по службе. Для пущей убедительности он прихватил фуражку и ПМ с накрученной на ствол пластиковой бутылкой, чтобы круче выглядело. Это он увидел в каком-то кино.

Урядника старухи почему-то любили, хотя с виду он был ничем не примечателен, да и неказист. Видимо фуражка и штаны с лампасами внушали им некое уважение и обладали особой притягательной силой.

– Всем стоять, бояться! Чё за разборки на вверенной мне территории?

Урядника звали Толиком, и говорил он, стараясь веско ронять слова, как в крутых боевиках.

– Слышь, Толян, не гони волну, – ответила самая старшая из бабок, – мы тут, чиста канкретна, оттопыриваемся.

Она тоже любила смотреть фильмы про бандитов и неплохо насобачилась выражаться по ихнему.

Эдик злобно таращил правый глаз на Толика, а левый был подбит и выглядел, как у китайца с будунища. Эдик молчал, как и положено шпиону-резиденту, но мысленно пожелал уряднику сдохнуть, как паршивой el perro.

Змей тяжело дышал и тоже молчал, тихонько проклиная вредных старух, малого с пистолетом, Эдика, который здорово намял старую спину, да и всех остальных тоже. Но он привык жить рядом с людьми и не мог покинуть деревню.

А индеец под шумок тихо растворился в близлежащих кустах. Не хватало ещё, чтобы его замели с холодным оружием.

Гаша был только рад своевременному появлению Толика и принёс уже трубку, чтобы мирно раскурить ее на всех. Однако старухи потащили Толика в свои хоромы, намекая на «выпить-закусить», Змей упорхнул в свою будку, а Эдик что-то бредил по-испански, и подходить к нему сейчас было опасно.

Вечером, сидя на лавке, трое приятелей бурно обсуждали утреннюю стычку с подлыми

старухами и решали, как быть дальше.

– Да удавить их всех вместе с урядником, – горячился Эдик, – у меня и струнка подходящая есть и шашка наточена!

– Однако плохо это, и скальпы у них ничего не стоят, – отозвался индеец, нахмурив иссиня-черную бровь.

– Братцы, а давайте махнём стопом на юг, к морю? Там сейчас хорошо-о-о, – мечтательно произнёс Гаша и потянулся, захрустев суставами.

– Ага, – злобно ухмыльнулся Эдик, – Так нас троих и взяли стопом, ищи дурака. А про Змея ты подумал? Неужели оставим этим подлым ratas на растерзание? Они же из него холодец сварят!

– Да-а, Горыныча жалко. Дык ёлы-палы, давайте на нем и полетим! – пришла в голову Гаши блестящая идея.

– Ну да, так он тебе и согласится таскать на спине троих придурков, – засомневался Эдик, – Он же старый.

– А мы ему наплетём что-нибудь про варанов и других его родственников, да и кости пусть погреет на солнышке!

– Дурак ты, пипл, вараны в пустыне живут, а свои кости Змей может и не донести до югов то.

– А мы с остановками, да с привалами полетим. Может, Горыныч себе Горыновну какую-нибудь найдет в тех краях. Он хоть и старый, да видный ещё мужик.

– Ну, это ты загнул. То, что у него видно может и не работает вовсе.

– Работает, – с обидой в голосе отозвался Змей. Он уже давно прислушивался к их разговору, лёжа за плетнём и, вообще-то, был не против улететь из деревни, но один боялся это сделать.

– Вот и ладушки, – обрадовался Гаша, – Завтра же и отправимся!

– Пойду пошаманю маленько. Надо с духами пообщаться, – насупился Мокасин и побрёл в лес, на ходу раскрашивая лицо мелом и свёклой.

* * *

Всю ночь в лесу не утихал грохот там-тамов и невнятные завывания индейца.

– Ты смотри, как Мокасин разгулялся со своими духами, – заворчал Эдик, зябко кутаясь в своё короткое пончо, – Наверное, уже обо всём добазарились и водку без нас трескают.

– Что ты, брат, духи водку не пьют, – отозвался Гаша сонно.

– Ага, они её нюхают. Ну и фиг с ними, пусть хоть ужрутся, а я с ними бухать не стану. С духами вообще лучше не связываться. Тёмный народ, да и пугать они горазды.

– Это точно, особенно по обкурке.

– Ладно, спать давай, а то завтра дел куча, – поспешил закончить разговор Эдик, пока Гаша не пристал опять со своим Кастанедой и его кактусами.

Очень не любил Гонзалес этот пустой трёп об Нагуале и непонятных Союзниках. Это всё равно, что пытаться папуасу рассказывать о Бабке Яге, Кощее и разномастных Иванах– дурачках. Каждому – своё, справедливо полагал Эдик и всегда уходил от разговоров на эту тему.

Гаша же, напротив, считал, что вполне осведомлен в данном вопросе и весьма усердно практиковал осознанное сновидение, хотя чаще всего просто вырубался, аки труп. Что сильно озадачивало его всякий раз по утру, но ничего поделать с этим он не мог. В глубине души он сильно подозревал, что Гонзалес знает гораздо больше, чем говорит. Но до сих пор ему никак не удавалось застать его врасплох. Ведь Эдик был шпион-профессионал.

* * *

Утро выдалось такое же солнечное и по-весеннему радостное, как и вчера. Индеец

сидел за столом и весьма бодро попивал матэ с сахаром вприкуску, будто и не гудел всю ночь напролёт.

– Во даёт краснокожий! – уважительно воскликнул Эдик, – У меня вот лично с будуна рожа аж синяя и опухшая донельзя, а этот сияет себе, как медный пятак и хоть бы хны! Научи Чингачгук Ирокезыч, как это тебе удаётся?

– Чингачгук мне не брат. А насчёт остального, я и сам не знаю, как оно получается.

– Лукавишь нерусский, ну да ладно, плесни-ка и мне чаю.

Гаша тщетно силился вспомнить, что ему сегодня снилось, но перед внутренним взором мелькали неясные обрывки и что-то смутно знакомое. Наконец ему надоело бороться с самим собой, и он открыл глаза.

Дикий вопль огласил все закоулки глухой деревни, и даже Горыныч подскочил в своей конуре, больно ударившись головой о потолок. И таки было от чего орать! Индеец развесил по всей избе свои шаманские причиндалы на просушку, и древняя маска со страшной рожей оказалась в аккурат над физиономией Гаши.

Приятели снаружи просто покатились со смеху, роняя посуду и расплёскивая чай по рубахам и штанам.

– Что, хиппоза, осознал чего-то или Союзник одолел? – утирая слезы, подначивал Эдик.

– А-а, суки позорные, чтоб вы сдохли!

– Ну, это ты со зла-а-а. На-ко, выпей чайку и успокойся.

Индеец на всякий случай снял маску с верёвки и убрал её в мешок, что-то тихо при этом приговаривая и поплёвывая в сторону.

Гаша ещё некоторое время испугано озирался по сторонам, матерясь и не замечая, что пьёт из пустого стакана.

Тут в избу вежливо постучали, и в дверях появилась голова Змея. Гаша хотел, было, снова закричать, но вовремя опомнился и только икнул очень громко.

– А, Горыныч, давай заруливай к нам! – обрадовался гостю Эдик, – Лихо мы вчера старухам навешали, правда?

– Скорее, они нам, – поморщился Змей, не желая вспоминать об этом. – Я пришел узнать насчёт путешествия на юг. Это правда, или вы вчера просто так трепались?

– Ты за кого это нас тут считаешь? – возмутился Эдик, – Мы, чисто, за базар отвечаем! Если решили что едем, значит, так тому и быть. Эй, Мокасин, друг, что духи тебе поведали?

– Таможня даёт добро. Им теперь вообще всё по барабану. Я там, в лесу, такой сейшен забабахал, что им на всё лето впечатлений хватит.

– Вот и ништяк! Сейчас позавтракаем, соберём чемоданы и айда.

– Только это, на спине я вас не потащу, – предупредил Змей. – У меня в ней, почти что, радикулит назрел. Вот соорудите что-нибудь типа корзины, как на воздушном шаре, тогда другое дело.

– Ну ты, блин, озадачил, пернатый друг, – в замешательстве произнёс Эдик и с силой потёр сизый подбородок, потом в затылке, а потом снова в бороде.

– Дык, ёлы-палы, у нас в сарае здоровенный кусок брезента валяется без дела! – радостно воскликнул Гаша, – Из него чего хошь можно соорудить!

– Не валяется, а лежит, – веско поправил Мокасин.

– Ну, коли так, то хоп ништяк!

Основу решили сделать из веток и жердей, разобрав старый плетень. Мокасин лихо

орудовал томагавком и внутренне радовался, что именное оружие, доставшееся ему от вождя ирокезов, хоть иногда используется в деле. Эдик, как разведчик-профессионал, взял на себя руководство по постройке корзины. Он давал умные советы, и сам их выполнял, так как строить пришлось в основном ему.

Гаша собирал шмотки, провизию и книги. Много книг. Он взял все тома Кастанеды, хотя знал их почти наизусть, затем целую кучу всего по теории и практике дзэн и ещё множество всяких брошюрок, вырезок из газет и журналов, и прочей макулатуры.

Набралось два увесистых чемодана. Эдик, не отвлекаясь от постройки корзины и даже не оборачиваясь, покрутил пальцем у виска и сказал, что Гаша может хоть съесть оба этих чемодана, но в корзину он их не допустит, так как рассчитана она только на трёх человек и минимум жратвы. Гаша часто-часто заморгал, и на глаза его навернулись горькие слёзы.

– Как же я без них буду практиковать? – с тоской в голосе заныл пипл, пытаясь разжалобить сурового Эдика.

– Да как хочешь! Хоть пупок на лбу нарисуй! Хочешь я тебе на стенке корзины точку чёрную сделаю. Медитировать на нее будешь. Пойдёт?

– Не хочу чёрную.

– Ну, тогда красную. Хочешь красную?

– А, рисуй чё хошь, мне уже по барабану, – вздохнул Гаша и пошёл вытряхивать свои чемоданы.

К обеду корзина была почти готова. Осталось только привязать крепкие канаты и совершить пробный полёт вокруг деревни. Да вот с канатами как раз и вышла осечка. Не было канатов, хоть ты тресни. Эдик подумывал о том, чтобы тиснуть у старух верёвки, на которых те сушили своё terrible y enorme исподнее, но его терзали сомнения в их прочности. Да и по шее огрести снова не хотелось. Не то, чтобы он боялся, но это было просто не стоящее дело для настоящего мачо.

За хорошим канатом следовало ехать в соседний посёлок. Там у местных рыбаков можно найти всё, что пожелаешь. Эдик решил не доверять такое ответственное дело кому попало, и сам отправился в посёлок на велике.

Вскоре во дворе появился Толик. Он был обязан знать, что и где без него творится нехорошего. Излишняя активность приятелей была весьма-а-а подозрительной.

– Чё за ботва? А это чё ещё за ящик? Уж не контрабанду ли возить собираетесь?

– Да какая контра, начальник, это мы за грибами будем ходить летом, – хотел отмазаться Гаша.

– Ага, я чё ваще на барана похож? – сказал Толик и сделал взгляд ещё подозрительнее.

– Бледнолицый брат правду говорит, – гордо ответил Мокасин. – Я знаю такие места, где грибы размером с таз и их там очень много, хау!

– Чё вы мне тут втираете, а? – разозлился урядник. – Я вам щас такие грибочки устрою, простым поносом не отделаетесь! А ну колитесь, зачем ящик и где ваш третий подельник?

– А ордер у тебя, например, имеется? – вдруг осмелел Гаша. Ему смертельно надоел этот вредный мент. К тому же Толик был сегодня почему-то безоружен. Видимо забыл пистоль у старух. А может, и вовсе где-то выронил.

– What the fuck is this?! – хотел было заорать Толик, но забыл, как правильно это произносится и только выразительно икнул и повращал глазами. Без пистоля было стрёмно возбухать, и он примирительно предложил закурить, если есть у кого. Гаше не хотелось угощать мента папиросой, но плохой мир лучше хорошей войны, и он решил не жадничать.

Мокасин хранил суровое молчание. Поняв, что ничего ему тут не обломится, Толик решил ретироваться и прийти попозже, но уже при оружии. Вот тогда они живо все расколятся и даже будут умолять допросить их ещё по разу. Он шёл позади сараев и с упоением придумывал разные и заковыристые способы мести, поглядывая по сторонам: не сверкнёт ли где воронёная сталь его табельного оружия.

ГЛАВА 2.

В рыбачьем посёлке царило оживление, и витало тяжкое амбре из смеси запахов рыбы и самих рыбаков, нещадно смоливших самосад и подолгу не видевших баню. Эдик считал себя натурой утончённой, и у него жестоко сводило ноздри от подобных ароматов. Но он также являлся настоящим разведчиком. Поэтому, не смотря ни на что, упрямо пилил на велосипеде в гору, где находилась контора.

Заведовала тут всем дородная и потомственная рыбачка Клава. Вернее Клавдия Петровна Репкина. И, хотя ей было порядком за пятьдесят, выглядела она, как и её фамилия, крепкой и ядреной. Зная, что на халяву тут ничего не обломится, Эдик решил действовать обходным путём. Он взъерошил свои испанские кудри, расстегнул до пупа рубаху, обнажив не менее кудрявую грудь, и с понтами подкатил к необъятному, как и его хозяйка, столу.

– Buenos dias,senora! Как удивительно видеть в таком суровом месте столь прекрасную и нежную фиалку!

– Чё? Ты куда это меня сейчас послал?

– Что вы, что вы! – поспешил поправиться Эдик. Он хоть и был когда-то ловеласом, но быстро понял, что тут его приемы не прокатят.

– Я лишь хотел сказать, что меня восхищает ваше мужество. Вы очень смелая женщина, раз находитесь среди этих грубых и скверно пахнущих мужчин.

– Насчёт этого ты прав, – вздохнула Клава, – Мужики тут – одна сволочь. Того и гляди, чего-нибудь сопрут, да пропьют. Ну, а ты кто такой и чего тут шаришься? Может, тоже спереть чего надумал или ты шпиён какой?

Внутри Эдика что-то ёкнуло и сжалось.

« – Неужели раскусила?» – подумал он, прикидывая в какое окно лучше выпрыгнуть.

– Да ну, что вы! Какой из меня шпион. Я же ж из соседней деревни буду, – стал втирать Эдик, с трудом вспоминая исконно деревенские словечки и присказки. Но в голову лезли исключительно матюки и прочие гадости.

– Ладно врать-то. Говори уж, зачем пожаловал.

Чем-то этот цыганистый малый понравился Клаве, да и не шибало от него портянками и махрой.

– Да вот видите ли, уважаемая Клавдия Петровна, не найти в нашей деревне нормального каната крепкого.

– А на кой ляд тебе этот канат понадобился? Может, удавить кого хочешь или сам сподобился?

– Скажете тоже, удавить! Я мужчина серьёзный и честный. Между прочим, не женат.

– Есть у меня канат приличный, а чем расплачиваться будешь?

