Читать книгу Сезоны жизни - Игорь Николаевич Верещагин - Страница 1

Книга первая

Саня.

Глава 1.

Утро выдалось на удивление тёплым, тихим и солнечным. На душе у Саньки было восторженное настроение, с небольшой примесью необъяснимого страха перед неизвестным. Первый раз в первый класс – вот, что это было для него. И всё равно его неодолимо тянуло в школу. Его сосед и лучший друг Славка, был на год старше Саньки и сегодня шёл уже во второй класс. За тот год, что уже успел отучиться в школе, он между прочим успел неоднократно задрать нос перед Санькой. Вот дескать я уже школьник, а вожусь здесь с каким-то салагой, который даже не знает, как это тяжело отсидеть на одном месте почти бесшумно целых сорок пять минут. Никаких прочих преимуществ у Славки больше не было. Читать и даже немного писать Саньку научила тётка – мамина младшая сестра ещё года три назад, когда училась в училище на швею и проживала вместе с ними, потому что приехала из деревни. С тех пор, Санька довольно сильно продвинулся в мастерстве чтения и каракуле писания, поэтому Славику было особо нечем похвастаться. Но всё равно, с характерной для детей непосредственностью, Славка нет-нет, а задирал нос, как будто соприкоснулся с неким таинством, до которого Санька ещё не дорос. Иногда он выдумывал какие-то небылицы про школу, и с жаром рассказывал их Саньке, по ходу всё более приукрашая их до такой степени, что вскоре сам начинал искренне верить в своё беспардонное враньё. Но и это ещё не всё, когда в школе происходило что-либо идущее вразрез с его выдумками, он также искренне удивлялся и расстраивался, потому что его враньё, в какой-то момент становилось для него непреложной истиной.

Итак, Санька с нетерпением ожидавший прихода первого сентября, с его приходом вдруг испытал неподдельный страх. Он даже хотел сбежать куда ни будь, чтобы не идти в школу, но сумел взять себя в руки. С напускной серьёзностью, он деловито одевал на себя всё то, что подавала ему его мама. Некоторые вещи он ещё никогда не носил. Например, мужской строгий костюм (сшитый конечно же по детским размерам), белая рубашка с воротничком под галстук и классические туфли. Санька чувствовал себя как-то противоестественно в этом одеянии. Ему было неудобно. Новая, необычная для него одежда, сковывала движения и неприятно тёрлась по некоторым местам Санькиного тела. Он то и дело дёргался – что-то почёсывая, что-то поправляя. Видимо со стороны всё это выглядело потешно, потому что старший брат Саньки непрестанно хихикал над ним. Санька, подметив подобное поведение брата, тут же воодушевился, и стал кривляться – ещё больше почёсываясь и одёргивая на себе одежду. Неожиданно для всех, нудный процесс сбора в школу, превратился в весёлое и увлекательное занятие. У их мамы, конечно же хватило благоразумия не вмешиваться и не пресекать веселье сыновей, напротив она сама от души повеселилась вместе с ними. Зато к школе они подходили в приподнятом настроении.

Костик – старший брат Саньки, уже перешёл в пятый класс, поэтому, как только увидел своих одноклассников, сразу же исчез из поля зрения матери и братика.

– Здравствуйте мои дорогие детки, и конечно же родители! – такими словами встретила первоклассников и их родителей первая Санькина учительница – Анна Степановна.

– Первые три класса, мы с вами будем всё время вместе, я обещаю вам, что буду всех вас любить, а вы за это – будете просто хорошо учиться. Договорились? – толи спрашивая, толи утверждая произнесла Анна Степановна.

Вообще Анна Степановна была достаточно примечательной личностью. Это была женщина возрастом чуть за тридцать, ростом чуть ниже среднего, с приятным лицом и глазами – лучащимися добротой. Именно не излучающими доброту, а лучащимися ею. Настолько это было естественно и неподдельно, что все кто её видел в тот момент, когда она пообещала всех любить, сразу согласились, что хорошая учёба это нормальная цена за её любовь. Действительно она была педагогом, что называется от Бога, и все кто с ней был знаком, так или иначе в этом убеждались.

