Оглавление
Игорь Лёвшин. Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)
Хроника пикирующей смерти
Ноосферату
nightmare #330: посетитель
«Подвези меня, таксидермист…»
сон #201
врач
«…накормил кормчий –…»
nightmare #444: ноосферату
«это вам не окуджавская пластинка…»
nocturne #4077
песенка #38
в елесеевском
Колодец
«Умылась кровушкой…»
«слеза упала…»
танковый рай
nocturne #15
«слили в харон…»
«байройтский антисемит…»
происшествие
Несколько зим, лет, осень и весна
зима (поэма)
«Зима снег сверкает…»
зима #3a
nightmare #224: после известного происшествия
ночью
лето #13
лето #121
басня #11
свинцовые стихи по-немецки
Дети Роршаха
«жил как птица…»
«взмолилась птица…»
«хищная щень окропила…»
«котники и кототерпцы…»
nocturne #7833
«На улице Заморёнова Червячка…»
деревянная игрушка
элегия #68
Чучелко моргнет
84 (увертюра к повести в стихах)
«Хелло москва…»
метростихи #2
метростихи #201
«преснопамятный…»
«Ванька Гиблый…»
элегия #77
a lunch
мгновение
nocturne #330
сна блесна
«граф Уваров…»
Поэмы
Пророк Аджика
Говорящая ветошь
ATHF: Вода. Молодость. Голод. Сила
Дополнения Игоря Лёвшина
Сочинения Вепря Петрова
Из сочинений Саши Цветковой (объединение «Мир Искусств Котика Верблюдова»)
Куплеты Скотопоэта
Отрывок из книги
«А ведь нам говорили: / нельзя писать стихи после Освенцима…» – это из второй «лекции о поэзии» Вепря Петрова, персонажа и соавтора Игоря Левшина. Тут главное словечко «ведь» – то есть предупреждали, предостерегали, что все равно не получится, – и множественное число: «говорили». Это уже общая фраза, никому не принадлежащая, в том числе и Теодору Адорно, которому ее традиционно приписывают. Об этой полумифической фразе пишут трактаты, ее по-разному трактуют. Левшин, кажется, выбрал одну из интерпретаций (впрочем, с его выбором сохраняется неясность). Полумифичность и безличность фразы позволяет с легкостью заменять и топоним в ней: Аушвиц (в другом стихотворении Левшина: «Стихи-После-Аушвица»), Бухенвальд, Треблинка – это если сохранять верность теме. Предлагают и более частные варианты: а после изнасилования? Может ли изнасилованная поэтесса писать стихи? И если да, то какие они будут?
А после Интернета? Можно ли писать стихи-после-Интернета? и какие они будут? А жить? После Интернета. И как? – Вопросы, которые не то чтобы задаются (их как таковых здесь нет, есть Освенцим, Аушвиц, иногда немного игрушечные или мультипликационные, обманчиво ручные и контролируемые; контролируемый заключенными Аушвиц, Город Смерти), но на них отвечает вся книга. Этим вопросам подчинен ее сюжет, ибо в книге есть сюжет, который пока обозначим приблизительно так: от ада и смерти виртуальности к Новой реальности. У Николая Байтова есть давний рассказ «Голод Солнца» (герой картавит, и в его произношении в известном названии вместо «Город» получается очень подходящее здесь «Голод»), с парадоксальным образом солнца, выедающего внутренности (мозга) и оставляющего пустоту. Чтобы продолжать жить (но у Байтова об этом нет), эту пустоту надо заново заполнить.
.....
В стихах Игоря Левшина возникает ад виртуальности, окружающий героев. Причем формулу можно почти лишить метафоричности. Если ад существует, то, вероятно, он именно такой (кстати, бесы, естественные обитатели ада, в левшинских стихах тоже появляются), то есть характеризуется долгой серией «без-»: безличный, безымянный (поэтому имена в стихах всегда похожи на прозвища, ники), безместный (все равно где), безвременный (все равно когда), бесцельный, как и беспричинный («плач ни о чем» в одном из стихотворений; в этом уютном, комфортном и конформном мире страдание разлито повсюду, как нефть, но причин для него нет)… (В последних словах представление о бесе само собой в них входит, с приставкой, по независящему от нас орфографическому закону.) Ряд можно продолжать, и к концу его появится, должно быть: «бессмертный» (как и «бесконечный»). Все это равные явления без-различия: безразличный мир.
Нефть у Левшина («Надежда твоя – нефть… Поэзия твоя – нефть… Родина твоя – нефть…» и т. д. – из уже цитированного стихотворения об убитой девочке), появилась, вероятно, вот откуда. Из Бертрана Рассела, который в свою очередь пересказывал Уильяма Джеймса, известна история о человеке, который, придя в себя после действия наркотика, попытался записать, что видел и чувствовал. Получилась фраза: «Повсюду / во всей вселенной пахнет нефтью». В версии Егора Летова, с которым можно обнаружить множество пересечений в творчестве Левшина, фраза приобрела вид: «Вечность пахнет нефтью». Именно о болезненно, мучительно бесконечном мире виртуальности – стихи в книге Левшина. (Он, правда, утверждает, что никогда не слышал песен Летова. Что ж из того? Набоков времени «Приглашения на казнь» не читал Кафку. Или говорил так.)
.....