– Да вы знаете, сегодня я не при деньгах, но вот на будущей неделе вполне смогу с вами расплатиться, – соврал Эдик, не моргнув не единым глазом.

– Ври больше, – усмехнулась Клава, – Вот ежели отработаешь, тогда и получишь что хошь. Тем более, если ты не женат. Пойдём-ка в закуточек.

Эдик плёлся за широкой кормой Клавы и никак не мог догнать, что она имела в виду, когда вспомнила о его семейном положении. Но когда дверь на складе с шумом захлопнулась, а Клава лихо скинула необъятный халат, у Эдика волосы, все что есть, встали дыбом, и его прошиб холодный пот. Перед ним было не просто страждущее тело. Это тело могло поглотить его целиком, без остатку. Эдик тут-же дал себе слово, что если останется жив, то в будущем будет расплачиваться исключительно деньгами.

Прошло немногим более трёх часов, когда из сарайчика вышла тень, туго обвязанная толстым канатом. В этой странной фигуре с трудом угадывалась личность Гонзалеса. Эдик что-то невнятно бормотал по-испански. Отчётливо было слышно только два слова: Esto imposible.

Он с трудом оторвал от сарайчика свой велик и пошёл обратно в деревню пешком. Внезапно его осенила догадка, почему местные мужики предпочитают подолгу не мыться. Это ведь защитная реакция! Для большинства из них подобная встреча в сарайчике могла стать последней.

Отойдя подальше в лес, Эдик устало прислонился к древней сосне и выпал из этого мира. Ему чудилось, будто тело его стало лёгким-лёгким, и он воспарил над верхушками деревьев. Небо было необычного белёсого оттенка. В глазах немного двоилось, но вскоре стало видно лучше. Сзади раздался оглушительный рёв, и что-то сильно щёлкнуло в обоих ушах. Затем стало тихо-тихо.

– Вот и кердык мне настал, – подумал Эдик и оглянулся в поисках какой-нибудь нечисти. Ангелы за ним вряд ли придут. Но кругом царила всё такая же белёсая марь, и никто не спешил его жарить на сковородке.

– Неужели прав был Гаша, когда болтал про свои астральные полёты, и я сейчас торчу где-то без собственного тела? Во прикол! А ведь приятно-то как! Скажу кому, не поверят.

Он попытался себя оглядеть, но увидел лишь неясную тень. Внизу тоже было ни фига не видать. Такое же марево. Эдик решил немного тут повисеть и отдохнуть между делом. Время совсем не ощущалось, и лень было вообще о чём-то думать. Мимо неслышно проплыла чья-то тень.

– Эй, кто тут? – хотел крикнуть Эдик, но язык его не послушался, да и не было у него теперь языка. Однако тень услышала его и бесшумно приблизилась. Ничего страннее Эдик в своей жизни ещё не видел, хотя как разведчик повидал не мало. Существо было похоже, скорее, на большой мешок, но у него имелись глаза. Два вполне обычных глаза, где-то посередине.

– Ты кто такой будешь, Глазастый? – подумал Эдик.

– А как ты считаешь? – подумал в ответ мешок.

– Ну, на рогатого с вилами и сковородой ты явно не похож.

– А, ты про этих. Так их видят те, кто в них верит.

– Ты хочешь сказать, что я верю в мешки с глазами?

– Сам ты мешок. Это ты так меня видишь. А вообще я сам по себе. В меня необязательно верить. Впрочем, как и в тебя. Ты ведь тоже существуешь не оттого, что в тебя кто-то верит.

– Ну, замутил ты, Глазастый. Можно так тебя называть? – спросил Эдик.

– Называй, как хочешь.

– А я Эдуардо Гонзалес, чисто конкретный испанец. Можно просто Эдик.

Мешок пожал плечами. Ему было не особенно интересно, как зовут этого чудака. Он иногда видел таких в данной проекции, но откуда они приходили было не ясно. Кто-то называл их людьми и ещё говорили, что в таком виде они уже мёртвые. Но этот был явно живой и как-то странно искрился.

– Ты уже мёртвый или нет? – спросил мешок.

– Ты чё, опух? Какой же я мёртвый, если с тобой сейчас болтаю?

– Да тут все кому не лень болтают. Разве ты не слышишь?

Эдик прислушался. Краем своих призрачных ушей он всё время слышал некий писк. Но стоило ему обратить на это внимание, как мир опять взорвался у него перед носом и продолжал греметь по нарастающей. Вдруг резко всё прекратилось, когда Эдик почувствовал щелчок по лбу.

– Э, да ты в первый раз тут что ли? – спросил мешок с глазами.

– Да уж как-то не приходилось бывать здесь раньше, – сказал Эдик, потирая свой призрачный лоб. Шишка на нём набухала совсем не призрачная.

– Тогда один тут лучше не шляйся.

– Да знаешь ли ты, что я самый крутой в здешней округе шпион-разведчик по прозвищу «Холодный ум – стальные яйца»! – выпалил Эдик и тут же осёкся. Какой же он, нафиг, разведчик, если вот так первому встречному мешку с глазами открылся. И причём тут стальные яйца? Что-то неправильное было в этом странном месте.

– А тут всегда так, – сказал мешок, – Нужно следить за своими мыслями, а то ничего ни от кого не скроешь.

« – С этим парнем нужно быть осторожнее», – подумал Эдик и сразу понял, что тот тоже его услышал.

– Да ты не волнуйся, – успокоил его мешок, – Мне твои секреты не интересны. Просто если снова здесь проявишься, то зови меня, а один не суйся никуда. Этот мир вовсе не такой простой, как кажется на первый взгляд.

– А как же я тебя тут найду?

– Я же говорю, позови меня и всё. Можешь крикнуть «Глазастый», и я прилечу. А сейчас ты снова будешь в своём мире. Я вижу, что ты мерцаешь.

Эдик и сам почувствовал, что куда-то плывёт и в глазах становится всё темнее. Очнулся он, лёжа физиономией в прошлогодних листьях. На лбу ощущалась вполне явственно нехилая шишка. Велик валялся рядом.

– Вот это я навернулся рогом обо что-то, – поморщился Эдик, потирая репу. – И какая сволочь меня всего связала этим дурацким канатом?

Постепенно в памяти всплыло странное место с говорящим мешком, поход в посёлок и огромная Клава. От последней мысли его всего передёрнуло, и тело покрылось мурашками.

Голова немного кружилась, но опыт подсказывал, что сотрясения нет. Размотавшись и запихав канат в рюкзак, Эдик сел на велик и потихоньку поехал до дому. Своим корешам он решил не рассказывать все подробности этой поездки. Особенно про нездешний мир. Если Гаша об этом услышит, его чего доброго Кондратий хватит от зависти. А про шишку можно наплести чего угодно.

– Скажу, что с местными подрался. Четверых уделал, как cachorro, а вот пятый успел, таки, зацепить веслом. Его я тоже уделал. Точно! Так и скажу.

В деревню Эдик прибыл только к вечеру. Гаша с кислой рожей смолил трубку, а индеец куда-то пропал. На копне старого сена лежал Змей и мечтательно смотрел в небо. Он уже весь был там, на юге. Змей никогда не видел моря и прикидывал, насколько оно может быть больше местного пруда. Он не заметил, как во двор заехал Эдик, отсвечивая лбом.

– Ты, наверное, в Москву за верёвками ездил, – съехидничал Гаша, но, заметив рог, засмеялся. – Да у тебя же мозг растёт! Смотри, как извилину выперло.

– Смейся, смейся, диссидент недобитый, – огрызнулся Эдик. Он сходил в дом и приложил к пылающей голове медную кружку. Сразу полегчало. Он уселся рядом с Гашей на скамейке и тоже припал к трубке.

– Какой же я диссидент? – обиделся Гаша, – Я теперь даже не хиппи, а натуральный толтек.

– Ты теперь натуральный торчок, – передразнил Эдик и сам засмеялся удачной шутке, но тут же поморщился от боли. Гаша перестал обижаться и участливо спросил:

– Что, Эдик, били?

– Кого били, меня били?! Да я там их всех положил! Они на меня с вёслами да баграми, а я лишь голыми руками. Н-на!!! Ты тоже н-на!! Получи, падло! Получи!!!

– А чего дрались-то?

– Как чего? Я же у них канат хотел тайно экспроприировать, да они суки заметили. Человек десять точно положил. А была, э-э, вернее был там один такой здоровый-прездоровый мужик. Трое не обхватят. Вот с ним пришлось повозиться. Я её, э-э, то есть его и так и эдак. Видишь, какой я бледный? Запарился конкретно, но всё-таки уделал, блин.

– Кру-уто! Ну а канат-то достал?

– А то. Вон в рюкзаке целая бухта.

– Да-а. Жаль, что сегодня не получилось полететь. Змей вон вообще уже плющится весь в мечтах. Даже зеленее стал немного.

– А Чингачгук куда делся?

– А он, понимаешь, хлопнул три кружки матэ и сказал, что сегодня точно никуда не полетим. А потом встал и в лес умотался. Ты же его знаешь. Небось, опять шаманить будет.

– Ладно, спешить не будем. Времени у нас полно, юг никуда не убежит. Завтра опробуем нашу конструкцию.

Тем временем индеец затаился в дупле огромного дерева и слушал плеер с индейскими песнями. Сам он пел довольно коряво, хотя для шаманства вполне сносно. Этой ночью он не собирался шаманить. Но никто не знал, что с ними может случиться вдали от дома. Даже духи не всё ведают. Поэтому он решил побыть сегодня один и, на всякий случай, попрощаться с Лесом.

В полночь он слез с дерева. На небольшой полянке Мокасин сплясал пару магических танцев, сохраняя полное безмолвие. Подумал немного и ещё отмочил несколько ужимок и диких прыжков. Но что-то всё не пёрло. Может полянка не путёвая? А может бусы не те надел? Не, всё фигня. Это внутри него что-то сжалось и не отпускало. Видимо, за много лет он отвык быть кочевником. Не ощущалось в душе лёгкого ветерка Свободы. Не было и желания что-то менять.

« – И нафига куда-то переться, да ещё дракона с собой тащить? – думал он. – Ведь и здесь летом лафа. Тепло и сытно. Захотел, за грибами сбегал, захотел ягод – пожалуйста. Всего навалом. А главное всё своё и до боли родное. Ну, какого лешего им приспичил этот юг? Ладно бы знакомый какой там обитал, или баксов были полные карманы. А на халяву кому мы там нужны? Как-то всё это неуклюже получается. Это Гаше всё до фени. Он ведь старый хиппарь. Да и Гонзалес тёртый калач. А я, хоть и Мокасин, но человек сугубо домашний. Не плющит меня такая перспектива. Но я ведь ещё и шаман. К тому же индейского роду-племени. Не могу я перед корешами сопли размазывать. Уважать перестанут. Ладно, доживём до завтра, а там посмотрим».

С такими невесёлыми мыслями он перебирал свои бусы и читал заклинания. Настроение никак не хотело улучшаться. Пришлось возвращаться домой ни с чем. Он немного попрыгал на месте для разгону и припустил рысцой, надеясь при помощи бега разогнать хандру.

Змей решил заночевать у приятелей во дворе и храпел так, что в доме звенела посуда. Это здорово мешало Гаше сосредоточиться на своих снах, и он сильно обламывался. Но прогнать Змея он не решался, так как спросонья тот мог пыхнуть чем-нибудь горячим. А Гонзалес спал как мёртвый труп, без сновидений и прочего ментального мусора. За прошедший день на него столько потрясений сразу навалилось, что этим олухам и в страшном сне не привидится. Не каждый день бывает такой свирепый секс, да ещё мешки с глазами глючатся. Если Эдик и выжил, то только благодаря своей шпионской выучке и многолетнему диверсионному опыту.

Не спал в эту ночь и Толик. Он остался в доме у бабки Мани, которая любезно выделила ему комнатку. Были выходные, и Толик решил тут немного задержаться. Терзали его смутные сомнения в отношении этих подозрительных бичей на окраине деревни. Что-то они явно затевают противозаконное. Хорошо, что пистолет свой нашёл у этой бабки Мани. Толик подозревал, что это она сама припрятала оружие, пока он тут обедал. Видимо хотела, чтобы он снова к ней зашёл. Хитрая, зараза. Ничего, завтра он всех тут выведет на чистую воду. Всем, блин, допрос с пристрастием устроит по самое некуда!

Он достал из внутреннего кармана маслёнку и принялся с любовью надраивать и смазывать пистолет. Пустую двухлитровую бутыль из под лимонада тоже приготовил. Если навернуть на дуло, то будет очень круто. Бандерас отдыхает!

« – Может на пулях ещё кресты понарезать?» – подумал Толик, но решил не искушать судьбу. ПМ и так стреляет, куда ни попадя. Ненароком можно и самому себе в лоб запульнуть.

Приведя оружие в должный вид, он понял, что сегодня ему уже не заснуть. Нервное возбуждение и жажда мести толкала его на геройские поступки. Он решил не спать всю ночь и копить злость. А пока, между делом, стоило сбегать на разведку и, на всякий случай, присмотреть пути отхода. Вдруг патрон, падла, заклинит или ещё что. Подмоги не будет. Настоящие герои подмогой никогда не пользуются. Во всяком случае, в кино. Вот только как по-тихому слинять из дома бабки Мани? Она, ведьма, хоть и старая, да всё, стерва, видит. Небось, и сейчас только делает вид, что спит. Придётся наплести ей чего-нибудь.

– Матрёна Степановна, – тихо позвал он в темноту бабкиной комнаты, – Я это, того, пойду воздухом подышу. Заодно рейд дежурный справлю.

Бабка продолжала косить под спящую и ничего не ответила.

« – Ну и хрен с вами, уважаемая», – подумал Толик и решительно нырнул в темноту ночи.

А ночь выдалась безлунная и такая тёмная, что можно было ходить с закрытыми глазами. Всё равно ничего не видно. Толик уже пожалел, было, что так неосмотрительно ломанулся в разведку, однако через некоторое время глаза пообвыкли немного, и он стал различать тени деревьев и домов. Стараясь не наступить на что-нибудь живое или скользкое, он стал тихо пробираться вдоль домов на окраину деревни. Когда до дома злоумышленников оставалось совсем немного, Толик вдруг заметил, как со стороны леса быстро приближается светящаяся точка.

« – Чё за ботва?» – подумал он и спрятался за кустом акации.

Точка росла в размерах и, вскоре, превратилась в страшную, светящуюся рожу. При этом двигалась она совершенно бесшумно, отчего было ещё страшнее. Что-то подобное Толик уже видел в кино, но то было по ящику, а тут взаправду. Волосы под фуражкой тихо зашевелились, а рука никак не могла совладать с заевшей застёжкой кобуры.

С ужасом Толик понял, что рожа несётся прямо на него. Нижнюю часть тела его словно парализовало, и о том, чтобы хотя бы отползти в сторону, не было и речи. Мозг начало клинить. Откуда-то пришла дурацкая мысль: какой сейчас пот, которым он весь покрылся? Холодный или горячий? Рот сам по себе открылся и оттуда, сначала сдавленно, а потом всё громче и истеричнее, вырвался крик, постепенно переходя в тонкий визг.