– А теперь дети, – продолжала Анна Степановна, – возьмитесь за руки по двое и идите за мной. Я покажу вам, где мы будем заниматься.

Мамы, папы, бабушки и даже несколько пришедших дедушек – умиленно заулыбались и неорганизованной толпой, переминаясь с ноги на ногу, словно пингвины, двинулись за почти организованной толпой своих чад в школу.

Согласно постановления, последнего съезда ЦК КПСС и Министерства Образования СССР, с этого года был введён достаточно жёсткий регламент на школьную форму, поэтому все родители, включая бабушек и нескольких пришедших дедушек, вскоре потеряли из виду своих чад в двухцветном ковре из малорослых детишек. Особенно быстро потерялись мальчики из-за более мелкого роста и меньшего различия в одеянии, чем у девочек. Тех, хоть как-то, бантиками разнообразили. Но всё равно, всем было весело и празднично на душе – наконец-то преодолён один из первых рубежей на пути выталкивания своих чад во взрослую жизнь.

Саньку посадили с миловидной девчушкой, которая при всей Санькиной некрупности, была ещё мельче его. Её косички были так туго заплетены, что казалось – её нежная кожица на лице вот-вот лопнет (хотя вопреки известному анекдоту на её мимику это не оказывало никакого влияния). Первые два урока они (да и не только они) сидели смирно и прямо, словно отлитые из гипса китайские болванчики. Они даже не смотрели друг на друга, боясь пропустить что-то из напутственных речей Анны Степановны. Но на последней перемене Сашенька и Ирочка (так звали Санькину соседку по парте), откинув условности и игнорируя слабо представляемые половые различия – весело лупили друг друга по головам своими ранцами. (Благо учебников в них ещё не было). Они делали это так усердно, что Саша вернулся домой совершенно измотанный, ещё даже более измотанный, чем его мама после ночной смены на заводе. Вид у него видимо был не очень здоровый, потому что мама не на шутку встревожилась – всё ли с ним в порядке. Санька лишь отмахнулся и скинув ранец и пиджак, бухнулся на диван, добавив при этом очень серьёзным тоном, что просто устал. (Сцена – достойная подражания для взрослых «сачков» – имитирующих свою важность и утомлённость от возложенной на них «великой ответственности»). Впрочем, уже через десять минут он взвился над диваном словно ракета, и судорожно переодеваясь, сказал маме, что до отдыхает на улице, откуда неслись весёлые крики, уже «отдыхающих», Санькиных друзей.

Санька на лету попрощался с мамой и уже через пять минут так вжился бы в роль игрока в «пятнашки», что всё прочее для него перестало бы существовать. «Пятнашки», «салочки», «догонялки» – по сути одна и та же игра, по разному называемая в разных уголках необъятной Родины. Эта игра была как разогревка для детишек, и в принципе надоедала уже через двадцать тридцать минут. Дальше мальчишкам требовались настоящие приключения. Они разбивались на две группы. «Вооружались» кто чем мог – в зависимости от имитируемой эпохи, либо «мечами», либо «пистолетами» и «автоматами». В прочем и в том и в другом случае роль оружия играли палки и сухие ветки деревьев. Иногда, конечно пацаны не ленились, и разбегались за оружием (игрушечным конечно же) по домам, чтобы затем снова собраться в условленном месте. Но такие разбеги неизменно вели к потерям в рядах вооружённых сил Сашкиного двора. Кого-то заставляли садиться делать уроки, кого-то усаживали есть, кого-то отправляли в магазин, ну и т.д. и т. п. Поэтому пацаны зачастую предпочитали обходиться подручными средствами. А богатое детское воображение дорисовывало необходимые для игры элементы и атрибуты. С воображением у пацанов вообще всё было в порядке. Иногда они так заигрывались, что их «невзаправдашние» пытки захваченного «языка» условного «врага» плавно начинали превращаться в «взаправдашние». А наигранная ненависть к «лютому врагу» могла запросто превратиться в ненаигранную. Такие игры нередко кончались слезами обиды, а иногда даже и разбитыми носами. Впрочем, через день-два статус-кво восстанавливался как-то сам собой, и пацаны снова собирались в дружные компании, и снова придумывали новые игры и приключения.

