Оглавление
Игорь Сид. Геопоэтика. Пунктир к теории путешествий
Приключения геоцентриста, или Тормоза отменяются
Города и локальные мифы
Крым: предчувствие новой мифологии. Боспорский форум как попытка к возрождению таврического мифогенеза[1]
Екатеринославъ. Въ ожиданiи приятной катастрофы[7]
Город вечной мечты[14]
Донецк: амнистия джиннам (геопоэтика кротовьих нор)[17]
Другая Шамбала. Геопоэтика бельведера[18]
В тихом омуте Джа (геопоэтика тайного омфала)[21]
Страны и ментальности
Тропик Водолея[23]
Масаи Крыма и Галиции[24]
Натуральные НАТОвцы[25]
Раскрась карту[26]
Остров Армения (геопоэтика аскезы)[29]
Нам нужна «мифологически насыщенная» Федерация[30]
Будущее как опечатка. Муки новой антропологии[31]
Крым, Украина, Россия: призрачный шанс[35]
Континенты и концепты
Африканская призма[47] (Аполлон Давидсон[48] о Николае Гумилёве)
Южный крест Эйрика Торвальдсона[49]
Одомашненный космос. Альтернативная астронавтика – скрытый смысл африканского искусства[50]
Антиподы. Атлантизм. Австральность[51]
Белый мыс чёрного континента, или Карфаген должен быть[52]
Планета и обитатели
Сакральный детектив[54] (О книге Елены Ханги «Про всё»[55])
Шут, колдун, советник, соперник. Художник ищет новый язык общения с властью. Потеснитесь, цари[56]
Уголки шара: задача для Homo Vagabundus[58] Всё ещё нет науки о путешествиях…
Минусы вертикали[59]
Глобальное потепление как торжество всего[60]
Корабль старых дураков[61]
Homo Lusens, наследник Крыма[62] (О книге Александра Люсого «Наследие Крыма: геософия, текстуальность, идентичность»[63])
Слово о Дмитрии Замятине[64]
Конец истории, начало географии «Неандертальский вопрос» сегодня[65]
Двое в одном скафандре[66]
О воле к Волошину[67]
Междисциплин
От геополитики к геопоэтике. Смена парадигмы мироустройства на примере преобразования крыма В мировой культурный полигон[68]
«Основной вопрос геопоэтики»[69]
Геопоэтика и геопоэтические проекты сегодня[70]
Мифопоэтические практики и их артефакты. Опыты постсоветского периода[72]
«Власть маршрута»: путешествие как фундаментальный антропологический феномен[81]
Межультурное взаимодействие и геопоэтика: О значении путешествий (на примере одной сюжетной линии в романе Даура Зантария “Золотое колесо”)[87]
Территория и ландшафт как палимпсест. Макс Волошин, Даур Зантария: геопоэты в «свёрнутом» путешествии[115]
Геопоэтика в картинках
Приложение. Фрагменты бесед
Остров непогибших кораблей, или На берегу мирового симулякра[152]
Остановить войну мифов[153]
Новая нефть[156]
«Наивный антрополог», или В поисках точек сборки[157]
Мир по законам геопоэтики: миссия переводчика[158]
Отрывок из книги
С автором этой книги я знаком и дружен около четверти века, со времён первых Боспорских форумов современной культуры в Керчи, о которых, как и о многом другом, читатель узнает в изложении самого Игоря Сида (хотя и мне доводилось писать об этом в своих статьях и книгах). С тех пор мы периодически участвуем и в других проектах друг друга. Настоящая дружба должна быть проективной, как и настоящая геопоэтика.
В сфере геопоэтики Сид с середины 1990-х годов – фигура центральная как минимум на постсоветских и соседних с ними пространствах, выполняющая одновременно и расширительные, и собирательные функции. Он дополнил эссеистическую геопоэтику Кеннета Уайта научным и проективным (прикладным) направлениями, и выстраивает все эти годы диалоговое пространство для поиска общего языка между адептами разных геопоэтических дискурсов.
.....
В 80-х началась генеральная перепланировка городского центра. Милые моему сердцу ветхие квартальчики доминошными рядами ложились под феллиниевской гирей просвещённой градостроительной мысли. Чудом устоял дом 3 по Московской (или она уже улица С. Бандеры?..), напротив ЦУМа, где до 78-го жила в комнатке на втором этаже моя семья. Но поднебесные семирамидины тропы наших давешних изысканий, опутывавшие серпантином крыши и чердаки десятков домиков и домов, исчезли из этой реальности. И только в памяти детства пульсируют невидимые в воздухе новообразованных скверов и пролётов (как например между Театром Шевченко и задним двором старого “Детского мира”; между Новым мостом – именуемым так тридцать первый год со дня возведения – и площадью Ленина), уничтоженные вместе с архитектурным антиквариатом пунктирные траектории “по сокращёнке” и альпинистские маршруты повышенной сложности, рекогносцировочные аулы и разворовывавшиеся сверстниками из враждебных кланов наши профессионально сколоченные орлиные гнёзда.
Загадка растворилась в опустевшем просторе, в атмосфере, в сложно структурированном прозрачном небе Днепропетровска, и в 85 году, сцепив зубы, я добился долгожданного распределения в керченский НИИ океанографии, в лабораторию биоресурсов Индийского океана. Между экспедициями, буднично отягощёнными поэтическим вдохновением, я обнаруживал себя в литературной Москве, особенно в командорском подвале – светлой памяти – газеты “Гуманитарный Фонд”. Потом было явление группы “Полуостров”, и сессии Боспорского форума, и открытие в Москве Крымского геопоэтического клуба. Случилось так, что Форум и Клуб разделили между собой “хроноскопические” роли: первый заострён на прошлом культуры (“наследие истории сквозь призму современной эстетической мысли”); Крымский клуб же – на её настоящем (вечера ещё живых классиков, всяческие круглые столы и конференции на злобу дня). Но вот на последнем Форуме прозвучали и другие доклады: “Будущее как опечатка” (Изяслав Гершмановских, эссеист, Лос-Анджелес), “Гео – эго, или Дата Светопреставления” (Владимир Микушевич, философ, Москва), “Девять Завтра мировой фантастики” (Андрей Цеменко, дегустатор фантастики, Крым), “Древность и будущее Средиземноморья” (Аркадий Ровнер, литератор, Нью-Йорк), “Эсхатология, как синдром fin de siecle” (Кнутс Адевитс, филолог, Тарту). Пикантность ситуации заключалась не только в объективном приближении Миллениума, но и в субъективных психиатрических нюансах автора данного очерка, исподтишка муссировавшего дебаты.
.....