Сознание покинуло Толика в тот момент, когда зловещая рожа, сверкнув в отблеске фосфора индейскими ягодицами, перепрыгнула куст и умчалась дальше.

Мокасин потому и был Прыткий, что с детства любил бегать и прыгать. Вот и сейчас он совершал Бег Силы, чтобы развеять хандру и вернуть себе невозмутимость. Толика он даже и не заметил, как, впрочем, и куста. До слуха лишь донеслось некое повизгивание, на которое не стоило отвлекаться, иначе останешься без ног.

Во дворе он резко остановился и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоить дыхание. На стожке сена, раскинув лапы, громко храпел Горыныч и в промежутках между храпом пускал ветры. Индеец поморщился и пихнул пернатого в бок. Тот недовольно заворочался, замолкнув на время. Однако вскоре затарахтел ещё громче и забористее. Индеец махнул рукой и завалился в свой вигвам. Отключился он сразу и во сне продолжал шаманить вокруг костра со своими предками, пытаясь, то у одного, то у другого выяснить расклад предстоящего путешествия.

На рассвете сильно побледневший и осунувшийся Толик с трудом добрался до своего «Ижа» и, не оглядываясь, двинул к себе домой. На лбу образовалась широкая прядка седых волос. Он ехал и думал о превратностях судьбы и о том, как в его ситуации поступил бы Бандерас, а ещё лучше Шварцнеггер. Пожалуй, в местных условиях их всех бы хватил Кондратий. Эта мысль немного успокоила Толика, и он злорадно представил себе как Бандерас со Шварцем дружно кладут в штаны порцию за порцией, оглашая округу матюками по-английски.

ГЛАВА 3.

Яркое солнце вставало над деревней, предвещая ясный и тёплый весенний день. Петухи, из тех, что ещё не съели, дружно протрубили подъём. Бабки стали подтягиваться к месту постоянной тусовки. Всех волновал вопрос: что за шум был сегодня ночью и куда подевался Толик. Бабка Маня долго хранила молчание, боясь выдать Толика, если тот ещё в разведке. Но так как мотоцикла не было, то все решили, что он уехал по делам в управу. Тогда она поведала подругам о ночной вылазке урядника и о том, как она, не дождавшись его, уснула.

– Наверное, повёз ценные сведенья в штаб, – прошамкала она с видом знатока.

Подруги согласно закивали и привычно взялись за семечки и важный трёп. На повестке дня стоял вопрос о том, как ловчее извести Змея и настрочить из него чемоданов, которые потом можно будет продать взаместо крокодиловых.

Тем временем, на другом конце деревни шли последние приготовления к пробному полёту. Эдик не стал дожидаться, когда все продрыхнутся, и успел сделать лёгкую, утреннюю пробежку. Окунувшись в дождевую бочку, он растолкал Змея и стал прилаживать к нему свою конструкцию. Змей сонно тёр глаза и ворчал по привычке.

– Чё, блин, пожар что ли? Куда в такую рань, да ещё и без обеда?

– Ничего, ничего. Всё окейно! На пустой желудок лететь легче, – подзадоривал его Эдик.

– Ага, с дерева башкой вниз. Я, между прочим, как транспортное средство имею право на заправку.

– Спокуха, пернатый, сейчас махнём пару кружков и заправимся чем пожелаешь.

– Блинов хочу, с квашеной капустой.

– А может ананасив с кулебяками?

– Всякое дерьмо не жрёмс.

– Ладно, будут тебе блины с капустой.

– С квашеной?

– А то как же! С ею самой.

– Уболтал, мачитос. Держись крепче.

Змей взял небольшой разгон и лихо заложил крутой вираж над избушкой. Предвкушение новых приключений придавало сил и будоражило кровь, разгоняя её по старому телу. Почувствовав себя лет на двести моложе, Змей громко рыкнул и выпустил дымную струю пламени. Настроение Змея передалось и Гонзалесу. Он потемнел лицом и крепко вцепился в канаты, чтобы не упасть на дно корзины.

– Никак гроза надвигается? – всполошилась бабка Маня и мелко-мелко перекрестилась раз десять.

– Что ты, – ответила другая, – Рано ещё, да и небо ясное.

– А можа чиво с космосу бухнулось, – предположила третья, – Там, говорять, мнооога всякаго добра шляитси.

– Может и из космосу, да только стрёмно как-то.

А Змей, набрав приличную высоту, закладывал новый вираж по широкой дуге, чтобы за один раз облететь всю деревню. Эдик ликовал и, пытаясь перекрыть свист ветра в ушах, от души матерился, перемежая русские и испанские крепкие выражения. Змей тоже радовался полёту и периодически выдавал порции огня с приличным грохотом. Его зоркий глаз сразу засёк, как вредные старухи грозились с земли кулаками и что-то кричали. Он повернул голову и выразительно посмотрел на Эдика. Гонзалес понял его без лишних слов. Он вскочил на край корзины, обмотавшись на всякий случай куском каната, и командирским голосом закричал:

– Экипа-аж! К бомбометанию товсь!

– И-и-есть!! – прорычал Змей и злорадно оскалился, заходя в крутое пике.

Ветер загудел в туго натянутых канатах. Лицо Эдика потемнело ещё больше. Он был готов умереть в этом последнем бою и жалел, что нет настоящих боеприпасов. Земля стремительно приближалась. В животе Змея что-то сильно заурчало. Эдик тут же понял, что Змей вовсе не шутит.

– Готов! – отрывисто рыкнул Змей и надулся.

– Огонь!!! – завопил Эдик, – Сделай их, Дракоша! Мочи козлов!!! Karramba! Banzay!

Раздался оглушительный взрыв и к земле полетела здоровенная и неумолимо зловонная навозная бомба. В воздухе её расплющило в огромный блин, который накрыл и старух, и мешок семечек в придачу.

– Есть попадание! – вскричал Эдик радостно, и его захлестнула волна упругого воздуха, срывая дыхание. Змей удовлетворённо рыкнул и взял курс домой. Следовало быстро сматываться из деревни, пока старухи не прочухались.

К дому они подлетели, громко смеясь и смакуя детали битвы. Индеец с Гашей уже выволокли шмотки на крыльцо и, не спеша, покуривали трубку. Эдик возбуждённо скакал по двору и в красках рассказывал приятелям о воздушном бое, и как Змей лихо отбомбился. Горыныч засмущался, однако заметил, что кто-то обещал его дозаправить.

– Конечно, mio amigo, испанец держит своё слово! – воскликнул Эдик и кинулся на кухню жарить в темпе блины.

Недоумевающего Гашу он отправил в погреб за капустой. Мокасин затаился у калитки и следил, не появится ли противник. На лице его была походная раскраска, не особенно подходящая для боя. Это немного раздражало, но он надеялся, что старухи не скоро ещё оклемаются. Пара часов в запасе у них была.

Эдик сдержал слово и напёк столько блинов, что до пупа накормил всю братию и даже двух беспризорных котов из соседнего дома. Экономить на продуктах не стоило, так как с собой всего не увезти, а без них тут всё равно всё растащат. Тем более капуста – стратегический продукт. Если возникнет прецедент, то Змею будет чем отбомбиться. Небольшой бочонок они решили взять с собой. Гаше пришлось выбросить из корзины последний чемодан с книгами, который он пытался протащить на борт контрабандой в обход зоркого глаза Эдика.

После столь серьёзной заправки двигаться не хотелось, а тем более летать. Решили совсем немного покемарить и повалились в кучу на развороченном Змеем стожке сена. Индеец снова заступил на пост и одним глазом спал, а другим зорко следил за дорогой. На душе было тревожно. Иногда будто тёмная туча закрывала собою всё вокруг и там, в темноте, мелькали тёмные силуэты и злобно так посмеивались. В такие моменты у Мокасина появлялись сомнения: правильно ли он истолковал знаки Духов.

Эдик с Гашей лежали рядышком на пузе и прокладывали будущий маршрут по секретной карте, которую Эдик выкопал на заднем дворе. Вначале ему не хотелось доставать её. Всё-таки вещь шпионская и нешуточная. При её потере рекомендовалось тут же самозастрелиться. Гаша во все глаза уставился на пёстрый документ, щедро усеянный красными флажками и звёздочками. У Гонзалеса даже возникло подозрение, что тот хочет запомнить карту наизусть. На всякий случай он, как бы между делом, заметил, что по шпионским правилам должен теперь Гашу немедленно ликвидировать. Тот со страхом отшатнулся и беспомощно захлопал ресницами. Эдик понял, что переборщил и примирительно похлопал хиппозу по плечу.

– Не боись, волосатый, своих пиплов не мочим.

– Ну и шутки у тебя, мистер шпиён.

– Да ладно не парься. Смотри сюда. В крупные города нам соваться нельзя. Змей – мужик слишком приметный. Привалы будем устраивать только в небольших деревнях или на хуторах. Обзываться будем чисто туристами, если спросит кто.

– Дык ёлы-палы, мы ж и есть туристы! Или я чего-то не догоняю? – спросил Гаша.

– Конечно туристы, а кто же ещё. Ты только шпиёном меня не вздумай назвать при посторонних. Не люблю я этого, ох не люблю, – ответил Эдик и выразительно посмотрел на Гашу.

– Хоп ништяк, базару нет, – поспешил заверить его тот.

– Ну, то-то же. Ладно, слушай дальше. Змей хоть и храбрится, но всё же не молодой. Поэтому в день мы сможем делать не более двухсот вёрст. Если нигде не задерживаться, то за десять дней управимся.

– Десять дней!? Ты чё, очумел? Эдак ведь и лето кончится, пока мы туда доберёмся!

– Не преувеличивай. Во-первых, лето ещё даже не началось. Во-вторых, Змея нужно беречь. А в-третьих, какой же ты пипл, если не любишь путешествовать?

– Да я люблю, люблю, только уж больно хочется к морю побыстрее.

– Короче todo, отставить трёп. Первой остановкой будет вот эта деревня Клюевка на границе Московской и Тульской губерний. Есть возражения?

– Да пофиг!

– Ну, тогда ещё часик сон-тренаж и в путь.

Тем временем в стане врага царило смятение и полный разгром. Больше всех повезло бабке Мане. Навоз целиком накрыл её участок и, в глубине души, она даже была рада столь неожиданному подарку. Эк её грядки самостийно удобрились! Однако вероломное нападение с воздуха так всех потрясло, что поначалу даже материться не хотелось. Старухи выли и скрежетали последними зубами.

Тут бабка Маня встрепенулась и зычно свистнула.

– Айда, подруги, отомстим подлым варварам! Оружие к бою!

Бабки нехотя потянулись в сарай за вилами и баграми. Постепенно воодушевление бабки Мани передалось остальным, и точильный камень зашуршал громче. Умываться не стали. Чёрно-зелёные пятна навоза служили отличной маскировкой. Физиономии были подстать «зелёным беретам». Бабка Маня, стоя перед зеркалом, обмоталась ремнями и теперь пристёгивала оружие и кульки с крысиным ядом на манер Шварцнеггера из фильма «Коммандос», эффектно щёлкая пуговицами и крючками от бюстгальтеров.

Закончив приготовления, отряд построился в одну шеренгу и огородами потрюхал на окраину деревни. Напасть решили с тылу, чиста по-партизански, в натуре. Шагать по размокшим грядкам было тяжело, и пришлось пару раз делать привал. Наконец старухи подошли к сараю на вражеской территории и затаились в кустах.

Мужики дрыхли посреди двора и, вроде бы, ни о чём не подозревали. Но тут раздался пронзительный свист и улюлюкание. Это индеец вовремя услышал крадущихся старух и с воплями выскочил из укрытия. Бабки тоже свирепо взвыли и ломанулись через кусты, не замечая острых колючек и скрипящих суставов.

И не известно чем бы всё это закончилось, если бы Змей не догадался выпустить заряд чёрного дыма, отрезавшего старух от мужиков. За несколько секунд парни побросали шмотки и провизию в корзину и стали запрыгивать туда сами.

Змей уже начал короткий разбег, когда из-за дымной стены полетели багры и кульки с ядом. Били не прицельно, но это пока.

Эдик, однако, чуть замешкался. Испанская кровь не позволяла ему показывать спину врагу, но сейчас другого выбора не было. Он побежал за корзиной и ухватился за край, когда Змей уже оторвался от земли. Рядом что-то просвистело и со звоном воткнулось в корзину сбоку. Эдик посмотрел вниз. Внутри у него как-то неприятно похолодело: в паре дюймов от его правой ягодицы из корзины торчали вилы, хищно поблёскивая гранями на солнце. Испанец ловко забрался внутрь и прислонился к стене. Хоть какое, но всё же укрытие.

– Фу-у. Ну свезло, так свезло-о! Ещё б чуть-чуть и меня можно было бы в гербарий отправлять. Это ж надо! В живого человека вилами бросать! Las canalla sapos!

Однако других снарядов не последовало. Змей очень быстро набирал высоту, оставляя позади деревню, старух с дико вытаращенными и слезящимися глазами, родную и столь же ненавистную конуру, и беспросветное, однообразное житьё в постоянной грызне с бабками и в одиночестве. Он гордо рассекал воздух сильными крыльями и, несмотря на возраст, забирал всё выше и выше, держа курс на солнце.

Ветер тонко свистел в натянутых канатах. Тащить корзину Змею оказалось вовсе не тяжело. Эдик хитро рассчитал конструкцию, и пассажиры практически не мешали свободно лететь. На лицах путешественников сиял восторг и сопли…

И только два беспризорных кота, развалившись на лавке и периодически икая от обжорства, лениво провожали взглядом удаляющуюся за горизонт точку.

– Ты как думаешь, долетят или нет?

– Дык ёлы-палы, без проблем! У той птички видал, какие крылья? На таких куда хошь улетишь.

– Да уж не воробей это точно. Может, с ними надо было махнуть?

– Ты чё, опупел? Там из нас живо шашлыков нажарят. Там же ж одно зверьё отдыхает!

– И не говори, своя кухня ближе к телу.

– Я щас, кажысь, лопну. Пойду срыгну.

– Ага, давай.

ГЛАВА 4.

Шёл третий час полёта. Змей раскинул крылья и планировал на воздушных потоках покруче горного орла. Мимо пролетали обалдевшие голуби и, вернувшиеся с юга, утки. Вожак одной стаи никак не хотел уступать дорогу. На лапе у него была золотая гайка от сумасшедшего энтомолога, и он считал себя «чиста канкретным» гусем. Стая, летевшая за ним, была измотана полётом и неслась по инерции, как огромный утюг. Змей легко качнул крылом и обошёл одуревших уток справа. Вожак надулся от собственной важности и слегка снизил темп. И тут же получил пинка от летящего сзади заместителя. В стае – не зевай! Власть быстро меняется.

Экипаж корзины разморило на солнце. Гашу жестоко тошнило. Он периодически подползал к люку в полу и блевал, обливаясь потом и соплями. Эдик, как и подобает настоящему разведчику, имел иммунитет к морской болезни. Он посматривал иногда в превосходный, армейский бинокль с цейсовскими стёклами и сверялся с картой. Змей чётко держал курс.