Надо отдать должное государственной власти того времени – она заботилась о моральном облике своих граждан с младых ногтей. Не было, ни каких фильмов-ужасов, боевиков, сценок с фривольным поведением актёров, и прочей дребедени, которая могла бы послужить советским гражданам дурным примером. Более того в СМИ все репортажи говорили только об успехах и достижениях отдельных товарищей, рабочих коллективов и всей страны в целом. А интервью бралось, только у людей достойных, заслуживающих уважения у большинства нормальных окружающих сограждан. Руководство страны либо знало, либо чувствовало, что нельзя показывать людям негативные моменты их жизни, тем самым тиражируя зло, а также оно знало, что даже сыгранное в фильме или спектакле зло – всё равно является злом. Поэтому цензура была достаточно жёсткой и не сидела без дела, непрестанно фильтруя поток информации и зрелищ для медиа-масс. В результате до народа доходили либо исторические фильмы, либо комедии, иногда фантастика, но чаще всего – фильмы имеющие уклон в сторону патриотического воспитания населения. Короче, Санька, с сотоварищи насмотревшись, очередного кино про героев гражданской или великой отечественной войны, всячески старались воссоздать подвиги этих героев в своих играх.

Но сегодня, было первое сентября, и всё было не так, как в обычные дни. Санька вышел на улицу степенной походкой, прямо держа спину (как учили в школе) и с очень серьёзным выражением лица. Санькины друзья завидев его, довольно быстро осознали всю важность момента и вдруг поняли какое общение должно иметь место сегодня между ними. Двое из троих ближайших Санькиных друзей разделили сегодня его участь. Лишь Эдьке предстояло ещё целый год гулять на воле, хотя его нельзя было считать неприкаянным, ведь он ходил в садик – в подготовительную группу. Одним словом – пацаны, с серьёзными минами, подобно взрослым мужикам, нагруженным большой ответственностью, расселись вокруг дворового столика для домино, и стали обсуждать свою «горькую судьбинушку». Они как ветераны чего-то там непонятного, говорили на малопонятном для Эдика языке о тяжестях школьной жизни, а бедный Эдик, подобно необстрелянному салаге, вынужден был молча сидеть и слушать «героические саги» о школьных подвигах своих друзей. Впрочем, дети есть дети. Уже через пол часа, лимит дневной серьёзности у них был исчерпан, и вскоре, они уже с улюлюканьем носились по двору, воспроизводя очередные приключения своих любимых киношных героев.

Постепенно, их компашка стала обрастать вновь прибывающими пацанами. И то, что годилось в качестве развлечения для троих-четверых ребятишек, не годилось для толпы побольше. Поэтому вскоре, кто-то вынес мяч, и среди пацанов завязалась футбольная баталия.

Голодный, с трясущимися от усталости ногами и дрожащими руками, Санька появился на пороге своей квартиры. Практически сразу он понял, что пропустил нечто важное – происшедшее дома в его отсутствии. Несмотря на важный для всей страны день, Санькина мама ушла на работу во вторую смену («с четырёх» – как сама она её называла). Ну, а отец само собой был немного под шофе (повод-то – достаточно серьёзный, как никак детишки в школу пошли). Всё вроде бы было нормально, но Санька, как-то интуитивно чувствовал, что, что-то не так. Наконец его взгляд упал на старшего брата, важно возлежащего на диване и якобы читающего какую-то книжку. Так же он заметил, что Костик с какой-то ехидной улыбочкой поглядывает на него из-за переплёта. Это насторожило. Через мгновение, Санька сбросив кеды, начал рыскать по квартире судорожно пытаясь выявить причину своего беспокойства. Вскоре он забрёл на кухню и…, ему всё стало ясно. По жалким остаткам трапезы он понял, что пропустил семейный пир. Конечно же, ему всего понемногу оставили, но ему стало невыносимо обидно, что всё произошло без его личного присутствия.