А индеец просто дремал в углу корзины и ничего не замечал вокруг. Сказалось напряжение последних дней, и он решил просто отоспаться. Во сне он купался в лесном озере и наслаждался прохладой и свежестью воды. Но вдруг картина резко изменилась. Стало сумрачно. Он увидел, как из леса на берег вышла баба с камнем на шее и, не долго думая, плюхнулась в озеро.

« – Ни фига себе корки!» – подумал Мокасин и ломанулся, было, к ней, чтобы спасти.

Но тут из лесу вышла ещё одна фигура и, тем же макаром, туда же. За ней ещё одна, и ещё, и ещё.

« – Может, сектанты какие?» – подумал индеец.

Вдруг кто-то потянул его за ногу, и Прыткий Мокасин чуть не выпрыгнул из корзины, дико вскрикнув и ткнувшись головой в брюхо Змея.

– Что такое, мой краснокожий брат? – с усмешкой спросил Эдик. – Команчи голые приснились?

– Сам не пойму, но что-то жуткое. Может, я того, перешаманил маленько?

– Может и так. Да ты не стремайся. Скоро привал сделаем, пообедаем увесисто и все кошмары, как рукой, снимет.

Змей почувствовал, что кто-то пихнул его в живот и обернулся.

– Меня кто-нибудь звал?

– Не, Горыныч, это Мокасину что-то во сне причудилось. А ты давай снижайся понемногу. Будем место для посадки присматривать.

За массивным холмом, на берегу широкой речки показалась небольшая деревенька. Домов на тридцать. В стороне имелся огромный луг, на котором паслось стадо коров. Решили приземлиться на том лугу, чтобы не пугать местных жителей. Да и по шпионским правилам так было положено.

Сделав эффектный вираж, Змей остановился у самой кромки воды. Коровы все, как по команде, перестали жевать и уставились на путешественников. Кроме коров на них изумлённо смотрели ещё две пары глаз. Одни помоложе, а другие постарше. Молодые принадлежали пастуху Гришке, а старые деду Анисиму, местному старожилу. Оба они сидели под ёлкой на краю поляны, затаив дыхание и не смея пошевелиться. Первым очухался Гришка, и лицо его расплылось от радости.

– Слышь, дед, а ведь это те парни из рекламы пива! И Змей у них почти как живой.

– Окстись, пацан, я хоть и стар годами, да ешшо не слепой пока. Вишь, сколь голов у Змея?

– Одна.

– А в рехламе сколь было?

– Три!

– То-то и оно, что три. Это, скажу я тебе, называется Птердактиль. Уж я-то знаю. Много таких повидал на своём веку.

Гришка вскочил и, раскинув руки, побежал знакомиться. Эдик выступил вперёд, так как имел большой опыт общения со всевозможными аборигенами.

– Здорово, мужики-и! – кричал Гришка, на ходу приглаживая непослушные вихры.

– Здорово, земеля! – в тон ему ответил Эдик и первым протянул руку.

Гришка засмущался, обтёр ладони об штаны и аккуратно подержался за руку испанца.

– Приветствую тебя, о бледнолицый брат, – с достоинством произнёс Мокасин.

– Хай, пипл, – через силу выдавил Гаша.

– Ух, ты-ы! Вы чё, прям из Москвы к нам? – спросил Гришка, с любопытством разглядывая необычных гостей.

– Что ты, друг! Какая там Москва. Мы простые русские парни. Вот гуляем по России – матушке. К вам в гости решили зарулить.

– Так это, милости просим к нашему шалашу, – сказал Гришка и смущённо оглянулся на деда. Тот с прищуром смотрел на пришлых из под ладошки. Что-то народец какой-то разнокалиберный.

* * *

Парни пошли знакомиться с дедом, а Змей спустился к реке и с шумом стал пить воду. В душе он ликовал, что не подвёл мужиков и вполне сносно преодолел немалый кусок пути. Надо признать, что вначале он немного боялся. Однако оказалось, что есть ещё порох в карманах, и летать он не разучился. Напившись воды, он развернулся и прямо перед носом увидел довольно крупного быка. Тот стоял на задних ногах, уперев передние в бока, и явно был не доволен появлением пришельцев. Правый глаз постепенно наливался красным. Шмыгая носом и лениво жуя соломину, бык отвязно произнёс:

– Ну и чё мы тут потеряли, а? Между прочим, я тут всегда пью и никто более.

Змей вежливо улыбнулся, обнажив клыки, каждый из которых был в два раза больше рогов этого малого, и выпустил пару струй чёрного дыма. Бык попятился и уже вполне миролюбиво промычал:

– Да ладно, ладно. Извини. Это я малость обознался. Думал, опять соседский бычара пришёл моих тёлок переманивать.

Змей спрятал клыки и кивнул.

– Горыныч, Змей, – представился он и протянул лапу. Бык ухватился двумя копытами за огромный коготь и потряс немного.

– Очень приятно! Борис. Глава стада. Из далёка будете?

– Да не-е. Из соседней губернии. Вот на юг решили слетать. Кости погреть.

– Счастливые, – позавидовал Борька. – А мне вот никак отпуска не дают. Всё стадо на мне. Работа ответственная, сам понимаешь. За этими дурами глаз да глаз нужен.

Коровы, тем временем, подошли ближе к берегу и с любопытством разглядывали диковинного Змея. Самая смелая спросила, виляя хвостом и немного жеманясь:

– Простите, а Вы настоящий дракон?

– Настоящий, – ответил Змей, улыбаясь.

– Ой, а Вы нас не утащите в свою пещеру?

– Что ты, детка, я вегетарианец.

– Веге… Что? – спросила смелая корова, а подружки кокетливо захихикали.

– Вегетарианец. Я мясо вообще не ем.

– Ой, а мы тоже мясо не едим. Значит мы тоже эти, вегерианцы? Какой же Вы, однако, образованный! – восхищённо произнесла корова и с укором посмотрела на Борьку. Тот выразительно покрутил копытом у виска, глядя на Змея и показывая, какие они дуры. Мол, о чём с ними можно ещё говорить.

– Не слушай ты их, Горыныч, – сказал Борька, привычно переходя на «ты» по деревенскому обычаю. – Пойдём-ка, лучше, я тебе местные окрестности покажу, да с братом Мишкой познакомлю. Ты, кстати, жрать не хочешь?

– Да не отказался бы.

– Слушай, а правда, чем вы драконы питаетесь?

– Овощи, фрукты, молоко. Да всем, кроме мяса. Капусту люблю квашенную.

– Дак это ж зашибись! Молока у нас навалом. А лучше нашего турнепса ничего не сыщешь. У нас его с осени столько наквашено, хоть заешься! У меня есть личная силосная яма. Всё самое отборное. Айда покажу!

Бык со Змеем, не торопясь, двинули в сторону фермы. И только смелая корова с грустью и каким-то щемящим чувством в груди провожала томным взглядом залётного красавца, понимая, что это и есть любовь с первого взгляда. Глаза её затуманились и повлажнели. Подружки снова отправились на луг, а она ещё долго стояла на берегу реки и смотрела вдаль, погружённая в свои мечты…

* * *

Дед Анисим со знанием дела осматривал корзину и особенно упряжь. Нахваливая удачную конструкцию, он, однако с удивлением заметил:

– А где же удила?

– Какие удила, дед! Это ведь огнедышащий Змей. У него любая железка в три секунды расплавится. Да и ни к чему нашему Горынычу удила. Он и так знает куда лететь. А если надо, так и у меня спросит, – ответил Эдик

– Дак это что же, он у вас говорящий что ли?

– А ты думал! Он ещё и храпит, как мужик, и бомбардирский боевой опыт имеет, – с серьёзным видом сказал Эдик.

– Ну, паря, повезло вам со Змеем. С таким и в разведку смело можно идти.

– Э-э, какая разведка, дед? Мы люди мирные, – засуетился Эдик, оглядываясь по сторонам: не услышал ли кто.

– Сам же сказал, что бомбы взрываете.

– Что ты, какие бомбы? Это мы так, кое-кого очень вредного обгадили на лету, только и всего. Мы за мир во всём мире. Ганя, подтверди.

– All you need is a love, – вспомнил Гаша слова из старой песни.

– Yea, brother! Peace! – воскликнул дед и вскинул кулак. – Языками маненько владеемс.

– А у вас вот, к примеру, в деревне чем народ развлекается? – поспешил сменить тему Гонзалес.

– Дак это, знамо чем, самогоном балуется.

Гришка при слове самогон весь всполошился и засиял счастливой улыбкой.

– Так я это, того, ща тёлок загоню, да сбегаю? – полувопросительно, полуутвердительно выпалил он, косясь на деда:

– Конечно сбегай. Хороших людей угостить положено. У нас ведь, ребятки, не бодяга какая, натуральный продукт из местного турнепсу.

Гришка стал спешно сгонять коров. Самую смелую было не узнать. Она стояла на берегу реки в каком-то трансе и смотрела куда-то поверх деревьев на том берегу. Гришка проследил за её взглядом, но ничего необычного не увидел и пожал плечами. Он позвал корову по имени. Та очень медленно повернула голову и посмотрела на Гришку долгим, пронзительным взглядом, от чего тот попятился задом и почему-то смутился.

– Слышь, Ляля, домой пора. Пойдём, друже, дома помечтаешь.

Смелая корова, словно во сне, медленно поплелась за пастухом. Подружки шептались и сочувственно посматривали на неё. Им тоже понравился красавец Змей, но они не осмелились бы подойти к нему даже на десять шагов и, тем более, заговорить с ним. Стадо постепенно удалялось и вскоре скрылось за поворотом.

Вечерело. Индеец ушёл в лес. Эдик со знанием дела устанавливал палатку, а Гаша лежал под кустом, и плющило его конкретно. По молодости он довольно много путешествовал стопом, но на машинах его никогда так не укачивало. А тут вот что-то расколбасило. Курить совсем не хотелось, а при мысли о еде выворачивало на изнанку. Дед Анисим смотрел на страдальца и качал головой.

– Потерпи, сынок. Сейчас Гришка вернется – мы тебя быстро вылечим. Наш самогон лучше любого лекарства!

– Ой не знаю, дедушка. В меня сейчас ничего не влезет.

– Не боись, патлатый, поправим в лучшем виде! А вот скажите-ка парни, не встречаются ли в вашей губернии пришельцы какие-нибудь или другие какие гниды?

– Гуманоиды, дед, – поправил его Эдик.

– А, один хрен нехристи, – проворчал дед Анисим и сплюнул в сторону. – А ведь со мной, сынки, цельная история приключилась из-за энтих иродов. Хотите поведаю? Тока не смейтеся и не думайте, что я чего-то выдумываю. Вот всё как было, так и расскажу.

– А давай, дед, рассказывай.

ГЛАВА 5.

История деда Анисима, рассказанная им самим, в которой каждое слово – правда.

Это случилось, когда я был ещё простым пастухом, как сейчас Гришка. Вот на этом самом лугу. Деревня тогда значилась в передовиках. Коров не то, что сейчас. Голов семьсот было, а то и больше. Намотаешься, бывало, за день так, что к вечеру ноги гудят, как ветер в печи зимой.

Однажды, в начале лета, я сидел у реки и смотрел на воду. Люблю, знаете ли, смотреть, как она течёт, отражая кусочки неба и солнца. Смотрю я, смотрю и, вроде бы как, заснул. А вроде и вижу всё, как наяву. Гляжу: из-за деревьев с шумом и каким-то тоненьким свистом, как в телевизоре, поднимается в небо плошка. Типа блюдца, но только здоровенная. Метров двадцать будет в обхвате. Ну, я струхнул малость, а убежать не могу. Сапоги будто приклеились к земле. Из них я тоже выбраться не могу. Во, думаю, попал ты, Анисим, как кур в ощип. Наверное, это вражеская разведка. Сейчас будут меня пытать всякими нехорошими способами. Стою, как дурак, и даже материться не могу – язык не слушается.

Смотрю: плошка вражеская приземляется шагах в тридцати от меня. А оттуда, мама дорогая, выходят, ну чисто синяки подзаборные! Морды у всех опухшие и сизые, носы в прыщах, пасть от уха до уха, а сами тощие, как бухенвальдцы. Ничего себе, думаю, шпионы! Таких соплёй перешибёшь запросто.

Однако чем-то таким они на меня воздействуют, что я ни пошевелиться, ни послать их не могу. Подходят, значит, они ко мне втроем. Один в руках трубочку такую держит и на меня направляет. Всё, думаю, кранты тебе, пастух Аниська, сейчас замочат и как звать не спросят, гады. Но что-то не стреляют. Поиздеваться хотят напоследок, сволочи. Тут до меня доходит, что этой-то трубочкой они меня и держат в прилипших к земле сапогах и не дают слова вымолвить. Долго они меня разглядывали. Мне аж скучно стало. Вдруг в моей башке что-то: «дзынннь!» и голос прорезался. Писклявый такой и мерзкий:

– Если ты нас слышишь, помаши руками.

Опа! Ни фига ж себе! Да они по-нашему лопочут. Тока я чё-та не заметил, чтобы хоть один из них пасть открыл. И голос, будто в голове моей прозвучал. Ах, ты ж, думаю, падла шпионская, издеваться надумал! А сам чую, что руки легче стали и я, вроде, шевелить ими могу немного. Ну, я и показал им пару неприличных жестов. Тут этот с трубкой и говорит:

– Мы не причиним вам зла.

Ага, думаю, я чуть не обделался уже, а он: «не причиним вам зла, пулять зазря не станем». Моя б воля, я бы их всех тут положил, да видно гипнотизируют меня крепко.

– Какого хрена припёрлись? – спрашиваю вежливо.

– Мы разведывательная команда, прилетели на вашу планету в поисках необходимого нам лекарства.

– Ну, так я и думал, шпионы вы гадские.

(В этом месте Гонзалесу стало не по себе. Дед-то вовсе не простачок. Надо с ним быть поосторожнее.)

Хотел их ещё матом обложить, но будто забыл все матюки.

– От меня, – говорю, – ни шиша не добьётеся. Я Родину не продаю!

– А этого и не потребуется. Нам помощь ваша нужна.

И тут что-то в трубке у этого малого щёлкнуло и цвет её как-то изменился. А у меня вдруг такая жалость к ним возникла, будто к дитям неразумным. Тело моё отпустило, но драться с ними уже не хотелось.

– Ну ладно, говорю, раз Родину продавать не требуется, спрашивайте.

И поведали они мне удивительную историю.

Оказывается, их планета очень похожа на нашу, за одним большим исключением: за всю свою миллион-летнюю историю, население их планеты никогда не изобретало алкоголь! В том плане, чтобы для употребления во внутрь. Саму формулу спирта они, конечно же, знают и по их разумению это чистый яд.

Не так давно мимо их планеты пролетел странный астероид и своим хвостом задел таки, падла, атмосферу. А состоял он исключительно из спиртяги, причём бодяжной донельзя. И вот теперь всё их население мучается от жестокого и безысходного похмелья. А как с ним бороться они не знают. По их разведданным, у нас на Земле это вовсе не проблема.

– Конечно, говорю, ноу проблем! Сейчас я вам всё обстоятельно продемонстрирую. Тока для начала нужно в деревню сбегать.

Поверили они мне на слово и отпустили. Я человек честный. Сказал: вернусь, значит так и будет. Хотя и стрёмно всё же было.

Ну, ворочаюсь я эдак через часик и тащу цельный джентльменский боеприпас: бутыль самогону, котелок щей и банку рассолу. Холодненького, прямо из погреба. Вот, говорю, братья неразумные, зрите! Это есть самогон – лучшее лекарство от зверской похмелюги. Но надо знать меру. Наливаю каждому по сто грамм. Они носы воротят, морщатся. Пей, говорю! Ну, через силу они заглотили лечебную порцию. Сидят. Друг на друга смотрят. Вижу: захорошело им. Морды чуть порозовели. Но всё ещё худо. Так, думаю, микстура правильная, но дозировку надо увеличить. Наливаю ещё по одной. Они уже более охотливо опрокинули по стаканчику.

Всё, говорю, хватит. А иначе будет тока пьянка и полное безобразие. Ну, они парни умные оказались. Всё правильно поняли. Дал я им, затем, щей похлебать. Гляжу: повеселели иноземцы. Совсем розовые стали. Сидят, улыбаются до ушей.

– А это, спрашивают, что за раствор? – и на банку показывают.

– Это, говорю, самая необходимая вещь, когда с будунища тока-тока очухаешься и не можешь сообразить, жив ты или уже помер. Во рту такое творится, что в сортире даже лучше пахнет. А трубы горят синим-пресиним пламенем. Вот тогда этот раствор необходим, как воздух. Употреблять его можно в неограниченных количествах.

Потом я им подробно обрисовал все рецепты. Особенно обстоятельно посвятил в секреты самогоноварения. Чтобы не напутали чего и не потравились ненароком. Они так обрадовались, что нашли именно меня. Называли их спасителем и прочее, и прочее и так далее. Засмущали в конец. Я же человек скромный.

– Ежели возникнут вопросы, говорю, прилетайте. Завсегда поможем!

Тут они решили меня наградить за своё спасение и спрашивают:

– Чего, уважаемый Анисим Степанович, за спасение наше счастливое желаете?

– А не знаю, – говорю, – чего и хотеть-то.

– Давай, мы тебя самым здоровым сделаем?

А надо признать, что кроме похмелья на их планете давно все болезни победили. Ну, думаю, здоровье мне не повредит. А другого чего просить стрёмно. Потом от интересующихся товарищей в шляпах не отвертишься.

– А давай, говорю, делайте меня самым здоровым, коли не жалко!

– Для хорошего человека, уважаемый Анисим Степанович, нам ничего не жалко.

Пульнули они, значит, в меня из своей трубки чем-то фиолетовым и улетели. А я с тех пор так ничем и не болел. Вот уже годов тридцать. Даже соплей не бывает. Вот такая история. Хотите – верьте, хотите – нет.

– Так это ж союзники были, дед Анисим, – осенила догадка Гашу.

– Какие-такие союзники? Окстись! С союзниками мы в Отечественную вместе фрицев мочили. Так я тех помню. Обычные мериканци. А эти, я ж говорю, на плошке прилетели. Гумноиды, во!

Гаша не стал спорить, да и не хотелось. Его всё ещё конкретно мутило, и было грустно. Эдик молчал, находясь в глубоких раздумьях. Что ж за группа такая, и к какой разведке принадлежит? В инопланетян мало верилось. Хотя дед и говорит, что были приезжие на необычном летательном аппарате. Но ведь и они прилетели не на кукурузнике. Наверное, ему всё же башку сильно напекло в тот день. Да и на воду долго смотрел, а это штука коварная. Запросто может крышу снести.

Со стороны дороги донеслись голоса, и вскоре показались местные аборигены на телеге. Вместе с Гришкой познакомиться с путешественниками приехали два его кореша. Васька Дрын – тощий и длинный, как жердь и Колька Синяк – местный производитель самогона. Телега скрипела и звенела стеклянно на ухабах.

После традиционных: «Вася – Петя», всей толпой быстро разгрузили провиант и чинно уселись у костра. Эдик уважительно посмотрел на солидный ряд бутылей, заткнутых бумажными пробками, и приблизительно прикинул количество продукта на одну персону. Выходило, мягко говоря, много. Даже чересчур. Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Гаша, напротив, с ужасом взирал на сие богатство, и его лихорадило при одной мысли, что от пьянки не отвертеться. От вида слегка мутноватой жидкости тошнило ещё больше. Заметив такое дело, дед Анисим без лишних слов налил в жестяную кружку солидную порцию и со всей строгостью сказал:

– Прими микстуру.

– Не могу я, пиплы, обратно полезет.

– Не успеет, – с той же неумолимостью произнёс дед. – Пей, говорю!

Покорно взяв увесистый фужер и выдохнув весь воздух, Гаша запрокинул голову и стал вливать в себя огненную воду, с трудом делая судорожные глотки. Тем временем дед кивнул Кольке и тот проворно наплескал ещё порцию в другую кружку. Только Гаша отнял прибор от лица и уже собирался начать блевать, как дед сунул ему под нос вторую порцию и командным голосом крикнул:

– Пей! Живо!

Гаша не успел опомниться, как следующий поток огненной жидкости полетел вслед за первым, обжигая внутренности. На миг Гаше показалось, что перед ним стоит сам Дон Хуан и со всей решимостью заставляет проглотить его кактус пейот.

Приём сработал на удивление чётко. Едва возникшие позывы безудержной рвоты, как отрезало. Всё тело заволокло приятным оцепенением, и Гаша смог, наконец, расслабиться. Он в изнеможении прислонился спиной к дереву и, впервые за весь день на лице его появилась счастливая улыбка.

– Ну, вот и порядок, – довольно крякнул дед. – А то «не могу, да не хочу». Как пацан слабонервный.

– А я всегда говорил, что дед у нас кого хошь на ноги поставит. Вот ведь и пришельцев отпоил, да в люди вывел! – потирая руки, выпалил Гришка и осёкся: не сболтнул ли чего лишнего. Он с опаской взглянул на Анисима, но тот внимательно наблюдал за Гашей, примеряясь продолжить процедуры или погодить. Пожалуй, пока хватит, решил он.

– Ну, вот теперь можно и выпить. Наливай, братва!

И, сначала культурно, а потом всё больше разгоняясь и переходя в крутую попойку, понеслась нешуточная гульба со всеми вытекающими. Гашу больше не трогали, и он мирно отключился. Правда перед этим уже сам заглотил целую кружку самогона и так, сидя у дерева, заснул. Дед заботливо укрыл его попоной с телеги.

Эдик травил свои шпионские байки, пропуская, по возможности, детали и выдавая себя за профессионального путешественника. Мужики с интересом слушали, периодически рассказывая свои приколы и байки про деревенский быт и чудеса. Инопланетяне деда Анисима были так себе. Тут и без них столько всего удивительного случалось, что всего и не перечесть.

Одни русалки местные чего стоили! А Леший со своей кодлой! Да и в лесу местном имелось несколько гиблых мест, куда боялись заходить, несмотря на обилие грибов и ягод. Говорили, что люди и животные там исчезали невесть куда, а иногда даже возвращались обратно, только через несколько десятков лет, хотя на вид совершенно не менялись, будто только вчера пропали.

Эдик пил наравне со всеми, но старался из реальности не выпадать. Где-то ближе к полуночи пьянка была в самом разгаре, когда он вдруг вспомнил про Змея.

– Други дорогие, а кто-нибудь не видел нашего Горыныча? А?

– Дак это, его с Борькой на ферму понесло, – ответил Гришка. – Я когда бурёнок загонял, видел, как они вдвоём к яме силосной порыли.

– Что за Борька? Кто такой?

– Да бычара наш местный. У нас их двое братанов. Борька, да Мишка. Они эти, как их, произ…проез…дители. Короче коров удовлетворяют и стадное поголовье наращивают.

– Наверное, закорешились. Вот и шляются где-то по ферме. Да ты не боись. Там его никто не тронет, – заметил дед.

– Горыныч у нас Змей боевой, – гордо заявил Эдик и рассказал про их последнюю битву со старухами в деревне. Мужики слушали и диву давались.

– Да неужто у вас такие бабки суровые? – удивлялись парни.

– Что ты, таких ещё поискать! – отвечал Эдик. – Они ж у нас все шибко кручёные. Насмотрелись боевиков разных. По ящику-то пару дюжин программ показывают. Не то, что у вас тут. Вот и натыркались не по-нашему бакланить, пальцы гнут и всё такоэ.

– А зачем пальцы-то гнуть? – недоумевал Гришка.

– Ну, это чтобы круче выглядеть.

Гришка согнул все пальцы вроде граблей и спросил:

– Так что ли?

– Ну, почти. Важно уметь правильные фигуры из них составлять.

Дед слушал и усмехался. По его мнению, лучше хорошего полена ничего нету. Хоть ты на ногах пальцы сгинай в разные стороны. А поленом приложил поперёк спины и будь здоров.

Вдруг со стороны реки раздался громкий всплеск. Мужики затихли и стали прислушиваться. Всплеск повторился громче прежнего.

– Оба-на! – вскрикнул Гришка, и от неожиданности Эдик вздрогнул. – Это ж русалки бесятся. Айда их ловить! – и ни на кого не глядя, ломанулся к реке.

Колька тоже сорвался с места и побежал за ним. Следом, сильно раскачиваясь и громко топоча здоровенными сапогами, увязался Васька-Дрын. Дед махнул рукой и остался у костра. Эдик сильно подозревал, что местные хотят его подколоть и поэтому подошёл к реке не торопясь и снисходительно улыбаясь. Каково же было его изумление, когда он на самом деле увидел на камне посреди реки голую девку, которая приветливо махала ему рукой.

– Чё за дела? – пробормотал он. – Вроде не так много выпили, а уже глючит по полной программе.

Он протёр глаза, посмотрел по сторонам, но девка не исчезала. Мужики зазывали её в гости, предлагали выпить в тёплой компании. Та не соглашалась и только смеялась заразительно, глядя сверкающими зелёными глазами на испанца. Такие знойные мужики ей ещё не попадались. Она томно улыбнулась, плавно поводя широким хвостом, и Эдик почувствовал, что сейчас растает. Мужики ещё немного поглумились, покричали о большой и светлой любви, а потом сплюнули и потянулись обратно к костру. Эдик сказал, что скоро к ним присоединиться, а пока хочет поближе познакомиться с этой красоткой.

– Ты тока в воду не лезь, – предупредил его Гришка. – А то живо на дно утащит.

« – Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого и куда утащит!» – подумал Эдик и со всей галантностью обратился к прекрасной нимфе.

– Buenos noches, senorita! Con su permiso, Eduardo Gonzales. A vuestras servicios!

Русалка промолчала и только игриво поманила пальчиком. Кровь в жилах Эдика забурлила, и он с готовностью разделся, оставшись в ярко-красных плавках. Сложив ладони лодочкой, он смело сиганул в воду. Холода он не ощущал, так как был давно приучен стойко переносить все невзгоды и тяготы разведческой службы. Быстро преодолев расстояние от берега до камня, он горячо обнял красотку и зашептал что-то по-испански.

Русалка даже опомниться не успела. Все её вялые попытки утопить Эдика не увенчались ни чем. В тающем сознании пронеслась, было, нелепая мысль, что наконец-то она станет женщиной. Эдик прикинул, что вода не его стихия и потащил обмякшую русалку в прибрежные кусты. Его немного лихорадило от необычности происходящего, но местный самогон разжигал страсть не хуже кактусовой водки, и в эту ночь он был неотразим. Мужики, видя такое дело, тихо завидовали, но сами бы на такое никогда не решились.

– Силён мужик, ничего не скажешь, – восхищался Гришка.

– Они, цыгане, все такие, безбашенные, – лениво произнёс Колька.

– Сам ты цыган, – возразил ему дед Анисим авторитетно. – Это ж чистокровный гишпанец из самой Андалусии.

– Это там, что ли мужики с быками мочатся? – поинтересовался Васька.

– Они самые. Коррида называется. По-нашему быково-мочилово.

– Н-да. Крутые ребята. Ничего не скажешь. И до баб, видно, охочие-е. Эвона как хвостатую ублажил!

– Ну, вздрогнули, мужики…

И банкет на воздухе продолжился с новой силой, постепенно переходя в настоящую оргию с пьяными песнями и прыжками через костёр. Гаша сквозь сон иногда открывал мутные глаза и видел странную картину. Ему мерещилась знойная пустыня Соноры, пляшущие у костра индейцы, Дон Хуан, периодически поправлявший на нём попону, хвостатые женщины и полоумный Союзник, косящий под его друга Гонзалеса. Картины наплывали одна на другую и перемешивались в сумасшедшем калейдоскопе. Потом он долго летал во сне верхом на огромной, белой птице, похожей на чайку. При этом он никак не мог вспомнить нечто важное. И, когда, наконец, вспомнил, то его озарило понимание того, что он находится во сне. Счастье захлестнуло его искрящейся волной. Хотелось громко заорать или взорваться.

– Получилось! – ликовал Гаша. – У меня, наконец-то получилось! Ура-а! Пиплы-ы!

Внезапно большая, белая Чайка стала буро-зелёной и голосом Змея сказала:

– Кончай орать, пипл, а то дальше сам полетишь.

От неожиданности Гаша выпал из сновидения и открыл глаза. Перед ним стоял дед Анисим и буравил хмельным взглядом. Его снова поразило сходство деда с мексиканским магом и ему стало жутко. Дед примерился и уверенно произнёс:

– Пациент будет жить!

И, прежде чем Гаша успел опомниться, дед влил в него полную кружку «микстуры». Веки тут же налились свинцом, и Гаша провалился в глубокий сон без сновидений и прочего бреда до самого утра. Сам дед тоже забрался под попону и быстро заснул, зная наперёд, что утром у него ничего не заболит.

А мужики ещё долго колобродили, оглашая окрестности нестройным хоровым пением. Потом, уже в сильном подпитии, ломанулись на ферму искать Змея и нашли его в тёплой компании двух братьёв-быков, причём тоже конкретно «навеселе». Оказывается, отборный турнепсовый силос из личной Борькиной ямы был весьма сильно забродившим, по вкусу напоминая хорошо квашеную капусту. Это сильно обрадовало Змея, а Борька весь сиял от счастья, что так здорово получилось с угощением. Эдик убедился, что Змей в надёжных копытах и спокойно порулил с новыми корешами в экспресс-тур по злачным Клюевским местам.

Борька, Мишка и Змей сидели на задницах у силосной ямы, оперевшись спинами о стену фермы, и тоже травили байки. Братья хвастались своими боевыми подвигами в битвах с соседскими быками, а Змей тащился и слушал их в пол-уха. Ему было очень хорошо и спокойно. Давно он так не отдыхал душой и даже не мог поверить, что ещё вчера его донимали злобные старухи, и жизнь казалась серой и конченой. Разговор зашёл о полётах. Борька всхлипнул и мечтательно так произнёс:

– Эх, везёт же тебе, Горыныч. Ты, вот, летать можешь. А мне не видать неба как своей задницы.