Глотая горькие слёзы обиды, Санька снова выскочил на улицу. Он ещё не знал, как отомстит своим домочадцам, но точно знал, что может это сделать, лишь заставив их беспокоится о себе. Не найдя чем заняться, он стал раскачиваться на ветке дерева, как на тарзанке – ухватившись за неё руками. Ветка дворового клёна была хлипкой – едва начинающей деревенеть, поэтому после нескольких движений, она с треском обломилась. Санька упал спиной на землю, стукнувшись головой о бетонную отмостку двух этажного дома, в котором они проживали. Его рот наполнился сладким вкусом, а перед глазами поплыли розовые круги. Некоторое время, он находился в приятной расслабленной неге, как вдруг почувствовал, что его подхватили чьи-то руки, и сквозь розовые круги фрагментами проступило лицо матери.

В этот день на заводе где она работала, оборудование на котором она работала, было приостановлено на плановый осмотр, и её пораньше отпустили домой. Она видела, как её сын уцепился за ветку и начал раскачиваться на ней. Видела – как ветка обломилась, и он упал, но была ещё далеко от места происшествия и не могла предотвратить этого. Когда она подняла сына с земли, то почувствовала, как её правая рука, которой она подхватила его под голову, становится мокрой и липкой от горячей крови, которая тонкой струйкой текла из Санькиного затылка. Вид крови вогнал её в панику, и многократно отозвался болью в материнском сердце. Ещё не зная, насколько серьёзно или несерьёзно повредился её сын, она с причитаниями понесла его домой. Подобная реакция собственной матери очень сильно напугала Саньку. Он подумал, что умирает, и потерял сознание.

Глава 2.

Приближение первых летних Санькиных каникул – вызывало у него неподдельную радость. За время учёбы в первом классе, Санька сделал для себя неутешительный вывод – школа, это не для него. Он не любил ходить в школьный туалет, и поэтому по долгу терпел, чтобы лишний раз туда не ходить. Он не любил шумных мест, сборищ и мероприятий, поэтому всегда старался потихоньку с них сдуться, если это было возможно. Он не любил тормозной учебный процесс, когда фразу из букваря «мама мыла раму», приходилось талдычить по целому часу. Потому что, видите ли школьная программа рассчитана на то, что бы перетаскивать по всем этапам обучения, самых последних идиотов. Он не любил утренние разминки и распевки, когда весь класс выходил в общий коридор, и повторял за дежурным по классу какие-то идиотские телодвижения, при этом напевая не менее идиотскую песенку типа «Мы милашки – куклы неваляшки!». В общем, ему уже порядком всё это поднадоело, и только философский склад ума и терпеливый характер, позволили дотянуть до летних каникул.

После прошлогодней травмы головы, когда он рухнул с веткой на край бетонной отмостки своего дома, Санька отлёживался дома всего один вечер. Осмотрев его более внимательно дома, родители пришли к выводу, что ничего страшного не произошло. Однако в школу Санька пошёл с перевязанной как у раненого партизана головой, чем кстати, немало гордился. Все новые Санькины приятели – участливо спрашивали, что с ним произошло и не болит ли голова. А Санька со свойственной настоящим героям скромностью, ответствовал, что всё нормально, но делал это так, как будто вчера он был на ответственном секретном задании и там был ранен. Так вот, после данного вышеописанного события, Санька начал замечать одну очень странную вещь. – Когда кто либо из окружающих начинал ругаться, а особенно материться, Санька видел, как изо рта этого человека вместе с матами и руганью вылетают черные сгустки, которые мгновенно размножаясь стремительно настигают всех кто слышит эту ругань, и с каким-то противоестественным шипением въедаются в них. Шипения, конечно же не было, но Санькино воображение его очень ярко дорисовывало. После этого, он наблюдал, как на невольных слушателях, проявляются пятна – от светло-серых до густо-чёрных, причём не только на лицах, но и на других частях тела. При этом, Санька видел их даже сквозь одежду. У самих же – матерящихся рты буквально зияли чернотой, а на теле проявлялись долго не сходящие тёмно-чёрные кляксы. Он конечно же не понимал, что среди окружающих кроме него этого никто больше не видит, поэтому вначале не придавал этому никакого значения. Хотя как-то раз спросил у матери: «Мам, а почему, когда люди ругаются и говорят нехорошие слова, из них вылетает что-то чёрное, и рот у многих людей вообще постоянно чёрный?» Мать с удивлением посмотрела на сына, но спросила почему-то: «О каких словах ты сейчас спрашиваешь?»