– Это почему?

– Так мы же ж быки! Быки летать не могут, – рассудительно произнёс Мишка.

– Я про то и говорю, – сказал Борька и досадно сплюнул жвачку.

– Кто сказал «не могут»? – медленно произнёс Змей. – Это мы сейчас проверим. А ну пошли.

Троица двинула на вершину широкого холма перед фермой. Впереди шёл Змей, разминая крылья, за ним в арьергарде топали братья, недоумённо переглядываясь и пожимая плечами. Остановились на самой верхушке.

– Ну, кто первый полетать рискнёт? – молвил Змей ухмыляясь.

– Как же без крыльев летать-то? – не поняли братья.

– Без крыльев не полетишь, это факт, – сказал Змей. – Но я могу прокатить.

– Чё, правда? – обомлел Борька. – Неужели сможешь? Ты, правда, не шутишь? – спросил он с надеждой.

– Никто не шутит. Кто первый полетит?

– Я! Я полечу! – воскликнул Борька и умоляюще посмотрел на брата. Тот покачал головой, сомневаясь в успехе столь невиданного предприятия. Ладно, забродившего турнепсу нажрались, но чтобы летать – это уже слишком.

– Только не дрыгайся в воздухе, а то не удержу, – предупредил Змей.

– Хорошо, хорошо! – заверил Борька, хотя его уже трясло от возбуждения.

– Ты стой тут наверху, а я сделаю круг и подхвачу тебя на лету. Будь готов. Как только оторвёшься от земли, хватайся крепче передними копытами за мои ноги. Понял?

– Ага!

Змей прочистил горло, стрельнув пару раз огненными зарядами, чем ещё больше удивил братьев. Затем коротко разбежался и ухнул с обрыва вниз. Через несколько секунд, со свистом рассекая воздух, он сделал в воздухе эффектную «бочку» и заложил вираж по широкой дуге.

Борька весь напрягся и со страхом смотрел, как огромная тень на фоне ночного неба неумолимо приближается. Он крепко зажмурился. Мощная сила рванула его с места и понесла вверх. Дыхание резко перехватило, и к горлу подкатил комок. Борька лихорадочно ухватился за ноги Змея и открыл глаза. Стало по-настоящему страшно! Земля была далеко внизу. Брат Мишка выглядел теперь как муравей, а ферма стала похожа на коробок спичек. Голова немного кружилась, но эйфория полёта захватывала всё сильнее и сильнее. Змей легко нёс Борьку, выделывая сложные фигуры, и сам наслаждался ночным воздухом и свистом ветра.

– Джеронимо-о-о!!! А-а-а! Зашибися!!! А-а-а-а!!! – орал Борька, пролетая низко над фермой.

Коровы в стойлах качали головами, наблюдая в щели на потолке, как летает их Борька. Даже собаки перестали брехать, видя такую странную картину.

Приземлились с шиком, подняв клубы пыли. Борька кубарем прокатился несколько метров по инерции и затих. Орать больше не хотелось. Из глаз лились слёзы радости и сожаления. Радости – понятно от чего, а жаль было самого себя. Жалел Борька, что не родился он птицей или, на худой конец, просто комариком. Тот хоть и вредный, падла, однако тоже летать умеет. Ну почему такая несправедливость, а? Мишка от полётов отказался. Да и Змей порядком устал. Всё таки Борька – не поросёнок какой. Бугай тот ещё.

Приятели распрощались. Горыныч улетел к своим на луг. Борька с Мишкой вернулись на ферму, по пути бурно обсуждая детали полёта. Со Змеем договорились встретиться перед их отъездом. Борька настоял на том, чтобы Горыныч обязательно зарулил к ним на ферму и взял с собою отборнейшего силосу, сколько сможет унести. На том и расстались.

ГЛАВА 6.

Индеец долго шёл лесом и ни о чём не думал. После продолжительного зависания в воздухе было приятно снова ступать по земле босиком. С местными аборигенами гудеть не хотелось. Он всё ещё не мог решить: правильно ли они поступили, уехав из родной деревни, или нет. Не было того душевного равновесия, которое всегда означало правильность бытия.

Местные духи не приставали, видя в нём опытного шамана, и держались на расстоянии. Индейцу не хотелось с ними общаться. Свои, хоть и пообещали удачный поход, но всё как-то туманно, с ужимками и недомолвками. Ссылались на то, что луна не полная, и хреново видать все подробности их предстоящего путешествия. Хотя и уверяли, что всё будет ништяк.

В воздухе запахло сыростью, и вскоре за деревьями показалось крупное лесное озеро. Тропинки все давно закончились. Мокасин аккуратно ступал по болотистым кочкам. Сразу было видно, что местные жители обходили это озеро стороной. Вода в озере совершенно чёрная и неподвижная, навевала безысходную тоску и печаль. Индеец уселся на крупной кочке и стал вспоминать свою далёкую родину и то, как его занесло в эти края.

Родился он, как и положено чистокровному индейцу, в самых, что ни на есть, Соединённых Штатах Америки. Правда, в резервации. Где-то на юге Айдахо. Детство и юность провёл в пределах этой самой резервации, никуда особенно не выезжая. Разве что, в соседний городок за провизией и прочими хозяйственными мелочами. Друзей у него не было, так как родители с самого детства отдали его в обучение старому шаману. А у шаманов друзей не бывает.

Старик относился к маленькому Мокасину, как к родному внуку. Особенно не баловал, но и не зверствовал излишне. Перед своим последним путешествием в страну Духов он тайно вручил ему старинный томагавк вождя ирокезов, про который никто не знал, кроме шаманов его линии. Теперь он по наследству перешел к Прыткому Мокасину. Напоследок старый шаман просил, по возможности, людей не мочить, да и живность всякую тоже, а использовать топор только в крайних случаях. Потому как силы колдовской в нём не меряно. С тем и отъехал.

Мокасин был парень не промах и топорик сразу притырил основательно, а то ведь сопрут запросто. А затем потекли весьма хлопотливые шаманские будни. То лечи кого, то погоду предсказывай, то яду дай, то наоборот – противоядия. Дурдом! Да ещё и в город соседний приходилось ездить на стареньком «Форде» и проверять, чтобы управляющий делами резервации не привёз какую-нибудь просроченную тухлятину.

Однажды летом Мокасин, как всегда, собирался в город. Солнце жарило нещадно, но это было в порядке вещей. Другое сильно озадачивало Мокасина: любимый набор вороних костей сложился в какой-то странный рисунок. Снова и снова бросал он кости, однако всегда выпадало одно и тоже: почти прямая стрела направлением на северо-восток. Городок же находился на западе, и за провизией нужно было ехать туда в любом случае.

« – Будь, что будет», – решил молодой шаман и погнал свой грузовичок в город.

Неприятности начались уже в пути. Сначала какая-то падла оставила кривой и не хилый гвоздь на дороге. Колесо смачно пшикнуло и тут же умерло. Пришлось ставить запаску, набитую соломой. Ехать стало совсем «весело». Машину трясло так, будто колёса квадратные.

Потом по пути попалась усохшая бабулька из местных. Напросилась в попутчики. И так проела уши своей болтовнёй, что Мокасин уже хотел наслать на неё какую-нибудь порчу покрепче, но сдержался. В городе он вытряхнул её возле церкви и погромыхал в сторону продуктовой лавки.

Однако доехать ему так и не удалось. На Мейнстрит у полицейской управы его лениво остановил помощник шерифа Салли Телласс. Не понравилось Салли, как едет эта колымага. Увидев индейца, он потемнел лицом и злорадно усмехнулся. Салли узнал молодого шамана из резервации и решил покуражиться.

– А вот и краснорожие пожиратели мухоморов пожаловали. Что, приятель, все поганки в округе смели? Ничего не оставили?

– А вам, бледнолицым, мухоморы противопоказаны, – невозмутимо ответил Мокасин.

– Это почему же? – недоумённо спросил Салли и наморщил низкий лоб.

– Мозг вытечет через уши. Хотя тебе это не грозит.

– Не понял я что-то. Почему это не грозит? – ещё сильнее наморщил лоб помощник, и, на всякий случай, длинно сплюнул.

– Да ведь в заднице мозга нет. Это ведь твоя задница сейчас говорит?

Салли оглянулся на свой зад, потом посмотрел на индейца, потом снова на зад и опять ничего не понял.

– Сдаётся мне, приятель, что ты пытаешься издеваться над помощником шерифа, – растягивая слова, краем рта промямлил Салли. – Давай-ка, дружок, я тебя для начала арестую и в камеру запру. А потом ты мне ещё раз расскажешь про мою задницу. Тогда и посмотрим у кого зубов больше.

В каталажку индейцу было никак нельзя. По одной простой, но веской причине: для него это могло закончиться очень и очень плачевно. Для белого, да ещё законника индеец был хуже бродячей собаки. И если не замочат сразу, то уж покалечат основательно, а это практически то же самое. В резервации калеки долго не живут.

Мокасин лихорадочно соображал. Просто убежать не получится. Салли достал оружие и, помахивая наручниками, медленно приближался.

« – Была ни была», – подумал индеец и выхватил горсть вороньих костей.

– Смотри, бледнолицый, это кости чёрного ворона! – зловеще крикнул Мокасин. – Они нужны для самого чёрного колдовства! Всех, кого они коснутся, тут же умрут в страшных муках. Лови!!!

Индеец кинул кости в лицо Салли и громко прокричал по-вороньи три раза. Весьма, кстати, похоже.

Эффект превзошёл все ожидания. Мокасин хотел лишь напугать помощника и выиграть немного времени, чтобы смыться на своём грузовике. Но получилось всё гораздо хуже. Лицо Салли посерело, ноги подкосились, будто кто-то резко ударил его под коленки, и он стал медленно оседать на пыльную дорогу. Штаны быстро намокли и наполнились ещё кое-чем, весьма обильно. По всему телу побежали судороги. Глаза с ужасом и какой-то детской растерянностью смотрели на страшного индейца: «Как же так? Почему так?». Пистолет выпал из посиневшей руки. И только наручники нелепо повисли на большом левом пальце, мерно покачиваясь.

Это не было колдовством, и Мокасин прекрасно это понимал. Но ведь люди кругом слишком суеверные. Никто не поверит, что помощник шерифа умер от сердечного приступа. Бледнолицые боятся индейцев. Особенно, если этот индеец – шаман. Он не хотел, чтобы всё вышло вот так, глупо и страшно.

Однако пора было сматываться. Вот уже чьи-то крики послышались и топот ног. Он вскочил в свой грузовичок и помчался, не разбирая дороги, подальше из этого города. Но и в резервацию ему ходу не было. Он гнал машину в пустыню, выжимая из стонущего и скрежещущего грузовика последние силы, пока у того не отвалилось кривое колесо с набивкой из соломы.

Машина резко подпрыгнула вверх, как раненая птица в предсмертном рывке, и со страшным грохотом рухнула в глубокую яму. Индеец по инерции пролетел с десяток метров и скатился на спине по склону песчаного бархана, чудом ничего не сломав. Чуток отдышавшись, Мокасин вскочил на ноги и побежал.

Бежал он долго и размеренно, как умеют бегать только индейцы. На бегу он обдумывал своё положение и пришёл к неутешительному выводу: в этом штате ему не спастись. У местного шерифа давние дружеские связи с губернатором. Его будут искать повсюду и, в конце концов, найдут. И теперь уж точно – секир-башка. Надо сматываться куда-нибудь подальше. Но куда?

И тут припомнилось странное утреннее гадание. Северо-восток! Вот куда нужно бежать. Эх, жаль, кости гадальные остались там в городе, рядом с мёртвым Салли. Сейчас бы не помешало уточнить нужное направление. И почему он не послушался интуиции и попёрся в этот злополучный город? Говорил же старый шаман: всегда слушай свой внутренний голос. Хотя, быть может, именно так и должно было всё случиться. Ведь жизнь в резервации была скучна и однообразна. А так хотелось посмотреть мир. Побывать где-нибудь ещё, кроме этих пыльных и жарких мест. И уж совсем не предполагал Мокасин, что нелёгкая занесёт его не куда-нибудь, а в далёкую и удивительную страну Россию. Тогда он даже не знал про такую.

Однако прежде беготня по различным штатам Америки затянулась ещё на несколько лет. Он, как мог, скрывался от властей, иногда применяя свои шаманские штучки, а иногда не гнушаясь помощью контрабандистов и других тёмных личностей. Приходилось идти вместе с ними на преступления и опять прятаться.

От них он и узнал о загадочной России. Направление – на северо-восток. Может это оно и есть? Но как попасть туда? Ведь это так немыслимо далеко. Но что такое расстояния для вездесущих проныр-контрабандистов? Каким-то запутанным образом они переправили его на Дальний Восток. А оттуда индеец без документов и знания языка умудрился добраться почти до столицы этой огромной страны и осел в Московской губернии.

Пока добирался, познакомился с цыганами и некоторое время колесил с ними. Это чем-то напоминало его племя, хотя народ этот ещё более шебутной и суетливый. Хотелось уединения, и он отстал от табора вместе с другим цыганом по имени Васька Тойго. Вдвоём они фестивалили по рязанским лесам. Иногда воровали, иногда шабашили. Но однажды, в один не самый лучший день, Ваську подстрелили из ружья пьяные охотники. Просто так, ради забавы.

Мокасин в тот день ушёл в ближайшее село разузнать насчёт какой-нибудь новой шабашки. А когда вернулся, нашёл Ваську с простреленной грудью и несколько стреляных гильз. Охотники после убийства сразу протрезвели и, испугавшись, быстро смотались по домам. Искать их теперь было бесполезно, да и кто поверит индейцу без документов.

Мокасин похоронил Ваську по своим обычаям и провёл шаманский обряд погребения. Душа Васьки легко освободилась, так как и при жизни он не обременял себя земными привязанностями и легко делился всем, что имел. Поблагодарив обалдевшего индейца, он полетел искать своих соплеменников, чтобы проститься и окончательно раствориться в Брахма-джняне.

Мокасин оставил себе паспорт Васьки. На юношеской фотке он был почти похож на молодого индейца. С тех пор Прыткий Мокасин официально стал Василием Тойго и поселился уединённо в небольшой деревеньке в Подмосковье. Там же он познакомился с волосатым Гашей, который сильно зависал на Кастанеде и жаждал откровений со стороны индейца.

Однако оказалось, что шаман шаману – рознь. Гаша не втыкался в расклады Мокасина, а тот не мог уразуметь, чего пипл хочет. Но жили они мирно.

Затем к ним присоединились Эдик и Змей. Сначала все считали, что это Эдик привёз диковинного зверя, который, к тому же, свободно говорил по-русски и мог преспокойно послать куда следует, ежели что. Но Змей всегда уверял, что он сугубо местный, только долго спал в заколдованной пещере где-то на севере страны. На том и порешили. И вот уже почти десять лет они обитают в этих краях вместе.

Воспоминания, как обрывки тумана, проплывали перед глазами индейца. Мокасин смотрел в тёмную воду озера и, в который уже раз, удивлялся, какими извилистыми путями ведёт его Дух.

Внезапно он услышал очень низкий и глухой вздох. Любой другой бы на его месте тут же наложил полные штаны, если не хуже. Мокасин сразу понял, что голос не принадлежит человеку.

– Кто ты?

– Я Дух Озера, – прошелестел голос в прибрежной траве.

– Приветствую Тебя, о Дух Озера, от имени своего племени и да будет мир среди Духов и людей! Но я слышу грусть в твоём голосе.

– Это правда, – мрачно ответил Дух. – Радоваться особенно не чему. Ведь ко мне люди приходят лишь за тем, чтобы утопиться. Это так скучно. Надеюсь, ты не собираешься сделать тоже самое?

– Увы, нет.

– Почему, увы?

– Потому, что я шаман. Мне топиться не положено. Да ты и сам говоришь, что это скучно.

– И всё же, почему? Тебе наскучила твоя жизнь?

– Не знаю, Дух. Я несколько растерян и не знаю, как сложится моя жизнь дальше.

– А разве интересно знать, что тебя ожидает? Ведь это ещё скучнее, чем топиться.

Индеец подумал немного и произнёс:

– Видишь ли, я стал плохо понимать своих Духов леса. Они что-то говорят мне наперебой. Вроде бы я всё слышу, но в душе остаётся сумбур и непонятки.

– Сумбур не в душе твоей, а в голове. Ты стал много думать, как обычный человек. А это неизбежно порождает горы бесполезных мыслей. От этого многие сходят с ума. Вспомни, чему учил тебя старый шаман. Пусти свои мысли по текучей воде. Пусть они уплывут, как осенние листья. Но не дай воде забрать тебя целиком.

– Я понял тебя. Но скажи, почему твой голос стал печален?

– Это просто. Банальная история. Пришла, понимаешь, осенью одна деревенская баба топиться. Всё как полагается: верёвка, булдыган на шею и все дела. Я не стал её разубеждать. Да она и не услышала бы. Смотрю я на неё и тошно мне. Ну, кому приятно в себе утопленников коллекционировать? Ладно, хоть со временем в ил и торф превращаются. Короче, плюхнулась эта особа в омут, а я расслабился, да забыл вовремя корягу подводную отодвинуть. И эта дура, таки, зацепилась своим булыжником за коряжину. Да так крепко! Я сколько не плескал водой, ну никак мне её на дно не отправить. Так и висит посреди воды. Ни туда, ни сюда. А по ночам её душа болтается вокруг озера и спать не даёт, зараза. Во, гляди! Она самая!

Среди деревьев показалась призрачная женская фигура. Мокасин сразу узнал её. Это она была в его сне. Фигура безучастно прошла мимо и вдруг тоненько, но противно завыла. От её голоса сводило челюсть. Будто целиком зажевал лимон. Если бы тут водились волки, то им бы стало плохо.

– Не, ну ты видал? Вот стерва! Меня вообще не слушает. Я её и так, и эдак уговаривал – ни в какую. Может, поможешь, а?

– Попробую, – ответил индеец и, не раздумывая, нырнул в чёрную воду. На ощупь он нашёл эту злополучную корягу, а на ней запутавшуюся верёвку. Ножом он перерезал её и выбрался на берег.

Утопленница сначала всплыла на поверхность, явив собой весьма печальное зрелище. Но вскоре вода снова поглотила её и теперь уже окончательно. Над озером пронёсся вздох облегчения. Призрачная фигура замолчала и долго смотрела на разбегающиеся по воде круги. Затем она повернулась к индейцу и улыбнулась. Мокасин почувствовал волну благодарности от этой заблудшей души. Ему стало вдруг так хорошо. Давно он не ощущал этого чувства нужности и полезности кому-то. Призрак помахал рукой и весело зашлёпал по болотным лужицам на запад.

– Ну, брат, спас ты меня! – зашумел Дух Озера, вздымая приличные волны. – За это я научу тебя, как стопроцентно вызывать самый настоящий дождь. По-настоящему, без всяких наколок. Встань у кромки воды.

Индеец подошёл ближе. Из воды появилось небольшое облачко и окружило Мокасина. Оно было прохладным и приятным, как грибной дождик. Облачко впиталось в индейца, и он теперь просто знал, как вызвать дождь. При этом он чувствовал, что зарядился не только свежей прохладой. Его наполняло какое-то чувство умиротворения и одновременно решительной бодрости. Сумбур в голове растаял без следа. Всё стало ясным и простым. И он вспомнил, как однажды старый шаман сказал ему:

– Радость не в цели путешествия, а в самом пути.

И это было правдой! Индеец молча поклонился озеру и, подняв руку, сказал:

– Хау!

– И тебе того же! – весело ответил Дух Озера, шумно плеская волнами. – Прощай!

Мокасин бодро шагал обратно к месту стоянки. На лице сияла довольная улыбка. Местные Духи, всё также прячась за деревьями, недоумевали:

– И где этот индеец успел мухоморов наглотаться? Эвон как прётся! Ведь грибов-то ещё нет.

« – Эх вы, сирые, – думал в ответ Мокасин. – И где вам убогим знать, как это здорово – вдыхать полной грудью чистый и прохладный ночной воздух, ощущать босыми ногами покалывание еловых иголок и просто радоваться тому, что ещё живёшь. Что можешь чувствовать и любить. Любить просто так, весь этот огромный Мир. Да никакие мухоморы с этим не сравнятся!».

ГЛАВА 7.

Яркое, весеннее солнце взошло над Клюевкой, щедро одаривая светом и теплом всё живое и не совсем живое. Не совсем живым был пипл Гаша, которого наутро мутило ещё хуже, чем вчера. И это понятно. Ведь кроме самогона он ничего не ел. Дед сокрушённо качал головой и ругал себя за то, что упустил этот важный ингредиент в своих процедурах. Через силу влили в пипла еще одну кружку самогона. Это должно было слегка облегчить страдания, но не надолго.

Эдик, хоть и куролесил всю ночь, однако чувствовал себя бодрячком. Его ночные собутыльники где-то потерялись. Скорее всего, у тех необъятных баб, которых они нашли в местной избе терпимости. Эдику хватило приключений с русалкой, и он вежливо отказался от услуг местных «бабочек». Они почему-то обиделись. Хотя это и понятно – не каждый день к ним в деревню заруливают такие знойные иностранцы. Пришлось, мягко говоря, быстро сматываться от их навязчивых притязаний и некоторое время прятаться на огородах. На рассвете он вернулся на стоянку, обнаружив там подыхающего Гашу и сияющего улыбкой индейца.

Дед уехал на телеге за провиантом, а Змей мирно дрых возле корзины. Эдик достал свою секретную карту, наметив следующую остановку. Это было небольшое село Невдолбичи на окраине Липецкой губернии. Пора было собирать шмотки и запрягать Змея. Вместе с индейцем они приладили корзину к сонному Горынычу и стали дожидаться деда.

Вскоре по дороге загромыхала телега и появился Анисим. Он притаранил кастрюлю щей, бочонок рассола и мешок картошки. Последняя являлась, по его разумению, универсальным продуктом, совершенно необходимым в дальней дороге. Отдельно в телеге лежала внушительная бутыль известно чего, аккуратно завёрнутая в чистую мешковину. Это было от души.

Мужики искренне поблагодарили деда, обещали на обратном пути обязательно снова к нему заехать. Дед пустил скупую слезу и отвернулся. Змей уже вполне проснулся и разминал потихоньку крылья. Гашу погрузили сразу возле люка. Болело на этот раз не только всё тело, но даже и волосы ломило. Он тихо стонал и периодически проваливался куда-то в темноту.

Эдик показал индейцу направление по карте. Сам он собирался конкретно отоспаться в полёте. Мокасин кивнул, заступив на место рулевого. Змей легко оторвался от земли и стал медленно набирать высоту. Вдруг он вспомнил, что обещал заскочить к братьям на ферму. Индеец снова кивнул согласно, и они развернулись в сторону деревни.

Дед Анисим стоял возле лошади и махал рукой, приложив другую ладошку козырьком ко лбу. В глазах мешались слёзы. Он смахивал их и снова смотрел на удаляющихся путников. Жаль, так мало погостили.

– Хорошие ребята. Да-а-а. Ну так ить! Надо! Да-а-а.

Возле фермы толклись коровы. На пастбище их сегодня гнал малолетний пацан – сын Гришки пастуха. Сам Гришка спал мёртвым трупом на сеновале и был не в состоянии руководить процессом.

Быки ждали возле силосной ямы и даже прикатили откуда-то пустой бочонок. Змея они встретили, как родного. Борька в порыве чувств ухватил Змея за лапу и от души потряс.

– Здорово, дружбан! Какие дела!

– Здорово, братаны! Вот, летим дальше.

– Счастливые. Ну, желаем удачи и всё такое!

Мокасин с Эдиком начерпали ядрёного турнепсового силосу, зажимая носы и стараясь глубоко не вдыхать. Продукт явно высшего качества, но уж больно крепок. Для настоящих коровьих парней.

Быки распрощались со Змеем и утопали вслед за остальным стадом. Больше путешественникам ловить тут было нечего, и они с лёгким сердцем устремились ввысь, оставляя за собой тонкий шлейф турнепсового амбре.

К полудню поднялся довольно приличный ветерок. Корзину ощутимо раскачивало. Это приятно убаюкивало, и Эдик, не стесняясь, громко храпел. На пипла качка действовала совершенно противоположно. Он уже не мог лежать на полу возле люка и блевал, стоя у края корзины и опасно свешиваясь вниз.

Внезапно корзину качнуло сильнее прежнего, и Гаша, не удержавшись, полетел вниз.

Мокасин в первый момент сильно удивился когда, оглянувшись назад, не увидел пипла. Спрятаться тут было негде. Чё за дела? И тут раздался запоздалый крик снизу. Индеец всё сразу понял и скомандовал:

– Змей, тормози! Человек за бортом!!!

Гаша летел вниз, обгоняя свой собственный завтрак. Лететь было страшно, и к тошноте прибавилась икота.

– Вот, блин, почти как птица лечу в свободном полёте, а радости – ноль. Ну что за облом такой, а? – думал он невесело, прикидывая: где мягче разбиться: на травке или на песочке?

Змей тоже заметил стремительно уменьшающегося Гашу и ринулся за ним в погоню. Высота была приличной, поэтому Гаша не успел разрешить свою дилемму. Змей ловко ухватил его за штаны и забросил назад, в корзину.

Выходить из крутого пике было тяжело, но необходимо. Было бы грустно так быстро закончить путешествие, не пролетев и половины пути. В спине заныл, развивающийся потихоньку, ревматизм. Змей закряхтел, сжал зубы до свирепого скрежета, но достойно справился с этой фигурой высшего пилотажа и вышел на горизонтальный полёт.

Гаша сидел в уголке корзины в полной прострации и ритмично икал. Индеец на всякий случай привязал его верёвкой к толстой жерди и стал высматривать место для срочной посадки. Дальше лететь было нельзя. Так можно и человека угробить. Да и Змею нужно было передохнуть после такого экстремального пилотажа.

Под ними сейчас виднелась довольно приличная река, кое-где имеющая широкие разливы с островками. Мокасин посмотрел карту. Ага, речка Проня. А вон и островок подходящий. Индеец показал Змею на этот остров. Тот понимающе кивнул. Приземлились несколько жестковато, отчего Гонзалес, мирно спавший на дне корзины, кубарем выкатился из оной и сразу вскочил в боевой стойке.

– Стоять всем! Замочу гадов!

Но, увидев, что никто им не угрожает, протёр глаза и с удивлением спросил.

– Что такое? Уже прилетели?

– Почти, – ответил Мокасин и рассказал о воздушных пируэтах и вынужденной посадке.

Эдик нахмурил лоб и стал сверяться по карте. Выходило, что пролетели они за сегодня всего лишь треть от намеченного на день. Это, конечно, маловато, но не смертельно. Особенно торопиться было некуда. Надо как-то приводить в чувство пипла. Индеец решил поискать знакомые травки и углубился в лесок. Эдик достал припас, пытаясь покормить Гашу щами деда Анисима. Но это было бесполезно. Гаша сжал зубы и лишь отрывисто икал.

Вскоре из леска послышался тонкий свист. Это был индеец. Он явно что-то нашёл. Эдик оставил пипла под присмотром Змея и скрылся среди деревьев. Мокасин стоял у большой сосны и внимательно за чем-то наблюдал. Эдик подошёл ближе, стараясь ступать тихо и незаметно. Мокасин молча указал в глубину леса.

Эдик открыл от удивления рот. Не очень, правда, широко. На миг ему показалось, что он всё ещё спит. Посреди круглой поляны стояла натуральная избушка на самых, что ни на есть, натуральных курьих ногах. Ноги иногда переминались и почёсывали одна другую. Было прикольно. И странно. Внезапно кто-то положил им на плечи тяжёлые руки и по-хозяйски произнёс:

– Здорово, сынки. Каким ветром сюда занесло?

Парни не испугались. Только Эдик сильно побледнел, а Мокасин ещё сильнее удивился: кто это сумел подкрасться к нему сзади, а он и не почувствовал? Перехитрить шамана совсем не просто. Они медленно обернулись и обомлели.

– Ну, ни хрена себе! – вырвалось у Эдика и он тут же извинился. Перед ними стояла дама. Правда, весьма своеобразная, но всё-таки дама. Это была настоящая баба Яга.

– Конечно настоящая! – уверенно произнесла она, прочитав их мысли. – Только не Яга, а Марфа Кузьминишна. Но во всём остальном самая настоящая. Можете потрогать.

Эдик почему-то смутился. Тётка была, конечно, в годах, но выглядела вполне сносно. Принадлежность к колдовскому роду выдавала лишь метёлка, вовсе неуместная в лесу, и разноцветные глаза. Один был совершенно чёрный, а второй – самого обычного василькового цвета.

– Что, парни, языки проглотили?

Эдик опомнился первым. Всё же дамы были его стихией. Он вежливо расшаркался и произнёс приветственную речь, по привычке сдобрив её испанскими оборотами. Бабку это нисколько не впечатлило, и она повторила свой вопрос:

– Ну, так чего тут забыли? Только не говорите, что заблудились. По вашим хитрым физиономиям вижу, что это не так.

– Правда ваша, мадам. Мы, знаете ли, путешественники. А на ваш островок залетели сугубо по аварийным причинам. С товарищем нашим худо. Морская болезнь у него и даже алкогольные микстуры не помогают. Только ещё хуже стало.

– Ну, от этой гадости кому хошь плохо сделается. И где этот ваш товарищ?

– А на берегу, вместе со Змеем.

– Какой ещё Змей? Уж не Горыныч ли?

– Он самый. А откуда вы его, простите, знаете?

– Да вот бабка моя, тоже потомственная колдунья, рассказывала мне как-то про одного Змея. Только тот в пещере далёкой был конкретно заколдован. Никак ей не удавалось его расколдовать. Так и оставила его там. Как же у вас это получилось?

– Да он сам к нам прибился. Сказал, что колдовство то временное было. Вот и кончилось. Теперь он свободный Змей.

– Ладно, топайте на берег, а я сейчас кое-чего прихвачу, да приду, посмотрю вашего страдальца.

Бабка пошла к избушке пешком, не желая летать на метёлке при посторонних. Индеец восхищённо смотрел ей в след и чувствовал, что шаманить она тоже умеет крепко. Вообще-то с такой надо держать ухо востро. Женщины-шаманы – шибко хитрый народ. На всякий случай он переломил четыре рыбьих кости и, поплевав на них, кинул на четыре стороны. Не ахти, какой приёмчик, но всё спокойнее. На берегу Змей широко раздувал ноздри и тревожно принюхивался.

– Что там, в лесу? – спросил он.

– Ты не поверишь, Горыныч, но встретили мы там натуральную бабку Ягу. Марфой Кузьминичной кличут. И что самое интересное: она тебя знает!

– Этого-то я и боялся, – сокрушённо выдохнул Змей и весь как-то сник.

– Что такое, Горыныч? Ты чего это, а?

– Крандец мне, парни. Кончилась моя свободная житуха. И нафига я попёрся с вами? – с тоской в голосе произнёс Змей.

– Да объясни ж, наконец, в чём заморочка?

– Давным-давно меня заколдовала именно бабка Яга. Я в той пещере целых триста лет простоял, как статуй. Триста лет!!! Вы можете себе представить, что это такое, когда триста долгих лет по тебе безнаказанно прыгают блохи и кусаются, падлы. А ты не можешь даже пошевелиться! Я чуть не сдох от злости.

– Но, Горыныч, это ж так давно было. Та Яга уже в пыль превратилась. А эта, вроде бы, вполне современная ведьма. Говорит, что бабка её расколдовать тебя пыталась, да только не вышло что-то. Ты не боись. Мы тебя в обиду не дадим.

Индеец подошёл к Змею и что-то прошептал в самое ухо. Тот недоверчиво посмотрел на него и покачал головой. Однако сделал, как сказал Мокасин: задвинул одну лапу за другую и тихо стал постукивать ею по земле. Рот крепко сжал, а взгляд сделал рассеянным. Индеец до кучи прошептал несколько заклинаний и сунул под каждое крыло по амулету.

Вскоре из лесу показалась Марфа-Яга. Шла она пешком, чтобы не тратить зазря метёлкину силу. В руках несла дымящийся котелок и что-то тихо в него шептала. Пахло из котелка очень даже приятно и сытно. Ни на кого не глядя, бабка подошла к скрюченному Гаше и, пристально посмотрев ему в глаза, требовательно приказала:

– Ешь!

– Не могу, – простонал Гаша, пытаясь разглядеть слезящимися глазами женщину. В затуманенном мозгу вяло пронеслось: « – Во, опять Дон Хуан нарисовался. Под ведьму косит. Пожалуй, своим Союзникам сдаст, если я не соглашусь сожрать эту отраву».

– А, давай сюда своё варево. Хуже не станет. Хуже уже некуда. Дальше лишь понос и смерть.

Парни решили тоже перекусить и сели возле корзины на молодой травке. Змей всё постукивал лапой и недоверчиво косился на бабку. Та, чтобы не смущать его, подошла к мужикам и спросила:

– А, может, погадать кто желает? Судьбу там узнать, то, сё, сколь проживёшь, когда помрёшь, где зароют, а?

– Мне гадать категорически нельзя, – сказал Эдик. – Иначе мне придётся тут же тебя застрелить. Агент я тайный. Ясно тебе?

– Конечно, ясно! Чего ж тут не ясно. Ну, а ты, пришелец из далёких земель, не желаешь ли Судьбу узнать?

Индеец был слегка удивлён её проницательностью и с интересом согласился. Бабка походила вокруг него, посмотрела и так, и эдак. Понюхала воздух. Пару раз крепко зажмурилась, и на лице её отразилось недоумение.

– Что-то не догоняю я, приятель. Коллега ты мне, что ли?

– Да вот, шаманим помаленьку.

– То-то я смотрю тёмный ты какой-то! И как это я сразу не просекла. А чего ж меня побеспокоили? Чего сам товарища не лечишь?

– Так ведь грибов-то ещё нет. Какое же лечение без грибов?

– Ну, рецепты всякие бывают. Можно и без мухоморов. Вот, к примеру…

Эдик понял, что сейчас начнётся чисто профессиональный диспут, и ему тут делать нечего. Он подошёл к Гаше и поинтересовался, как дела. Тот, отдуваясь, лихо налегал на супчик.

– Ну, как лекарство? Помогает?

– Ты не поверишь, братуха! Сначала давился дико, а потом полегчало немного. Потом ещё, и ещё. С каждой ложкой всё лучше и лучше!

– Ну-ну. Ты только не вздумай у бабки спросить, из чего это сварено. А то опять заплющит тебя по-новой. Тогда уже ничего не поможет.

– Да нормальное харчо. А о чём это Мокасин с ней треплется? Руками, вон, машет?

– Дык спорят, наверное, чьи мухоморы круче.

А индеец и не спорил вовсе. Он сразу просёк, что колдунья эта авторитетная и даже ему, опытному шаману, есть чему у неё поучиться. Он увлечённо рассказывал, как помог Озёрному Духу, и как тот наделил его умением вызывать дождь. Бабка с интересом слушала, иногда тихо посмеиваясь. Удивил её этот заморский шаман своими познаниями. Она слышала, что тамошние колдуны только скакать дико умеют, да воют по-волчьи. А так – дурачьё сплошное. Оказывается не все. Вот этот малый, вроде, ничего. Может в помощники его взять? Да ведь не захочет. Птица вольная.

Подобрела бабка Марфа. Попросила обождать её немного и ушла к избушке. Через некоторое время вернулась с небольшой корзинкой, накрытой чистой тряпицей. Она отдала корзинку индейцу и тихо проговорила тайные рецепты нескольких полезных снадобий. Содержимое велела никому не показывать. Индеец дал честное индейское слово, что сохранит тайну.

Гашу снова загрузили в корзину. Перед этим бабка его осмотрела и решительно произнесла диагноз:

– Жить будет. Если только неделю не будет пить спиртное и даже пиво. Трубку тоже неделю не курить. Иначе кранты. Полная деградация с превращением в гадскую слизь.

Гаша чуть не подавился слюной. Вот попал, блин! Выпивка – фигня. От одной мысли об этом в животе вновь зарождались рвотные позывы. А вот трубку курить он любил. Целую неделю без курева! Сдохнуть можно! Придётся терпеть.

Мужики поблагодарили бабку Марфу и лихо отчалили. Змей вздохнул свободней, когда река с островом скрылась из виду. Гаша наконец-то заснул тихим, спокойным сном выздоравливающего человека. Эдик заступил на вахту, а Мокасин с благоговением перебирал волшебные ингредиенты в корзинке, отвернувшись в угол. Эдик только посмеивался и качал головой.

Бабка Марфа долго смотрела им в след и добродушно улыбалась. Нормальные мужики. Немного беспутные, но вполне нормальные.

– Скатертью дорога, – сказала она и бросила волшебную, попутную веточку.

ГЛАВА 8.

В село с ласкающим слух названием Невдолбичи прилетели к ночи. Остановились в пустой ферме, где даже навозом уже давно не пахло. До села было с километр. Решили сегодня больше не искать приключений на одно место и повалились спать. Индеец на всякий случай прочитал крепкое заклинание и повесил на створку ворот охранный амулет. Если что, разбудит. Однако ночь была тихой и спокойной. Дух в амулете поворчал немного и тоже рубанулся на массу.

– Чё я, самый крайний что ли? – подумал Дух. – Пацаны вон в сумке у шамана дрыхнут, а я тут охраняй их. Да пошли вы! – С тем и уснул.

Наутро ферма наполнилась звоном кузнечиков и гулом внушительной стаи мух. Они обитали здесь ещё со времён тесного и дружеского соседства с коровами. И хотя последнюю корову местные жители слопали уже лет десять назад, мухи продолжали оккупировать данную жилплощадь и были весьма недовольны вторжением чужаков. Однако держались на расстоянии и первыми не нападали.

Дух в амулете получил внятный щелбан и подпрыгнул от неожиданности. На него с явным неодобрением смотрел индеец и качал головой. Дух двумя лапками стал протирать опухшие от сна глазки, а остальными четырьмя развёл в стороны, как бы сильно извиняясь. Индеец погрозил ему кулаком и кинул амулет в сумку.

Эдик бодро скакал, делая утреннюю зарядку. Упражнения выполнял простые, но весьма энергичные. При этом он успевал побоксировать со Змеем и периодически прописывал лёгкого пинка заспавшемуся Гаше. Тот что-то бормотал сквозь сон, вяло отмахиваясь руками. Потом резко вскочил и с воплем ломанулся на улицу. Эдик с индейцем переглянулись, пожав плечами.

– Во глючит мужика! – сказал Эдик. – Ты бы пошаманил над ним, что ли? Так ведь и впрямь какой-нибудь Союзник, или как их там, утащит пипла, да сожрёт нафиг.

– Союзники не едят людей. Они питаются страхами.

– Вот я и говорю, надо заделать Гашу сущим пофигистом. Тогда ему всё по-барабану будет. Глядишь, и сам кому хошь фейс начистит.

– Хау! Я подумаю.

Гаша вернулся, нервно озираясь по сторонам. Индеец с Эдиком сделали вид, что ничего не заметили. Пипл был благодарен им за это. Ему вовсе не хотелось рассказывать про свои сновидения. Если честно, то он и сам не мог толком понять, что его так сильно напугало. Вроде бы снился красивый, пустынный пляж и вдруг «Ой, мама!!! Чё за ботва!? А-а-а!!! Спасите, помогите!». А что это было – не понятно. Вроде как тень. Но страшная-я-я. Жуть.

Эдик, как ни в чём не бывало, бодро произнёс:

– Ну чё, надо бы в село сгонять, провиантом затариться. Есть желающие со мной сходить за компашку?

Индеец решил остаться со Змеем. Не любил он по чужим селениям шататься. Гаша с готовностью подхватил торбу и полез доставать тугрики, когда Эдик решительно остановил его и сказал:

– А бабки тратить ни к чему. На хавчик и заработать можно.

Каким образом это сделать, он пока себе не представлял. Но врождённая интуиция и опыт разведчика подсказывали, что это будет не очень трудно. Гаша согласно кивнул, и они быстрым шагом двинули в сторону села. По пути Эдик решил дать песню. Долго не думали. Хором в две глотки грянули «Походную» и даже с художественным свистом в припевах, который с усердием выдавал Эдик. Гаша пытался ещё добавить битловской интонации, но это плохо получалось. Зато на душе стало легко и даже немножко торжественно.

Эдаким мини-отрядом они быстро дошли до центра села и упёрлись носами в закрытую дверь магазина. На широком транспаранте синего цвета крупными белыми буквами было стильно выведено «ПРОДУКТЫ».

– Сдаётся мне, пипл, что это правильное место. Вот только почему-то закрыто. Какие будут версии? – задумчиво спросил Эдик.

– Может рано ещё? – ответил Гаша и почесал затылок.

– Где же рано? На моих шпи… командирских – десять с четвертью.

– Стучим?

– Давай.

Гаша вежливо стукнул костяшками пальцев ровно три раза. Эдик усмехнулся.

– Ты ещё спроси в дырку: «Не будете ли Вы столь любезны и т.д.».

Он повернулся к двери спиной и со всего маху стал разить её сапогом. Да так энергично, что стёкла опасно зазвенели в окнах. Вскоре в одном из окон появилась недобрая физиономия хозяйки заведения. Она что-то рыкнула и решительно направилась к двери. Эдик отскочил подальше, изготовившись к процессу охмурения.

Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появилась пухленькая женщина небольшого роста и неопределённого возраста. Определить это мешала очаровательная причёска в стиле «Одуванчик» пепельно-фиолетового колера. Женщина приготовилась высказаться в сильных выражениях и уже набрала в грудь побольше воздуха, но тут заметила, что это не местные бичи, и лицо её озарила добродушная улыбка.

– Ой, здрасте! А я, было, решила, что это бездельники мои, наконец-то, соизволили пожаловать на работу. Вы откуда такие живописные будете?

– Мы, мадам, как вы изволили выразиться – живописные, будем из мест далёких. Путешествуем вот в сторону юга. Решили к вам в гости зайти. Продовольствием разжиться, туда-сюда. Позвольте представиться: Гонзалес, Эдуардо де ла Вега, де ла Кортилльо.

Гаша с удивлением уставился на испанца. Ничего себе загнул! А сам говорит проще надо быть. Он тоже вежливо кивнул и сказал просто:

– Гаша.

Хозяйку магазина звали Мария Егоровна. Её так поразили манеры этих симпатичных странников, что она даже слегка растерялась.

– Ой, да что же это я? Проходите, гости дорогие. Добро пожаловать в мою лавочку.

Мужики обтёрли обувку об коврик и зашли внутрь, неловко ступая по чистым половицам. Эдик смутился оттого, что так варварски ломился в дверь и напугал такую приятную женщину. Но нужно было держать марку, и он решительно произнёс:

– Уважаемая Мария Егоровна! Вы уж простите нас за такое безобразное вторжение. Я так понял, что вы кого-то ожидали?

– Да уж известно кого! Эти мои грузчики. Такие ироды, что ещё поискать. Я ведь с девяти утра должна открыться, а этих бестолочей все нет и нет. Мне самой не управиться со всем. Силёнок не хватает.

– А не позволите ли нам, дорогая Мария Егоровна, предложить вам нашу всеобъемлющую и посильную помощь взамен небольшого количества самых простых продуктов? Если это, конечно, вас не обременит.

Гаша с изумлением смотрел на рассыпающегося в любезностях Эдика, и ему даже показалось, что у того по подбородку мёд течёт и на прилавок капает.

Хозяйка слегка обомлела. Ей, конечно же, не помешает помощь этих добрых мужичков, однако что это он там задвинул про беременность? Ну да ладно. А расчет продуктами ей даже на руку. Денег всё равно в кассе нет.

– Ой, конечно, конечно! Уж я в долгу не останусь. Спасители вы мои. – всхлипнула хозяйка и даже прослезилась. Бывают же на свете такие мужики! Может и не пьющие даже.

Она ловко подвязала косынку и принялась командовать. Мужики оказались не только любезными, но и довольно расторопными. Пока расставляли по шкафам и полкам вчерашний привоз, подъехала машина с хлебом. Её тоже быстро и ловко разгрузили.

Водила, по обыкновению, завалился спать в своей кабине и был сильно озадачен, когда хозяйка растолкала его в неурочное время и приказала ехать обратно. Всегда машину разгружали часа три, не меньше. Он даже недоверчиво заглянул в кузов. Хлеба не было. Одни пустые ящики. Причём, аккуратно вставленные обратно в стеллажи. Обычно грузчики бросали их вповалку на пол. Трезвые с утра, что ли? Он укатил в центр, всё ещё зевая и тихо матерясь.